«Великий пост»

В этом выпуске ведущие Радио ВЕРА Кира Лаврентьева, Марина Борисова, Константин Мацан, а также наш гость — протоиерей Александр Дьяченко — поделились своими личными историями, связанными с Великим постом.

Ведущие: Кира Лаврентьева, Марина Борисова, Константин Мацан

---

К. Лаврентьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, дорогие наши зрители и слушатели. По доброй традиции каждый понедельник мы собираемся здесь, в студии, чтобы рассказывать свои истории. И сегодня у нас в гостях священник Александр Дьяченко, настоятель храма Тихвинской иконы Божией Матери села Иваново Петушинского района Владимирской области. Здравствуйте, отец Александр. Как всегда, очень рады видеть вас в нашей студии.

Иерей Александр

— Здравствуйте, дорогие друзья.

К. Лаврентьева

— И у микрофонов мои коллеги. Марина Борисова. Здравствуйте, Марина.

М. Борисова

— Добрый вечер.

К. Лаврентьева

— Константин Мацан. Привет, Костя.

К. Мацан

— Привет. Всем здравствуйте.

К. Лаврентьева

— Да, я Кира Лаврентьева. Дорогие слушатели и зрители «Светлых историй», мы, конечно же, в первую очередь хотим поблагодарить вас за те комментарии, которые вы оставляете в группе Радио ВЕРА ВКонтакте, и даже выбрали некоторые, чтобы озвучить прямо сейчас. «Дорогие ведущие и участники программы „Светлые истории“, — пишет нам Татьяна Чистякова, это комментарий к программе „Помощь в сложных ситуациях“. — С нетерпением и любовью жду каждый вечер понедельника и выход новой передачи. Узнаю много нового о нашей вере, молитве и встречах с Господом в жизни, помощи святых. Это очень помогает, вдохновляет, иногда утешает. От себя могу сказать, что самая горячая молитва возникает, когда просишь за другого человека, болящего, заблудшего или находящегося в трудной ситуации. И когда Господь и Богородица помогают человеку, такая радость и счастье. Супруг поборол зависимость от алкоголя и табака, сильно изменился в лучшую сторону. Мама долго и тяжело болела онкологией, тихо ушла, почти не жаловалась на боли, несмотря на отсутствие врачебной помощи. Так сложилось. Папа стремительно терял зрение и ушел очень быстро в 75 лет, во время ковида, в больнице от пневмонии. Я молилась за каждого из них, и Господь и Богородица помогали, управляли, утешали. В то же время старалась справляться со своим диагнозом — онкология, сохранять позитив, не огорчать близких. После девяти лет ремиссии болезнь вернулась, но страха нет. Есть надежда и вера на помощь Божию. Мы нужны Ему, это я точно знаю». Татьяна, спасибо вам огромное, действительно есть такая вот некая правда жизни, которую вы описываете в своем комментарии. Мы вас благодарим от всей души, что вы делитесь с нами, что вы с нами, и что как-то вот хотя бы немного наша программа и наше радио помогает вам пройти ваш нелегкий путь. Помощи Божией.

К. Мацан

— А вот у меня тоже есть комментарии от слушателей и зрителей, и это очень здорово. Мы много раз в последних программах обращались к нашим слушателям и зрителям, к вам, дорогие друзья, с информацией, с призывом о том, что, поскольку пользование YouTube сейчас затруднено, основная площадка для «Светлых историй» — это ВКонтакте, и как-то там было мало комментариев обычно. Вот сейчас они стали появляться благодаря вам, вы услышали наш призыв, это очень здорово, что коммуникация работает. И вот те истории, которые мы сегодня решили прочитать в эфире, ваши истории, а мы, напомню, их очень любим, ценим, и вообще время от времени собираем программы целиком из ваших историй, это истории, именно написанные в ВКонтакте. Так что, дорогие друзья, не оставляйте этого благородного дела, пишите комментарии нам на этой площадке, мы их читаем. И чему подтверждение то, что вот сейчас тоже я озвучу историю нашей слушательницы, рассказанную и написанную как комментарий к программе на тему «Общее дело». «Вот Марина (Марина Борисова, которая сегодня в студии) рассказала о восстановлении монастыря в начале девяностых, а ведь такие истории, как ни странно, происходят и в наши дни, — пишет наша слушательница. — Буквально в прошлом году, волею Божией, мне повезло потрудиться несколько дней в Шаровкином женском монастыре в Калужской области. По многим храмам периодически прилетали сообщения о том, что есть такой монастырь, где всего три сестры, и они очень ждут желающих потрудиться. И вот я решила попробовать поехать. До этого я разок трудничала неделю в Печорах, несколько раз бывала в Оптиной пустыне, помогала на своем приходе в храме. Но увиденное меня просто поразило. По факту там оказалось две сестры и две послушницы, и до десяти таких же, как я, случайных трудников, приезжающих кто на выходные, кто чуть дольше, кто вообще одним днем. А у монастыря огромный собор — внутри уже вполне благолепный, снаружи ведутся работы, и еще два храма совершенно в руинах, облагороженный источник с вкуснейшей водой и купелями, несколько бывших деревенских домов в качестве гостевых, скот, огород, активная стройка. И это уникальный опыт — видеть, из чего действительно складывается монастырская жизнь и стать хоть на несколько дней ее частью. Я ожидала чего угодно из послушаний, но более всего меня удивило, когда на второе утро пришла сестра и сказала: ты сегодня повар. «Как? Я? Одна? Да не умею же!» «А Господь управит», — напомнили мне. И вы знаете, Он действительно управил так, что все получилось, всем хватило и было вкусно, будто в прямом смысле готовила вовсе не я. А еще одну девушку, приехавшую в тот день, что и я, нас поселили вместе, благословили в трапезной картину на стене рисовать — вид монастыря из прошлого, с открытки. Вечером она мне шепчет: «А откуда они, монахини, узнали, что я художник и пишу именно в такой манере? Я ж только для себя и нигде об этом не говорила». А я уже смеюсь: «Да никто и не знал, тебе просто дали то дело, которое монастырю было потребно». Всемилостивый Господь избавил ее через послушание от боли неразделенной любви и предательства, а меня наставил в давно интересовавшем меня вопросе«. Вот такая история от нашей слушательницы Ольги Корнеевой к программе на тему «Общее дело».

К. Лаврентьева

— Ольга, спасибо. Действительно, очень интересно. Видите, Марина, вот такой отклик на ваш опыт потрясающий.

М. Борисова

— Хорошо, что это все продолжается.

К. Мацан

— Правда, традиция продолжается. Дорогие друзья, тема наших сегодняшних «Светлых историй» — Великий пост. И, отец Александр, возникло стихийное желание у меня, прежде чем спросить вас о той истории, с которой вы сегодня к нам пришли, какие ассоциации возникают у вас при упоминании Великого поста? Пусть это будет три главные ассоциации. Вот говоришь вам: «Великий пост», — что выдает мозг в этот момент?

Иерей Александр

— Ну, во-первых, это радость. На самом деле. Во-вторых, это мобилизация.

К. Лаврентьева

— Духовная.

Иерей Александр

— Безусловно. И духовная мобилизация, и вообще мобилизация во всех отношениях. Потому что это действительно время такое вот. И ожидание встреч. Ожидание встреч с нашими болящими, с нашими бабушками, когда начинаешь ходить по домам, начинаешь соборовать, причащать — то есть такая рутинная работа священника на приходе. Рутинная, но необходимая. Так что вот, наверное, вот такие у меня возникают ассоциации.

К. Лаврентьева

— Костя, а у тебя?

К. Мацан

— Весна и солнечная Москва.

К. Лаврентьева

— Вот так. Радостный Константин Мацан нам сегодня свет проливает на нашу программу. Марина?

М. Борисова

— Трудно сказать, ограничиться тремя какими-то ассоциациями. Мне очень повезло, я иногда сама себя завидую, вообще начало церковной жизни у меня какое-то было очень насыщенное всевозможными событиями и историями. Но что для меня было таким знаковым потрясением — я думала, что это фигура речи или такой, в общем, литературный образ, — я много раз рассказывала, что первые годы церковной жизни моей прошли на сельском приходе, и мы после пасхальной службы ночной ходили смотреть, как солнце играет. И до того, как я это первый раз увидела собственными глазами, мне казалось, что ну это так красиво, поэтично, но, в общем, придумано. И Великий пост стал ассоциироваться вот как пройти по тропинке, которая приведет на поляну, где можно увидеть, как играет солнце. Вот как-то так.

К. Лаврентьева

— Аминь. У меня возникают ассоциация единственная почему-то — это молитва Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего», и «Покаяние отверзи ми двери, Жизнодавче» — это песнопение известное Великого поста. А потом уже какие-то дальше привязываются ассоциации. Не знаю, почему-то это первое, что сейчас пришло в голову. Отец Александр, расскажите свою историю, связанную с Великим постом. Вы, конечно, блестящий рассказчик. Мы любим и знаем ваши книги, многие слушатели, я думаю, их читали, знакомы с ними. И, конечно, огромное счастье всегда послушать вживую какую-то историю, поучаствовать в ней, сопереживать.

Иерей Александр

— Спасибо. Так-то, готовясь к нашей встрече, я и об этом подумал, и об этом подумал. А вот сейчас Марина сказала об играющем солнце...

К. Лаврентьева

— Да, очень поэтично.

Иерей Александр

— Да, и я вот как раз хочу рассказать историю об играющем солнце. У нас на приходе, сельский приход, мы восстанавливали огромный-огромный храм. Храм, который построили еще князья Прозоровские. А князь Александр Александрович Прозоровский был одно время генерал-губернатором Москвы. То есть маленький храм он, естественно, строить не мог. Он построил такой храм, который мы восстанавливаем до сегодняшнего дня. И вы представляете, что такое в деревне восстанавливать такой храм, если только колокольня у нас 46 метров.

К. Мацан

— Ничего себе.

Иерей Александр

— Летний храм у нас. Летний храм, зимний храм. Летний храм у нас до ротонды где-то 25 метров в высоту. Понятно, что мы радовались каждой щепочке, каждому кирпичику. Ну что-то мы сделали, слава Богу. И у нас была, конечно, потребность в написании икон. И к нам пришла девочка. Девочка, ее звали Жанночка, в крещении она была у нас Иоанна. Вот эта девочка, она была необычным человеком. В свое время она хотела пойти в монастырь и даже поехала в монастырь. Но монастырская жизнь, она своеобразная жизнь. Тебе нужно быть готовым, как сказал один из подвижников современности, он сказал так: то что в миру приходит в форме в виде помыслов, то в монастыре очень часто приходит в форме видений. И вот она испугалась. Вот этих видений она испугалась. И немножечко она, скажем так, ну как бы сказать, повредилась. Вот так. Она была адекватной совершенно, но она стала не от мира сего. Вот совершенно человек стала не от мира сего. Она очень хорошо рисовала. На нее обратили внимание иконописцы, которые работали в нашем районе, стали ее приглашать, просить ее писать. Она писала, они ее где-то в чем-то учили. Она не могла поехать никуда, потому что не могла жить автономно. И она писала, писала иконы. Знаете, она что писала? Она писала в основном лики и руки. Вот артель готовила ей все остальное, она писала лики и руки. Не помню, кто из великих испанцев, Мурильо что ли, он брал за портрет с изображением рук и лица в два раза больше, нежели только с изображением лица. Потому что лики писать дается не всем, далеко не всем. Есть ремесленничество, есть избранничество. Вот она принадлежала своего рода к избранничеству. Но она, знаете, какая? Она была очень такая простая-простая девочка. Я помню, я попросил ее написать херувимов, серафимов на входы, на боковых входы в алтарь. И она стала писать, и у нее стало не получаться. Она села, так, знаете как, села, так прижалась так спинкой так к иконостасу, заплакала. А матушка подошла и говорит: «Жанночка, дружочек, давай я тебе помогу». Хотя моя матушка совершенно не рисует, но вот она ее как-то поддержала, по головке погладила, и она все сделала. Она все сделала. Вот этот человек стал работать. Вы знаете, она обращалась, очень интересно к нам обращалась. Она говорила так — не Ваня, а Ванечка, не Рая, а Раечка, — то есть у нее ко всем было обращение на ты, и вот так вот уменьшительно-ласкательно. Однажды мне, знаете как, вот захотелось измерить глубину ее смирения. Она написала нам икону. Я не помню, какую икону написала. Предложила эту икону. Я спросил ее: «Жанночка, а сколько ты бы хотела за эту икону?» Она сказала, ну предположим, там пять тысяч. Я говорю: «Ой, сколько дорого-то». Она: четыре. «Ой, ты слушай, четыре дороговато». Короче, она мне сказала: забирай так. Я был, вообще-то, потрясен. Вот так, с такой же улыбкой, с такой же доброй улыбкой, с такой вот, абсолютно человечек такой, знаете. Ей дали вторую группу инвалидности по психиатрическому заболеванию. И каждый год она должна была ложиться в больницу и подтверждать свой диагноз. Когда она ложилась больницу — во Владимире было дело, она занималась росписью, расписывала тарелки, писала иконочки для каждого из нас. У нее такие были маленькие, знаете, досочки, такие крошечные, и она писала на этих крошечных досочках для нас иконочки, дарила нам эти иконочки. И вот когда 16 лет тому назад ее положили в очередной раз в этот дом, и она мне как-то звонит, говорит: «Батюшка, забери меня отсюда, я не могу здесь больше, не могу». А дело шло, знаете, дело шло к тому, что мы уже готовили к службе наш главный престол. А поскольку мы все сами делали, мы не могли позволить себе купить такие дорогостоящие предметы убранства, то мы решили, что на престоле, на крышке престола сверху — он будет деревянный, очень красивый, кстати говоря, сделали, — она напишет четыре иконы. Вот она написала Тайную Вечерю, написала Моление о Чаше, написала Распятие, написала Снятие с Креста. И потом поехала вот в этот вот дом. И когда мне позвонила: забери меня, — а как я могу забрать-то? Это только мама может ее положить и забрать. Я никакого отношения не имел. Я ее так очень, как говорится, по головке гладя, очень сочувствовал ей, и мы молились о ней, конечно. А потом произошло вот что. Мама ее не стала забирать. Потому что нужно было получить подтверждение на вторую группу. Это деньги. Они жили очень бедно. И вот, может быть, все эти переживания, вот это все, знаете, как нетерпение такое вот у этой девочки. И она заболела. Она очень заболела, у нее поднялась температура, и ее стало знобить. Она стала вот так руками, ногами. И пришла женщина, большая сильная женщина, санитарка, она ее связала, привязала: с одной стороны руку, с другой стороны руку, с одной стороны ногу, с другой стороны ногу, кровать с металлическим панцирем. И к утру она умерла. И мы ее хоронили. Мы хоронили ее на Прощеное воскресенье. Собрался весь приход, на улице было такое серое-серое, низкое небо, такие тучи непробиваемые, что-то такое. Мы отпевали ее, а потом все вместе пошли на кладбище. И когда мы вышли из храма, то вот эти тучи разошлись, и мы увидели солнце. И вот оно по-настоящему, оно было в гало, и оно прыгало, оно прыгало. И мы шли, и все наши пели, пели, пели. А на следующий день начинается Великий пост, на следующий день мы приходим, а у всех моих клирошан — на холоде же пели, — вышло из строя горло, все заболели. И вот представьте себе, как мы начинали первую седмицу Великого поста. А совсем недавно ее сестра принесла мне целую коробку с ее письмами. Я читал эти письма. Я не смог читать эти письма. Я читаю в одном письме: «У меня закончились деньги, но у меня есть хлеб». Она маме пишет. Маму она называла не иначе, как «зайчонок», «милый мой котик». Мама тоже умерла. Но мама не ходила в церковь. Когда девочка умерла, мама пришла в церковь. И я вот читал эти строки, когда она пишет о том, что мне нечего есть, мы с котиком питаемся хлебом, я вспомнил, как я ее испытывал, и мне стало так стыдно. Мы же не знаем людей, мы не знаем состояния людей. И вы знаете, вот в логике того, что произошло, ведь она прошла этот путь со Христом, когда она писала эти иконы — Тайную Вечерю, потом моление о Чаше, Распятие, Снятие с Креста. Она же прошла свой путь.

К. Лаврентьева

— Свою Голгофу.

Иерей Александр

— И в конце концов она умерла распятой. Ее точно так же привязали и распяли. И вот 16 лет мы приходим к ней на могилку, в каждую Радоницу, молимся вместе с ней. Вот такой с нами был ангелочек. Когда она умерла, все ее иконы в храме все замирточили. Все. Вот это такое явление, я не знаю, явление ангелов что ли в нашем мире. Вот я вспоминал ее недавно, как недавно, вчера. Вчера буквально была ее память.

К. Лаврентьева

— Вы знаете, впервые за всю историю «Светлых историй» я вообще не знаю, что сказать. Правда. Это не очень профессионально с точки зрения ведущей, наверное, но если у вас, коллеги, есть какие-то комментарии, пожалуйста, прокомментируйте. Потому что, честно говоря, вообще слов нет. Вообще слов нет. Единственное, что я вспоминала, это фильм «Андрея Рублев» Тарковского. Не знаю, почему. У меня все время шла ассоциация с этим фильмом.

Иерей Александр

— А помните Янковского?

К. Лаврентьева

— Да, вот именно это.

Иерей Александр

— Как он шел с горящей свечой. Вот, именно она.

К. Мацан

— Только это не «Андрей Рублев».

Иерей Александр

— Это не «Андрей Рублев».

К. Мацан

— Это была «Ностальгия».

К. Лаврентьева

— «Ностальгия». Простите. Фильм «Ностальгия», да.

Иерей Александр

— «Ностальгия».

К. Мацан

— А в каком стиле она писала иконы? Такие люди, они же обычно по-своему видят, и это может быть чем-то не канонично, но, тем не менее, живое и настоящее.

Иерей Александр

— Нет, она писала вполне канонично. Она писала в стиле, может быть, так XVI века, вот так вот. То есть как ее учили ее учителя, так вот она их и писала.

К. Мацан

— Я почему-то вспомнил, мне рассказывали, что, когда, еще, я так понимаю, в перестроечные годы или в какие-то вот постперестроечные, отец Георгий Чистяков окормлял детскую больницу...

К. Лаврентьева

— Онкологическую больницу.

К. Мацан

— Или РДКБ это было, по-моему. Ну то есть она не онкологическая, а просто клиническая больница, по-моему, это РДКБ. И там вот только-только устроили домовой храм. И время было небогатое, и в какой-то комнате был устроен алтарь, и помещение для богослужения. Был ли там какой-то такой явный иконостас, не знаю. Было бы интересно послушать воспоминания людей, которые тогда вот рядом с отцом Георгием были. Но один рассказ мне еще запомнился, что дети, которые лежали в этой больнице, сами рисовали иконы. Ну конечно, это были не иконы, были какие-то картинки, которые дети рисовали. Но эти картинки потом отец Георгий вешал на стены и говорил, что а нам других икон не нужно. Вот они, наши иконы — дети вот так вот обращаются к Богу, видят Бога. Я не знаю, как там канонически был решен вопрос алтаря и так далее, но вот эта некая интуиция того, что вот это детское сердце открылось, оно породило это обращение к Богу, этот облик, и это нам помогает молиться. Вот эти картины, эти картинки детские, вот они нам и нужны, вот как бы вот и наша икона и есть.

К. Лаврентьева

— Отец Александр, а как звали эту девушку?

Иерей Александр

— Ее звали, в крещении она была у нас Иоанна.

К. Лаврентьева

— Точно, вы же сказали об этом.

Иерей Александр

— А так ее звали Жанна.

К. Лаврентьева

— Иоанна. Давайте, наверное, да, помолимся за Иоанну, хотя, по-моему, история как раз о праведнице.

Иерей Александр

— Да, скорее...

К. Лаврентьева

— Ее молитвы нам нужны.

Иерей Александр

— Нам нужно приходить к ней на могилку и молиться.

К. Лаврентьева

— Да, это правда. «Светлые истории» на Радио ВЕРА, их рассказываем вам мы, священник Александр Дьяченко, настоятель храма Тихвинской иконы Божией Матери села Иваново Петушинского района Владимирской области. Константин Мацан, Марина Борисова, Кира Лаврентьева. Мы вернемся к вам после короткой паузы

К. Лаврентьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА продолжаются, дорогие друзья. И у нас в студии священник Александр Дьяченко, настоятель храма Тихвинской иконы Божией Матери села Иваново Петушинского района Владимирской области. У микрофонов Марина Борисова, Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Напоминаю, что смотреть и слушать наши «Светлые истории» вы можете в группе Радио ВЕРА ВКонтакте и на сайте https://radiovera.ru/. Пожалуйста, оставляйте свои комментарии в группе ВКонтакте. Мы очень их ждем и потом читаем, переживаем и благодарим вас за них. Костя, скажи, пожалуйста, какая у тебя сегодня история, связанная с Великим постом, очень интересно послушать.

К. Мацан

— Ты сказала в самом начале, спрашивала нас, с чем ассоциируется Великий пост. Я вспомнил, но это не история, это предыстория, замечание на полях. У меня когда-то очень давно было интервью для журнала «Фома» с замечательным актером Валерием Трошиным. И он так как-то впроброс, мы с ним общались, я уже не помню даже, вошла ли эта фраза в текст, потому что это была такая, он ее не развил, эту мысль, но он сказал, вообще проще жить постом, лучше жить постом. И я тогда подумал, что вроде бы ты головой очень благочестиво с этим соглашаешься, что, конечно, пост время, духовная весна...

К. Лаврентьева

— Точно.

К. Мацан

— Красиво, наполнено. Но внутренне ты думаешь: как же я буду без кофе с молоком в этот прекрасный весенний день? Так хочется идти по яркой, залитой солнцем улице и как-то знать, что тебя ничто не ограничивает сейчас в том, чтобы что угодно можно делать. И тогда я этого не понимал, но это как-то приходит, видимо, со временем, что ли, когда ты в какой-то момент с удивлением обнаруживаешь, что действительно ждешь вот поста, весны, этой солнечной, залитой светом улицы, и тебе вот в этот момент не нужно, чтобы был кофе с молоком. Хорошо даже, что его нет, ничто не отвлекает от этой вот радости весенней. А история у меня такая, даже не то что история, знаете, недавно два свидетельства как-то вместе, рядышком сошлись, от двух священников. Причем, по-моему, даже одну из них, этих программ, Кира, мы с тобой вместе вели. У нас был в гостях священник, мы с ним давно к моменту программы были знакомы, и у нас с ним как раз очень давно был такой разговор. Он меня спросил, вернее, я сейчас не помню, о чем мы конкретно разговаривали, но была такая мысль, прозвучала, что за 17 лет священства моего я наблюдал дважды всего лишь, чтобы исповедь оказывалась действительно таким покаянием, как вторым крещением, таким перерождением человека. И он это говорил с некой грустью, что за 17 лет священства всего два. Я, по-моему, тогда ему сказал: ну два же все-таки было, значит, все-таки это возможно, Евангелие нас не обманывает, это ли не повод для радости. А потом он к нам спустя сколько-то лет после того разговора прошел в программу. И я ему говорю: помните...

К. Лаврентьева

— Я помню хорошо этот разговор.

К. Мацан

— Вот вы сказали, что у вас только за 17 лет двое людей вот так пережили настоящую метанойю.

К. Лаврентьева

— Такой провокационный вопрос.

К. Мацан

— Он меня прервал, говорит: уже пять. Видите, я говорю, прибавка три человека за два года или за сколько-то там...

К. Лаврентьева

— Да больше, лет пять.

К. Мацан

— Но за пять лет все равно хорошая, динамика положительная.

К. Лаврентьева

— Динамика есть.

К. Мацан

— Выяснили, видите, все-таки динамика положительная. Кстати, на схожую тему, недавно, по-моему, в «Светлом вечере», которые еженедельно выходят с Владимиром Романовичем Легойдой, по-моему, Марин, с вами мы говорили с ним, он вспоминал тоже, что ему кто-то из гостей в «Парсуне» сказал, что вот что-то он его спрашивал про исповедь, священника, и священник говорит, что вот тоже за все время моего священства два человека ко мне подошли на исповедь с вопросом: как мне наследовать жизнь вечную? И вот такие два свидетельства очень таких ответственных пастырей, которые как-то внутренне скорбят, может быть, вот о том, что нет таких примеров метанойи больше. И почему я об этом вспомнил? Потому что вот тот же священник, который сказал про положительную динамику, он однажды, по-моему, тоже в частной беседе как-то сказал мне, поделившись некой своей горечью, что не то что самое ужасное, а что невыносимее всего, говорит он, вот для меня как для священника. Я говорю: что? Это, он говорит, вот эта суматоха, суета в храме в Великую субботу. И он об этом с такой внутренней печалью говорил. Действительно суббота вроде бы день тишины и покоя, когда да молчит всякая плоть и всякая тварь. И мы вообще хотим, действительно, наверное, идеально было бы в этот момент просто молиться, только молиться и молчать после утренней службы, она очень особенная в этот день перед самой Пасхой. Но вот а в храме у людей перед праздником уборка, в храме освящение куличей. И приходят те в храм, кто, может быть, вообще другие дни года не приходят в храмы, священники их встречают, они с ними обязаны общаться — в хорошем смысле слова обязаны, они им открыты, они их поддерживают. Может быть, другого способа вот с этим человеком о вере поговорить и не будет, и вообще просто какого-то человека любовь требует всех приветствовать и привечать. А с другой стороны, вот такая оценка, что вот суматоха в Великую субботу. Это как бы один полюс. А другой полюс — был у нас тоже в программе священник, который, все это понимая, говорил, что да, вот эта суматоха есть, но, знаете, с ней позволяет справиться только одно. Что? Божия помощь. Вот даже в этой суматохе, даже в том, что тебе кажется, может быть, каким-то там недолжным или нежелательным, и здесь, говорил священник, открывается Бог, и здесь Он тебе помогает. Потому что если бы Его не было, если бы это было только человеческое усилие, ты бы и пост не прошел бы, ты бы этого поста бы не выдержал, и просто уже был бы перегружен всеми необходимыми усилиями и просто христианскими, и священническими к концу. Но вот даже в этой суматохе, казалось бы, ты чувствуешь, что Господь тебя поддерживает и покрывает тебя любовью. И даже может быть, вот именно эта ситуация, как мне говорил священник, вот этот суматошный день, который вроде бы не располагает к стяжанию благодати, но вот когда даже в нем, несмотря на все эти человеческие препятствия, ты чувствуешь присутствие Божие, вот это подлинное свидетельство и подлинное утешение. Вот такие два свидетельства, очень разных, которые как-то вместе для меня вот охватывают собой церковную жизнь и Великий пост.

К. Лаврентьева

— Костя, спасибо. А как вы переживаете, отец Александр, Великую субботу? Чувствуете ли вы то же, что тот священник, о котором говорил Костя?

Иерей Александр

— Вы знаете, я вот Константина слушал, и я вспомнил Великую субботу — я не помню, это был 20-й или 21-й год, ковидный этот год, когда нам запретили принимать людей в храме, освящать эти приношения. Была какая-то погода такая не очень хорошая, ветрено было, и за нами прямо смотрели, милиция приехала к нам деревню. И разрешали только, знаете, где освящать — вот на улице перед арочкой входа на территорию храма. И я там освящал, и я так мечтал о том, чтобы пришло снова это время, когда в храм вольется вся эта галдящая, радостная толпа, с этими детьми, особенно дети. Потому что знаете, всякий раз, когда ты пройдешь, вот стол, допустим, стоит в храме, ты прошел, освятил, освятил, а потом ты говоришь какую-то проповедь, небольшую, минут на пять. И всякий раз ты говоришь новую проповедь, и ты смотришь, что люди остаются и слушают, и слушают, час, полтора часа стоят, слушают. А когда Господь дает возможность как-то вот и рассуждать, размышлять, и где-то улынуться, где-то посмеяться, где-то поплакать — то есть вот это время, не знаю, для меня это радостное такое время. Я не испытываю такого чувства, к счастью.

К. Лаврентьева

— Марина, какая у вас история, связанная с Великим постом?

М. Борисова

— Да рассказать какую-то одну историю, связанную с Великим постом, совершенно невозможно. Великий пост — вообще удивительное время, наверное, для меня самое любимое время во всем церковном круге. Но мне действительно очень повезло в жизни, потому что началась церковная жизнь с приходской жизни, сельский приход, где всему нужно было быстро научиться. Потому что нужно было помогать священнику, нужно было учиться читать, нужно было учиться петь, нужно было много-много и очень быстро. И чтобы сочетать теоретическую базу с практикой, благословили еще ходить на улицу Неждановой, сейчас Брюсовский переулок, церковь Воскресения Словущего, где была основная церковь, где служил владыка Питирим (Нечаев). И вот это вот все вместе, с одной стороны — сельский приход, а с другой стороны — владыка, он был удивительно внимательным к богослужению и очень строго и очень как-то творчески относился ко всему, что происходило в храме. И, конечно, когда начинался канон покаянный Андрея Критского, и владыка читал вот первый день всегда один, это производило впечатление ошеломления совершенно. Потому что кто помнит этого архиерея, кто, может быть, видел какие-то документальные фильмы о нем, просто представить себе, как он выглядел, можно в интернете найти фотографии, у него настолько удивительный внешний вид был, вот он чем-то напоминал картину Корина «Русь уходящая». То есть это какой-то как будто привет от той России, которую уже, к сожалению, мы не застали и знаем только по рассказам. Но, помимо этого, еще была Лавра, в которую мы бесконечно ездили, потому что нам бесконечно давали какие-то задания. Интернета-то не было, и мобильных телефонов тоже, и для того, чтобы оставалась какая-то коммуникация, вот московские батюшки периодически молодым прихожанам давали какое-нибудь задание — нужно было там письмо какое-нибудь отвести, либо еще что-то. Поэтому у нас, помимо движения души, еще и была такая житейская или полужитейская необходимость сюда постоянно мотаться. И я помню один Великий пост. Мне пришлось как раз на первой неделе поехать с каким-то очередным посланием, и получилось так, что я успевала на чтение канона в академическом храме. Все замечательно, прочитали канон, и вдруг — а там всегда в Лавре было какое-то количество тетушек, местных жительниц, которые тяготели к Лавре, все время туда ходили, — я смотрю, они как-то закучковались, и куда-то все как мышки побежали. Думаю: что-то интересное наверняка. И я за ними пристроилась, и действительно все переместились быстро-быстро в трапезный храм, куда неожиданно приехал патриарх Пимен. И это был последний раз, когда он читал Великий канон в трапезном храме. Ну вот такие подарки Великим постом, по крайней в первые годы, были очень частыми. И одно время стало казаться, что это в порядке вещей, что так и должно быть. Но из таких вот удивительных подарков — даже не знаю, подарок это или урок, — в один Великий пост сложилось так, что с самого начала я попала в больницу, и у меня была довольно тяжелая операция. И весь Великий пост я провалилась в больнице. Выписали меня только уже на 6-й седмице. А поскольку была операция полостная, там были еще не сняты швы, думаю: ну, Страстная впереди, буду ходить тогда вот на службы. Купила этот рыбацкий раскладной стульчик и вот ходила на службы. Но, думаю, обязательно поеду на пасхальную службу к себе туда, в деревню, на приход. Потому что, думаю, там все свои, там мне наверняка дадут где-нибудь сесть. А получилось так, что сесть как раз не получилось. Весь храм был почему-то заполнен, а все сидячие места заняты какими-то болящими и скорбящими. И меня тут же зазвали обратно на клирос, ну вроде как родное место. И самое для меня поразительное до сих пор не то, что я простояла всю службу, а то, что я всю службу пропела. Кто испытал полостную операцию, может себе представить, что там...

К. Лаврентьева

— Ну невозможно это просто.

М. Борисова

— Прерваны все ткани.

К. Лаврентьева

— Связки, мышцы, конечно.

М. Борисова

— И не на что опираться, но каким-то удивительным образом все сложилось, все получилось. А что касается Великой субботы — опять воспоминания как раз деревенские, у нас получалось так, что как раз то, о чем все так скорбят и мечтают, чтобы была соблюдена Великая суббота во всей ее красе, она у нас как раз очень даже соблюдалась. А у меня однажды соблюлась сугубо, потому что после того, как я прочитала 15 паремий, у меня окончательно пропал голос насовсем. Поэтому у меня...

К. Мацан

— И замолчала всякая плоть.

М. Борисова

— Да, замолчала. Но у нас было принято, батюшка освящал куличи и пасхи после того, как освящал артос, только ночью. Поэтому все это напоминало картинку какого-то XIX века. Потому что народ собирался, все эти завязанные в такие красивые платки куличи и корзинки с яйцами расставляли по подоконникам и ждали, когда закончится служба, чтобы это все освятить. Так что все было по правилам.

К. Лаврентьева

— Да, спасибо огромное, Марина. Действительно, какие-то прекрасные картинки собрались воедино из разных отрезков вашей жизни. Это очень всегда ценно и интересно, и, как видите, большой отклик имеет у наших слушателей.

К. Лаврентьева

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА продолжаются, дорогие друзья. И у нас в студии священник Александр Дьяченко, настоятель храма Тихвинской иконы Божией Матери села Иваново Петушинского района Владимирской области. У микрофонов Марина Борисова, Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Напоминаю, что смотреть и слушать наши «Светлые истории» вы можете в группе Радио ВЕРА ВКонтакте и на сайте https://radiovera.ru/. Пожалуйста, оставляйте свои комментарии в группе ВКонтакте. Я на правах ведущей, наверное, редкий случай, когда возьму себе право прочитать цитату из всем известной книги «Лето Господнее», где Иван Шмелев описывает свои детские ощущения от Великого поста. Я ее прочитаю и потом объясню, почему я это делаю сейчас. «Я просыпаюсь от резкого света в комнате: голый какой-то свет, холодный, скучный. Да, сегодня Великий пост. Розовые занавески, с охотниками и утками, уже сняли, когда я спал, и оттого так голо и скучно в комнате. Сегодня у нас Чистый Понедельник, и все у нас в доме чистят. Серенькая погода, оттепель. Капает за окном — как плачет. Старый наш плотник — «филенщик» Горкин, сказал вчера, что масленица уйдет — заплачет. Вот и заплакала — кап... кап... кап... Вот она! Я смотрю на растерзанные бумажные цветочки, на золоченый пряник «масленицы» — игрушки, принесенной вчера из бань: нет ни медведиков, ни горок, — пропала радость. И радостное что-то копошится в сердце: новое все теперь, другое. Теперь уж «душа начнется», — Горкин вчера рассказывал, — «душу готовить надо». Говеть, поститься, к Светлому Дню готовиться. Незабвенный, священный запах. Это пахнет Великий пост. И Горкин совсем особенный, — тоже священный будто. Он еще до свету сходил в баню, попарился, надел все чистое, — чистый сегодня понедельник! — только казакинчик старый: сегодня все самое затрапезное наденут, так «по закону надо». И грех смеяться, и надо намаслить голову, как Горкин. Он теперь ест без масла, а голову надо, по закону, «для молитвы». Сияние от него идет, от седенькой бородки, совсем серебряной, от расчесанной головы. Я знаю, что он святой. Такие — угодники бывают. А лицо розовое, как у херувима, от чистоты. Я знаю, что он насушил себе черных сухариков с солью, и весь пост будет с ними пить чай — «за сахар». В комнатах тихо и пустынно пахнет священным запахом. В передней, перед красноватой иконой распятия, очень старой, от покойной прабабушки, которая ходила по старой вере, зажгли постную, голого стекла лампадку, и теперь она будет негасимо гореть до Пасхи. Когда зажигает отец, по субботам он сам зажигает все лампадки, всегда напевает приятно-грустно: «Кресту твоему поклоняемся, Владыко». Все знают этот отрывок, он продолжается дальше, я прочитала малую его часть, но он действительно очень настраивает на Великий пост. Его когда-то мне прочитал, точнее дал книгу «Лето Господне» мой папа, покойный раб Божий Виктор, Викторович Ефимович, уже пять лет как его нет — не так давно, 27 февраля было. И я вспоминаю один момент, мне всегда с детства родители позволяли разговаривать, позволяли сидеть за столом со взрослыми, разглагольствовать, я оказалась себе очень умной. Некоторые друзья моих родителей даже называли меня по отчеству: Кира Николаевна. И я чувствовала себя очень важной, и всегда, размахивая правой рукой, изрекала, как мне казалось, очень умные мысли.

К. Мацан

— Как сейчас.

К. Лаврентьева

— Да, ничего не изменилось с тех пор. И все взрослые кивали, говорили: о, Кира, какая ты молодец, ты, наверное, очень много читаешь, и разве это не по возрасту? Ну так, знаете, тщеславие возвращалось потихонечку. И однажды, лет в шестнадцать, в Великую пятницу, когда родители пришли после работы, я села на стул у мамы в спальне с папой и начала попытаться вот что-то такое подобное, какие-то свои инсайты наивные, связанные со Страстной седмицей, значит, высказывать. И вот я начинаю говорить: «Мама, а Христос сказал...» И тут, знаете, мама, которая всегда спокойно к этому относилась, она всегда внимательно слушала, что я там ей говорю, поддерживала эту дискуссию, поощряла ее. Она такая: «Тихо...» И мне стало так стыдно. Она говорит: «Не сегодня». Не сегодня. И вы знаете, мне вот уже 34 года, почти 35, с тех пор прошло 18 лет, и я каждый раз испытываю стыд, когда вспоминаю этот момент. Не знаю. Я в тот момент поняла, что действительно есть дни и есть периоды, когда нужно помолчать. Помолчать и даже свои великие мысли богословские нужно прибрать до времени, потому что они просто не нужны. Нужно помолчать вместе со всей природой. Да молчит всякая плоть. И вот, вы знаете, сегодня с этим я, наверное, сюда пришла, мне кажется. Несмотря на то, что наша работа — говорить, на Радио ВЕРА, мне хочется настроиться на некое молчание, когда и в словах оно может быть. И какая-то велеречивость подчеркнутая неуместна, и когда какие-то мысли особенные — а они совсем не особенные, как говорит мой коллега, кандидат философских наук Константин Мацан. «Все уже сказано, Кира, — сказал он мне однажды. — Все уже когда-то было сказано, ничего нового мы не скажем».

К. Мацан

— И это сказал не я, это до меня уже сказали.

К. Лаврентьева

— И это тоже сказал не он первый, да, действительно. Поэтому давайте как-то —да, в первую очередь, сама себе говорю, — настроимся на некое внутреннее молчание, которое в словах тоже может быть. Да, отец Александр?

Иерей Александр

— Вы знаете, вот я послушал вас. Да, действительно, мы очень много как-то вот размышляем. Вообще Москва, москвичи люди грамотные. Общаешься, так, знаете, с придыханием, думаешь: о, мы деревенские тут... Но на самом деле, знаете, вот, может быть, простота, она драгоценнее всех наших вот этих, как бы этого багажа, который мы как бы приобретаем. Вот у нас есть такая прихожанка, раба Божия Татьяна, она у нас стоит за свечным ящиком. Очень хороший человек, молящийся человек. У нее три козы. Вот она молочко от этих коз, значит, доит, продает и очень много раздает. Такой человек очень добрый. И природа ее вознаграждает. Вот этом году, например, представьте себе, у нее день рождения 19 января, как раз вот на великий праздник, и первая козочка дала козленочка ей именно 19 января. Вторая козочка дала ей козленочка на Сретение. А третья козочка — уже была, знаете, такая опасность, что даст на субботу, эту мясопустную субботу. Вот на эту субботу, когда идет великое поминовение всех усопших. И она сказала козочке: я тебя очень прошу, пожалуйста, только не на такой праздник. И козочка сказала: хорошо. И накануне принесла ей двух козлят. Так что вот, знаете, природа на самом деле отзывается. Отзывается на наши добрые сердца, на помышления, желания. Когда меньше «я», а больше: да, Господи. Вот это.

К. Лаврентьева

— Аминь. Аминь, отец Александр. Дорогие друзья, в этом часе была программа «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Пожалуйста, оставляйте свои комментарии под программой «Светлые истории» в группе Радио ВЕРА ВКонтакте, также смотреть нас можно на сайте https://radiovera.ru/. А я хочу напомнить вам, что у нас в гостях был священник Александр Дьяченко, настоятель храма Тихвинской иконы Божией Матери села Иваново Петушинского района Владимирской области. У микрофонов были мои замечательные коллеги — Константин Мацан, Марина Борисова. Меня зовут Кира Лаврентьева. Отец Александр, мы вас от всей души благодарим. Спасибо вам большое. Всех поздравляю с началом Великого поста. До встречи на следующей неделе. Всего вам доброго и до свидания.

М. Борисова

— До свидания.

Иерей Александр

— Спаси Христос.

К. Мацан

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Первые шаги в Церкви». Игумен Филарет (Пряшников)
• «Светлые истории: пасхальные»
• «Бог помогает нести крест»

---

При поддержке VK