«Уныние. Вопросы неофита». Иеромон. Макарий (Маркиш) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Уныние. Вопросы неофита». Иеромон. Макарий (Маркиш)

* Поделиться
Макарий Маркиш
иером. Макарий (Маркиш). Фото: Владимир Ештокин, православный журнал «Фома»

У нас в гостях был клирик Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).

Мы говорили об унынии: почему оно может возникать, и как с ним бороться. Также разговор шел о том, в чем разница между унынием и депрессией, и какова связь между грехами уныния и лени. По словам отца Макария, состояние уныния может стать тревожным сигналом слабеющей веры человека.


А. Ананьев 

– Добрый вечер, дорогие друзья. Вы слушаете радио «Вера», «Светлый вечер». И, как обычно по понедельникам, в это время в студии появляется неофит (надеюсь, не воинствующий) – это я, меня зовут Александр Ананьев. И ко мне сегодня, к моей большой радости, присоединяется прекрасный собеседник, клирик Иваново-Вознесенской епархии, кстати, уж напомню, руководитель информационного отдела Комиссии по вопросам семьи и защиты материнства и детства, иеромонах Макарий (Маркиш). Ну, простите мне вольность, отец Макарий, но хотя бы раз представить вас полностью. 

Иеромонах Макарий 

– Да пожалуйста, никаких проблем. У нас ничего, как это то же самое, цитирую Евангелие, ничего нет тайного, что не станет явным. И все сведения обо мне вы можете найти в интернете, это сейчас очень легко делается, мы ничего не утаиваем. 

А. Ананьев 

– И это правда. У меня для вас плохая новость.  

Иеромонах Макарий 

– Вот так. 

А. Ананьев 

– Да. Сегодня понедельник, 27 января, – как вы себя чувствуете, отец Макарий? 

Иеромонах Макарий 

– Да нормально. 

А. Ананьев 

– Нормально? 

Иеромонах Макарий 

– А что случилось? 

А. Ананьев 

– А я расскажу, что случилось. Дело в том, что британские ученые выяснили, причем это не красивая метафора, а они действительно выяснили, это ученые из Кардиффского института выяснили, что в нашем году есть, условно, два дня, день самый счастливый – он где-то летом, где-то в конце июня, где-то ближе к выходным. И есть самый несчастный день года. Самый несчастный день года, отец Макарий, по мнению британских ученых, это третий понедельник после Рождества – когда праздники отгремели, когда до выходных еще долго, и зиме быть еще долго, и ночи-то длинные, а дни короткие, и погода-то отвратительная. И это самый тревожный, самый опасный, самый унылый день года.  

Иеромонах Макарий 

– У нас есть в отделе комиссия по лженауке, и вот мне кажется, это именно там все находится, все эти рассуждения.  

А. Ананьев 

– Ну подождите, ну статистически-то, если сопоставить погодные условия, социальные условия, рабочие условия – все равно есть дни, когда становится особенно тяжело. По объективным причинам. 

Иеромонах Макарий 

– Вы знаете, вот серьезный вопрос действительно. И он вызывает ответ следующий: живая рыба плывет против течения. По течению плывет рыба уже, сами понимаете какая, пузом вверх. Вот мы буквально, дети ходили у меня там недавно, осенью по берегу ручья, я им показывал: видите, рыба живая, она против течения рулит и рулит, и ничего не делается. Так вот, ну возможно, не знаю, ну какая погода – непогода, но почему мы это должны применять к себе? Почему, по какой причине надо вот этому подчиняться? И скорее даже наоборот, так сказать, не подчиняться этому, противодействовать. Это стимул противодействию. Холодно на улице – надень сапоги. Дождь – возьми зонтик. Жарко – ну одень футболку там, иди гуляй. 

А. Ананьев 

– Но это все понятно. Но неужели вы, вот я сейчас задам вам личный вопрос, простите... 

Иеромонах Макарий 

– Ничего страшного. 

А. Ананьев 

– Неужели вы не ощущали в себе однажды то, что я ощущаю в себе регулярно, особенно по утрам – приступов какого-то вот уныния, вот что мне становится как-то вот грустно, и жизнь становится как-то особенно серой и неприглядной, и я сам себе кажусь каким-то таким, ну неудачником, и что оно во все как-то так вот складывается... И очень хочется чего-то хорошего, но чего-то хорошего в ближайшей, да и даже в отдаленный перспективе не предвидится. 

Иеромонах Макарий 

– Вот это последнее соображение я бы сразу отверг. Вот все, что вначале вы говорили – ну да, это совершенно естественные эмоциональные волны. Вот это житейское море, море жизни, в море жизни, в нем волны, всегда есть волны, штиль бывает редко. А корабль плывет, и волнами его, естественно совершенно, болтает. 

А. Ананьев 

– Вверх и вниз. 

Иеромонах Макарий 

– Любая лодка, любая яхта, любой корабль, ну кроме каких-то огромных танкеров, всегда подвержен действию волн. Ну хорошо. А дальше вы как сказали: и ничего не предвидится. Значит, этот рулевой, он не просто, ну как сказать, маневрирует между волн и держит курс, он уже признал, что лодка идет на камни, и что все, дело уже решено и подписано. 

А. Ананьев 

– Нет-нет, не на камни, отец Макарий, не на камни. Ну у меня есть карта, считайте, календарь, у меня есть карта, и в карте указано, что вот у меня маршрут проложен туда, и идти мне 8 тысяч 648 километров или морских миль, как это правильно... 

Иеромонах Макарий 

– И правильно. 

А. Ананьев 

– И это море такое, которое, тебе вот сейчас эти 8 тысяч миль кажутся бесконечными, ну примерно столько же, сколько сейчас отсюда и до воскресения. 

Иеромонах Макарий 

– Ну это же совсем не так, мой дорогой. Почему вообще наша жизнь, она бесконечна. Вот это слово «бесконечна», оно очень верное. Потому что наша смерть, физическая смерть, и то не представляет собой конец маршрута, но некий промежуточный пункт – это основное соображение. А дальше, что выходит: вот у меня дурное, плохое настроение, вот мне хочется спать, вот я плохо чувствую себя, вот мой возраст – все, да. Ну что ж, ну и что из того? Вы понимаете, вы говорите: и ничего не предвидится, – да ничего подобного. Открывается за поворотом, за ближайшим мысом там или за этим туманом, что-то открывается совершенно новое и доброе, и радостное. И мы это знаем. Это уже мы от эмоций переходим в сознание, и наше сознание нам помогает спокойно это дело исправить. Да, настроение плохое, да, самочувствие среднее, ниже среднего, гораздо ниже среднего гораздо, ниже плинтуса – ну и что? Вот это вот мы с вами говорили недавно – и что из того? Какой отсюда вывод? Вывода никакого не следует. Волны эти бьют в борта моей лодки, и я держу курс, как следует – где-то труднее, где-то легче. Но моя задача и моя – вот это уже такая волевая идет мысль (мы говорили об эмоциях, которые, как волны, о рассудке, который нам подсказывает, что эти волны нас не ведут к погибели), и воля наша, которая говори: нам: не подчиняйся эмоциям, они не хозяева, хозяин – Господь. Вот у тебя хозяин один – ты свой курс, свою жизнь, свою деятельность подчиняешь Ему, а не внешним обстоятельствам, событиям. В том числе тем событиям и обстоятельствам, которые кажутся внутренними. Человек говорит: ну я так чувствую, – и вот он делает ударение на «я». А ударение надо делать на «чувствую». Ну мало ли, что ты чувствуешь? Сегодня почувствуешь одно, завтра другое. Сегодня я чувствую холод, завтра голод. Ну и что, разница какая?  

А. Ананьев 

– Готовясь к программе, отец Макарий, я выписал (потому что к своему греху не помню их наизусть, мне все время приходится это уточнять) семь смертных грехов. 

Иеромонах Макарий 

– О... 

А. Ананьев 

– Для тех, кто, как я, наизусть их не помнит, я напоминаю: гордыня, зависть, гнев, лень, алчность и обжорство. Среди них, отец Макарий, нет ключевого, на мой взгляд, нет среди них того, что стоит между нами и Богом, нет того, что держит нас тяжелыми оковами, прикованными к каким-то грязным камням, и не дает нам подняться наверх. Нет того, что заставляет нас утром в воскресенье встать и идти в храм – нет уныния. 

Иеромонах Макарий 

– Уныние классически там фигурирует, в этих так называемых классификациях. 

А. Ананьев 

– А вы знаете, нету. 

Иеромонах Макарий 

– Ну ответ очень простой. 

А. Ананьев 

– И среди заповедей вот ветхозаветных тоже ведь нет уныния? 

Иеромонах Макарий 

– Дело в том, что вот эта классификация грехов, она несовершенна, она не аутентична, она, можно даже сказать, по происхождению своему не православна. Людям свойственна вот эта тенденция классификации.  

А. Ананьев 

– Людям и неофитам. 

Иеромонах Макарий 

– Нет, почему. И схоласты древние в этом очень упражняться любили, и наши последователи. У нас же был период, к сожалению, нашей православной жизни, довольно долгий, когда православное богословие шло в фарватере буквально богословия западного. И вот потом пришлось это расхлебывать, довольно трудный был период, вторая половина XIX века, когда как-то пытались навести порядок. Короче говоря, эти перечисления семи грехов там, восьми страстей и так далее, все это носит характер более исторический, нежели фактический. И мне приходилось, поскольку я веду немножко занятия в семинарии, на эту тему там и слушал лекции разных авторитетов наших, я не буду уже называть имена. Крупный один специалист перечисляет эти страсти, а потом говорит: ну, конечно, это все очень условно и практического смысла в этом никакого нет. Ну представьте себе, учитель арифметики писал бы детям таблицу умножения, а потом сказал: ну вообще, дети, это все условности, смысла в этом большого нет. Так вот не нужно относиться к этим перечислениям, к этой классификации ни как к таблице умножения, ни к классификации животного мира, к классификации там биологических пород и так далее. Нет. Это некие наблюдения над жизнью разных людей, с разной степенью детальности, с разной степенью интереса и даже с разной степенью, может быть, их православности. 

А. Ананьев 

– Ну я могу понять, зачем их классифицировали. Не будь таблицы Менделеева, наши представления о мире веществ были бы весьма условны. 

Иеромонах Макарий 

– Ну так в том-то и дело, что таблица Менделеева есть некое откровение реальности. Когда мы говорим: знаете, вот у нас есть эти семь грехов, но вообще, по существу, на самом деле грехи устроены совсем не так. Ну представьте, какой-нибудь химик то же самое бы говорил: да, друзья, вот таблица Менделеева, но на самом деле все не так. И ведь наши далекие предки, если бы какому-нибудь деятелю, философу (а тогда философия это вот, в общем-то, мудрость) рассказали бы, что вот, оказывается, есть элементы, значит, химические элементы устроены именно так, он бы сказал: да ничего подобного, это какие-то странные магические у вас идеи неправильные. На самом деле существует всего четыре элемента – тепло, холод, сырость и сухость, – и вот из четырех этих элементов все и складывается, а все ваши выдумки – это все бесовщина. Ну наверняка и сейчас тоже такие есть, которые читают соображения этих натурфилософов прошлых веков и, поскольку они не совпадают с данными современной науки, то, значит, они в современной науке отвергаются. Да, я такое встречал, но, правда, без рекомендации Издательского Совета, но кое-что в этом духе издается. Издательский Совет все-таки, наша цензура церковная, эту ахинею не пропускает. Так что, друзья мои, будьте осторожны с классификацией. Классификация может быть, понимаете, где-то кому-то, может быть, это полезно – на каком-то пастырском, индивидуальном уровне. Уныние, о котором мы вот заговорили, его особенность в том, что это некое, как сказать, последствие, проявление, будем говорить, симптом какого-то внутреннего, глубоко поврежденного состояния. Человек, скажем, ну вот возьмите, в вашем списке последнее там было – обжорство. Да, булимия – есть такое состояние психологическое и даже физиологическое, когда человек ест и не может остановиться. И вот от того, что он ест и не может остановиться, и понимает, что это очень плохо, вот он-то впадает в уныние. Ровно тоже самое, не совсем ровно, но похожее состояние будет у пьяницы, у алкоголика, иногда у наркомана. Ну у наркомана опять своя особенность. Вот наркоманы, вот насколько, я не очень много работал с этими наркоманами, но у них какая-то своя психология, и вот уныние в типичном таком смысле, по-моему, они его не испытывают. Ну не знаю. Как говорила бабушка одна: не знаю и не дай Бог узнать.  

А. Ананьев 

– Ну вообще вы знаете, отец Макарий, я вот сейчас слушаю вас, и вот глазами пробегаю еще раз по этому списку из семи пунктов. И вы заставляете меня предположить, что и гордыня, и зависть, и гнев, и лень, и алчность – все они приводят к унынию, получается. 

Иеромонах Макарий 

– Ну вот смотрите, гордыня. Очень хорошо. Человек гордый, которому все по барабану, который сам себе шишка, извиняюсь за выражение... 

А. Ананьев 

– А потом к нему реальность поворачивается лицом, и он понимает, кто он на самом деле? 

Иеромонах Макарий 

– Да может не повернуться до того момента, когда его плита какая-нибудь не пришибет, или какой-нибудь конкурент ему не всадит пулю в затылок, и так он не успеет уныть. 

А. Ананьев 

– Ну то есть и здесь вы не позволяете мне обобщений никаких. 

Иеромонах Макарий 

– А вот это вы очень заметили верно. Обобщения – вещь опасная в любом деле. Кроме, может быть, математики, на то она и математика. А когда мы говорим о человеке, о личности – весьма опасно. Врач – помните, эта замечательная фраза: плохой врач лечит болезнь, хороший врач лечит человека. Вот что это значит в теме обобщения? Значит, хороший врач не обобщает или обобщает очень с большой осторожностью. Но в то же время медицина требует обобщений. Если у человека чума или холера – это один возбудитель, другой возбудитель, третий – надо обобщить, надо понять, узнать. Но это естественная наука. Здесь мы говорим о науке ну буквально не просто гуманитарной, а духовной, относящейся к нематериальному миру. Поэтому здесь вот, тем не менее, вот мы говорим о классификации грехов, она существует, вот эта вот. Что такое классификация? Анализ, разделение общего на части для того, чтобы понять все-таки, куда двигаться. Ну говорю, вот я прошу прощения, здесь в эфире, но такая очень простая шутка, медицинская тоже, у нас с вами, которая, может быть, нам поможет понять, в чем дело, так сказать, о чем следует говорить. Приходит к врачу-терапевту ветеринар, врач-терапевт его приветствует, говорит: здравствуйте, на что жалуетесь? Ветеринар с удивлением говорит: ну так и я могу. Вот врачу-терапевту надо узнать, на что жалуется ветеринар. А ветеринар, в силу своей профессии, должен узнавать – ему кошку там приносят или там собаку, он должен каким-то образом все-таки понять, на что она жалуется, на что именно – это вот здесь обязательно будет какая-то попытка анализа. Для этого и нужна классификация.  

А. Ананьев 

– «Светлый вечер» становится все светлее, разговор становится все увлекательнее. И, отец Макарий, я, знаете, даже не ожидал что у нас столько анекдотов прозвучит во время программы об унынии. Предполагалось, что это будет унылая программа. 

Иеромонах Макарий 

– А вместо «анекдота» скажите слово «притча». 

А. Ананьев 

– Притча, хорошо. 

Иеромонах Макарий 

– Оно тогда уже будет не так вызывающе. 

А. Ананьев 

– Хорошо. Я напомню, мы беседуем об унынии, о депрессии – об этом сейчас еще поговорим, – с клириком Иваново-Вознесенской епархии, иеромонахом Макарием (Маркишем). И один мой дорогой друг, священник, который очень любит забавные притчи, как вы изволили выразиться... 

Иеромонах Макарий 

– Так. 

А. Ананьев 

– Рассказал мне шутку, показавшуюся мне невероятно смешной. Приходит к священнику особа одна и жалуется ему: батюшка, говорит, я в глубочайшем унынии, что мне делать? На что он посмотрел на нее взглядом серьезным и ответил: душа моя, уныние бывает только у монахов, у тебя банальная депрессия. 

Иеромонах Макарий 

– Ну не знаю, насколько оно смешно или, может быть, грустно. 

А. Ананьев 

– Так. 

Иеромонах Макарий 

– Почему грустно, потому что отражают некую реальность. Назови, хоть горшком назови, только в печь не лезь, говорят. Назови унынием, назови депрессией. Ну депрессия – это, понятное дело, какая-то классификация, какая-то характеристика медицинская, уныние – более религиозное духовное. Но здесь...  

А. Ананьев 

– Зерно правды есть. 

Иеромонах Макарий 

– Разумеется, да, конечно, есть. И просто приходится священнику встречаться с симптомами депрессии гораздо чаще, чем хотелось бы. 

А. Ананьев 

– Но вот первая часть интересна (простите, я вас перебил): уныние бывает только у монахов. Я ведь тоже читал, что они подвержены, их испытывают всякие бесы вот этим унынием чаще, чем нас, обычных людей, которые живут в мире, нет? 

Иеромонах Макарий 

– Никакой тут статистики частоты, никто этого не знает. Почему эта фраза идет: уныние у монахов? Потому что монах, если он сознательный человек, он достаточно трезво смотрит на свою жизнь, может трезво оценить свои грехи, свои попытки преодолеть их, и этот термин будет более обоснованно применять к своему состоянию, к своей жизни. Поэтому оно не то что бывает у монахов, а он его диагностирует, определяет с большей уверенностью и с большей точностью, с большим основанием. Как мы только что с вами говорили, обжора, который обжирается, бедный, и не может никак остановиться – ну тот же самый, как сказать, феномен, тот же самый его тупик, в который он влез. Вот он не может остановиться – что делать? Никто ему помочь не может. Как вот, действительно это физиологическое состояние – это не просто ведь, как сказать, на уровне волеизъявления, это на уровне физиологии происходит. И ему нужна помощь – нужна медицинская помощь, психотерапевтическая, еще какая-то. И это вот тот случай, когда медицина и Церковь действуют не просто параллельно, а совместно. Должны действовать совместно. И таким больным или таким страдальцам помощь оказывается, если он прибегает к ней. Если он лечится у там, не знаю, кого там, какие врачи этим занимаются, не очень знаю. И одновременно тщательнейшим образом себя, входит в церковную жизнь. Да, таким больным, и то же относится к наркомании, пожалуйста, кстати сказать, мы упоминали...  

А. Ананьев 

– Да, кстати сказать, то что вы сказали, чрезвычайно важно и абсолютно не смешно. Одна моя хорошая знакомая опубликовала у себя в социальных сетях пронзительнейшую статью о том, что сейчас какая-то эпидемия депрессии или же она была, мы ее не замечали. Но сейчас какая-то эпидемия депрессии. К чему она призывала? Она призывала обращать внимание на людей, которым грустно, грустно давно и грустно сильно. Люди, находящиеся в состоянии депрессии, могут совершить жутчайшие абсолютно вещи. И это не какое-то состояние, в ответ на которое можно сказать: ну ты там это, не унывай, ну ты там не грусти. А это люди, которым нужна реальная помощь. Это болезнь, которую нужно лечить и к которой нельзя относиться легкомысленно. 

Иеромонах Макарий 

– Абсолютно правильно. 

А. Ананьев 

– Ни ему самому, ни самое главное, она призывала к окружающим. Потому что мы даже не представляем себе, как может быть плохо человеку в состоянии депрессии.  

Иеромонах Макарий 

– Совершенно правильно. И мы сейчас вот с вами религиозный взгляд. Но здесь бы мы нашли общий язык очень легко с любым специалистом – медиком, психологом, даже терапевтом, вне зависимости от религиозных убеждений. Сказал бы: да, это мы наблюдаем, такое состояние у людей, все правильно. А вот помощь-то им – от негатива к позитиву, от диагностики и от анамнеза к лечению, к терапии – вот здесь мы уже можем с ними общего языка не найти. Потому что те скажут: Бога нет, это бабушкины сказки. Гагарин в космос летал, никого там не встретил, поэтому надо прописать этому больному там очередной антидепрессант, и у него все пройдет. Вот с таким человеком мы уже не согласимся. 

А. Ананьев 

– А вы сталкивались в своей жизни, практике, вы же пастырь, вы много общаетесь и с прихожанами, и с вашими братьями, вы сталкивались с ситуацией, когда вы понимали, что вот исповеди и общения со священником здесь просто недостаточно, а здесь клинический случай и надо обращаться к врачу? 

Иеромонах Макарий 

– Ну, разумеется, безусловно. И в корреспонденции, и в живой жизни. Конечно, разумеется, множество, вот буквально тема, о которой мы с вами говорим, она требует сотрудничества. Не параллельности, не то что у вас тут врач это посоветовал и священник тоже вам что-нибудь хорошее скажет, а просто буквально. Ну я бы, была бы возможность... Бывало, кстати сказать, даже в моем, достаточно ограниченном все-таки опыте бывало, что меня приглашал психотерапевт к себе в кабинет для того, чтобы я поговорил, поработал, проконсультировал пациента. А я не могу позвать, понимаете, поднять трубку телефонную, сказать: приезжайте сейчас к нам в храм, тут у нас, значит, один человек исповедуется, вот вы с ним тоже сейчас поговорите – я так не делал. Но безусловно с рекомендацией людям, страдающим депрессией в той или иной форме, ну и другими разными особенностями, вот мы упоминали какие-то физиологические вещи (мне чаще приходилось иметь дело, конечно, с алкоголиками, с наркоманами, может быть, в меньшей мере) – постоянно напоминал. Даже возьмем давайте что-нибудь менее радикальное – курение. Вот да, мы знаем, курение, в общем-то, дело греховное, вредное, опасное для здоровья, для физического здоровья, для духовного здоровья. И люди в какой-то момент значит испытывают необходимость это преодолеть. Обязательно идите к наркологу. Я курил 25 лет, как мне это бросить, я не знаю, это все... Идите к наркологу, советуйтесь. Вы, значит, приняли решение с этим, с этой привычкой, с этим греховным пристрастим покончить. Теперь вы решили, вы приняли Божию волю, вы ее взяли в себя, а теперь идите к наркологу, просите помощи. Как человек, который, не знаю там, сломал ногу: нога срастается – он идет, ему дают костыль. С костылем он ходит – и помогает, и нога срастается у него. Он не может ходить без костыля, он пойдет – упадает, разобьет нос. Ему дают там, не знаю, препараты кальция для того, чтобы нога срасталась. Ему помогают. Вот вы ищите помощи у Господа и помощи у медицины. А действуйте вы сами. Вот тут мы приходим к вашей классификации. Мы немножко говорили как-то на одной из передач: грех из трех компонентов человеческой личности – эмоции, рассудка и воли – грех поражает каждую из них. Понятно: эмоциональные какие-то греховные действия, рассудочные заблуждения и грехи воли – вот они, последние-то, самые острые. Грехи воли. Уныние – паралич воли. Неспособность воли человеческой выполнять свою функцию – руководить личностью и воспринимать Божию волю. Но без этого это как поднять себя за волосы. Сказать: я вот там пьянствую – кто мне поможет бросить? Ну кто вот, ну кто? Ну закодируют, может быть. Поэтому они идут к этим проходимцам. Есть хорошие, нормальные психологи, которые помогают в этом деле. И огромное количество проходимцев, которые, что делают: человеку, впавшему в уныние или депрессию (в данном случае будут синонимы), они заменяют ему волю, субститут, как и происходит, эрзац – вместо того, чтобы помочь его воле воспрянуть, своей волей подавляют. И как это, евангельская фраза: будет последняя лесть горше первой.  

А. Ананьев 

– Как говорил герой любимого фильма «Тот самый Мюнхгаузен», разумный человек должен время от времени поднимать себя за волосы из болота. Время от времени мы все должны это делать. 

Иеромонах Макарий 

– Ну волосам сильно вредно. У кого они еще остались. 

А. Ананьев 

– Да, это непросто, отец Макарий, но это надо делать. 

Иеромонах Макарий 

– У кого они еще остались, а у кого уже совсем все вырвано, тот уже даже и на это не сможет пойти. 

А. Ананьев 

– У меня очень много вопросов про уныние. В частности, вот у меня для вас заготовлен, отец Макарий, вопрос лингвистический. Тем более, что вот вы человек, который может на него ответить. 

Иеромонах Макарий 

– Посмотрим. 

А. Ананьев 

– И его я задам ровно через минуту. Не отходите далеко. 

А. Ананьев 

– Мы возвращаемся в студию светлого радио. Здесь дорогой собеседник, клирик Иваново-Вознесенской епархии, иеромонах Макарий (Маркиш). Еще раз добрый вечер, отец Макарий. 

Иеромонах Макарий 

– Добрый вечер, продолжим наш серьезный разговор. 

А. Ананьев 

– Я Александр Ананьев. Для тех, кто к нам только что присоединился, напомню, что британские ученые выяснили, что третий понедельник после Рождества есть, по их мнению, самый унылый день года. Этим фактом я изрядно позабавил отца Макария.  

Иеромонах Макарий 

– Немного даже огорчил, что даже на Британских островах такие странные люди... 

А. Ананьев 

– Простите, отец Макарий, что я вас огорчил. 

Иеромонах Макарий 

– А нет, они, видите ли, наверное, просто финансирование своего университета должны получать, им нужно какую-то чушь подсыпать. 

А. Ананьев 

– Но вот тем не менее, знаете, самый счастливый день, по-моему, даже отмечается, что, наверное, не так уж и плохо. 

Иеромонах Макарий 

– «Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь» – в него, в этот день. Так вот «сей день» – это каждый день. 

А. Ананьев 

– Мой любимый день – это сегодня, как говорил Винни Пух. 

Иеромонах Макарий 

– Ну, в общем, он тоже с Британских островов родом, в отличие от тех лжеученых, очень серьезно рассуждает. 

А. Ананьев 

– Как переводится уныние на английский язык? 

Иеромонах Макарий 

Despondency

А. Ананьев 

– Не sadness

Иеромонах Макарий 

Sadness – это скорее...  

А. Ананьев 

– Печаль. 

Иеромонах Макарий 

– Да грусть, может быть, sadness – гораздо шире. Despondency – это, видимо, латинская фраза, латинское слово.  

А. Ананьев 

– Ну вот одно слово, максимум, два. 

Иеромонах Макарий 

– Ну дело в том, что это специфика английского языка. Там, где в русском одно слово с суффиксами, префиксами и всякими вариациями грамматическими, морфологическими, там в английском будет десяток или больше очень всяких хитрых слов, больше половины из которых вообще неизвестны обычному говорильщику.  

А. Ананьев 

– Понятно. А у меня, отец Макарий, совершенно другие теоретически выкладки. Смотрите, у меня есть ощущение, что в английском языке слов, описывающих уныние, их чрезвычайно мало Тем временем в русском языке, судите сами, –тоска, отчаяние, печаль, грусть, скука, упадок духа, задумчивость, меланхолия, хандра, безотрадность, удрученность, угнетенность, ипохондрия – слов чрезвычайно много. 

Иеромонах Макарий 

– Ну и у нас тоже их достаточно много. Я просто скажу вам, ну должен сознаться, если меня сейчас по-английски попросят привести такой же ряд, ну вряд ли я смогу это сделать. Ну они, безусловно, есть. Надо взять, открыть так называемый тезаурус Роже, там они будут в избытке. 

А. Ананьев 

– Так к чему это я веду...  

Иеромонах Макарий 

– Но слова, которые вы упомянули, все-таки они имеют коннотации-то другие. Особенно «задумчивость», «мечтательность» там или что – совершенно другие качества. Уныние – паралич воли. Вы понимаете, друзья мои, вы, Саша, в первую очередь, мы говорим и интересуемся не словами, а реальностью за словами. Слова нам помогают реальность открывать, как такие дверцы. Нам нужно увидеть реальность. Вот в реальности уныние – это паралич воли. Это отсутствие деятельности волевого начала в личности человека.  

А. Ананьев 

– Ну, как мне кажется, все те приведенные слова, найденные в словаре синонимов, я далеко не ходил, они так или иначе парализуют волю. И это просто разные оттенки, пятьдесят оттенков серого уныния. К чему это я? Я на самом деле вел немножко к другому. Нет ли у вас ощущения, как у человека, знакомого с разными культурами, нет ли у вас ощущения, что уныние – это такое свойство русской души? 

Иеромонах Макарий 

– Избави Бог. Ну оно может быть свойство не столько русской души, сколько какого-то промежуточного, переходного состояния, в котором наша страна и наш народ находится, вот ну... 

А. Ананьев 

– Последние две тысячи лет? 

Иеромонах Макарий 

– Нет, не две тысячи лет. А все-таки последние 25–30. Понятно, да, почему? Вот те потрясения, которые мы пережили даже не в XX веке, начиная, когда революционный наш этот вот, революционная катастрофа готовилась, нагнеталась, как нарыв нагнетается, потом нарыв этот раскрывается, изливается гной, заражается все, как сказать, вся национальная ткань, тело нации, душа нации заражается этим гноем, начинаются все эти несчастья – война сначала гражданская, потом другая страшнейшая война. Потом какой-то период стабилизации, и потом наконец вдруг Господь дает путь к исцелению. Вот в этот вот момент, 90-е годы, да, может быть, вот это вот качество как-то поразило русскую душу. И до сих пор, так сказать, последействие какое-то остается до настоящего дня. И даже кое-кто, быть может, на этом еще и спекулирует, уже в контексте политической борьбы: вместо того, чтобы делать дело, сидеть, значит, на седалище и рассуждать о своем унынии. Это уже вопрос политический, который, наверное, нашей радиостанции здесь не присущ, правильно я говорю? 

А. Ананьев 

– Да-да. 

Иеромонах Макарий 

– Это не надо. 

А. Ананьев 

– С тем, что уныние свойственно русскому человеку, как о том свидетельствуют, между прочим, приведенные вам недавно классики, в том числе Островский, Чехов, Тургенев...  

Иеромонах Макарий 

– Ну, видите, в чем дело, эти классики свидетельствовали о неких фактах жизни, а не о их типической оценке или их типическом воздействии на душу человека. Если мы возьмем там, не знаю, те же самые, ну типичная картинка это «Три сестры» или «Вишневый сад». Вот «Вишневый сад» лучше. Вот Лопахин – почему уныние? Так уныния нет. И эта нечастная, значит, владелица «Вишневого сада», как ее зовут, я уже забыл, вот она нечастная же душа, ну она в самом деле, как все там падает, между пальцев все проваливается. Но можем ли мы отождествлять этот состояние с русской душой? Скорее Лопахина отождествляют с русской душой. Какое там уныние? Деятельный человек – вырубить этот сад известный, так сказать, построить дачи – прекрасно. 

А. Ананьев 

– Я пару дней назад перечитал «Дубровского» – ну там уже все в унынии, все, кроме откровенных мерзавцев. Вот. Поэтому мне почему-то показалось, что уныние – это такое свойство русской души. И я очень рад, что вы мне несколько развеяли в этом отношении. 

Иеромонах Макарий 

– «Капитанскую дочку» возьмите, вот соседнее буквально... 

А. Ананьев 

– Конечно. 

Иеромонах Макарий 

– Ну что ж, там ничего подобного. Ни история России, ни русская литература персонажей – я вдруг вспомнил Чичикова лично или Хлестакова. Нет, я с этим бы готов был спорить. Но вместо того, чтобы спорить, лучше увидеть, откуда, так сказать, произрастает это качество и какую оно имеет связь с русской историей. Историей внешней и духовной историей, историей сознания, историей русского вот этого, так сказать, национального духа. Да, мы видим: основания есть, вот эти страшные, как бы сказать, каток, бульдозер, который терзал русскую жизнью последние сколько-то, немало лет. Немало лет. Не две тысячи лет. Но вы знаете, вот если так совсем исторически говорить всерьез, то с момента раскола, с момента XVII века. Вот тут действительно, если взять последние триста лет, действительно, да, тут вот можно проследить такие раны, травмы, которые к этому вот приводили. Триумф – мы можем сказать так вот, до раскола, что это победа над смутой, вот уничтожение той страшной заразы, которая терзала и готова была уничтожить нашу страну, вообще наш мир, российскую жизнь, Московское княжество и будущую Россию, в начале XVII века, победа над ней. И дальше откат произошел, как сказать, реакция, раскол, и начались неприятности. Вот отсюда можно проследить, да, увидеть. Но это болезнь, понимаете. Вот если человек болен, ему не говорят: знаешь, вот это твоя природа, вот у тебя туберкулез – ты такой и должен быть. Нет, это твоя болезнь, которую тебе надо преодолеть. От туберкулеза человек лечится долго. Нация лечится от своих грехов, от своих страстей, от своих страданий, своего уныния еще гораздо дольше, чем личность. Но по крайней мере мы можем твердо сказать, что это не присуще нации, это внешний вредный какой-то вредный агент, ну не «агент 007», да, а действие, которое нацию, национальный дух терзает. И вот да, вот, пожалуй, что с середины XVII века какие-то разные формы, как бывает туберкулез – тоже сначала где-то что-то, а потом открытый процесс начинается. А потом все-таки вкололи ему антибиотики – и начинается выздоровление.  

А. Ананьев 

– Я не могу представить себе, отец Макарий, пятилетнего малыша в унынии. Я не могу представить себе, простите, вас в состоянии уныния. Но при этом я могу представить себе взрослого человека, себя, например, в состоянии уныния. Откуда оно берется? В чем его духовные корни, у этого состояния? 

Иеромонах Макарий 

– Здесь как-то более-менее однозначный ответ: в других каких-то утратах, дефектах, потерях, грехах. Вот мы вспоминали с вами обжорство, пьянство, сексуальные дела – типичнейшая картина. Ну дальше просто трудности внешние, хозяйственные, неспособность там, не знаю, содержать себя, свою семью. 

А. Ананьев 

– Слушайте, по-моему, мы сейчас нашли удивительный рецепт: не греши – и не будешь унывать. 

Иеромонах Макарий 

– В общем, да. Это вообще рецепт самый универсальный. Даже тут и уныние можно не упоминать. 

А. Ананьев 

– А если вдруг на тебя напало уныние – давай посмотрим, что ты делаешь не так. 

Иеромонах Макарий 

– Ну оно не нападает, вы понимаете. Как мы говорим: напало уныние. Скорее напало настроение. Человек работал, вот у него там, платит он по кредиту за квартиру, что-то еще, и вдруг раз – компания, где он работал, разорилась. Ну и что? 

А. Ананьев 

– Ну я знаю очень много молодых, прекрасных, состоявшихся там девушек, женщин, мужчин, которые делают все правильно, которые ездят утром на работу, вечером возвращаются домой. На работу они ездят, чтобы оплатить ипотеку, в которую они взяли квартиру, обеспечивать своих детей. И вот они ездят по кругу, пытаются, конечно, выбраться из этого круга, получается не всегда. Но вот это вот туда-сюда, езда из одной бетонной коробки в другую, рано или поздно ввергает их в состояние уныния. Они садятся перед компьютером и в свои социальные сети пишут откровенно и просто: ребята, мне плохо. 

Иеромонах Макарий 

– Все-таки это мы с вами проводили разницу между унынием и депрессией. Ну скорее это все-таки симптомы депрессии – усталости, скуки, там, не знаю, каких-то неудач, неурядиц. Уныние было бы у человека, который, вот как вы говорите, ездит – и вдруг теперь, оказывается, платить нечем. И впереди какие-то крупные, очень серьезные потери – болезнь, не знаю там, своя, близкого человека, вот я вам говорю, утрата заработка, что-то еще – вот здесь мы видим уныние, когда у него опускаются руки. Понимаете, вот эта метафора опускания рук – вот она характерна для уныния. Те люди, которые ездят по кругу, потом вечером им нечем заняться, они садятся за компьютер, начинают писать всякий вздор в интернете – у них нет уныния, им нечем заниматься. Нет, я им сочувствую, не хочу говорить ничего такого плохого. Но вот, как сказать, и такому человеку нормальная исповедь или нормальная беседа с психотерапевтом, или, может быть, и то и другое. Может быть, даже и медикаменты какие-то, почему бы и нет? Если это усталость, если это реально, действительно износ еще идет, так сказать, организма, то почему не попить там какие-то общеукрепляющие или, может быть, и неврологические какие-то средства? Поможет. 

А. Ананьев 

– Я очень рад, что вы заговорили об этом, отец Макарий. Я вновь возвращаюсь к списку семи смертных грехов: гордыня, зависть, алчность обжорство и – внимание! – лень. Я, готовясь к программе, выяснил, что многие связывают, ну если не все, связывают уныние именно с ленью, злом разленения.  

Иеромонах Макарий 

– Может статься, что почему вы не нашли уныния, потому что в том списке, который вы читали, просто это стояло как синоним. 

А. Ананьев 

– Лень. 

Иеромонах Макарий 

– Не исключено. Лень, бездействие – вот оно и будет унынием. Интересно, сейчас, знаете, что я вспомнил, удивительную одну вещь, вот она может быть полезна вам и слушателям. Вот у нас начинается скоро Великий пост, мы читаем молитву Ефрема Сирина: «Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми». Так вот, к своему удивлению и даже огорчению, я обнаружил, что уныние – это я не знаю, откуда оно там взялось – нет, в оригинале там нет уныния. Вот в греческом тексте, я не знаю, это надо говорить уже со специалистами по истории литургики, но если я возьму просто греческую молитву Ефрема Сирина, которая существует, там нет никакого уныния: πνεῦμα ἀργίας, περιεργείας... – как это сказать, однокоренные слова: ἡ ἀργία (argia) – бездействие, праздность. А дальше на месте уныния стоит περιεργία (periergia) – то есть суета, пустая работа какая-то, суетность. Вот если бы мне пришлось переводить, я действительно греческий-то не знаю так, но вообще похоже, что это «дух праздности, суетности, любоначалия и празднословия не даждь ми». 

А. Ананьев 

– Потрясающе. 

Иеромонах Макарий 

– Откуда там уныние взялось? Ну кто-то поставил, думая, что это, может, лучше звучит или так правильнее дидактически, чтобы люди знали, чтобы люди молились, чтобы у них не было уныния. Но первоначально это «праздности, суетности».  

А. Ананьев 

– Ну это же меняет смысл действительно. 

Иеромонах Макарий 

– Ну как, как это сказать, ошибочных действий. Нет, меняет смысл в каком смысле, вот как мы с вами обсуждали, а о чем, чем заниматься – праздность, вообще бездействие или, наоборот, пустая какая-то суета – и то и другое вредно, не нужно ни того ни другого. Господи, огради меня от этого. А уныние – это больше мое состояние. Действительно, уныние – как-то вот это опускание рук в каком-то смысле приходит извне, от меня не зависит, от моего, так сказать, волеизъявления. Я не могу сказать: все, я теперь не буду больше унывать. Я могу сказать: я не буду больше лениться, я встану и пойду, пойду работать. Мне предлагают работу – возьму и буду трудиться, это я могу сделать. А сказать, что уныния у меня теперь не будет, у меня теперь воля будет живая, действенная –это, к сожалению, не получается. Поэтому, может быть, наш русский вариант «дух уныния не даждь ми», он, может быть, более, ну как сказать, аскетически правильный. Быть может, не знаю. 

А. Ананьев 

– Ведь, кстати, первоначально, изначально в оригинале эта молитва адресовалась именно монашествующим. 

Иеромонах Макарий 

– Ну Ефрем Сирин – трудно сказать, Ефрем Сирин персонаж IV–V века. Как-то все эти молитвы, кроме очень небольшого количества, когда говорят: вот молитва Василия Великого, – еще бабушка надвое сказала, какое отношение имеет Василий Великий к ней. Иногда, кстати, вот Василия-то не случайно я вспомнил вот, скажем, литургия Василия Великого, та его анафора, сам текст литургии ну ближе действительно, больше оснований считать, что это принадлежит ему. А во многих других случаях прошло полторы тысячи лет – кто там эти молитвы менял и как. 

А. Ананьев 

– Мы продолжаем наш разговор в рамках «Светлого вечера». Я продолжаю задавать вопросы неофита клирику Иваново-Вознесенской епархии, иеромонаху Макарию (Маркишу). И вновь обращаюсь к бесценному опыту и результатам деятельности британских ученых, отец Макарий. Ну я шучу на самом деле. Просто ученые, которые работают по разным методикам, исследуют людей, они приводят, независимо от того, по какому пути они идут один, тот же факт: по всему миру от уныния страдают 20% людей. 

Иеромонах Макарий 

– Депрессии, наверное. 

А. Ананьев 

– Вот указано уныние. Депрессия – это все-таки клинический случай, а уныние – это скорее эмоциональное расстояние. Состояние подавленности, состояние, когда опущены руки, состояние, когда вместо того, чтобы сделать что-то доброе или там сходить куда-нибудь, ты просто садишься на диван, опускаешь руки, смотришь в одну точку, в телевизор, забыв, что он даже не включен еще ни разу, сидишь и понимаешь, что тебе ничего не хочется, никуда не хочется, тебе ничего не надо. Ну вот если бы нас сейчас здесь было пятеро – нас сейчас четверо: мы здесь, в студии, и вот за стеклом наши прекрасные коллеги. Вот если бы нас здесь было пятеро, с большой долей вероятности один из нас был бы в состоянии уныния.  

Иеромонах Макарий 

– Ну не знаю. Понимаете, тут опять же перелезаем на терминологию, связанную с настроением, как сказать, с тонусом, что называется душевным, с энергичностью. Мы вот всегда давайте стараться видеть какие-то факты, конкретику, как говорил Гегель где-то, истина всегда конкретна, даже самые абстрактные истины имеют конкретную реализацию. А по Аристотелю, никакая сущность не существует, невозможна без ипостаси.  

А. Ананьев 

– То есть вы хотите, секунду, вы хотите сказать, что уныние не существует... 

Иеромонах Макарий 

– Нет-нет, я хочу сказать только, что давайте пытаться понять, вот говорить о каких-то вещах на практических, конкретных реализациях. Вот вы в начале передачи говорили о человеке, который работает в городе Москве, платит кредит по ипотеке, зарабатывает деньги, делает что-то полезное – это трудно. И как езда на работу изматывает – если езда на машине, он сидит в пробках, если в транспорте, его там тоже жмут локтями. Сейчас, кстати, не очень жмут, вот между прочим. Я же по Москве езжу последнее время, я вспоминаю свои детские годы, юношеские, когда гроздьями висели на дверях автобусов, и всякие были не совсем приличные анекдоты на эту тему. Сейчас что-то не вижу такого, нет. Москва выросла с огромной силой и все такое – ничего подобного, никто не висит гроздьями, никого не пихают локтями под ребра и в разные другие места не очень приличные.  

А. Ананьев 

– Да, отец Макарий, если я встречу того пятого из нас, который страдает унынием, я ему скажу: поговори, друг мой, с отцом Макарием, и всякое уныние у тебя уйдет, как не было его. Потому что он умеет видеть хорошее во всем. 

Иеромонах Макарий 

– Ну смотрите, все равно трудно. Все равно это трудно, это тяжело. И вот этот человек конкретный, как это сказать, наш представитель, о котором мы говорим, да, он или она чаще, да, чаще она (вы правильно сказали, которая трудится – может, это одинокая мать, или женщина, которая хотела бы выйти замуж и не вышла) вот в таком состоянии она действительно будет испытывать какие-то симптомы уныния или депрессии (тут уже, значит, вопрос терминологии), будет писать, жаловаться своим подругам или вообще всему миру, что ей плохо, что ей трудно, что ей тяжело, что ей некуда податься. Ну да, спорить с этим или осуждать и говорить, что ты такая-сякая, как это – с жиру бесишься, как иногда у нас говорят, – совершенно неправильно, естественно, нельзя так делать. Но мы говорим с вами: уныние – следствие греха. Паралич воли за счет того, что человек не способен ничего делать, его греховная какая-то страсть овладела им, не относится к такой картине – нет, у нее нет греховной страсти. У нее есть, возможно, скорее всего, у нее есть пустота, некий вакуум, неспособность обратиться к Господу, отсутствие религиозной веры, отсутствие религиозного опыта – вот это скорее всего у такого персонажа есть. 

А. Ананьев 

– Вы знаете, портрет той девушки, которую я нарисовал, увы, реальный, и эта девушка воцерковленная, верующая, глубокий человек. 

Иеромонах Макарий 

– Если она верующая, то есть у нее есть помощь – вот «помощь моя от Господа, сотворшего небо и землю» – эту помощь должна получить. Ее проблема в том, что она помощь не получила. Помощь идет. Как мне прислали денежный перевод, а я его не обналичил, он лежит где-то на полочке и ждет, пока получу. 

А. Ананьев 

– Какой блестящий пример.  

Иеромонах Макарий 

– Вот что с этой девушкой происходит. Если она действительно имеет религиозные устремления, религиозную веру и религиозный опыт, то она может получить эту помощь. Это не значит, что избавление от уныния, о котором мы говорим (помните, начали разговор, что у монахов есть – монахи вроде самые такие, близко к Богу стоящие люди, а у них уныние), не всегда помогает. Не всегда можно, не всегда эта помощь бывает достаточна... Я не совсем верно сейчас говорю – не всегда она приводит к мгновенному избавлению от уныния. Она может вести человека в правильном направлении. Но в вашей ситуации избавление ближе, конечно. Конечно ближе, потому что, ну в силу большей вариабельности, больших возможностей, которые этот житель города Москвы, жительница города Москвы имеет. 

А. Ананьев 

– А у вас есть какой-то вот ваш личный, я, может быть, даже не просил бы вас раскрывать вот этот вот рецепт. Вот вы почувствовали себя в этом состоянии: руки опустились, стало тяжело как-то на душе, вот пришло то, что мы называем унынием, как это часто бывает с нами. Вот прежде, чем вы будем советовать вот той самой, очень конкретной девушке, которая испытывает это состояние, у вас есть ваш собственной рецепт? Может быть, выспаться или, может быть, позвонить кому-то особенному и поговорить? 

Иеромонах Макарий 

– Нет, я вам скажу от себя, и одновременно и в качестве совета вот этой вот, ну этой, я не знаю, условно говоря, этим людям – во множественном числе лучше, этим людям: идите в церковь исповедоваться. Идите на исповедь, раскройте душу перед Богом, ну в присутствии толкового священника желательно, конечно. Это вот тройственный такой союз: Бог, кающийся и священник. Вот в этой троице, в этой тройке удастся скорее всего, то есть практически всегда получить вот эту помощь – как раз то самое почтовое отделение, где лежит почтовый перевод. Замечательно сказал отец Геннадий Фаст (слышал недавно его проповедь, беседу точнее), по-разному священник на исповеди дает разные советы людям как-то. А он говорит: я вот исповедовал одну женщину, она что-то говорила, я что-то вставил, какую-то реплику, она говорит: батюшка, не мешайте мне исповедоваться. 

А. Ананьев 

– Ну это ж прекрасно. 

Иеромонах Макарий 

– Ну бывает, понимаете, иногда уже священник смотрит, слышит, что говорит этот кающийся, если он явно мимо цели бьет в своей исповеди, пытается поправить как-то и подправить. Но тем не менее, по большому счету, очень правильно и здорово. Да, исповедуйтесь перед Богом. И вы от Него непосредственно – сверху, и сбоку – от вашего партнера по исповеди, священника, получите какие-то верные и, так сказать, ну почтовые переводы те самые. Это не значит, что у вас полностью поправит ваше финансовое положение...  

А. Ананьев 

– Обналичьте ту помощь, которая к вам уже пришла, просто вы ее еще не коснулись.  

Иеромонах Макарий 

– Совершенно верно.  

А. Ананьев 

– Завершая наш разговор, я хочу резюмировать, может быть, и по-неофитски категорично, как это часто бывает. Мы касались с вами немножко того, что я хочу сказать, но не произносили это в столь жесткой форме. У меня последний вот даже не вопрос, а такая сентенция из трех слов: унылый – значит, неверующий. 

Иеромонах Макарий 

– Боюсь, это... Конечно, звучит звонко, хорошо. Но очень уж, помните, мы с вами как-то с вами говорили, что не осуждай, мол... 

А. Ананьев 

– По-фарисейски. 

Иеромонах Макарий 

– Боюсь такое осуждение вынести. Боюсь. Похоже, я бы так сказал: унылый – значит, в опасности терять веру. Или, быть может, ее и никогда у него и не было. Ну мало ли, разные бывают унылые. Но опасность, это подошел к краю – вот это факт. Вот это факт действительно.  

А. Ананьев 

– Ну как можно приуныть в близости с Богом?  

Иеромонах Макарий 

– А близость-то, ее надо, понимаете, эта близость с Богом, она двусторонняя, это всегда синергия. Как мы с вами эту метафору-то поймали: перевод пришел, да я вот не дошел до почты. Я знаю, что там, где-то лежит, но не добрался еще до нее. Да, что мне говорили, что он есть там, но не обналичил еще. И ведь да, как сказать, месяц пройдет или три недели, и перевод обратно отошлют – и я не получу уж тогда. Вот почему опасность.  

А. Ананьев 

– Я вам одно скажу, отец Макарий: если утверждали ученые, что третий, мол, понедельник после Рождества есть самый унылый день в году, вы сделали его маленьким праздником. За что огромное вам спасибо.  

Иеромонах Макарий 

– И вам спасибо, дороие друзья и дорогой Александр, за этот серьезный и полезный очень разговор, в том числе и для меня самого.  

А. Ананьев 

– Спасибо вам. Вот все эту тоску и отчаяние, и печаль, и грусть, и скуку, и уныние, и лень, конечно же, как часто сковывает нас, заставляет сидеть на диване, отбрасывайте, друзья. Помощь, она не просто придет, она уже пришла. Спасибо вам за эту метафору. Вот теперь каждый раз, когда вот у меня будет ощущение, что ну а что делать-то? Помощь есть. 

Иеромонах Макарий 

– Вы женатый человек, что вы жалуетесь-то. 

А. Ананьев 

– Ох, не знаете вы меня по утрам, отец Макарий.  

Иеромонах Макарий 

– Ну ладно. 

А. Ананьев 

– Жена может вам немало рассказать о том, что такое уныние и клинические симптомы уныния по моему утреннему состоянию. В любом случае не забывайте о том, что помощь, она не просто близко, она вот, у вас уже есть – просто сходите ее и получите. А сегодня об унынии и депрессии с вами беседовал клирик Иваново-Вознесенской епархии, иеромонах Макарий (Маркиш). Спасибо вам большое, отец Макарий. Я Александр Ананьев. Встретимся ровно через неделю. И это, не унывайте там. Всего вам доброго. 

Иеромонах Макарий 

– Всего доброго.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем