«Волонтеры в помощь детям-сиротам». Мария Рыльникова

У нас в гостях была координатор программы «Быть рядом» благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Мария Рыльникова.

Разговор шел о программах фонда, о помощи детям-сиротам, о том, какие изменения происходят сегодня в области поддержки детей, оставшихся без попечения родителей, а также о профилактике отказов от детей через поддержку семей в сложных жизненных ситуациях.

---

А. Митрофанова 

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие слушатели. Я — Алла Митрофанова. И с удовольствием представляю нашу сегодняшнюю гостью: Мария Рыльникова — координатор программы «Быть рядом» благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Один из тех самоотверженных и благородных людей, которые, как мне кажется, наш мир делают лучше. Спасибо вам больше. И здравствуйте. 

М. Рыльникова 

— Здравствуйте. Спасибо, что пригласили. 

А. Митрофанова 

— Да мы-то с радостью. Я понимаю, как вам бывает непросто время находить на подобные вещи — приехать, например, в эфир на радио «Вера», с учетом вашей занятости и особенностей вашей работы. Мне кажется, быть волонтером в таком фонде, как «Волонтеры в помощь детям-сиротам», это не просто работа, это какое-то призвание что ли. Это должно быть внутреннее расположение к такой деятельности. 

М. Рыльникова 

— Да, наверное. Я думаю, что все идут к идут к этому разными путями. Кто-то, возможно, вполне осознанно и постепенно, шаг за шагом. А кто-то спонтанно. Например, как я. Моя история, она совершенно внезапна. И то, как я оказалась в больнице с особенными детьми… 

А. Митрофанова 

— А расскажете, как так случилось? 

М. Рыльникова 

— Да, конечно. Я была волонтером транспортного форума благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» на протяжении нескольких месяцев. Поскольку у меня есть автомобиль, я увидела, что нужна помощь водителей и периодически подвозила какие-то средства гигиены, питания в больницы к малышам, нашим подопечным, которые находятся на госпитализации. И так продолжалось несколько месяцев. Честно говоря, я была не очень готова к тому, чтобы двигаться дальше. И в тот день, когда няня попросила меня подняться в отделение с продуктами, потому что ей было не с кем оставить детей, я очень долго сопротивлялась, потому что по правилам транспортной помощи волонтерам не разрешено подниматься в отделение — мы только довозим из пункта «А» в пункт «Б». И в этом наша задача и основная роль. И когда я говорю: «Нет-нет, вы знаете, нам нельзя». Она говорит: «Поднимитесь, потому что я не могу спуститься». И получилось так, что я оказалась в палате, в отделении ортопедии, в котором лечились дети с различными особенностями физического развития: у кого-то не было рук, у кого-то не было ног. Все они перемещались без колясок внутри палаты. И для меня это был первый опыт встречи с таким количеством особенных детей. Потому что, мне кажется, на тот момент в нашей жизни, на улицах, в общественных местах могло создаться впечатление, что у нас вообще нет таких детей. Настолько они были изолированы от внешнего мира и настолько редко их можно было встретить. 

А. Митрофанова 

— А это были дети, от которых отказались родители? 

М. Рыльникова 

— Это были дети, которые жили в детских домах-интернатах, они находились там на лечении, на реабилитации. И они-то себя чувствовали достаточно комфортно и вели себя достаточно естественно, что сложно было сказать обо мне. Потому что, честно говоря, я была в полном шоке от увиденного. Я не предполагала, что они достаточно свободно, каждый своим способом, перемещаются внутри палаты, и что дома или в больнице они не используют коляски. И они совершено не обращают внимания на способы своего передвижения — для них это обычное дело. Поэтому в какой-то момент мне стало очень стыдно, потому что мне показалось, что я сидела в каком-то ступоре, на который они наконец обратили внимание и сказали: «Ну, ты чего? Давай мы тебе стихи расскажем или еще что-то. Что ты сидишь такая вся…» И мы очень хорошо пообщались, они мне рассказали всё, что знали, спели, прочитали. И задали вопрос: «А ты придешь еще?» И, наверное, нарушив все правила и предостережения, которым сейчас я обучаю новых волонтеров, я, не зная, приду или нет, сказала «да», потому что я не могла им ответить «нет». И пришлось прийти. И вот так я начала ходить. То есть, скорее, это было, потому что пообещала, потому что не смогла сказать «нет». И навряд ли это было какое-то осознанное решение. То есть осознание всего происходящего уже намного позже пришло.  

А. Митрофанова 

— А когда? И в связи с чем? 

М. Рыльникова 

— Я думаю, что, может быть, дело не только во мне. Это было достаточно давно, в 2011-м году, и тогда еще не было так распространено волонтерское движение, не было такого количества фондов, которые проводят достаточно серьезную подготовку. Мне кажется, что сейчас люди, которые идут в волонтерство, намного больше знают об этом, потому что просто информации намного больше. 

А. Митрофанова 

— И опыт уже есть. У других людей. Вы-то в число первопроходцев попали. 

М. Рыльникова 

— Да. И есть возможность этот опыт передать. И, возможно, у них это решение уже более осознанное. А ко мне осознание пришло где-то через несколько месяцев, наверное, уже регулярных хождений. И, вы знаете, вот вы упомянули, что это должно быть призвание или какая-то предрасположенность особая. На мой взгляд… Вот я, как человек достаточно активный, всегда задумывалась о том, в чем может быть моя полезная функция для общества. И когда разговор среди друзей или близких заходил о политике, я понимала, что в этом я совершенно бессильна, даже если я очень захочу. И что от моего участия в каких-то митингах или демонстрациях совершенно не будет никакого толка. То есть я понимала свою полную бесполезность в этом. И когда я начала как волонтер ходить в больницу, я увидела мгновенную пользу — моментальное понимание того, насколько ты нужен, насколько нужна твоя помощь, насколько ты своими несложными действиями, небольшим количеством потраченного времени повышаешь качество жизни этих детей.  

А. Митрофанова 

— Несложными действиями и небольшим количеством времени? 

М. Рыльникова 

— Да. Потому что, когда мы говорим о смене волонтеров в больнице, это от 2 до 4 часов в неделю. То есть это какое-то фиксированное, выделенное время, которое человек обозначает. Координатор составляет расписание и включает его в сетку дежурств. 

А. Митрофанова 

— А что требуется в таком случае от волонтера? Общаться или, может быть, какие-то еще действия, связанные с медицинской поддержкой? 

М. Рыльникова 

— Это сильно зависит от того учреждения, в котором помогает волонтер. Потому что в проекте «Быть рядом» больше 25 учреждений в Москве и Московской области. Это и больницы, и детские дома, и бывшие детские дома-интернаты, в которых находятся как раз дети с особенностями развития, с различными заболеваниями. И возраст детей, их состояние здоровья, их развитие настолько разные, что и характер помощи тоже очень-очень сильно отличается. Поэтому подготовка наших волонтеров состоит из 6 семинаров, практически на протяжении месяца раз в неделю мы готовим будущих волонтеров и рассказываем им о том, что им придется делать. Конечно же, очень разное участие. В случае, если вы помогаете как волонтер в больнице с подростками, которые сами осуществляют за собой уход, сами едят, и им нужны только какая-то социализация, занятия и эмоциональная поддержка. И если вы приходите в больницу к малышам, тут больше всего времени уходит на так называемый мамин уход — то есть на какие-то простые действия: покормить, поменять памперс, погладить ручки, ножки, сделать мамин массаж. То, на что не хватает времени у медперсонала, и в то же время это то, что так важно для развития. То есть тот самый развивающий уход, посредством которого происходит… 

А. Митрофанова 

— Тактильный контакт. 

М. Рыльникова 

— Тактильный контакт, проговаривание, повторение звуков, эмоциональное общение и визуальный контакт при кормлении. К сожалению, всё это отнимает достаточно много времени. И когда эти манипуляции осуществляются персоналом, всё это происходит намного быстрее. 

А. Митрофанова 

— Быстро и механистично. Они физически не могут в каждого ребенка вложить ту любовь, которую мама могла бы давать. А ведь эти дети в этом очень нуждаются. Я вспоминаю сейчас, слушая ваш рассказ, как одна женщина, у нее 2 высших образования, причем оба образования не только уровня специалиста, она кандидат наук, у нее 2 кандидатских диссертации. Троих детей она вырастила, подняла. Она очень сильная, муж у нее военный. Просто очень хорошая семья. И вот они, уже будучи зрелыми людьми, не юными, не 25, не 30 лет, а за 40 им уже было. Она говорит: «Мы с мужем что-то сидели-сидели, смотрели телевизор. И поняли, что вот то, что от нас зависело в этой жизни, что Бог дал, мы это всё уже сделали. А хочется чего-то еще. И, может быть, мы можем дать наше родительское тепло еще одному ребенку». И она стала ездить по детским домам, как она себе это представляла, вот девочку голубоглазую с кудряшками, ну, как все видят. И куда бы она ни приезжала, она женщина статусная, ей везде показывали именно самых красивых девочек 2-3 лет, в надежде, что она остановит свой выбор. Она говорит: «Я ездила, смотрела — ждала, когда этот щелчок произойдет и я пойму, это вот оно, оно самое, то самое чувство, которого я так ищу». И тут она на очередные, скажем так, смотрины в кавычках, потому что всё это, естественно, очень больно и детям, и ей. Она слышит крик невероятный. И она понимает, что она на этот крик не среагировать не может. И она говорит: «Кто здесь кричит? Кто это, покажите». — «Вам туда не надо». Она говорит: «Покажите мне, кто это кричит». — «Поверьте, вам туда не надо», — ей говорит персонал. Она настояла на своем, ее отвели. И она увидела крошечный комок, девятимесячного ребенка в зеленке, с зелеными соплями, которая, видимо, что-то почувствовала и стала орать так, что «я здесь, я здесь, посмотрите на меня». И она говорит: «Я поняла, что это орет мой ребенок». И вот с этого момента, она как-то ускоренно нажала на все педали, на которые могла, чтобы ей оформили побыстрее все необходимые бумаги по усыновлению, она говорит: «Я приходила домой и я не могла спать, потому что я понимала: я здесь в тепле и уюте, а где-то там орет мой ребенок». И вот это ощущение, что где-то орет ребенок, который на самом деле так нуждается в тебе, мне кажется, это ощущение знакомо многим людям, которые приходили вот так вот в детские дома или в больницы. Или, допустим, они приходят даже как волонтеры. Как вы с этим чувством свыкаетесь что ли? Или не свыкаетесь? 

М. Рыльникова 

— Вы знаете, это действительно удивительная история, которую вы рассказали, потому что вообще в детских домах редко услышишь крик детей. Если вы будете проходить мимо детского садика, то там можно услышать просто радугу разных звуков, от плача до крика, возмущенного, жалобного, смеха. И иногда нам кажется, что мы проходим мимо птичника какого-то, настолько разные там звуки. 

А. Митрофанова 

— Там смех и плач — всё на свете. 

М. Рыльникова 

— Всё вместе, да. В детских домах дети не плачут. И эта тишина она удивительная и настораживающая. 

А. Митрофанова 

— А это тишина отчаяния или что это? 

М. Рыльникова 

— Дело в том, что для ребенка крик долгое время, потому что ребенок очень долгое время беспомощен без взрослого, в отличие от других животных, которые кто-то через несколько часов после рождения встает на ноги, а через две недели он уже абсолютно самостоятельный. Человеческий детеныш очень долго беспомощный и несамостоятельный. И единственный способ заявить о своей потребности — в еде, в тепле, внимании — это крик. И дети, когда рождаются, вдыхая воздух в легкие, они кричат. И по благоприятному сценарию рядом оказывается взрослый человек — это может быть мама, тетя, дядя, папа, бабушка, кто угодно. Но кто-то, кто находится постоянно с этим ребенком. И он угадывает, какая потребность в данный момент — это крик голодного малыша, или это крик сонного малыша или которому нужно поменять памперс. И, угадывая и удовлетворяя эти потребности, он создает так называемый круг потребностей, который замыкается много десятков раз в день, постоянно. И тем самым формирует у ребенка уверенность, что меня слышат, рядом человек, который мне поможет. И значит, я в безопасности. Но, к сожалению, условия коллективного воспитания детей не предполагают возможности удовлетворения индивидуальной потребности. 

А. Митрофанова 

— Он понимают, что кричать бесполезно, они это чувствуют? 

М. Рыльникова 

— Да. Они через какое-то время, к сожалению, перестают кричать, потому что нет возможности подойти на крик каждого. И есть жесткий режим, которого придерживаются в учреждении — еда по расписанию, горшок по расписанию, сон по расписанию и так далее. И хуже всего то, что со временем они перестают не просто кричать, а главная особенность детей, которые воспитываются в таких учреждениях, в коллективе, это то, что они перестают осознавать свои потребности. И во взрослом возрасте, в достаточно сознательном, это проявляется так, что ребенок действительно может не знать, что он хочет — есть или в туалет. Просто какое-то чувство дискомфорта он испытывает, но он не может обозначить, в чем эта потребность. И, конечно, когда мы в дальнейшем говорим о том, что ребята взрослеют, это проявляется и в их способности устанавливать отношения, в их способности чего-то хотеть, в их мотивации, в их представлениях об их будущем, обо всем. То есть это та базовая потребность, которая формирует то самое чувство безопасности, позволяющее расти и развиваться, а не просто выживать. К сожалению, дети, которые не получают отзыва на свои индивидуальные потребности, они постоянно находятся в чувстве опасности, несмотря даже на то, что они молчат. Это доказанный медицинский факт — уровень кортизола крови у таких детей зашкаливает, он соответствует примерно уровню кортизола в крови у человека во время бомбежки. 

А. Митрофанова 

— Я так понимаю, что ваш благотворительный фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам» занимается этой проблемой напрямую — вы пытаетесь детям обеспечить то, чего им недостает. 

М. Рыльникова 

— Да. И это только одно из направлений, потому что самая главная задача, как мне кажется, это не допустить попадания детей в детский дом. Я занимаюсь программой, которая оказывает поддержку детям в больницах и в детских домах, раз уж они там оказались. Хотя мы совсем не считаем эти ситуации нормальными. И все госпитализации должны проходить в сопровождении взрослого. И в детских домах не должно находиться такое количество детей. И также у нашего фонда есть проекты именно по профилактике социального сиротства — то есть это различные программы, которые позволяют сохранить ребенка в семье. Не допустить его изъятия или отказа. И проекты, направленные на семейное устройство — тогда, когда малышу или подросшему ребенку ищут новую семью. 

 
А. Митрофанова 

— В программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Мария Рыльникова, координатор программы «Быть рядом» благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Мария, а можно попросить вас подробнее рассказать о каждом из этих направлений? И, как правило, когда к нам приходят представители благотворительных фондов, мы просим также подчеркнуть, а где сейчас самое тонкое для вас место? Потому что, понятно, мы все хотим помочь. И важно здесь знать, а где помощь больше всего нужна? Есть короткий номер для СМС у вашего фонда, и вот об этом тоже расскажите, пожалуйста. 

М. Рыльникова 

— Вообще, когда фонд начинал свое существование, это было в 2010-м году, всё началось с помощи детям в больницах, потому что это была самая очевидная проблема, которая лежала на поверхности. На тот момент дети, от которых отказались родители, которых изъяли из семьи, очень долго находились в больнице, будучи совершенно здоровыми. Просто так долго оформлялись документы, связанные с их дальнейшей судьбой. И они могли провести в больнице, в стенах больничной палаты все свои первые месяцы года — самые важные, когда человек учится, наверное, больше всего в жизни. В дальнейшем уже нет такого бурного роста у него, как в первый год его жизни, когда он учится сразу и садиться, и ползать, и ходить, и говорить. 

А. Митрофанова 

— Я так понимаю, что если их переводили дальше по этой лестнице — либо в интернат психоневрологический, либо в детский дом, детский приют или куда-то еще, не слишком-то более яркая жизнь их там ожидала. 

М. Рыльникова 

— Иногда в таких учреждениях удавалось больше внимания уделять все-таки в силу того, что там немного больше персонала, чем в больнице. В больнице совсем такая ситуация внештатная. Но тем не менее это стало основной такой проблемой, которая лежала на поверхности. И руководитель нашего фонда Елена Ольшанская занялась решением этой проблемы. Организовывала прогулки с малышами, чтобы они хотя бы бывали на свежем воздухе. Организовывала помощь памперсами, средствами гигиены, питания. И только со временем, уже вместе с тем, как фонд разрастался и мы приобретали опыт, стало понятно, что это такое своеобразное затыкание дыр, что проблема и основная причина она не в этом, она в другом. И нужно сделать все возможное, чтобы дети не попадали в детские дома, чтобы снизить количество изъятий, отказов. И чтобы максимальное количество детей могли оставаться в семьях. И одно из самых больших направлений фонда — это как раз поддержка семей в сложной жизненной ситуации, когда в семье есть риск отказа от ребенка или его изъятия в связи с какими-то моментами, связанными с невыполнением родительских обязанностей. Очень часто такие семьи нуждаются в поддержке. Как правило, только 10 процентов из 100 детей изымаются из семей, где они подвергаются угрозе жизни и здоровью. Во всех остальных случаях… 

А. Митрофанова 

— Это социальные показания так называемые? 

М. Рыльникова 

— Да. Во всех остальных случаях это бытовые моменты — отсутствие горячей воды, пустой холодильник, то, что ребенка не отвели в школу или он недостаточно хорошо одет. Или санитарные условия квартиры не соответствуют тем нормам. И да, безусловно, в таких условиях не совсем хорошо ребенку. Но иногда, несмотря ни на что, — как правило, я бы сказала, — любой дом с эмоционально теплой мамой, которая малыша любит и отдает ему свое тепло, он лучше, чем детский дом со всем своим комфортом, своевременным питанием, специалистами высокого уровня и так далее. И как показывает наша практика, и в случае отказов и в случае изъятий при какой-то комплексной такой бережной поддержке семьи очень большое количество детей имеют шансы остаться в этой семье и не попадать… 

А. Митрофанова 

— А что вы делаете? Каким образом вы поддерживаете такие кризисные семьи? Как вы их выявляете? Или они к вам сами обращаются? 

М. Рыльникова 

— Да, они обращаются к нам сами. Это исключительно добровольное дело, мы не можем никого обязать и никому навязать эту помощь. Семья обращается сама. И это всегда работа со случаем, с какой-то конкретной ситуацией в семье. Выезжает психолог, выезжает юрист, они определяют проблему — именно саму проблему. И причины, следствия. И пытаются оценить всю ту ситуацию, которая сложилась. И пути ее решения. Вообще, наш фонд — самая большая волонтерская организация именно в сфере социального сиротства. И в каждом проекте принимает участие волонтер, в каждой такой семье в сложной ситуации есть свой координатор. Как правило, это волонтер. Это человек, который становится посредником между семьей и фондом. То есть это не значит, что он принимает на себя обязательства по решению финансовых, юридических, бытовых вопросов и так далее. Нет, он, скорее, такой посредник, проводник. Потому что очень часто семья не знает, куда обратиться за помощью? Как сформулировать свой запрос? Иногда они не получают тех пособий, которые должны получать — из-за отсутствия каких-то документов, из-за отсутствия юридической поддержки, просто эмоциональной поддержки. Потому что причины, по которым родители лишаются детей, это не всегда зависимости, это не всегда какие-то серьезные нарушения здоровья, в том числе и ментальные особенности. Иногда это просто бедность, иногда это неблагополучие, иногда мамы являются сами выпускниками детских домов. И они не приспособлены к самостоятельной жизни. А так получается, что у них появились дети, они должны заботиться о них, а они не могут позаботиться даже о себе.  

А. Митрофанова 

— У них просто нет перед глазами такого примера. 

М. Рыльникова 

— Да, потому что система обеспечивает ребенка в учреждении очень многим, но совершенно его не готовит к самостоятельной жизни. 

А. Митрофанова 

— У нас сегодня в гостях один из тех людей, которые, — я повторю, потому что я буду настаивать на этом тезисе — делают этот мир лучше. Мария Рыльникова, координатор программы «Быть рядом» благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Мария, озвучьте, пожалуйста, короткий номер для СМС. Как можно поддержать ваш фонд? 

М. Рыльникова 

— Вы можете сделать пожертвование, отправив СМС с текстом «ОТК, пробел, сумма» на номер 3116. 

А. Митрофанова 

— 3116. И содержание сообщения: ОТК — это аббревиатура, как я понимаю. 

М. Рыльникова 

— Да. Это «отказники» сокращенно. 

А. Митрофанова 

— ОТК, и через пробел указать любую сумму пожертвования. Спасибо тем, кто поддержит деньгами, откликнется. Потому что, я так понимаю, что вам деньги нужны постоянно — и на поддержку, о которой вы рассказали сейчас, когда семья оказывается в беде и у нее просто материально нет средств, чтобы накормить ребенка. И подгузники для детей-отказников, которые по-прежнему находятся в больницах или в детских домах и прочее. То есть расходов очень много. 

М. Рыльникова 

— Да. 

 А. Митрофанова 

— Во второй части нашей программы, Мария, поговорим. наверное, подробнее о том, а чего, собственно, от волонтеров требуется еще? Есть такое кураторство, а есть, наверное, люди, которые могли бы… Ну, от каждого по возможностям. Кто-то, наверное, мог бы ездить в больницы и там поддерживать малышей, которые нуждаются в такой простой человеческой заботе и внимании. 

М. Рыльникова 

— Да, и множество форматов участия мы предлагаем. Как я уже говорила, это может быть и транспортная помощь, с которой начинала кода-то я. И начинают очень многие наши волонтеры. Если вы фотограф, вы можете фотографировать детей, ездить по детским домам и готовить для них фото-паспорта, потому что у нас большой портал www.opekaweb.ru, аналог государственного банка детей-сирот, в котором мы тоже помогаем детям найти свои новые семьи. Это более подробные рассказы про детей, не только скупая характеристика: цвет глаз серый, характер нордический. А это какие-то более подробные тексты об их характере, помогающие родителям отыскать своего малыша. 

А. Митрофанова 

— Продолжим разговор буквально через минуту. Мария Рыльникова — координатор программы «Быть рядом» благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Я — Алла Митрофанова. Оставайтесь с нами. 

 
А. Митрофанова 

— Еще раз добрый, светлый вечер, дорогие слушатели. Мария Рыльникова, координатор программы «Быть рядом» благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам», напомню, в нашей студии. Я — Алла Митрофанова. И мы говорим о деятельности фонда и о детках, которым помощь необходима. И вот в том числе, среди прочего, хотелось бы поговорить сегодня про федеральное постановление, изменившее ход работы социальных учреждений. Чуть позже к этому вопросу вернемся, Мария, хорошо? Сейчас хотелось бы еще немного поговорить о том, какая помощь нужна вашим подопечным от волонтеров. «Волонтеры в помощь детям-сиротам» — как вы уже сказали, можно быть водителем (путь, с которого начинали вы), можно быть фотографом, ездить по разным социальным учреждениям и помогать в составлении каталога тех деток, с их особенностями, с их какими-то внешними данными, и чтобы люди могли своих детей находить. 

М. Рыльникова 

— Да. 

А. Митрофанова 

— Потому что хотят усыновить, а где искать информацию? Вот, пожалуйста. 

М. Рыльникова 

— Да. Также можно принимать участие в различных разовых акциях. У нас есть акции и по сбору в гипермаркетах «Глобус», они проходят регулярно. Есть у нас акция «Добрые крышечки». Это совершенно невероятный проект, уже десятый или двенадцатый сбор, благодаря которому мы купили уже несколько дорогостоящих колясок для передвижения ребят. 

А. Митрофанова 

— Что это за «крышечки»? 

М. Рыльникова 

— Крышечки от пластиковых бутылок… 

А. Митрофанова 

— Они вам нужны? 

М. Рыльникова 

— Да, они нам очень нужны. И есть несколько пунктов сбора по всей Москве, которые принимают эти крышечки. И все они перерабатываются на одном из заводов. 

А. Митрофанова 

— Именно крышечки, не бутылки? 

М. Рыльникова 

— Именно крышечки. Потому что бутылки и крышечки, насколько я понимаю, делаются из разных материалов. Именно крышечки, пластмасса. И этот завод перечисляет нам какую-то часть от стоимости собранных крышечек. 

А. Митрофанова 

— А калибр имеет значение? 

М. Рыльникова 

— Нет. Это могут быть разные… 

А. Митрофанова 

— Вот эти пятилитровые канистры — у нас с мужем их море. Можно мы их будем приносить? 

М. Рыльникова 

— Да, нужно. И это такие проекты, как раз «Крышечки» — это относится к тем проектам, которые доступны абсолютно всем. Народ принимает с удовольствием участие — собирают на работе, в школе. То есть это тот же самый сбор макулатуры, но с пользой. Мы отчитываемся. И каждый раз, когда заканчивается сбор, и мы набираем на покупку очередной коляски, мы пишем, что «ура, мы опять купили!». И это уже какие-то тонны крышечек. Честно говоря, когда это начиналось, даже никто не мог себе представить, что этот проект обретет такой масштаб и будет настолько популярным. 

А. Митрофанова 

— Где адреса найти? 

М. Рыльникова 

— На сайте. У нас на сайте есть баннер постоянно действующей акции «Добрые крышечки». Там можно найти и адреса пунктов сбора, там же можно найти макеты листовок — если вы чувствуете в себе задатки организатора и готовы организовать сбор у себя на работе, среди друзей, в школе… 

А. Митрофанова 

— А почему нет? Это же несложно. 

М. Рыльникова 

— Да. И действительно, это ощутимый и видимый результат и помощь, которая очень-очень нужна. Ну, и, наверное, я хотела бы перейти… 

А. Митрофанова 

— Наверное, только надо адрес сайта озвучить. Можно вбить название «Волонтеры в помощь детям-сиротам» в поисковик и выйти к вам на сайт. 

М. Рыльникова 

— Да. Или www.otkazniki.ru. Собственно, так начинался, называется наш сайт. И так назывались дети, от которых  отказались родители. Сейчас постепенно этот термин уже уходит из нашего обихода… 

А. Митрофанова 

— Слава Богу. 

М. Рыльникова 

— Но когда-то они назывались именно так — отказники. 

А. Митрофанова 

— Уходит, я надеюсь, со временем уйдет совсем, потому что явление это прекратит свое существование. Мне бы этого очень хотелось. 

М. Рыльникова 

— Да, мне бы тоже очень хотелось, чтобы в нашем обществе перестали жить ничьи дети. И тот проект, о котором я хотела бы рассказать сейчас, он, конечно, наиболее серьезный, волонтерский проект, который предполагает именно человеческие ресурсы. Потому что можно помогать делом, можно помогать деньгами, можно помогать вещами. А можно помогать вниманием и временем, которое ты готов потратить. И как раз программа «Быть рядом», которой я занимаюсь — это программа поддержки детей в больницах и детских домах-интернатах. Волонтеры приходят к детям. Приходят не сразу — они проходят достаточно длительную подготовку, потому что дети есть с особенностями, дети есть без видимых особенностей, но их непростой опыт жизненный и какие-то психологические травмы требуют очень бережного и внимательного отношения. Для этого нужно обладать некими знаниями и подготовкой, которую мы проводим каждый месяц. И это получается то самое, что ни в коей мере не заменяет им семью, но является важным моментом подготовки их к семье. Потому что и на основании наших наблюдений и исследований, мы можем смело утверждать, что дети, которые имели опыт такого заинтересованного личного общения с человеком, они легче устраиваются в семью, легче проходят адаптационный период в семье. Просто столько историй от родителей, одну из них рассказали вы — про то, что ребенок кричал и звал свою маму. Но это, скорее, было действительно как-то телепатически.  

А. Митрофанова 

— Господь Бог устроил, видимо, встречу эту. 

М. Рыльникова 

— Да, это действительно так. А иногда они просто подходят и вцепляются в руку, хватаются за юбку. Не отпускают. И люди понимают, что это их ребенок. Конечно, если это те дети, которые могут подойти. И именно даже возможность не побояться подойти к взрослому, она дана не каждому ребенку, воспитанному в условиях коллективного воспитания. И опыт общения с волонтером может ему в этом помочь, потому что это настолько уникальный опыт. При всем количестве взрослых в учреждении, даже если мы говорим не о больнице, где вообще ситуация стрессовая изначально и не хватает внимания совсем, а о детском доме, где все-таки для ребенка относительно какой-то дом и привычная среда. Количество сотрудников примерно соответствует количеству детей. Это разные специалисты — охранники, повара, воспитатели, санитарки, нянечки, медики. И тем не менее ни в одном учреждении невозможно индивидуальное общение. 

А. Митрофанова 

— Конечно. А как важно ребенку, чтобы в него кто-то поверил, чтобы именно к нему подошли и погладили по голове, чтобы это не было каким-то коллективным… Коллективное это тоже прекрасно, когда это есть, но ни в коем случае это не заменит вот этого личного общения. Я слушаю вас и все время вспоминаю книгу Александра Гезалова «Соленое детство», где он описывает, как это было еще в советское время. Ну, сейчас, я так понимаю, слава Богу, есть серьезные сдвиги в сторону какого-то большего внимания к детям. Но все равно. Вот он говорит, что детдом — это «детлом». Конечно, так не должно быть. Но так есть. И от нас зависит, можем ли мы хоть что-то в этом направлении… То есть будем мы просто возмущаться, либо будем пытаться что-то делать. Вот вы делаете. 

М. Рыльникова 

— И, действительно, вклад каждого человека очень важен. И если внутренняя зрелость и готовность к этому есть, то я приглашаю и предлагаю очень активно — приходите к нам на наши курсы. Они ни к чему не обязывают — вы можете их прослушать и не стать волонтером. Но вы уйдете точно с другими представлениями об этой теме. Потому что очень много стереотипов в отношении детей-сирот, иногда они не вполне правильные. И представление о помощи точно так же не всегда правильное. 

А. Митрофанова 

— Да-да. Вот тоже, кстати, о чем я от Гезалова узнала: приехать с мешком подарков — нет ничего хуже для детского дома. 

М. Рыльникова 

— Да, мы про подарки сделали ролик. Мы каждый раз просим: не дарите подарки. Каждый раз перед Новым годом начинается шквал звонков от разных компаний, мы их пытаемся убедить, что этого не нужно делать. Не всегда удается, потому что человеку приятнее зачастую делать то, что ему хочется, а не то, что нужно. 

А. Митрофанова 

— Подарить мешок подарков, как мне кажется, привезти его — это проще, чем вложить себя. 

М. Рыльникова 

— Безусловно. Потому что это какой-то поступок — что подарил, всё, поставил галочку. Двигаешься дальше. А работа волонтера в больнице, работа волонтера в детском доме — это такой регулярный вклад, это шаг за шагом. Это не всегда ты выходишь с плюсом — иногда ты выходишь с минусом, потому что волонтерство — это очень эмоционально затратное занятие. И, собственно, тем волонтерам, которым удается хотя бы выходить «в ноль», то есть не выгорать, не перегорать, и понимать, что все равно то, что они делают, это лучше, чем если они не будут делать ничего. Хотя, безусловно, не всё так просто и не всегда мы видим однозначно, что мы как-то изменили жизнь ребенка. Или безусловно как-то качественно ее улучшили. Иногда эти изменения настолько незаметные и могут для ребенка стать ресурсом через много-много лет — опыт этого доброго внимательного отношения. Поэтому я называю наш проект «Быть рядом» — дать возможность показать, как может быть по-другому. То есть не всегда это возможность моментальных изменений, но это право узнать о том, что ты все равно имеешь право выбирать, про то, что если тебя обижают или бьют, это неправильно и такого не должно быть. Потому что когда ребенок живет в условиях интерната и все подвергаются какому-то насилию. Никому это не нравится, но они живут в этом, это у каждого. И в какой-то момент у них складывается впечатление, что по-другому не бывает. 

А. Митрофанова 

— Это уже система, которая начинает с приходом, с появлением новых детей воспроизводить сама себя. И такой прочный круг. 

М. Рыльникова 

— Да. Поэтому волонтер становится таким представителем внешнего мира, представителем живого настоящего человека — с профессией, с семьей, с какими-то своими хобби, интересами. И даже когда в процессе общения дети начинают задавать некорректные вопросы, это может быть провокацией, но, как правило, это чистый неподдельный интерес. Те вопросы, которые нам кажутся зачастую бестактными, слишком личными, для них это, правда, возможность узнать, как это, потому что они не имеют никаких представлений о реальной жизни.  Их представления о жизни — это жизнь с девочками в одной комнате, вшестером или ввосьмером, это какой-то привычный режим, распорядок дня, отсутствие возможности выбирать что-то или хотеть что-то. И даже какой-то элементарный вопрос: «А ты что хочешь сегодня: полепить или порисовать?», может их поставить в тупик, потому что им этого вопроса никто не задавал. Они всегда всё делали в рамках режима и какого-то расписания. 

А. Митрофанова 

— Мария, вы уже очень давно занимаетесь таким волонтерством. По вашим ощущениям, что удалось изменить? Вы же спрашиваете, наверное, себя о ваших собственных результатах? 

М. Рыльникова 

— Я думаю, что наши результаты, безусловно, в росте проекта и в том, насколько больше людей узнаёт о возможности их участия, о важности их помощи. 

А. Митрофанова 

— Соответственно, тем больше детей эту помощь получают. 

М. Рыльникова 

— Да, да. А то, что касается изменений системных, то это очень важное, на мой взгляд, просто революционное постановление 2015-го года о реформе сиротских учреждений, которая проходит, была инициирована и проходит при активном участии крупных фондов, в том числе нашего. И, конечно, очень серьезные изменения коснулись системы детских учреждений. И можно сказать, что для тех детей, которые наиболее здоровы и сохранны, эта система изменила их жизнь, потому что именно с принятием постановления увеличилось количество устройств в семьи, очень многие дети нашли свои новые дома. 

А. Митрофанова 

— А в чем содержание этого постановления, если кратко, тезисно обозначить какие-то самые-самые важные 3-4-5 пунктов? 

М. Рыльникова 

— Наверное, самый главный пункт это то, что на федеральном уровне в содержании этого постановления говорится о том, что детский дом не может быть хорошим местом, правильным местом и, главное, постоянным местом проживания ребенка. Что это может быть лишь временной мерой. И что все сотрудники, весь персонал, все их действия должны быть направлены на то, чтобы ребенка вернуть в кровную семью, проведя работу соответственную, если это возможно. Или найти ему новую семью. То есть обеспечение его пребывания — это вторичная задача. Первичная — это как сделать так, чтобы он как можно скорее оттуда вышел. И вот это, наверное, и есть самое главная идея, потому что долгое время до этого считалось наоборот. И долгое время до этого пропагандировалась идея, что детский дом с хорошими условиями, с хорошими педагогами и воспитателями это лучше, чем семья с какими-то проблемами. Также в этом постановлении говорится о том, что если уж ребенок попадает в это учреждение, то его жизнь должна быть приближена максимально к реальной. То есть чтобы он не забывал, чтобы он готовился, чтобы он представлял, что не может быть в семье 9 детей одного возраста и одного пола, такого не бывает. Поэтому это группы разных возрастов, это спальня, игровая и кухня — три разные комнаты. А не как раньше, когда это могло быть одной комнатой, где они принимали пищу, спали, играли. Учреждение перестало быть изолированным. Раньше ребята редко покидали его, потому что они все услуги получали там. И особенно это касалось и, к сожалению, касается до сих пор детей с особенностями развития, с инвалидностью, которые живут в детских домах-интернатах. Потому что не должен человек жить, лечиться, учиться и развлекаться в одном месте. Это должно быть в разных местах, и он должен попадать в разные социальные сферы. 

А. Митрофанова 

— Это для социализации именно важно, да? 

М. Рыльникова 

— Для социализации, для их представления о внешнем мире, потому что на момент возникновения коррекционных детских домов-интернатов в 60-е годы прошлого века, это стали самые закрытые учреждения, еще более закрытыми можно было себе представить тюрьмы и дома престарелых. 

 
А. Митрофанова 

— В программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Мария Рыльникова, координатор программы «Быть рядом» благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Я напомню, что все подробности о работе фонда можно найти на сайте www.otkazniki.ru. Там же есть баннер с замечательной совершенно программой «Добрые крышечки». Речь идет о крышках от пластиковых бутылок разных калибров, как Мария уточнила — это важно. Потому что кто-то, например, в огромных количествах употребляет воду в канистрах, покупаемую в магазинах для приготовления еды. И все эти крышечки действительно «добрые» — их можно сдавать. Есть пункты приема этих крышечек, это не шутка, это правда. И эти крышечки переплавляются потом в какие-то материалы, подвергаются вторичной обработке, а процент от их стоимости возвращается  фонду «Волонтеры в помощь детям-сиротам». И на эти деньги покупают детям коляски инвалидные. То есть это абсолютно реальная помощь. Друзья, дорогие, приходите на сайт www.otkazniki.ru, ищите там этот баннер, подключайтесь к этой программе. У нас у всех миллионы этих крышечек. 

М. Рыльникова 

— Это помощь природе и помощь детям. 

А. Митрофанова 

— Помощь постоянная. 

М. Рыльникова 

— Двойная помощь. 

А. Митрофанова 

— А помимо этого, можно еще заполнить анкету, посмотреть, как стать волонтером фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Стать волонтером, потому что у каждого из нас есть вот эта потребность помогать, простая человеческая потребность делать что-то хорошее в своей жизни, а не просто дышать воздухом, есть, пить и спать. И это можно сделать, тем более, когда о детях речь идет, это уж вообще святое. И не так это бывает и сложно, если есть машина, можно возить подгузники куда-то. А можно как-то и более серьезно включаться — это зависит от того времени, которым вы располагаете и от вашего душевного устроения. 

М. Рыльникова 

— Да. Очень хотелось бы, чтобы больше людей узнавало об этих возможностях, потому что, как показывает практика, очень часто люди даже и не знают о том, как они могут помочь. Не знают о существовании фондов, не знают вообще в принципе о такой проблеме. Поэтому, да, хотелось бы рассказывать об этом больше, чтобы больше волонтеров приходило.  

А. Митрофанова 

— И короткий номер для СМС: 3116. Можно отправить на этот номер сообщение: ОТК, пробел, любая сумма пожертвования. 3116 — это короткий номер для СМС. И в содержании сообщения написать три буквы — ОТК, и через пробел любую сумму пожертвования указать. Вы таким способом поддержите фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам», а значит, и самих детей поддержите. Мария, мне бы хотелось вернуться сейчас к разговору о федеральном постановлении, которое, как вы сказали, стало революционным для ваших подопечных — для деток, от которых отказались родители или которые были изъяты из семей. Я так понимаю, что один из важных пунктов этого постановления был не разлучать братьев и сестер. 

М. Рыльникова 

— Да, в том числе и это, потому что раньше этот фактор совершенно не учитывался. И особенно, если дети находились в разном состоянии здоровья — один ребенок поздоровее, второй с какими-то особенностями или проблемами по здоровью, они могли быть разлучены на всю жизнь. И, как в программе «Жди меня», потом друг друга искать. Они действительно разлучались. И самое главное, наверное, еще и то, что, в зависимости от особенностей своего развития, они могли попадать не просто в разные районы города, а в разные регионы страны. Потому что есть у нас некоторые учреждения специализированные. Например, есть один детский дом для слабовидящих и слабослышащих детей и там находятся дети со всей России.  

А. Митрофанова 

— В Сергиевом Посаде? 

М. Рыльникова 

— Да, верно, в Сергиевом Посаде. Там живут дети со всей России, и у очень многих из них есть родители. Вообще, 30 процентов детей, проживающих в интернатных учреждениях, имеют родителей, которые отказались от них не потому, что не хотели с ними жить, а потому, что не имели возможности у себя, в месте их проживания, обеспечить им соответствующую медицинскую помощь и образование, если это какие-то коррекционные программы. 

А. Митрофанова 

— Сергиев Посад, например, это очень глубоко профильное заведение. И чтобы где-нибудь в поселке городского типа, скажем, где-нибудь в Забайкалье или на Урале могли найтись специалисты, по уровню сопоставимые с Сергиевым Посадом, конечно, это сложно. Поэтому да, понятно, что есть такая проблема. Действительно, там дети со всей страны. Но как теперь это решается? 

М. Рыльникова 

— Сейчас предложены некие поправки к постановлению 2015-го года, и одним из важных пунктов является именно обеспечение этой инфраструктуры на местах. То есть даже если по какой-то причине ребенок находится в учреждении, то это учреждение должно быть рядом с домом. И еще желательно, чтобы связь с кровной семьей не была потеряна, чтобы могло продолжаться общение. Очень часто, когда родители отдают ребенка по своему желанию, у них нет ограничений в общении. То есть это ограничение может измеряться только километрами, если ребенок находится далеко. Если это лишение родительских прав или ограничение, очень часто тут тоже нет невозможности общения, потому что общение возможно даже для родителей, которые ограничены или лишены. Если есть уверенность, что они не принесут никакого вреда ребенку. И в этом случае эта территориальная близость тоже крайне важна. Поэтому сейчас, наверное, основной момент, на котором стараются делать упор, это создание помощи по месту жительства. И если ребенок с тяжелыми множественными нарушениями или с какими-то особенностями развития, желательно, чтобы он мог получать эту помощь амбулаторно. Например, живя дома, но посещая различные центры, в которых он смог бы учиться, лечиться и получать ту комплексную поддержку, которую ему не могут дать только родители.  

А. Митрофанова 

— По-моему, это прекрасная мера. Применяется это уже всё, это работает? Или это только на уровне, что называется, принято решение, а дальше посмотрим. 

М. Рыльникова 

— Ну, пилотные проекты всегда есть. Причем, как показывает практика, некоторые учреждения начинают так работать задолго до принятия документов и соответствующих постановлений. Точно так же, как были детские дома семейного типа, которые существовали задолго до постановления 2015-го года. Точно так же в Москве есть несколько учреждений, которые уже, не дожидаясь еще этих поправок, перешли именно на работу с семьями, у которых дети с тяжелой степенью инвалидности, которые оказывают им такие услуги. То есть фактически это пребывание в течение полного дня, когда ребенок получает все реабилитационные программы, необходимые для него, но при этом живет он дома. Такие учреждения есть, но их пока очень мало, к сожалению. И то, что касается неразлучения братьев и сестер — на это стали обращаться внимание. То есть, безусловно, это обсуждается, это озвучивается. В рамках постановления проходят регулярные мониторинги так называемые — выезды независимых комиссий. Причем, к счастью, это мультидисциплинарные комиссии, они включают в себя представителей государственных учреждений и НКО, общественные организации принимают активное участие в этих мониторингах. Когда есть возможность ездить по учреждениям и смотреть, как они меняются. Поэтому я думаю, что, конечно, эта реформа настолько серьезная, что это вопрос не нескольких месяцев, это вопрос нескольких лет, настолько глобальны эти изменения. Но они уже начинают происходить. Важно говорить об этом. 

А. Митрофанова 

— Дай Бог. Я вам очень благодарна за сегодняшний разговор, потому что, несмотря на всю, как это сказать… непростоту темы, я смотрю на вас и понимаю, что благодаря таким людям, как вы, перемены действительно возможны. И будущее есть у детей. И более того, понимаю, что я со своими скромными возможностями могла бы сделать. Знаете, я, затаив дыхание, смотрю на работу волонтеров, которые с детками-сиротами занимаются и с тяжелобольными детьми. Это требует невероятных, конечно, внутренних сил. И, наверное, не всегда получается с отдачей. Все-таки дети в такой сложной психологической ситуации, что, наверное, не всегда способны к взаимообмену — они энергию от нас потребляют, но не всегда способны отдавать. Но все равно, наверное, у волонтеров есть какая-то подпитка своя, благодаря которой внутренний этот поток энергии не иссякает.  

М. Рыльникова 

— Вы знаете, подпитка, во-первых, есть внешняя, потому что все волонтеры нашего проекта получают регулярно консультации, супервизии психологов. В нашей программе психологов больше, чем непсихологов. И это неслучайно, потому что эта поддержка постоянно нужна — постоянно возникают какие-то вопросы, которые могут быть разрешены только при помощи профессионалов. Во-вторых, я думаю, что все же обратная связь есть. И даже если речь идет об альтернативной коммуникации, если ребенок не пользуется речью и вам кажется, что он не смотрит вам в глаза или он вас не видит, просто не может видеть вас — невозможно не чувствовать, насколько они отзываются на тепло и внимание. Да, иногда это бывает не сразу. Точнее, я бы сказала, что редко это бывает не сразу. У нас был один случай, когда волонтер, это была очень подготовленная волонтер, очень сильная духом, подкрепленная верой, психолог, зрелый внутренне человек, которая ходила к очень тяжелой девочке, которая не говорила, не ходила. И такое было ощущение, что она не видела или плохо видела. И волонтер приходила к ней раз в неделю, читала ей, брала ее руку, гладила, разговаривала с ней. И так продолжалось пару месяцев. И не получала никакой обратной связи. И к тому моменту, когда ее терпение иссякло, потому что, я думаю, будь кто-то другой на ее месте, это произошло бы гораздо раньше, Она сказала: «Ну, наверное, ничего не получится, потому что ну никак. Я уже пробовала, она не реагирует — как будто меня нет рядом». И буквально после нашего разговора, после как раз общения с психологом, после того, как мы вместе сидели и думали, что можно сделать, спустя несколько дней она позвонила и сказала: «Вы не представляете — я пришла, а она протянула мне руку».  

А. Митрофанова 

— Это победа такая… 

М. Рыльникова 

— Это была настоящая победа, потому что… Ну да, столько времени понадобилось этому ребенку, чтобы поверить, что стоит открываться, стоит доверять. Но это, скорее, все-таки исключение, потому что дети настолько используют свой шанс, зачастую для них волонтер — это их единственный шанс на какое-то общение с внешним миром, что успех волонтера практически неизбежен. То есть здесь можно быть уверенным, что вы будете востребованы, что вас, скорее, даже не захотят отпускать, чем принимать. 

А. Митрофанова 

— «Волонтеры в помощь детям-сиротам», сайт этого благотворительного фонда www.otkazniki.ru. Там можно подробно познакомиться со всеми программами, которые есть в поддержку детей, находящихся в детских домах и в социальных учреждениях, в больницах — дети, которые остались без родителей, либо физически без родителей, либо по социальным показаниям, что гораздо чаще. И этих детей можно поддерживать. И сейчас совершенно разные есть для этого способы. Кто хочет не оставаться в стороне, вот, пожалуйста — www.otkazniki.ru. Там самые разные есть для этого возможности. И короткий номер для СМС: 3116. И если на этот номер отправить сообщение с содержанием: ОТК (это отказники, сокращение слова), через пробел указать любую сумму пожертвования, вы тоже очень поддержите то дело, о котором нам сегодня рассказывала координатор программы «Быть рядом» благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Мария Рыльникова. И я вам за это очень благодарна, спасибо. 

М. Рыльникова 

— Спасибо большое. Приходите к нам, вместе мы можем больше. 

А. Митрофанова 

— Это правда. Я, Алла Митрофанова, прощаюсь с вами. До свидания.