«Труд ради счастья». Светлана Самара - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Труд ради счастья». Светлана Самара

* Поделиться

У нас в гостях была президент международной общественной организации «Метелица» Светлана Самара.

Наша гостья рассказала о том, людям с какими заболеваниями помогает ее организация, как встречи с болезнями влияют на отношения в семьях. Кроме того, Светлана поделилась своим мнением, о том, на чем могут быть основаны семейное счастье и доверительные отношения с детьми, а также рассказала, как поездки и труд в монастырях помогли сформировать в ее детях доверие Богу.

Ведущая: Анна Леонтьева


Анна Леонтьева — Добрый светлый вечер. Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях снова наша героиня Светлана Самара, президент Международной общественной организации «Метелица». Добрый вечер, Светланочка.

Светлана Самара — Добрый вечер, Анна, добрый вечер, дорогие радиослушатели.

Анна Леонтьева — Ну, Светлана была у нас на программе очень давно, очень нам запомнилась, и даже столько времени прошло, что мы уже перешли на «ты», так что вот будьте любезны, встречайте. И, Светлана, ну мы договорились с тобой, что сегодня разговор будет трудный и сложный. Вот, ну, уверена, что с какими-то светлыми выводами. На самом деле, на прошлой программе мы рассказывали про кубинского мальчика Хулио, который попал здесь в аварию, приехал заработать денег, помочь отцу, попал здесь в автокатастрофу с многочисленными переломами, ну, в общем, чудовищная история произошла, но была надежда на благополучный конец. И я даже бодро написала какой-то текст, прочитала его на Радио ВЕРА, там у меня всё хорошо кончается, но, к сожалению, нет, по какой-то причине стало хуже, парень, в общем, ушёл ко Господу. И у меня, знаешь, я не понаслышке знаю, что такое терять близких людей. И в это время с тобой была мама, Хулио Мерседес, да, её зовут. И я понимаю, как тяжело поддержать момент человека, который остался, и как тяжело, наверное, самому, когда ты вложил столько сил в это, и столько души. Вот давай с этого начнём. Как можно поддержать в этом случае, и как ты это делаешь?

Светлана Самара — Ну, наверное, здесь самое тяжелое еще и языковой барьер. Хотя мы очень старательно занимались она русским, я испанским. Понятно, что ни для меня, ни для нее это язык не родной. И времени было очень мало на то, чтобы действительно сидеть и полноценно заниматься языком. То есть если на бытовом уровне пошли кушать, помоги мне, давай я тебе помогу, пойдем, там, выйдем на улицу. Конечно, мы друг друга уже через какое-то время с полувзгляда понимали. Иногда даже говорить ничего не надо. Какие-то чувства... У меня тоже есть дети, и с моими детьми в разные периоды их жизни тоже происходили разные вещи, не всегда веселые. Я понимаю. И в основном, наверное, молча. В основном молча. Просто сесть рядом, обнять и все, и держать. Обнять и держать. На самом деле здесь мало что скажешь. И никакие слова. Вот я пришла и сказала, что Хулио Муэрте. И это был шок для нас, для всех, потому что после 100 суток реанимации, когда последний месяц, он начал набирать вес, он вернулся в сознание, у него появились щеки, он улыбался.

Анна Леонтьева — Да, я видела твой текст в социальной сети.

Светлана Самара — Он даже дразнил нас немножечко. Он каждый раз мне делал всякие такие жесты провокационные, показывал, ты привезла мне леденец на палочку? Он очень чупа-чупс любил. Ты принесла мне шоколадки? То есть он уже хотел шоколадок, нам разрешали ему это все привозить. Конечно же, это все, ну, очень маленькие вот эти чупа-чупсики, маленькие шоколадочки смешные. Мы ему привозили шоколад Аленка, у нас есть девочка Аленка, они в соседних комнатах, и он все время смеялся, что это маленькая Лена, и по возрасту, и по объему. Мы ему говорили, да-да-да, он говорит, такая же вредная, как наша Лена, потому что мало. То есть он уже через трубочку шипел, он очень... И вдруг совершенно резкая остановка кишечника, повторный виток сепсиса, и его моментально не стало. В общем, 1 марта мы были у него, он улыбался, а 2 марта нам позвонили и сказали, что, к сожалению. Увы, это история гнойных пациентов, это история гноя. Я говорила, и, наверное, буду как попугай повторять, Гной всегда выстреливает в спину, всегда. Мы очень надеялись, что этого не произойдет, но как спустя некоторое время сказала сама Мерседес, Хулио сломался, когда умер отец. В прошлом году умер его отец, и в мае мы так вот печально, жутко хоронили его по WhatsApp, то есть мы организовали все, на Кубе на тот момент действовали ограничения, связанные с ковидом, то есть похороны должны произойти в течение суток с момента смерти, и мы организовали все, чтобы они могли удобно расположиться, чтобы была связь, и мы всем домом не знали куда деться. Это ужасно, это самое страшное, что может быть. Похороны родного человека по WhatsApp. Я не видела ничего страшнее в своей жизни, ничего нелепее, ничего неуместнее в этой жизни я не увидела. И Мерседес сказала, что Хулио как будто подломился, потому что вот эта история, что он хотел спасти отца, а в итоге покалечился сам, он не мог это... вот никак он это не принимал, никак он не хотел, потому что он мужчина, он сильный, он красавец, и он был таким человеком, об этом мне уже говорили, писали его друзья, об этом мне писала его дочка Леанис, что он был совершенно отзывчив, он в любой момент срывался, ночью, днем он кидался всем помогать, он очень много на себя тащил, вот ситуация, что он не смог вытащить отца, и сам стал обузой, и летом, когда мы справляли дни рождения ребят и так далее, он все время говорил, ну вот это мое последнее лето. Я ему говорю, ты что, дурак, ни в коем случае так не говори. Ты прямо вот estúpido, так нельзя говорить, ты дурак, ты ведешь себя как дурак, ты же не глупый человек, почему ты так говоришь. И он смеялся, он соглашался, но Мерседес говорит, что он все равно периодически говорил, «Мам, у меня нет сил. Мам, у меня нет сил. Мне стыдно, что Светлана столько делает. Мне стыдно, что ты все время со мной рядом, и ты не живешь свою жизнь. Что все вокруг меня, а у меня нет сил». Что-то лопнуло внутри, что-то лопнуло, вот какая-то такая программа дала сбой, к сожалению. При этом он все равно шутил, смеялся, он все равно работал, он все равно надеялся. Но вот, к сожалению, травмы, которые мы уже обнаружили, уже спустя почти год после ДТП мы выявляли в ручном режиме переломы, которые всё это время гноились, и, к сожалению, операция и всё, ну вот, не дало того результата, который мы хотели. И плюс он жуткий аллергик, он жуткий аллергик, и в какой-то момент анафилактический шок от препарата, которым мы всегда пользовались. Но аллергия всегда вдруг случается. Тысячу раз использовали этот антибиотик, тысячу раз его назначали. Это совершенно стандартный препарат, и иммунный сбой для кубинцев характерна аллергия, у нас всегда лежал в супрастин, наготове всегда всё было наготове, мы это знали, мы обсуждали это с Мерседес, у нее всегда было все наготове. Но вот, к сожалению, сильнейший анафилактический шок запустил еще и гнойно-септические процессы, и, в общем, иммунитет не справился, к огромному сожалению.

Анна Леонтьева — Такая очень трагическая история, и очень... Вот у тебя пятеро детей, да? И они тебя никогда не спрашивают, вот почему таких людей Господь забирает, а каких-то, может быть, не таких оставляет?

Светлана Самара — Ну, у меня дети, они сами по себе достаточно верующие, наверное, даже где-то побольше, чем я.

Анна Леонтьева — Слава тебе, Господи, как я тебя сейчас позавидую.

Светлана Самара — Знаете, как я завидую своим детям? Потому что я пришла к вере, уже будучи достаточно взрослой, получив много всяких хороших и нехороших уроков. И как это в большинстве, через горе, через страдания. Дети как-то пришли к вере в радости. Причем я не могу сказать, что мы с мужем прям много для этого сделали. Мы, конечно же, старались, но, тем не менее, каждый из них живет с очень большим доверием к Богу. Старший сын, он служит в церкви, он не священник, он не хочет принимать сану в силу характера, но он служит, он алтарничает на подворье монастыря и уже много-много лет, и как-то они в этом смысле гораздо более такие внутренние, глубоко верующие ребята.

Анна Леонтьева — Потрясающе. Я вот иногда на программе разговариваю о ровно да наоборот, да, как вернуть детей к вере.

Светлана Самара — Я даже не знаю, как так получилось. Вот честное слово, я не знаю, как так получилось. Мы, конечно же, очень много времени тратили на то, чтобы говорить с детьми, съездить потрудиться в монастырь, служба и так далее. Все это было важно, но мы всегда очень боялись где-то передавить, мы боялись сделать церковь единственным выбором для них, то есть фактически создать условие, когда нет выбора. Потому что, когда нет выбора, знаете, как шутит моя мама, чем короче поводочек, тем сильнее хочется его перегрызть, даже если ты понимаешь, что дело хорошее. И поэтому мы старались, чтобы был очень длинный поводок, чтобы рулетка не размоталась, до горизонта, да. И как-то потихонечку, ну, наверное, всё-таки вот муж у меня такой, он уделяет много времени молитве, и бабушки у нас...

Анна Леонтьева — А так мы ничего не делали. В монастыре ездили, муж молитве уделяет, жена спасает тяжелобольных, лежачих.

Светлана Самара — Мы же это делали для себя, потому что нравилось, потому что хотелось. Наверное, просто они росли в этой среде без давления, без той истории, что мы, если ездили в монастырь потрудиться с детьми, не потому что мы благое дело совершали, а потому что, слушайте, монастырь далеко от Москвы, там пять несчастных монахинь, там не кошено, поехали просто к теткам поможем, ну что же, как им там тяжело, бедные женщины. Конечно, говорили, мальчишки, вперёд. То есть вот это начинало... А потом общение, потом...

Анна Леонтьева — Теперь я начинаю понимать, почему всё-таки верующие дети.

Светлана Самара — Ну как-то вот до сих пор самые такие яркие какие-то... А помнишь монастыри? А помнишь, мы ездили в Ярославскую область, вот туда на подворье? А помнишь, как мы в туалет чуть не провалились? Ха-ха-ха-ха. Вот какие-то... А помнишь, мы приехали, а нас батюшка отец Дионисий крестьянским супом покормил, а там два корешка, три зёрнышка, и мы ночью вскочили и поехали в какой-то соседний город едой запасать. А он, отец Дионисий, так вот, да, хороший супчик.

Анна Леонтьева — Из топора практически, да?

Светлана Самара — Ну, примерно, да. Мне кажется, мы за одной деревянной ложки, там вообще вся кухня. Ну, самые яркие какие-то такие воспоминания. До сих пор мы над какими-то вещами хохочем, как вот у нас младший выдрессировал телёнка монастырского. Телёнок только родился. Было такое достаточно разгруженное по работе лето, и мы могли часто туда ездить. И он этого новорожденного телёнка приучил подбегать к нему и ставить копыта на плечи. Ребёнок был 10 лет.

Анна Леонтьева — Как собачку.

Светлана Самара — Да, к осени, когда мы там к концу осени приехали, сестры сказали, вот ты приучил, ты теперь отучай. Потому что это раньше был телёночек, а сейчас это бык. Мы, говорят, идём их поить, а он несётся и пытается запрыгнуть. Поставить копыта на плечи. Иди, иди, отдувайся. Я говорю, Саша, а как я тебя просила, не делай, пожалуйста, это. Ну вот он действительно выдрессируется. Мам, я не думал, мам, я не думал. Старшие все время говорят, а зря, думать очень увлекательно.

Анна Леонтьева — Светлана, вот тебя просто президентом как-то представить не то что-то, все-таки надо добавить, что ты с группой добровольцев выхаживаешь очень тяжелых, лежачих практически, людей, больных.

Светлана Самара — Ну, президентом меня называют только, когда там надо в налоговую ехать в Министерстве юстиции.

Анна Леонтьева — Ну, мы же не в налоговой сейчас.

Светлана Самара — Я тогда президент, да. А так, ну, я просто руководитель. Да, у нас команда не совсем на данный момент энтузиастов, потому что через почти 10 лет мы, наконец, подошли к моменту, когда у нас даже помимо энтузиазма есть небольшие зарплаты, поэтому это уже не голый энтузиазм, но на самом деле, да, действительно, мы выхаживаем тяжелых пациентов после переломов позвоночников, разного рода шейные, спинальные травмы, черепно-мозговые травмы, у которых... Знаете, это прозвучит сейчас вот ужасно, я когда это произношу, я думаю, что нужен переводчик. Наши пациенты — это люди после спинно-черепномозговых травм с гнойными ... в коморбидных состояниях. Для этого действительно нужен переводчик.

Анна Леонтьева — Да, да, это просто чувствуется, что ты уже осваиваешь профессию врача, в общем, достаточно глубоко.

Светлана Самара — Невозможно по-другому. Дело в том, что наши пациенты — это люди, у которых несколько диагнозов. После перелома позвоночника наступает очень много последствий. Отказывают органы малого таза, то бишь мочевой пузырь, перестаёт работать кишечник, отказывают ноги, нарастает иммобилизационный синдром, идёт потеря веса, образуется саркопения, это такое старческое состояние, усыхание. И каждый диагноз ухудшает прогноз по сопутствующим диагнозам. То есть, это сочетание диагнозов. И вот этот огромный букет, как правило, и топит подопечного. Чаще всего это пневмония, причина летальности, причина смерти пневмонии, неработающий мочевой пузырь, который в дальнейшем приводит к инсультам, и потеря веса, просто общее истощение. Если на это всё накладывается ещё и гной, то есть пролежни, разного рода трофические язвы, то ситуация становится, конечно, страшной. Наши пациенты после реанимации, после длительного лежания в больнице в 100случаев имеют тяжелейшие пролежни, осложнённые гноем, и пневмонии лежачих. Вот прямо есть такое определение — пневмония лежачих, потому что люди невертикализированы, в лёгких образуется застой. Ну, знаете, в своё время кто сказал, что жизнь — это движение? Наверное, все повторяли в разных вариантах.

Анна Леонтьева — Да, уже даже не скажешь, кто сказал.

Светлана Самара — И наблюдая много лет этих пациентов, я вам точно могу сказать, там, где нет движения, там начинается умирание. Там она не просто угасает, а там прямо начинается умирание. И вот наша задача, эти вопросы, комплексно. К сожалению, к нам пациент обращаются подопечные, когда они уже как минимум год пролежали дома, когда уже пролежни, когда уже безысходность, когда уже некуда деваться. И чаще всего это люди, у которых по каким-то причинам либо нет родственников, либо пожилые болеющие родители, либо место какое-то очень удаленное, куда ни врача не вызвать, ничего не сделать, тогда таких пациентов мы забираем вот в свой гостевой дом, либо стараемся, где возможно, конечно, мы стараемся дома всё настроить, найти кровати, коляски, памперсы, всё остальное, пройти МСЭК, заставить, чтобы МСЭК прошёлся на дому, а не таскать тяжёлого пациента по больницам. Мы стараемся всё это организовать, чтобы прекратить умирание, потихонечку начать выживание.

Анна Леонтьева — Начать движение.

Светлана Самара — А дальше из выживания перейти к тому, что вообще-то жизнь продолжается.

Анна Леонтьева — Светлана, вот я начала с вопроса о том, как ты поддерживала маму, ушедшего от вас Хулио, и хочу теперь тебе задать вопрос. Как... Знаешь, у меня недавно было неожиданно какое-то... Ну, у меня брали интервью, то есть так получилось, я что-то хотела спросить про какой-то курс психологический, самореализация очередной, вот, и я всё время спрашиваю, ничего никогда не поступаю, ни на какой курс. Но неожиданно психолог начала спрашивать что-то меня, вглядываясь так внимательно и сознанием делав моё лицо на экране. И она говорит, откуда вы берёте свой ресурс? И тут, знаешь, я прямо чётко поняла, что я вообще не знаю этого вопроса. Я не понимаю, откуда я беру свой ресурс, мне даже вопрос это не стало понятен, я теперь вот об этом думаю, поэтому я хочу тебе его прорисовать. Вот, ну не так, конечно, вот как, откуда ты черпаешь силы, и вот это всё как бы через тебя проходит. Я же понимаю, что проходит непосредственно через душу, не...

Светлана Самара — Ну, конечно, через меня, потому что, собственно, я живу на базе, я иногда езжу домой, чтобы там взять какие-то чистые вещи. Свекровь смеется, говорит, что барахло кончилось, приперлась. Так вот без мужа приедешь, дверь не открою, не узнаю. Но шутки шутками, если я отвечу, что Бог дает, то, наверное, это будет единственный правильный и исчерпывающий ответ. Такая нервная система. Это не какие-то психологические вещи, это не какие-то, не знаю, там, тренинги.

Анна Леонтьева — Ты не ходишь к психологам, да?

Светлана Самара — Я хожу к психологам. У меня есть как бы люди, с которыми, безусловно, я обсуждаю текущую работу, какие-то ситуации, которые меня вызывают смущение, супервизия, всё это, конечно же, интервизия, всё это должно быть обязательно. Но я сама не хожу к психологу с личными проблемами, с переживаниями, с выгораниями, я не знаю, что такое выгорание. К счастью, Бог дал такие нервы. Вот они такие, и наоборот, в какой-то тяжелой ситуации я... У меня такое ощущение, что переключается какой-то тумблер, я начинаю очень быстро, очень хорошо соображать, гораздо лучше, чем в обычной жизни. Иногда мой муж шутит, что, если бы ты вот этим всем не занимался, ты бы, наверное, разрушала все вокруг себя. Я не понимаю, я не знаю. Какой-то момент я пыталась на этот вопрос, мне часто его задают, найти какой-то достойный ответ, он не нашелся. Вот я так устроена, и все.

Анна Леонтьева — Вот ты рассказывала в нашем разговоре, что тебе могут позвонить в 2 часа ночи с какой-нибудь просьбой, ну, как бы на полном серьезе считая, что ты можешь функционировать вот 24 часа, да, и вот где заканчивается благотворительность, начинается уже... начинают тебя кушать? Вот я такой по-простецки спрошу.

Светлана Самара — Здесь, наверное, тоже нет четкой границы, потому что когда мне звонят в 3 часа ночи и говорят, помогите, пожалуйста, мой брат попал в ДТП, и сейчас мы не знаем, что делать с моей мамой, потому что... И тогда я говорю, да, дайте трубку маме, я буду с ней разговаривать. Но вот были длинные выходные, половина второго ночи, мне звонит чудесная дама и рассказывает страшную историю, что её сын погибает, что никто не может поставить диагноз и так далее. Я совершенно обалдевшая, потому что первый раз я уснула в какое-то приличное время, а тут меня вырвали, и вообще я так спала хорошо. И я говорю, пришлите на WhatsApp, но я думала, что она утром пришлет. В выходные дни, три выходных. Что я ночью сделаю, что бы там ни происходило, тем более нет диагноза. Потому что, ну, это не ситуация, когда попал в ДТП, надо вызывать скорую, там, и бежать, помогать, спасать и так далее. Я думала, это будет утром. Она мне присылает тут же эти бумажки. Я вижу, что 6 числа 20-летний ребенок пошел в больницу. Там терапевт ему сказал, что надо бы сходить к лору, потому что он подозревает, что это не просто ангина. Тут же оказалось окно у лора, в этот же день, там в течение часа принял лор и сказал, слушай, молодой красивый, у тебя мононуклеоз, болезнь поцелуев, поэтому тебе надо вот в больницу, вот в эту, к инфекционисту, он тебе назначит лечение, завтра вот тебе направление, завтра я тебе вот запись, там есть запись, я как врач врачу, я тебя записываю, вот вот только-то быть там, но уже можешь начинать лечение, форма не яркая, переболеешь быстро. Он идёт к инфекционисту, инфекционист подтверждает мононуклеоз, подтверждает симптоматическое лечение, всё вроде бы замечательно, но комментарий сегодня — и вот что они его гоняют? А если это не мононуклеоз? А если то? А зачем они ему потом анализы назначили? Потом? Зачем? Я говорю, ну вам же прям инфекционист в выписке написал, для исключения осложнений. А вы знаете, сколько эти анализы стоят? Я говорю, вы хотите сказать, что вот сейчас, в половину третьего ночи, я должна решать проблемы 20-летнего коня, который нацеловался с девчонками, слава Богу, что он может это делать, я говорю, вот знаете, нет, вот сами разбирайтесь, как хотите. Я говорю, а кто вам дал телефон? Наташа. И вот я подумала провести черту благотворительности, позвонить сейчас в полтретьего ночи Наташе и сказать, Наташ, а не хочешь ли ты помочь своей подруге полечить у 20-летнего здорового парня? Мононуклеоз. Давай сейчас подорвемся и побежим. Ну, я, в общем, легла спать. Здесь, наверное, черта в голове у каждого человека своя, увы.

Анна Леонтьева — Ну вот мы также говорили с тобой о том, что, знаешь, бывает благотворительность и благотворительность о том, что когда дети просто уезжают в какие-то красивые места и оставляют своих родителей, они знают, что родители под присмотром, поэтому их ничего не гложет, когда они уезжают, присылают тебе фотографии закатов. Но вот это, что это, какая благотворительность? Это же как не введение во грех, как говорится.

Светлана Самара — Нет, у меня здесь очень чёткая черта, я не участвую в этих мероприятиях. Я всё время на эти фотографии красивых закатов и просьбы сгонять к маме в Дмитров, потому что там что-то маме взгрустнулось, а мы тут пока, у нас тут «релокейшн», я говорю, ребят, либо мама с вами на Бали, либо это ваши проблемы.

Анна Леонтьева — Хороший ответ.

Светлана Самара — Потому что у меня есть моя мама, которой я обязана, это мой крест, у меня есть свекровь, которой я обязана, это мой крест, у меня есть внуки, в конце концов, у меня есть чем заняться.

Анна Леонтьева — Сколько у тебя внуков?

Светлана Самара — Трое.

Анна Леонтьева — Здорово.

Знаешь, вот когда бабушка у меня была старенькая, ее давно уже нету, и я вызывала к ней каких-то врачей, то был такой уровень медицины в том регионе, где мы жили, в Московской области, что каждый раз приезжали, говорили, слушайте, ну лет-то сколько, ну то есть как она должна себя чувствовать, а лет-то, в общем, не так уж и много было. Сейчас, слава Богу, я смотрю, что это всё налаживается. Ты согласна? Как-то врачи более оперативно приезжают даже к стареньким пациентам.

Светлана Самара — Вы знаете, я не могу сказать, вот, исходя из всего моего опыта, во-первых, я сделаю поправку, я все-таки не врач.

Анна Леонтьева — Да, да, да. Врач я сказала на самом деле в фигуральном смысле.

Светлана Самара — Иногда люди цепляются за это, и я боюсь, что если прозвучит врач, то прямо мне будут три часа ночи звонить и говорить, чем помазать.

Анна Леонтьева — Светлана не врач.

Светлана Самара — Дело в том, что я не могу сказать, что прямо медицина изменилась. Она стала более упакованной, укомплектованной и так далее. Как раньше, так и сейчас все зависит от человека. Иногда в области, и не обязательно в московской, приезжают молодые и юные девчонки, которые вот только отучились, и они выкладываются, и они тащат на себе. А иногда даже в Москве бывает, что он так, ну так. Вот всё от человека идёт, всё идёт от человека. Но в целом, на мой взгляд, всё меняется к лучшему. Я не могу сказать, что в том темпе, в котором хотелось бы. Конечно же, хотелось, чтобы мы завтра проснулись, и на приеме сидели исключительно сердобольные, участвующие врачи с потрясающе высоким уровнем эмпатии. Но, наверное, это бессмысленно, потому что я могу сказать, исходя из своего личного опыта, ты не можешь 24 на 7 выдавать нужный...

Анна Леонтьева — Конечно, врачи тоже люди.

Светлана Самара — ...каждому приходящему уровень эмпатии. Определенный здоровый цинизм должен сохраняться, иначе ты сойдешь с ума. Я просто знаю, что вот мои коллеги, люди выгорают. Если я не выгораю, не значит, что не выгорает никто другой. Люди выгорают, люди устают. Свойства здоровой психики, я это повторяю всё время как попугай, свойство здоровой психики — уходить от чужой боли, потому что каждому хватает своей. Поэтому, наверное, врач — это всё-таки не услуга ни в коем случае. Врач — это не сервисная профессия. Врач должен спасти вашу жизнь. А любить вас и ценить вас он не должен, не надо от него это ждать. Конечно же, очень хочется и вежливости, и, наверное, хочется участия, конечно, хочется, безусловно. И в идеале так и должно быть. Но мы живем не в идеальном обществе, и когда в три часа ночи мы вызываем урологическую скорую, урологическую бригаду нашим подопечным, я понимаю, что вот в 3 часа ночи от ребят, которые с 9 утра вчера гоняются по Москве вот к таким подопечным, как у нас, с дырками в мочевом пузыре, с мешками, ну, наверное, не надо ждать, что они сейчас скажут, а не будете ли вы любезны приоткрыть нам дверь. Наверное, они бегом ворвутся и будут делать свою работу, это надо правильно понимать. На самом деле, сейчас хватает разного. У нас был случай в прошлом году в моей любимой N-ной области, не будем уточнять, когда 93-летней бабушке перелом с огромным смещением, так что кости, концы костей смотрят в разные стороны, просто накладывают гипс и говорят, всё срастётся. И когда внуки забили тревогу, когда у бабушки начало плечо чернеть, мы попросили срочно сделать снимок за деньги, его сделали, а там как бы просто не смещённый перелом, там начинается отмирание. И врач говорит, да нет, срастется. Он сказал, посажайте бабушку в машину и бегом в Москву. Через 4 часа вы будете в Москве. В Москве бабушку прооперировали замечательно, оперировали в ноябре, бабушку восстановили. Вот как раз в эти же длинные выходные приезжала внучка этой бабушки, сказала, ну, она привезла подопечные какие-то фрукты, какие-то там сюрпризы, ну, так она выразила спасибо, и она говорит, мы были в те выходные у бабушки, бабушка поднялась на четвертый этаж по лестнице без лифта, и сказала, какая она старая. Потом пошла, дошла до пятого, попыхтела, поругалась, что старость не радость и так далее. Бабушка жива и здорова. Врач не видел, что перелом не консолидирован? Да видел. Но вот эта логика, ну возраст и так далее. Ну она операцию не выдержит, а без операции ей прямо замечательно. То есть операцию не выдержит сердце, а то, что рука будет отгнивать, она, конечно же выдержит, а без операции ей прямо замечательно. Что в голове у этого человека, я не знаю, там сейчас этим занимаются родственники. И так тоже бывает. Но я еще раз говорю, я очень против вот огульного, очень против. Есть хирурги, с которыми мы дружим и общаемся, и в одном случае мы ругаемся до искр просто, а в другом случае мы прямо вот, прямо готовы идти спасать мир плечом к плечу в любое время суток. Ну, потому что разные ситуации, потому что разные пациенты.

Анна Леонтьева — Ну, потому что разные ситуации, правильно ты сказала как-то в разговоре, что не мы решаем за Бога, сколько будет жить эта бабушка, потому что, может быть, ей суждено прожить до 100 лет или ещё что-нибудь.

Светлана Самара — Да, это не наше дело.

Анна Леонтьева — Да, Светлана, а вот хочется спросить тебя. Вот была девочка у тебя, тоже такая история, разрыв аорты, ну, я думаю, что у тебя все такие истории. Она, если не ошибаюсь, с восьмого этажа, да, она упала, и вывозили её на экскурсии, чтобы пробудить в ней вот это вот... даже не интерес к жизни, а как-то ты здорово так сказала, что есть жизнь помимо вот этой боли, да, что есть какие-то впечатления помимо вот этих страшных впечатлений. Как она себя сейчас чувствует, что происходит?

Светлана Самара — Сейчас она себя чувствует хорошо, мы только что с ней разговаривали, она в командировке в Краснодаре. Она ходит? Она ездит за рулем. Она ходит, она ездит за рулем, она вышла на диплом, завтра мы ждем, вот сегодня должны были получить, я как раз по дороге созвонилась с хирургом, подтверждение, это последняя реконструктивная операция на тазу, это сложно, это старая травма, это мало кто делает, практически никто не делает. Вот 5 лет мы искали команду, которая возьмется, мы нашли эту команду, сегодня нам должны были подтвердить квоту, но там какие-то технические накладки, они ее еще не видят, завтра они нам подтвердят квоту и дату госпитализации на операцию. Она будет возвращаться к этому времени из Краснодарского края, где она в командировке.

Анна Леонтьева — Ну это уже звучит, как вообще-то такая нормальная жизнь, да?

Светлана Самара — Ну это боец такой, это берсерк просто.

Анна Леонтьева — Это же девочка была переломанная.

Светлана Самара — Это девочка, она сейчас со своим молодым человеком.

Анна Леонтьева — Расскажи про эту свадьбу.

Светлана Самара — Это не свадьба пока еще.

Анна Леонтьева — А, это другая свадьба.

Светлана Самара — Да, у нас другая свадьба. Две других. Здесь, я надеюсь, впереди свадьба. Мы договорились с подопечным, что один год одна свадьба и только в августе. Вот такая добрая традиция у нас сложилась. Лена, она очень много помогала, она везде со мной ездила, на коляске, ее вообще ничего не останавливало. Она прямо вот на коляске, она моталась со мной по другим городам в командировки, она очень такой мотор, ей очень не хватало движения, и она необременительный психологически человек, наоборот, и я ее везде с собой брала, и вот такая привычка везде совать свой нос у неё сложилась, и это, на самом деле, здорово, потому что она шикарно совершенно занимается медобеспечением, закупкой, выбиванием, добыванием и так далее. И у нас же подопечный Никита, у них завязались очень тёплые отношения, и это сейчас вот пара, которая встречается, насколько это вообще возможно, мы так пытаемся давать им всякие возможности куда-то поехать вместе, и так далее. Сейчас они уехали в Краснодарский край, с одной стороны, к родителям Никиты проведать, с другой стороны, у нас там достаточно тяжёлая ситуация с нейросаркомой у подопечной в терминальной стадии. Сейчас вот благодаря тому, что Лена там, и Лена очень многие вопросы там решает, и как-то прилично сказать на Радио ВЕРА, кошмарит местную медицину. Прилично?

Анна Леонтьева — Прилично, да.

Светлана Самара — Тогда она кошмарит там местную медицину, выбивает направление лечения, достает онкологов, достает гипотологов и так далее. У нее это хорошо получается. Она организует всякие консультации в Москву для этой подопечной телемедицинской. И вот, слава Богу, у них сразу и отдых, и работа.

Анна Леонтьева — Ну, это потрясающе, потому что на той стадии, когда мы с тобой разговаривали, это же был просто еще такой совсем неходячий человек.

Светлана Самара — К сожалению, да. Но вот сейчас, слава Богу, она очень самостоятельная.

Анна Леонтьева — Светлана, а можно попросить тебе рассказать про свадьбу, которая состоялась? Мальчик-колясочник и девочка какая-то очень симпатичная. И знаешь, я увидела твой текст, эти картинки. Многие из нашей редакции сейчас отслеживают тебя, твои истории, потому что, ну, они просто потрясающие. И, знаешь, там столько радости, столько какой-то жизни и какой-то чистоты, как мне показалось. Вот мне было очень радостно смотреть на их лица.

Светлана Самара — На самом деле это вообще исключительная история. Это такая первая детская любовь. Они дружат со школы, с какого-то такого... Вот недавно мы прям листали фотографии в Юлином телефоне. Ну, им там, наверное, лет по 11-12. И в итоге, закончив школу на втором курсе института Кеша, травмировался, травмировался очень серьёзно, перелом позвоночника огромная конструкция и Юля, ухаживая за ним, навещая его потихонечку-потихонечку они как-то вот решили, что они хотят быть вместе они совсем молоденькие Юле 20, Кеше вот 22, позавчера у них была годовщина свадьбы и сегодня вчера утром они вернулись из Санкт-Петербурга, куда они ездили просто на выходные, ну вот, потому что годовщина, потому что захотелось. Ну, я думаю, что осенью Кеша уже на своих ногах сможет съездить в Санкт-Петербург.

Анна Леонтьева — Да, ты что?

Светлана Самара — Ну, он уже ходит с опорой, то есть он в брусьях уже ходит, тяжело, сложно, но вот к огромному счастью. А Юля работает у нас тренером, мы посмотрели, как она ухаживает за ним, что она умеет, она в прошлом сама спортсменка, и мы предложили ей, ты приезжаешь там три раза в неделю с Кешей сюда, чтобы он занимался, собственно, выходи на работу. Она подумала-подумала сначала и согласилась. Очень-очень классная девчонка, очень хорошая, умничка такая прям. Ну, они действительно хорошие ребята, они очень повзрослели за это время, очень...

Анна Леонтьева — Ещё бы.

Светлана Самара — Переоценили и себя, и друг друга, и жизнь, и... Ну, действительно такая красивая пара.

Анна Леонтьева — Вот ты сейчас так с грустью подумала, вот чего, когда, знаешь, парень и девушка встречаются и вот бесконечно решают для себя вопрос, вот они подходят друг другу или всё-таки не подходят, и вот никаких травм, да, никаких болей, и почему-то вопрос решается гораздо сложнее.

Светлана Самара — Не знаю, у всех по-разному, тут опять у всех по-разному. У меня старший сын жену знал 3 дня.

Анна Леонтьева — Да ты что?

Светлана Самара — Трое детей, 10 лет брака, вот прям недавно было 10 лет. И они абсолютно довольны, они как-то очень, так вот у них здорово. Но так получилось у нас, они приехали к нашему духовнику, там папа просил что-то передать, я не помню, что. И сын наш решил благословиться, дружить. Девушка православная, верующая, а то как-то и поговорить особо не с кем. Батюшка спросил, сколько тебе лет? Говорит, двадцать пять. А тебе? Двадцать пять. Чего дружить-то, женитесь. Они приехали такие, о, вот батюшка сказал, что он благословляет жениться. А папа у нас с юмором сказал, ну а куда же я против духовника от своего. Конечно, женитесь. И представляете, вот как-то они так очень серьезно к этому отнеслись, мы решили не лезть в эту историю.

Анна Леонтьева — Вам, ну, тебе не было страшно, что они там несчастны, будут три дня друг друга знали?

Светлана Самара — А вы знаете, мне было бы страшно в любом другом случае точно так же, как и в этом. Я знаю пары, которые много лет проживали вместе, и казалась вот любовь, а потом что-то происходит и оказываются совершенно чужие люди. Я знаю браки, которые вот по настоянию родителей, и тем не менее постепенно как-то Бог дает любовь, и люди взрослеют, люди принимают друг друга и проживают всю жизнь, и вдруг понимают спустя время, что оказывается вот любовь, и такие вещи я знаю. У меня мои прекрасные друзья детства, которые женились по большой, нереальной любви, и, Господи, это было так красиво, и все были так за них счастливы, разводились, отрывая друг от друга куски мяса. Поэтому мне было страшно в любом бы случае одинаково, поверьте.

Анна Леонтьева — То есть ты просто как мать убрала руки оттуда, да?

Светлана Самара — Вы знаете, я уже цитировала свою матушку, которая говорила про длинный поводок. У нас не принято заходить к детям в комнату без стука, у нас не принято ни компьютера, ни телефона, ни кармана, это для нас всегда было неприкасаемо, мы всегда с ними общались по принципу «хочешь — скажешь, не хочешь — ну ты все равно наврешь, потому что ты не хочешь, зачем провоцировать». То есть вот у нас папа такой вот, знаете, как в Макдональдсе свободная касса, у папы всегда так вот делал вид, что у него свободные уши всегда, в любое время. И он очень много говорил с детьми, очень много, он очень много их выслушивал, даже не столько говорил, сколько выслушивал. И поэтому старшенькому 35 годиков скоро будет, каждый вечер он звонит, там папа, у нас такие вот дела, сейчас детей уложили, тоже сами спать пойдем, там я завтра туда, я завтра сюда. Вчера он прислал прекрасное видео, как они со старшей дочкой едут куда-то на Кольский полуостров сплавляться по реке, такие на вокзале сидят. Такой маленький рюкзачок и большой рюкзак. Вот они едут вместе. Не знаю, нам это помогло сохранить отношения с детьми, несмотря ни на что.

Анна Леонтьева — Вот это замечательный лайфхак. Свободные уши.

Светлана Самара — Да.

Анна Леонтьева — И длинный поводок. Как-то очень это всё весомо прозвучало, то, что ты сказала, потому что очень часто вспоминаю какие-то неприятные воспоминания, конечно, когда очень хотелось, чтобы дети стали такими правильными, и ты много знал правильных слов, но, видимо, был недостаточно харизматичен для того, чтобы тебя услышали. Но вот очень рада, что всё-таки... У меня, кстати, муж тоже, он был таким психотерапевтом для детей и всегда мог объяснить им, что происходит. И я сейчас, когда его нет, я пожинаю плоды, потому что он что-то посеял. Например, у меня братья, мои дети, прости, про себя так два слова буквально. Мои дети, они старше и младше, посередине девочка, и вот они всегда дрались. Мы когда ехали в путешествия, то сажали Дашу между ними в машине, чтобы она им рассказывала историю, и они как бы так это не подрались. И я помню, как я ужасно расстроилась и убежала в слезах, когда они из-за какой-то ерунды опять начали ссориться, уже такие подростки довольно крупные. И папа, я слышала из соседней комнаты, как мой муж объясняет им, вы понимаете, почему мама так расстраивается? Потому что вы друг к другу самые близкие люди. Даже вы из одной утробы появились, вы даже ближе друг к другу, чем мы с мамой в чём-то. Потому что вы прямо вот... И мне кажется, что это всё дало плоды. Ну да ладно, хватит о себе. Я хотела, знаешь, порасспрашивать тебя вот про монастыри, ваши поездки в монастыри. Вы же там не просто ездили работать, вы же помогали там еще и лечить монахов, монахинь, батюшек.

Светлана Самара — Ну, мы сейчас стараемся по мере возможностей, прежде всего финансовых, ездить. Дело в том, что чем дальше от Москвы, тем скромнее жизнь. Как правило, монашествующие — это, конечно, аскезы, это, конечно, самопожертвование, и это огромный труд, огромный физический труд. Когда-то я разговаривала с одной из сестер в Переславле-Залеском, Федоровском монастыре, она мне сказала, что еще в такие стародавние года, когда я была еще совсем девчонкой, вот я была в послушании в Пюхтицком монастыре, и одна из монахиней сказала, что ты будешь плохой монахиней, если ты себе голову не починишь. Я удивилась, почему мы с таким энтузиазмом там работали, мы так пахали, там какая-то лесопилка, мы эти там сучки бесконечные обрубали, эти сучки бывали по два-три метра, и мы так выкладывались, и она говорит, ты надорвешься и будешь обузой. Ты будешь не помощью, а обузой, научись правильно работать, чтобы это было во славу Божию, а не в горе и слезы сестрам вокруг тебя. Думай головой. И как-то вот мы так вот туда попали случайно в Переславль. Я туда попала случайно совершенно, очень прикипела к этому месту и много лет уже, и когда я первый раз туда приехала, там еще деревья на куполах храмов росли такие метра по три, а потом потихонечку на наших глазах монастырь преображался, сейчас он такой большой, красивый, светлый, как Матушка Варвара, Царствие ей Небесное, шутила, двое «Самар» заменяют 42 мужика взрослых. Я говорю, почему? Ну, приехали двое твоих, и за день выкосили монастырь весь, от начала до конца и вокруг. А потом к празднику престольному приехали судебные приставы, вот они, там покровитель Феодор Стратилат, и вот они тоже за день выкосили монастырь. Я говорю, я поняла, матушка, мои будут приезжать чаще. Да, говорят, и едят они меньше. Ну, это, конечно, шутки шутками, но на самом деле труд тяжелый. Труд тяжелейший, и можно говорить много. Много лет у меня была возможность приезжать не одним днём, а оставаться на 3-4 дня, иногда на неделю, особенно когда дети уже были такие подростки, когда они тоже могли взять лопату и пойти потрудиться. И видя эту жизнь изнутри, видя, сколько человек помимо сестер приходит и садится каждый день на трапезу, это тяжелейший труд, часто на износ. В том же Переславле-Залесском, ну очень сложно вырваться в Москву и получить все эти направления и так далее. Часто монастыри даже не в качестве послушания, а просто так складываются обстоятельства, принимают родственников монашествующих, а что делать? Потому что монашествующие — это не значит бросивший всех, это заблуждение, это неправда. Никто никогда не благословит принять постриг и бросить свою семью на произвол судьбы, даже не обсуждается.

Анна Леонтьева — Это клише такое просто, да?

Светлана Самара — Да, это почему-то клише вот такое сложилось, что он ушел от мира. Что значит ушел от мира? Это как был его крест, его родители, так он и остался, его крест, и никто его не отменял. От мира ты, может, ушел, но от своего креста нет, никуда ты от него не уйдешь. Это раз. Два, просто часто люди приезжают в послушание пожить, остаются, часто это нездоровые физически люди, плюс работа. Это бывают люди и психически нездоровые. Как правило, травмы, сложные, серьезные травмы психологические. И здесь вот мы стараемся как-то построить маршрут, собрать команду там хирурга, терапевта, эндокринолога, поехать туда на два-3 дня. Приходят, естественно, не только монахи и сестры, и насельники монастыря, а приходит еще полдеревни. В общем, вот так.

Анна Леонтьева — Расскажи эту чудесную историю, как твой сын чуть не ушел в Соловецкий монастырь.

Светлана Самара — Это было достаточно давно, он еще был такой младшенький, мелкенький, ему было, наверное, лет восемь, и мы вот как раз с ним поехали, зима, было очень холодно, перед крещением были такие жуткие морозы, и мы поехали с ним потрудиться, была у нас пауза такая в работе, и уже закончилась служба, уже трапезничали, уже все закрывалось потихонечку, ближе к девяти вечера. Ночь черная совершенно, ничего не видно. Мы почистили подсвечники, прибрали все в храме, уже собирались закрываться. И входит монах в такой очень-очень потрепанный, в такой вот прям так, в одежде такой, курточка заленяла. И он говорит, что матушка благословила покушать. А матушки нет, она уехала в этот день, она в отъезде, она только завтра вернётся. Ну, со мной были послушницы, они так раз... Я говорю, точно матушка благословила? Он говорит, ну, конечно. Я говорю, ну, пойдёмте, они так раз. А трапезная в другом конце монастыря темно, далеко. В общем, я взяла ключ, пошла его кормить. Ребенок, естественно, тут же поскакал за мной, а он такой очень открытый, очень любопытный, тут же тысячу вопросов, а кто вы, а что вы, а почему ночью? И он рассказал такую историю, что он идет из монастыря на Соловки пешком в такое благословение, потому что он задумался о том, чтобы принять схиму, но его духовник сказал ему, что ты слишком молод, и вот такой тебе путь, чтобы ты понял, от чего ты уходишь, от чего ты хочешь отказаться, посмотри, иди, оцени, готов ли ты. И вот он дошел там, по-моему, с Липецкой, с Воронежской области, вот до Переславля, и он там приболел. И где-то там он себе в каком-то там вот шалаше, вот он там перебаливал день-два, и он пришел днем раньше к матушке, он ее застал. Она благословила пару дней, конечно же, приходить кушать горячее и так далее. И вот за разговором этот чудесный Серафим, оказалось, его зовут Серафим, вот он рассказал всякие свои истории по дороге и так далее, пока мы ему грели суп, пока мы его покормили, мой ребенок расплылся. Надо сказать, что это потом уже, когда свет в трапезный включил, и не в темноте, достаточно приятный, очень такой харизматичный, молодой, такой, знаете, вот апостола Павла таким рисует, вот такой немножко ассирийская, такая персидская внешность, очень яркий. И он так рассказывал какие-то вот вещи из там своей жизни, из монастыря, и мы очень долго проговорили, чаем напоили его, что-то, какую-то еду ему еще там с собой положили, и вот уже идти. Этот легкий, худой, он же пришел вон откуда. И мой мелкий за ним. Я вижу, что они исчезают в темноте просто. Я понимаю, что вот они уже вышли за ворота, а я в скользких ботинках их просто не догоняю. Я выскакиваю, и они выходят из угла, то есть они там вокруг обошли и вернулись. То есть договорили, и он его вернул обратно к воротам. И я вижу, что он увидел мое вот это перепуганное лицо, и мне говорит, мать, ну неужели ты думаешь, что я сумасшедший, что я мальчишку... Ну просто у нас разговор. А Саша мне говорит, мама, а я бы пошёл. Я говорю, я знаю, поэтому я так и испугалась, что ты бы пошёл. Ну, такие яркие очень примеры, и сын очень долго, ну, мне кажется, он у него до сих пор в помяннике записан, он у него очень яркое впечатление произвёл.

Анна Леонтьева — Но ты знаешь, очень важно то, что ты рассказываешь, потому что существует очень много мифов, на самом деле, про монастыри и про то, что люди там живут, как у Христа за пазухой, да, и на всем готовом, что там молиться только остается, да, может это виноград сажать.

Светлана Самара — Да, они живут на всем готовом, просто это готовое, готовят они сами. Монастыри — это, как правило, коровы, утки, куры, выпечка, огороды, огромнейшие огороды, где... людей ты еще не везде наймешь, и хотел бы, может быть, но не везде наймешь. Сейчас моя очень близкая подруга, я не буду говорить, из какого монастыря, но вот ей просто пришлось идти просить благословения, перейти в другой монастыря, потому что у нее началась вибрационная болезнь позвоночника из-за того, что она несколько лет просто пахала на тракторе. Она просто расшатала себе позвоночник так, что ну она вот ни встать, ни сесть, ничего не могла. Владыка, естественно, благословил. Тяжелейший труд, просто тяжелейший труд. И в московских монастырях люди не сидят без дела, уж вы мне поверьте. Там хватает кого покормить, кого обстирать, кому пошить, и послушания очень много, и в приютах, и в хосписах, и так далее. Все не так просто, не так однозначно. Я думаю, что если очень хочется рассуждать о монашеской жизни...

Анна Леонтьева — Надо сходить желательно подальше от Москвы, да?

Светлана Самара — Да, надо сесть на любой автобус со Щелковской. И вот Гаврилов-Ям, чудесные места, Сольба, ну вот в Ярославле Толгский монастырь, там просто огороды вокруг монастыря, когда смотришь, голова кружится, от мысли, что тебе туда дотяпать надо. Пойти вот не обязательно даже прям сильно далеко. Вот здесь чудесно, есть монастырь Зосимова Пустынь, прям три шага от Москвы, женский, там тоже сестры найдут чем занять, чтобы прочувствовать вот это вот на всем готовеньком.

Анна Леонтьева — Светлана, я хочу сказать, что недаром ты начала рассказывать про монастыри, про тяжелую работу, потому что та работа, которую вы с ребятами проделываете по подъятию вот этих вот людей с многочисленными травмами и практически какие-то чудесные истории. Вот то, что ты рассказала, это просто какое-то чудо. Я хотела спросить, если кто-то захочет поучаствовать в этом чуде, как вас найти и как вам можно помочь?

Светлана Самара — Нам можно помочь любым удобным способом. Приехать, прополоть грядки, я вот не успеваю, а помидоров в этом году посадили достаточно много. Можно приехать покосить газон, можно приехать вычесать собак, можно помочь материально, что, конечно же, всегда в приоритете. У нас есть социальные сети, где можно найти команду метелица.

Анна Леонтьева — А у нас как? Как вас искать?

Светлана Самара — Команда Метелица. И пусть вас не смущает то, что может выскочить полярная предыстория, это все таже Команда Метелица.

Анна Леонтьева — Да, мы в прошлой программе, если кто-то не слышал, послушайте, это потрясающая предыстория, полярная метелица про походы женщин на Северный полюс.

Светлана Самара — А у нас есть сайт, где есть немножечко истории, немножечко сегодняшнего дня, есть наши реквизиты, есть наши телефоны, мы всегда на связи.

Анна Леонтьева — Светлана, спасибо огромное за эту беседу. Напоминаю, что с вами была Анна Леонтьева. У нас в гостях Светлана Самара, президент Международной общественной организации «Метелица». Спасибо огромное! Спасибо, Анечка. Всего доброго! Светлый вечер на Радио Вера.


Все выпуски программы Светлый вечер

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем