«Введение во храм Пресвятой Богородицы». Светлый вечер с о. Антонием Лакиревым (04.12.2017)

У нас в гостях был клирик храма Тихвинской иконы Божьей Матери в Троицке священник Антоний Лакирев.

В день празднования Введения во храм Пресвятой Богородицы мы говорили об истории этого события, о том, что и откуда о нем известно, а также о том, какие существовали традиции храмовой жизни в Иерусалиме во времена Евангельских событий.

---

А. Пичугин

— В студии светлого радио приветствуем вас мы: Алла Митрофанова —

А. Митрофанова

— Алексей Пичугин!

А. Пичугин

— Сегодня вместе с нами и с вами этот «Светлый вечер», ближайший час, проведет клирик Тихвинского храма города Троицка — священник Антоний Лакирев. Здравствуйте, отец Антоний!

Свящ. Антоний Лакирев

— Здравствуйте!

А. Пичугин

— Мы с вами встречаемся в день праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы. И с этим праздником поздравляем и вас, и наших слушателей! Наверное, в некотором таком необычном аспекте мы бы хотели сегодня с вами поговорить, провести эту программу. Для начала мы, конечно, в двух-трех словах поговорим о празднике, а потом мы бы хотели узнать побольше о том, как был устроен ветхозаветный храм — то, место, куда, собственно, привели Пресвятую Богородицу. Мы привыкли говорить «храм» в отношении малознакомой нам постройки в Иерусалиме, которой не существует уже почти 2000 лет. Надо, мне кажется, восполнить этот пробел в наших знаниях, и сегодня поподробнее узнать о том, что же это за место такое было. Итак, мы попросили вас буквально в двух словах рассказать о том, что за праздник мы сегодня отмечали.

Свящ. Антоний Лакирев

— По совести сказать, и в самом деле о празднике Введения можно, пожалуй, лишь в двух или трех словах сказать, потому что историческая основа, которая лежит под этим праздником, крайне неясна, и очень зыбко мы себе представляем, что всё-таки могло происходить. Это было, во-первых, достаточно давно, сами понимаете. То, что произошло в Иерусалимском храме было значимым, без сомнения, для Пресвятой Богородицы, для Иоакима и Анны, и всё! И какое-то, видимо, семейное предание, само по себе достаточно невнятное, сохранялось еще где-то в I веке. А в каком виде дальше оно сохранялось, и кем передавалось, в письменной или устной форме, в течение нескольких столетий, мы не знаем вообще! И лишь уже в достаточно поздние времена, в раннем Средневековье, в Византийскую эпоху, появляется некоторый праздник (довольно поздно) Введения во храм Пресвятой Богородицы, расцвеченный сугубо византийскими легендами, абсолютно оторванный от той реальности, которая вообще могла иметь место в I веке до Р.Х. Поэтому на самом деле понять, что же мы всё-таки празднуем, что произошло, почему вот эта картина Богородицы в Иерусалимском храме для нас важна — очень и очень непросто. И я бы очень осторожно относился к той очень красивой, литературной и поэтичной, чудесной, романтичной византийской, но, в общем, совершенно легенде, в которой исторические детали практически невозможно нащупать. Понимаете, это на самом деле довольно трудная проблема нашего духовного наследия, того, что нам досталось от Византии, потому что заставляет всерьез и достаточно трудно искать для себя какой-то здесь смысл. Как максимум, я думаю, что, не отрываясь от исторической почвы, можно предполагать, что, как и многих маленьких детей в ту эпоху (особенно это было связано с первенцами, и особенно это было характерно для, скажем так, детей, рожденных по обету — детей, которых, как Пресвятую Богородицу, долго ждали, и чье рождение стало, в общем, совершенно чудесным событием) в той или иной форме было принято посвящать Богу. Но очень по-разному! Это по-разному происходило с мальчиками, по-разному с девочками. И в каждом из этих двух случаев тоже было не так мало вариантов. И особенно, конечно, это характерно для людей, которые жили вне Иерусалима. Но, по-видимому, иногда некоторые люди, такие, как Иоаким и Анна, например, действительно приводили маленького ребенка в Иерусалим и приводили в Храм, как некоторый знак благодарности Богу, знак посвящения. Здесь не было никакого специального ритуала, особенно для девочек. Для мальчиков-то был! Когда мы в Евангелии от Луки читаем рассказ о введении двенадцатилетнего Отрока Иисуса в Иерусалимский храм, там более или менее понятно, потому что это «бар-мицва» — религиозное совершеннолетие в 12 лет. И действительно не так уж редко мальчиков приводили именно в Иерусалим, они и делали это в своей сельской синагоге. С девочками всё гораздо сложнее! Но, по-видимому, надо полагать, что Иоаким и Анна привели Пресвятую Богородицу в Иерусалимский храм. И я бы дерзнул, тоже, в общем, вполне неосновательно предположить, что, скорее всего, Её, конечно, привели во Двор женщин, как и должно было быть, ну и, может быть, она действительно двинулась по этой широкой такой лестнице, которая в Иродовом храме вела со Двора женщин во Двор Израиля, что само по себе было, по-видимому, воспринято как некоторое чудесное событие, как некий знак устремленности вот этого маленького человека к Богу.

А. Митрофанова

— А это не было воспринято как нарушение правил? Ведь Она должна была...

Свящ. Антоний Лакирев

— Я не думаю, чтобы Она могла войти со Двора женщин во Двор Израиля. А уж о том, как рассказывает нам византийская легенда, что со двора Израиля во Святое, а оттуда во Святая святых — ну это, конечно, легенда! Это легенда и дорисовка картины исторического события.

А. Пичугин

— Благочестивая!

Свящ. Антоний Лакирев

— Да, благочестивая дорисовка, как это любили делать византийцы совершенно безответственно, не задумываясь о последствиях.

А. Пичугин

— А вот тут, кстати (простите, что вас перебиваю), напрашивается такая аналогия. Насколько я знаю, многие исследователи считают, что в Византии было достаточно много Богородичных праздников, которые практически не дошли до нашего времени, как, например, тот же праздник Покрова, который считается исключительно русским, но, видимо, он был тоже заимствован в Византии, имел довольно легендарную основу, но тем не менее, каким-то образом был Андреем Боголюбским там заимствован, переосмыслен... Вернее, даже не самим Андреем Боголюбским, а где-то в Киеве какое-то время он отмечался, и потом вот так: без следов Греции, без следов самой Византии — перекочевал на русскую почву. Видимо, таких было немало?

Свящ. Антоний Лакирев

— Конечно, немало. Ну, что касается Покрова, тут как раз всё понятно, потому что наши с вами предки были теми варварами, которые осаждали Константинополь, и от которых Богородица защитила этот город, и заодно нас самих от нашего варварства. Поэтому для нас этот праздник совершенно исключительный, а для византийцев вполне рядовой. Возвращаясь к Введению Пресвятой Богородицы... Фактически важен по-настоящему и, так сказать, пригоден для обсуждения факт того, что увидели родные в Пресвятой Богородице, когда Она пошла туда, в направлении Двора Израиля, Святого и Святая святых. Я не думаю, что Она дошла дальше второй и третьей ступени лестницы, но не это важно. Ну и само собой, разумеется, важно, что Она действительно, насколько мы можем судить по относительно заслуживающим доверия историческим источникам, была посвящена Господу и провела некоторое время при Иерусалимском храме, потому что там была вокруг Храма, при Храме во внешних его сторонах, видимо, такая группа девочек, которые при Храме воспитывались.

А. Митрофанова

— Отец Антоний, но вы же понимаете, что нас сейчас кто-то слушает и думает, что вы своими словами дискредитировали праздник. Все привыкли к тому, что это абсолютно исключительное событие, когда маленькая девочка, которую берет человек, служащий в Храме, вопреки всем правилам вводит во Святая святых, куда, в общем, сам первосвященник имел право заходить только раз в год, а здесь он почувствовал, увидел эту Её избранность, и Она сама тоже это почувствовала, и родители это поняли и т.д. Здесь всё хорошо и логично! И теперь вы говорите о том, что эта история во многом такое богатое литературное византийское наследие. И получается, что от праздника ничего не осталось. Или всё-таки что-то важное осталось?

Свящ. Антоний Лакирев

— Мне кажется, что, без сомнения, от праздника остается нечто по-настоящему важное. Помимо прочего я обращу ваше внимание на то, что я ведь никому не навязываю свою точку зрения, хотя я понимаю, что найдутся желающие со мной поспорить. Если уж мы кого и дискредитируем, так это безудержную фантазию византийцев, которые не задумывались о том, как соотносится их поэзия с исторической реальностью. Они вообще не считали историческую реальность важной вещью. Но мы сегодня живем в другом мире! И если они могли себе позволить сочинить поэму и на основании этой поэмы дальше праздновать нечто, что они видели в ней, ну хорошо, можно за них порадоваться. Но мы сегодня не имеем права на такой подход к поэзии и реальности. Никуда не денешься, друзья! Над нами смеяться будут! Ну и потом, если уж говорить всерьез, то в исторических хрониках того времени подобное событие, если бы оно и впрямь имело место так, как его описали византийцы в конце первого тысячелетия, обязательно было бы обозначено, Храм бы пришлось перестраивать, заново освящать, и вообще ужас-ужас... Нет, это на самом деле не так, для нас это важно и нужно. Для нас действительно важно понимать, что в сознании всех людей, которые здесь в этот момент присутствуют, участвуют в этих событиях, Храм — место пребывания самого Бога, про которое Он обещал... Да, Он говорил о том, что «Моя вся земля» и «земля — подножие ног Его», но «здесь, на этом месте, Я буду, когда ты придешь ко Мне», то есть Бог обещает людям, приходящим в Иерусалимский храм, встречу обещанную, надежную. И «когда придешь ты в это место, Я услышу тебя». И даже Бог говорит Соломону, когда тот освящает Первый храм: «Даже если иноплеменник придет помолиться на месте сем, то Я услышу его». Заметим, что во времена новозаветных событий был Двор язычников, в сущности вокруг, у внешней стены Храма, куда могли входить необрезанные, но представление о том, что даже если иноплеменник придет и помолится на месте сем, и Бог услышит его, уже было вполне забыто. И снова скажу, что вот это центр вообще всей жизни, всей веры Израиля... Отдельный разговор о том, как так получилось. Почему Храм стал таким единственным или квазиединственным центром? На самом деле там была еще некоторая альтернатива в Элефантине в Египте, но всё-таки место пребывания Бога! И вот родные видят Богородицу, которая направляется туда, к Богу! Вот это по-настоящему важно! На самом деле, понимаете, мы празднуем, я бы сказал, фундаментальную вещь, необходимую для нашего спасения: что нашелся в истории такой человек, как Мария, для Которой Бог — ценность номер один, как бы мы это сейчас сказали, Которая всем существом... Мы не знаем, что она в этот момент думает, переживает, чувствует, и было бы крайне нецеломудренно пытаться придумать это — мы же не византийцы! Но Она идёт туда, идёт к Богу. Вот, что, мне кажется, для нас и сегодня существенно, и всё дальнейшее, что происходит в жизни Богородицы, Её дальнейшее пребывание при Храме, Её Благовещение, Рождение Господа Иисуса, вся Её дальнейшая жизнь — это, если хотите, ответ Бога. Действительно, Бог отвечает! Собственно, поэтический смысл того, что византийцы вокруг этого нагородили, в том и заключается, что Бог откликается. Ну, может быть, не так, как это описано в некоторых гимнографических произведениях, а гораздо более простыми какими-то вещами, но Бог откликается на это устремленное к Нему сердце. И если хотите, это в каком-то смысле становится иконой для нас для всех в нашем пути, в наших отношениях с Богом. Да, человек, сердце которого устремлено к Богу, и который в простоте, на самом деле достаточно большой, реализует это стремление... Вот Она оказалась в храме, и Она идёт туда, где пребывает Бог, и Бог откликается! И, действительно, жизнь наполняется Его присутствием, Его правдой, Его духом, Его волей. Понимаете, да? Так что, на самом деле, как раз смысл-то праздника никуда не девается!

А. Пичугин

— Мы напомним, что священник Антоний Лакирев, клирик Тихвинского храма города Троицка, в программе «Светлый вечер» на светлом радио!

А. Митрофанова

— Отец Антоний, мне кажется, сейчас самое время перейти уже тогда к той теме, о которой Лёша сказал в начале программы. Мы говорим про Иерусалимский храм, Храм иудейский, может быть, кто-то слышал о том, что был Первый храм, Второй храм, какие-то с ними происходили такие трагические события, эти храмы разрушались, там находился Ковчег завета. Что это всё такое? И что представляло собой это строение? И почему сегодня, хотя религиозная христианская традиция отличается от иудейской, мы всё равно понимаем, что это каким-то образом почему-то важно знать, что есть какая-то связь между нашими нынешними храмами и тем Храмом, который находился в Иерусалиме. Вот как раз Храм времен Пресвятой Богородицы и времен Христа, их земного здесь пребывания. В чём было значение этого места для иудеев?

Свящ. Антоний Лакирев

— Ну давайте попробуем на эту историю по возможности коротко взглянуть. Смотрите, вообще говоря, когда народ Божий был выведен Моисеем из Египта, и Бог привел их к подножию горы Синай, был заключен Завет, и, в общем, возникла действительно некоторая потребность в месте поклонения, в том, как поклоняться Богу. История про золотого тельца свидетельствует нам о том, как это было действительно важно для людей иметь что-то такое, какое-то место или объект для поклонения — всё-таки практически никаких других вариантов богопочитания, кроме того, что они видели в Египте в этих египетских храмах, эти люди не знали. И так или иначе Бог повелевает Моисею сделать скинию, шатер, собственно говоря, попросту кожаную палатку, в которой будет находиться Ковчег со скрижалями, там ещё был проросший жезл Аарона (не буду сейчас эту историю рассказывать), там был семисвечник, ну, собственно, и всё. На самом деле скрижали как знак того, что Завет заключен, и вот он именно такой. На скрижалях были начертаны 10 заповедей. Для самого Израиля знамением этого Завета, естественно, было празднование субботы. И вот скиния собрания, шатёр, где пребывают эти данные Богом святыни, стала таким местом, куда действительно человек может прийти и для себя самого понимать, что ты пришёл в какое-то такое место, где можно обратиться к Богу. На самом деле, конечно, древние израильтяне, как и всякие нормальные люди, молились не только там, а «на всяком месте владычества Его», как мы сейчас выражаемся по-славянски. И еще очень важно, что это было местом принесения жертвы. Ветхий Завет всё-таки был устроен вот таким образом. В некоторых случаях нужно было, требовалось, важно было принести Богу в жертву свою (подчеркну!) жизнь. Это отнюдь не только в случае совершения какого-то греха. В первую очередь это благодарственная жертва, жертва, которую было принято приносить за первенцев, тоже по Завету, и т.д. Но поскольку Бог категорически запретил человеческие жертвоприношения, то ясное дело, что никаких других вариантов, кроме жертвенных животных, не оставалось. И вот скиния собрания стала тем местом, где по преимуществу приносились жертвы Богу. Это не означает, что до IX века до Р.Х. они приносились только там. Отнюдь нет! Конечно, в самых разных местах израильтяне после Исхода сооружали жертвенники, иногда самовольно, иногда это действительно были какие-то особенные, указанные самим Богом места, и жертвы приносились вовсе не только в Иерусалимском храме. Но в начале первого тысячелетия до Рождества Христова из разных оснований, из разных источников возникает представление о том, что такой дом должен быть один. И такое место может быть одно, общее для всех, поскольку Бог один. И здесь нельзя не вспомнить совершенно удивительную историю про царя Давида, который строил дворец (ну как всякий уважающий себя Царь должен построить дворец в Иерусалиме), и в какой-то момент царь Давид говорит, что что-то вообще-то неправильно, что у него дворец есть, а Бог живет в палатке! Ну как бы одно с другим не бьется! Наоборот должно быть, что у Бога должен быть дворец, а он в палатке (или не в палатке, но в какой-то избушке). Понимаете, вот эта, так сказать, идея царя Давида построить Дом Божий ведь исходит именно из правильной иерархии, понимания, кто главный. Это на самом деле ведь вообще в царе Давиде вещь совершенно необыкновенная и фундаментальная! И вот, как вы, может быть, помните, Бог на это говорит, что, одобряет эту постановку вопроса Давидом, как мы бы теперь сказали, только говорит, что дом Ему построит не он, а его сын. Ну вот и сын царя Давида, царь Соломон, действительно строит для того времени, в общем, довольно обычный храм. Он был с архитектурной точки зрения очень похож на многие храмы Ближнего Востока, посвященные тем или иным племенным или местным божествам.

А. Пичугин

— Ну если уж примеры были перед глазами!

Свящ. Антоний Лакирев

— Да, конечно! Но другое дело, что Соломон постарался, насколько мы можем судить, сделать по возможности это действительно достойным сооружением. И когда он освящал этот Храм, он обращался к Богу, молился и говорил: «Пусть на этом месте, когда любой человек из народа Твоего придет приносить Тебе жертву, Ты услышь его!» И, собственно, с этого времени, по тоже очень разным причинам, отчасти историческим, политическим, в меньшей степени даже по религиозным причинам, происходит такая многовековая (то есть лет на четыреста, на самом деле) история с централизацией культа. У этого были разные смыслы и аспекты, потому что для Древнего Израиля, жившего, в общем, вперемешку с язычниками, все эти столетия существовало всё время искушение, так сказать, религиозного синкретизма, перемешивания своего культа с окружающими языческими. И служение пророков во многом было направлено в том числе, может быть, не в первую очередь, и на очистку, я бы сказал, веры в представлении Израиля от каких-то языческий влияний и наслоений. В результате Храм, который был построен в Иерусалиме, очень долго был совсем не единственным местом богопочитания. Был свой храм на горе Гаризим в Вефили, еще в нескольких местах. И ещё тоже не будем забывать, что...

А. Пичугин

— Простите, а устроены они были точно так же, по тому же принципу, как и этот?

Свящ. Антоний Лакирев

— Трудно сказать, потому что про Иерусалимский храм еще какие-то глухие рассказы у нас есть, а про святилище в Вефиле или в Самарии мы, в общем, мало очень представляем и знаем только то, что они были, и там чтили Единого Бога. Чтили, как правило, те левиты, которые в Иерусалиме не жили, а после разделения царств (после, соответственно, смерти Соломона) на Северное и Южное, понятно, что там довольно затруднительна была такая организация единого централизованного богопочитания. Одним словом, фактически, до конца... Практически до царя Осии, то есть незадолго до плена, Иерусалимский храм был, скорее, одним из таких мест почитания Бога, хотя, действительно, исторически иерусалимские священники, служившие при этом Храме, хотели, по-видимому, добиться централизации, добиться того, чтобы вот здесь совершалось богопочитание, а все остальные места отменить, что, кстати, было потом в значительной степени облегчено падением Самарии и разрушением Северного царства. И, кроме того, еще не будем забывать, что в те времена Храм был отнюдь не только тем местом, куда человек мог прийти помолиться Богу, принести жертву, но он был и центром, во-первых, общенародного почитания (здесь за весь народ приносились жертвы, положенные по Завету), и центром, если хотите, культуры, учености, здесь хранились записи. По крайней мере те записи, которые вообще сохранились, значительная их часть сохранилась в Иерусалимском храме, либо была принесена потом из Северного царства, опять всё в тот же Иерусалимский храм.

А. Пичугин

— Мы напомним, что в гостях у радио «Вера» сегодня священник Антоний Лакирев — клирик Тихвинского храма города Троицка. Алла Митрофанова, я — Алексей Пичугин! И мы через минуту в эту студию вернемся!

А. Митрофанова

— Еще раз добрый, светлый вечер, дорогие слушатели! Алексей Пичугин, я — Алла Митрофанова. И напоминаю, что в гостях у нас сегодня священник Антоний Лакирев — клирик Тихвинского храма города Троицка. Мы говорим о празднике Введения во храм Пресвятой Богородицы... Точнее, о нём мы уже кратко поговорили.

А. Пичугин

— О самом храме!

А. Митрофанова

— Да. А сейчас разбираемся, что же это за место, куда Пресвятую Богородицу привели, что собой представлял этот Храм, чем он принципиально отличается от того, что мы сегодня называем храмом, и почему такое значение имеет это место для того времени. Отец Антоний, а вы сказали о том, что Храм по сути воспроизводил те конструкции, которые иудеи могли видеть у других народов. Вот тот храм, который сегодня смоделирован в Иерусалиме... Там же есть музей, и там есть модель вот этого Храма, и она довольно подробная. Но, вообще, впечатление такое, что это было какое-то совершенно грандиозное такое сооружение, может быть, несложное по форме, но такое масштабное, величественное. И, если я опять же правильно понимаю, помимо, собственно, Святая святых, где хранились скрижали Завета, там были еще и другие помещения: где-то занимались воспитанием девочек, где-то занимались воспитанием мальчиков, где-то торговали вот этими самыми жертвенными птицами, голубями, где-то что-то еще происходило. Книжное хранилище или хранилище документов, которое вы упомянули, это тоже должно было где-то там быть.

А. Пичугин

— Я так понимаю, что такая подробная реконструкция довольно легендарна, потому что Иерусалим, во-первых, несколько раз перестраивался, несколько раз был разрушен, а потом всё-таки Иерусалима долгое время как такого не существовало. Откуда мы можем знать такие подробности устройства храма?

Свящ. Антоний Лакирев

— Ну я бы сказал, что всё-таки почти всё, что можно знать, мы знаем: раскопки и разнообразные исследования проводились, естественно, очень тщательно и самыми разными людьми. Поэтому всё-таки некоторое представление, может быть, не абсолютно точное, но относительно адекватное у нас есть. Но сейчас всё, что вы говорили, относится ко Второму храму, потому что Первый храм, в котором царь Иосия нашёл самый первый кусочек писанного текста Библии, книги Второзакония (дело было, как сейчас помню, в 605 году до Р.Х.), этот храм был разрушен вавилонянами в 586 году до Р.Х. И от него, в общем, не осталось ничего! На этом его история заканчивается. Но переселенцы, изгнанные из Иерусалима, угнанные в Вавилон, среди которых... Собственно говоря, угоняли-то отнюдь не всех!

А. Пичугин

— Знать в основном.

Свящ. Антоний Лакирев

— Угоняли тех, кого мы сегодня называем элитой: знать, людей образованных, культурных.

А. Пичугин

— Синагогальный культ появляется...

Свящ. Антоний Лакирев

— И как раз в том, что касается элиты культурной, преобладали священники Иерусалимского храма, потому что они во многом и были хранителями культурных, религиозных, всяческих традиций этого народа. И вот там, в Иерусалиме, эти священники... Для них утраченный Храм становится чрезвычайной драгоценностью! Они только теперь понимают, что они утратили. И как в дошедшем до нас (видимо, имеющем тоже древнее происхождение) фрагменте книги пророка Даниила говорится: «Вот теперь у нас нет ни храма, ни царя, ни пророка, ни жертвы. Но с сокрушенным сердцем да будем приняты». Иезекииль уже там, в Вавилоне, пророчествует, Бог через него говорит о том, что новая жизнь, новый шанс будет дан народу Божьему, когда будет восстановлен Храм, будет новый Храм. И поэтому уже при персидском владычестве, когда персы Вавилон разрушили, и, соответственно, часть переселенцев получили возможность вернуться, одной из важнейших для них самих вещей было, действительно, построить Храм, но теперь уже дорожить им, беречь его, ценить его так, как предки не могли ценить этого раньше. И вот начинает строиться этот Храм, очень медленно, они вынуждены были там... Вокруг них были всё время какие-то партизанские отряды из окружающего населения. И они вынуждены были в одной руке держать кирку, в другой — меч, как рассказывают об этом исторические книги Ветхого завета.

А. Митрофанова

— А почему так?

Свящ. Антоний Лакирев

— Ну потому что окружающие народы боялись укрепления этих иудеев, писали царям персидским доносы на то, что они делают вид, что заготавливают камень для храма, а сами строят крепостные стены, при этом сами нападая и пытаясь ограбить...

А. Митрофанова

— Всё, как мы любим!

Свящ. Антоний Лакирев

— Да. И вернувшиеся переселенцы вынуждены были строить стену, и сами внутри себя дискутировали: что же надо сначала построить — Храм или стену? Так или иначе, сооружение получилось довольно невзрачное, и в то же время оно получилось. Это место, где смогли возобновить Завет. Может быть, в истории вот этого Второго храма одним из центральных событий, до того, как туда привели Богородицу, конечно, было вот это возобновление Завета в Иерусалиме, и он становится теперь, когда всё остальное было разрушено, действительно на достаточно продолжительное время фактически единственным местом, где можно приносить Богу жертву. Помолиться можно на любом месте, и встретить Бога в сердце можно на любом месте, но восстановленный Иерусалимский храм стал тем местом, где Бог обещал, что Он тебе откликнется, где собранный к тому времени, в течение плена, собственно говоря, корпус законодательных книг Ветхого завета, Тора... Я повторю, что до плена из Торы, собственно говоря, только незадолго, меньше, чем за полвека, был найден текст Второзакония, остальные были из разных источников сформированы уже в плену, в основном из разных храмовых записей. Это место, где Бог обещал услышать, и оно становится таким центром взаимоотношений народа Божьего с Богом. На самом деле нам очень трудно это понять, потому что у нас вообще нет опыта единственности подобного рода места. У нас много мест, где мы совершаем Таинства, где мы встречаемся с Богом, по определению много, с самого начала, с самого первого дня. Поэтому нам действительно трудно понять, насколько это было важно. Одной из важнейших вещей для верующего человека в этом народе было совершить паломничество в Храм, по возможности как можно чаще, хотя бы раз в жизни, а если получается, если это не слишком далеко, как из Галилеи, то и чаще, чем раз в жизни, а может быть, и каждый год на Пасху. Это создает свои сложности, потому что на Пасху этот огромный наплыв паломников, его надо где-то разместить и т.д., но всё-таки это место, придя куда, мы для себя понимаем, что мы пришли к нашему Богу. Вот надо сказать, что внутренняя потребность, воспитанная с глубокого детства, может быть, впитанная с молоком матери, у каждого иудея в этом была. Они себе просто не представляли, как можно жить без этого. И поэтому, когда очень много миллионов евреев оказались в Египте, и далеко не всегда, по политическим причинам, они могли прийти в Иерусалим, да и путь через пустыню нелегкий... В конце концов, если мне память не изменяет, лет примерно за полтораста до Рождества Христова, может быть, и немного больше, в Элефантине была построена копия Иерусалимского храма для тех египетских иудеев, которые не могли отправиться в Иерусалим, но они просто не понимают, как почитать Бога без Храма! Даже если ты живешь где-то далеко, он всегда существует на краю твоего сознания — это место, где Бог на Земле обещал пребывать, место, которое Он видит, место, в котором пребывает Слава Божья — тоже очень важное понятие для разговора о Иерусалимском храме. Это некоторое облако сияющего присутствия совершенно какой-то непостижимой, нематериальной природы, которое входит в этот Храм, когда его освящают. Иезекииль, когда Храм разрушен, видит, как Слава Божья покидает его. Вот люди верят, что Слава Божья пребывает в этом Храме. И это, если хотите, своего рода... Знаете, мы бы сказали, что это портал в иное измерение... Это плацдарм, на котором Бог закрепился в этом мире, и откуда дальше Его владычество будет распространяться на весь окружающий мир!

А. Митрофанова

— Отец Антоний, опять же почему тогда, если в одном месте удалось создать копию такого Храма, и там, получается, тоже пребывает Бог, то нельзя сделать то же самое и в других точках пространства, чтобы иудеям было проще в каком-то смысле, с одной стороны? А с другой стороны, а как быть тогда другим народам? Получается, что Господь пребывает только с евреями, а все остальные где-то на обочине Его милости находятся?

Свящ. Антоний Лакирев

— Ну во времена Второго храма, в общем, именно так и считали. Что касается того, чтобы «было проще», насколько я понимаю, такой задачи никто не ставил. И, кроме того, клир Иерусалимского храма крайне неодобрительно относился к постройке в Элефантине и к той ветви первосвященнической династии, которая в Элефантине служила в этом храме. Да, я думаю, что мы сейчас вообще не будем говорить о духовенстве, потому что ни на что не хватит времени. Так вот, Второй Храм был незадолго до Рождества Христова перестроен... То есть он строился 46 лет, как свидетельствует нам Писание, царём Иродом. Он начал эту постройку. Ну ему хотелось показать иудеям, какой он иудейский. Вот для него это были такие скрепы, которые должны были скрепить его династию с тем народом, которым он правил. И вот он решил построить действительно грандиозное сооружение! Хотя сегодня оно, наверное, не казалось бы таким грандиозным...

А. Пичугин

— Ну мы можем представить всё-таки!

Свящ. Антоний Лакирев

— Знаете, москвичам я бы рекомендовал представить себе выход из метро «Динамо»... По форме он очень похож! Я вообще не знаю, у меня нет информации, но я подозреваю, что архитекторы держали в голове некоторый образ, когда проектировали метро «Динамо». И вот там ещё вокруг такие площадки, огороженные красивыми чугунными парапетами, на разных уровнях. Вот Иерусалимский храм представлял собой нечто подобное, в общем-то.

А. Пичугин

— Но размерами, конечно, гораздо больше?

Свящ. Антоний Лакирев

— Не гораздо!

А. Пичугин

— Нет?

Свящ. Антоний Лакирев

— Нет, несколько больше, без сомнения, но не прямо в разы. Итак, это было прямоугольное сооружение, разделенное внутри на две части: Святая святых, отгороженная завесой, и, собственно, Святое, где стояло медное море, семисвечник. Ковчег завета был утрачен при разрушении Иерусалимского храма в 586 году, поэтому, собственно, в Святая святых было действительно пусто. А прямо вокруг, с наружной стороны стены, были помещения священников, вокруг них достаточно обширный проход — это Двор священников, дальше снова стена, с внешней стороны которой опять помещения, и широкий, опоясывающий это дело, проход — Двор Израиля. В передней части он был шире, и когда были праздники, когда совершались общенародные жертвоприношения, в основном туда собирались люди, хотя заполняли всю галерею. Еще ниже, на следующем уровне, опять (ну я так схематически описываю примерно, поскольку у нас радио, а не телевидение, и невозможно показать) ещё один уровень стены с помещениями с внешней ее стороны, и, соответственно, Двор женщин. И, наконец, ещё Двор язычников — он сбоку примыкал к этой храмовой территории, и снова стена, и там уже всякая торговля: ларьки, лавки, быки, агнцы, обмен валюты и прочее-прочее. А в самих этих храмовых помещениях, во-первых, хранилась храмовая казна. Во-вторых, хранились облачения и всё необходимое для богослужений и т.д. Кроме того, во Дворе Израиля, в этих внешних помещениях, в портиках Иродова храма, сидели священники, которые, собственно, совершали «бар-мицва» — свидетельствовали религиозное совершеннолетие... Для этого нужно было прийти и перед священником наизусть прочитать десять заповедей, молитву «Шма Исраэль» («Слушай, Израиль! Господь — Бог наш, Господь один!»), и прочитать несколько фрагментов из Священного Писания, для этого надо было уметь читать. И, соответственно, там, во дворе Израиля, священники свидетельствовали, что этот мальчик... Им, кстати говоря, иногда задавали и вопросы богословского характера. И поэтому, когда мальчик Иисус именно в этой ситуации Сам начинает задавать вопросы этим законникам и священникам, которые у Него этот экзамен принимают, тогда вот это нечто совершенно необыкновенное! Вот примерно так это выглядело и функционировало.

А. Пичугин

— Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня священник Антоний Лакирев — клирик Тихвинского храма города Троицка. Важная тема (у нас последняя часть программы), которой хотелось бы успеть коснуться. А чем был Иерусалимский храм для первых христиан?

Свящ. Антоний Лакирев

— Для первых христиан он был после Воскресения Господа Иисуса почти тем же, чем он был для них и для Него самого в течение всей их предыдущей жизни. Но довольно быстро акценты начинают, конечно, смещаться. И сам Господь Иисус ходил в храм молиться, и христиане, его ученики... Помните, мы читаем в Деяниях: «Петр и Иоанн шли в храм в час молитвы девятый». И тень проходящего Петра упала и исцелила хромого. И вот они идут в храм молиться, потому что это время (по-нашему это около трёх часов дня), когда благочестивые люди, находящиеся в этот момент в Иерусалиме, приходят в Храм во Двор Израиля и молятся Богу. Вот, собственно, и всё. Но для них это было точно так же, как и раньше, местом, где присутствует Бог, но к этому поначалу вполне равноправно добавляется преломление хлеба по домам, которое является продолжением вообще другой внехрамовой традиции веры Израиля, которая не связана с храмовым богослужением, а связана с благодарственной трапезой, совершавшейся в каждой семье или в каждой религиозной общине независимо от храмового богослужения. Это тоже очень важная вещь. Понимаете, на самом деле храмовые жертвоприношения прекратились, когда он был разрушен в 70 году. И для нас, для христиан, после Воскресения Христова они ещё и смысл потеряли, а то, что для нас сегодня наша Церковь, наше Таинство преломления хлеба — это растет не из Храма, не из вот такого специального места, а из преломления хлеба по домам в благодарственной молитве, которая, собственно, на самом деле опять-таки коренится в заповеди о субботе, в многовековой традиции общинной молитвы народа Божьего.

А. Пичугин

— А можно ли сказать, что у нас есть один из немногих отголосков того храмового богослужения — это какие-то части Всенощного бдения?

Свящ. Антоний Лакирев

— Ну говорят, что отчасти это так. Знаете, есть такая вещь как степенны — антифоны, которые, в общем, написаны частью Феодором Студитом, а частью его сподвижниками в Студитском монастыре через 1000 лет после Воскресения Христова. Но тем не менее они имеют в качестве изначального мотива песни восхождения — псалмы, которые пелись в храме во время богослужения так, что священники и хор поднимались на одну ступень, пропевали стих этой песни, потом поднимались на следующую и потом на следующую. Да, действительно, традиционно принято считать, что исходным мотивом для наших сегодняшних степенн были вот такие песни восхождения. Понятно, что текстуально они довольно далеко эволюционировали от псалмов, которые в Храме пелись, а часть действительно мы поем в воспоминание об этой хвале, которую возносил народ Божий.

А. Митрофанова

— Отец Антоний, а можно еще вернуться к вопросу о том пространстве внутри Иерусалимского храма, которое называлось Святая святых и где уже во Втором храме не было скрижалей Завета. Вы говорили о том, что это место пустует. А в чем тогда его смысл? Что это за такое сугубо сакральное помещение, куда никто не имеет право заходить, кроме одного первосвященника раз в год и т.д.? Зачем оно?

Свящ. Антоний Лакирев

— Видите, я думаю, что строители Второго храма, а потом и Ирод, руководствовались не столько ответом на вопрос зачем, сколько тем, что в Первом храме это помещение было. И мы помним, что там были скрижали Завета, жезл Ааронов прозябший, сосуд с манной, которую собрали, в общем, при путешествии по Синайской пустыне. Одним словом, это помещение было! «Да, у нас сейчас нечего поставить туда, мы утратили то, что было в Первом храме, — говорили себе эти люди, — но это не значит, что нам не нужно это помещение!» Наоборот, я бы сказал, что отсутствие всех этих святынь стало постоянным напоминанием о трагедии Первого храма, о том, что этот Храм был разрушен, потому что люди только на словах сохраняли верность Завету. Это тоже ведь был важнейший урок, заключавшийся в том, что если на словах формальное богопочитание соблюдаешь, а живешь как жлоб, то Завет недействителен, Храм разрушается. И вот эта пустота была, конечно, напоминанием в первую очередь о той трагедии, напоминанием очень серьезным и важным. Ну и кроме того, позднее, уже к концу периода существования Второго храма, появились еще и тоже, мне кажется, довольно важные, глубокие, здравые идеи о том, что ничто человеческое не может обозначить присутствие Бога, нет ничего, что может наполнить это помещение, так как края риз Его наполняли храм. Знаете, ведь существует, между прочим, историческое свидетельство Гнея Помпея, который вломился в Святая святых, захватив Иерусалим, и говорят, точнее, пишут, что он был совершенно потрясен и подавлен вот этим мраком («Бог живет во мраке неприступном!») и отсутствием человеческого, вот непостижимостью того, что в этом месте, в этом пространстве есть. Это тоже, понимаете, для израильтян было важно, потому что ведь они категорически не принимали каких бы то ни было способов изобразить Бога. Поэтому отсутствие изображений и вообще чего бы то ни было в Святая святых было тоже формой богословия, если хотите.

А. Пичугин

— А что за предание такое у иудеев о строительстве Третьего храма? Насколько это вообще всё возможно? И для чего это нужно?

Свящ. Антоний Лакирев

— Вы знаете, я не могу ответить на этот вопрос. Ну да, есть наверняка идея...

А. Пичугин

— Так эта традиция бытует уже не одно столетие, что когда-то он появится. Это вот такое чаяние народа? Или это просто на уровне преданий и легенд?

Свящ. Антоний Лакирев

— Ну, наверное, людям хочется такую легенду иметь. Ну хорошо! Для них это, наверное, какой-то смысл имеет, но для нас после Вознесения Господа Иисуса, когда Он с нами во все дни до скончания века и на всяком месте...

А. Пичугин

— Да, для христиан, конечно!

Свящ. Антоний Лакирев

— Ну если некуда цемент девать, то пусть строят, если хотят!

А. Пичугин

— Ну для христиан, конечно, а вот если это уже рассматривать с точки зрения иудейской традиции...

Свящ. Антоний Лакирев

— За иудейскую традицию я вам сказать не могу!

А. Пичугин

— Спасибо большое! Мы напомним, что сегодня вместе с нами и с вами в программе «Светлый вечер» был священник Антоний Лакирев — клирик Тихвинского храма города Троицка. Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Алексей Пичугин!

А. Пичугин

— Мы прощаемся с вами: до новых встреч!

А. Митрофанова

— До свидания!

А. Пичугин

— Счастливо!