Закладка Павла Крючкова. Михаил Бутов "В карьере". - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

Закладка Павла Крючкова. Михаил Бутов "В карьере".

Михаил Бутов: "В карьере"
Поделиться Поделиться

Фото: Rey Seven/Unsplash

«...Ладно, слава Богу, только деньги, не жизнь утекла между пальцев. Единственное, о чем отец действительно жалеет, — что, будучи по натуре собирателем и строителем, слишком легко изменял себе, поддавшись распыляющему, центробежному духу времени. Но чем дальше, тем чаще, и с острым чувством потери, он вспоминает некоторые камни из тех, что побывали у него в руках.
Мальчик опять устроился рядом. Отец складывал окаменелости в пакет. Мелкие фрагменты аммонитов согласились выкинуть, оставили на память одну большую дугу толщиной с велосипедную шину.
— А здешние аммониты называются виргатитес виргатус, — сказал отец. — Потому что ребра у них разделяются на побеги, как ветви у дерева. Это как раз по-латыни. „Вирга“ — это „ветвь“.
— Пап, — сказал мальчик, — а ты что, прямо был настоящим археологом?
— Палеонтологом, — поправил отец. — Ты имеешь в виду — палеонтологом. То есть хочешь спросить, откуда я знаю столько умных слов. Ну, знаю, выучил. Не был я палеонтологом.
— А кем был? — спросил мальчик.
— Откуда начинать? — улыбнулся отец»

Это был голос писателя Михаила Бутова, автора известного романа «Свобода», вышедшего в самом конце прошлого века и получившего первую в нашей стране премию «Букер». А читал Михаил Владимирович из рассказа «В карьере», — опубликованного десять лет тому назад в журнале «Новый мир», где автор уже давно работает. В заглавии, как вы догадались, — не продвижение по служебной лестнице, а поездка отца и маленького сына в каменоломню за окаменелостями, аммонитами.
Обыкновенная, вроде бы история: в карьере, где нет ни души — отец и сын ищут камни, ведут неспешную беседу. Каждый из них думает и о своем, и — друг о друге. Архетипичный, как сказали бы филологи, сюжет для прозы. А мы скажем: вечный, сокровенный, таинственный. Найдите этот рассказ в сети, гляньте. Вот отец пересматривает, «читает» — по-пушкински — свою жизнь-биографию (в частности, безнадежный труд инженера по ремонту телеантенн); вот незаметно для маленького сына, уставшего от поисков и жары, подстраивает ему удачную находку, вот они собираются домой, и неспешно строят планы на будущее.
«Трудно, брат, писать», — приветствовали когда-то друг друга писатели группы «Серапионовы братья». Бутову тоже трудно, а пишет он филигранно, без лишних, служебных слов, творит свое искусство так, что искусства его и не видно. Я знаю, какая стоит за этим напряженная работа по воскрешению и слова и героя. В одном редком интервью Бутов вспомнил, как он начинал:
«...Я и сейчас-то с не очень большой охотой предлагаю к публикации то, что сочиняю — мне все-таки кажется, что сочинять надо для Бога (кто бы что под этим не понимал), а не для издателей, публики, гонораров и участия в светском круге. Хотя и пренебрегать публикой и смотреть на нее с позиций небожителя тоже представляется мне позой довольно уродливой».

«...Но что-то творится вообще без твоего участия. Подспудно, незаметно, вокруг ядра, которое так сразу и не определишь, не предскажешь (себе бы отец предсказал: работа — из своего воспитания, детских положительных примеров, взрослых предпочтений и стремлений; а получилось — ребенок), собирается новый, незнакомый, едва не чужой человек. И вдруг, к немалому твоему удивлению, выходит на свет совершенно готовым, с другой свободой, насквозь проросший новыми привязанностями, с тревожным ощущением своей и всеобщей хрупкости — все, что дорого, суждено потерять — и неожиданным ощущением своей ценности как участника в мимолетном и хрупком целом...
— Пойдем, — сказал мальчик. — Давай пойдем уже.
— Хорошо, хорошо...
Вода в карьере, насыщенная вымытыми из земли фосфатами, ближе к берегам стояла ярко-оранжевая, в центре — яблочно-зеленая, цвета хризопраза. Вблизи вода была похожа на разведенную краску. <...>
Мальчик вернулся, встал на краю. Отец, сощурившись, смотрит на него снизу вверх.
— Ты уже совсем большой, — сказал отец, потому что не знал, что сказать.
— Нет, не большой, — сказал мальчик. — Мне шесть лет.
— Скоро семь.
— Не скоро, — сказал мальчик. — Через восемнадцать дней».

...Совсем недавно, откликаясь на просьбу журнала «Фома» — порассуждать о свободе творчества, Михаил Бутов обмолвился: «Спрашиваете, какую именно ответственность несет за своё произведение — моральную или духовную? Ну, если из этого выбирать, то, конечно — духовную. Поскольку писатель, в общем-то, занят тем, что, формирует некий специфический воздух, в котором будет существовать его читатель. И всегда хочется, чтобы составляющие этого воздуха, даже горькие на вкус, были все-таки настоящими, а не пустотой».
Золотые слова, что и говорить.

Мы в соцсетях
ОКВКТвиттерТГ

Также рекомендуем