"Церковь в период Великой Отечественой Войны". Светлый вечер с Алексеем Светозарским (22.06.2016) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

"Церковь в период Великой Отечественой Войны". Светлый вечер с Алексеем Светозарским (22.06.2016)

* Поделиться

Светозарский АлексейУ нас в гостях был известный церковный историк Алексей Светозарский.

Мы говорили о положении Русской Православной Церкви к началу Великой Отечественной Войны и о том, как складывалась жизнь Церкви в период войны.


 

В.Емельянов

— Здравствуйте, это программа «Светлый вечер» на радио «Вера». В студии Владимир Емельянов.

А.Пичугин

— Алексей Пичугин, здравствуйте!

В.Емельянов

— И сегодня 22 июня — соответственно мы вспоминаем о том, что 75 лет назад в этот день началась Великая отечественная война и мы сегодня всю нашу программу двухчасовую «Светлого вечера» посвящаем этой теме. И начнем мы сегодняшний наш разговор с нашим собеседником — Алексеем Константиновичем Светозарским, добрый вечер.

А.Пичугин

— Добрый вечер.

А.Светозарский

— Здравствуйте.

Наше досье

Алексей Светозарский родился в 1963 году в Москве. Окончил филологический факультет МГУ, затем Московскую духовную академию и семинарию. Кандидат богословия, профессор, преподает историю Русской церкви. Работал в отделе рукописей в Ленинской и позднее в Российской государственной библиотеке. Долгие годы изучает православную историю Москвы, автор книг о храме святителя Николая в Хамовниках и Ризоположенском храме на Донской. Алексей Светозарский составил восемь томов издания «Москва православная». Широкой аудитории известен, как комментатор телетрансляции Рождественских и Пасхальных богослужений.

А.Пичугин

— Мы начнем наш разговор вот с какой темы — о роли Русской православной церкви в годы Великой отечественной войны. Может быть мы немножечко от 1941 года отойдем в 1939 и посмотрим...

В.Емельянов

— Тем более, война то началась как раз в 1939.

А.Пичугин

— Вторая мировая, и посмотрим, что в 1939 году происходило в отношениях между советской властью и Русской православной церковью.

А.Светозарский

— Положение церкви, может быть так нам будет корректнее сказать, сформулировать, положение церкви несколько изменилось. Потому что новые территории, которые были присоединены к Советскому союзу, они принесли с собой совершенно нетронутую церковную жизнь, которая существовала в привычных вполне исторических формах. Тем более, что, если брать, скажем, территории, ну Западной Украины в меньшей степени, там преобладала греко-католическая церковь, да, там та же Западная Белоруссия — это же традиция, идущая еще от Речи Посполитой — это активное братство, именно православное братство, которое вело очень активную деятельность. Повсеместно — это издания различные, сестричества, типографии, которые работали на церковь, периодика, не говоря уже о то, что это множество приходов и монастырей. Конечно, даже количественно, число приходов резко возросло. Но, здесь есть один очень такой момент тонкий о котором я очень долго не знал, пока не прочитал записки священника Евстафия, написанные в 1970-е годы, они опубликованы. Замечательные совершенно, какие-то искренние.

В.Емельянов

— Так и называются «Записки священника Евстафия»?

А.Светозарский

— Да, и он пишет о том, он как раз и жил на этих территориях присоединенных и хотел отправиться туда на восток в Восточную Белоруссию к родственникам — нет, нужен был специальный пропуск. Здесь такой момент очень важный, что территории то были присоединены, а свободного въезда-выезда какое-то, видимо, время не было. Поэтому, конечно, нужно было эти земли как-то адаптировать к условиям общесоветским и сразу, конечно, ликвидировались вот такие проявления... Ну, во-первых, совершенно невозможные в советском обществе — церковные газеты, листки приходские, братства, или что-то еще...

В.Емельянов

— Для начала нужно было это все вычистить, а потом уже спокойно пускать туда советских граждан?

А.Светозарский

— Ну, дело в том, что конечно кардинальной такой ломки церковной жизни не было, но туда приходит атеизм. Там он был известен, на уровне некие свободомыслящие люди, некие вольнодумцы, а здесь он пришел, как вполне официальный, как составляющий часть новой господствующей идеологии — это конечно так. Это касалось, кстати, и Прибалтики, где тоже было очень много православных, которые всегда там были. Поэтому, с одной стороны, да, мы видим увеличение, мы видим, что те самоуправляющиеся церкви, которые, скажем, в Латвии, в Эстонии, они существовали не в юрисдикции Московской патриархии, вот предстоятели отправились в Москву приносить покаяние в грехе раскола и опять были присоединены, присоединились к Московской патриархии, вот такая была ситуация.

А.Пичугин

— В это же время уже террор по отношению к духовенству стихает, тот самый чудовищный, который был развязан в 1936-1938 годах .

А.Светозарский

— Да, годы большого террора — это годы, можно сказать, такого списочного уничтожения людей, которые даже не просто там человек находился на церковном служении, которые просто не отреклись. Для них происхождение, тут и социальный момент, конечно, играл огромную роль, они просто уничтожались и мало кто остался, что называется. Даже митрополит Сергий должен был, по мысли органов, возглавить некий всесоюзный контрреволюционный заговор церковников, но где-то в 1938 вдруг эта машина остановилась.

В.Емельянов

— Если я не ошибаюсь, сестру его арестовали.

А.Пичугин

— Этому есть какое-то объяснение, почему машина остановилась?

А.Светозарский

— Я думаю, что историки до сих пор гадают, потому что есть масса версий, что, как, почему, потому приходит либеральнейший Лаврентий Павлович, я говорю без всякой иронии. Потому что Лаврентия Павловича считали либералом, на смену Ежову.

В.Емельянов

— После Ежова то да, конечно.

А.Светозарский

— Которого партия осудила, осудила явление «ежовщины», осудила пытки, осудила много-много чего и даже был некий пересмотр дел.

В.Емельянов

— А кстати говоря, вот почему-то Берия — герой огромнейшего количества анекдотов, всяких баек и рассказов — про террор, про репрессии, расстрелы, Лубянку, а на самом деле самое страшное, все, что происходило — происходило при Ежове. И Ахматова в страшные годы «ежовщины» стояла.

А.Пичугин

— Но при этом духовенство начинают освобождать.

А.Светозарский

— Ну, кого-то освобождали, я не уверен, что какие-то были...нет, были конечно какие-то директивные на этот счет указания, но мы не имеем каких-то точных данных, как действовал сам вот этот механизм. В числе прочих людей, в этом обратном потоке были и какие-то духовные лица.

А.Пичугин

— И вот какая же ситуация складывается к 1941 году — положение церкви к 1941 году, к началу войны? Что мы имеем на этот момент?

А.Светозарский

— Ну, мы уже не можем говорить о том, что церковь была на грани уничтожения, хотя еще по привычке ждали, нехорошая такая была привычка, ждали каких-то арестов, может быть, репрессий и так далее. Потому что в годы большого террора просто мы люди сидели и ждали в этом маленьком особнячке, недалеко от Елоховского собора, он не сохранился, к сожалению, где была келья самого патриарха и Московская патриархия, она же Московское епархиальное управление — такой небольшой домик особнячок 1913 года постройки, просто ждали, когда придут и заберут. И сколько там людей оттуда ушли и не вернулись.

А.Пичугин

— Но не просто так же ждали, наверное? Или это в воздухе витало, люди, которые пережили 1936-1937-1938 года понимали, что это может...

А.Светозарский

— Да, что все это может вернуться. Но все равно, я не знаю, как реагировали наши иерархи, но люди церкви, в том числе и люди из церковной интеллигенции, судя по каким-то воспоминаниям, они видели, что все-таки в идеологической сфере что-то начинает меняться. И не только в идеологической. Просто это было очень трудно увидеть современнику, да, может быть нам в ретроспективе это понятнее. Нормальная школа появляется, так называемая сталинская гимназия, идет некая реабилитация, ну тех, кто в реабилитации конечно не нуждается — классики русской. Празднование юбилеев — в 1937 году со дня кончины Пушкина — столетие. Причем, как до революции отмечается юбилей со дня кончины.

В.Емельянов

— Выходит огромное собрание сочинений.

А.Пичугин

— В одном томе у меня есть.

В.Емельянов

— А у меня во многих.

А.Светозарский

— Как вариант, есть и такое.

В.Емельянов

— У меня академическое.

А.Пичугин

— В одном томе, это вот такой том, папиросная бумага и мельчайший шрифт.

А.Светозарский

— Было и такое, но по крайней мере, да, было и многотомное издание, и серьезные публикации пушкинистов, в общем, фильм выходит «Юность поэта». В 1941 году планировалось столетие со дня гибели Лермонтова. Понятно, что эти торжества пришлось свернуть, весьма скромно их провести. Фильмы появляются на историческую тематику. Есть воспоминания Свенцицкого.

А.Пичугин

— Отца Валентина?

А.Светозарский

— Нет, это его племянник.

А.Пичугин

— А ну да, смотря о каких годах, так что да.

А.Светозарский

— Он пишет, что было потрясением, когда смотрели «Ивана Грозного», где сцена венчания на царство. Люди не понимали, вообще, как это может быть.

А.Пичугин

— Снимавшееся в Успенском соборе.

А.Светозарский

— Там, по-моему, какие-то декорации, а может быть Успенский даже собор.

А.Пичугин

— Это была байка, не знаю, об этом, или не об этом фильме, что когда снимали сцену венчания на царство в Успенском соборе, протодьякон... не помню какой протодьякон, но он играл протодьякона в этом фильме и когда Эйзенштейн просил его повернуться в камеру, спиной к алтарю, потому что его так снять должны, с этой стороны, он говорил: «Я протодьякон и спиной к алтарю не встану».

А.Светозарский

— Да, но в любом случае, надо сказать и другое, надо сказать, что да, в воздухе такое было ощущение таких больших, глобальных перемен, а перед большой войной... с другой стороны в жизни самой Русской церкви мало что менялось — храмы продолжали закрывать. До сих пор историки не могут прийти к единому мнению собственно о цифре, называют цифру сто, на всей территории без вот этих новоприсоединенных...

А.Пичугин

— Действующих храмов?

А.Светозарский

— Да, действующих храмов. Кто-то говорит 300, ну, в общем...

В.Емельянов

— Но были еще подпольные общины, тоже не стоит забывать.

А.Светозарский

— Были подпольные, были, скажем так, наверное, были общины, скорее неофициальные. Закрывали храм — это очень частое явление, вот об этом мало известно, потому что люди простые, историю оставляют какие-то общины, в основном, вроде Мечевской — интеллигентская община, у них своя история, своя преемственность, их все знают, и свои батюшки там были преемники и так далее. А здесь просто деревенская женщина, переносит женщина иконы, что могли в избу и называлось это молитвенный дом. Но не официально опять же. И вот они там читают Псалтирь, крестят, то есть такая беспоповщина по неволе — это очень широко...

А.Пичугин

— Беспоповщина, а какие-то там бродячие священники, катакомбники?

А.Светозарский

— Да, это все было, но это все очень преследовалось. И на самом деле, скажем в эмиграции, и вообще за рубежом, но в основном в эмиграции, существовало несколько на мой взгляд, преувеличенное такое представление о том, что такая жизнь подпольная, потому что все было настолько под таким жесточайшим контролем. Хотя было... недавно попались воспоминания об одном протоиерее знаменитом, он служил в Московской патриархии, а был выходцем из катакомбной как раз среды, жили они в городе Загорске, как тогда назывался Сергиев Посад. И там на каких-то лиц подставных был куплен дом, в половине этого дома обитала матушка схимонахиня, которая таким большим духовным авторитетом обладала, была у них конспирация своя, были и такие, конечно, безусловно.

А.Пичугин

— Алексей Константинович Светозарский наш сегодняшний собеседник — русский историк, кандидат богословия, профессор, завкафедрой Церковной истории Московской духовной академии и Сретенской духовной семинарии. И мы говорим о положении Русской православной церкви в годы Великой отечественной войны. И вот приходит эта самая беда на нашу землю, начинают приходить похоронки, люди пропадают без вести, людей расстреливают, людей вешают, все все видят, что происходит. Куда идти простому человеку? Он же не в сельсовет пойдет с этой бедой, с этой скорбью, а с другой стороны, у него нет храма и хорошо, если есть где-то такая изба, и беспоповщина и все такое, хотя бы какую-то отдушину найти и получается, что человек просто один на один со своим горем.

В.Емельянов

— А вот куда пойти, я буквально несколько дней назад читал воспоминания, я не знал этот факт из летописания Елоховского собора знаменитого кафедрального, его же должны были закрыть 22 июня 1941 года, была отслужена там последняя служба и ждали, что кто-то из исполкома придет за ключами, но никто так и не пришел, потому что началась война. Это к вопросу о том, что храмы закрывали.

А.Светозарский

— Я боюсь, что это бродячий сюжет, потому что я знаю три московских храма, про которые рассказывают подобные истории, хотя это зафиксировано в воспоминаниях прихожан собора, ну может быть какой-то слух. Я не думаю, что тогда бы пошли, потому что все-таки это был такой парадный фасад. Были торжественные богослужения со множеством архиереев, то есть Елоховский всегда был Елоховским.

А.Пичугин

— А множество архиереев, они же на свободе к 1941 году сколько архиереев было?

А.Светозарский

— Ну, на свободе было, я думаю, где-то около 10, другое дело, что реально действующими... около десятка было реально действующих в качестве, мы можем их назвать — митрополит Сергий Страргородский — патриарший местоблюститель, получивший в 1936 году титул — блаженнейший митрополит Московский и Коломенский, по столичной кафедре, первопрестольному граду. Митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий Симанский. Митрополит Николай Ярушевич Киевский и Галицкий. И митрополит Сергий Воскресенский — экзарх Прибалтики. Вот на момент начала войны. Но были архиереи, которые были настоятелями храмов, ну и были архиереи на покое.

А.Пичугин

— Но они могли съезжаться когда-то там в Елоховский собор.

А.Светозарский

— Бывали даже и гости, что удивительно. Есть такая книга «Неделя в Патриархии» знаменитая — Елевферий Богоявленский, как он ездил в Советский союз к митрополиту Сергию, она очень апологетическая, что он там видел и как, но а потом просто начинаются хиротонии в 1942 году, конечно эту нехватку епископата надо было восполнять.

А.Пичугин

— Ну давайте про войну все-таки про саму. Вот начало войны.

А.Светозарский

— Конечно — это послание митрополита Сергия, которое он... это предание, конечно, никто этого не фиксировал, но оно очень устойчивое, об этом потом много говорили и писали, вернувшись из собора, он узнал о начале войны, как все из сообщения по радио и составил, на мой взгляд, удивительное по силе, по мудрости, по глубине видения самой ситуации послания. Там есть такие слова, например, как оно заканчивается, что церковь всегда была со своим народом, радовалась его радостями и с ним она и тяготы несла, не оставит она народа своего и сейчас, благословляет будущий всенародный подвиг. Вот в одной фразе сколько всего понятного зашифровано для церковных людей. Это переадресация к посланию 1927 года, которое послужило толчком к разделениям разного рода, к обвинениям в его адрес, которые не стихают и до сих пор, и он показывает, вот в 1927 году тоже ждали большую войну, вот она случилась. Вот кто теперь не подпишется, что радости... даже и радости правительства нашего — это не наши радости, которое стоит во главе обороны страны. Ну это ладно — это полемика, это его апологетика, но он считает нужным это сказать. Потрясающие слова про «будущий всенародный подвиг» — ведь настроения то совсем другие. Фильм «Если завтра война», потрясающий, настроения, вот сейчас, через две недели все будем дома, ну такие люди может быть поверхностные, но тон пропаганды такой, что только суньтесь, мы вам покажем. Сергий пережил ни одну войну на его памяти и конечно понимал, и вот это понятие «всенародный подвиг» оно конечно никак в рамки этой традиционной пропаганды не вписывается. К долгой готовит работе, ратному труду, труду в тылу на благо победы. И еще один момент, в этом же первом послании, которое было совершенно не подцензурным, у нас нет никаких решительно оснований говорить, что кто-то ему там надиктовывал, с кем-то он согласовывал — это то, что кое-кто может начать искать выгоды по ту сторону границы, как он пишет. Ну понятно, еще нельзя сказать «линия фронта» — это события как бы на границе происходят, это он тоже предвидит.

В.Емельянов

— А кого он имеет в виду?

А.Светозарский

— Он имеет в виду тех людей, которые пойдут на сотрудничество с оккупантами, с агрессорами в данном случае, еще пока не оккупантами, с агрессорами, причем для этого у него есть основания. Но в основном, конечно, он имеет в виду церковную эмиграцию.

А.Пичугин

— Это как раз речь идет о зарубежной церкви, тогда которая называлась «карловарским расколом» в то время еще?

А.Светозарский

— Да.

А.Пичугин

— Кстати это тоже интересный вопрос — отношения на момент начала войны двух церквей Русской в изгнании и той, которая здесь.

А.Светозарский

— А отношений нет, все, они разорваны после декларации 1927 года, ну и окончательно в начале 1930-х уже все, никаких отношений нет, эмиграция устраивает сама свою церковную жизнь.

А.Пичугин

— Во главе РПЦЗ Анастасий Грибановский, который положительно... ну как положительно, по крайней мере у него зримо то, что про него рассказывают, то, что есть какие-то свидетельства о его благословении фактически войск вермахта.

А.Светозарский

— Тоже опять же вопрос, потому что сейчас как-то принято, скорее апологетически к этому относиться, я могу сразу сказать, что это пасхальное послание 1942 года, собственно его из истории не выкинешь, где он явно ликует вместе с жителями освобожденного Смоленска, которые там не дожидаясь Пасхи уже запели Христос Воскресе. Но эти настроения ушли быстренько, потому что 1943 уже был годом переломным. Там такая очень сложная позиция, потому что, конечно, митрополит Анастасий разделял точку зрения такую наиболее радикально настроенную в плане антибольшевизма.

В.Емельянов

— Кто угодно, только не большевики.

А.Пичугин

— А если кто-то пойдет против большевиков, то мы в любом случае, кем бы он ни был, его поддержим.

А.Светозарский

— Вроде бы так, но даже среди них мнения разделились.

А.Пичугин

— Ну а Бунин, активно радовался и ликовал успехам советских войск.

А.Светозарский

— Рахманинов умирал, слушая сообщения о Сталинградской битве и очень активно поддержал помощь Красной армии своим авторитетом, митрополит Вениамин Федченков в Америке — то же самое начало войны, митинг в Мэдисон-сквер-гарден, митинг русской эмиграции — это тоже 22 июня 1941 года. Где он указывает на то, что война началась в день всех русских святых, что они не оставят наш народ. Я напомню, что владыка Вениамин был епископом армии и флота в армии Врангеля и это была такая фигура, которая для советской историографии... был такой, например, исследователь, как Кандидов, ну это просто любимая мишень, большего мракобеса, и белогвардейца, и монархиста, и почему-то черносотенца не найти.

В.Емельянов

— Чем митрополит Вениамин?

А.Светозарский

— Да.

В.Емельянов

— Но тем не менее, он после войны активно сюда и постоянно приезжал, находясь в лоне Московского патриархата.

А.Светозарский

— Он вернулся совсем на родину, в 1948 году все, он вернулся. До этого он получил советское гражданство.

А.Пичугин

— А как советские власти реагировали на активизацию деятельности церковной?

А.Светозарский

— Я думаю, что это было...

В.Емельянов

— Или вообще не до этого было?

А.Светозарский

— Нет, конечно до этого, все отслеживалось, потому что митрополит Сергий, опять же, ни у кого не спрашиваясь, он продолжал, 26 июня было богослужение вечером в Елоховском соборе, он вновь обращается со словом, которое называется потрясающе «Очистительная гроза», такая проповедь, что эти испытания... что он имел в виду... очистят миазмы, отравляющие нравственную атмосферу общества, уйдет все мелкое, но и там начинается же здорово, он говорит, что когда шторм, на корабле раздается команда «все наверх». Сергий был корабельным священником, будучи иеромонахом молодым, на крейсере «Память Азова».

А.Пичугин

— В русско-японскую войну.

А.Светозарский

— Да, он помнил... нет, раньше, он помнил команду. Но, конечно, как иерарх, маститый старец, он не мог сказать: «Свистать наверх», — с амвона, вот это «Все наверх», — прозвучало. И он помнил эту флотскую атмосферу помнил. Частенько у него было выражение «ну что же вы владыка сдрейфовали вчера за всенощным бдением», — ну что-то, неловкость какая-то, сдрейфовал... Это у него было, ну и потом конечно, очень сильное слово, очень важное, на самом деле, вот мы начали разговор с того, что куда пойти... Здесь же не только вопрос в том, что нет храмов, вот с чем пойти, за кого молиться и вот 10 августа 1941 года — праздник Иоанна Воина, на Якиманке действует храм, Сергий там служит в престольный праздник. И он дает ответ на такие молчаливые вопросы — как молиться, ведь это поколение людей, которое вне церкви.

В.Емельянов

— Ну да, они же некрещеные были.

А.Светозарский

— Да, многие некрещеные, но многие еще и крещеные, потому что армия наша была крещеная, что называется, потому что это люди, родившиеся, скажем, в основном, в сельской местности и до коллективизации, когда в основном крестили. И он говорит, а мы не знаем, что человек переживает в последнюю минуту, он дает надежду и дает благословение молиться за всех. Причем в храмах, естественно, молятся не за православных воинов только, а за победу Красной армии — это официальная формулировка, молебны, богослужения.

А.Пичугин

— А еще были очень разные формы сотрудничества, ведь власти и церковь в годы войны, самый такой яркий пример, я думаю, Вы сейчас гораздо лучше о нем расскажете — Василий Ратмиров.

А.Светозарский

— Да, это своеобразный случай — это епископ-разведчик.

А.Пичугин

— Просто очень мало кто знает, обычно, когда говорят о церкви и войне, говорят в целом, вот летописание с 1941 по 1945 то-то и то-то. А вот здесь идет о личностях, очень неоднозначная личность была Василий Ратмиров, но расскажите, пожалуйста эту историю.

А.Светозарский

— Он послужил, как это называется, на языке спец служб, «крышей» для советских разведчиков, он сам явился в военкомат, предложил свои услуги, ему было лет 50 уже, у него было обновленческое прошлое, потом он присоединился к Московской патриархии через покаяние и сам предложил свои услуги. И незадолго до оккупации Калинина, Твери нынешней, он туда отправился в качестве епархиального архиерея, вполне законно, естественно, никто в этом не сомневался, что он законный архиерей и остался в немецкой оккупации. С ним было два разведчика, которые действовали под видом иподьяконов, один потом даже, как писал Судоплатов, или рассказывал Судоплатов — ветеран нашей контрразведки, он пишет о том, что один из них вполне освоился с профессией священнослужителя.

А.Пичугин

— Так они же вроде даже не иподьяконы, а иеромонахи были.

А.Светозарский

— Один был иеромонахом, да, но потом он вернулся к своей основной главной профессии.

А.Пичугин

— Его никто не рукополагал?

А.Светозарский

— Это остается тайной на самом деле, что там произошло. Как описывает Зоя Рыбкина, тоже небезызвестная разведчица, контрразведчица, владыка Василий Ратмиров очень жестко отбирал молодых людей. Один себе позволил что-то смеяться, глумиться, он его выгнал просто, сказал: «Таких людей мне не присылайте, ни о какой подготовке не может быть и речи». А вот два молодых человека, я думаю, возможно, что это были люди, которые представляли себе церковную атмосферу, выросли может быть в религиозной семье, кто-то рядом, какой-то был уклад, а тот был какой-то совсем выпавший из традиции, начал глумиться и был изгнан с позором. Потом уже когда Калинин был освобожден нашими войсками...

А.Пичугин

— А что они делали в оккупированном Калинине?

А.Светозарский

— Они собирали информацию, передавали ее, имели связь с подпольем и в общем, такая миссия была у них достаточно важная. И более того, они потом ушли дальше, ушли с немцами и продолжали свою деятельность.

А.Пичугин

— И Ратмиров тоже?

А.Светозарский

— Нет, он остался.

А.Пичугин

— А их судьба вообще известна вот этих молодых людей, которые с ним?

А.Светозарский

— Одного известна, есть даже интервью с ним, фамилия его Михеев, он ветеран Госбезопасности, он был даже членом поместного собора 1945 года, он значится в списке, как иеромонах Ювеналий.

А.Пичугин

— То есть он какое-то время послужил?

А.Светозарский

— Да, и более того, он сопровождал патриарха Алексия Симанского в путешествии на Восток, путешествие было опасным, там еще военные действия шли и это было требование Сталина — обеспечить охрану. Ну видимо он эту охрану и обеспечивал.

В.Емельянов

— Вы слушаете программу «Светлый вечер» на радио «Вера». В студии Владимир Емельянов.

А.Пичугин

— И Алексей Пичугин.

В.Емельянов

— И наш сегодняшний собеседник — Алексей Константинович Светозарский — русский историк, кандидат богословия, профессор, завкафедрой Церковной истории Московской духовной академии и Сретенской духовной семинарии. Мы сегодня говорим в этот день 22 июня о положении и роли церкви в годы Великой отечественной войны и наш разговор мы продолжим буквально через минуту.

А.Пичугин

— Мы возвращаемся в нашу студию, где беседуем с профессором Московской духовной академии, а также профессором Сретенской духовной семинарии — Алексеем Светозарским. Здесь также Алексей Пичугин.

В.Емельянов

— И Владимир Емельянов.

А.Пичугин

— Вот последнее только про Василия Ратмирова, ведь судьба у него потом сложилась конечно не очень хорошо.

А.Светозарский

— Да, собственно говоря, он должен был оставить кафедру, Минская у него была последняя кафедра.

А.Пичугин

— И в безвестности где-то в Москве закончил свои годы, даже неизвестно, когда умер.

А.Светозарский

— Да, точно неизвестна дата кончины.

В.Емельянов

— У меня вот такой вопрос интересует, а как оккупационные войска вообще относились к Русской православной церкви, к верующим, к священникам? Каким-то образом взаимодействовали, или наоборот тоже были какие-то репрессии? Для меня, например, это тема такая немножко закрытая.

А.Светозарский

— Было и то и другое, но у немцев была политика определенная, все было определено, но она была противоречивая эта политика. Одну политику вело Министерство оккупированных территорий, такое было, один взгляд был... у военного командования собственно какой-то политики не было, но когда открывали церкви, то они вроде не препятствовали, а иногда даже оказывали какую-то помощь. И все это очень активно ведомство доктора Геббельса использовало, потому что мы видим множество кинокадров постановочных о таком...

А.Пичугин

— Это постановочные?

А.Светозарский

— Конечно, это знаменитое в Псковском Кремле с Тихвинской иконой, ведь икону потом увозят в немецкую комендатуру, никто ее никому не передавал, там ее выдали на крестный ход, там почтенный протоиерей на фоне знамени со свастикой, конечно могут людей эти вещи смутить. Также, как эти песни и пляски радостные при встрече немецких солдат, но я не беру в определенных регионах, где их встречали с цветами — это использовалось активно в пропагандистских целях. Репрессиям подвергались священнослужители, которые были связаны, или подозревалось, что они связаны с подпольем, с советскими патриотами, подвергались партизанские батюшки просто в карательных акциях... Ну мы знаем в Белоруссии, например, по крайней мере о пяти случаях, когда храмы были сожжены вместе с прихожанами и священнослужителями во время карательных акций. А политика была очень противоречивая, потому что с одной стороны немцы говорили — мы не большевики, они преследовали церковь, мы не такие, пожалуйста, все вам свободы. С другой стороны ни в коем случае не допустить какой-то единой структуры, которая бы на основе этой традиционной для православной церкви патриотизма, патриотической позиции могли бы стать каким-то препятствием. Поэтому дробление, дробление, стремление разделить церковь. Скажем, на Украине автокефальная церковь, автономная церковь, в Белоруссии тоже навязывание автокефалии при сопротивлении иерархов. Это очень такая сложная страница, но об этом уже сейчас много написано. Единственное, что нужно сказать решительно, что никакого будущего для православной церкви...

В.Емельянов

— Предусмотрено не было.

А.Светозарский

— Нет, конечно.

А.Пичугин

— С этим более, или менее разобрались, тем более, Вы говорите, что очень много есть материала, который можно почитать на эту тему. Наступает переломный 1943 год, что там... происходит встреча Сталина с тремя митрополитами, насколько мне известно. Что это за встреча? Там уже какие-то послабления начинаются, чуть ли не начинаются рукоположения?

А.Светозарский

— Нет, рукоположения раньше. Дело в том, что как раз в такой очень тревожный для Москвы момент, в октрябре 1943 года, митрополита Сергия, равно как глав других конфессий, которые в Москве — епископ Иринарх старообрядческий, глава баптистов, глава обновленцев — Александр Иванович Введенский, их всех вывозят в эвакуацию. Митрополит Сергий, патриархия перемещаются в Ульяновск и надо сказать, что в эвакуации он пребывает довольно долго. Быстро вернулся митрополит Николай Ярушевич, который и вел вот эти все переговоры, все контакты с правительством. Встречу ожидали, она не была совсем уж неожиданной, и потом вдруг неожиданно возвращение, 31 августа 1943 они приезжают из эвакуации, потом вот эта встреча. Если поздно, мы можем перенести — нет-нет-нет, конечно, ни о каком переносе речи не шло. Но там что было, там до этого уже рукополагали епископов из вдовых белых священников в основном, монашество тоже было уничтожено.

В.Емельянов

— Но начинают открываться при этом храмы.

А.Светозарский

— Храмы открываются, но храмы открывают как раз с 1943 года организованно через новый орган — Государственный совет по делам Русской православной церкви. Во главе которого стоит на тот момент полковник госбезопасности — это не афишировалось, конечно, Георгий Григорьевич Карпов.

А.Пичугин

— Молодой еще на тот момент совсем.

В.Емельянов

— 30 с небольшим лет.

А.Светозарский

— Довольно молодой, очень энергичный.

А.Пичугин

— А все-таки церковные историки как объясняют этот феномен разворота советской власти лицом к церкви? У нас всегда было принято считать, что это какое-то озарение нашло на Иосифа Виссарионовича, а на самом то деле, там же вполне возможно какие-то более земные...

А.Светозарский

— Называют как раз чаще всего земные — это публицисты говорят об озарении. С другой стороны, будучи объективными, мы не можем сказать, что у него было в душе на самом то деле. Я думаю, что это просто комплекс причин. Не какая-то одна определяющая. Политические обстоятельства складывались так. Обычно говорят, что во-первых, это такая витрина несколько обновленного советского фасад для союзников. Потому что на самом деле многие общественные силы влиятельные в той же Англии и Америке, консервативные, они требовали все-таки обеспечить какую-то церковную жизнь и не преследовать христиан. Это есть и ставили это условием помощи Советскому союзу безусловно. Возможно, далеко идущие планы, 1943 год, уже все, уже понятно, кто проиграл, уже ясно, и кто будет делить.

А.Пичугин

— Так в том то и дело, уже понятно, кто проиграл. А если бы это произошло в 1941 году, то вопросов было бы гораздо меньше, потому что начало войны, тут вообще непонятно — Красная армия отступает и тогда то, наверное, и надо было повернуться к церкви. Но повернулись только спустя два года, когда уже перелом в войне случился.

А.Светозарский

— По крайней мере в 1943 и в 1941 году прекратили такую привычную пропаганду воинствующего безбожия, атеистическую, не трогали этих вопросов вообще. И надо сказать, что не только митрополит Сергий будущий патриарх выступил, было очень хорошее, на мой взгляд, воззвание митрополита Введенского, очень патриотическое. Его меньше знают. Но тем не менее, обновленцы тоже заняли патриотическую позицию.

В.Емельянов

— Я прошу прощения, что перебиваю, может быть несколько слов об обновленцах, об обновленчестве для наших слушателей, просто, чтобы разбирались.

А.Пичугин

— Ну и вообще что собой представляло обновленческое движение во время войны. Потому что так более, или менее известна их деятельность в конце 1920-х начале 1930-х годов.

А.Светозарский

— Также, как и Московская патриархия, структуры обновленческие были разгромлены, причем это началось до большого террора. С 1935 года перестает действовать Синод обновленческий. Первый иерарх там был митрополит Виталий Введенский — однофамилец митрополита Александра. Тоже так на птичьих правах, хотя обновленцы пользовались явным покровительством властей, еще Троцкий, закладывая эту мину под Русскую православную церковь, под ее единство говорил о том, что со временем мы с этими попутчиками... не будут какие-то новые советские попы и так далее, они сыграют вою роль, мавр сделает свое дело и уйдет. Подвергались они репрессиям, многие были люди расстреляны из числа иерархов и духовенства, например, тот же обновленческий митрополит Ивановский Александр Боярский, довольно такая яркая фигура в обновленчестве. Было у них несколько храмов в Москве в частности.

В.Емельянов

— Пимена в Старых Воротниках последний храм.

А.Светозарский

— Это последний, а в войну еще был храм Воскресения в Сокольниках, кладбищенская церковь. Воскресения в Сокольниках была кафедральным собором.

А.Пичугин

— Это при том, что в этом же храме через три года после войны прошло всеправославное совещание.

А.Светозарский

— В 1944 году епископ, если не ошибаюсь, какой он носил титул — Звенигородский, кажется, Андрей Расторгуев, был принят в сане, в котором был до раскола, в сане протоиерея. Но этот фактор, конечно, нельзя не учитывать, потому что опять же, когда мы говорим о положении церкви к началу войны — это наличие разделений, расколов, оппозиций, поминающий, непоминающий, подпольные, легальные. Это православные, или староцерковники, это обновленцы, это григорьевский раскол. То есть, конечно, такая была картина очень пестрая и конечно удручающая, потому что было внесено такое большое разделение. А потом уже в 1944 году... с 1943 начиная, обновленцы приносят покаяние, власти отказывают им в поддержке. Что касается немцев на оккупированных территориях — это Северный Кавказ, Кубань, где было традиционно очень сильно влияние обновленцев и было много еще обновленческого духовенства, они преследуют этих священников, потому что всех их считают агентами КГБ.

А.Пичугин

— И вот 1943-1944 года, а что действительно изменилось в жизни церкви, кроме того, что встретились иерархи со Сталиным, прямо сразу начали... разрешили избрать патриарха — это известные вещи, а если на бытовом уровне смотреть, какая-нибудь центральная часть РСФСР, центральные области, там Московская, Владимирская, что, сельских храмов стало больше открываться?

А.Светозарский

— Больше. Да, стали открывать, нужно было, конечно, ходатайства, собирать подписи, многие очень заворачивались, храмов было, конечно, открыто меньше, чем было открыто на оккупированных территориях, но люди добивались и если им удавалось убедить чиновников совета... Надо сказать, что центральный аппарат этого совета как-то действовал объективно, гораздо больше в пользу церкви, чем обычные местные советские органы на местах, которые еще по этой привычке... Изменилось многое, воссозданы структуры, уровень епархиальных управлений, духовные школы.

А.Пичугин

— Но это потом уже после войны.

А.Светозарский

— Духовные школы еще в войну, в 1944 году в Москве в Новодевичьем монастыре 14 июня пастырские богословские курсы и богословский институт. Сталин предлагал академии и семинарии — более привычные, и к этой системе вернулись в 1946, когда...

А.Пичугин

— Ему, насколько я помню, на это отвечали, что у церкви пока нет возможности. То есть те самые люди, которые сбрасывали колокола, писали письма с требованием закрыть храм. Те же самые люди писали письма с просьбой его открыть обратно?

А.Светозарский

— Нет, я думаю, что это были не те люди, хотя может быть были и такие у которых какое-то произошло переосмысление ценностей. Просто мы очень мало знаем о тех людях, которые колокола не сбрасывали, а их было очень много. Они вынуждены были молчать, или протест их всячески подавлялся. Некое ощущение все-таки оживления церковной жизни, стали заметны религиозные праздники, в 1942 году даже отменяют комендантский час в Пасхальную ночь, в Великую субботу рано утром движение разрешено. Происходит возрождение некоторых форм традиционной жизни, например, крестные ходы на Крещение — ход на Иордань — это когда весь город участвует, это было повсеместно где-то до 1949 года.

А.Пичугин

— Глупо предполагать, что Сталин уже в 1943 году, как тоже некоторые историки говорят, задумывался, что сейчас война закончится, уже понятно, кто из нее выйдет победителем, а дальше у нас нефть и проливы нас интересуют, а это территория древних восточных церквей православных, с которыми традиционно, хорошие, или плохие, но по крайней мере братские отношения у Московской патриархии были, у Русской православной церкви. И вот здесь то как раз вслепую церковь можно использовать. Вряд ли Сталин так считал в 1943?

А.Светозарский

— Сталин понимал в 1943, что сейчас начнется...

А.Пичугин

— Передел мира.

А.Светозарский

— Освобождение Европы, Восточной Европы, прежде всего, где есть румыны православные, есть болгары православные, сербы православные. Причем румыны то еще воюют на стороне Германии, православный народ и конечно те каналы церковные, безусловно он использовал для того, чтобы через укрепление церковного влияния, укреплять позиции советского государства. Было же непонятно совершенно, как и что будет. Это уже потом такой термин, как «страны народных демократий», потому что на тот момент: Болгария — там анархия, Румыния — там анархия.

В.Емельянов

— Еще же и древние церкви есть.

А.Светозарский

— Древние церкви, говорят так... говорят о его средиземноморском проекте, я не знаю, думал ли он в 1943, но что известно, когда ему предложили в 1945 сделать бросок на Стамбул, он сказал: «Взять возьмем, но не удержим».

В.Емельянов

— Кстати, это правда, скорее всего и не удержали бы.

А.Светозарский

— Но укрепление традиционное на Ближнем Востоке, конечно.

В.Емельянов

— Напомним, дорогие слушатели, что профессор Московской духовной академии, профессор Сретенской семинарии, церковный историк — Алексей Константинович Светозарский сегодня в программе «Светлый вечер» здесь на светлом радио.

А.Пичугин

— Итак, заканчивается Великая отечественная война, май 1945 года, заканчивается Вторая мировая война — 1945 год. Дальше, как складываются отношения у государства и церкви? Война закончилась, церковь стала снова не нужна.

А.Светозарский

— Нет, большие планы, как раз по созданию, ну как сейчас называют историки «русского Ватикана». То есть, центр, всемирный центр христианства, православного христианства, подключать необходимо было так называемые древневосточные церкви — монофизитские, несторианские и все они должны были собраться в Москве. Это грандиозный план, который Сталин обсуждал с тогда еще, наверное, местоблюстителем, нет уже патриархом Алексем I, у них была еще одна встреча, уже не было Сергия в живых, конечно, был Алексий I, был отец Николай Колчинский, митрополит Николай Ярушевич. И видимо он там этими планами делился, тогда же он пообещал открыть Лавру. Я хочу сказать просто об определенных тенденциях, потом вот этого вселенского собора не получилось. Он винил, наверное, в этом и патриархию, которая не смогла свое влияние распространить, конечно свою роль сыграли и грекоязычные церкви, которые сказали: «Мы приехать — приедем, послушаем, пообедаем, но в вашем совещании участвовать не будем». Никакого собора не получилось.

А.Пичугин

— Но если бы получилось, если бы на секундочку, история конечно не терпит сослагательных наклонений, но если бы вдруг, то получается у нас было бы такое государство православно-коммунистическое?

В.Емельянов

— И вообще возможно ли это было бы?

А.Светозарский

— Нет, конечно, идеология оставалась, фразеология коммунистическая оставалась...

А.Пичугин

— Но если «православный Ватикан», так это по идее у нас вся страна единым порывом должна была быть.

А.Светозарский

— Нет, а есть еще у нас и центр православия. Дело в том, что очень интересный момент, говорят, что Сталин разочаровался, Сталин охладел. Но Сталин ни одного своего обещания не взял назад. Более того, что потом продолжали делать по отношению к церкви — это передача зданий, прежде всего, в частности Троицкий собор Александро-Невской лавры — огромное помещение, в 1957 году передают, идет реставрация, идет передача зданий Троице-Сергиевой лавры — это Хрущев, это хрущевские гонения и все равно этот импульс заданный начальным этапом Сталинской политики... Надо им отдать должное, то, что обещали, уж если обещали, они выполняли, не сразу...

А.Пичугин

— А что же Хрущева потом передернуло то?

А.Светозарский

— Ну, передернуло... у него была целая когорта идеологов...

А.Пичугин

— Это правда уже, конечно, другая тема беседы.

А.Светозарский

— Да, это другая тема, но мы пока насчет сталинского, говорят, что он больше с 1949 года не открывал ни одной церкви. Нет, в 1953 году пять церквей.

А.Пичугин

— Я почему-то думаю, что если бы Никиту Сергеевича не скинули в 1964, то либеральные тенденции то прослеживались, почему собственно его и скинули во многом. И возможно, что потепление в отношении церкви тоже не заставило бы себя ждать.

А.Светозарский

— Трудно сказать, на самом деле трудно сказать. Потому что уже после Хрущева отношения были как-то заморожены, есть некий статус...

А.Пичугин

— Есть церковь и есть.

А.Светозарский

— Потом знаете, когда читаешь свидетельства людей, дневники людей того времени, очень интересные есть, понимаешь, что какое-то двойственное положение церкви в послевоенный период. С одной стороны, мы не можем себе представить, чтобы приехал Андрей Андреевич Громыко официально в Лавру, как ему себя вести... там бы приняли, конечно, а жена его приезжает, ее принимают. Иностранные гости, царственные особы, то есть сплошные...

В.Емельянов

— У них там при всем при этом в политбюро, или как это правильно называлось, у них не было таких там — слушай, у тебя жена ездит туда между прочим...

А.Светозарский

— Нет.

А.Пичугин

— У них у всех жены туда ездили.

А.Светозарский

— Ездила, посмотрела, ей там все показали, приняли на высшем уровне, квасом монастырским напомили. Такой момент, представительские функции церкви, они конечно очень активны.

А.Пичугин

— Есть чудесный советский фильм 1962 года, называется «Конец света». Он несколькими вещами примечателен — это первая роль в кино Любшина, который играет молодого священника. И здесь отношения показаны. Фильм конечно, был там, наверное, как атеистическая пропаганда задумывался, но так как его снимал... я забыл честно говоря, кто был режиссер, но режиссер был... знал, что снимать надо с подтекстом. Потому что отец Михаил, которого играет Любшин, очень непростой человек, очень хорошо образованный, который борется с деревенскими предрассудками и борется с сектой, которая в этой деревне в Ярославской области процветает. Третье, чем он примечателен — это тем, что можно посмотреть, там в массовке снялась вся деревня — это Ярославская область, можно посмотреть, как в 1960-е годы жила настоящая советская деревня.

А.Светозарский

— Да, фильм интересный, но его и не очень показывали. Эффект обратный, показывали ужастики в основном.

А.Пичугин

— Там эффект как раз обратный и получается от этого фильма. Потому что отец Михаил очень обаятельный и хороший мужик там.

А.Светозарский

— Так он подкован богословски прекрасно.

А.Пичугин

— Там еще показано, как служба идет.

А.Светозарский

— Там и служба, там его диспут с сектантом — это все, да. Но это уже более поздние времена. Некоторые историки считают, что как раз этот период после смерти Сталина, после 1953 года до начала Хрущевского наступления, примерно это 1958, в основном так называется эта граница — это период все-таки укрепления положения церкви, кадровый голод как-то преодолевается, уже и школы действуют.

В.Емельянов

— Если у нас при Маленкове — малоизвестный факт, границы открывать пытались, то я думаю, что и отношение к церкви, если бы Маленков продержался дольше...

А.Светозарский

— Ну да, можно даже говорить о том, что это вся сталинская гвардия, это она ничего не хотела менять. И даже они говорили об этом — не надо, не трогайте.

А.Пичугин

— В сталинской гвардии были такие либералы, как потом выяснилось после кончины Иосифа Виссарионовича, что Маленков, что Берия.

А.Светозарский

— Да, но здесь не надо забывать все-таки еще одной функции, все-таки сегодня у нас 22 июня — день памяти скорби по тем жертвам огромным, которые были в каждой семье и как прагматик, как прекрасный политик, конечно, Сталин понимал, что всем этим людям, ну если не всем, то очень многим необходимо утешение. На мой взгляд — это одна из причин, одна из многих причин некоторой либерализации советской политики в отношении церкви. Да, предоставить некую сферу, права гражданства официально, поставить под полный тотальный контроль, но при этом дать людям возможность этого утешения. Потому что даже я, родившийся в 1963 году, да, почти через 20 лет после окончания войны, я помню в храмах бесконечные записки — воина, воина, и не только «воина Ивана», но и «воина Пелагеи», «воина Елены». Поэтому, конечно, я думаю, что он это учитывал.

А.Пичугин

— Мы вскользь, Алексей Константинович, коснулись этой темы всеправославного совещания, которое после войны в Москве было, а можно немного подробнее. Потому что мы с Вами отдельную программу посвящали собору 1945 года, а у нас сейчас на Крите идет форум, который так и не стал собором в нашем понимании. Примерно та же история произошла ведь и в 1948 году, она не канонически такая же, но похожее нечто.

А.Светозарский

— Собор... то совещание...

А.Пичугин

— Сталин говорил о вселенском соборе.

А.Светозарский

— Конечно нет, этот статус постепенно таял, таял на глазах, несмотря на все усилия и нашей дипломатии, уже церковной дипломатии, внешние контакты возобновились. Тоже одна из примет этой эпохи военной и послевоенной, конечно нет — это было невозможно, такая проблема была нерешаемая. Но в принципе все равно были приняты довольно важные решения. То, что было нужно власти — это осуждение Ватикана за его позицию, особенно в годы Второй мировой войны, ну и конечно проблемы внутрицерковные — вопрос об англиканской иерархии, сугубо церковные, очень важные, отношение к экуменическому движению.

А.Пичугин

— Которое как бы осудили, Всемирный совет церквей осудили.

А.Светозарский

— Да, и почему все это объяснили, и о календаре говорили. То есть, был принят ряд важных решений, которые, конечно, церкви, которые не участвовали, там не считали для себя обязательными, но у нас на них очень долго ссылались, потому что никто их не отменял, на самом деле эти решения. Материалы были опубликованы. Конечно в полной мере этого формата не достигли. Это очень легко проследить, есть издание «Письма патриарха Алексия I Карпову».

А.Пичугин

— Это издано?

А.Светозарский

— Да, издано, там очень интересно следить, как это все готовилось.

А.Пичугин

— И как Карпов отвечал.

А.Светозарский

— Ну, там была такая очень большая организационная работа.

А.Пичугин

— Я просто тоже читал, как Карпов себя вел по отношению к патриархам, то есть он соблюдал определенный политес, даже в обращении к патриарху, как «Ваше святейшество», там же был долгий спор — брать ему благословение при встрече с патриархом, или не брать.

А.Светозарский

— Я знаю, что в письмах он его называл Сергей Владимирович по его светскую имени, но отношения были далеко не формальные.

А.Пичугин

— Я тоже об этом читал.

А.Светозарский

— Но это была работа патриарх Алексий I незаметно его критиком работал, изнуряюще, как он постоянно, не надоесть, но при этом последовательно, он возвращал Лавру, какие-то храмы, святыни, ведь возвращаться стали святыни. Из запасников музеев мощи святых, где это можно было, передавали чудотворные иконы, возвращали. Не в полной мере, но иногда это ему удавалось. Как-то мы не ценим этого, забываем об этом. Патриарх Алексий даже в свой день рождения не был один, уважаемый Георгий Григорьевич приезжайте, не к Литургии, так к обеду торжественному, я праздную скромно в патриарших покоях. То есть все время были представители этого ведомства, которых он сам приглашал, потому что он решал вопрос.

А.Пичугин

— Но он же не мог не пригласить.

А.Светозарский

— Не мог.

А.Пичугин

— А если бы он просто не позвал, там бы это как-то расценили?

А.Светозарский

— Трудно сказать, но просто не было бы таких отношений. Не знаю, насколько им было выстаивать лаврские службы, такое было тоже, где-нибудь в Успенском соборе.

А.Пичугин

— Карпову приходилось стоять.

А.Светозарский

— Карпов, Белышев, Трушин был уполномоченный по Московской области, Лавра входила в сферу его компетентности на его канонической территории находилась.

А.Пичугин

— Но об их отношении частном к религии мы ничего не знаем?

А.Светозарский

— Я думаю, что это было вполне обычное отношение чиновников.

А.Пичугин

— Ну когда чиновник атеист Карпов, когда он на протяжении многих лет, а он же, по-моему, до 1960 года возглавлял совет и потом еще какое-то время он после этого жил на пенсии, ничего не известно? Столько лет с патриархом, в патриархии, где-то еще. Никакой личной веры при этом не просыпается?

А.Светозарский

— Ну, мы этого не знаем, но я думаю, что здесь момент чисто человеческих отношений. Ну и потом, это же как было принято — партия поручила участок работы, партия считает, что это нужно, совет, он имел такую двойственную природу — держать, не пущать, контролировать и помогать. Тут ничего не скажешь.

В.Емельянов

— А может, кстати, и были у него какие-то чувства, как у верующего человека, действительно, мне кажется, сложно очень говорить, тем более он с ними общался и они же не просто какой-то документооборот у них был, все-таки это были...

А.Светозарский

— Нет это были отношения достаточно длительные, насколько это возможно. Со стороны патриарха, он интересовался, и здоровьем супруги, и отдыхом, и здоровьем самого Карпова. У него такие интересные эти письма почитать. Вот личные письма начинаются «Дорогой Георгий Григоьевич», — это уже такая переписка не казенная, там очень много интересного.

В.Емельянов

— Вообще это тоже отдельная тема для разговора и она тоже очень интересная.

А.Пичугин

— Может быть мы Алексея Константиновича и по этой теме как-нибудь пригласим.

В.Емельянов

— Пригласим, да и поговорим — это было бы интересно, именно из Ваших уст услышать. Мы нашим слушателям напомним, что сегодня 22 июня и мы вспоминаем, что 75 лет назад началась Великая отечественная война и сегодня мы говорили о...

А.Пичугин

— И будем говорить еще.

В.Емельянов

— И будем говорить еще о положении и о роли Русской православной церкви в годы Великой отечественной войны. На данном этапе в нашем нынешнем разговоре нам помогал русский историк, кандидат богословия, профессор, завкафедрой Церковной истории Московской духовной академии и Сретенской духовной семинарии — Алексей Константинович Светозарский. Спасибо Вам большое за столь интересный и увлекательный рассказ, очень много я лично для себя нового открыл, спасибо большое!

А.Пичугин

— Спасибо, всего хорошего!

А.Светозарский

— Спасибо!

В.Емельянов

— Приходите к нам еще! До свидания!

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем