«Успение Богородицы: отношение христиан к смерти». Священник Антоний Лакирев

Нашим собеседником был клирик храма Тихвинской иконы Божьей Матери в Троицке священник Антоний Лакирев.

Разговор шел о смыслах праздника Успения Пресвятой Богородицы, о том, почему мы отмечаем день завершения её земной жизни, а также о христианском отношении к смерти.

Ведущий: Александр Ананьев

---

Александр Ананьев:

— Добрый вечер, дорогие друзья. В очередной раз понедельник, программа «Вопросы неофита». Я Александр Ананьев. Мы отмечаем праздник Успения Богородицы. С праздником вас, друзья. Почему это событие имеет для нас такое значение? Успение — это смерть или же это не совсем смерть или вовсе не смерть? Каким должно быть отношение к смерти христианина? Об этом и многом другом мы поговорим сегодня с клириком Тихвинского храма города Троицка города Москвы, священником Антонием Лакиревым. Добрый вечер, отец Антоний. Здравствуйте.

Священник Антоний Лакирев:

— Здравствуйте.

Александр Ананьев:

— Начну с несколько неожиданного вопроса, а может быть, даже утверждения. У меня есть ощущение, что очень многие, если не все, приходят к истинной вере из размышления о смерти, из страха смерти, из понимания того, что смертью не может и не должно все заканчиваться. Жизнь наших любимых, наша собственная жизнь. И что смерть это не когда выключили свет, точка и абсолютное ничто. А смерть это начало чего-то другого. Так это или нет? И чего стоит вера, к которой приходишь из страха, допустим, смерти?

Священник Антоний Лакирев:

— Мне трудно судить, можно ли это утверждение отнести ко всем или нет. Я точно знаю, что нет, не ко всем, не все приходят к вере из страха смерти. Господь призывает каждого по-своему. Тем не менее, действительно, универсальным опытом людей, я полагаю, является опыт осознания смерти, размышления о том, что вообще это такое и как к этому относиться. Мы говорим о нормальном случае. К сожалению, часто мы живем настолько по поверхности, вообще не задумываясь ни о чем, что те вопросы экзистенциальные, которые должны были бы делать нас людьми, нас не интересуют. Поэтому, до какой степени мы можем себя людьми считать, это еще большой вопрос. Все-таки, универсальным, как мне кажется, является не слишком обоснованное рационально ощущение того, что что-то здесь не так. Смерть, казалось бы, такая естественная в природе, с биологической точки зрения абсолютно необходимая и неизбежная, что-то здесь в отношении человека не так. Да и в отношении творения тоже не все так просто. Не зря все-таки Слово Божие говорит нам, что Бог не сотворял смерти и не радуется погибели живущих. Да, это действительно вещь важная. Страх ли нами движет и является ли вера или какие-то мысли о Боге приемлемым ответом на этот страх, это сложно сказать. Я не уверен, как и вы, мне кажется, что любые взаимоотношения, которые мотивированы страхом, достойны человека. Более того, я дерзну сказать, что и Бог не ожидает от нас, что мы будем мотивированы страхом. Другой разговор, что жизнь трудная и опасная вещь, и нередко страх вполне адекватная реакция. В процессе эволюции человека все, что связано с ответом на опасности, это очень важные движущие силы и факторы. Тем не менее, человеческое достоинство все-таки, наверное, в богоподобии, а едва ли Господь движим страхом, скорее всего любовью. Тем не менее, да, действительно, смерть существует, это вещь, с которой трудно или даже вовсе невозможно смириться, и это вопрос, который должен где-то в нашем сознании фигурировать. От него не увернешься, больше того, я скажу, если ты в самый последний момент начинаешь об этом задумываться, когда тебя уже везут на каталке в реанимацию... Конечно, лучше поздно, чем никогда, но лучше вовремя, чем поздно. Это ощущение, смутное часто, не рационализируемое, еще раз повторю, ощущение того, что не может такого быть, чтобы та жизнь, которую Бог нам дал, чтобы та способность видеть мир, постигать его, думать, радоваться, любить, прощать, строить взаимоотношения — чтобы это просто в физиологии разрушилось. Потому что это вещи ценные для Бога: наша любовь друг к другу, способность мыслить, познания. И если это вещи для Бога значимые, то как же они могут разрушиться? Это о грехах Бог говорит: «Я прощу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более». Это Иеремия, 31 глава, о заключении Нового Завета. Что Бог забыл, что для Него неважно и не существует, это неважно, а то, о чем Бог помнит, что для Него важно, как это может прекратиться, просто остановиться и перестать? Да, конечно, люди, именно потому что мы люди, не можем не задаваться вопросом о том, как соотносится наша биологическая биография, которая начинается с одноклеточной стадии и заканчивается похоронами, и наша биография перед Богом, скажем так. Я не люблю слово «духовная», поэтому хотел бы его избежать. Но можно и так сказать. Как соотносится наша биологическая смертность и ощущение того, что наша смертность перед Богом, духовная смертность это что-то неправильное, как-то не так Бог задумал? Ну да.

Александр Ананьев:

— Я заготовил для вас стройный по своей форме вопрос, которым я даже немножко возгордился. Отец Антоний, а чем успение отличается от смерти? Но, похоже, что вы ответили на этот вопрос. Смерть, она же погибель, это скорей духовное окончание жизни. А успение, оно же отход ко Господу, это всего лишь физическое, физиологическое окончание цикла жизнедеятельности. Я правильно ответил на свой вопрос или коряво?

Священник Антоний Лакирев:

— Думаю, что да, конечно. Мы существа, с биологической точки зрения ограниченные в пространстве, заметьте, и во времени. Ну да, ограниченные. Хорошо. Безграничен только Бог, никто из нас таковым не является. И да, действительно... Меня ужасно радует библейское отношение к жизни и смерти. Жизнь, это значит, любить Господа Бога, слушаться голоса Его, прилепляться к Нему. И отсутствие этого — смерть. Жизнь от смерти для Слова Божьего отличается не обменом веществ, в первую очередь. Механизм, который остановился, можно и запустить при желании, другой разговор, зачем. Присутствием или отсутствием тебя в пространстве Бога. Не Бога в нашем пространстве, а где ты находишься? Если ты прилепляешься к Нему, значит, это жизнь. А если нет, то нет. А если нет, то просто растрата кислорода.

Александр Ананьев:

— И загрязнение окружающей среды.

Священник Антоний Лакирев:

— Ну да.

Александр Ананьев:

— Составители канонических Евангелий не оставили почти никаких подробностей из жизни Девы Марии, но праздников, связанных с событиями земной жизни Богородицы гораздо больше. Откуда мы знаем об этих событиях, учитывая скупость доподлинных сведений о земной жизни Богородицы?

Священник Антоний Лакирев:

— Ну как откуда мы знаем? Все-таки Бог снабжает огромное множество людей поэтическими талантами.

Александр Ананьев:

— То есть мы придумали?

Священник Антоний Лакирев:

— Что? Что имело место Успение? Нет, не придумали. Оно имело место. Что имело место Рождество Пресвятой Богородицы? Нет, не придумали. Оно имело место. Ну и так далее. Есть Благовещение, много чего есть. Факты, конечно, не придумали. В какой-то момент власть над нашей мыслью захватили поэты, это не хорошо и не плохо, это исторический факт. Другой разговор про то, что мы начали к их поэтическому творчеству относиться, как к википедии, чем оно, вне всякого сомнения, не является. Да, расцвечена картина множеством высокохудожественных деталей впечатляющих, особенно воздействующих на психику средневекового человека. Да, действительно, какие-то вещи из легенд нам сейчас как-то странно читать и слышать. Но не этим может определяться наше отношение к празднику, потому что у многих из нас есть свои некоторые взаимоотношения с Пресвятой Богородицей. Мы вспоминаем, празднуем, радуемся, думаем о событиях Ее жизни, потому что Она для нас важна, но иногда морщимся от излишней поэтичности византийских легенд. Ну, византийцы, они иной раз и Евангелие себе позволяли редактировать. Ну что с них теперь взять? Не будем следовать этому примеру. Богородица все равно для нас человек важный, и очень. Тут любая превосходная степень не будет неуместной или излишней. И мне кажется, что Успение точно так же, как и Ее день рождения... Который кстати не 21 сентября, в одном из явлений, кажется в 20 веке, не могу сейчас вспомнить, где и когда, Она говорила, какого числа Ее день рождения на самом деле. В конце концов, нам не это важно, не дата, а сам факт. Любые другие праздники, связанные с Богородицей, нам важны, потому что мы Ее любим, если любим. А если нет, то для нас это возможность подумать о Ней. А если ты о Ней подумаешь, то влюбишься непременно.

Александр Ананьев:

— «Вопросы неофита» на Радио ВЕРА. Сегодня мы вместе с клириком Тихвинского храма города Троицка священником Антонием Лакиревым по большому счету отмечаем праздник Успения Богородицы. И вот здесь, внимание, минутка парадокса. Господь не радуется смерти живущего, я же правильно понимаю? Нет Его воли в этом, Он не празднует смерть. Тем не менее, я начал программу с того, что поздравил всех с праздником, поздравил всех со смертью. Получается, что Господь не радуется смерти, для Него это трагедия, человек не создан для того, чтобы умирать, Господь плачет, когда умирает Его друг. И тем более, Господь плачет, когда умирает Его Мама. А мы радуемся. Я пытаюсь разгадать этот парадокс. У этого должен быть ответ, и если уж он есть, то он есть у вас, отец Антоний.

Священник Антоний Лакирев:

— Нет, ответы на все вопросы есть только у идиотов. Поэтому у меня не на все вопросы есть ответы. Тем не менее, что тут скажешь, Христос же Воскрес!? Вот и весь ответ.

Александр Ананьев:

— Я не сомневаюсь. Я пытаюсь понять, а зачем радоваться, почему мы не скорбим в этот день? Если, допустим, в семье есть дата, когда ушел любимый, дорогой человек, по которому все очень скучают, никто же не празднует это. Люди молятся, скорбят, обращаются к нему и говорят, как нам тебя не хватает, как нам горько, что ты ушел. И это нормально. При этом когда речь идет о самом чистом, самом любимом человеке, о Богородице, мы вдруг празднуем.

Священник Антоний Лакирев:

— Я, во-первых, предложил бы просто воспользоваться другим словом. Что значит праздновать? Что, мы в этот день на работу не ходим, сидим дома празднуем?

Александр Ананьев:

— Мы радуемся.

Священник Антоний Лакирев:

— Да? Тогда так и говорите. Мы вспоминаем, думаем, молимся и соотносим свою жизнь с тем фактом, что в мире есть Пресвятая Богородица, и Она прошла свой путь, всю человеческую полноту, от рождения до смерти. Что касается, чему мы радуемся. Можем быть, для нас это повод радоваться, что Бог не радуется погибели живущих, что Бог не согласился, чтобы нами овладевало вечное небытие и отторженность, отделенность от Бога, то, что в Апокалипсисе называют смерть вторая. Бог не согласился. Тот факт, что Он родился, жил, умер на Кресте и Воскрес, относится к людям, к нам ко всем, потому что Он это сделал для нас, ради нас. Этому всегда имеет смысл радоваться, как бы ни была трудна жизнь и как бы ни была трудна смерть. Она вовсе не безоблачная прогулка, отнюдь. Тем не менее, я думаю, дело не в том, что мы радуемся, что Богородица умерла, это нелепо. Конечно, было бы гораздо радостнее, если бы этого не произошло. Но обратите внимание, что тысячи, миллионы, наверное, христиан обнаружили на собственном опыте, так или иначе: умерла, умерла, но Она с нами и Она слышит и Она откликается. Мы молимся, просим в каких-то трудных ситуациях, и молитву, обращенную к Пресвятой Богородице, кто-то слышит и исполняет часто, если мы просим чего-то во имя Христово, естественно. Оказывается, что не бросает Она нас. Мне кажется, это большой и серьезный повод для радости. Кроме того, с теологической точки зрения, еще можно, знаете, как рассуждать? Как и с Вознесением Господа Иисуса Христа. До того как путь Богородицы на земле закончился, он был на земле, где-то в тот момент, когда Она в Эфесе в доме Евангелиста Иоанна была, ее в это время в городе Москве не было. Москвы тоже тогда не было, но это не важно. А теперь не так. А теперь оказывается, что ее человеческий биологический жизненный путь каким-то образом закончен, но Ее взаимоотношения с Богом таковы, что Она жива, и для нас это практически очень важная вещь. Мы видим, как на самом деле любовь к Богу, больше ничего, приносит этот плод, этот результат. Это, действительно жизнь, которая непобедима, жизнь Христова. Мне кажется, здесь всерьез есть, о чем радоваться. Я последнее время думаю о том, что на самом деле смерть трудная вещь, опасный путь. Не на пустом месте Господь в Гефсиманском саду молится до крови, до кровавого пота и говорит: «Если возможно, да минует Меня Чаша сия». Потому что это, правда, не просто приятное приключение, когда ты жил, жил, жил, потом раз, безболезненно во сне и проснулся уже в воскресении мертвых. Нет, не так. О кресте надо, мне кажется, в этом контексте в первую очередь думать. Этот человеческий путь все-таки Бог проходит с нами, и он может для нас поэтому быть не только скорбным, потому что скорбным он будет обязательно. Обязательно, этого невозможно избежать, он будет мучительным, трудным, страшным, пугающим. Даже если ты задумаешься об этом в последний момент. Но он будет еще и путем надежды, потому что Бог с нами. И на примере Пресвятой Богородицы — хотя мне кажется корявым это выражение, — но, тем не менее, как-то мы можем это увидеть, что соединенность с Богом во Христе Иисусе работает. Не потому что ты можешь избежать этой человеческой участи обязательной, непременной, пути всея земли. А потому что ты можешь пройти его, держась за руку Ее Сына.

Александр Ананьев:

— Вопросов становится все больше. Но я предлагаю задать их после небольшой паузы. У нас полезная информация на Радио ВЕРА. А через минуту мы вернемся к разговору с моим сегодняшним замечательным собеседником, клириком Тихвинского храма города Троицка священником Антонием Лакиревым. Не переключайтесь, пожалуйста, мы скоро вернемся.

Александр Ананьев:

— И мы возвращаемся к разговору с клириком Тихвинского храма города Троицка города Москвы священником Антонием Лакиревым. Отмечаем сегодня праздник Успения Богородицы. Следующий мой вопрос я, признаться, не планировал задавать вам, отец Антоний, но он сформулировался как-то сам по себе, пока я слушал вас. За этим вопросом скрывается нечто более важное, чем идиотский вопрос маленькому ребенку: кого ты больше любишь, папу или маму. Любовь к Богородице и любовь ко Христу. Я чувствую, что это какое-то разное отношение и разная любовь. В чем разница, как бы вы ее сформулировали?

Священник Антоний Лакирев:

— У меня впечатление, что разница, если она есть вообще, все же коренится где-то в нашей человеческой психике. Потому что мы к отношениям со Христом подходим довольно трусливо. Поэтому часто люди пытаются с Богородицей построить свое взаимоотношение по-другому, именно поэтому. Потому что мы привыкли говорить о Ней, думать, рассказывать друг другу, как о милосердной Матери, каковой Она вне всякого сомнения и является. Но, тем не менее, Ее люди пытаются не бояться. А Христа наоборот пытаются бояться. То, что и то и другое не вполне корректно, это, еще раз повторяю, разговор о психике. Важно по-настоящему вот что. Брак в Кане Галилейской. Вот бегут к Пресвятой Богородице, говорят Ей: так и так, мы надеялись, что никто не узнает, какие мы бедные, но у нас не хватило денег на то, чтобы купить достаточное количество вина, оно кончилось все. К Иисусу, которого позвали на эту свадьбу с учениками, явно совершенно, не первый раз Он с женихом и невестой познакомился, но как-то не идут с этим. А что говорит Богородица? Она говорит: что Он скажет вам, то и сделайте. Она на Него показывает. Да, наверное, у многих людей часто отдельные какие-то, разные отношения с Господом и с Богородицей. Но хорошо ли и правильно ли эту разность лелеять, я не уверен.

Александр Ананьев:

— Почему я задаю этот вопрос? Как бы сформулировать деликатней и тактичней. Мы же верим в Бога, мы доверяем Богу, мы уверены в Боге. А любим при этом Богородицу. Не является ли это в какой-то степени нашей попыткой отвернуться от Бога?

Священник Антоний Лакирев:

— Да. Потому что Он для нас слишком трудный.

Александр Ананьев:

— Но мы же знаем, что происходит с человеком, если он отворачивается от Бога, даже если он при этом поворачивается к Богородице.

Священник Антоний Лакирев:

— В общем, да. Другой разговор, что если мы Богородицу пытаемся слышать и любить всерьез, то Она поворачивает нас ко Христу. А если этого не происходит, значит, какая-то корысть была во взаимоотношениях. Примерно так просто.

Александр Ананьев:

— Вопрос неожиданный, может быть, в какой-то степени формальный. Но мне любопытно по-неофитски. Я знаю, что церковный год начинается в день Рождества Богородицы, 21 сентября, а заканчивается в день Успения Богородицы, то есть 28 августа. Мне об этом сказали.

Священник Антоний Лакирев:

— Цикл праздников, да.

Александр Ананьев:

— Получается, что год закончился. Потом проходит какое-то время и год начинается. Вот это время с 28 августа по 21 сентября, получается, не имеет отношения к церковному году?

Священник Антоний Лакирев:

— Да нет. Имеет, конечно. Год-то календарный церковный начинается с 1 сентября. По странному стечению исторических обстоятельств после печальных событий октября 17-го года, у нас две недели разницы, поэтому с 14-го, что, в общем, сущая нелепица. Тем не менее, год с 1 сентября. Круг праздников. Действительно, первый в кругу праздников Рождество Богородицы 21 сентября, последнее получается Успение. Но год начинается и заканчивается, он не разорванный, нет такого промежутка. Праздники относительно равномерно по календарю распределились. Люди любят искать в этом какой-то символизм, на мой взгляд, совершенно излишний.

Александр Ананьев:

— Нет ничего такого, чем стоило бы заняться, пока у нас есть такой отрезок безвременья вне церковного года?

Священник Антоний Лакирев:

— Тем же, чем и все остальное время — любить ближнего, как Господь возлюбил нас. Как говорил отец Александр Мень, для христианина есть три допустимых вида деятельности: молитва, труд и отдых. Все остальное прожигание жизни. В любое время церковного года это так.

Александр Ананьев:

— Отмечу, что без труда не бывает отдыха. Это так, скорей, для себя. А почему главные храмы России Успенские? Это только в России так или во всем мире? Успенских храмов реально больше, чем даже храмов Рождества Богородицы.

Священник Антоний Лакирев:

— Большевики, не к ночи быть помянуты, придумали шикарный ответ: так сложилось исторически. Ну, вот...

Александр Ананьев:

— В этом тоже нет никакого глубинного смысла, получается?

Священник Антоний Лакирев:

— Едва ли. Во всяком случае, я бы не стал его там искать. Не только глубинный, а вообще любой смысл — в Боге. Там, где это каким-то образом отражается, проявляется, где премудрость Божия, что собственно и есть то, что мы с вами сейчас пытаемся назвать глубинным смыслом, там, где эта премудрость Божия простирается и достигает нас, там смысл есть, где есть Божия любовь и присутствие Духа Святого. Вот это все осмысливает. Для людей важно было, когда они строили храмы, построить и посвятить их Пресвятой Богородице. Так в среднем получилось, что чаще всего это было Успение. Но собственно, я бы не стал относиться к этому, как к чему-то слишком глубокомысленному.

Александр Ананьев:

— А сейчас мы переходим к той части разговора, которая очень важна для меня, к вопросу об отношении к смерти. Отношение к смерти именно христианина. Нам хорошо известно, дословно известно, как Христос относится к своей предстоящей смерти. Он ее, не скажу, что боится, Он ее страшится, она Его пугает, Ему страшно. Известно ли нам что-нибудь, как Богородица относится к своей предстоящей смерти, как Она к ней готовится? Это очень важно.

Священник Антоний Лакирев:

— Вопрос к поэтам. Всерьез, конечно, нет. Более того, мы едва ли можем знать, что бы то ни было об обстоятельствах, как и когда это произошло. Предполагается, в историческом рассмотрении, что это было в Иерусалиме. И то мы доподлинно не знаем, как и многое другое в жизни Пресвятой Богородицы, это остается за кадром, за пределами взгляда современников. И соответственно никаких достоверных источников, конечно, об этом нет. Нет, нет, это к поэтам, и то я бы им не стал в этом вопросе особо доверять, они напридумывают очень красиво, но излишне. Тайна. Тайна. И вообще, с этим имеет смысл научиться жить. С вопросами без ответов. Нам часто хотелось бы спросить. Ну, в конце концов, если очень хочется, можно и спросить. Другой разговор, что как-то нет ощущения, что Она о себе много разговаривает. Скорее, не о чем. Она всегда Сама смотрит на Бога и нас к Нему поворачивает. Ну вот, как-то так.

Александр Ананьев:

— Почему я спрашиваю? Мне кажется, что по всем формальным признакам, Богородица желает скорейшей смерти, зная, что ждет Ее там. Там ждет Ее встреча с Сыном, там ждет Ее то, к чему Она всю жизнь шла. И в прямом смысле смерть для Нее долгожданна. Причем, зная, что многие святые, точно знали, когда закончится их земной путь, к нему готовились, были совершенно спокойны на этот счет. Я допускаю, что Богородица тоже знает, когда наступит этот день, и Она ждет его с радостью и нетерпением. Я допускаю это. И вопрос, скорее, не о том, как у Богородицы это происходит. Вопрос о том, как это должно происходить у меня. Мне сорок пять, мне, наверное, рано думать о смерти каждые пять минут. Но должен ли я желать смерти, должен ли я хотеть смерти, должен ли я радоваться тому, что я увижу батюшку Серафима, Богородицу, я увижу Христа. Я буду с ними. Это же хорошо!

Священник Антоний Лакирев:

— Это просто прекрасно.

Александр Ананьев:

— Да, но...

Священник Антоний Лакирев:

— Вы знаете, на ваш вопрос ответил апостол Павел, который в одном письме пишет: «Для меня жизнь Христос, и смерть (поэтому) приобретение». Я хотел бы разрешиться и быть с Христом, но здесь остаюсь, потому что для вас это надо, сам бы я очень даже устремился бы ко Христу. Это позиция Павла, ясно сформулированная ровно на тот вопрос, о котором вы говорите. Мы можем на эту внятную позицию наложить особенности личности, психологические особенности каждого из нас. Кому-то больше страшно, кому-то меньше. Кто-то больше думает о том, чтобы полегче было тем людям, которые без него останутся. Кто-то думает о том, чтобы успеть что-то, задание Божие довести до конца. Тут мы все очень отличаемся. Но в принципе, с учетом всего того, что мы с вами говорили, что это все равно пугающая грань, и Сам Господь, как вы правильно вспомнили, страшится этого, тем не менее, это же такая радость, что за этой пугающей гранью есть жизнь. Мне кажется, что дело не в том, чтобы не бояться, а в том, чтобы надеяться. Это не одно и то же, кстати заметьте. Да, мы действительно ждем этой встречи. Но Господь нас научил о такого рода вещах молиться и говорить: не моя воля, но Твоя да будет. И это работа духовная, согласиться, что не моя воля, но Твоя да будет. Не давай как можно скорее, не давай как можно позже я к тебе приду, это не вариант. Не моя воля, но Твоя да будет. И при этом, мы все-таки трости, ветром колеблемые, поэтому колеблемся от страха к надежде. Но в целом я бы сказал, что адекватная христианская позиция, на мой вкус, скажем так, это такой подарок Божий, что можно закончить и преодолеть свою биологическую ограниченность и отправиться к Богу в Его мир воскресения мертвых. Я в связи с этим вспоминаю, конечно, преподобного Франциска Ассизского, который называл смерть сестрой и говорил о том, что это подарок, дар Божий.

Александр Ананьев:

— «Вопросы неофита» на Радио ВЕРА продолжаются. Сегодня мы беседуем об Успении Пресвятой Богородицы с клириком Тихвинского храма города Троицка города Москвы священником Антонием Лакиревым. Не так давно, отец Антоний, здесь на вашем месте на мои вопросы отвечал другой замечательный священник, иеромонах Никандр (Пилишин). Несмотря на довольно юный возраст, ему 35, он невероятно глубокий собеседник, общение с ним всегда доставляет удовольствие и даже в каком-то смысле оно еще захватывающее из-за каких-то абсолютно парадоксальных ответов этого молодого иеромонаха. В частности меня всегда потрясает в нем его отношение к смерти. Он не скрывает того, что он желает смерти, желает встречи со Христом всем сердцем, нисколько не лукавя при этом. Приглашает всех на свои похороны, просто требует, чтобы ему пообещали, чтобы там никто не плакал, но все радовались на этих похоронах. В разговорах с ним, у меня появилось ощущение, что у человечества по каким-то непонятным причинам, по какому-то стечению обстоятельств, искаженное отношение к смерти. То есть мы почему-то радуемся рождению ребенка, у нас это шарики, у нас это надпись на асфальте «спасибо, любимая», у нас это застолья, шампанское, смех. И какое-то неизбывное горе, когда человек умирает. А может быть, надо так же, как и рождение? А может быть, надо, действительно, праздновать? Ведь, по сути, не произошло ничего такого, о чем бы мы не догадывались, это естественное абсолютно событие. Я не говорю сейчас о том, как надо. Мне любопытно ваше мнение. Может быть, действительно, на каком-то этапе, в средневековье или еще в дохристианскую эпоху где-то кто-то что-то перепутал и начал скорбеть по этому поводу? А, может, не надо? Может быть, вернуть вот такое правильное христианское отношение к смерти. Это же было бы правильно.

Священник Антоний Лакирев:

— Вернуть можно только, когда говоришь о себе. Да, конечно, задолго до возникновения библейской культуры в нашем отношении к смерти что-то глубоко поломанное есть. Завершение какого-то этапа жизни или даже жизни целиком, событие если не радостное, то во всяком случае значимое. Понимаете, да? Достигая совершеннолетия, вы понимаете, что вы уже не будете ходить в детский сад, хотя там гораздо веселее, чем на работе. И да, когда ты без страха думаешь об этом, что все, что было до тебя невозможным, непосильным, грехи, с которыми ты не мог справиться, все это будет Богом побеждено. Когда ты думаешь о той бесконечной свободе, которую дарит смерть. И, наверное, другие люди как-то иначе к этому относятся. Это на самом деле может быть большой радостью. Другой разговор, это то в жизни, чего еще не произошло с нами, и больше надо думать о своей ответственности сейчас. Что еще мне надо было бы сделать, как дожить, прожить, чтобы можно было как-то вручить себя в руки Божии. Ну, это, понятное дело, все тоже подразумевает некоторую победу над страхом. Я согласен. Но когда в предыдущей беседе нашей с вами мы говорили, что когда тебя на каталке везут в реанимацию, и ты понимаешь, что все в руках Божиих, здесь есть о чем плакать, есть о чем жалеть и есть чему радоваться. Поверьте, меня так возили не один раз.

Александр Ананьев:

— Последний вопрос на сегодняшней программе будет простой и сложный одновременно. Как приготовиться к смерти христианской?

Священник Антоний Лакирев:

— По Франциску Сальском — даже не позднесредневековый швейцарский подвижник, преподобный Франциск Сальский — у него целое сочинение на эту тему есть, и он рекомендовал делать это регулярно Великим постом. Очень разумная идея. Это с одной стороны. А с другой стороны, каждый сам может спросить у Бога. Подумай о том, что у тебя осталась неделя. Что надо доделать, с кем надо помириться, кого надо простить, у кого попросить прощения, кого поблагодарить и кому проявить свою любовь, сказать о ней? Это действительно имеет смысл делать относительно регулярно. Такое важное духовное упражнение. Но как конкретно мне это делать? Каждый год Великим постом ты думаешь об этом, как именно, такая подготовка должна быть, выглядеть в твоей конкретной жизни. Вообще говоря, отцы подвижники, насколько я понимаю, склонны говорить о том, что надо себя поддерживать в состоянии готовности более-менее всегда и, может быть, именно это и называется смирением.

Александр Ананьев:

— Постоянная, ежеминутная готовность к смерти, которая наступит даже не через неделю, а через пять минут?

Священник Антоний Лакирев:

— Это не должно быть единственным переживанием, потому что оно тогда парализует, и ты не будешь жить. И то, что тебе Бог повелел, ты не будешь исполнять, потому что будешь все время думать о своей смерти, так тоже нельзя.

Александр Ананьев:

— А если она парализует только с непривычки, а если привыкнуть к этому... Мне часто кажется, что в церкви должны быть такие школы — не школы, но курсы подготовки к смерти, где бы учили правильному отношению, правильному пониманию. Нас учат зарабатывать деньги, хорошо выглядеть, прочим каким-то неважным вещам, важным сиюминутно, а чему-то важному не учат. Никто не учит нас умирать.

Священник Антоний Лакирев:

— Во-первых, потому, что никто не умеет, кто же вас будет учить? Кроме того, я не могу не вспомнить вышедшую несколько лет назад совершенно замечательную брошюру владыки Антония Сурожского, там его тексты, собранные под названием, если память мне не изменяет, «Духовные проблемы пожилого возраста». Нет, я не соглашусь, что уж прям совсем никто. Наверное, только такие люди, как владыка Антоний имеют право говорить об этом предметно.

Александр Ананьев:

— Спасибо вам большое, дорогой отец Антоний. Несмотря на непростую тему, разговор, на мой взгляд, получился светлым и радостным. Сегодня мы беседовали с клириком Тихвинского храма города Троицка города Москвы священником Антонием Лакиревым. Спасибо вам и с праздником вас.

Священник Антоний Лакирев:

— Спасибо. С праздником.

Александр Ананьев:

— Я Александр Ананьев. Вернуться к этому разговору можете на сайте radiovera.ru в любой момент. Всего доброго.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Преобразования в современной системе образования». Максим Костенко
• «Донорство крови и костного мозга». Алена Фирсова, Наталья Быстрова, священник Дмитрий Гуров
• «Смыслы Таинства Крещения». Священник Григорий Геронимус