Поделиться
Наша собеседница — кандидат исторических наук Надежда Винюкова.
Мы говорили о жизни и служении известного священника начала ХХ века Иосифа Фуделя, об отношении Церкви и интеллигенции тогда и сейчас, а также об «апологии чистого христианства», которая нашла место в творчестве отца Иосифа и его сына, духовного писателя Сергия Фуделя. Разговор шел о книге «Обрученный Церкви», где можно найти письма отца Иосифа, а также воспоминания его современников о нем самом. Наша гостья объяснила, почему судьба и труды этого священника представляют особый интерес в наше время.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, дорогие друзья, у микрофона Константин Мацан, рад вас приветствовать. С нами сегодня на связи в «Светлом вечере» Надежда Винюкова, кандидат исторических наук. Добрый вечер.
Н. Винюкова
— Добрый вечер, дорогие радиослушатели, здравствуйте, Константин.
К. Мацан
— Поговорим сегодня об истории Церкви того периода, который очень сильно нас касается, это рубеж веков XIX и XX. Нашим радиослушателям наверняка очень хорошо известно имя духовного писателя, публициста, богослова Сергея Фуделя, очень часто в последнее время в разных контекстах, разных дискуссиях православные сообщества на него ссылаются, его работы издаются, в программе «Родники небесные» часто звучат отрывки из его произведений, а вот сегодня мы поговорим о его отце, священнике Иосифе Фуделе, об этой фигуре, в которой, Надежда, вы меня поправите, если я ошибаюсь, но я думаю, что это можно сказать, что целая судьба поколения в его опыте, в его жизни отразилась и время отпечаталось его жизни, с такой оценкой вы бы согласились?
Н. Винюкова
— Да, безусловно, этот вопрос о поколении, что отец Иосиф, он умер в 18-м году, то есть его жизнь не перевалила в трагический XX век, но он, безусловно, был таким предтечей и частью этого поколения новомучеников и среди его окружения были многие новомученики, например, Михаил Новоселов, Илья Четверухин и многие другие. И я подозреваю, что и он мог бы оказаться в их числе, если бы не скорая смерть в 18-м году от испанки, от эпидемии.
К. Мацан
— Ну вот смотрите, я нашим слушателям расскажу, что вы буквально около недели назад защитили диссертацию кандидатскую по истории, именно по жизни отца Иосифа Фуделя, и мы вас поздравляем с этим.
Н. Винюкова
— Благодарю.
К. Мацан
— И одновременно вот сейчас буквально в эти дни в издательстве православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета вышла книга, одним из соавторов которой вы являетесь, составителем которой вы являетесь, книга, посвященная жизни отца Иосифа Фуделя, которая называется «Обрученный Церкви», это публикация, источник публикации его писем, его переписки, воспоминания о нем его современников, и эта книга тоже дает повод поговорить об этой эпохе, в которой отец Иосиф жил и об этой фигуре, в которой эта эпоха отразилась. Ну вот вы глубоко в теме, как человек, изучавший это а вот я думаю, что для наших радиослушателей не для всех хорошо знакомо имя отца Иосифа и, может быть, не все себе представляют, если угодно, масштаб этой фигуры, вот если бы вам нужно было для человека, который мало знаком с историей того периода и с этой личностью Иосифа Фуделя какой-то такой одной фразой, как будто на визитке, рассказать, что это за личность, почему его судьба такой интерес представляет, вот отец Иосиф Фудель и его время — это для вас, в первую очередь, про что?
Н. Винюкова
— В первую очередь это, конечно, про пастырство, такое пастырство по призванию, вот чем уникален в своем поколении отец Иосиф — тем, что для того времени это был уникальный феномен перехода из светской среды в церковную, то есть не происходил из среды духовенства, он стал священником, окончив Московский университет, юридический факультет, это было очень непросто в то время, то есть духовенство, как сословие — да, оно начало размываться, но по-прежнему было таким корпоративным, замкнутым, но ему удалось не только как интеллигенту «ввернуться» в Церковь, ему удалось войти в алтарь, то есть это отражает и общую некую такую смену парадигмы в отношении пастырства на рубеже веков, когда пастырь рассматривается, как такой водитель душ, не просто некий, выполняющий бытовые функции требоисполнительские, но он несет в себе особую миссию, и отец Иосиф неслучайно всегда говорил о миссии Церкви среди интеллигенции, то есть это тема остается и сейчас для нас актуальной.
К. Мацан
— А вот смотрите, вы сказали, что он был пастырем именно, как водителем душ, я думаю, что для нас сегодня, особенно для тех, кто живет церковной жизнью, может быть, и для тех, кто просто наблюдает за священниками в их блогах, инстаграма (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)х это кажется неким таким естественным, казалось бы, ну кто такой пастырь — это тот, кто как-то общается с паствой, в этом смысле что особенного в этой характеристике в плане того времени, в которое жил отец Иосиф, что, не все пастыри были водителями душ, что как-то это было редкостью?
Н. Винюкова
— Ну конечно, мы знаем многих великих пастырей, одно имя Иоанна Кронштадтского современника Фуделя, которому, кстати, ему посчастливилось сослужить однажды, он очень любил его, многих других можно назвать, но все же принято говорить о некоем таком духовном кризисе рубежа веков и сейчас, и в то время говорили о некоей такой заскорузлости синодальной системы, такой формализации, то есть существовал ряд проблем и в подготовке пастырей, что Церковь должна была отвечать вызовам современности вот этой растущей агрессивной секуляризации, конфликта сакрального и секулярного, то есть нужны были такие подлинные пастыри с миссионерским заделом, вот это я имею ввиду.
К. Мацан
— Меня очень удивило, когда я читал вашу вступительную статью к книге «Обрученный Церкви», к той книге об отце Иосифе Фуделе, что когда он пожелал стать священником, он встретил сопротивление, не сразу это одобрили, что называется, «на ура» не приняли эту идею, а вот почему, с чем это было связано?
Н. Винюкова
— Ну да, действительно, Иосиф Фудель, он попытался сам прийти к московскому священноначалию, к митрополиту Иоанникию, подумал, что его примут с распростертыми объятиями, но не тут-то было, митрополит Иоанникий не воспринял его, сказал, что: ну что это, юноша, одумайтесь, какой-то студент пришел, начитался там славянофилов и решил пойти в народ таким образом, что несерьезно, без образования, из светской среды, да еще фамилия такая — Фудель, какая-то немецкая, в общем, не встретил он понимания и только благодаря его дружбе с Константином Леонтьевым, таким знаменитым философом, мыслителем, удалось такими окольными путями, знакомствами Константина Леонтьева в Синоде, через Филиппова, Победоносцева добиться рукоположения, причем в северо-западных землях, поскольку в этом крае северо-западная система была несколько иная, то есть там более гибкое было духовенство, там чаще можно было встретить священников, пришедших из мира в Церковь.
К. Мацан
— А когда он стал священником, его отправили служить в далекие земли, чем этот опыт стал для него в плане его формирования, как пастыря? Это был важный опыт, можно сказать, что ему в каком-то смысле повезло, поскольку он сам родился в Гродно по месту службы отца, его отец был военным и это не было для него краем света, но все-таки это были очень специфические земли, включенные в состав Российской империи, там очень сложный этно-конфессиональный состав, сложные традиции, специфические, в том числе, церковные, то есть отец Иосиф был поражен тем, что не вполне соблюдаются посты, какие-то еще свои традиции специфические, но он отмечал много положительных черт, в частности, братскую жизнь, существование в северо-западном крае православных братств, так как православие там конкурировало и с католичеством, с униатством и поэтому находило вот такую особую живую форму жизни. И впоследствии отец Иосиф всегда продвигал вот эту форму существования Церкви в великорусских землях, он сам состоял в Братстве Святителей Московских в начале XX века, то есть в этом смысле это был ценный опыт для него.
К. Мацан
— Ну вот если немножко отвлечься от биографии, мы еще к ней вернемся, она насыщенна и, повторюсь, наверное, в жизни отца Иосифа, как океан в капле воды отразилась судьба поколения. Ну вот вы подробно изучали его жизнь, выступили соавтором книги, что для вас лично, как для человека, оказалось при знакомстве с опытом этого пастыря самым неожиданным, самым значимым, что заставило задуматься о чем-то важном?
Н. Винюкова
— Лично для меня, наверное, это был как раз вот этот переход человека интеллигентствующего, человека эпохи во многом внутрь Церкви, то есть да, сейчас это, может быть, не будет удивительным, что человек станет священником, а тогда это было сложно, тогда было непросто...
К. Мацан
— Тогда это был вызов в каком-то смысле времени.
Н. Винюкова
— Да. Мое знакомство с отцом Иосифом началось с замечательной переписки его с Константином Леонтьевым, изданной Ольгой Леонидовной Фетисенко, в соавторстве с которой мы книгу издали, это вообще, наверное, ключевое такое издание для понимания того, как формировалось мировоззрение отца Иосифа, совершенно уникальная переписка, там более семисот страниц, он доступен в сети, называется «Преемство от отцов», это книга из приложения к полному собранию сочинений Константина Леонтьева, очень рекомендую всем ознакомиться, кому интересно. Это очень необычная была дружба людей разных поколений, то есть разница более тридцати лет, некий студент юный двадцати с небольшим лет общается с крупным, очень сложным философом, непонятным в свое время, и находят они такое глубокое взаимопонимание, и столько плодов приносит эта дружба, столько надежд Константин Леонтьев возлагал на отца Иосифа и впоследствии он, к сожалению, Константин Леонтьев, через четыре года умирает, но отец Иосиф будет нести это знамя Константина Леонтьева, он станет его первым издателем собрания его сочинений, это огромный труд жизни, сочетая с пастырской деятельностью, со своей публицистической проповеднической он издает девять томов Константина Леонтьева и в начале XX века он является таким главным хранителем его памяти, транслятором его идей, он довольно востребован среди интеллигенции, которая уже посмертно открывает для себя этого философа.
К. Мацан
— Надежда Винюкова, кандидат исторических наук сегодня с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер», мы говорим об отце Иосифе Фуделе, замечательном священнике, московском пастыре, несшем свое служение на рубеже XIX-XX веков, более ста лет назад, Надежда выступила соавтором книги, только что вышедшей в издательстве православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, книга называется «Обрученный Церкви» эта книга как раз посвященная жизни отца Иосифа Фуделя, в ней собраны его воспоминания, его письма и воспоминания о нем его современников, и мы разговариваем о жизни отца Иосифа, о той эпохе, в которой он жил, и о том, как в его трудах, в его биографии отражаются проблемные смысловые моменты тех времен. И, кстати, любопытно: вы перекидываете такой мостик к сегодняшнему дню, с одной стороны, нам сегодня кажется, что нет ничего особенного, если человек не из церковной среды, не из священнической семьи приходит к вере и принимает сан, будучи по первому образованию кем угодно, физиком, юристом и так далее, то есть светский человек меняет свою жизнь, а тогда, сто лет назад это был нонсенс, священничество было таким, наследственным, как правило, в семинарию поступали люди из семей священников и то, что человек из интеллигентской, как бы мы сказали, среды, выпускник юридического факультета Московского университета и вот юрист по образованию идет и хочет быть священником, причем в юном возрасте, 24 года ему было, когда он принял сан, тогда это был вызов и, кстати, я сегодня тоже общаюсь со священниками, с преподавателями московских и не только московских семинарий, которые делятся такими же мыслями, что сегодня в каком-то смысле тоже для молодых людей связать свою жизнь с Церковью именно как священником стало в каком-то смысле вызовом, когда очень много разной информации о Церкви вокруг, когда много негативной информации, может быть, ложной и непроверенной, но кто будет проверять, она есть и на этом фоне тоже сегодня в чем-то современные молодые люди в какой-то степени, в каком-то смысле повторяют путь тех священников из интеллигенции, одним из которых был отец Иосиф Фудель сто лет назад. Я вот еще к какой бы теме хотел обратиться: вы в своей статье вступительной к этой книге, о которой мы говорим, приводите пример того, как сын отца Иосифа, Сергей Фудель, духовный писатель и богослов формулирует суть служения отца Иосифа, по мысли Сергея Иосифовича суть служения его отца была в апологии чистого христианства, вот это выражение «чистое христианство», которое сам Сергей Фудель часто использует в своих трудах и говорит, что его отец занимался всем своим строем жизни апологией чистого христианства, как вы это понимаете, как вы это расшифровываете, как это выражалось на практике в жизни и трудах отца Иосифа, что такое в этом смысле для него было чистое христианство?
Н. Винюкова
— Да, Константин, важный вопрос вы подняли, он такой, довольно непростой, может быть, нам поможет еще такое определение, которое встречается и у Сергея Фуделя, и у Сергея Дурылина, который также оставил замечательный очерк об отце Иосифе, это Оптинский дух, что отец Иосиф был носителем особого Оптинского духа. Действительно, когда он сам утверждался в вере, он когда-то прошел тоже период нигилизма в гимназические годы, но вот в период своего обращения ему посчастливилось бывать несколько раз в Оптиной пустыни, поскольку Константин Леонтьев жил у ее стен, а он к нему приезжал, и преподобный старец Амвросий Оптинский благословил будущего отца Иосифа на принятие сана и вот этот дух этой святой обители, этого такого очага, у которого согревалась Россия, по выражению Георгия Федотова, что вот Оптина и Саров, вот они были два очага, вот он это горение, этот дух пытался пронести через всю жизнь и для понимания этого многое дает очерк Дурылина опубликованный в нашем издании, потому что Дурылин представляет отца Иосифа, как идеального такого иерея, не просто батюшку, он там приводит несколько типов священников, что вот кого-то можно назвать «Николай Иваныч» и поздороваться за руку, а кого-то только «отец Николай» и «отец Иосиф» и попросить благословения, то есть это разные типы, разные духовные образы.
К. Мацан
— Фудель ко второму типу принадлежал по мысли Дурылина, да?
Н. Винюкова
— Да, к типу отца Иосифа, то есть была некая дистанция духовная, что ли, в хорошем смысле дистанция и вся совокупность деятельности очень широкой отца Иосифа и издательская, и законоучительство, помощь заключенным, бедным, участие в философских кружках, обществах и все это было объединено идеей христианского просвещения, идеей воцерковления жизни, освящения жизни, несения этого света Христова, можно, наверное, так расшифровать эти слова Сергея Фуделя об апологии чистого христианства.
К. Мацан
— Как интересно, тоже вы приводите в одном из писем отца Иосифа, он озвучивает такую мысль, что (я своими словами это рассказываю), ему важно уловлять души, по-моему, он об этом пишет Леонтьеву, когда его отправили служить на Северо-Запад, где он в каком-то смысле немножко так тоскует, мечтает о том, чтобы вернуться, например, в Москву и, например, заниматься просвещением среди студентов университета, вот где живые души, вот где перспективы такой пастырской деятельности. Вот, с одной стороны, понятно, о чем пастырь пишет, с другой стороны, может быть, глядя из современного состояния умов и общества это выглядит как немножко такая борьба за души: нам надо побольше на свою сторону людей привлечь, такой какой-то немножко маркетинговый подход, заостряя, скажу, в этом можно расслышать из сегодняшнего дня, но ведь, наверное, это не было так для отца Иосифа, вот как вы эту тему чувствуете? Вот вы сказали: христианское просвещение, его стремление к этому, а в чем он видел смысл, не просто же в увеличении количества сторонников?
Н. Винюкова
— Конечно, тут смысл безусловно, не в количестве, а в качестве, то есть это очень актуальный вопрос, Константин, вы и сами, можно сказать, находитесь на передовой вот этой борьбы сегодняшней, на ниве христианского просвещения, некоей миссии, и тогда тоже, действительно, замечательно это письмо, где отец Иосиф скучает в этой провинции по Москве, говорит: «Вот бы в университет, вот бы какие рыбы ловить». И еще есть у него строки о том, что он пишет: «Я всегда мечтал быть пастырем интеллигентных овец». Дело в том, что тут накладывается некий такой общий дискурс, общее представление о интеллигенции того времени о своей собственной миссии среди народа, то есть было такое разделение на массу народную. Крестьянскую, которая нуждается в просвещении и вот соль земли — интеллигенция, которая должна как-то влиять на крестьян, но отец Иосиф еще в студенческие годы пишет в одной из своих работ о том, что подлинное вхождение в народ интеллигенцией может быть только если интеллигент стоит на одной мировоззренческой почве с крестьянством, то есть на почве православия и только тогда он может разговаривать с ним на одном языке и может его развивать и эту ниву народную нужно не переделывать по каким-то последним веяниям прогрессивной мысли, а возделывать, то есть развивать сознательное христианство, развивать все лучшее, что есть в народе и в этом смысле отец Иосиф и Константин Леонтьев, они мечтали о таких интеллигентах, интеллектуалах, образованных людях, которые необязательно будут становиться пастырями, священниками, которые каждый будет трудиться на своем месте, это учителя, безусловно, и профессура, которая будет также нести этот свет, также будет нести свою миссию.
К. Мацан
— Вот любопытно, у нас ведь слово «народничество» обычно ассоциируется с революционерами 60-х годов XIX века, с Чернышевским и так далее, со всей вот этой плеядой мыслителей и деятелей, которые входили в народ, чтобы народ сподвигнуть к восстанию, к революции, вот такое понимание термина «народничество» закрепилось, может быть, после советской школы в таком ее широком сознании, вы, получается, говорите о том, что Фудель по-своему этот термин переосмысливает, говорит о том, что народничество — это именно попытка стать ближе к людям, к простому человеку, что называется, и путь к этому именно через веру, через православие, через такую близость души, он же даже говорил о некоем лженародничестве революционеров и православном народничестве подлинном, правильно я вас понимаю?
Н. Винюкова
— В каком-то смысле да, в каком-то смысле это было переосмысление, но все-таки феномен народничества, он действительно более сложен нежели какие-то штампы, может быть, советской историографии, то есть народничество — это не только революционеры, не только радикальное крыло, вообще оно видоизменялось с течением лет и после убийства Александра II народничество никуда не делось, оно просто трансформировалось в такое легальное течение, но, в принципе, всегда было и это умеренное течение, это учителя, инженеры, врачи, фельдшеры, интеллигенция, которая едет в деревню, едет к народу и хочет действительно для своей страны какого-то созидания возделывания и именно об этом говорит отец Иосиф, что нужно ехать прежде, чем что-то делать нужно иметь мировоззрение, тогда будут и подлинные плоды.
К. Мацан
— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы, я напомню, сегодня с нами и с вами в «Светлом вечере» Надежда Винюкова, кандидат исторических наук, один из соавторов книги об отце Иосифе Фуделе, книга называется «Обрученный Церкви», мы сегодня говорим об этом замечательном пастыре, о его жизни, о том времени, в котором он жил и о том, как это время связано с нами и о том, что оно нам говорит о нас сегодняшних. К этому разговору вернемся после небольшой паузы, напомню, у микрофона Константин Мацан, это «Светлый вечер», не переключайтесь.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, еще раз здравствуйте, дорогие друзья, у микрофона Константин Мацан. На связи сегодня с нами Надежда Винюкова, кандидат исторических наук, мы говорим о книге «Обрученный Церкви», это книга об отце Иосифе Фуделе, замечательном пастыре, который нес свое служение на рубеже XIX-XX веков, отец Сергея Фуделя, духовного писателя, хорошо нашим слушателям известного, у нас, кстати, однажды в «Светлом вечере» была внучка Сергея Фуделя, то есть правнучка отца Иосифа...
Н. Винюкова
— Мария Николаевна.
К. Мацан
— Да, эту программу можно найти на сайте «radiovera.ru» и, кому интересно, переслушать. А вот название книги «Обрученный Церкви», в чем идея такого заголовка?
Н. Винюкова
— Идея была многозначительна, в каком-то смысле здесь мы обыграли то, что отец Иосиф был назван в честь Иосифа Обручника, вообще отцу Иосифу посчастливилось родиться в Рождество Христово и назван он был в честь Иосифа Обручника, обрученного Пресвятой Богородице и как-то путь его жизненный сложился так, что можно сказать, что он был обручен Церкви.
К. Мацан
— А вот его этап служения в Бутырской тюрьме, как я понимаю, самый длительный этап его пастырского нахождения на одном месте, ну или, как минимум, очень длительный, 15 лет, если я не ошибаюсь, примерно он был пастырем в Бутырской тюрьме, причем время его служения пришлось на такие большие социальные события в истории России и все это время он окормлял заключенных, тоже такая любопытная ирония судьбы, если угодно: человек, мечтавший быть пастырем «интеллигентских овец» и тосковавший по работе со студентами университета, отправляется по благословению священноначалия служить именно в тюрьму, вот как эти годы его формировали? И вы в начале программы сказали, что для вас образ и облик духовный отца Иосифа — это, в первую очередь, облик пастыря, вот как это, как пастыря, его формировало?
Н. Винюкова
— Да, это был, конечно, такой огромный жизненный урок и отчасти урок смирения стремившегося к интеллигенции пастыря, но он стремился и к народу тоже, он много писал и о народной школе, о просвещении народа вообще, поэтому он окунулся более чем в народную среду, это было подлинное хождение в народ для него и опыт, конечно, уникальный и очень тяжелый. Отец Иосиф очень любил Достоевского, и вот тут он оказался, можно сказать, в «Мертвом доме», в такой тяжелой среде людей, во многом духовно больных, нуждающихся в свете, в каком-то исцелении, пастырстве, наставлении и, конечно, он оказался там безумно востребованным. И он пытался помогать не только духовным советом, не только развитием грамотности, он и библиотеку содержал, и школу грамотности создал. Он неслучайно во многом, может быть, там оказался, он уже имел юридическое образование и пытался бороться за улучшение положения арестантов и заключенных, пытался искать, выявлять жертв судебной ошибки, о которых он узнавал, когда исповедуются заключенные перед ним, как бездны человеческого духа открывались, так и вершины, он встречал людей, которые брали на себя чужие грехи, например, то есть каких-то подлинных праведников. Он оставил «Дневник священника пересыльной тюрьмы», который писал в стол, для себя, но он опубликован, и он даже есть в сети, можно почитать, очень с психологической точки зрения интересные наблюдения он там высказывает. Он выступал в прессе по поводу положения заключенных, допустим, существовала проблема разделения семей, которые отправлялась по этапу, то есть Бутырская тюрьма была тюрьмой пересыльной, она собирала, агрегировала в себе заключенных, постоянно ее состав менялся, они перетекали, прибывали в нее и отправлялись на каторгу на Сахалин, в Сибирь и зачастую, когда кормилец — преступник забирался из семьи, семья была вынуждена следовать за ним или тогда оказывались преступники муж и жена, они отправлялись по разным этапам, мужским и женским и все эти трагедии семейные, разделение жизни, слом отец Иосиф пытался по мере сил как-то разрешать и, как вспоминает его сын, Сергей Фудель, все ящики его стола были заполнены письмами арестантов, он высылал им материальную помощь и, конечно, вел духовную переписку и даже после того, 907-го года, когда он уже перестал служить в Бутырской тюрьме.
К. Мацан
— Вот вы упомянули сейчас снова сына отца Иосифа Сергея Фуделя, и я не могу и об этом чуть подробнее вас не просить, уж больно люблю я все писания Сергея Фуделя и нередко на радио «Вера» их можно услышать и, в принципе, сегодня это автор, достаточно, как мне кажется, востребованный среди тех, кто хочет познакомиться с православной церковной духовной традицией. У Сергея Фуделя есть воспоминания о том, как он, с одной стороны, мечтал о священстве тоже, как и отец, с другой стороны, так и не стал по каким-то причинам своим, в том числе, внутренним, священником, а как вам кажется, не связано ли это с тем, что рядом был облик отца, выдающегося пастыря отца Иосифа Фуделя, по сравнению с которым очень легко было подумать, что я никогда таким не стану, той же высоты пастырского служения не достигну, а иначе тогда зачем вообще становиться священником? Это сейчас у меня домысел, я просто размышляю, но вот вы, как человек, который глубоко погружен и в жизнь отца Иосифа, и в источники, и воспоминания его сына Сергея, что вы об этом думаете?
Н. Винюкова
— Я думаю, что есть, конечно, правда в ваших мыслях, наверняка это так. Конечно, отец Иосиф был для Сергея Фуделя всю жизнь такой путеводной звездой, такой ключевой фигурой, это видно из его воспоминаний, из его замечательных писем своему сыну Николаю Плотникову, которые также изданы, где он всегда отсылает его к опыту своего отца, к духовному опыту, к духовному образу, облику, то есть да, во многом это была ключевая фигура для мировоззрения Сергея Фуделя и многие какие-то симпатии, связи перенимались, то есть, например, любовь к Достоевскому, и Сергей Фудель пишет «Наследство Достоевского», дружба отца Иосифа с отцом Павлом Флоренским, и дружба и любовь к Павлу Флоренскому Сергея Фуделя, отношения с Сергеем Дурылиным отца Иосифа, которые очень много значили и для Сергея Фуделя, который много пишет о Дурылине, который был с ним близок, особенно в переломные трагические революционные годы, то есть связей действительно очень много. И Сергей Фудель, да, он не взял на себя крест служения именно пастырского, но он нес другое служение, в котором он действительно состоялся и его значение сложно здесь переоценить, значение по передаче вот тех сокровищ Церкви в самиздате для позднесоветской интеллигенции и большое счастье, что и сейчас находят отклик в сердцах людей работы Сергея Фуделя, которые переиздаются и что в публичном поле его имя теперь слышно, это очень радует, конечно, и Марию Николаевну Фудель, выступает часто, рассказывает о нем, проводятся конференции, существует сайт «fudel.ru», группа в социальных сетях, есть замечательный писатель, поэт Ольга Пахомова-Скрипалева, которая выступает с отдельными просветительскими инициативами, рассказывая о семье Фуделей, есть замечательная поэт и публицист Марина Бирюкова, сотрудник замечательного журнала «Православие и современность», которая также неравнодушна к теме и писала что-то об отце Иосифе, есть замечательный мыслитель наших дней Феликс Разумовский в программе которого «Кто мы?» мне посчастливилось работать, он также, для него много значит имя Фуделей обоих, и в одной из своих программ в цикле «Русская Голгофа» в пятом фильме ведется речь и об отце Иосифе, и о Сергее Фуделе, и о Дурылине, и это очень ценно, это, конечно, греет душу, когда сейчас на разных уровнях и публичной и не публичной жизни ты встречаешь единомышленников и, конечно, поле для деятельности еще очень широкое, и то, что касается отца Иосифа, его работы никогда не переиздавались, то есть очень бы хотелось опубликовать многие и многие, он же автор более сотни статей, брошюр публицистических, все это было бы ценно переиздать.
К. Мацан
— Вы сказали, что для вас очень важна тема в связи с отцом Иосифом перехода интеллигентов, представителей интеллигенции в Церковь, не просто перехода мировоззренческого, это тоже важно, а именно когда человек не из священнической семьи, не из сословия духовенства принимает сан. И мы говорили в первой части программы о том, что сегодня в силу исторических причин нам кажется, что это не так уж и странно для сегодняшнего дня, а сто лет назад на рубеже веков это было очень не характерно, потому что священство было сословным и вот эти три фигуры, которые вы только что называли: и отец Иосиф Фудель, Сергей Фудель, и Сергей Дурылин или отец Сергий Дурылин, он же тоже принял сан — это такой какой-то треугольник, который, мне кажется, очень важный штрих к этому добавляет, ведь как иначе сложилась судьба у отца Сергия Дурылина, и насколько я знаю, у нас нет свидетельств того, что он сан оставил, но в любом случае мы знаем, что он в какой-то момент, скажем так, уже будучи священником, как-то переосмыслил свое решение быть священником и то ли перестал служить, то ли как-то, ну, дальше я не хотел бы давать таких ярлыков, потому что не очень глубоко в теме, но сам же Сергей Фудель пишет о том, что отец Сергий Дурылин перестал служить, назовем это так и, может быть, ему и не надо было становиться священником, размышляет Сергей Фудель, может быть, ему надо было оставаться таким блоковским, как он пишет, таким человеком именно из интеллигентской интеллектуальной среды, который просто верит, просто церковный, но не берет на себя крест священства. Вот упоминает Сергей Фудель, что для Дурылина была проблема, как можно на одной полке держать Макария Великого и Пушкина, то есть ему казалось, что если ты священник, то нужно от всего отказаться, от всей культуры как бы отказаться, принести ее в жертву священству, Фудель Сергей так это не видел, он полагал, что если человек глубоко в Евангелии и глубоко верующий, для него все как бы примеряется в том, что все освящено светом Христовым, а вот, видимо, у Сергея Дурылина была какая-то своя иная перспектива этого видения, которая выросла в какой-то конфликт внутренний, поэтому этот конфликт прошел и по его священническому служению. И совсем иной пример тоже перехода из интеллигенции в Церковь Иосифа Фуделя, когда человек действительно из своей жизни сделал приношение Церкви и до конца жизни в этом ни разу не усомнился, что вы об этом думаете?
Н. Винюкова
— Да, очень глубокие мысли вы высказали, Константин, конечно, Сергий Дурылин — это фигура такая, во многом загадочная еще и трагическая, наверное, сложный был у него путь и надо отдать должное, что Сергей Фудель как-то очень тонко и бережно о нем пишет в своих воспоминаниях, все-таки это очень многозначительная была для него фигура...
К. Мацан
— Дурылин был таким учителем для него во многом, таким наставником старшим.
Н. Винюкова
— Да, и несмотря на то, что они перестали общаться, в архиве Дома русского зарубежья есть фонд семьи Фуделей, поскольку Сергей Фудель очень много значил для Солженицына, который сохранил эти материалы и там можно найти письмо поздних лет, кажется, 50-х годов, была пара писем Сергея Фуделя к Дурылину и это, конечно, удивительно сокровенная вещь. И еще такой момент интересный: в 50-е годы, переписываясь со своей сестрой Ниной, Сергей пересылает ей конверт, на котором изображена марка с портретом Сергея Дурылина, знаменитого уже советского искусствоведа, литературоведа, состоявшегося в этой сфере, то есть это такая некая ирония судьбы, может быть, горькая, может быть, наоборот, не горькая, что каждому свое, каждый несет какую-то свою стезю, то есть имя Дурылина еще, мне кажется, его судьбу нужно осмыслять, она еще требует осмысления, изучения и это такой человек с очень широким литературным наследием и духовным наследием, замечательные у него воспоминания изданы в «Своем углу», то есть эта личность значит очень много для понимания эпохи, для понимания вот этого феномена, который он все время проблематизировал, вот это преодоление в себе интеллигента, чтобы войти вот в этот узкий путь Царствия Небесного, нужно оставить Пушкина на полке, но это сложный, конечно, вопрос, но таких людей все-таки можем назвать довольно много, на переломе эпох начала XX века есть малоизвестные имена иереев, которые также переходили из светской среды в церковную, например, Арсеньев, Хитров, священники, которые переписывались с отцом Иосифом тоже. Был круг молодых людей, которые собирались вокруг Константина Леонтьева, например, Иван Кристи, он, к сожалению, рано умер, также посвящен ему том, издан в собрании сочинений Леонтьева. Там Веригин, Толстой, тоже молодые люди, которые, правда, станут католическими священниками. Ну, конечно, у всех на слугу фигуры Павла Флоренского, Сергея Булгакова, которые также будут в себе преодолевать эту среду интеллигентную, что-то как-то очищаться и, будучи образованными людьми с мощным потенциалом, переходить в Церковь и служить на благо Церкви и на благо науки одновременно, то есть это очень интересные сложные феномены, которые также нужно еще осмыслять, было бы интересно составить представление об этом поколении, можно ли говорить об особом таком социальном типе вот этих интеллигентов, вернувшихся в Церковь или же это был явление такое точечное, исключительное, которое происходило вопреки времени, это, конечно тема очень острая, очень интересная.
К. Мацан
— Надежда Винюкова, кандидат исторических наук сегодня с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер», мы говорим об отце Иосифе Фуделе, замечательном пастыре, который нес свое служение на рубеже XIX-XX веков и о книге об отце Иосифе «Обрученный Церкви», это книга воспоминаний об отце Иосифе его современников, и в этой книге опубликованы письма, переписка самого отца Иосифа со своими друзьями, книга вышла вот буквально только что в издательстве православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. А если еще попытаться посмотреть на эту связь отца и сына, отца Иосифа Фуделя и Сергея Фуделя, духовного писателя, вот как вам кажется, скажем так, какие черты отца проявились в сыне? Вот мы читаем у Сергея Фуделя тоже «апологию чистого христианства», его обращение к практике апостолов, его слова о темном двойнике Церкви, то есть о всем том страстном человеческом, что мы в Церковь привносим, но этот темный двойник, по мысли Сергея Фуделя, не должен и не может заслонить святость Церкви, просто нужно его иметь виду и быть начеку, но на нем не застревать, как бы знать, что он лишь двойник, но не настоящая Церковь, я не знаю, какие еще важные мотивы есть, можно так их сходу назвать у Сергея Фуделя, его постоянное обращение к святоотеческому опыту, к аскетике, к такому живому предстоянию перед Христом и к шествию путем Христа, как он говорит о тройственном союзе добродетелей, он опирается на Максима Исповедника, любовь к Богу, воздержание перед Богом, ради Бога и смирение перед Богом, вот любовь к воздержанию и смирение — формула добродетелей, которую Сергей Фудель в своих трудах озвучивает, а вот насколько мы можем говорить о влиянии отца, о том, что это настроение, эта вот такая обращенность души к этим темам находит свои истоки в том, как жил, как говорил, как учил отец Иосиф Фудель?
Н. Винюкова
— Я думаю, что очень справедливо вы отметили очень многие ключевые идеи Сергея Иосифовича, которые действительно во многом были подпитаны той атмосферой, в которой он вырос, и воспитание отца, и идея о монастыре в миру, идея о границах Церкви в каком-то смысле, такое некое апокалиптическое настроение, ощущение близости, может быть, конца истории, конца времен.
К. Мацан
— Но когда он говорит об этом монастыре в миру он не имеет ввиду, что монастырь в городе, он имеет ввиду, что некое такое внутреннее очень строгое к себе аскетическое отношение христианина, как бы монашеское, может быть у человека, живущего в миру и должно быть у человека, живущего в миру, то есть монашество это и аскетика — это не для монахов-отшельников, это для всех христиан и в этом смысле каждый человек может свой для себя монастырь в миру построить, это некая даже обязанность христианина, если он действительно подлинно до конца идет путем Христа, вот об этом говорит Сергей Фудель, когда говорит о монастыре в миру.
Н. Винюкова
— Да, несомненно это так, что действительно, как это парадоксально ни звучит, что монастырь в миру — это вообще путь христианина и, конечно, я думаю, что в этой мысли очень сильно влияние отца, я думаю, что несомненно это так.
К. Мацан
— А лично для вас, вот вы православный человек, христианин, знакомство с письмами, погружение в письма отца Иосифа Фуделя какую почву для размышлений дало? Какую, если угодно, так, совсем прямо спрошу: пользу принесло, вот что важное в этом пастырском опыте, пастырском слове вы для себя услышали, что вас согрело больше всего?
Н. Винюкова
— Для меня, конечно, вообще написание диссертации, я надеюсь, что когда-нибудь будет и книга об отце Иосифе, это было очень личное такое мистическое переживание, то есть это была не просто научная работа, и во многом это огромное счастье, когда случается именно так, когда все, с чем ты работаешь, является для тебя таким личным потрясением, личным переживанием и с отцом Иосифом было именно так, очень много было созвучно в его мыслях и ранних, студенческих лет, и в его оценке вообще общественной мысли, и славянофильство, и Константина Леонтьева, то есть это позволило мне углубиться в какие-то проблемы русской мысли, консерватизма, проблемы вообще религиозно-философского ренессанса эпохи, так называемого, как-то попытаться осмыслить этот феномен, то есть да, отец Иосиф и его окружение, новоселовский кружок, личность Михаила Новоселова очень интересная и еще неизведанная...
К. Мацан
— Святого мученика, новомученика Михаила Новоселова.
Н. Винюкова
— Да, тоже интересная очень у него судьба, ведь он в юности был таким толстовцем, был близок ко Льву Толстому, даже создал общину, попытался реализовать толстовскую, такой народник, как и Фудель. И вот они неслучайно подружились, был у них такой общий нерв, и они вместе издавали религиозно-философскую библиотеку, так называемую, интересный проект эпохи, который был нацелен на переиздание разных сочинений общественных деятелей самых разных спектров, от славянофилов до Герцена, Толстого, Владимира Соловьева или святых отцов какие-то избранные произведения, чтобы интеллигенция могла найти ответы христианские на вызовы времени, на острые вопросы. Все эти проблемы кажутся потрясающе актуальными и сегодня, то есть кажется, что прошло более ста лет, а круг проблем и основной нерв жизни отца Иосифа, он остается и сейчас востребованным и это, конечно, удивительно.
К. Мацан
— Спасибо огромное за эту беседу. Я напомню, мы сегодня прикоснулись к истории страны, к истории Церкви, к истории людей столетней давности, даже чуть более, чем столетней давности, мы говорили об отце Иосифе Фуделе, удивительном московском пастыре, которые нес свое служение на рубеже XIX-XX веков, он скончался в 1918 году и в его судьбе, как мы говорили, отразилась судьба поколения и вот, как вы только что сказали, очень многие болевые темы, которые мы сегодня обсуждаем, обсуждались тогда и отчасти какие-то, наверное, идеи решений тогда были предложены. И вот, наверное, знакомство с этой темой, с этим поколением мыслителей, с опытом этих людей может быть полезно для нас и сегодня, чтобы как-то лучше понять себя, что нас сегодня волнует, спасибо огромное. Надежда Винюкова, кандидат исторических наук была сегодня с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер». Я напомню, что в издательстве православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета вышла книга, одним из соавторов которой Надежда является, книга называется «Обрученный Церкви», это книга об отце Иосифе Фуделе, книга, где собраны его письма и воспоминания о нем его современников. Спасибо еше раз огромное за эту беседу.
Н. Винюкова
— И вас я также благодарю, Константин, особенно, мне кажется, промыслительной наша беседа в эти дни, поскольку 15 октября исполнилось 102 года с момента смерти отца Иосифа и то, что все эти события: и выход книги, и диссертация, и наш с вами разговор приходится на это время — это очень важно, так что такое ощущение, что все происходит в вечности.
К. Мацан
— Да, спасибо огромное за эту беседу, у микрофона был Константин Мацан, это был «Светлый вечер» на радио «Вера», до новых встреч на волнах радио «Вера».
«Генерал Владимир Константинович Витковский». Константин Залесский
Поделиться
Константин Залесский
Гостем программы «Исторический час» был историк Константин Залесский.
Разговор шел о судьбе яркого военачальника русской императорской армии — генерала Владимира Константиновича Витковского, о его участии в Первой Мировой войне, в Белом движении, а также о жизни в эмиграции.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Все выпуски программы Исторический час
«Путь иконописца». Мария Глебова
Поделиться
Мария Глебова
У нас в гостях была доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Мария Глебова.
Наша гостья рассказала о своем пути к вере и знакомстве с отцом Иоанном Крестьянкиным, об удивительных людях, повлиявших на ее путь в иконописи, а также о своем участии в работе над созданием иконы Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской.
Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева
Диакон Игорь Цуканов:
— Добрый вечер, дорогие друзья. «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. У микрофона, как обычно в это время, в студии Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Диакон Игорь Цуканов:
— Диакон Игорь Цуканов. И сегодня мы с Кирой очень рады представить нашу сегодняшнюю гостью Марию Олеговну Глебову. Мария Олеговна, добрый вечер. Мария Олеговна — доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, преподаватель также копирования в Суриковском институте, человек, который лично имел радость, такую благодать лично общаться и знать отца Иоанна Крестьянкина, да?
Так что у нас сегодня будет о чём поговорить. Мария Олеговна, добрый вечер.
Мария Глебова:
— Здравствуйте, уважаемые отец Игорь и Кира.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну вот, вы знаете, первое, с чего я хотел, честно говоря, начать наш разговор, это такая важная для меня, например, тема, потому что у нас в храме есть курс, последние несколько месяцев, курс, мы рассказываем о новомучениках нашим, прихожанам, потому что у нас храм царя Николая. А вы участвовали в создании вот той самой знаменитой иконы новомучеников и исповедников Церкви Русской, которая была написана как раз в стенах ПСТГУ к 2000 году, когда состоялся юбилейный архиерейский собор, на котором был прославлен Собор новомучеников и исповедников. И мне хотелось попросить вас рассказать, как вообще эта икона создавалась, и какую роль, какое значение новомученки в вашей жизни играют, если можно.
Мария Глебова:
— Икона эта создавалась как бы не то, что была поручена Святейшим Патриархом Алексеем, была поручена нашему университету, отцу Владимиру Воробьёву, который являлся членом комиссии по канонизации. Было благословение разработать эту иконографию. Председатель комиссии был тогда митрополит Ювеналий. И нас собрали преподаватели, сказали, что вот мы будем разрабатывать эту икону. Мы были представлены митрополиту Ювеналию, и были изложены некоторые задачи, что необходимым условием, что в центре должен быть храм-мученик, храм Христа Спасителя. Также должны в этой иконе быть отражены разные мучения новомучеников в разных концах нашей страны. И мы делали разные эскизы, все преподаватели, нас человек было 5, разные композиции, у нас до сих пор сохранились эти планшеты. Сначала мы думали сделать эту икону наподобие иконы Всех русских святых, разработанной матушкой Иулианией. То есть как бы русскую землю и разные группки святых, как бы куски земли. Там у неё же, насколько я понимаю, тоже с севера на юг есть распространена ориентация. И мы так тоже распределили. В центре у нас был храм-мученик. Но как-то не приняли эту икону. Ещё мы думали, что по бокам вот клейма с отдельными святыми, потому что русских святых, конечно, много, но какие-то есть наиболее чтимые, а здесь как-то хотели именно прославить святых, очень большие списки были, и хотелось отразить ещё наиболее ярких новомучеников и какую-то часть их жития. В общем, была у них такая задача очень большая.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну да, грандиозная.
Мария Глебова:
— Ну, конечно, саму иконографию у нас разрабатывал отец Владимир и наш декан, отец Александр Салтыков. И отец Александр, и отец Владимир, они сами потомки новомучеников. Вот у отца Александра его отец был членом общины российской, он сидел за веру, известны его стихи, которые он написал в заключении. И также известно, что когда он отбывал ссылку, последние годы ссылки были у него в Гжеле. И он, будучи искусствоведом, возразил, что у нас есть Гжель, это благодаря только отцу отца Александра Салтыкова.
По-моему, он Александр Александрович тоже. До ареста он был директором Пушкинского музея. Вот это был очень грамотный человек, и богословски, и как бы в истории искусства он очень обширные были у него знания. И эти знания он передал своему сыну, отцу Александру, и своему племяннику, отцу Владимиру Воробьеву. У нас вот отец Владимир очень разбирается в иконописи. То есть это редко настолько глубоко, такой у него хороший вкус, ну редко встретишь такого священника. Но это всё благодаря тому, что их в детстве водили в музеи, очень много с ним общался отец отца Александра. Он просто их вдвоём как бы образовывал. Вот, и поэтому они взялись тоже, отец Александр и отец Владимир, за богословскую часть этой иконы. Мы были исполнителями, мы сами придумывали сюжеты, композиции, но идея была отцов, корректировал как бы наши эскизы, вот как бы вся эта комиссия, митрополит Ювеналий, мы делали эскизы, мы привозили туда, в Донской монастырь, показывали их, вот, и нам делали замечания. Постепенно, как бы, канонизация святых, она шла как бы постепенно, то есть у нас постепенно заполнялись пустые места, то есть этих святых было очень много, и они добавлялись и добавлялись. Это было очень сложно, потому что вот мы начинали отрисовывать, говорили: надо ещё вписать нескольких святых. В результате там огромное количество, ну, больше трёхсот у нас святых в среднике. Конечно, таких икон не существует. И была задача, вот как это связать с клеймами. Это сложная была задача тоже. Вот сам средник мы всё равно использовали какие-то наработки матушки Иулиании, вот это как бы переливание нимбов друг в друга, мы шли от пятен, как бы, от пятен голов, то есть некоторые головы у нас соединены, так тоже на её иконе Собор русских святых, потому что, если мы бы делали по-другому, но она тоже, в свою очередь, посмотрела, ну, это наблюдала в древних иконах, вот, чередование там у нас поворотов голов, вот, очень сложно было, а у нас был тональный эскиз, перевести его в цвет. Сложная была задача, тоже продумывали. И тут очень много говорил нам отец Александр о символике цвета. Например, что вот у нас патриарх Тихон, он в зелёном облачении, митрополит Кирилл в красном. Вот он как бы, ну, как бы их подвиг тоже как-то... Я сейчас много не вспомню, но он как-то это всё объяснял. Они очень хорошо, например, у отца Владимира дедушка, он общался с митрополитом Кириллом. У него есть письма...
Диакон Игорь Цуканов:
— Смирновым.
Мария Глебова:
— Смирновым, да. У него есть, думаю, письма от него, какие-то памятные подарки. То есть митрополит Кирилл с детства был близок к отцу Владимиру, он собирал о нём, пытался найти его письма, найти... У него были какие-то документы, он собирал, митрополит Кирилл, долгое время о патриархе Тихоне тоже. В общем, всё это было утеряно. Надо отца Владимира, конечно, спрашивать, я сейчас боюсь соврать, но он очень следил за каждым ликом, как мы его пишем, похож, не похож. Мы бросали жребий и писали каждый какую-то свою группу святых, как их и свои клейма.
Диакон Игорь Цуканов:
— А кого вы писали?
Мария Глебова:
— Я писала митрополита Кирилла, разрабатывала убиение митрополита Владимира, ну, со своей студенткой я писала. И ещё я писала икону, где забирают священника у престола. И что-то ещё. Ну, и в среднике тоже. Ну, деисус ещё. Я деисус разрабатывала со студентами. Ну, мы все отрисовывали средник, и у нас очень большое было количество ликов в среднике. А также я... ну, просто вот мы все рисовали, и как-то все очень спорили, вот. А я училась в Троице-Сергиевой лавре, и как-то... Ну, как-то мне так Господь открыл, что у нас не получалось какое-то время. Ну, в цвете все разные люди. Я всех подчинила и просто сориентировала цветовой строй иконы на икону «О тебе радуется» Дионисия. Ну, как бы вот не то, что я прям срисовывала, но просто я ее сориентировала по цвету, заритмовала клейма по цвету. Ну я вот отвечала за цветовую всю часть и замешивала всем колера, потому что иначе эта работа начинала выходить нецельной. На меня очень все ругались, но всем пришлось смириться, и работа очень цельная вышла. Просто я замешивала каждый цвет, каждую опись, требовала исполнения, чтобы четко придерживались к цвету. Если бы такого не было, эта бы икона, она и так многолюдная, она бы просто развалилась бы по цвету, ну, и невозможно было бы смотреть. Но также я смотрела, чтобы личное было, тоже приём, написания был один, одежды, следила и за цветовой, и за такой структурой. Вот как бы мой вклад был. Ну и лики разрабатывала наравне со всеми. Но цвет я просто взяла в свои руки, потому что в Лавре мы много копируем, и у меня опыт был больше, чем у остальных в копировании, опыт с цветом, и я немножко всех уговорила меня слушаться.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, скажите, пожалуйста...
Мария Глебова:
— Сначала жаловались, а потом все уже радовались. Икона, в общем, цельная.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну, потому что результат прекрасный, да. Мария Олеговна, скажите, пожалуйста, вот вы ведь крестились уже в таком, ну, можно сказать, взрослом возрасте, да? Вот как это получилось, учитывая, что все-таки у нас в церкви есть традиция крестить детей еще маленькими? То есть ваши родители как-то сознательно решили дождаться, чтобы это было именно ваше решение?
Мария Глебова:
— Ну, знаете, мы в детстве ходили в храм, но мы были некрещеные. Вот мы и живем рядом с храмом Архангела Гавриила, и нас всегда на Пасху водили. Мама водила, мама была крещеная, а мы нет. Мы на крестный ход ходили, ну, как-то вот там яички там носили. В общем, как-то появлялись мы в храме, но мы были некрещеные. И когда я поехала вместе, я училась в московском лицее художественном, мы поехали на практику на раскопы в Псков, и как раз столкнулись с Псковщиной. И там мы очень много верующих людей встретили, там прям была такая святая Русь. Когда мы попали в Печоры, мне показалось, что мы в 17 век попали. Сейчас, конечно, Печоры уже другие, там были какие-то странники. Там были чуть ли не в веригах люди, в каких-то лохмотьях, какие-то в старых русских каких-то одеждах, я не знаю, и такие просто, ну, бородатые какие-то странники, там настоящие были странники, люди, которые прямо, ну, то есть такая прямо... Это был 1986 год, вот. И меня настолько это всё поразило, Печоры, что, конечно, и Троицкий собор. В Троицком соборе тогда служил, он уже сейчас пожилой, отец Олег Теор. Интересно, он тогда был молодым, а потом он заболел раком и исчез. Все думали, что он умер. А он очень молился, постился и исцелился от рака. Его не лечили, вот как-то чудом. А сейчас вот он такой почитаемый очень старец.
Но мы его знали, он с нами разговаривал очень много, с молодёжью.
Печоры, что, конечно, и Троицкий собор. В Троицком соборе тогда служил, он уже сейчас пожилой, отец Олег Тэор. Интересно, он тогда был молодым, а потом он заболел раком и исчез. Все думали, что он умер. А он очень молился, постился и исцелился от рака. Его не лечили, вот как-то чудом. А сейчас вот он такой почитаемый очень старец. Мы его знали, он с нами разговаривал, с молодёжью. Потом там вот митрополит Иоанн, я его помню. Вообще там, конечно, на Псковщине такая вера была сохранённая. И приходы, и люди какие-то были. Вот это всё мы увидели. Конечно, так всколыхнулось. И вот у меня подруга, она поехала в Порхов. Её пригласила, она плакала, и к ней подошёл отец Рафаил Огородников и говорит: вот не хотите приехать к нам чай попить? И она поехала, а я как раз тоже зарисовывала находки. Мы работали на раскопе, раскапывали деревню XII века, вот нам попадались даже кресты, кресты до Крещения Руси, то есть там были, вот мы их зарисовывали, эти находки, и как-то я вот очень унывала.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть кресты вот этих первых храмов, которые еще при Ольге, да, были?
Мария Глебова:
— Да, при Ольге это были янтарные кресты, вот я просто прямо помню эти находки, и металлические там, и каменные были крестики нательные, тапочки 12 века, вот, и 9 века, там разные были находки, мы слоями снимали деревню около прямо, это на Завеличье было, рядом, недалеко от Троицкого собора, и там, ну, чтобы перед стройкой в Пскове каждый слой снимается, зарисовывается, находки зарисовываются, а потом уже следующий слой.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, дорогие друзья, у нас в гостях Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Свято-Тихоновском гуманитарном университете, преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Так-так, Мария, продолжайте, пожалуйста, про Псков, это очень интересно.
Мария Глебова:
— Ну и ещё как бы рассказать, что вот мы учились в лицее, у нас было несколько подруг, мы очень много рисовали в разных стилях, очень много по музеям ходили, наброски, пейзажи. И вот в этот момент, мне было уже 16 лет, у нас это девятый, это у нас шестой класс или пятый,
по-моему, пятый класс ещё был, да. И у меня был какой-то свой стиль письма такой, и как-то я чувствовала, что в этой стилистике, в которой я пишу, я чувствовала уже какой-то тупик, вот это вот муки творчества, то есть мне хотелось что-то другого языка какого-то. То есть у меня очень цветная была живопись, очень такие тонкие отношения. И как-то вот что-то мне хотелось другого, как передать свет, я думала. Ну ещё разные, я всё время, мы там до трёх ночи писали в Пскове белые ночи, мы вот писали, писали. В свободное время от работы мы всё время занимались живописью, я всё время с этюдником ходила. Помню, что мы очень бедно жили, нам нечего было есть, там очень маленькая была зарплата, какие-то корочки хлеба, всё время рисуем, куда-нибудь ездили, там рисовали, в общем, везде. Как бы занимались живописью, я чувствовала, что у меня какой-то тупик в моём творческом пути, и тупик какой-то мировоззрения. Я вот хотела креститься, но как бы я не знала, как к этому подойти. И вот моя подруга, она поехала в Порхов, познакомилась с отцом Рафаилом, и потом приехала такая счастливая к нам, а мы вот уже там всё сидим, рисуем эти находки, ужасно скучно, грустно, почему-то какая-то тоска такая, пишешь одно и то же, как-то не можешь вырваться из этой стилистики живописной, хочется чего-то другого, а не можешь это найти. Это такой вот кризис какой-то и внутренний, и в творчестве, и какой-то внутренний. И, в общем, когда мы её увидели такой счастливой, я тоже захотела поехать туда, в Порхов. И отпросилась с работы и поехала в Порхов вместе с этой подругой своей. Туда мы приехали. Вот, я думаю, только креститься я точно не буду, потому что я не готова. Ну, к крещению я читала, что надо очень готовиться. Я не готова, пускай даже... А все же подходят, говорят: давай, мы тебя покрестим. Я говорю: нет, я буду готовиться. Вообще, я ехала, думала, только бы он меня не крестил, отец Рафаил. Я откажусь. Мы пришли в такой домик, такая избушка, двор какой-то, мухи там летают, какие-то котята ползают. Зашли туда, и он увидел меня, говорит: ну нет, крестить мы тебя не будем. И я думаю, ну и хорошо. В общем, там все чай пили, какие-то были люди, вот была жена Булата Окуджавы, я видела, потом ещё какие-то очень, вот отца Василия Рослякова, он туда приезжал, какие-то были люди, батюшки, вот отец Никита там был. Я помню, отец Виктор был такой очень лохматый, чёрный такой, как цыган, монах Гришка. Вот они там все туда приходили.
Кира Лаврентьева:
— В общем, публика такая довольно колоритная.
Мария Глебова:
— Да. И какие-то были очень такие богемные и московские люди, и такие какие-то монахи. В общем, там помогали чай разливать, в общем, ну я всё думала про крещение, вот как-то про своё, ну вообще, что, и отец Рафаил очень такие духовные беседы вел интересные за столом, такие, ну как бы, ну как-то немножко всех поддевал так, и меня тоже. Но я была вот очень погружена в то, что мне хочется креститься, как это сделать, как подойти к Богу, молилась я всё время. Вот я даже ничего не замечала, что там, я даже не очень помню, потому что для меня это всё не существовало. Очень много я молитв читала каких-то своих, вот такой путь к Богу вот был у меня. А потом всё-таки, по-моему, как-то я услышала, что все едут в Печоры к отцу Иоанну какому-то. И я сказала, что я тоже хочу. И я поехала как раз с этим Гришкой, монахом таким чёрным, страшным. Но мне было всё равно. Я помню, что у меня и одежды какой-то не было, какое-то было платье, было холодно, какие-то, ну ещё какая-то крайняя нищета, но дух парил, я вообще была вся в молитве. Мы поехали туда и оказались в Печорах. Меня они поразили, конечно. Мы стояли на службе, и после литургии в Сретенском храме вышел такой очень радостный человек, такой действительно похожий на Айболита. Это отец Иоанн был. Он так на меня очень как-то мимо, вскользь посмотрел, как будто меня нет, разговаривал с Гришей. Он говорит: вот у нас некрещённая. Он говорит: ну, надо её крестить к Преображению. И тогда же на меня не смотрят, говорят: как твоё имя? Я говорю, Мария. Ну, думаю, если уж креститься, то уж с именем Марии Магдалины. Он говорит: ну, какой у тебя день рождения? Я говорю, ну, ноябрь. Он говорит, ну, тогда у тебя Блаженная Мария будет. Вот думаю, ну, вот ещё. Вот тоже как-то я расстроилась. И вообще он сказал, чтобы меня покрестили, и я приехала в Печоры уже причащаться. И вот потом я поехала опять на работу, но уже как-то у меня уже радость такая была в сердце большая. Там какие-то находки, доделала дела, и обратно поехала в Порхов. Вот Рафаил меня исповедовал вечером, а утром меня покрестили. Вот, ну как-то всё, он очень много шутил, он такой очень был добрый человек. Ещё, что меня подкупило, в те годы была бедность большая, а он нас всё время угощал, он покупал ящиками фрукты, а там были ещё какие-то бедные дети жили, там много людей жило, какая-то женщина, ну вот её муж бросил с детьми, мы все поедали эти груши, персики, такой прям отец такой, каких-то собачек он ещё, кошечки, все у него там ели. Люди какие-то несчастные там было много. Потом всё время он подавал каким-то милостыню, за ним бежали. Такой очень любящий человек. Меня это поразило, конечно. Нигде такого не увидишь. Такая монашеская любящая душа, любящая всё живое. Он ещё мух не разрешал убивать, потому что это живая тварь, объезжал лягушек на машине. Какой-то удивительно такой нежный человек, добрый ко всему, живому, сострадательный. Видела после, как приезжал к нему отец Тихон, сейчас митрополит. Он был тогда ещё послушник, жил в Москве как-то, он унывал. И я видела, что отец Рафаил его утешал, очень как-то разговаривал с ним, и очень много за него молился. Вот мы видели, что он как-то поклоны много кладёт. Мы говорим, батюшка: за кого вы молитесь? Он говорит, вот за этого Георгия, чтобы он с пути не сбился. То есть он очень много вымаливал его.
Вот, наверное, благодаря ему и как-то его жизнь так сложилась. Ну, в общем, как бы меня покрестили, и я вечером... Такой ночной поезд был, поехала в Печоры. В Печорах была служба, я первый раз причастилась на Преображение. Такое было большое счастье. И потом отец Иоанн сказал, чтобы к нему пойти. А там очень много всяких женщин, на какой-то меня источник. Меня там уморили молениями, то есть я часа в три уже попала к отцу Иоанну. Отец Иоанн принимал при входе в братский корпус, там была комната, и он обнимал каждого человека, клал его голову на грудь. Это какое-то такое счастье, что даже описать невозможно. Встреча с таким человеком. Это, наверное, ни на что не похоже. У него огромные глаза. Он заглядывал тебе в твои глаза, и твоя душа просто таяла. Просто ты весь как ребёнок на ладони был. Это действительно такое усыновление было.
Конечно, кто видел такое, это человек никогда не забудет. Вообще большое счастье каждому увидеть такого человека. Можно описывать, но благодать, её невозможно описать. Как вот он с тобой молитвы читал, как говорил, это невозможно. Кто это видел, это на всю жизнь путь такой в жизни даёт, путь веры как бы. Вот, наверное, вера, она так и передаётся как бы из...
Диакон Игорь Цуканов:
— Из рук в руки, да. Вот, дорогие друзья, если кто-то сомневался, что, так сказать, задавался, может быть, вопросом, кто у нас сегодня в гостях, я думаю, даже потому, как Мария Олеговна рассказывает, мы можем понять, что это живописец, потому что ваша речь, она очень живописна, да. Себе просто представляешь очень живо вот всё то, о чём вы рассказываете. У нас в гостях сегодня доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Мария Олеговна Глебова. Также Мария Олеговна преподает в Суриковском институте, она преподаватель копирования. У микрофона Кира Лаврентьева, я диакон Игорь Цуканов. Мы вернемся в студию буквально через несколько секунд. Пожалуйста, не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, у нас в гостях Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Свято-Тихоновском гуманитарном университете, преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, вот хотел задать вам вопрос о ваших еще наставниках, потому что я прочитал в одном из ваших интервью, что вашим преподавателем по иконописи была такая Екатерина Сергеевна Чуракова, одна из ближайших учениц как раз матушки Иулиании Соколовой, которую вы уже упоминали. А благодаря матушке Иулиании мы вообще, как я понимаю, ну, может, я ошибаюсь, вы меня тогда поправьте, но мы имеем ту иконописную школу, которая, ну, вот это преемство дореволюционной такой старой классической иконописи, оно произошло в нашу жизнь уже как раз через матушку Иулианию во многом. И вот Екатерина Сергеевна была таким вашим преподавателем. Вот что вам помнится о ней и как, может быть, какую тоже роль она сыграла в вашей жизни?
Мария Глебова:
— Ну, Екатерина Сергеевна, я вообще из семьи художников, конечно. Самую большую роль во мне сыграла моя мама. Как бы она меня и наставляла. Но вот в иконописи, конечно, открыла иконопись моя преподавательница Екатерина Сергеевна Чиракова, как бы основной был завет: учитесь у древних икон. Мы очень много копировали, сама она тоже очень много копировала, реставрировала. Она была очень интересный человек, такая личность.
Она была чадом отца Иоанна Маслова. Она строгой жизни была, у неё был распорядок, хотя она была уже очень пожилой человек, но и до самой смерти она очень рано вставала, вела дневник каждый день. Она меня научила работать, ну, даже учиться — это тоже работа. То есть она говорила, что на день себе надо задачу ставить, и обязательно её выполнять. То есть распределять время. Но сама она так и работала. Она очень много сделала. Почти весь ЦАК и многие храмы в Лавре отреставрированы именно ею. Но в ЦАКе просто почти каждая икона отреставрирована ею. Это большой труд, и реставрация такой...
Диакон Игорь Цуканов:
— ЦАК — это церковно-археологический кабинет в Лавре.
Мария Глебова:
— Да, церковно-археологический кабинет. Ну, также, когда мы только поступили, мне, конечно, она не очень понравилась. Какая-то бабушка, вот у других молодые учителя, а у нас какая-то бабушка, и она всё время ходила по классу и говорила, мол, «положи, Господи, хранение устом моим». Мы её что-то спрашиваем, и она не всегда рассказывала.
То есть мы хотели её расспросить про матушку Иулианию. Она говорит: «Это для меня очень дорого, и я это на ветер не бросаю». Она вот не любила как бы выносить что-то так. То есть она очень такой сокровенный была человек. Ну, стихи она знала, даже пела нам. Она очень богата культурно была человек. Мне вот это очень было близко, потому что учиться я у неё училась, она очень приветствовала все мои начинания, я очень много ездила, копировала, даже вот к овчиннику ездила, она всё это поддерживала, мне это очень нравилось, разрешала всё, разные работы делать. То есть я такой человек активный, она меня как бы поддерживала в этом.
Вот я копировала в Кремле, очень много общалась с реставраторами. И, конечно, там я узнала, что у нас очень великий педагог, потому что она известная очень реставратор. И вообще их род, ну, как бы отец её, братья, они все реставраторы очень известные. Благодаря имени Екатерины Сергеевны открывались многие возможности по копированию. Вот, например, в Кремле мне давали прямо в руки Рублёва, и я копировала. Вот.
Также вот больше всего меня поразило, что она очень точно видит цвет. Вот тоже мы делали выкраски в Благовещенском соборе Московского Кремля, были на балконе, до икон метров 20-30, и она сделала выкраску. Мне показалось, что она ярковатая. Ну, я не сказала, но она мне дала её, я думаю: ну ладно. А когда спустили эти иконы, я приложила, этот цвет был один в один. То есть это очень, у неё точные были знания, древние иконы. Потом она сама была очень хороший художник. Я потом уже, когда бывала у неё в гостях, видела её зарисовки, альбомы. Вообще их семья, у неё папа учился у Серова.
К ним, ну, как бы друг их семьи, был Корин, и к ним часто приходил Нестеров, вот, советовался с ними о своих картинах, в доме остались какие-то памятные вещи об этом. Вообще, сам дом, они все его построили, разукрасили всей семьёй, все художники. Там резные были колонны у этого дома, все стулья были сделаны из каких-то коряг, столы, ложечки, всё выточено, потому что братья скульпторы были. В общем, весь дом был живой, всё было расписано. Это было просто какое-то торжество искусства. И вообще всё, что у Екатерины Сергеевны было, всё было живое, красивое, интересное. Она такая была, очень самобытный человек. И очень любила икону древнюю. Она мне сказала, вот держись, древней иконы, и тогда всё будет хорошо. Вот такой завет. И я тоже стараюсь своим ученикам это передавать, не придумывать, а держаться за традиции. Потому что вот тоже недавно была беседа с Евгением Николаевичем Максимовым. Он сказал, что он как бы понял, что
вот почему нам нужна традиция? Это как благодать передаётся от отца к сыну. Вообще вот что в церкви как бы. От старшего к меньшему. Так и мы вот от древней иконы мы перенимаем. Мы не своё что-то создаём, а мы вот как бы это воспринимаем то, что уже есть, и дальше это храним. Как благодать она передаётся, ты не можешь её придумать, но её обязательно надо получить.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну еще на Стоглавом соборе же было заповедано, что писать, как писал Андрей Рублев.
Мария Глебова:
— Это да, но это как бы слова такие каноничные, а вот как понять это изнутри? Вот тоже интересное такое наблюдение академика. Вот он говорит, что я сам до этого додумался. Тоже интересно.
Кира Лаврентьева:
— Я вот как раз на эту тему хотела спросить, Мария. Радостно, конечно, видеть вас в нашей студии сегодня, помимо того, что вы очень интересный многогранный человек, вы ещё очень благоговейно говорите об иконописи. Это уже так, наверное, нечасто встретишь, хотя я не каждый день общаюсь с иконописцами, художниками, но всё же пересекаюсь и по роду профессии, и просто среди знакомых есть такие люди. Да, тоже прекрасные и замечательные, но что я хочу спросить. Ведь раньше, прежде чем художник брался за образ, он же постился, молился, не разговаривал. Если он какой-то помысел в себе там допустил, не дай Боже, он бежал к старцу, потому что у него, например, мог не прописываться образ. Вот он видит, что у него не пишется образ так, как нужно, он начинает вспоминать, может быть, он что-то не исповедовал. Я так много читала об этом, что, может быть, это, конечно, гипертрофированно, я понимаю.
Мария Глебова:
— Может быть, сейчас это существует, но, может быть, в другом виде?
Кира Лаврентьева:
— Почему я спрашиваю? Какое-то вот это благоговейное отношение. Я понимаю, что невозможно, когда у тебя там семьи, дети, и ты иконописец, поститься перед написанием каждого образа 40 дней. Я понимаю. Но какая-то форма все-таки аскезы, она хотя бы проговаривается на уровне обучения?
Мария Глебова:
— Ну мы читаем молитвы перед началом всякого доброго дела, потом читаем молитвы Алипию Иконописцу и преподобному Андрею Рублеву. Ну, понимаете, благоговейные ученики, они так это и несут. Другие, ты их не проверишь. Но я молюсь перед работой. Стараюсь, когда ответственное что-то пишу, причаститься и писать. Ты сам образ не напишешь. Особенно, когда срисовать некогда. Это только особая благодать просто.
Ну, все по-разному, но вот я просто, ну, акафист читаешь или там слушаешь, как бы, сейчас получается, что ты пишешь и слушаешь. У нас, конечно, очень заняты руки. Руки, но я часто слушаю службу просто, акафист, канон там, песнопения кто-то слушает. Ну, кто как может. Ну, стараюсь на литургию ходить, вот, когда пишу часто.
Ну, конечно же, исповедоваться. Мы все ведём такую церковную жизнь. Да, это не искусство. Это всё-таки такая... Ты создаёшь святыню, конечно, иконописец обязан быть чистым человеком. Вот даже если человек живёт уже, он как бы грешит, всё равно молитву Иисусу творить стараешься. Я не знаю, мне еще помогает очень природа, но я стараюсь, в Москве ты пишешь — как-то это не так, я вот стараюсь писать на природе, у себя на даче мне нравится сидеть, там слушать что-то, писать, чтобы было тихо, спокойно, мне это очень важно. Я даже мастерские не очень люблю совместные, люблю одна писать, мне легче сконцентрироваться. Ну, конечно, общество — это прекрасно. Может, потому что я преподаватель, но мне нравится уединение.
Диакон Игорь Цуканов:
— Дорогие друзья, сегодня в гостях у «Вечера в воскресенья» Мария Олеговна Глебова, доцент кафедры и иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. У микрофона Кира Лаврентьева, я диакон Игорь Цуканов.
Кира Лаврентьева:
— Я просто почему спрашиваю? Ну, вопрос мой, наверное, наивен для вас, и вообще рассуждения такие детские, может быть, немножко, но всё же мне кажется, что благоговение нельзя терять. Всё-таки иконопись, да, это ведь не обычная живопись.
Мария Глебова:
— Да, это совсем разные вещи. Я не знаю, мне просто, я как бы не дорассказала, когда я крестилась, я сразу стала писать иконы, мне вот стало тягостно заниматься светским искусством. Да, я была очень счастлива, что я потом уже оставила всё светское. Хотя я часто пишу пейзажи, природа меня просто радует. И мне кажется, что в иконах очень много от природы красок. То есть вот так, сидя в серой Москве среди каких-то домов, ты не напишешь хорошо. Всё-таки природа — это такой, как бы, Дом Божий такой. И нам много можно, художникам, взять из этого творения Божьего, для своей работы. Конечно, мы не такие аскеты, как раньше, но мы как бы со смирением, с покаянием пишем иконы и как бы стараемся следовать поэтому святым этим образам, которые написали наши предшественники, которые были высокой духовной жизни, молиться. Вот я не знаю, для меня вот, ну и копирование, ты как бы постигаешь этот образ, это большое счастье, углубляешься в него. Я думаю, что такого нового что-то современный человек едва ли может прекрасного создать, хотя бы соприкасаться.
Диакон Игорь Цуканов:
— А вот как сегодня работает иконописец в том смысле, что очевидно, что он пишет иконы по заказу, я не знаю, храмов или каких-то благотворителей, но вот как это происходит? Вот приходит какой-то
проситель, то есть тот, кому нужна икона, говорит, что вот мне нужна икона, там, святителя Николая Чудотворца, например. Вот насколько иконописец, скажем, ну, свободен в том, чтобы, вот, существует же много, множество иконографических типов, допустим, иконы святителя Николая того же самого. Насколько иконописец свободен в том, чтобы написать конкретного святителя Николая, вот именно такого, а не какого-то другого? Или обычно вас ставят в какие-то жесткие рамки, что вот только так и никак иначе?
Мария Глебова:
— Да по-разному. Ну, я всегда беседую с заказчиками, и прислушиваются очень многие люди, объясняю, что там светленький лик такой живоподобный, что это, как бы, это времён упадка такое изображение. Как мы говорим о том, какой образ лучше. И вот часто заказчики прислушиваются, то, что они с уважением относятся, даёт то, что ты можешь как-то сделать достойный образ, выбрать образец хороший, доказать заказчику, что именно это хороший образец, и стоит его делать, что он и грамотный, и в традиции выполнен, что он духоносный этот образ, художественно прекрасен. Ну, объясняешь это, объясняешь почему. Некоторые прям не верят, но постепенно перестраиваются. Вот такой диалог, он сейчас почти повсеместный, потому что людям часто нравится, ну, как в музыке попса, так им нравятся такие какие-то слащавые образы, безвкусные из интернета, и вот получается, что заказчик, благодаря иконописцу, он образовывается тоже. Получается, что для иконописца сейчас необходимы знания, вот, в принципе, наш вот университет, он много знаний даёт, у нас немножко маловато практики, часов, но уж знаний у нас даётся более чем, то есть у нас очень грамотные выходят ребята. Некоторые даже искусствоведами начинают работать, кто не такой талантливый, потому что очень гуманитарное, достойное такое образование дается, и они вполне способны к диалогу.
Диакон Игорь Цуканов:
— А какое количество выпускников после того, как они уже заканчивают ПСТГУ, действительно остаются, иконописцами, становятся? Кто-то ведь уходит на какие-то другие стези, да?
Мария Глебова:
— Ну, понимаете, вот, например, я в своей мастерской. У меня, конечно, такое образование, такое, может быть, тяжёлое, я очень много заставляю заниматься, но вот мои почти все работают выпускники в профессии. Но тоже идут, например, в мастерскую ребята, которые действительно хотят учиться, работать, ну, как бы у нас очень жёсткий режим, я опаздывать не разрешаю, занятия начинаются, прогуливать не разрешаю. Как-то так.
Диакон Игорь Цуканов:
— А если прогуливают или опаздывают?
Мария Глебова:
— Ну, объяснительные пишут.
Диакон Игорь Цуканов:
— Но вы за это не отчисляете?
Мария Глебова:
— Нет, мы не отчисляем, но я просто стараюсь, чтобы была дисциплина. Вот, потому что...
Диакон Игорь Цуканов:
— Екатерина Сергеевна как раз, да?
Мария Глебова:
— Ну да, чтобы люди, чтобы мы успели пройти всё, потому что у нас очень много устных предметов, а если всё-таки быть иконописцем, надо очень много практически работать. И для этого надо много учиться, потому у нас ребята приходят часто вообще без художественного образования. И вот так, ну, как бы такая милость Божья, очень у нас хорошие есть преподаватели, окончившие Суриковский институт, они могут обучить рисунку, живописи, и вот получается, что многие ребята учатся и академическому, и иконописи, параллельно, но без этого нельзя. Вот, как отец Иоанн сказал, что надо научиться сначала рисунку, живописи, чтобы рука была верная и сердце верное, а потом уже начинать заниматься иконой. Вот отец Иоанн Крестьянкин, когда благословлял меня на учёбу по иконописи, он говорил, что обязательно надо, чтобы был хороший рисунок и живопись. То есть он меня благословлял учиться, чтобы я хорошо училась по этим предметам, потому что в иконописи это всё очень важно.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть можно ли сказать, что вся ваша деятельность, художественная жизнь, она проходит по благословению отца Иоанна? Так и получилось, да?
Мария Глебова:
— Ну, он очень помог, когда я поступала учиться, мы поступали с его благословения, учились, какие-то проблемы были. Потом уже батюшки не стало, у меня духовник, отец Владимир Воробьёв, какие-то я вещи спрашиваю. Человек должен трудиться, но Господь ведёт человека, у нас каждый день что-то происходит, какие-то задачи, какие-то события. Мы должны по-христиански проводить свою жизнь, освящаться молитвой, богослужением, таинствами. Вот такой труд благодатный, это, конечно, большое счастье. Трудиться и преподавать мне тоже нравится. Иногда, конечно, я устаю, потому что институт — это всё-таки некое заведение, там эти экзамены, просмотры всякие бывают сложные. Это не просто мастерская. График, какие-то сейчас всякие там требования такие бывают тяжёлые. Ну, всё равно очень приятно общаться с ребятами вот такими молодыми. Есть очень хорошие, искренние такие сердца, трепетные души. Очень приятно сталкиваться с такими вот ребятами.
Да все хорошие, и как бы радостно, когда как-то у них жизнь устраивается, работа. У нас не много уже выпускников, все, в принципе, даже кто многодетные мамы, но они даже всё равно ещё умудряются рисовать. Но это сформировало их как личности, вообще иконопись. Многие, прям, много детей, но у них очень творческие семьи, и дети все рисуют. Значит, даже если они сами мало рисуют, всё равно это то, как они освятились иконописанием, как дало благодать их семьям, их детям. Я тоже считаю, что это прекрасно.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, ну вот вы сказали, что вас благословил на занятие иконописью, на обучение в Лаврской иконописной школе отец Иоанн Крестьянкин, а вот дальше, после вашего первого знакомства в 1986 году, вы ведь продолжали с ним общаться, да?
Мария Глебова:
— Да, ну вот как раз батюшка очень следил, чтобы я хорошо училась в МСХШ, чтобы занималась рисунком, живописью хорошо, чтобы закончила хорошо. Он говорил, что всё это, за всё ты дашь ответ на Страшном суде, за каждое пропущенное занятие, за каждую несделанную работу, что очень важно, мастерство, чтобы было у художника, чтобы, если я собираюсь писать иконы, то моя рука должна быть крепкой, глаз верным, и сердце отдано Богу. Только тогда можно приступать к иконе. Говорил: неизвестно, вот как ты будешь учиться, выйдет из тебя иконописец, не выйдет. То есть иконопись — это уже какая-то награда такая художнику, вот, а не то, что это вот художник одолжение делает, что он занимается.
Диакон Игорь Цуканов:
— Не ремесло.
Мария Глебова:
— Не ремесло. Вот. Также всегда мы болели, когда там родственники у нас там... Я помню, что я ещё как бы батюшке написала помолиться, была какая-то опухоль у наших родных, вот. И мы просили его молитвы, и опухоль рассосалась. Вот такое чудо было у нас. Потом тоже вот часто, ну, как бы отец Иоанн участвует в жизни, мы чувствуем его молитвы, чувствуем какое-то особое присутствие его в своей жизни.
Диакон Игорь Цуканов:
— До сих пор?
Мария Глебова:
— До сих пор, да. Ну, советов очень много давал. Вот самое большое, что он для меня сделал, вот я, например, не очень слушалась свою маму, всё время куда-то уезжала, убегала, что-то искала где-то. А он очень следил, чтобы дети очень почитали своих родителей. Его была задача, чтобы в послушании рос человек. И он всегда спрашивал мнение, как вот мама думает. Вот как мама думает, так мы и поступим. И у всех моих друзей также отец Иоанн, он как бы вернул детей родителям. Это очень много, потому что действительно, что может быть без послушания, без почитания своих родителей. И вот он как бы всегда о своей маме рассказывал. Также я помню, что была тогда угроза в церкви. Пожилой митрополит Виталий, в Зарубежной церкви, он как-то не следил за действиями своей церкви. И началась такая, ну, как можно сказать, экспансия на нашу территорию. То есть начали организовываться приходы новые, каких-то священников сманивали в зарубежную юрисдикцию. Потому что он был старенький, и как бы, видимо, не мог за этим следить. И обычно не самые достойные священники шли, ну как бы предавали, ну как бы нарушали клятву, и образовывались новые приходы. И вот мы тоже ходили к такому священнику, который был чадом отца Иоанна, и постепенно он перешел в Зарубежную церковь. И вот отец Иоанн нас собрал тогда и стал с нами говорить. Им легко говорить зарубежом, что мы предали, что мы сотрудничали с властями, а сами бы они прожили? Говорит, меня Господь вёл через этапы. И Господь меня хранил. Он так трогал свои волосы, говорил, у меня даже волосы не тронули. Настолько Господь вот был со мной в тюрьме. Говорит, когда я шёл, в этапе было объявлено, в этапе священник — волосы не трогать. Говорит, и вот, разглаживал свои волосы, говорит, и вот я же назорей.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть его не остригли, как заключенных.
Мария Глебова:
— Не остригли, да. И он очень осердился на все эти события, что такое происходит в церкви, и поддерживал людей, чтобы они оставались в нашей церкви, не переходили в зарубежную юрисдикцию.
Но потом пришёл, сменил его митрополит Лавр, и как-то наши церкви воссоединились. Интересно, что я, как немножко пострадавшая от этого, от Зарубежной церкви, писала икону новомучеников на воссоединение церквей. Её дарил патриарх Алексей, тоже так интересно было. Ну вот новомученики, они очень близки, и вот отец Иоанн ушёл в День новомучеников, и писали мы на канонизацию эту икону. Как-то в моей жизни они особое участие обо мне принимают.
Кира Лаврентьева:
— Огромное спасибо за этот разговор. Мария, честно говоря, мы с отцом Игорем радостно удивлены. Спасибо вам большое, что вы пришли сегодня в нашу студию. Дорогие друзья, это был «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, у нас в гостях была Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов были диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Мы прощаемся с вами до следующего воскресенья, а вам, Мария, желаем помощи Божьей силы, радости.
Мария Глебова:
— Спасибо большое.
Диакон Игорь Цуканов:
—Спаси, Господи.
Кира Лаврентьева:
— Всего доброго. До свидания.
Все выпуски программы: Вечер Воскресенья
«Уверенность в себе». Протоиерей Алексей Батаногов, Елена Браун, Светлана Чехова
ПоделитьсяВ этом выпуске «Клуба частных мнений» протоиерей Алексей Батаногов, юрист, подполковник внутренней службы в отставке Елена Браун и предприниматель Светлана Чехова размышляли о том, что может давать христианину уверенность в себе, как отличить это от ложной самоуверенности и как доверие Богу помогает в жизни.
Ведущая: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Клуб частных мнений
