«Великий князь Московский Василий I». Исторический час с Дмитрием Володихиным

Гость программы: кандидат исторических наук, специалист по истории русского Средневековья Глеб Елисеев.

Разговор шел о личности, судьбе и особенностях правления великого московского князя Василия I.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. Сегодня мы поговорим об одном из средневековых государей, о фигуре видной, которая в значительной мере сберегла Русь от больших неприятностей. И тем не менее, несмотря на то, что этот человек чрезвычайно долго, более трети века, правил Московским Великим княжеством, он почти незаметен в ряду московских государей. Кто, собственно, заметен? Заметен Иван Калита, Дмитрий Донской, Иван Великий, кто-то, с трудом правда, вспоминает Василия Тёмного, кто-то, с подачи Дмитрия Балашова, способен вспомнить Симеона Гордого. Василия I не помнит, мне кажется, никто, кроме специалистов, да и те, надо сказать, время от времени стараются как-то поменьше поговорить о его судьбе в популярных изданиях, когда они берутся не за научные статьи, а именно за популярные. Поскольку судьба этого человека сложна, и, в общем, историю Руси в период его правления на выставке-то в качестве экспоната не положишь. Она нуждается в том, чтобы её сначала осмысляли, потом комментировали в тонкостях, и для не специалиста это элементарно тяжело. Но вот сегодня у нас в гостях специалист — кандидат исторических наук, член редколлегии научного ежегодника «Историческое обозрение» Глеб Елисеев. И он нам расскажет о том, кто такой государь Василий I — Василий Дмитриевич. Здравствуйте.

Г. Елисеев

— Здравствуйте.

Д. Володихин

— Ну что ж, как обычно, прошу вас визитную карточку этого персонажа. О чём должны вспоминать наши радиослушатели, когда при них заходит разговор о Василии I, или они в сети находят какие-то материалы про этого правителя.

Г. Елисеев

— В первую очередь, Дмитрий Михайлович, я хочу заметить, что на всей Руси Великой у нас есть как минимум жители одного города, которые точно хорошо знают и точно помнят, кто такой Василий Дмитриевич — это жители города Плёса, который он основал в 1410 году. И главный памятник, именно исторического деятеля, не культурного, не Исаака Ильича Левитана, а именно Василия Дмитриевича, стоит в городе Плёсе. Это главный памятник города и единственный памятник Василия Дмитриевича, который у нас поставлен на Руси.

Д. Володихин

— Прекрасный город, очень красивый. Но тем не менее, памятник — это хорошо, а всё же визитная карточка.

Г. Елисеев

— Да, извините, просто чуть-чуть хотел указать, что есть категория людей, которая хорошо помнит о своём основателе. Когда говорят о Василии Дмитриевиче, то часто обращают внимание именно на ситуацию того, что он был вынужден выстраивать свою политику после всех тех событий, как победных, так катастрофических, которые были связаны с правлением его отца — Дмитрия Ивановича Донского. И вот в вашей замечательной монографии «Рюриковичи» вы характеризуете Василия Дмитриевича, как «владыку осколков», то есть человека, который был вынужден править после катастрофических последствий. И, например, в книгах нашего другого замечательного историка, Антона Горского, там подчёркивается тоже преемственность по отношению к политике к отцу. Там, по-моему, он характеризует так: отцовская стратегия, собственная тактика. А мне кажется, что здесь, при точной достаточно характеристике определённых аспектов правления Василия Дмитриевича, есть, сложившееся опять-таки со времён нашего родоначальника исторической науки Николая Михайловича Карамзина, определённое принижение, что ли, Василия Дмитриевича. Мне кажется, что этот человек, когда начинаешь более подробно знакомиться с историей его деяний, с теми трудностями, в которых находилась Русь под его правлением, он оказывается человеком очень хитрым, очень мудрым, проницательным, осторожным и мастером интриги. Я бы даже его охарактеризовал как «игрока престолами», настолько он удачно в определённых ситуациях действует,  и оказывается, что с лёгкостью переигрывает и могущественных владык Орды, и, в этот момент заматеревших, ставших действительно мощными игроками общеевропейской политики, правителей Великого княжества Литовского.

Д. Володихин

— Итак, резюмируем: Василий I, великий князь Московский, с одной стороны, владыка осколков, то есть полуразрушенного Московского княжества, а с другой стороны, большой мудрец и проницательный политик, который умеет выигрывать, имея на руках, как бы это правильно выразиться, дурню карту. Что ж, попробуем сейчас пойти от истоков его судьбы. Родился он, насколько я помню, в 1371 году и был далеко не единственным сыном Дмитрия Ивановича. Впоследствии мы к этим семейным сложностям в его судьбе вернёмся. А пока начинаем разматывать ленту его жизни от первых лет.

Г. Елисеев

— Да, он родился действительно в 1371 году 30 декабря, то есть накануне празднования дня поминовения Василия Кесарийского, в честь которого он и был назван — в честь Василия Великого, нашего известного православного святителя и богослова. По молодости лет Василию Дмитриевичу пришлось пережить очень неприятное событие, то есть ему пришлось пережить, ещё будучи относительно молодым человеком, в 14 лет (в Средневековье взрослели быстрее), крайне неприятное событие — он был отправлен заложником в Орду. Все помнят про трагические события 1382 года, когда хан Тохтамыш взял Москву, разбил и, по сути дела, вновь поставил Русь в зависимость от Золотой Орды. И в том числе среди прочих последствий была необходимость выплаты дани и вообще большого откупа, который должен был быть передан в Сарай от Московского князя Дмитрия Ивановича Донского. Гарантом этой выплаты как раз становился заложник — старший сын Василий Дмитриевич, который был отправлен в Орду.

Д. Володихин

— И надо сказать, что перед этим он ведь был... не свидетелем, конечно, его тогда в Москве не было, но во всяком случае современником, который наслушался рассказов об ужасах, происходивших тогда в горящей Москве и о том, как ордынские войска разоряли Русь.

Г. Елисеев

— Да, и как минимум очевидцем последствий, когда вернулись уже на Москву, наблюдали всё разорённое Московское княжество, последствия, и потом саму ситуацию, при которой он ехал через всю Русь, ехал в Сарай, ехал ко двору великого хана Тохтамыша. Он видел последствия жёсткого столкновения с Ордой. И вот это опыт, видимо, в значительной степени оказывал достаточно большое  влияние и на дальнейшую политику уже взрослого Василия Дмитриевича, что, если есть возможность, каким-то образом от прямых столкновений, от боевых, кровавых военных действий уходить.

Д. Володихин

— Ну что ж, ему досталась незавидная доля. Собственно Василий Дмитриевич наследник Димитрия Донского и должен был заменить его, когда тот уйдёт в небытие, или, вернее, отдаст Богу душу. А тут получается довольно неприятная для наследника ситуация: старший сын в семье, но, при наличии младших сыновей, фактически никак не влияет на политику Москвы, становится для Москвы чужаком. Он сидит в Орде, он получает некий ордынский опыт, но от собственного родного жома он отчуждён и, соответственно, его политический градус несколько падает. Вот чему он мог научиться в Орде и что он мог потерять, не присутствуя на Руси, по отношению к своим младшим братьям?

Г. Елисеев

— В Орде Василий Дмитриевич научился очень важному опыту, который ещё его дед активно использовал в этой ситуации, а именно опыту занесения нужным людям необходимых денег. Опыт, который он реализовал впоследствии почти сразу, только взойдя на великокняжеский престол, когда он сумел, по сути дела, купить ряд княжеств, в том числе и утраченное московской княжеской династией Нижегородское княжество. То есть опыт он явно приобретал ещё молодым: к кому пойти, кому поклоняться, с кем завести необходимые контакты, как контакт потом поддержать.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, он знал Орду изнутри, притом знал не парадную её сторону, а деловую, то есть реальную политику.

Г. Елисеев

— Да. Более того, судя по всему, он сумел подружиться и с самим великим ханом Тохтамышем в этой ситуации. Судя по реакции, которая была у Тохтамыша на визит, уже впоследствии великого князя, Василия Дмитриевича в 1392 году в Сарай. А вот что было минусом — минусом была ситуация, при которой сидишь-то в Сарае, знаешь тонкости ордынской политики, но править-то тебе на Москве и на Владимире, править-то тебе на Руси, а там есть братья, которых достаточно большая череда. И хотя впоследствии, уже в годы правления, Василий Дмитриевич ухитрялся находить консенсус со своими братьями и, честно говоря, они выступали обычно его союзниками, но как минимум второй в очереди старший братец, хорошо всем известный Юрий Дмитриевич Звенигородский, впоследствии Галицкий, был человек амбициозный. И эту амбициозность второго брата, думаю, Василий Дмитриевич хорошо знал, ощущал, и это заставляло его несколько поёживаться в ожидании того, а не случилось бы что-то. Но опять же сидение в Орде — это всё-таки игра в татарскую рулетку: сегодня ты жив, а завтра ты хану почему-то не понравился и почему-то взял и умер — бывает, что скончался человек.

Д. Володихин

— Такое случается в Орде.

Г. Елисеев

— Такое случается в Орде, даже так не явно убили, но умер — съел что-то не то. Поэтому Василий Дмитриевич не стал дожидаться, пока либо на Руси произойдут какие-то проблемы, либо в Орде может случиться что-то нехорошее, и он бежит. Причём бежит он очень хитро.

Д. Володихин

— Когда это произошло?

Г. Елисеев

— Это у нас произошло в 1386 году.

Д. Володихин

— То есть это произошло ещё при жизни его отца, и заложников в Орде не осталось.

Г. Елисеев

— Да, заложников в Орде не осталось. Но деньги всё равно были выплачены, по-моему, судя по невнятным упоминаниям. Но Василий Дмитриевич как минимум сумел бежать, и такой рычаг давления был утерян.

Д. Володихин

— Так как же он бежал?

Г. Елисеев

— Бежал он на Подолье, то есть он бежал на юг, в Молдавию, он бежал к молдавскому князю Петру Мушату, какое-то время скрывался у него. А потом оттуда он поехал на Литву, воспользовавшись тем, что в этот момент из Константинополя едет митрополит Киприан на Русь. Он примыкает к его каравану, его посольству и возвращается на Литву, где знакомится с тогдашним великим князем Литовским Витовтом. И великий князь Литовский Витовт сумел этот случай обратить себе на пользу. Но, с другой стороны, и Василий Дмитриевич потом впоследствии сумел этот случай себе на пользу обратить. Почему? Потому что Витовт взял обещание с Василия Дмитриевича жениться на его единственной дочери Софье Витовтовне.

Д. Володихин

— Ну хорошо, действительно впоследствии этот брак будет иметь колоссальные последствия и окажет влияние и на русскую политику, и на литовскую. Но в целом мы пока не видим окончания путешествия — когда Василий Дмитриевич оказался на территории Великого княжества Литовского и когда он всё-таки добрался до Москвы.

Г. Елисеев

— В 1387 году он на территории Литвы находится. И почти в этом же году, вместе опять-таки с митрополитом Киприаном, он возвращается на Русь наконец. Где его встречают родственники: встречает отец, встречает мать, княгиня Евдокия, встречают братья, некоторые с радостью, это явно — его братья Пётр и Андрей любили своего старшего брата, что заметно хотя бы по тем делам, которые он им поручал впоследствии. И, может быть, с меньшим удовольствием второй брат Юрий встречает, встречают бояре. Но, в любом случае, ситуация устанавливается так, как и положено, как это впоследствии сформулировал в своей духовной грамоте Дмитрий Донской. Василий Дмитриевич — старший брат, братья сидят при уделах, но обязаны старшего брата во всём слушаться.

Д. Володихин

— Ну что ж, я думаю, правильным будет, если сейчас прозвучит тема счастливого бегства князя Игоря из половецкого плена. Опера «Князь Игорь» Александра Порфирьевича Бородина по древнерусской эпической поэме «Слово о полку Игореве», которая, по одной из версий, сложена была при Василии I  и связана была сюжетно с его побегом из Орды.

(Звучит фрагмент из оперы «Князь Игорь» А. Бородина.)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, после этой музыки приятно напомнить, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы обсуждаем биографию великого князя Московского Василия I — Василия Дмитриевича. У нас в гостях кандидат исторических наук, специалист по истории русского Средневековья Глеб Анатольевич Елисеев. И ему я адресую следующий вопрос: был ли какой-то вызов от отца на Русь? Отец, может быть, чувствовал, что нездоровье скоро вгонит его в гроб, поскольку действительно так и произошло: в 1389 году он скончался.

Г. Елисеев

— Возможно, вызов был. О, скорее всего, Василий Дмитриевич естественным образом старался вернуться на Москву.

Д. Володихин

— То есть воспользовался случаем.

Г. Елисеев

— Да, воспользовался случаем, потому что хозяйство остаётся без законного наследника — мало ли что. Да, отец может прожить 10 лет, а может и скончаться через два года, что, собственно говоря, и произошло, и нужно быт на хозяйстве — это понятно. Что любопытно: когда ситуация произошла после смерти Дмитрия Донского, в начале-то были проблемы с наследованием в 1389 году, связанные с позицией Юрия Дмитриевича. Но об этом наши источники говорят совсем глухо, и как-то они с братом были решены, видимо, достаточно спокойно. А вот проблемы были с дядей — с Владимиром Андреевичем Храбрым, Серпуховским князем.

Д. Володихин

— Ну, он дядя-то не родной, а двоюродный. Но тем не менее Владимир Андреевич — это очень крупный человек в Московском княжеском доме, один из ведущих военачальников в битве на поле Куликовом, человек, к которому относились с уважением и в Москве, и по всему Великому княжеству Московскому как к сильному политику, сильному полководцу и как к старшему в роду, старшему среди мужчин рода.

Г. Елисеев

— Да. Это тоже создавало определённую проблему, связанную со сложностями династической преемственности, которая всегда существовала на Руси со времён Древней Руси и продолжала существовать в период Удельной Руси. И с Владимиром Андреевичем какая-то была проблема, но в первую очередь связанная с тем, что, севший только на великокняжеский престол, причём поддержанный Ордой в качестве великого князя, правда, без ярлыка, но провозгласил его татарский посол Шахмат в 1389 году, Василий Дмитриевич попытался часть имений, в первую очередь одну треть доходов с Москвы, у Владимира Андреевича отнять. Владимир Андреевич обиделся, обиделся смертельно. Сначала уехал к себе в удел, в Серпухов, а потом вообще плюнул и уехал в Торжок, который в этот момент — Новгородский удел. Но поняв, что ссориться с дядей в этой ситуации бессмысленно, сложно, кроме того проявив как раз хорошую дальновидность и умение как раз в этой ситуации играть престолами, Василий Дмитриевич с двоюродным дядей ухитряется очень быстро помириться, предложив ему новые уделы. Он предложил ему Волок и Ржеву, которые впоследствии, когда Владимир Андреевич захотел поменять на другие уделы, в частности на приобретённый в начале XV века Козельск и на Углич, он ему с охотой менял. То есть договорились, сумели скандал быстро потушить среди ближайших родственников, и впоследствии Андрей Владимирович Храбрый был настолько хорошим и верным союзником, настолько хорошей поддержкой Василию Дмитриевичу, что он не побоялся оставить на него в 1408 году Москву оборонять.

Д. Володихин

— Ну что ж вернёмся к тому, что составляло чрезвычайно важную часть жизни Василия I — это отношения с Ордой. И вы уже начали говорить о том, что он сумел ловко воспользоваться опытом, который там приобрёл, — ну, не зря же просидел там несколько лет. И он начал выкупать ярлыки на княжение. Что ему удалось ему таким образом приобрести?

Г. Елисеев

— Да, в 1392 году Василий Дмитриевич едет в Орду, якобы для подтверждения ярлыка на великое княжение. Но там никакого особого подтверждения не было. Более того, вернулся Василий Дмитриевич с совершенно неожиданными приобретениями — с ярлыками на княжение, которые казались уже утраченными для Московского княжества. В 1341 году при правлении Симеона Гордого хан Узбек отнимает у московских князей Нижегородское княжение и передаёт его суздальским князьям. А в 1392 году хан Тохтамыш, который вообще встречал князя Василия не как данника, но как брата и друга — это с удивлением отмечают летописцы, — передаёт ему в полное владение Нижегородское княжение.

Д. Володихин

— А это, надо сказать, колоссальная территория и очень богатый город.

Г. Елисеев

— Да. А также ещё ряд городов, на которые покупаются ярлыки, то есть на Муром, на Тарусу, на Мещеру — целый ряд княжеств, которые даже не входили никогда в удел московский.

Д. Володихин

— Насколько я помню, в Нижегородское княжение входил ещё Городец.

Г. Елисеев

— Да, Городец — на него тоже ярлык получается.

Д. Володихин

— И тоже ещё один крупный центр богатый.

Г. Елисеев

— Да. Муромский удел всегда был уделом Черниговских князей или Рязанских, а Таруса — Черниговских князей, то есть никакого отношения к потомкам Всеволода Большое Гнездо, мягко говоря, эти территории не имели. Плюс к тому, видимо, Василий Дмитриевич ещё хорошо разбирался и в ситуации более глобальной политики. Ведь почему Тохтамыш так реагирует? Не только потому, что старый знакомец и приятель, и сидел здесь — мало ли кто в Орде сидел. В этой ситуации в 1392 году у Тохтамыша дела идут не блестяще, ведь Золотая Орда в этот момент ведёт долгую, кровопролитную борьбу с государством Тамерлана. И в 1391 году Тохтамыш уже на Кондурче потерпел достаточно большое поражение от войск Тамерлана. Ему союзники не лишние, во всяком случае тыл иметь достаточно прочный в ситуации, когда армия опять уйдёт куда-нибудь на Кавказ или в казахские степи...

Д. Володихин

— А местные решат пощекотать спину шильцем.

Г. Елисеев

— Да, мало ли что. Вспомнят про 1380 год в этой ситуации. Так вот, чтобы этого не происходило, лучше купить и показать, какой замечательный союзник Московский князь и как хорошо ему иметь хорошие отношения с Ордой в этой ситуации, и хотя бы не гадить в этом смысле.

Д. Володихин

— Ну что ж, вся эта золотая эпоха отношений с Тохтамышем закончилась в 1395 году, потому что тогда закончился и сам Тохтамыш.

Г. Елисеев

— Не совсем закончился — он дожил-то до 1406 года, когда у Сарайчика его убил один из конкурировавших с ним золотоордынских князей, то есть гражданская война ещё продолжалась.

Д. Володихин

— Как полноправный государь закончился.

Г. Елисеев

— Да, полноправный государь он закончился. Почему? Потому что с Востока пришла очередная грозовая туча: приходит Темир Аксак, Железный Хромец, то есть приходят войска Тамерлана, которые в основном преследуют разбитые войска Тохтамыша, который потерпел очередное поражение, в данном случае у Дербента на Кавказе. Приходят, разоряют Орду и дальше по какой-то инерции вторгаются в очередной раз в Рязанские земли. Рязань была расположена так талантливо, что когда приходили ордынские завоеватели, они обязательно через неё проходили. В данном случае разорили город Елец, и возникла ситуация, при которой казалось, что ещё чуть-чуть и полчища Тамерлана снова пройдут по Руси, как это было во времена Батыя и других бесчисленных ратей татарских.

Д. Володихин

— Во времена недавние Тохтамыша.

Г. Елисеев

— Да. И вот здесь ситуация, которая показывает, что иногда складывающийся — не в исторических трудах, но в исторической публицистике — образ Василия Дмитриевича как такого трусоватого человека, есть даже выпады отечественных публицистов, которые говорят, что хорошо бы, если хотя бы одна татарская стрела во время бегства 1386 года попала Василию Дмитриевичу в спину и князем Московским стал бы Юрий Дмитриевич, который полководец и сам из себя весь такой храбрый, замечательный, и от татар мы бы освободились ещё где-нибудь в 1400 году.

Д. Володихин

— Хе-хе.

Г. Елисеев

— И часто в качестве доказательства приводят ситуацию, о которой, я надеюсь, мы ещё будем говорить — ситуацию 1408 года.

Д. Володихин

— Доберёмся до неё, но пока у нас на дворе 1395 год.

Г. Елисеев

— Да, 1395 год. И как себя ведёт Василий Дмитриевич? Он собирает полки со всей Руси и во главе этих полков, поддержанный братьями и дядей, конечно, с его огромным опытом героя Куликовской битвы, выходит на берега Оки. Там, где, скорее всего, будет возможная переправа войск Тамерлана. И он начинает ждать их, он готов драться, надеясь на силы и реальные, и на силы Божественные, на силы сверхъестественные. По просьбе Василия Дмитриевича в Москву митрополит Киприан отправляет чудотворную Владимирскую икону Богоматери. По существующей у нас традиции, именно 26 августа 1395 года, когда икона прибыла в Москву, Тамерлан видел ужасный сон о том, как Богородица ведёт огромное воинство на его воинство. После чего, проснувшись, он приказывает развернуть войска и уходит обратно к себе в своё государство.

Д. Володихин

— Ну что же, столкновение не произошло. Но, во-первых, Василий Дмитриевич к этому столкновению был готов, а во-вторых, он проявил себя в этой ситуации как добрый христианин, крепко верующий человек.

Г. Елисеев

— Да, действительно. Опираясь не только на практические возможности, но и уповая на волю и помощь Божию.

Д. Володихин

— Но в дальнейшем он ведь не будет избавлен от Орды. Конечно, Золотая Орда в эти годы распадается. Фактически того прежнего великого государства больше нет. Но время от времени в Сарае или в других улусах этого огромного юрта, как тогда говорили, этой огромной державы поднимают голову самовластные правители, которым интересно подчинить Русь, заставить её платить дань или хотя бы хорошенько ограбить. Вот как раз ситуация 1408 года именно об этом.

Г. Елисеев

— Да, эта ситуация связана с деятельностью такого, знаете, Мамая-2.0.

Д. Володихин

— Мамая-лайт.

Г. Елисеев

— Да. Мамая-лайт — темника Едигея, который сам чингизидом не был. Он был представителем ногайцев из мангытского рода, поэтому сам не мог сесть на трон Золотой Орды, но без конца поддерживал разнообразных ордынских царевичей, за спиной которых старался проводить свою собственную политику. Главным конкурентом Едигея, как вообще главным противником Орды в этот момент становится вовсе не Московское княжество или Рязанское, а мощно возрождающееся, мощно растущее Великое княжество Литовское. И во многом деятельность Едигея направлена на конкуренцию с тогдашним великим князем Литовским, тестем Василия Дмитриевича, князем Витовтом Кейстутовичем. Самое мощное столкновение между Литовским княжеством и Ордой как раз происходит в период правления Василия Дмитриевича в 1399 году. Это трагическая для Литвы битва на Ворскле, когда литовское войско было разбито вдребезги. И вот в 1408 году Едигей, видимо, считая, что Литва в этой ситуации оказалась достаточно ослаблена, а вот Москва, особенно после заключения мирных договоров с Литвой, может оказаться не очень удачным в этой ситуации конкурентом, вроде бы направляется вновь воевать на Литву. Во всяком случае, такая информация точно на Русь проходила. Но, направившись сначала в сторону Литовских княжеств, он резко поворачивается в сторону Москвы. И в этой ситуации Московское государство, вообще русские княжества оказываются к этому не подготовлены.

Д. Володихин

— Не ожидали, не ожидали.

Г. Елисеев

— Причём это происходит поздней осенью — это октябрь-ноябрь, когда уже рати Едигея вторгаются на территорию Московского княжества.

Д. Володихин

— Татар обычно в это время не ожидают. Татары действуют активно, напористо. И вот как раз здесь возникает ситуация, которую часто Василию Дмитриевичу ставят в укоризну. Он оставляет Москву на своего двоюродного дядю Владимира Андреевича и на своих братьев Петра и Андрея, а сам уезжает в Кострому для того, чтобы там начать собирать полки, собирать войско. И Москву осаждают. Но что любопытно? В отличие от ситуации 1382 года, осада 1408 года закончилась ничем. А чем она закончилась ещё любопытным? Ведь Едигей шёл с двумя претензиями, которые он в этой ситуации обнародовал. Первая претензия: почему помогаешь и укрываешь сыновей врага моего Тохтамыша? Дело в том, что сын Тохтамыша Джелал ад-Дин и, видимо, какие-то ещё из его многочисленных сыновей в этот момент действительно укрываются на Москве, но они потом оттуда быстро уезжают в Литву. И эта претензия возникает, но она не столько важна. А вторая: почему не платишь дань? Василий Дмитриевич после падения Тохтамыша, после его свержения в 1395 году, перестал платить дань Орде.

Д. Володихин

— Вот на этой оптимистической ноте, когда татары задают вопросы, осаждают Москву, ситуация не решена, мы потянем интригу. И я, вместо того, чтобы продолжить рассказ Глеба Анатольевича, хотел бы напомнить вам, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы с вами ненадолго прерываем нашу беседу, чтобы буквально через минуту вновь встретиться в эфире.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. У нас в гостях кандидат исторических наук, член редколлегии научного ежегодника «Историческое обозрение» Глеб Анатольевич Елисеев. И я обещал вам, что сейчас мы начнём распутывать те сюжетные узлы, которые завязали буквально несколько минут назад. И я предоставляю слово Глебу Анатольевичу Елисееву для того, чтобы он раскрыл тайны осады Москвы и завершил этот сюжет счастливо.

Г. Елисеев

— Итак, в 1408 году темник Едигей и пришедшая с ним монгольско-татарская орда осаждает Москву. Сам князь Василий вынужден уехать в Кострому и там собирать войска Руси. Едигей Москву осаждает, его отряды разосланные в разные стороны, активно грабят Московское княжество. Сожгли много городов: сожгли Переславль-Залесский, Владимир, Клин, Коломну — огромное количество городов. Но Москву взять не сумели, при условии, что Едигей стоял в Коломенском и осаждал Москву достаточно долго. Москва не сдавалась. Более того, неожиданно в этой ситуации проявилась и общерусская солидарность. Почему? Потому что Едигей потребовал от тогдашнего Тверского князя Ивана Михайловича, чтобы тот со своим тверским войском пришёл и помог ему осадить Москву.

Д. Володихин

— Мало того, ещё свои пушки привёз.

Г. Елисеев

— Да. Иван Михайлович сказал, что да-да-да, дошёл до Клина, оттуда отправил послов ордынских обратно, а сам развернулся и ушёл обратно в Тверь.

Д. Володихин

— «Идучи, не идяху».

Г. Елисеев

— Вот в этой ситуации Едигей понимал, что зима-то становится всё более и более жёсткой, что сидеть дальше в осаде тяжело. А в этот момент в Орде, учитывая опыт предыдущего хаоса, который происходил с момента свержения Тохтамыша, какой-то из ордынских царевичей уже попытался снова занять трон, сдвинуть Едигея и его ставленника. И, решив не дожидаться того, что у него в тылу всё рухнет, Едигей сказал: «Хорошо. Платите мне три тысячи рублей откупа, и я уйду». Москвичи подумали и согласились. Да, цифра кажется колоссальной. Давайте прикинем: сколько дани у нас не было уплачено за 13 лет. Там получается около 90 тысяч рублей не заплатили.

Д. Володихин

— Иными словами: если можно избежать прямого столкновения, надо избежать его за относительно небольшую цену.

Г. Елисеев

— Да. Если есть такая возможность. И этим воспользовался и Василий Дмитриевич, и его ближайшие советники в этой ситуации, и сами москвичи, которые эти деньги собрали. Да, отступая, в очередной раз Едигей натворил дел: он сжёг Троицкий монастырь. Но всё-таки Москвы не взял, с территории Руси убрался, и больше до конца правления Василия Дмитриевича на территорию Великого княжества Московского никогда татары уже не заходили. Да, была ситуация, связанная с 1411 годом, но это как раз ситуация, связанная с нижегородской проблемой, когда в очередной раз претенденты, потомки Нижегородского княжения, решив воспользоваться помощью Орды, навели татарские войска на территорию Руси, сожгли Владимир — это как раз эпизод, который отражён в фильме «Андрей Рублёв» Андрея Тарковского. Но это был единичный случай, и им пришлось очень быстро убраться.

Д. Володихин

— Ну что ж, значит, таким образом после Едигея ордынская проблема была на Московской Руси решена. Но мы уже начинали говорить о проблеме литовской. В сущности, Великое княжество Литовское конца XIV и первой половины XV века — это супертяжеловес не то что восточноевропейской, а общеевропейской политики, исключительно сильное государство, гораздо больше по территории, чем владения великих князей Московских, гораздо более населённое, гораздо богаче. И Василию Дмитриевичу, хотя он и тесть Витовта, приходится очень нелегко, когда он оказывается перед необходимостью тормозить литовский натиск на Восток.

Г. Елисеев

— Да. Проблема с литовским натиском действительно существовала. Вообще период правления Витовта считается периодом наибольшего могущества Великого княжества Литовского как такового, периода наибольшего проникновения литовского влияния на Восток, на территорию Русского государства, на территорию Московского Великого княжества и окрестных территорий. Именно при правлении Витовта произошёл один из важнейших успехов литовской политики на Восточном фронте — это присоединение Смоленска. Кстати, эту ситуацию, связанную с присоединением Смоленска, тоже часто ставят в укор Василию Дмитриевичу: почему не сопротивлялся, почему не поддержал Смоленского князя Юрия Святославича в этой ситуации, почему позволил сделать это Литве? Здесь, скорее, всё-таки играла роль политика — та самая игра княжескими престолами. Ведь кто нам в этой ситуации Смоленский князь и что нам Смоленское княжество? Мягко говоря, не самое дружеское княжество для Московской Руси. Это княжество, находящееся в орбите рязанской политики. Рязанская политика времён правления Дмитрия Ивановича и времён правления Василия Дмитриевича — это политика, не очень доброжелательная, скажем так, очень амбивалентная. Тогдашний Рязанский князь Олег, хорошо всем нам известный Олег Иванович Рязанский, изображённый по сей день на рязанском гербе, самые известный Рязанский князь, это фигура, очень могущественная, очень самостоятельная и ведущая свою собственную политику. И поражение его союзника, за которого он так активно вписался, вписался военной силой, это определённый выигрыш для Московского княжества вот в этой ситуации. Впоследствии, при более слабом приемнике Олега Ивановича, при Фёдоре Ольговиче, Рязанское-то княжество, ещё используя опять-таки ситуацию конфликта между рязанскими и пронскими князьями, оказывается очень прочно привязано к политике московских князей.

Д. Володихин

— То есть, иными словам, ослабив Рязань в тот момент, когда её союзник был бит Литвой, Василий I проложил мостик в сторону объединения Руси и на рязанском направлении.

Г. Елисеев

— Да, в том числе и на рязанском направлении. Более того, ситуация на самом деле, при которой Витовт-то старался, как минимум на словах. Так-то за спиной, конечно, он позволял себе вещи, мягко говоря, жутковатые, вроде (существовал или не существовал — здесь идут споры) договора с Тохтамышем о том, что тот отдаст ему Русь Московскую, а всё остальное бери себе, то есть о разделе  всех ещё независимых московских княжеств. Прекрасно, видимо, Василий Дмитриевич понимал, что такое его тесть. И когда переходились определённые красные линии, Московский князь тоже не молчал.

Д. Володихин

— Насколько я понимаю, эти красные линии связаны с борьбой за северные территории — за Псков и Новгород.

Г. Елисеев

— Да, естественно. Псков находился прочно в орбите московского влияния — туда постоянно отправлялись наместники. Новгород позволял себе проявлять гораздо большую самостоятельность. Тем более здесь новгородцы, с их любовью к глобальным интригам, увидя усилившуюся Литву, активно приглашали литовских князей на княжество Новгородское. И двоюродный брат Витовта, Симеон Ольгердович, сидел определённые периоды в Новгороде.

Д. Володихин

— А до того там бывал и Наримунт, и на каких-то пригородах сидел впоследствии его сын Патрикей Наримунтович.

Г. Елисеев

— Да. Впоследствии внук Наримунта был женат на дочери как раз Василия Дмитриевича — Юрий Патрикеев, когда он выехал уже в Москву. Вообще, вся эта ситуация с Литвой — ведь не надо забывать, что конфликт вокруг Нижегородского княжества, что ситуация, связанная с литовско-тверскими проблемами — это проблема так или иначе в рамках большой семьи. Там же все кругом родственники, все без конца занимаются разборками, в которых предъявляется проблема: а чего ты родственников обижаешь? То, что Витовт — тесть, иногда у нас представляется чуть ли не исключением: вот поженили, насильно купили клятые литвины. Во-первых, что такое «клятые литвины»?  В ситуации, при которой мы традиционно по летописной традиции постоянно говорим: Свидригайло Ольгердович, Витовт Кейстутович — у них были нормальные нормальные крестильные русские имена в этой ситуации. Он был Александр Кейстутович, а Свидригайло был, видимо, Лев Александрович. И тогда в этой ситуации всё смотрится совсем по-другому.

Д. Володихин

— Это была ещё и православная партия внутри разветвлённого рода литовских князей, где были язычники, католики, православные. И православные-то тянули к Москве, хотя бы отчасти.

Г. Елисеев

— Да, православные тянули к Москве, но здесь возникает ситуация именно такой борьбы. Витовт был очень беспринципным человеком, с религиозной точки зрения, и его действия в этой ситуации оказывались очень и очень опять же беспринципными в отношении политики в отношении Руси.

Д. Володихин

— Ну что ж, на время мы забудем о Витовте. Напомним, что самым важным направлением во внешней политике Василия I была всё же Орда. И сейчас поэтому в эфире прозвучат «Половецкие пляски» из оперы «Князь Игорь» Александра Порфирьевича Бородина, потому что, ну, кто в сущности те же самые татары начала XV века? В значительной степени это слегка разбавленные монгольской кровью те же половцы.

(Звучит музыка из оперы «Князь Игорь» А. Бородина.)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». В студии я — Дмитрий Володихин. Мы обсуждаем с замечательным историком, кандидатом исторических наук Глебом Анатольевичем Елисеевым судьбу и деяния великого князя Московского Василия I. Итак, мы остановились на том, что Витовт, несмотря на то, что родственник, всё же противник беспринципный, и от него исходит очень серьёзная угроза.

Г. Елисеев

— Да, серьёзная угроза, в основном связанная с попытками установления контроля над Псковом и Новгородом. В отношении Пскова Витовт даже пошёл на явную договорённость с Ливонским орденом, который был в том числе, наряду с Тевтонским орденом, одним из главных врагов Великого княжества Литовского. Но вы берёте Псков, а я беру Новгород, и в этой ситуации развернулся достаточно большой конфликт именно в начале XV века, в котором уже в 1406 году Василий Дмитриевич не побоялся вступить в конфликт со своим грозным тестем. Но в очередной раз проявилось его умение разрешить сложные военно-политические проблемы без пролития крови. Да, столкновения в ходе литовско-русской войны 1406-08 годов были, но всё закончилось чем? Всё это закончилось первым в истории стоянием на Угре — малым, так сказать, стоянием. Мы все помним про великое стояние 1480 года, но в 1408 году было ещё одно стояние, когда с одной стороны пришли московские полки, а с другой стороны пришли полки литовские — и они встали друг напротив друга. Да, сталкивались разведывательные отряды, но ни Витовт не решается напасть на своего зятя, ни Василий Дмитриевич не решается атаковать своего тестя. А через некоторое время начинаются переговоры, которые заканчиваются Угорским миром, при котором Литва обязуется в новгородские дела больше не лезть, мир с Москвой держать, а Москве ещё некоторые верховские княжества передать. Московской Руси отошли в этот момент Козельск, Любутск и Перемышль на Оке.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, Москва ещё и что-то получила.

Г. Елисеев

— Да, война была выиграна по сути дела без большого пролития крови — да, там были небольшие столкновения в 1407 году, но окончательного столкновения не было. А Москва в этой ситуации, установив достаточно прочный мир с Литвой (причём, как выяснилось, очень вовремя — накануне рати Едигея), ещё получила и явные территориальные приращения, и отказ Литвы активно вмешиваться в дела Новгорода и Пскова.

Д. Володихин

— А ливонские рыцари не покусились на Псков? Или их покушение было неудачным?

Г. Елисеев

— Их покушение было неудачным. Покушения продолжались достаточно долго, конфликты между Псковом и Новгородом воспринимались на уровне таких... конфликты в том числе между Псковом и Новгородом, да, республики конфликтуют в этот период — они конфликтуют с Литвой, Москвой, они конфликтуют друг с другом, они конфликтуют с немцами. Но как раз в период окончания уже правления Василия Дмитриевича, период 1418-20 годов, подписывается целый ряд договоров между соседями великих республик. И на какое-то время устанавливается относительный мир, который продлился недолго. И вот этот любимый спорт междоусобных пограничных войн со всеми соседями через некоторое время и Новгород и Псков возобновляют. Какие были соседи, к сожалению, такая была и жизнь. Ещё и шведы плюс к тому вмешивались, но с ними тоже был мирный договор.

Д. Володихин

— Я бы ещё добавил сюда историю с тем, что часть литовских князей, относящихся к, скажем так, православной партии или к православной ветви княжеского рода Гедимина, перешла на службу к Москве.

Г. Елисеев

— Да, Свидригайло Ольгердович, двоюродный брат Витовта и родной брат польского короля Ягайло Ольгердовича, переехал как раз в этот период служить на Москву.

Д. Володихин

— А с ним и Патрикей Наримунтович.

Г. Елисеев

— Да. И вообще целый ряд литовских бояр и князей литовских в этот момент на Русь переезжает. Если Свидригайло после погрома Едигея решил вернуться в Литву и в очередной раз попытаться отнять власть у своего дяди Витовта, за что и поплатился девятилетним заключением, то многие князья остались верно служить Московскому князю.

Д. Володихин

— Собственно тот самый Патрикей, о котором мы говорили, своим потомством облагодетельствовал Русь.

Г. Елисеев

— Да, это Куракины и Голицыны.

Д. Володихин

— Да мало того, ещё и Хованские, Корецкие, Щенятевы, Булгаковы. Собственно, Булгаковы и Голицыны — это примерно одно и то же. Но весь этот куст великих фамилий, которые сами впоследствии претендовали на престол, например те же Голицыны и Хованские, в общем это русско-литовские князья, уходящие своим происхождением именно в семью Патрикея Наримунтовича. Вопрос следующий: да, действительно удалось замириться, притом силой. Но вот последние годы Василия I: более-менее решена ордынская проблема, более-менее решена литовская проблема. Это значит, что 1410-20-е годы — это, в общем, довольно мирное и благополучное существование Московской Руси.

Г. Елисеев

— Оно мирное, но не очень благополучное, по причине, которая от человеческой воли не зависит. Период, скажем, с 1415-го по 1426 год — это период каких-то бесконечных природных катаклизмов, проблем, которые возникали и на уровне эпидемий — в 1417 году старший сын Василия Дмитриевича,  Иван Васильевич, умирает от очередной моровой язвы. И период неурожая — в 1419 году дикое похолодание: выпадает и не сходит снег в сентябре, после чего на три года у нас чудовищный голод в Московском княжестве и вообще во всей Северо-Восточной Руси. Без конца в летописях упоминаются  какие-то жуткие катаклизмы: пожары, дождь каменный какой-то непонятный, то есть, видимо, постоянный град. В этой ситуации снова моры, в том числе, возможно, от снова начавшегося мора скончается и Василий Дмитриевич — не очень понятно. Потому что в 1426 году мощнейший мор, сравнимый с последствиями великой чумы XIV века, снова охватывает пределы Московского государства.

Д. Володихин

— Он скончается, будучи уже человеком изрядного, по тем временам, возраста.

Г. Елисеев

— Да, сильно за 50. Но есть в том числе такая версия, учитывая то, что буквально начинает происходить на следующий год. Да, вот всё, что могла сделать государственная власть, что было в её силах, то есть не позволить разорять Русь, не воевать, не втягиваться в авантюры с соседями, не втягиваться в противостояние со слишком сильными соседями, не воевать с ними, не позволять им нарушать мир, воспользовавшись нашей слабостью...

Д. Володихин

— При том постепенно расширять территорию.

Г. Елисеев

— Да, Московское княжество приобретает ещё целый ряд территорий. В частности при Василии Дмитриевиче мы получаем Вологду. Но наконец, несмотря на все проблемы, к 1411 году всё-таки решается нижегородская проблема, нижегородские князья, которые, кстати, тоже родственники Василия Дмитриевича по его матери, более-менее успокаиваются. Между прочим, мы уже вспоминали фамилии, от этих князей происходит другая, не менее знаменитая линия в истории нашей Руси. Именно от нижегородских князей Василия Дмитриевича и Семёна Дмитриевича происходят князья Шуйские.

Д. Володихин

— Ну да. Но тем не менее, если я правильно понял вас: что происходило не от Господа Бога, а от власти великокняжеской, то Василий Дмитриевич исполнил если не гениально, то как следует, на совесть.

Г. Елисеев

— Как следует, на совесть. Во многих ситуациях даже получше своего великого отца Дмитрия Ивановича.

Д. Володихин

— Нам остаётся констатировать, что лишь одна проблема омрачала последние годы его жизни. Это проблема семейная, в частности вопрос о том, кто унаследует всё это великое хозяйство, которое Василий Дмитриевич сберёг после своего отца и приумножил.

Г. Елисеев

— Да, совершенно верно, проблема была. Естественно, у Василия Дмитриевича было много детей — только из явно выживших девять человек, — но из них половина это дочери. Причём браки у них были достаточно своеобразные. Дело в том, что его старшая дочь Анна Васильевна сумела выйти ни много ни мало за наследника Византийского престола, за будущего императора Иоанна VIII Палеолога.

Д. Володихин

— Правда, судьба его не столь хороша была, но всё же.

Г. Елисеев

— Да, и она не сумела стать императрицей. Она была его первой женой и скончалась в 1417 году, но всё-таки. А в отношении сыновей проблема: они умирали очень молодыми, совсем детьми. И даже Иван Васильевич, старший сын, на которого возлагались большие надежды, и он, судя по всему, был достаточно талантливый и боевитый, будущий государь, скончался в 1417 году от моровой язвы. В итоге остаётся по сути дела один сын, родившийся достаточно поздно, в 1415 году, будущий князь Московский Василий Тёмный — Василий Васильевич. И естественно, в этой ситуации составляя своё завещание, оставляя свою духовную грамоту, Василий Дмитриевич очень беспокоился о судьбе своего наследника.

Д. Володихин

— Были причины беспокоиться.

Г. Елисеев

— Да. Чем более старел Василий Дмитриевич, тем более матерел его младший, но второй братец Юрий Дмитриевич, тем более возникала опасность, которая и реализовалась в истории, того, что духовное завещание Дмитрия Ивановича начнёт толковаться очень криво. А в том завещании была очень странная фраза о том, что «буде скончается князь Василий, то переходит княжение к следующему брату».

Д. Володихин

— То есть Дмитрий Иванович, когда составлял духовную грамоту, то бишь завещание своё, он ведь рассчитывал на то, что старший-то его сын в Орде и может быть убит в любой момент. И на всякий случай: вот я умру, а старшего сына нет, пожалуйста воспользуйтесь тем, что есть второй сын.

Г. Елисеев

— И вообще ситуация, при которой Василий Дмитриевич умер и не оставил детей.

Д. Володихин

— Да. Но это когда было — в 80-х годах XIV века.

Г. Елисеев

— Да, в этом проблема. Здесь всё-таки наследник есть. Василий Дмитриевич, кстати, активно братьев в этой ситуации заставлял заранее присягнуть, и говорить о том, что блюдите моего сына наследником, блюдите его великое княжение. И братья в этой ситуации, за исключением скандала с самым младшим братом, Константином Дмитриевичем, у них там 18 лет аж была разница... не произошло. При этом Константин Дмитриевич сначала вспылил, уехал в Новгород, новгородцы его приняли князем, как это обычно — что же отказываться. Но потом он сумел примириться, присягнул, вернулся. Но что любопытно: в написанной духовной Василия Дмитриевича в качестве гаранта правления его наследника называется его тесть и называются его братья Пётр и Андрей.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, Витовт и сыновья его родителей, его братья, но с пропуском следующего по старшинству Юрия.

Г. Елисеев

— Да, совершенно верно. Причём сыновья, которые железобетонно на протяжении всей своей жизни доказывали преданность Василию Дмитриевичу, на которых он оставлял Москву в 1408 году, которые активно поддерживали ещё в целом ряде его сложных ситуаций. В том числе и когда было очередное вторжение нижегородских князей, он послал именно брата Петра. Но вот брат Юрий выглядел очень ненадёжным в этой ситуации.

Д. Володихин

— Подозрительно.

Г. Елисеев

— И эта подозрительная ситуация в итоге сработала. Так что, умирал Василий Дмитриевич явно с неспокойным сердцем. И не очень лучший ход с гарантом в качестве наследника Московского престола Василия Васильевича со стороны литовского князя, он был оправдан.

Д. Володихин

— Ну что ж, такова судьба правителя, доставшаяся ему от Господа Бога, во всяком случае христианского правителя — он вечно на хозяйстве, вечно обеспокоен за свою землю, вечно выполняет свой христианский долг государя и вечно не может до конца всё сделать совершенным, потому что совершенный мир будет после Страшного суда, когда у нас будет новое небо и новая земля. И поэтому Василий Васильевич скончался, конечно, беспокоясь за своего десятилетнего мальчика Василия — как-то сложится его судьба. Я хотел бы завершить эту передачу своего рода притчей. Казалось бы, довольно много скверного сказано в адрес Василия I, не нами в нашей передаче — мы-то, наоборот, старались подойти с уважением к его трудной судьбе, к судьбе одарённого политика, крепкого государя, который от многих бед Русь спас. Сказано в разное время публицистами, историками: вот некая серая личность, слабая, нерешительная, робкая — всё это неправда. Но особенно неправдой это становится, если сравнить его правление — а это, слава Богу, 36 лет русской истории — с правлением государей, которые унаследовали налаженное, работающее как часы хозяйство Великого княжества Московского. Это правление его сына Василия Васильевича, которое прерывалось время от времени правлениями его соперников: Юрия Звенигородского, Василия Косого, Дмитрия Шемяки. Они всё это политическое хозяйство пустили вразнос. 25 лет, благодаря их войнам и вражде, на московской земле стояли хаос, кровь, междоусобие, нетерпимость, гнев и так далее. Так что, знаете, тут есть за что благодарить Василия I — он удержал свою землю от этого хаоса, он её сберёг. И закончим тем, что доброго слова и доброй памяти достоин этот правитель. От вашего имени, дорогие радиослушатели, я благодарю Глеба Анатольевича Елисеева за его просветительскую роль, сыгранную сегодня. Мне осталось сказать вам: спасибо за внимание, до свидания.

Г. Елисеев

— До свидания.