«Талант, искусство, вера. Федор Шаляпин». Олег Вирозуб, Федор Тарасов

У нас в гостях были оперный певец Федор Тарасов и актер Олег Вирозуб.

Мы говорили о вере, искусстве и творчестве, о судьбе знаменитого русского оперного певца Федора Шаляпина, а также о концертном проекте «Шаляпин — голос России».

Ведущая программы: кандидат экономических наук Мария Сушенцова

---

М. Сушенцова

— Это «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, у микрофона Мария Сушенцова. Сегодня у нас в гостях Федор Тарасов — певец, лауреат международных конкурсов, доктор филологических наук и Олег Вирозуб — диктор, актер, артист озвучки и дубляжа мирового кино. Добрый вечер.

Ф. Тарасов

— Добрый вечер.

О. Вирозуб

— Добрый вечер.

М. Сушенцова

— Наши дорогие гости вдвоем уже в эту субботу будут презентовать публике замечательный проект «Шаляпин — голос России». Пользуясь случаем, хочу пригласить наших радиослушателей на этот прекрасный концерт в субботу 16 ноября в 19.00. И интересно то, что это концерт такого двойного формата: и как исповедь, и одновременно как спектакль, где прозвучат и арии, и различные вокальные произведения из репертуара Фёдора Шаляпина, и какие-то размышления из его автобиографической книги «Маска и душа». И я хотела бы, раз уж у нас такой повод назрел, попросить вас немного рассказать, приоткрыть нам занавес об этом проекте. Наверняка вы сейчас этим дышите, этим живёте, вот поделитесь, пожалуйста, как вообще родилась эта идея и что вы от этого ждёте.

Ф. Тарасов

— Проект «Шаляпин — голос России» — это концертный проект, который был создан к 150-летию со дня рождения Фёдора Ивановича Шаляпина. Накануне этого юбилея я перечитывал его книгу «Маска и душа», о которой упомянули, и был в очередной раз просто пронзён и ошеломлён глубиной шаляпинского размышления России, о его пересечениях с ключевыми фигурами той исторической эпохи, которую он застал, это одна из наиболее драматичных и интересных эпох в истории нашего Отечества. И я увидел, насколько тесно эти размышления и его исповедь, как художника, его приглашение нас в свою творческую лабораторию, как это всё пересекается с теми произведениями, которые стали, если говорить современным языком, «хитами» Шаляпина, и как это всё увязывается в одно целое очень логично и интересно. И, в общем, закончилось тем, что я выбрал куски из этой книги, их связал логично с теми произведениями, которые пел Шаляпин, и которые мне хотелось представить на сцене, и родился вот этот спектакль или концертная литературная композиция, исповедь, в которой действительно звучит голос Шаляпина, как автора книги «Маска и душа», и как раз вот эти отрывки из книги Шаляпина будет читать Олег Вирозуб, мой товарищ по сцене. И великие произведения русской классической вокальной музыки, над которыми Шаляпин работал всю свою жизнь, многократно исполнял на всевозможных сценах, они будут представлены мною, как вокалистом, как оперным певцом. Почему назван проект «Шаляпин — голос России» — потому что он не только свою автобиографию рассказывает, это не только его исповедь, это осмысление исторических путей России, он себя не мыслил вне этого контекста. И это настолько сейчас актуально, если слушатели простят этот казенный термин, настолько животрепещуще, нисколько не потеряло свою актуальность, хотя почти целый век прошел с тех пор, как Шаляпин создал свою книгу «Маска и душа». И этот проект, он, как я уже сказал, был создан к 150-летию, мы с Олегом представляли его на разных сценах России. Его премьера была на сцене Калужской филармонии, затем мы повезли его в Сибирь, такие были пути очень сложные. И наконец-то, в итоге, в Москве, это финальный аккорд, финальная точка или, может быть, временно финальное многоточие вот этого турне, в московском Доме музыки, в новом зале имени Шнитке, с прекрасной акустикой, будет звучать концерт «Шаляпин — голос России». Может, Олег что-то добавит, как солист этого проекта.

М. Сушенцова

— Да, Олег, поделитесь, пожалуйста, что для вас этот проект?

О. Вирозуб

— Во-первых, пользуясь случаем, Фёдора хочу поблагодарить за то, что он меня пригласил в этот замечательный проект, потому что легендарное имя Шаляпина очень хорошо любому человеку известно, но для меня, как артиста, в первую очередь интересно то, как он, вот эта легенда, этот большой артист шёл к постижению этой сценической правды, как он искал путь, как развивалось его творчество. И надо сказать, что в этой книге, замечательные отрывки из которой звучат в этом вечере, есть удивительные вещи, которые ценны очень для артиста любого и просто для всех, но для артиста, для меня вот они очень интересны, потому что самое главное я для себя вынес: что Шаляпин, несмотря на его талант огромный, на его данные, он всю жизнь учился, он стремился, впитывал всей кожей, всеми нервами, всей своей душой всё самое лучшее, он тянулся к красоте. Даже когда он чего-то не понимал, там есть фрагмент, где он рассказывает, когда ещё совсем молодым человеком его привели на выставку, и он ходил, смотрел на картины, ему сказали: «Не смотрите на эти картины, не стоит, вот пойдёмте, я покажу настоящее творчество». Он не мог понять — а почему Врубель так нравится людям, ему Савва Мамонтов говорил: «Пойдём, я покажу тебе Врубеля, вот это стоит посмотреть». И он задавал себе вопрос: а почему я вот чувствую, что мне это нравится, а человеку культурному, образованному, который понимает, нравится другое? Эти вопросы для творческого человека, они должны быть, они будоражат, и они толкают вперёд, именно этот путь непрестанного познания, непрестанного поиска в творчестве, он просто необходим для большого артиста, для настоящего артиста. Вот это меня, конечно, очень согрело и привлекло к этой программе.

М. Сушенцова

— Вы знаете, ведь в этом есть такая искренность и очень честный путь самопознания, потому что, мне кажется, это и для артиста актуально, но и для человека в любой абсолютно сфере, то есть я-то кто? Что я ощущаю сейчас, что это для меня? Это ведь, на самом деле, и познание себя, а познавая себя, ты предъявляешь себя миру — а я-то какой, потому что ведь миру интересно вот это неповторимое своеобразие, какой ты на самом деле. Вы сказали: «сценическая правда», ну вот ты-то какой, покажи нам себя, приоткрой нам себя, вот ты кто?

О. Вирозуб

— Да, ну и познание себя, конечно. Как Шаляпин сказал, что «о религии и об искусстве можно много говорить, но никогда не скажешь всего». Познать, наверное, трудно, но для такого искусства, как театр и музыка это желание постичь то, что постичь невозможно, но, тем не менее, это движение вперёд всё время. И, наверное, очень важно, когда артист не останавливается на этом, потому что есть вещи такие, как ремесло, которые необходимы для певца, для артиста, нужно заниматься своим голосом, своей пластикой, тем, как он выглядит на сцене, обдумывать, какой персонаж, и всё это просто необходимо, как первый этап, для того, чтобы дальше выйти на сцену и сложился образ, но это для того, чтобы оттолкнуться от земли. Как говорил Шаляпин, остальное за забором находится, ты должен сделать всё, что можно, а всё остальное — это тайна, к которой ты можешь только приподняться, насколько это возможно.

Ф. Тарасов

— У него интересное есть выражение, на вопрос, что такое вдохновение, вот эти порывы гениальности, он говорит: «Да откуда я знаю вообще?»

М. Сушенцова

— Какой честный ответ.

Ф. Тарасов

— Вот как самолёт: есть взлётная полоса, он по этой взлётной полосе должен проехать и нажать на рычаги, а потом отрывается от взлётной полосы и взлетает в небо, и там уж как он летит, я не знаю. А вот у меня есть взлётная полоса, и я точно знаю, что я на ней должен сделать. И у него абсолютно такой чёткий рабочий подход, у него есть как бы свой «протокол», который запускает тот творческий процесс, который в итоге приводит к тому, что снисходит вот эта гениальность, вдохновение. И он очень интересно приоткрывает свои подходы, свою методологию. Шаляпин, когда только-только стал солистом первый раз в жизни, в семнадцать лет, он был в какой-то кочующей труппе провинциальной, и там баритон один заболел, или что-то с ним случилось, а Федор Иванович был хористом в то время и его попросили заменить — классическая ситуация для певцов, которых Господь призывает уже к какой-то серьёзной творческой деятельности, обычно происходит такой случай, когда надо срочно кого-то заменить. И хотя он был застенчив — представляете, Шаляпин был застенчивый в то время ещё, он сам об этом писал, — он решил согласиться, потому что понял, что это случай для него счастливый. Ему нужно было изобразить там польского магната, и он приступил, поскольку он талантлив, быстро выучил эту роль, и представил её достаточно успешно, но сел мимо стула там, на сцене...

М. Сушенцова

— Да, да, я читала про этот случай. Всю жизнь потом боялся такой же осечки.

Ф. Тарасов

— Да, и интересно, какой он вывод сделал: что не только нельзя садиться мимо своего стула, но надо знать вообще, где и что вообще на сцене происходит не только у тебя, а у всех твоих партнёров. Он говорит: «Я, когда учу свою роль, то учу все роли. Я должен находиться внутри спектакля, как у себя дома, и даже больше, чем у себя дома: я должен там с закрытыми глазами всё знать, тогда я чувствую себя свободно». То есть для того, чтобы произошёл вот этот порыв вдохновения, должна быть проделана совершенно конкретная работа, и поскольку горел этим, для него такую работу сделать было самым приятным, что только можно придумать. Ему не лень было по двадцать раз всё это отрепетировать, выучить до мельчайших деталей, и вот эта въедливость в детали и даёт ощущение, что ты чувствуешь себя как дома, приходит освобождение. И потом, когда ты находишься в такой стрессовой ситуации на сцене, то для тебя она уже не стрессовая, потому что ты во всём этом пространстве ориентируешься, и твой голос, и твоё тело, и твой мозг, он уже знает, что сделать, и поэтому освобождает энергию для вдохновения.

М. Сушенцова

— Я напомню, что это «Светлый вечер», у микрофона Мария Сушенцова. У нас в гостях сегодня Фёдор Тарасов — певец, лауреат международных конкурсов, доктор филологических наук и Олег Вирозуб — диктор, актёр, артист озвучки и дубляжа мирового кино. Говорим о грядущем концерте, посвящённом Шаляпину, называется «Шаляпин — голос России», который состоится 16 ноября, уже в эту субботу, в 19.00. Дорогие слушатели, приглашаем вас на это замечательное событие, которое, как мы выяснили, уже прошло во многих городах нашей страны, и в качестве финального такого аккорда, но хотелось бы, чтобы всё-таки не финального, а промежуточного, — состоится и прозвучит в Москве, поэтому не пропустите. Интересно, мы сейчас начали выходить на более общие вопросы, связанные с тем, что необходимо сделать для обеспечения взлёта этого самолёта под названием «творческое вдохновение», и выясняется, что здесь очень много таких, может быть, ремесленных протокольных вещей, но именно они позволяют художнику высвободить ту энергию, которой, может быть, не только он сам управляет в момент, собственно, действия. Олег, может быть, вы здесь хотели бы тоже что-то от себя добавить?

О. Вирозуб

— В Щепкинском училище, которое я закончил, над парадной лестницей висит фраза Михаила Семёновича Щепкина, великого нашего актёра: «Священнодействуй или убирайся вон». Вот так вот. Но я всегда относился к ней так, она красивая, она такая мощная, лаконичная, но не до конца осознавал, потому что актёр должен честно относиться к профессии, он должен учить слова, он должен следить за своей дикцией, быть в хорошей форме, учить роль, но «священнодействуй — вот эта вот безапелляционность — «или убирайся вон», что это такое? Здесь явно открывается путь, тут не должно быть компромиссов, для настоящего артиста это путь, по которому нужно идти, и если ты ограничиваешься ремеслом, вот только развлекать, театр выполняет же эту функцию тоже, и просвещает, но этот вот посыл туда, чего достичь невозможно — это, наверное, самое главное — священнодействие. Как пишет Шаляпин в своей книге, когда он, живя в условиях бедности вокруг в Суконной Слободе, видя грязь, ругательства, нищету, пьянство, он вдруг сталкивается с театром, с разными театрами, в том числе с площадным, который вызывает у него восторг сначала, потом он попадает в оперетту, и вдруг видит, что может быть по-другому, что простые слова складываются в какие-то предложения, и возникает красота — конечно, чуткая душа артиста, она на это откликнулась сразу. Как он пишет: «Я понял еще тогда, будучи мальчиком, что это будет мое „причастие“, то есть именно через это я смогу говорить о главных вещах каких-то в своей жизни», и вот он по этому пути пошел. А вот о ремесле и о священнодействии, мне почему-то вспомнился сын Василия Ивановича Качалова, Вадим Шверубович, он в своей книге писал, как отец рассказывал о репетициях со Станиславским и Немировичем-Данченко, и о Немировиче-Данченко интересно он вспоминал, после репетиций приходил воодушевленный, говорил, очень хорошо все, мы так развели здорово, и все получается, все хорошо. А вот когда он репетировал со Станиславским, которого он признавал несомненно выше и называл его гением, но был неудовлетворен собой постоянно, потому что Станиславский никогда не ставил точки, он его звал туда, чего достичь невозможно, какая-то вот такая интересная штука. Я думаю, что священнодействие — это призвание любого артиста, который хочет называться этим именем по праву.

М. Сушенцова

— Вы знаете, сейчас слушаю вас, и вот о чем размышляю: меня всегда интересовал такой вопрос, если мы расширяем наш разговор, немножко сейчас отвлекаясь только от личности Шаляпина и артиста в целом, говорим вообще о человеке, как творце, о творческом начале в человеке, то вот интересно, как все-таки нащупать ту сферу, в которой ты призван священнодействовать, пусть только в потенциале, но когда-нибудь ты, может быть, до этого дорастешь? То есть, по сути, как нащупать тот талант, который вложил в меня или вообще в человека Господь? Ведь одно дело, когда у некоторых личностей это каким-то очевидным образом проявляется, а у других этот поиск может занять всю жизнь. И меня всегда ставило в тупик, когда мы видим несоответствие яркое между способностями, одаренностью какой-то и интересами человека, порой бывает так, что они расходятся. Допустим, мне очень хорошо дается математика, но она мне бесконечно скучна и неинтересна, и я чувствую, что моя душа совершенно в другом месте и жаждет другого, это просто пример. Но вот как это найти?

Ф. Тарасов

— Я могу сказать из своего личного опыта, как доктор филологических наук, который стал оперным певцом, певшим в Большом театре, уже двадцать лет концертирующим. У меня это было, прямо скажем, призвание, голос просто рвался наружу, и я не мог этому сопротивляться, я это чувствовал просто всеми фибрами своей души, всем своим существом, хотя я с огромным удовольствием учился в МГУ на филологическом факультете, я его закончил и понятно, что кандидатская, потом и докторская, и так далее. Но в какой-то момент у меня пробудился голос мой, такой, как послышалось моим друзьям, коллегам, не совсем обычный, ординарный, достаточно густой, низкий, и этого, конечно, мало, не просто какие-то качества голоса, но тяга, внутренняя тяга. В какой-то момент я услышал дьякона в соборе на своей малой родине, и звучание его густого баса, красивого, поставленного, меня просто пронзило настолько, что я вот этим звучанием начал бередить, можно сказать, оно мне не давало покоя, мне хотелось так же. И настолько вот это пробудилось во мне, что я очень хотел петь в церковном хоре, на клиросе, и стал петь, и это была моя первая вокальная школа, как потом я понял, и у множества музыкантов и в России, и в Европе, когда они вырастали из лона церкви, из лона богослужебной музыки, а потом становились профессиональными музыкантами, композиторами, певцами и так далее. То есть это было прямое призвание. И даже кто-то, по-моему, из профессоров МГУ, мне рассказывали коллеги, на какой-то лекции говорили, что пение — это сфера жизни, и многие люди приходят в пение из других профессий, и не могут этому сопротивляться, пение перетягивает. Действительно, это некое такое призвание, ты его чувствуешь и дальше уже просто не можешь без этого. И оно пересилило мою вот эту филологическую направленность, перетянуло полностью, хотя там всё достаточно удачно складывалось, и в принципе, мне было интересно, но такого вот горения и тяги всего своего существа в сторону вокала, в сторону филологии у меня не было такого, то есть это прямое такое призвание, прямой зов, прямая вот эта тяга, вот так у меня произошло. Хотя это произошло не сразу: видимо, было важно, чтобы был какой-то предварительный этап, связанный с филологией, поскольку пение — это же соединение музыки и слова, и каким-то образом это в моей судьбе так отразилось. В случае, если о Шаляпине говорить, там ещё более явственный случай такого призвания, поскольку у него ещё есть книга, которая посвящена его детству и юности, и которая открывает, сколько вообще этот человек пережил, через какие только трудности только он не проходил. Вот когда мы читаем Послания апостола Павла, что с ним и то было, и то, и то, сколько он претерпел, и когда читаешь Шаляпина, то немножко это напоминает. Конечно, это другая история совершенно по накалу, уровню серьёзности этих испытаний и духовному смыслу, но всё равно я понимаю, что он через столько сложностей прошёл в своей жизни в первом её этапе, и просто он, как торпеда, прорезал все вот эти сложности насквозь благодаря этому зову, вот этой тяге неимоверной к пению, тяге к искусству, тяге к красоте, и через эту красоту у него была тяга к величеству человека, не знаю, откуда у него это было — восприятие человеческой природы как величественный, какой-то, может быть, отзвук духовного, богоподобного восприятия человека. Вот он понимал, несмотря на ту грубость, которая была в Суконной слободе, в которой он родился, и первые годы детства его прошли там, но каким-то образом в него эти зёрна запали, что человек — это что-то очень величественное и прекрасное, и он через искусство, через театр пытался вот это величие человеческое воплотить и представить, как бы предъявить публике. И поэтому для него это было служение, несмотря на то, что он уже — мировая звезда, все уже олимпы всевозможные покорены, покорено все, что можно, все рукоплещут, а никакой звёздной болезни, так называемой. Конечно, было некое у него барство, гонор, но это не было звёздной болезнью, это была придирчивость к людям такая же, как придирчивость к самому себе, то есть всё должно быть по-настоящему, до конца, нужно вложиться полностью, и всё сделать на совесть, это он к себе применял, и также он применял эти критерии к людям, и это до конца дней, несмотря на какие-то звёздные статусы и мировую славу. Это для него было именно служением, и поэтому он говорил: «Когда я выхожу на сцену, и со мной пять тысяч человек поют, я чувствую, как будто отделяюсь от земли, как на пасхальной заутрене, как будто я вознесён». Вот для него это было служение для того, чтобы показать, что человеческая природа, она имеет в себе вот эту силу пройти сквозь всю грязь, сквозь все неустроенности, раздражающие мелочи, через всю возню — и взмыть к этому величию.

М. Сушенцова

— Получается, мы приходим к такому ответу, что, наверное, призвание у каждого человека может найтись и обнаружиться в том, когда ты делаешь то, что ты просто не можешь не делать. Ты не можешь не делать, только если тебя по рукам и ногам свяжут, и то ты будешь всё равно пытаться откликаться на этот зов, потому что он тебя бесконечно манит.

О. Вирозуб

— Просто не всегда это призвание сразу ощущаешь, приходит оно, такое же бывает часто. У меня дочка говорит: «Я не знаю, вот мне быть певицей, может быть, или нет...» Я говорю: «Ты пробуй, прислушивайся и смотри, что тебе нравится». Надо идти по пути, который нам даётся и стараться открываться, стараться быть искренним по отношению к тому, что в тебе, впитывая это, и тогда то призвание, те дары, которые нам даны, они должны обязательно как-то откликнуться. Мне кажется, так.

М. Сушенцова

— Сегодня у нас в гостях, дорогие слушатели, Фёдор Тарасов — певец, лауреат международных конкурсов, доктор филологических наук, и Олег Вирозуб — диктор, актёр, артист озвучки и дубляжа мирового кино, и я, Мария Сушенцова. Не переключайтесь, вернёмся через минуту.

М. Сушенцова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, сегодня у нас в гостях Федор Тарасов — певец, лауреат международных конкурсов, доктор филологических наук, Олег Вирозуб — диктор, актер, артист озвучки и дубляжа мирового кино. У микрофона Мария Сушенцова. Мы продолжаем наш разговор о вере и таланте, о вере и творчестве в свете Федора Шаляпина. Напоминаю нашим слушателям, что в эту субботу, 16 ноября в 19.00 в Московском Доме музыки в зале Шнитке пройдет концерт под названием «Шаляпин — голос России», где Олег Вирозуб, наш гость, будет зачитывать отрывки из книги Шаляпина «Маска и душа», и певец Федор Тарасов, который тоже сейчас у нас в студии, будет исполнять арии, которые очень любил Федор Шаляпин, насколько я понимаю.

Ф. Тарасов

— Да. Я хочу еще добавить, что в концерте принимает участие ансамбль солистов Оркестра народных инструментов имени Осипова под управлением Евгения Волчкова, и этот оркестр будет звучать не только как аккомпанирующий в вокальных произведениях, но также Олег, когда будет читать вот эти яркие эпизоды из книги Шаляпина «Маска и душа», его поддерживать будет вот эта звучащая классическая русская музыка в исполнении Оркестра народных инструментов, она дает такой дополнительный объем и краски тем шаляпинским словам, которые Олег будет представлять на концерте.

М. Сушенцова

— Еще раз возвращаясь к фигуре Федора Шаляпина, мне стало интересно, я совсем не знаток его биографии и творчества, но тем не менее, он, как один из многих и многих наших соотечественников, кто на себе испытал трагизм эпохи, переломный момент, революция, Гражданская война, Первая мировая, и впоследствии он оказался в эмиграции, и был лишен звания даже народного артиста, к сожалению, но потом его вернули, спустя много десятилетий, я бы хотела, чтобы вы немного рассказали о том, как видел свой путь относительно России, своей Родины, сам Федор Шаляпин, в чем были причины его отъезда за рубеж, и как он переживал разлуку с родной землей?

Ф. Тарасов

— Естественно, он очень остро переживал разлуку, поскольку всеми фибрами своей души любил Россию, он поистине русский человек, я бы сказал, такая богатырская фигура в русском искусстве, и фигура, которая воплотила, с одной стороны, русскую мечту, когда сын крестьянина стал звездой мирового оперного искусства, и вообще одним из символов России, если можно так выразиться, стал благодаря стремлению служить внутренней правде, слушая голос совести и воплощая этот голос совести через свою деятельность, вот такое чисто русское служение, в отличие от какой-нибудь американской мечты или других каких-то мечт. И для него покинуть Россию было очень тяжелым шагом. Напомню для слушателей, что это было как раз после революционных событий, после Октябрьского переворота, когда переворот произошел не только в политическом строе, но и в художественной жизни, в театральной жизни. Шаляпин писал: как так могло произойти, что вот я сижу в квартире, где у меня были в гостях Римский-Корсаков, Стасов... (там называет все величины столпов русского искусства, художники, актеры, знаменитые) и вот сейчас в этой кухне сидят ребята, какие-то комиссары, какие-то карикатурные персонажи, которые пытаются ему объяснять, что такое настоящее искусство, по каким законам оно должно строиться, и что он должен представлять публике. Шаляпин понял, что то, к чему он стремился всю жизнь, и он же, можно сказать, некую художественную реформу провел благодаря своей деятельности, он новую эстетику привнёс в оперное искусство. Вот то, что говорил Олег, этот поиск художественной правды и её донесения на сцене, это послужило мощным толчком в изменении вообще всего подхода к оперному искусству, и вот это стало никому не нужно. Интересы художественные и художественно-политические настолько стали понижать планку, что Шаляпин решил: там ему нет места, и поэтому принял такое решение — покинуть Россию. Он это сделал через такой фланговый манёвр: уехал на гастроли за рубеж и потом не вернулся с этих гастролей, но, оставшись на Западе, он безумно тосковал о России. Вот наш музыкально-литературный спектакль заканчивается, Олег будет читать слова из концовки книги «Маска и душа», где он как раз пишет о том, что он постоянно вспоминал те счастливые моменты его общения с русскими художниками, с Мамонтовым, вот эти светлые минуты помогали ему выдержать разлуку с Россией, и я думаю, что он многократно думал о возвращении, но, к сожалению, это возвращение было нереально. Известно, что и с Горьким, его большим другом, с которым они дружили с молодости в течение многих лет, обсуждался вопрос возможности возвращения в Россию, но Шаляпин понял, что всё-таки вряд ли это осуществимо, и что его ждёт какая-то новая творческая полоса после возвращения в Россию, а для него творчество было настоящим призванием, это дар, который он, как в евангельской притче о талантах, должен приумножать, поэтому он всё-таки остался и окончил свой земной путь за рубежом.

О. Вирозуб

— Фёдор правильно сказал, что одно из свойств натуры Шаляпина — это свобода личности и свобода творческой личности, ещё и это, может быть, сыграло свою роль значительную в том, что он так и не вернулся. Наверное, можно было бы упрекнуть в непостоянстве Фёдора Ивановича, потому что он нелицеприятно высказывался и даже где-то написал, что он советовался с Горьким, не стать ли ему социалистом, это ещё до революции, когда это было запрещено, потому что он искренне включался в разговоры и впитывал те мысли, которые говорились, о том, как всё, что было нехорошо в России, надо было бы изменить, и он, как артист большой, всей своей эмоциональной сущностью в это включался, на что Горький, правда, ему сказал: «Не надо, ты лучше пой, занимайся своим делом». И он потом пишет, что «я к политике вообще никак не отношусь, я только воспринимаю все, как есть». И если до революции отсутствие какой-то свободы, стеснения какие-то, так и после революции, которой вроде бы он в каких-то вещах ждал, может быть, даже, и сочувствовал, как и многие большие деятели нашей культуры, а оказалось немножко всё по-другому, и он почувствовал несвободу, и причём несвободу значительно большую, чем была до этого, и от этой несвободы, неискренности, от нетеплоты, недушевности он, наверное, и убежал, и не решился вернуться. Может быть, если бы он вовремя вернулся, его всё равно бы поставили на некий пьедестал, но это вопрос.

Ф. Тарасов

— Ради полноты картины надо добавить, что Шаляпин уникальный человек, который вживую, лично встречался как с представителями царской фамилии, с царствующей династией, так и с всеми вождями советскими, начиная от Ленина, Сталина, все вожди Красной Армии, вот кого ни назови, со всеми он лично общался, то есть это человек, который ту эпоху пропустил не только как рядовой гражданин, но и как человек, который лично контактировал с ключевыми фигурами, и картина у него была достаточно полная пропущена через себя. И вот Олег правильно заметил, что одним из главных движущих мотивов была эта атмосфера предъявления к человеку, какой человек культивировался той атмосферой, которая создавалась, и он увидел, что культивируются какие-то такие низменные и мелочные моменты в человеческой личности, которые ее убивают просто, то есть провозглашение было о чем-то таком большом, великом и свободном, и он даже пытался красную ленточку какое-то время напяливать на себя, а закончилось все чем-то таким очень плоским, низменным, карикатурным, приспособленчеством таким, и настолько примитивным, что это его просто взрывало изнутри, и он, как пробка из бутылки, вылетел, потому что просто не мог вот этого выдерживать.

О. Вирозуб

— Может быть, если бы он немножко подождал, потому что это был такой критический момент, наверное, многие слушатели наши знают, что, особенно в первый момент после революции творилось что-то страшное, что происходило в театрах, в Малом театре, в Большом, туда просто вваливались люди и что они там творили, им надо было это все разрушить, это была такая стихия, в самом в худшем смысле этого слова. Потом, когда все немножко вроде как подуспокоилось и стало становиться на свои места, тут надо упомянуть личность Луначарского, который много сделал для этого, он, кстати и поручил звание народного артиста дать Шаляпину. И он огромные предпринял усилия для того, чтобы этот вот поток удержать и сохранить культуру, надо отдать ему должное за это. Но это был какой-то период и трудно было предвидеть, удержится это или нет. Вот Шаляпин не выдержал этого.

Ф. Тарасов

— Да, и он еще описывает такой момент, который его тоже взрывал, он же был очень прямой, искренний человек, ратующий именно за правду, которая стала основой его художественного метода, и он увидел лицемерие. Как-то пришел он в Кремль, или кремлевская какая-то квартира Демьяна Бедного. Это момент, когда люди голодали, когда они по карточкам получали какие-то крохи, когда мерзли люди, у них не было дров, он приходит к Демьяну Бедному, у него там письменный стол, он сидит и так, с ленцой, бросает березовые поленья в камин. Шаляпин говорит: «Что ты делаешь, можно же эти дрова раздать людям, они мерзнут!» — «А мне нравится, как они пылают». И вот такие моменты, то есть вроде борьба за какую-то правду, и в то же время вот такая неискренность, лицемерие — конечно, это все сыграло свою роль.

М. Сушенцова

— Я напомню, сегодня у нас в гостях Федор Тарасов — певец, лауреат международных конкурсов, доктор филологических наук и Олег Вирозуб — диктор, актер, артист озвучки и дубляжа мирового кино. И с вами я, Мария Сушенцова. Федор, так неслучайно, наверное, совпало, что вы — тезка, с одной стороны, Федора Михайловича Достоевского, а с другой стороны, Федора Ивановича Шаляпина. И действительно, насколько я понимаю, по части филологии вы как раз занимаетесь исследованием творчества Федора Михайловича, а по части певческой — и исполняете, и изучаете творчество Федора Ивановича. А вот скажите, если так умозрительно наводить мосты между двумя этими очень знаковыми фигурами, в широком смысле для русского искусства, потому что литература — это, несомненно, часть искусства, а литературоведение, скорее, — часть науки, то что для вас между ними общего? Ведь такие совпадения неслучайны.

Ф. Тарасов

— Да, я бы еще добавил, что когда перед поступлением в консерваторию и после окончания аспирантуры МГУ я работал в Институте мировой литературы в Академии наук, то я занимался еще подготовкой к изданию собрания сочинений другого моего тезки, великого русского поэта Федора Ивановича Тютчева, это для полной картины. А недавно был удостоен чести, за что очень благодарен, вручения премии Федора Конюхова. Вот эти все Федоры, они очень близки моему сердцу. Наверное, их объединяет, с одной стороны, русская тема, осмысление роли России в мировой истории, как удерживающей мир от апостасии, и предъявляющей миру образ человека, человечности с большой буквы, которая проистекает, естественно, от духовных истоков, и, с другой стороны, именно борьба за отстаивание этого человека. Для меня самого и в филологической деятельности, и в вокальной деятельности интересно было погружение именно в глубины, как Достоевский писал, что он всю жизнь занимается разгадкой тайны человека, внутреннего человека, и погружение и русского искусства, и русской мысли в эту глубину, от которой уже проистекают все последствия, в том числе и социальные, и политические, и революционные, и контрреволюционные, и какие хотите, вот это погружение на ту глубину, где совершается реальность, Достоевский называл это высшим реализмом, реализм в высшем смысле слова, вот это их и объединяет, и пусть они заходят с разных сторон, человек — существо настолько многомерное и необъятное, что можно с разных сторон заходить, но с разных сторон заходя, они метят в один и тот же корень, и я думаю, что благодаря этому вообще русское искусство и стало таким великим и таким желанным во всем мире, вот эта искренность, глубина, и за счет этого такая богатырская мощь, она оттуда и происходит, вот богатырство, как соединение силы прямой, и с другой стороны, силы нравственной, в отличие от каких-то навязанных супергероев, вот именно богатырство, как соединение нравственной чистоты и добра, и мощи, силы, вот это их, наверное, объединяет, отсюда же и вот это бесстрашие перед лицом бездны, какое-то желание взглянуть в эту бесконечность, и это первооткрывательство, если вспомнить сейчас нашего знаменитого путешественника Федора Филипповича Конюхова, и вообще, Россия — это страна первооткрывателей, первопроходцев, все это в этом корне и сосредоточено, я бы так ответил.

М. Сушенцова

— Да, вот к этим замечательным вашим словам у меня напрашивалось прямо слово, пока вы говорили: «универсальный» — универсальный смысл предлагает всему миру русская классическая литература, также, как русское искусство в лице Федора Ивановича Шаляпина и других многих-многих наших звезд, не хочется в попсовом смысле это слово употреблять, а в глубоком смысле этого слова, потому что, действительно, вот эта тайна человека, которая фундаментально связана с нравственностью, с нравственным законом, с тем, что он существует и неотвратимо действует, хочется того или нет, мне кажется, поэтому русская литература и русское искусство считается, ну вот эпитет «великая» — великая русская литература во всем мире именно к ней применяется.

Ф. Тарасов

— Да, они, с одной стороны, универсальны, а с другой стороны, настолько конкретны и ощутимы. Вот что Достоевского характеризовало в его творческом методе: известно, что он вообще интересовался новостями, он вел дневник писателя, комментировал все, что происходит, и многие события отразились потом в переработанном виде в его художественных произведениях. То есть, с одной стороны, он показывает, что это то, что у вас на глазах происходило, он как бы изнанку это выворачивает, а с другой стороны, он показывает эту связь именно с этими универсальными законами, то есть эти универсальные законы воспринимаются не как нечто концептуально отвлечённое, абстрактное, а это то, что у тебя внутри конкретно происходит, и оно реализуется в твоих каких-то повседневных делах, и оно входит в ткань жизни твоей непосредственной. И благодаря этой конкретике, вот этой зримости и происходит мощный эффект русского искусства.

М. Сушенцова

— Да, действительно, очень интересно. Но мне кажется, вообще для искусства и для культуры даже шире — характерно вот это соединение: пересечение вертикали вот этого нравственного закона и горизонтали, то есть какой-то очень конкретной ткани, клеточки жизни. И очень часто же искусство на нас так воздействует, и художественное, если мы стоим перед каким-то полотном, что это очень что-то конкретное и воздействующее на тебя очень непосредственно, но в этом как бы сквозит нечто универсальное, какая-то божественная вертикаль, если так можно выразиться. И приближаясь уже к финалу нашей программы, мне бы хотелось успеть затронуть такую очень философскую, концептуальную тему, как вера и творчество, вот как они взаимодействуют между собой. И, может быть, поставить так вопрос: вот по вашему опыту, как это работает у вас в жизни? Погружение в творчество, оно даёт импульс к вере, к размышлениям о Боге, или наоборот (я специально сейчас немножко заостряю) какие-то свои личные, субъективные откровения, которые случаются, какие-то маленькие чудеса, маленькие прозрения, но для нас они несомненны в нашем личном опыте, они как-то вот приоткрывают, обостряют вот это наше внутреннее творческое начало, ведь действительно, как сегодня уже прозвучало в нашем разговоре, человек — это сотворец Бога. В Евангелии часто ведь Христос называет людей друзьями, то есть равными Себе в таком онтологическом смысле, те, кто призваны тоже что-то созидать, что-то творить, и это прямая отсылка к творческому началу в человеке, что — давай, дерзай, расчищай в себе этот колодец. Поделитесь, пожалуйста, как в вашем жизненном опыте это взаимодействует?

О. Вирозуб

— Я думаю, это то основное, от чего отталкиваться. Действительно человек — это творец, и творчество — самый главный дар, который мы можем унести с собой в вечность. С этой точки зрения можно смотреть на всё искусство в целом, а что касается музыки, в ней существует мысль, в ней существует эмоция, но определить это невозможно, это невозможно выстроить, невозможно никакими логическими упражнениями достигнуть этого, вот откуда она приходит. Поэтому этот поток, он чрезвычайно важный, для меня лично он является самым важным, и думаю, что для Фёдора Ивановича вся жизнь была в этом, и ни физических, ни душевных сил он не жалел для этого. Что касается того, что первично — трудно сказать, в моей жизни, скорее, существует вера и какие-то вещи, которые приходят ко мне, понимание, которое, если есть возможность такая, стараюсь приносить уже в то, чем я занимаюсь. Наверное, каждый на своем этапе приходит к тому, что это главное, а всё остальное, оно вдруг незаметно уходит на другой план. Пожалуй, так.

Ф. Тарасов

— Ну вот у меня, наверное, всё это параллельно происходит, очень переплетено, что моё первое соприкосновение с верой было именно в творческом акте, когда я съел застёжку кожного переплёта служебного Евангелия, которое было в нашем деревенском доме, вот такое было познание Слова Божия, первый опыт, неосознанный такой творческий акт. (смеются) А потом, как филологическая моя стезя была сопряжена с изучением роли Евангелия в русской литературе, так и вокальная стезя, которая началась на клиросе в церковном хоре, а затем уже эта певческая деятельность перешла в такую светскую деятельность артиста, и моя артистическая деятельность, она идёт, очень сложно здесь передать словами вот эти ощущения внутренние, очень такие интуитивные. Понятно, что разные какие-то произведения приходится петь и в разных спектаклях участвовать, и бывает момент, когда ты наталкиваешься на что-то, когда внутренний камертон сразу начинает тебе сигнализировать, что это идёт как-то вразрез. Артист вразрез со своим нутром, хотя есть такие, которые могут это делать, но мне кажется, что в этот момент происходит некий надлом, который в большой перспективе имеет шанс привести к разрушению. Я для себя одним из главных критериев ставлю то, чтобы таких противоречий не было. Но поскольку работа с голосом и сценическая работа требует большого внимания к своим каким-то внутренним процессам, к внутреннему миру, что очень важно, и всё-таки является ответом на призвание, всё равно же через это ты расширяешь своё сердце и идёшь к чему-то, что больше тебя, и через эту деятельность ты всё равно стараешься служить Богу, то разорвать вот эти две части невозможно. То есть вера — это есть некий творческий акт, творческий дар, и когда ты что-то творишь, ты веришь в то, что это служение Богу и принесение того, что Он тебе дал, принесение Ему в попытках преумножить это. Разорвать эти две части очень сложно. Хотя есть искусство такое, скажем, демоническое, но о нём мы сейчас не будем говорить, потому что это не наш случай. И даже в случае Шаляпина, который был светским человеком, не церковным, но вот какое-то религиозное чутьё, религиозное чувство в нём, безусловно, было, и он об этом говорил, поэтому это и было служением.

М. Сушенцова

— Действительно хочется закончить вот этими словами, которые Олег сегодня произнёс, о священнодействии. Вот если соединяется идея служения Богу и этот творческий акт вдохновенный, то, наверное, и получается то самое священнодействие. И на этой ноте хотелось бы завершить наш эфир, хотя не хочется ставить точку, скорее хочется поставить троеточие, потому что, дорогие слушатели, в эту субботу будет продолжение после нашей сегодняшней прелюдии введения в тему — состоится концерт «Шаляпин — голос России», в котором наши дорогие гости, Фёдор Тарасов и Олег Вирозуб, будут исполнять арии и зачитывать отрывки из автобиографической работы Шаляпина «Маска и душа», поэтому приходите, пожалуйста, в Дом музыки, зал Шнитке, в 19.00 в эту субботу. Еще раз расскажу коротко о наших гостях: Фёдор Тарасов — певец, лауреат международных конкурсов, доктор филологических наук и Олег Вирозуб — диктор, актер, артист озвучки и дубляжа мирового кино, были сегодня в нашей студии. У микрофона была Мария Сушенцова. Спасибо вам большое за этот искренний разговор. Я надеюсь, нашим слушателям тоже было интересно, мы немного прикоснулись к личности Фёдора Ивановича Шаляпина.

Ф. Тарасов

— Спасибо. До новых встреч.

О. Вирозуб

— Спасибо. Всего доброго.

М. Сушенцова

— До новых встреч, до свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Знаменский храм в селе Яковлево». Александр Воробьев
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Журнал от 17.01.2025». Алена Рыпова, Алексей Соколов

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов