«Военная техника Советского Союза в период ВОВ». Исторический час с Дмитрием Володихиным. Гость программы — Александр Музафаров - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Военная техника Советского Союза в период ВОВ». Исторический час с Дмитрием Володихиным. Гость программы — Александр Музафаров

* Поделиться

Т-34 на конвейере УЗТМ, 1942

Гость программы: историк, эксперт информационно-аналитических программ Фонда исторической перспективы Александр Музафаров.

Разговор шел о том, с какой военной техникой Советский Союз вступил во Вторую Мировую Войну, как советские репрессии повлияли на военную промышленность, чем она отличалась от дореволюционных времен, и как война повлияла не только на технику, но и на людей, производивших ее.

Ведущий: Дмитрий Володихин


Д. Володихин 

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с Вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы сегодня будем обсуждать тему, которая вызвала в последние годы немало полемики. Я родился в 1969 году. Все мое детство, всю мою молодость ни у кого не было никаких сомнений в том, что советская боевая техника, с которой наша страна вошла в Великую Отечественную Войну, безусловно, очень хороша. Ну, были, конечно, какие-то устаревшие образцы, но в общем и целом это блистательная техника Победы, и в этом месте мы ставим точку. Ну, в 90-е годы, в нулевые пошли совершенно другие оценки: «летали на гробах», «плавали на коллективных могилах», «все это горело, чадило, не так стреляло, разваливалось на ходу» и так далее. То есть, это, в общем, не техника Победы, а техника отсталой страны. Эти две оценки, прямо противоположные, в сущности, совместить в пространстве истории невозможно — уж либо одно, либо другое, либо, может быть, что-то третье, не сводимое ни к первому, ни ко второму. Разобраться в этом интересно, поговорим. Я думаю, что для тех, кто интересуется оружием, техникой, наша сегодняшняя передача будет в самый раз. Парни, которых называют «железячниками», подключайтесь, сегодня передача для Вас, прямо скажем. И в гостях у нас старый знакомый радиослушателей «Веры» Александр Азизович Музафаров, известный историк, исторический публицист, эксперт «Фонда исторической перспективы». Здравствуйте.  

А. Музафаров 

— Здравствуйте! 

Д. Володихин 

— Ну что ж, вот я задал, можно сказать, тезис. С Вашей точки зрения, в целом, что более верно — «блистательная техника Победы», «ведро с гайками, но только времен войны», или нечто принципиально иное, не сводимое ни к первому, ни ко второму? 

А. Музафаров 

— Безусловно, обе крайние оценки далеки от истины. Истина не то чтобы где-то посередине, но действительно находится между ними. Когда мы говорим о советской военной технике времен войны, мы должны помнить две вещи. Первая — что советская хозяйствования, в том числе и создания, и производства боевой техники, была именно советской, то есть радикально отличалась от того, что имелось у наших противников и союзников, и вызвано это было особенностями советского строя. И второй момент — в это время Советский Союз и его руководство проводят программу социальной инженерии, очищая советское общество от чуждых ему людей, и это приводит к огромным потерям интеллектуального и трудового потенциала. Мы хорошо знаем и о репрессиях 20 — 30-х годов, даже начались они в 20-е, и эти репрессии имели прямое отношение к созданию советской военной техники.  

Д. Володихин 

— Ну, насколько я понимаю, было такое явление, как «спецеедство»? 

А. Музафаров 

— Да, это расправа со старым инженерным корпусом. Во-первых, он понес немалые потери в гражданскую войну и в эмиграции, а во-вторых, старые специалисты, старые инженеры, «спецы», как их называли, вызывали у советского руководства политическое недоверие. Скажем, Молотов в одном из последних интервью говорил: «Мы арестовали Туполева. А потому что мы не знали, как поведет себя Туполев, когда мы будем раскулачивать крестьянство и строить тут социализм, он был для нас чужой человек, мы его посадили». И вот такой подход распространялся на многие инженерные кадры. Было создано «дело Промпартии», инженеры отстранялись от руководства производством, и они были лишены дисциплинарных прав по отношению к рабочим, что тоже имело немалые последствия, и постепенно заменялись советскими инженерами, которые в 30-е годы имели весьма невысокий уровень подготовки, что было связано с советской системой тогдашнего профессионального образования.  

Д. Володихин 

— То есть, в принципе, их учили ускоренно и упрощенно? 

А. Музафаров 

— Ускоренно, упрощенно, набирали по классовому признаку, то есть детей рабочих и крестьян, в большей степени, рабочих, и часто по комсомольским рекомендациям, то есть целевой набор — райком комсомола посылает 120 человек учиться на инженеров. Хотят  они, не хотят, способны они, неспособны — вот все.  

Д. Володихин 

— «Надо».  

А. Музафаров 

— «Комсомол сказал «надо» — идите, учитесь». 

Д. Володихин 

— Ну, а, скажем... Конечно же, качество инженерного корпуса от этого страдало, и, конечно же, производство оружия, которое требует очень способных, хорошо подготовленных инженеров, страдало от этого в первую очередь, но, наверное, этим не все ограничивалось? В сущности, руководители всей этой системы были далеко не блистательного образования.  

А. Музафаров 

— Совершенно верно. Я бы добавил тут еще одну важную часть советской системы — что обычно в системе заказа вооружения ведущую роль играют военные. Они исходят из потребностей, которые нужны армии, из той техники, которая нужна армии, и выдают техзадания или заказы на производство или разработку тех или иных видов вооружения. В Советском Союзе, в советской элите вес военного аппарата был значительно меньше, чем промышленного. И очень часто армия получала не то, что бы хотела, а то, что ей навязывала промышленность.  

Д. Володихин 

— То есть, иными словами, военный говорит: «Вы знаете, нам нужен другой танк», а ему производственник говорит: «Других танков у меня для тебя нет!»? 

А. Музафаров 

— «Берите то, что есть, а то и этого не будет!» — фраза, хорошо знакомая покупателям в советском магазине. Только здесь все было значительно сложнее. Вдобавок, вот эта нехватка инженерных кадров привела к тому, что в 30-е годы, то есть когда разрабатывалась советская техника, они были во многом оторваны от производства. Собраны специальные конструкторские бюро, которые разрабатывали технику, а потом ее приходилось долго осваивать на заводах. В результате, вместо двойной схемы «военный как заказчик — промышленность как исполнитель» у нас получалась тройная схема: военные общаются с разработчиком, разработчик делает то, что хотят военные, потом это все вместе передается в промышленность, а промышленность порой это выпускать, потому что у нее есть свои идеи. А главное, оторванные от производства создатели боевой техники часто не знают, на что она способна.  

Д. Володихин 

— Ну и, более того, производство может просто сказать: «Вы знаете, да мы в принципе не сможем ничего подобного произвести!». Ведь были такие случаи? 

А. Музафаров 

— Совершенно верно! Вот когда проектировали советские линейные корабли типа «Советский Союз», они запланировали бортовой броневой пояс толщиной 400 миллиметров. Спроектировали, флот утвердил, Наркомат металлургической промышленности, в частности, Ждановский металлургический комбинат, заявил, что плит толще, чем 250 миллиметров, он делать не умеет и учиться не хочет.  

Д. Володихин 

— То есть не то что бы не может, а именно не хочет?  

А. Музафаров 

— Не хочет, потому что не видит в этом необходимости.  

Д. Володихин 

— Ну, то есть моряки говорят: «Надо», а производственники говорят: «Да зачем? Нет никакой необходимости!»?  

А. Музафаров 

— «Вот не считаем нужным. Это слишком затратно, это не имеет перспектив, и нашему заводу это неинтересно». То есть вот такие  ситуации проявлялись очень часто. Известная история с ценными образцами вооружения, которые разрабатывались и были на мировом уровне и которые не были приняты на вооружение. Например, в конце 30-х — начале 1940 года прошел испытания броневик ЛБ-НАТИ, ЛБ-62. Прекрасная машина, полноприводная, тяжелый бронеавтомобиль с башней от танка Т-40, идеально подходившая для требований армии как разведывательная машина. Было принято постановление ЦК ВКБ(б) о его производстве. Промышленность это постановление проигнорировала и отказалась запускать эту машину в серию, предпочитая поставлять в армию бронированную «эмку» — броневик БА-20 М, который не устраивал военных, но выбора у них не было.  

Д. Володихин 

— Ну, то есть, условно говоря, эта самая бронированная «эмка», БА-20 М, была легковата даже для 20-х годов? 

А. Музафаров 

— Она умела ездить... Нет, у нее главная была проблема в том, что она умела ездить только по дорогам. Съехать с дороги, что в военное время приходится делать часто, она не могла. Заднеприводный автомотоброневик, сделанный на базе легковушки. То есть хорош как курьерская машина, но что-то на нем разведывать, ну, крайне неудобно.  

Д. Володихин 

— Да, откровенно говоря, он и не держал тяжелой брони и тяжелого вооружения.  

А. Музафаров 

— Да, у него был один пулемет винтовочного калибра, он с его помощью мог что-то сделать. На некоторых, по-моему, на каждой десятой машине, стояла рация, с помощью которой он что-то мог передать. Вторая большая проблема советского военного промышленного руководства, это, как уже отметил Дмитрий Михайлович, некомпетентность. Порой военные выдвигали самые парадоксальные требования. Скажем, при разработке танка Т-19, требовали оборудовать танк коленчатыми лапами с шипами для перелезания через стенки и движение в условиях гор, покрытых густым снегом. 

Д. Володихин 

— Ну, то есть военный заказчик тоже был полон своеобразия? 

А. Музафаров 

— Да. Этой некомпетентностью военно-промышленного руководства часто пользовались разного рода технические авантюристы. В частности, например, в конце 20-х годов была создана так называемая организация Остехбюро. Смысл этих авантюристов был простой: «мы задешево сделаем чудо-оружие, с помощью которого Рабоче-крестьянская Красная Армия победит любого супостата».  

Д. Володихин 

— И, в результате, задорого делали пшик.  

А. Музафаров 

— В результате, на эти Остехбюро тратились колоссальные деньги. Бюджет Остехбюро порой превышал бюджет Военно-морского флота, но из всего того, что оно разрабатывало, был принят на вооружение только один образец. Причем, это была модернизация мины образца 1908 года.  

Д. Володихин 

— Ну чудесно... 

А. Музафаров 

— Тратились колоссальные средства. Инженер Курчевский продвигал такую тупиковую ветвь, как безоткатная артиллерия. Ему удалось как-то, говоря языком тогдашнего времени, втереться в доверие к заместителю наркома обороны маршалу Тухачевскому, и тот активно продвигал его динамореактивные пушки. Они проваливали все испытания, они уступали обычным арт-системам. В принципе, в 60-е годы у «безоткаток» будет короткий период, когда их будут использовать, потом от них откажутся тоже. Но вот в 30-е годы была совершенно небоеспособная и неэффективная система.  

Д. Володихин 

— Ну, хотели продать сказку, которая должна была стать былью, но не стала.  

А. Музафаров 

— Несколько лет... Да... 

Д. Володихин 

— Вопрос по существу, вот такой более широкий вопрос, не технический: если сравнивать советский военпром со всеми этими аспектами — с инженерами, которые сидят в КБ, с военными, которые не всегда хорошо могут сформулировать, что им надо, с заводами, которые отвыкли от дисциплины и не имеют достаточно инженерных кадров хорошего качества, сравнить ситуации в Российской империи нулевых — начала 10-х годов, то есть до начала Первой мировой войны, здесь мы видим примерно адекватную ситуацию, или ситуации различаются? 

А. Музафаров 

— Ситуация радикально отличается. Во-первых, руководство и морского, и военного ведомств не только обладает возможностью самостоятельно заказывать промышленности нужные виды вооружения, но обладает собственными подчиненными ему заводами. То есть, есть государственные предприятия, подчиненные напрямую морскому или военному министру. Это, кстати, сильно упрощало военным дело в плане заказов частной промышленности. Потому что военные говорили: «Не будете делать пушки за нашу цену, закажем их собственному брянскому «Арсеналу», и он этот заказ выполнит». Поэтому это заставляло промышленников идти на уступки.  

Далее: в составе и военного, и морского ведомства были технические комитеты, состоящие из высококвалифицированных инженеров, которые формулировали очень грамотные задания на создание видов вооружения, боевых кораблей, артиллерийских систем, стрелкового оружия, подвергали их жесточайшей испытательной проверке и отбирали лучшие образцы. Как была создана, например, знаменитая русская трехлинейная винтовка образца 1891 года? Был объявлен конкурс на создание оружия, в финал вышло две конструкции — конструкция бельгийского инженера Нагана и русского инженера, полковника Сергея Мосина. Вот комиссия конкурса посмотрела и подумала, что вот если вот эту деталь с винтовки Нагана переставить на винтовку Мосина, то получится то, что надо. В результате так и сделали, соединили две системы и получили винтовку, с которой наша армия прошла две мировые войны. И поэтому официальное название... Ее в советское время называли «винтовка Мосина», но официальное название — «русская винтовка образца 1891 года». 

Д. Володихин 

— «Русская трехлинейная винтовка образца 1891 года». Ну что же, действительно, ситуации различаются. Ну вот сегодня мы поговорим о вещах чисто «железячных». Мы начали, можно сказать, с теории, а дальше подойдем поближе к образцам техники. У нас сегодня будут подводные лодки, танки, самолеты и вся прочая радость людей, которые мысленно давно срослись с этой сферой. А я просто знаю, что таких людей очень много, потому что сам я, простите, именно таков. Но все же для того, чтобы перейти от к теории к практике помягче, я думаю, правильно будет, если мы сейчас поставим песню из советского фильма «Командир счастливой «Щуки» «Давным-давно была война».  

(Звучит песня из фильма «Командир счастливой «Щуки» «Давным-давно была война».) 

Д. Володихин 

— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с Вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы обсуждаем историю советской боевой техники накануне начала Великой Отечественной войны. С нами в студии замечательный гость — известный историк, исторический публицист, эксперт «Фонда исторической перспективы» Александр Азизович Музафаров. И вот только что прозвучала песня из фильма о подводной лодке... Что ж, мы переходим к подводным лодкам.  

А. Музафаров 

— Надо отметить, что судостроительная промышленность и военное судостроение из всех сфер военной промышленности наиболее серьезно пострадали в годы гражданской войны и революции.  

Д. Володихин 

— Я бы еще добавил то, что и сам флот потерял огромное количество боевых единиц — их просто распилили на металл.  

А. Музафаров 

— Да. Фактически, Черноморский флот был полностью уничтожен в ходе Гражданской войны, Балтийский флот потерял большое количество боевых кораблей, которые не смогли восстановить... 

Д. Володихин 

— А, кстати, на Черноморском флоте то, что не было утрачено, ушло и увезло с собой белоэмигрантов в Тунис.  

А. Музафаров 

— ...да, приняло участие в русском исходе. 

Д. Володихин 

— (Нрзб.).  

А. Музафаров 

— И хуже всего, что были утрачены компетенции. Скажем, если царская Россия без особых затруднений строила линейные корабли водоизмещением больше 20 тысяч тонн — линкоры типа «Гангут», «Императрица Мария», «Николай Первый», на кладбище больше кораблей, как линейные крейсеры типа «Измаил», то Советский Союз выйти на просто постройку судов такого размера (я не говорю — боевых кораблей) смог только к 60-м годам ХХ века. То есть была утрачена технология строительства крупных кораблей.  

Д. Володихин 

— Поясним разницу. Когда мы говорим о судах, а не о боевых кораблях, это значит, что такого водоизмещения выпускались суда, служившие в пассажирском, грузовом или ледокольном флоте. 

А. Музафаров 

— Совершенно верно. То есть в этом плане Советский Союз сильно утратил компетенцию. Также были утрачены компетенции в проектировании подводных лодок, эскадренных миноносцев, крейсеров, ну, и линейных кораблей. Давайте посмотрим вот на подводные лодки, обратим внимание — самый технологичный вид. Тем более... 

Д. Володихин 

— И самое вопиющее, можно сказать, что происходило. 

А. Музафаров 

— Да. Тем более, что советская военно-морская школа делала специальный акцент на подводных лодках, считая, что вот таким дешевым способом можно обеспечить безопасность морских рубежей СССР. Первые советские подводные лодки серии Д («Декабрист») были построены с использованием большого дореволюционного задела по идеям и с активным использованием импортных технологий. Скажем, многое оборудование для них было просто заказано за рубежом. Там были очень забавные эпизоды, когда советские инженеры пытались скрыть, что они заказывают приборы для подводных лодок. В результате получают ответ — когда советский инженер приезжает на завод заказчика, его спрашивают: «А какое водоизмещение у Вашей подводной лодки?». Он говорит: «Да нет, нет, у нас не подводная лодка». — «Понимаете, вот такие воздуходувки у нас заказывают ведущие подводные флоты мира, и только они. Поэтому если Вам нужна такая арматура, Вы строите подводную лодку». Однако советское командование эти лодки не устроили — во-первых, они были большие, во-вторых, они были дорогие, с точки зрения советского флота, а требовалось что-то дешевое и массовое. И здесь пошли по двум путям. В начале 30-х годов советские водолазы подняли со дна Балтийского моря английскую подводную лодку Л-55, потопленную в 1918 году советскими эсминцами. Лодка была серии «Л», это одна из последних серий подводных лодок Британии в годы Первой мировой войны. Именно она была взята за основу при проектировании советских лодок типа «Щ». То есть даже здесь... 

Д. Володихин 

— Той самой счастливой «Щуки»? 

А. Музафаров 

— Да. То есть здесь за образец была взята субмарина, скажем так, прошлого поколения. Это была первая массовая серия, но хотелось большего, и вот здесь специалисты из того же «Остехбюро» разработали проект малой подводной лодки серии «Н», которая должна была вписываться в железнодорожный габарит. И пытались объяснить, пытались внушить командованию флота идею, что вот эти лодки можно будет много выпускать и перебрасывать с одного театра военных действий на другой по железной дороге. 

Д. Володихин 

— Ну, идея сама по себе, конечно, интересная и удобная... 

А. Музафаров 

— Да. 

Д. Володихин 

— Но...  

А. Музафаров 

— Но! Да. В качестве примера они приводили переброску подводных лодок на Дальний Восток в ходе Русско-японской войны. Такой факт действительно имел место, но они не учли, что подводные лодки времен Русско-японской войны могли действовать сугубо у берегов, это были первые примитивные подводные суда.  

Д. Володихин 

— И они были малюсенькие. 

А. Музафаров 

— Да. Значит, первая подводная лодка серии «Н» вписалась в железнодорожный габарит, но на испытаниях в Черном море показала свою полную небоеспособность. Моряки говорили, что это небоеспособный корабль. Они говорили: «Ее надо увеличить».  

Д. Володихин 

— «Она просто не может как следует плавать».  

А. Музафаров 

— Ее стали увеличивать. В результате получили очень такой странный кораблик. С одной стороны, моряков она не устраивала, потому что была маленькой, слабовооруженной — два торпедных аппарата в носу, собственно, все, 45-миллиметровая полуавтоматическая пушка, с другой стороны, по железной дороге ее возить было уже нельзя. То есть это изначальное преимущество она утратила.  

Д. Володихин 

— Но в массовом порядке производить можно.  

А. Музафаров 

— Производилась, потому что она нравилась судостроителям — она  была небольшой, она хорошо шла серийно, ее можно было запустить на поточное производство — ее туда запустили.  

Д. Володихин 

— И отчитываться, отчитываться, отчитываться.  

А. Музафаров 

— Второй момент — кризис с подводными лодками назревал к середине 30-х годов. Причем, надо учесть, что на это строительство еще накладывались внутренние интриги. Скажем, один из инженеров разработал проект подводного крейсера. Командование флота, где было еще несколько старых офицеров, сказало, что этот корабль небоеспособен и не нужен. Потому что за основу был взят проект инженера Бубнова, разработанный аж в 1912 году. Но с тех пор прошло уже 20 лет, прогресс техники был колоссальный. Но человек оказался пробивным, обвинил своих противников в политической слепоте, в неправильном классовом происхождении, и пропихнул.  

Д. Володихин 

— Ну, давайте уточним: подводный крейсер — это значит примерно вот что: большая подводная лодка во время боя крупных надводных кораблей всплывает и из своего огромного орудия бьет, бьет, бьет в тыл врагу, а когда он очухался, она опять погружается и уходит безнаказанно. 

А. Музафаров 

— Обладает мощным артиллерийским вооружением, и вот, значит, для таких дальних походов.  

Д. Володихин 

— То есть подводная лодка с большими пушками. 

А. Музафаров 

— Три таких подводных лодки серии «Правда» были построены. После этого флоту все-таки удалось это безумие прекратить, потому что лодки были полностью небоеспособны.  

Д. Володихин 

— Заметим: только после того, как три подводные лодки уже были построены... 

А. Музафаров 

— Три огромных корабля были построены, и были потрачены колоссальные ресурсы.  

Д. Володихин 

— Они участвовали в Великой Отечественной войне, но боевые операции на них не возлагали, потому что они к этому были, в сущности, неспособны. 

А. Музафаров 

— Потом был довольно удачный проект лодок серии «С». Это был купленный немецкий проект, такой «двоюродный брат» немецких подводных лодок типа 7 и 9, и одна из самых удачных советских подводных лодок довоенного периода — это подводные крейсеры типа К, которые строились в ограниченном количестве, потому что промышленность их строить не хотела.  

Д. Володихин 

— Вот только это уже не те крейсеры, которые с огромной пушкой... 

А. Музафаров 

— Да. Нет, это были вполне универсальные океанские подводные лодки, но... Но что важно... 

Д. Володихин 

— И у них главным оружием были все-таки торпеды.  

А. Музафаров 

— Да, конечно. И плюс, и минус... Значит, что было важно? Что нехватка инженеров приводила к такой особенности советской техники (это характерно для всей советской военной техники), как невнимание к второстепенным параметрам. Порой это приводило к полной утрате боеспособности. Давайте посмотрим на подводные лодки. 30-е годы — это эпоха бурного развития как самих подводных лодок, так и противолодочного оружия. Совершенствуются модели эхолокаторов, совершенствуются системы глубинных бомб, поисковых механизмов, строятся специальные противолодочные корабли. Соответственно, подводники тоже готовятся к будущим боям, стараются делать лодки малошумными, долго не всплывающими, создаются новые приборы, рассчитывающие торпедный залп, и создаются система беспузырной стрельбы, когда (нрзб.) запуска торпед не выдает лодку, удерживает ее на глубине, и так далее. Все это советскими инженерами, фактически, игнорировалось. Не потому, что они не понимали значимость этих параметров, а потому что инженеров было мало, и это были не те параметры, которые можно было объяснить советскому руководству. Поэтому, увы, было очень сложно объяснить, почему двигатели подводной лодки надо ставить на толстых резиновых амортизаторах — чтобы они не вибрировали и меньше шумели. Ему было сложно объяснить, что надо разработать сложнейший — он размером с чемодан, но очень сложный — электромеханический прибор «аппарат стрельбы», который позволяет командиру, засекая цель в перископ, вводить эти данные в аппарат, который сам выставляет углы, глубину и курс торпед. Это сложная система, но в нашем флоте такой не было. В нашем флоте командир рассчитывал все это вручную.  

Д. Володихин 

— По книжечке. 

А. Музафаров 

— По таблицам, по таблицам и книжкам. Часть этих таблиц была не очень хорошо составлена. В 1941 году нам оказали союзническую помощь англичане, передав такие таблицы. Но интересно: в английском подводном флоте этот способ стрельбы был аварийным — на тот случай, если сломался аппарат торпедной стрельбы, и вот чтобы лодка совсем не осталась безоружной, командиру дали в помощь таблицу. У нас этот тип стрельбы стал основным.  

Д. Володихин 

— И мало того, сложно было объяснить командованию, что подводная лодка, если ее сконструировать неверно, просто будет выскакивать после торпедного залпа на поверхность, и в начале войны несколько случаев таких было.  

А. Музафаров 

— Совершенно верно! Потому что подводные лодки серии «М» и серии «Д» не были оборудованы устройством затопления аппаратов перед стрельбой. В результате, лодка, выстреливая торпеды, лишалась большой массы и резко всплывала к поверхности. Перископ(?) (нрзб.) глубины приводило к тому, что порой нос лодки выскакивал на поверхность.  

Д. Володихин 

— И счастливо наблюдал противник. 

А. Музафаров 

— Наблюдал противник, который принимал меры к уклонению от атаки. Лодка теряла свое главное преимущество — скрытность.  

Д. Володихин 

— Или к затоплению подводной лодки.  

А. Музафаров 

— Или тоже, да, потому что лодка, принимая воду в опустевший аппарат, резко проваливалась на глубину и не имела возможности ни для повторной атаки, ни для наблюдения, так сказать, собственных атак. 

Д. Володихин 

— Ну что ж, вот хотелось бы сказать следующее. Сейчас мы говорим, условно говоря, о заклепках, вроде бы — о приборе стрельбы, о механизмах, которые обеспечивают беспузырную стрельбу, о затоплении торпедных аппаратов. Но представьте себе боевую обстановку. В боевой обстановке все эти, казалось бы, мелочи, все эти недоработки инженерного или технологического характера — они ведь потом приведут к тому, что люди будут гибнуть. И немало советских подводников пойдет на действительно за Отечество — не потому, что враг был силен, а потому что когда-то не продумали конструкцию боевой техники. И, тем не менее, несмотря на то, что мы говорим о вещах невеселых, прямо скажем, я считаю своим долгом напомнить, что это Светлое радио, радио «Вера», в эфире передача «Исторический час», с Вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы прерываем нашу беседу буквально на минуту, чтобы вскоре вновь встретиться с Вами в эфире, дорогие радиослушатели.  

Это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С Вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный известнейший историк и исторический публицист Александр Азизович Музафаров, и мы обмениваемся с ним мнениями о качестве советской техники предвоенной эпохи. Подводные лодки уже, так сказать, ушли в боевой поход от нас, и, я думаю, самое время поговорить о самолетах.  

А. Музафаров 

— Давайте. Итак... Тем более, что авиация в 30-е годы была приоритетной сферой, которой уделяло большое внимание советское руководство.  

Д. Володихин 

— А молодежь ею просто болела.  

А. Музафаров 

— Да. Но это было характерно для всего мира, но для Советского Союза — особенно. Энтузиазм, лозунги «Комсомолец, на самолет!» подогревали огромное (нрзб.). Однако в советской военной авиационной промышленности был целый ряд узких мест, проблемных мест, так скажем. Первый момент — это, конечно, проблемы общие для советской промышленности, это проблемы с недостатком квалификации инженеров. Инженеров было мало, их не хватало, более того, старым инженерам часто не доверяли. Ну вот в одной из советских книг приводится такой эпизод, что в 1940 году просто в одной немецкой фирме Вилли Мессершмита, создателя главного немецкого истребителя, работало больше инженеров, чем во всех конструкторских бюро всей авиапромышленности Советского Союза. Поэтому советская авиационная инженерия гналась за внешними показателями: скорость...  

Д. Володихин 

— ...дешевизна, мощь вооружения... 

А. Музафаров 

— И — да, второе (нрзб.) — технологичность. К чему это приводило? К тому, что очень часто конструктору не хватало времени на продумывание дополнительных мест, дополнительных параметров самолета. Ну, скажем, когда в 1939 году разрабатываются истребители И-26 (будущий Як-1), И-201 (будущий МиГ-3), будущий ЛАГГ-1, они разрабатываются и при испытаниях в НИИ ВВС вылезает множество проблем. Да, опытный образец Як-1 мог развивать скорость до 600 километров в час — очень хорошо, почти как «Мессершмит». Но при этом система охлаждения работала так, что температура в кабине поднималась до 50 градусов по Цельсию. Летчик больше часа в такой атмосфере не выдерживал.  

Д. Володихин 

— Ну, война — не курорт.  

А. Музафаров 

— Ну, с одной стороны, да, а с другой стороны, физиология человека имеет свои пределы, и человек просто терял боеспособность. В результате, летчики, чтобы не свариться заживо, открывали фонарь кабины, и самолет сразу терял 30 километров скорости в час.  

Д. Володихин 

— Ну вот достаточно известной такой недоделкой был Ил-1. Вообще, Ил, штурмовик советских времен, с гордостью называли когда-то «летающим танком», но, насколько я помню, то ли попытка удешевить этот самолет, то ли инженерная недоработка, привели к тому, что его не защищал бортстрелок с хвостовой части, и это привело к массовой гибели летчиков.  

А. Музафаров 

— Это очень интересная история. Дело в том, что самолет, вошедший в историю как Ил-1, самый массовый самолет советской авиации времен Великой Отечественной войны (их было выпущено 36 тысяч штук) появился в результате большого кризиса советской авиапромышленности. К концу 30-х годов советские ВВС не смогли создать адекватную модель среднего бомбардировщика, то есть самолета, способного поднимать 2 тонны бомб, лететь со скоростью около 400 километров в час и оказывать поддержку наземным войскам, нанося удары по неприятелю. 

Д. Володихин 

— Хорошо, если еще и пикировать.  

А. Музафаров 

— В идеале. Что получалось? У СССР был старый, устаревший уже довольно быстро бомбардировщик СБ, его последние модификации могли брать до полутора тонн бомб, но летали медленно. Был довольно неплохой, хотя со своими особенностями, бомбардировщик ДБ-3, но, в силу конструкторских интриг, эта машина была оттеснена в дальнюю авиацию. И попытки создать новый самолет предпринимал Туполев, его арестовали, его АНТ-37, будущий Ту-2, в серию не пошел. Поддержка наземным войскам требовалась, и вот здесь Ильюшин продвигает свой самолет Ил. У военных был конкурс на ближний бомбардировщик, выигрывает его самолет Су-2. Ильюшин предлагает свой самолет, упирая на то, что он бронированный, поэтому будет нести меньше потерь от огня с земли. Военные ставят довольно жесткие условия, самолет в них не укладывается. И вот для того, чтобы самолет в них уложился, Ильюшин идет на такую вещь, как исключает из состава экипажа стрелка. Это было не решение военных — это было решение конструктора, чтобы самолет мог, так сказать, втиснуться в те требования, которые требовали военные.  

Д. Володихин 

— Условно говоря, хоть так, да пробить.  

А. Музафаров 

— Да. Ильюшину это удалось, самолет запустили в серию, и, ввиду нехватки бомбардировщиков, он стал самым массовым советским самолетом, способным оказывать наземную поддержку войскам. Еще один момент.  

Д. Володихин 

— Ну, впоследствии, по-моему, все-таки бортстрелка-то ввели.  

А. Музафаров 

— Впоследствии — да, потому что потери Илов были колоссальные. Выяснилось, что Ил-2 не может идти в бой с немецким истребителем. Но тут, опять-таки, одно накладывается на другое. В принципе, опытный летчик мог на Ил-2 дать бой немецкому истребителю, особенно если он летел не один, а летело несколько опытных пилотов, умеющих друг друга прикрывать.  

Д. Володихин 

— Но много ли опытных пилотов осталось после начала войны? 

А. Музафаров 

— Но опытных пилотов в советской авиации не было, даже в начале войны! Уровень подготовки советских летчиков был очень низким. То есть достаточно сказать, что до войны в части приходили летчики, имея за плечами около 30 часов налета.  

Д. Володихин 

— А надо? 

А. Музафаров 

— Ну, скажем так, когда формировался полк «Нормандия — Неман», французское командование предъявляло требования, чтобы имели, минимум, 400. И когда туда обманом пролез человек, у которого было 300 часов, ему сказали: «Ты слабак, мы тебя должны выгнать, но так и быть, ладно, не выгоним, раз ты сюда уже попал». Вот человек, у которого было 300 часов налета, считался в «Нормандии — Неман» слабаком. Это, кстати, объясняет эффективность этого французского полка на советском фронте — там были просто очень хорошо подготовленные пилоты. Здесь была та же самая ситуация. Почему самолеты летали без истребительного прикрытия? Почему вообще появился самолет Ил-2, уникальный? Никто из других воюющих стран такого ничего не создал. Проблема в таком узком месте советской авиапромышленности, как невозможность создавать мощные авиамоторы. Эта проблема была унаследована от дореволюционной России, но если в дореволюционной России она постепенно решалась, и к концу Первой мировой войны у нас появились моторы собственных конструкций, то в 20-е годы технологии были утрачены. Основа советской авиации в 20-е годы — это американский мотор «Либерти» (советское обозначение — М-5), потом покупается мотор BMW-6, получающий обозначение М-17, потом инженерами (нрзб.) форсируют, получается мотор М-34, он же Ан-34 и так далее, его клоны. Потом покупаются французский мотор Ай-87, американские М-25, М-62, Райтовские. Но главное... Ну, и (нрзб.) М-105 «Испано-Сюиза» французские.  

Д. Володихин 

— Ну, все это, мягко говоря, недешево.  

А. Музафаров 

— С одной стороны, да. С другой стороны, создать по-настоящему мощный мотор, выдающий до 2 тысяч лошадиных сил, советское авиадвигателестроение не могло. В результате, если в европейских, немецких и американских ВВС поддержку пехоты над полем боя оказывали истребители-бомбардировщики, то есть истребители, способные лететь очень быстро, и которым скорость служит защитой, при этом обладающие мощным мотором, способным нести бомбовую нагрузку до тонны бомб (ну, как американский истребитель «Тендерберд» или английский «Тайфун»), то советский истребитель — он такого не мог. Истребители Яковлева, Микояна и Лавочкина — они легкие.  

Д. Володихин 

— Они все высотные, в сущности.  

А. Музафаров 

— Нет, они даже... Высотный из них МиГ, Як — он низковысотный, но у него мотор напряжен до предела, а самолет предельно облегчен. Ему дай Бог пустому-то разогнаться до 580 километров в час, с бомбами он в принципе летать не может.  

Д. Володихин 

— И вот вместо них работает штурмовик. 

А. Музафаров 

— Поэтому вместо них пускаем штурмовики. Отметим, когда этот кризис был преодолен после Великой Отечественной войны, советская авиация сразу же списала все штурмовики и отказалась от штурмовой авиации, вплоть до конца 70-х годов ХХ века, когда она была возрождена уже на новых технологиях, когда появился самолет Су-25, принципиально иной. 

Д. Володихин 

— Но мы говорим сейчас, в основном, об узких местах, о неудачах. Были ли какие-то достижения?  

А. Музафаров 

— Определенные достижения были. Что надо сказать в пользу советской промышленности? У нее была особенность, которая в мирное время вредила Советскому Союзу, но в военное время оказалась востребованной. Это ее ориентация на массовое производство. Вал по плану — мечта советских промышленников из наркоматов самых разных уровней. Они любили гнать поток. В мирное время это было проблемой, потому что промышленность заваливала армию огромным количеством техники, которая не всегда была нужна, которую не всегда успевали освоить. Скажем, армия заявляет, что у нее нет потребности в боевиках БА-10, а промышленность отправляет туда еще 600 штук, потому что завод надо загрузить.  

Д. Володихин 

— Да, в общем, и БА-20 тоже.  

А. Музафаров 

— Да же самая история с БА-20, та же самая история с огромным количеством танков Т-26 и БТ, просто потому, чтобы заводы не простаивали.  

Д. Володихин 

— Но во время войны это оборачивается...  

А. Музафаров 

— Во время войны это оборачивается в плюс, потому что промышленность способна насытить армию большим количеством оружия и быстро компенсировать потери техники и вооружения в ходе войны.  

Д. Володихин 

— Ну, а какие-то хорошие образцы вооружения в тех же самолетах и других сферах? 

А. Музафаров 

— Ну, давайте посмотрим на советский танк Т-34. В советское время его считали одним из лучших, его называли лучшим танком Второй мировой войны. Это было, безусловно, несколько не так, но, вместе с тем, советским конструкторам удалось создать весьма удачную и хорошую машину. Безусловно, она уступала немецким танкам и проиграла, скажем, совместное испытание в 1940 году, которое проводил Наркомат обороны Советского Союза... 

Д. Володихин 

— С кем? 

А. Музафаров 

— С немецким танком «Панцеркампфваген трилли(?)» (Т-3 в советском обозначении). Причем, опять-таки, проиграл по совокупности дополнительных параметров. На что обратили внимание военные? Что немецкий танк — тем не менее, мощный двигатель, он быстрее разгоняется, что у него более плавная подвеска и более комфортабельно оборудованный отсек для экипажа, поэтому экипаж меньше устает... 

Д. Володихин 

— То есть он, как бы сейчас сказали, эргономичен.  

А. Музафаров 

— Эргономичен, безусловно. Потому что, пройдя 50 километров, экипаж немецкого танка не чувствует усталости, а советский танкист теряет боеспособность, потому что ему тяжело. Далее: грамотное распределение обязанностей. Немецкий танк имел отдельного выделенного командира, трехместную башню, и у него — прекрасную башенку с приборами для наблюдения над полем боя. В советском танке командир должен заряжать пушку и через узкую щель или узкий перископ наблюдать за полем боя, руководить танком, давать указания своему экипажу, а если он командир взвода, то еще и подчиненным ему танкам.  

Д. Володихин 

— Мы тут попытались говорить об удачных образцах техники... (Смеется.) 

А. Музафаров 

— Тем не менее... Тем не менее, это была довольно удачная машина, которая действительно обладала целым рядом преимуществ и оказала серьезное влияние на мировое танкостроение. Это не был лучший танк в мире, но это была очень неплохая машина. Далее... 

Д. Володихин 

— А в чем, собственно, были плюсы? 

А. Музафаров 

— Плюсы — хорошая тяговооруженность. Тут, опять-таки, не было бы счастья, да несчастье помогло. Советские моторостроители не могли сделать танковый мотор, который хотели танкостроители. Они не могли сделать мотор мощностью 200-300 лошадиных сил. Они сделали двигатель мощностью 500 лошадиных сил, большой было сделать проще, и это (нрзб.) «тридцатьчетверке») обладать колоссальным запасом энергии. Далее: довольно удачно была спроектирована гусеничная система — широкими гусеницами, обеспечивающими высокую проходимость... 

Д. Володихин 

— Я бы еще добавил — компоновка брони и сильная пушка.  

А. Музафаров 

— Да, достаточно сильная пушка, хотя и слабый прицел и отсутствие стабилизатора, но, тем не менее, само шестимиллиметровое орудие, которое позволяло поражать неприятельские танки.  

Д. Володихин 

— Потом скорректировали.  

Это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с Вами в студии я, Дмитрий Володихин, мы и с известным историком, историческим публицистом и экспертом «Фонда исторической перспективы» Александром Азизовичем Музафаровым обсуждаем плюсы и минусы советской техники в предвоенную эпоху. Собственно, ну, с некоторыми оговорками Вы признали, Александр Азизович, что Т-34 все-таки был достаточно удачным образцом по тем временам, но были какие-то еще удачи.  

А. Музафаров 

— Были. Здесь сказалась способность советской промышленности к изготовлению упрощенных систем вооружения. В частности, в начале войны конструкторское бюро Грабина соединяет ствольную группу пушки ОСВ и лафет противотанковй пушки ЗИС-2 и получает простую, технологическую и удобную массовому производству пушку ЗИС-3, с которой наша армия проходит, как с дивизионкой, всю Великую Отечественную Войну. Другим удачным... 

Д. Володихин 

— Пушка какого калибра? 

А. Музафаров 

— 76 миллиметров. Это... 

Д. Володихин 

— Классика.  

А. Музафаров 

— Она стала и противотанковой в этом качестве, особенно с подкалиберным снарядом она неплохо себя проявила, и дивизионной, хотя она для этой цели немножко слабовата, но за счет большого количества стволов она могла, так сказать, компенсировать. Были удачные системы тяжелой артиллерии. Надо отметить, что вообще (если) артиллерийскому производству, то есть кораблестроению, не повезло в гражданскую войну, то артиллерийскому и стрелковому производству повезло. Эти заводы уцелели почти все. Более того, на них сохранилось большое количество спецов, то есть старых инженеров. И, опять-таки, помогло то, что в кадрах РКК осталось большое количество относительно других видов Вооруженных сил старых артиллерийских кадров, то есть старых офицеров. То есть в рядах артиллеристов было наибольшее число компетентных командиров. И это позволило советской промышленности создавать довольно эффективные образцы артиллерийских вооружений. Несомненным успехом можно считать создание одной из первых в мире систем реактивного залпового огня («катюши»). Они не были таким чудо-оружием, как, опять-таки, показывает советская пропаганда, но это была вполне работающая, эффективная система вооружения, которую, скажем, безуспешно пытался скопировать наш противник.  

Д. Володихин 

— И которая более-менее до нашего времени дает потомков, использующихся и использующихся в новых войнах. 

А. Музафаров 

— Более того, непосредственно сами «катюши» порой всплывают в кадрах из разного рода «горячих точек». Кое-где еще, оказывается, живут и стреляют. Очень... довольно удачным образцом стрелкового вооружения был пистолет-пулемет Шпагина, ППШ, который стал в нашей стране символом войны, пистолет-пулемет, разработанный как эрзац, как заменитель нормального пистолета-пулемета ППДН (пистолета-пулемета Дегтярева), но оказавшийся удачным, простым...  

Д. Володихин 

— Он стал вечным заменителем.  

А. Музафаров 

— Да, так сказать... И он пошел... Причем, более того, удачным было то, что его охотно использовал наш противник и даже налаживал попытки такого собственного карманного производства — настолько он понравился тем, с кем мы воевали. Ну, и, опять-таки, активно использовался в войнах всего ХХ века. То есть конструкция была примитивная, простая, но надежная и эффективная. Особенно когда после 1942 года сумели излечить такую еще одну «головную боль» советской промышленности, как качество изготовления. И от этого советская техника тоже весьма и весьма сильно страдала.  

Д. Володихин 

— Ну вот теперь хочу задать вопрос о том, что вызывает, пожалуй, наибольшее количество споров, а кто-то высказывается восхищенно, кто-то — крайне скептически... Любимое, можно сказать, поле для обсуждений — это советские тяжелые танки (Т-28, КВ, второй КВ, ИС). Вот, собственно, насколько они были удачны? Если я правильно понимаю, флоту не повезло. Насколько я понимаю, в авиации, ну, справлялись с задачами, но с большим трудом и многие вещи недодумывали. В танках, стрелковом оружии и артиллерии были удачные образцы, но вот самое-то интересное — это тяжеловесы. Недаром бой тяжеловесов — это, можно сказать, король спортивного турнира.  

А. Музафаров 

— Значит, здесь у Советского Союза был довольно хороший задел. Надо отметить, что после эксперимента с коленчатыми лапами с шипами руководство СССР приняло решение отказаться от разработки танка собственной конструкции и закупило лицензии на целый ряд систем бронетанкового вооружения, в основном в Великобритании. «Vickers» шеститонный стал нашим Т-26. 12-тонный «Vickers», купленный так, полуофициально, стал нашим танком Т-28. Определенное влияние оказал немецкий инженер Гроте, работавший в Советском Союзе по контракту. И вот танк Т-28, трехбашенный танк, был таким символом Советской Армии. Недаром в фильме «Если завтра война» он так лихо крушит деревья, показывая всю мощь советской техники.  

Д. Володихин 

— Но он хорошенько поработал один раз — у него был краткий, но звездный час, это Советско-финская война.  

А. Музафаров 

— Совершенно верно. Здесь он оказался довольно эффективным средством поддержки пехоты — просто потому, что легкие танки пробираться к финским дзотам не могли, а Т-28 мог. Но у него был ряд недостатков: он был длинный, он был чудовищно неманевренный, с точки зрения танка того времени, и представлял собой на поле боя хорошо заметную мишень. По итогам испанских событий советские офицеры выдали танкостроителям заказ на создание тяжелого танка с противоснарядным бронированием. И в результате сотрудники Ленинградского Кировского завода разработали танк «Клим Ворошилов». Ну, там у него было еще несколько клонов, был танк СМК («Сергей Миронович Киров»)... 

Д. Володихин 

— Ну, то есть эксперименты.  

А. Музафаров 

— Да. Но, в итоге, появился танк КВ. Сначала у него было две пушки, потом оставили одну. То есть танк, который в принципе не пробивала ни одна полевая пушка в начале войны, и который должен был при самом некомпетентном командовании, при самом неподготовленном экипаже просто раздавить врага за счет своей просто неубиваемой мощи. Однако, как показали события начала войны, у этого танка были две «ахиллесовы пяты». Во-первых, это низкое качество производства. Конструкция была сложной, двигатель работал с большим напряжением, коробки передач периодически ломались, и большая часть потерь КВ в 1941 году — это потери от технических неисправностей. Танк ломался, экипаж его оставлял и отходил, чтобы не попасть в плен. Второй момент был такой, что компетентность оказывается сильнее собственно техники, потому что немцы, сталкиваясь с тяжелыми танками, которые они не могли пробить из противотанковых пушек, либо вызывали авиацию, либо выкатывали на прямую наводку 88-миллиметровые зенитки, либо использовали атаки с разных направлении, подрывали танк инженерно-саперными средствами. Но так или иначе, вермахт научился с советскими тяжеловесами бороться. В то же время они произвели на немецких генералов такое впечатление, что немцы потребовали создать что-то свое, и это послужило одним из стимулов к созданию тяжелых танков «Пантера» и «Тигр». 

Д. Володихин 

— Но, насколько я понимаю, КВ усовершенствовали в ходе войны? 

А. Музафаров 

— КВ усовершенствовали, появился вариант КВ-1С, скоростной, которому поставили новую коробку передач и сняли часть брони. Причем, с одной стороны, это танку помогло, он стал более подвижным, более надежным... 

Д. Володихин 

— Менее уязвимым на скорости.  

А. Музафаров 

— Но, с другой стороны, снятие части брони появилось тогда, когда немцы оснастили свои танки Т-4 тяжелыми пушками, длинноствольными 75-миллиметровыми пушками, способными пробивать вот эту ослабленную броню КВ, а потом, в 1943 году, дебютировали немецкие «Тигры» и «Пантеры», и советские танкостроители попытались дать адекватный ответ. Итак, рождается танк, который сначала получил название КВ-85, а потом ИС-1. У этого танка был один серьезный недостаток. Танк был неплохой, он имел ряд преимуществ перед немецкими тяжеловесами. Какие это? Он был более технологичный, их можно было делать больше; он был легче и меньше на поле боя, у него была ниже высота, то есть это делало его менее заметным; у него было неплохое бронирование. Но дело в том, что здесь подкачали артиллеристы — они не смогли быстро создать качественную длинноствольную дальнобойную танковую пушку. В результате на танк была поставлена 122-миллиметровая корпусная пушка А-19. С одной стороны, ее снаряд при попадании в немецкий танк... 

Д. Володихин 

— ...переворачивал немецкий танк, сносил башню, проламывал любую броню, но для танкового боя у нее был один недостаток — раздельное заряжание. То есть, скажем так, вот если мы представим себе дуэль «ИС-2» и «Тигра», при условии, что они не попадут друг в друга первым выстрелом, но гарантированно попадут вторым, то «ИС-2» эту дуэль проиграет, потому что он просто не успеет выстрелить второй раз. 

Д. Володихин 

— Медленное заряжание, короче говоря.  

А. Музафаров 

— То есть это приводило, так сказать, к серьезным проблемам. С другой стороны, ко второму периоду войны советское командование научилось грамотно использовать свои тяжелые танки, их надежность повысилась до такого уровня, что они были способны действовать в боевых порядках пехоты и не ломаться, поступившие к нам по лендлизу американские тяжелые грузовики смогли решить проблему их снабжения. Немецкий генерал Валентин пишет, что это было жуткое сочетание — «русские танки с широкими гусеницами и американские полноприводные грузовики, которые обеспечивали их всем необходимым, а у нас такого не было». (Смеется.) Ужас! И это позволило более эффективно использовать бронетанковую технику. А главное — что советская промышленность сумела выпустить тяжелых танков значительно больше, чем немецкая.  

Д. Володихин 

— Ну, то есть, иными словами, мы можем констатировать: да не было «восторг, восторг и сплошное шампанское!», но это было неплохо, это работало? 

А. Музафаров 

— Безусловно, да. То есть нашу технику времен войны мы любим и уважаем за то, что на этой технике воевали наши деды. И нам совершенно не важно, была она выдающимся шедевром и так далее. Это ловушка советской пропаганды, которая считала, что советское — это значит отличное, не может советская техника чему-то уступать. Это была нормальная техника своего уровня. Да, она проигрывала топовым образцам, которые выпускала немецкая промышленность, американская, английская... 

Д. Володихин 

— Ну вот давайте сейчас как раз сделаем такой рейтинг с Соединенными Штатами, Германией, Великобританией, Францией, Италией, Японией, СССР. Где, на каком месте здесь находится СССР? 

А. Музафаров 

— Ну давайте посмотрим. Если мы посмотрим авиационное вооружение, на первое место мы должны поставить США, второе делят между собой Великобритания и Германия, потом идет СССР. Да, и немного опережая Японию и, скажем, Италию.  

Д. Володихин 

— А французы? 

А. Музафаров 

— А французы накануне войны имели сильную промышленность, но в 1936 году к власти пришел «Французский народный фронт», который нанес своей авиапромышленности удар пострашнее немецкого люфтваффе, — он затеял и переобразирование(?) заводов, и изгнание буржуазных и контрреволюционных людей с французских авиазаводов. В результате, хотя отдельные образцы у французов были нормальные, но создать боеспособную авиацию к началу войны они не успели, в чем одна из причин поражения 40-х годов. 

Д. Володихин 

— Хорошо. Флот, подводные лодки?  

А. Музафаров 

— Флот — на первом месте, безусловно, США, на второй месте — Великобритания и Япония, по качеству. На третьем месте — немцы будут. На четвертом — итальянцы, и на пятом вот — Советский Союз.  

Д. Володихин 

— Но там еще есть голландцы... Кто знает! (Смеется.)  

А. Музафаров 

— Да. Ну, мы берем крупных... Да, голландские подводные лодки были примерно на уровне английских, очень неплохие. Если брать танковое вооружение, на первом месте, безусловно, Германия. Фактически, об этом не любят говорить, но именно немецкие танки стали образцами для будущей бронетанковой техники всего мира во второй половине ХХ века... (Смеется.) На второе место вот все-таки мы поставим СССР, на третье — США, на четвертое — Великобританию. Ну, на пятое, там, Италию, на десятое, наверное, Японию. Вот в чем японцы были слабы, так это вот в танкостроении.  

Д. Володихин 

— Ну, а стрелковое оружие, артиллерия? 

А. Музафаров 

— Стрелковое... Значит, в артиллерии Советский Союз делил, так сказать, первое место с Германией по целому ряду показателей. Впрочем, знаете как — если брать зенитную артиллерию, Советский Союз тоже окажется в отстающих, потому что наладить собственное производство скорострельных малокалиберных автоматов у нас не смогли. Мы эти потребности покрывали по лендлизу. Наладить производство артиллерийских радаров — тоже покрывали за счет лендлиза. 

Д. Володихин 

— Ну, пехотные пушки были хороши.  

А. Музафаров 

— Пехотные пушки, сухопутные пушки были вполне нормальны на уровне первого-второго места. Если брать стрелковое оружие, здесь ситуация интересная. Перед началом войны СССР затеял программу перевооружения пехоты полуавтоматическими винтовками типа СВТ и АВС. Однако низкий уровень подготовки советских солдат не позволил в достаточной степени это оружие освоить, и пришлось возвращаться к трехлинейкам. В сущности, подобный шаг сделали почти все воюющие государства, кроме США. Здесь США надо поставить на первое место — они сумели перевооружить армию М-1 и М-1 Carbine, то есть полуавтоматическими самозарядными винтовками. Дальше все остальные примерно идут за ними.  

Д. Володихин 

— Резюмируем. В сущности, кроме артиллерии, мы нигде не попадаем на первое место, но время от времени оказываемся в призерах, что называется, в лауреатах. Не то, что, повторяю, это сверхуспех, но это неплохо.  

А. Музафаров 

— Безусловно.  

Д. Володихин 

— И, в сущности, мне осталось теперь сказать тем, кто нас дослушал до конца, а я надеюсь, что это были, прежде всего, именно «железячники», это был некий, своего рода, подарок гражданскому новолетию, ибо передача выходит в эфир как раз накануне празднования гражданского новолетия. Поздравляем Вас с Наступающим, благодарим Вас за внимание! До свидания! 

А. Музафаров 

— До свидания! 

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем