Программа создана при поддержке проекта «Опора Созидание» - www.opora-sozidanie.ru
У нас в гостях был основатель семейного досугового центра профориентации «Мастерславль» Виталий Сурвилло.
Виталий Юрьевич рассказал о том, как появилась идея создания такого центра, почему наработки подобных иностранных проектов не подошли для воплощения в России, с какими профессиями дети могут познакомиться в "Мастерславле" и может ли такое знакомство стать частью дополнительного внешкольного образования.
Ведущие: Алла Митрофанова, Алексей Пичугин
А. Пичугин
— Уважаемые слушатели, здравствуйте! Здесь Алла Митрофанова.
А. Митрофанова
— Добрый, светлый вечер!
А. Пичугин
— Я — Алексей Пичугин. Да-да, это «Светлый вечер» на радио «Вера». Сегодня у нас в гостях Виталий Сурвилло — основатель, основоположник, идеолог, вдохновитель детского центра, юношеского тоже, я думаю, «Мастерславль», который уже больше года работает в Москве. Здравствуйте!
В. Сурвилло
— Добрый вечер!
Наше досье
— Виталий Сурвилло. Родился в 1958 году в Москве, с отличием окончил МГИМО, прошёл обучение на курсах при Академии народного хозяйства, Гарвардском университете, Американском институте по земельным исследованиям. Председатель совета директоров группы компаний «Эспро», член Попечительских советов Православного Свято-Тихоновского богословского университета и Донского монастыря. Основатель семейного досугового центра профессиональной ориентации «Мастерславль». Женат, воспитывает четверых детей.
А. Митрофанова
— Отзывы самые разные, кстати говоря, но очень много положительных. И меня просили передать спасибо мои друзья, которые бывали у вас в «Мастерславле» со своими детьми. Сказали, что замечательно провели время, и дети успели не только получить водительские права, но и освоить несколько профессий, например, профессию слесаря. Они остались в прекрасном расположении духа от того, что открыли в себе какие-то новые грани возможностей интересов — не только заниматься такими традиционными для ребёнка, который живёт в мегаполисе, вещами — условно говоря, какие-то кружки, занятия дополнительные и прочее, — но и такой прикладной труд. То есть детям нравится.
В. Сурвилло
— Спасибо, это приятно!
А. Пичугин
— Это была официальная часть.
А. Митрофанова
— А теперь поговорим на чистоту (смеётся)!
А. Пичугин
— А теперь поговорим о том, что же такое «Мастерславль», откуда появилась идея. Расскажите, потому что многие из слушателей, наверное, помнят какие-то чисто наши проекты советского времени, постсоветского: Дворцы пионеров, детского творчества; попытки научить молодых людей каким-то навыкам, возможно, будущим профессиям. Но «Мастерславль» — это несколько иное. Вот расскажите, пожалуйста, что это такое и с чего всё начиналось!
В. Сурвилло
— Здесь, на самом деле, нет одной какой-то причины или одного какого-то толчка, из-за которого начался поиск этого проекта. С одной стороны, я всё время сравниваю своё детство с детством моих детей, и хотя пытаюсь его сделать более счастливым, но мне кажется, что моё детство было значительно более счастливое — в плане проведения досуга. Помимо того, что я занимался во многих кружках, у нас в школе были какие-то бесконечные литературные вечера, какие-то диспуты, поездки. Кажется, что сейчас в нашем обществе и даже в школах, всё это как-то холоднее, всё это как-то более изолировано. Это одно. Второе, конечно, я видел, что мои дети не умеют делать даже той малой толики того, что я умею делать, именно руками своими: прибить гвоздь, пользоваться отвёрткой. И это тоже меня всегда... А времени их научить, сказать: «Пойдём вместе починим велосипед!» — зачем это делать, когда можно либо купить новый, либо отдать в ремонт?
А. Митрофанова
— Действительно!
В. Сурвилло
— Это стало как-то всё в общем исчезать из горизонта детских интересов. И если уже говорить серьёзно, профессионально, то в какой-то момент, работая на своём предприятии, я столкнулся с проблемой отсутствия «синих воротничков», назовём это так. То есть с отсутствием не инженеров, не менеджеров, не юристов, не финансистов — их довольно много, — а отсутствием человека, который знает, например, что такое ветровая нагрузка и знает таким образом, как надо воздвигать стены того или иного строящегося здания. Или знает, при какой температуре можно лить бетон, а при какой нельзя.
А. Пичугин
— Прикладные профессии.
В. Сурвилло
— Да, прикладные профессии. И это было катастрофически, потому что мы искали этих людей, оставшихся где-то по самым различным далёким регионам. И у меня возникла мысль, что нужно что-то делать. Я рванул в какие-то известные мне общественные организации или комиссии при органах исполнительной власти, которые занимались профессионально-техническим образованием. Столкнулся с тем, что все признали, что оно, в общем, находится в упадке, в то время рухнуло, и бурно обсуждали, как его поднять, но, в целом, никаких конкретных шагов там не делалось. Я поэтому поводу как-то очень переживал. А потом мои португальские друзья, инвесторы, они знали мою одержимость этой идеей о профессиональной ориентации для детей и они знали, как я болезненно реагирую на то, что у нас сложились такие какие-то маргинальные профессии: что вот если у тебя сын — сантехник, то значит всё — троечник, двоечник; или если он — строитель, то, значит, жизнь не удалась. И они меня позвали и сказали: «У нас здесь строится в Испании то, что тебе нужно — это «Парк профессий». Я приехал, встретился с владельцами этого проекта, которые из Мексики, на самом деле, которые такие владельцы франчайзингской сети, можно сказать, по всему миру. И очень мне всё понравилось в разговоре с ними. Мы с ними договорились, что будем сотрудничать. Правда, потом в Испании они не открылись, потому что за два месяца до их открытия, открылся очень похожий «Микрополис» в Мадриде, который даже чем-то ближе нам по духу, и они в Мадриде закрылись. Но они реализовали свой проект в Португалии, а потом уже во многих странах Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии. Чем дольше мы с ними разговаривали, у нас возникло два таких больших расхождения, притом, что мы как-то в очень дружеских отношениях, по крайней мере, в то время были. Первое, это то, что у них везде города все одинаковые — это такие универсально-международные, с какими-то непонятными для меня персонажами.
А. Митрофанова
— Например?
В. Сурвилло
— Ну, вот герой без явного какого-то гендерного отличия. Всё такое — вот такие японские мультяшки, но, знаете, не хорошие есть японские мультфильмы, а вот такой вот...
А. Митрофанова
— Миядзаки
В. Сурвилло
— Да, совсем не Миядзаки. И это очень смущало, потому что мы хотели, чтобы это обязательно был русский город — мы же планировали не только в Москве, а что в Петербурге должен быть какой-то петербуржский город; в Москве должно быть что-то связано с Москвой и русскими городами провинциальными вокруг Москвы. И это мы очень долго с ними — что мы хотим других персонажей, мы хотим другую расцветку, мы хотим другие названия, нас совершенно не устраивает название «Кидзания». Ну, как можно в России в «Кидзании» что-либо делать — так нам казалось, по крайней мере, — что-то доброе, благородное?
А. Пичугин
— И это уже не устраивало их?
В. Сурвилло
— Это их долго не устраивало. Но в конченом итоге они сказали, что давайте мы везде снизу будем писать «Кидзания». Хорошо, мы договорились. Но дальше пошло второе большое противоречие, которое мы так и не сумели разрешить, и на этом мы как-то мирно разошлись. Мы не хотели, чтобы была исключительно такая развлекательная вещь, пусть и с элементами просветительства. Мы не хотели, чтобы ребёнок каждый раз в одной и той же мастерской повторял одни и те же действия.
А. Пичугин
— То есть, если это пожарные, то он тушит один и тот же пожар на протяжении...
А. Митрофанова
— Десять раз!
В. Сурвилло
— Нам хотелось, потому что я сам из Дворца пионеров вышел, нам хотелось, чтобы ребёнок мог приходить, каждый раз открывая для себя что-то новое. И нам хотелось, чтобы это был, если не курс, потому что мы не образовательное учреждение, но какая-то серия открытий в той или иной профессии, которая тебе нравится. Если тебе нравится пожар, то ты можешь прийти и потом выяснить, как тушат пожар в лесах, как тушить пожар в небоскрёбах — ну, тут фантазия громадная. И вот здесь мы совсем разошлись, потому что, конечно, это не очень выгодно, во-первых, для обладателя франшиза, потому что получается, что они-то тебя дают только один сценарий, а ты должен...
А. Митрофанова
— Такой «день сурка» получается, да, каждый раз?
В. Сурвилло
— Да, приблизительно так. К сожалению, есть такой момент. И здесь вот мы разошлись. Мы сказали: «Давайте мы будем делать сами!» В результате у нас сейчас 77, по-моему, мастерских «Мастерславля», и у нас около 350 сценариев, над которыми мы продолжаем работать, всё время придумываем новые, новые и новые для того, чтобы не возникло это ощущение дежавю. Ну, и детям будет, на мой взгляд, не очень интересно — они тогда сконцентрируются вокруг самых таких, когда, знаете, ездят с мигалками, ещё чего-то. А уже других профессий...
А. Митрофанова
— Вокруг самых топовых.
В. Сурвилло
— Да-да!
А. Пичугин
— Но они вас потом не обвиняли — из «Кидзании» ребята, — что вы у них идею украли и за проект, за франшизу платить не хотите?
В. Сурвилло
— Они нас не обвиняли, потому что я говорю, что я по-прежнему в очень хороших с ними отношениях. И даже с теми людьми, которые первыми купили франшизу здесь, в Москве, — потом там поменялась немножко ситуация, — мы были в очень хороших отношениях. Они приходили к нам на площадку, я потом ездил к ним — они в Кувейте открывали «Кидзанию» новую. Так что, в принципе, у нас какие-то очень нормальные отношения. Более того, они понимают, что всё-таки мы пошли своим путём. И, условно говоря, на одну седьмую, может быть, мы что-то взяли из их опыта, но всё остальное — мы, конечно, пошли своим собственным путём. Более того, я вижу в проектах новой «Кидзании», которая должна открыться если не в конце этого года, то в следующем году, наоборот, они что-то взяли наше...
А. Пичугин
— Открыться где?
В. Сурвилло
— Они собираются открыться в «Авиапарке» в Тушино.
А. Пичугин
— А, у нас всё-таки они будут открываться!
В. Сурвилло
— Да, у нас будут открываться. Я смотрю, что они уже взяли, там уже есть Останкинская башня. То есть они пошли немножко по тому пути, который в начале вызывал такие какие-то нарекания. Вообще, эта сфера, как сфера вообще интеллектуальных прав, её очень сложно регулировать. И какое бы ты не придумал занятие, то на следующий день, когда к тебе приходит кто-либо, он уже может это скопировать. И таких копий открывается довольно много. Кто-то выдерживает, кто-то не выдерживает. Я всегда выступаю «за», потому что мне кажется, что чем больше будет разных похожих проектов, тем есть больше возможности оттачивать какое-то своё собственное мастерство, ну, и находить что-то самое такое интересное для детей.
А. Митрофанова
— Очень правильный подход, мне кажется!
А. Пичугин
— Виталий, мы уже почти десять минут говорим о том, как...
В. Сурвилло
— Простите!
А. Митрофанова
— Очень интересно! Просто про город.
А. Пичугин
— Да, интересно, просто про город. Вот давайте с самого начала: привели ребёнка, открываются двери и что он видит, что он может, на что рассчитывает?
В. Сурвилло
— Это такой настоящий город. Действительно, его словами описать — проблема нашего проекта. Его словами не опишешь — надо прийти и посмотреть. Но, на самом деле, просто человек попадает в город, как правило, с таким удивлением: вот это да! Потому что ты видишь улицы, площади и дома. В общем-то, они вполне нормальных, не то что бы миниатюрных каких-то размеров. И весь принцип, что каждый дом и каждое здание, и не только здания, но и какие-то уголки улиц и площадей, они посвящены той или иной мастерской. А в мастерской, соответственно, тебя знакомят с профессиями, которые связаны с этой мастерской. Поэтому первым делом, когда попадаешь в этот город, на центральную площадь «Мастерславля»... Ну, тебе сразу ещё в поезде — потому что там есть такой поезд, через который ты должен пройти, где тебе расскажут правила поведения, — ты бросаешься в банк, получаешь вот эти подъёмные 50 золотых «талантов». Потом ты волен тратить эти 50 «талантов» либо на развлечения, либо на спорт, на обучение или на благотворительность. Но они довольно быстро кончаются.
А. Пичугин
— То есть это немного, на самом деле?
В. Сурвилло
— Это немного.
А. Митрофанова
— А очередь есть в банке?
В. Сурвилло
— Вообще, у нас проблема, что мы работаем сменами. И в начале смены у нас очереди везде. Мы стараемся их быстрее развести, но, в принципе, там очередь будет 5-10 минут, там не критически очередь. И потом дети разбегаются по мастерским, которые им нравятся. Те, которые приходят к нам во второй раз, — а их очень много — они уже заранее знают куда идти, они...
А. Митрофанова
— Они подготовленные.
В. Сурвилло
— Да. Те, которые приходят в первый раз, они могут обратиться в службу занятости, им там посоветуют, но, в общем, практика показала, что дети начинают ориентироваться в нашем городе минут через двадцать. Взрослые приходят и на второй раз только начинают понимать, что и как устроено. И надо сказать, что дети значительно более легко, вживаются в роль жителей этого города и очень быстро понимают, где что надо сделать, куда надо успеть.
А. Пичугин
— А сколько у них времени вообще на всё?
В. Сурвилло
— Смена продолжается четыре часа.
А. Пичугин
— То есть потратить свои 50 «талантов» он успевает за первые полчаса, наверное?
А. Митрофанова
— А что дальше? Вот потратил.
В. Сурвилло
— 50 «талантов» можно потратить практически в минуты!
А. Митрофанова
— Пойти в ресторан.
В. Сурвилло
— В ресторан — нет. Но, скажем, пойти получить права — у нас, по-моему, права стоят чуть ли не 80 «талантов», что-то такое.
А. Митрофанова
— А, то есть ещё и не хватит? Ещё заработать сначала нужно!
А. Пичугин
— Это странно — нужно купить права?
В. Сурвилло
— Забыл сказать: здесь основная проблема, что перед этим, чтобы заплатить за эти права, практически все четыре часа у тебя уйдут на обучение — обучение теории, практики, получение медицинской справки в больнице...
А. Пичугин
— Там прямо настоящие врачи или такие же точно дети осматривают своих?
В. Сурвилло
— Там точно такие же дети, но технология вся та же самая — то есть вот эта табличка, по которой проверяют зрение...
А. Пичугин
— Молоточки?
В. Сурвилло
— Да, что-то такое, проверяют. И дети сами знакомятся, зачем это и как, а потом им уже выписывается настоящая медицинская справка, для предоставления в ГИБДД, для того, чтобы они уже могли получить права.
А. Пичугин
— Виталий Сурвилло — основатель проекта «Мастерславль» сегодня вместе с нами проводит светлый вечер.
А. Митрофанова
— Виталий, потратили 50 золотых «талантов» дети, дальше возникает вопрос, что нужно их как-то зарабатывать. Вот я смотрю у вас на сайте карту города, и здесь: Центральная площадь, клуб туриста, экскурсионное бюро, театр, железнодорожное управление, каланча. Дальше: школа дальнобойщика — это уже другая площадь — автомойка, автоцентр, автозаправка, ну и, что называется, далее со всеми остановками.
А. Пичугин
— Далее, кстати: прокуратура, банк, тюрьма, полиция.
А. Митрофанова
— Да-да, кстати, про тюрьму и полицию тоже хочется отдельно ещё поговорить: кто туда к вам попадает, и что там надо натворить, чтобы там оказаться?
А. Пичугин
— 67 мастерских, 150 профессий.
А. Митрофанова
— Больше уже мастерских!
В. Сурвилло
— Сейчас уже 77 у нас мастерских.
А. Митрофанова
— Расскажите, пожалуйста, как можно «таланты» заработать, если, к примеру, сначала нужно пройти какое-то обучение. То есть получается, что просто так обучение не пройдёшь — за него же тоже надо заплатить?
В. Сурвилло
— Есть возможность так называемого низкоквалифицированного труда.
А. Митрофанова
— Для начала?
В. Сурвилло
— Да. Когда ты можешь заработать довольно быстро. Условно говоря, если ты пойдёшь просто помыть окна и полы, то для этого не нужно специального обучения, и ты довольно легко заработаешь здесь приличную сумму денег, потому что труд высоко оплачивается — он очень нужный. Но если ты захочешь помыть полы с помощью поломоечной машины, то там тебе уже нужно заплатить деньги, для того, чтобы научиться пользоваться этой поломоечной машиной, для того, чтобы пройти какой-то курс обучения.
А. Митрофанова
— Прошу прощения, оплата за работу с поломоечной машиной выше, чем ручная мойка пола?
В. Сурвилло
— Здесь, на самом деле, всё получается не совсем так, как хотелось изначально в теории — хотелось бы, чтобы она была выше.
А. Митрофанова
— Более квалифицированный труд, да?
В. Сурвилло
— Да. Но на самом деле, к сожалению, мы были вынуждены уже поступать, как взрослые. И мы стали с помощью кредитно-денежных отношений регулировать потоки в мастерские. И поэтому те мастерские, которые наиболее популярны, и профессии наиболее популярны, в том числе поломоечная машина, на самом деле, ты платишь деньги за то, чтобы на ней поездить. Иначе бы мы имели громадную туда очередь, особенно, если бы была повышенная зарплата, и не имели бы людей, которые пошли бы мыть окна с помощью, ну, не швабр — там специальные приспособления есть. И здесь мы немножко отошли от изначального — вот так, чтобы это было, как в обществе. У нас другое есть: что если ты ходишь много-много раз, то потихонечку ты растёшь в табеле о рангах и у тебя появляются прибавки к зарплате. Это мы стараемся делать. Но общий принцип, что чем более квалифицированный труд, тем больше получается зарплата, у нас не всегда получается. Это я, к сожалению, честно скажу. Например, самые такие интересные профессии для мальчишек — вот школа дальнобойщика или машинист поезда, в основном, они всегда платят деньги за то, чтобы заниматься этой профессией.
А. Пичугин
— Не как в жизни.
В. Сурвилло
— В этом случае — не как в жизни, не получается, как в жизни.
А. Митрофанова
— Какие ещё у вас топовые профессии там?
В. Сурвилло
— У нас самые топовые профессии неожиданные для взрослых. Одна из самых популярных мастерских изначально была служба уборки.
А. Митрофанова
— Интересно почему?
В. Сурвилло
— Работа причём на конвейере, где сыпется мусор, и дети сортируют мусор, соответственно: стекло, бумага, пластик и так далее.
А. Пичугин
— А мусор настоящий?
В. Сурвилло
— Мусор не настоящий, мусор чистый.
А. Митрофанова
— Можно не бояться и одевать ребёнка в нормальную одежду, да?
В. Сурвилло
— Да. Там сложная система: со второго этажа через трубу падает этот мусор, и на втором этаже это самое отверстие, куда бросают чистый мусор, закрыто на замок, потому что пару раз туда бросали настоящий мусор. Но у нас по всему городу есть, соответственно, раздельные урны для мусора, и у детей есть занятие, когда они ездят на мусоросборочной машине, собирать его. Там они собирают настоящий мусор. Здесь проблема, чтобы избежать контакта ребёнка с реальным мусором, потому что это тоже не совсем правильно. А вот уже сортируют своими руками, хотя и в перчатках, и во всём оборудовании, они чистый мусор.
А. Митрофанова
— А для девочек какие профессии есть самые ходовые?
В. Сурвилло
— Есть мастерская, которая мне не очень нравилась, я изначально был против неё, но поскольку не я только принимаю решение, то есть, например, салон красоты.
А. Митрофанова
— Я так и знала (смеётся)!
В. Сурвилло
— Девочки занимаются причёсками, стригут там, и я совсем не люблю это занятие — изучают правила, это называется «уход за ногтями». Они там, правда, не красят ногти, но, по крайней мере, им рассказывают и про то, как красят ногти.
А. Митрофанова
— Но они не друг другу это делают?
В. Сурвилло
— Нет. Там, как правило, есть манекены всегда. И вообще, всё-таки там позыв не к тому, чтобы красить ногти, а скорее всё-таки, действительно, как им быть, чтобы они были опрятными. Но на самом деле, такого разделения женских и мужских профессий нет, потому что, скажем, профессия в горводоканале, где они меняют краны, чинят всякие... ну, вот она такая мужская считается профессия, там девочки с удовольствием бывают, любят заниматься, и там никого не видишь никогда мужского преимущества. И наоборот, в неонатальном отделении, где учатся ухаживать за младенцами, пеленать их, гулять с ними, очень часто встречаешь мальчиков, которые, по-моему, получают от этого большое удовольствие.
А. Митрофанова
— Я, кстати, хотела спросить: есть ли у вас такие профессии — как быть папой, как быть мамой? Учите ли вы этому?
В. Сурвилло
— Но вот косвенно, через какие-то профессии. Есть вот профессия врача, есть профессия библиотекаря.
А. Пичугин
— Библиотекарь — это не скучно?
В. Сурвилло
— Мне кажется, там одни из самых интересных занятий. Хотя...
А. Митрофанова
— В топ не входит?
В. Сурвилло
— Хотя в топ не входит, да. Потому что там дети, например, учатся писать рецензии на книги, и соответственно, эти рецензии вывешиваются.
А. Митрофанова
— Это школа журналистики у вас такая!
В. Сурвилло
— Но есть ещё отдельно у нас журналистика.
А. Митрофанова
— У вас ещё газета выходит! Я видела.
В. Сурвилло
— Да, газета выходит. А в библиотеки учатся составлять каталог библиотеки. Есть масса, на мой взгляд, довольно интересных профессий. Но надо помнить, что дети все очень разные, и кому-то нравится эта, а кому-то нравится другая профессия. И, в общем, это самое большое, наверное, удовлетворение после... хотя мы год, как открылись, но на самом деле, на полную катушку мы заработали где-то с ноября прошлого года, и это самое замечательное, что дети все разные и ходят в разные мастерские.
А. Пичугин
— А где вы находитесь?
В. Сурвилло
— Мы находимся в таком центре, как «Москва-Сити», в районе. Там есть такая галерея, которая соединяет выход из метро «Выставочная» и станцию метро «Выставочная» с Багратионовским пешеходным мостом. И прямо в этой галерее, она такая пешеходная, масса всяких кафе уютных, и там находится «Мастерславль». Место, в принципе, очень удобное для нас в том плане, что не надо выходить из метро.
А. Пичугин
— Большие площади?
В. Сурвилло
— Шесть тысяч метров. Это самый большой, наверное, в России, который существует вообще, парк детских развлечений.
А. Митрофанова
— Здорово! А расскажите про банк, про миграционные службы, про...
А. Пичугин
— Про тюрьму, хочу про тюрьму тоже узнать!
А. Митрофанова
— Подожди! Про тюрьму давай чуть попозже — это отдельный разговор! Вот такие всякие заведения, учреждения — там тоже работают дети? Как это происходит?
В. Сурвилло
— Там почти везде работают дети. Вообще, выбор мастерских, это одна из самых деликатных, наверное, вещей, потому что ими определяется некая общая атмосфера в городе. И я помню, что ходил к своему духовнику — отцу Владимиру Воробьёву — и спрашивал его какие можно, какие нельзя мастерские. И он довольно мудро сказал, что всё-таки надо ориентироваться не на профессию, а на доброжелательность, на то, чтобы из любой мастерской дети выходили как бы добрее. Поэтому, всё, что связано с нынешним обществом, мы старались избегать всего того, что может вызвать, ну, не озлобление, какое-то соперничество. Например, мы всегда выступаем против идей выборов, против идей какого-то правительства. Потому что мне кажется, что это совсем не детское, и не нужно детям этим заниматься. А вот то, что они должны понять, как функционирует государство, и что государство нужно как таковое, и что без него невозможно человеку жить в таком перенаселённом обществе, как наше — мы стараемся это объяснить детям. Поэтому у нас появились такие мастерские, как налоговая инспекция. Ты когда в четвёртый раз приходишь, ты можешь стать гражданином города и получить паспорт. Но чтобы получить паспорт, ты должен уплатить НДФЛ, он символический, два, по-моему, «таланта», но мы хотим, чтобы дети росли с пониманием, что ничего в этом государстве не может существовать, если люди не будут платить налогов. Другой вопрос — как распределяются налоги. Мы-то у себя строим идеальное общество.
А. Митрофанова
— А что, когда они потом реально выйдут, будет с детьми?
В. Сурвилло
— Мне кажется, будет замечательно! Вообще, проблема в том, что мы не готовим детей к взрослой жизни, к жизни в современном обществе. Если дети научатся уважать профессии, уважать труд другого и уважать достоинство другого — вот это, мне кажется, самое важное, — тогда, соответственно, и получившийся из него милиционер, он будет с достоинством относится к вам, как гражданину. Или получившийся налоговый инспектор будет уважать ваше достоинство, как налогоплательщика. Мне кажется, это самое стержневое, ради чего мы работаем и что мы пытаемся сделать. Поэтому все эти профессии мы представляем в идеальном виде. У нас всё время спрашивают: есть ли у нас взяточничество, коррупция и так далее? Нет, у нас этого нет.
А. Митрофанова
— У вас такой «Солнечный город».
В. Сурвилло
— Да! У нас замечательные налоговики. Нам, кстати, помогает здесь и Федеральная налоговая служба, во главе с её руководителем.
А. Митрофанова
— Серьёзно?
В. Сурвилло
— Да. Ему так понравилась эта идея.
А. Митрофанова
— Он консультации даёт или мастер-классы проводит?
В. Сурвилло
— Во-первых, они всё-таки проконсультировали нас по занятиям. Потому что у нас есть несколько сценариев: отдельно НДФЛ, есть отдельные виды налогов, есть история налогообложения. И, на самом деле, мы как-то детей учим к тому... потому что для взрослых людей тоже большие... Я не знаю, заполняли ли вы когда-нибудь свою декларацию?
А. Митрофанова
— Это — головная боль!
В. Сурвилло
— Но, в общем, это желательно знать, чтобы дети это знали. Поэтому они нас консультировали по контенту, по самим занятиям. Ну, и что-то они нам помогают: если табличку, как они хотят сине-голубого цвета, то они нам её сами изготовят. Здесь есть даже и какая-то, не могу сказать, что материальная помощь, но вот именно помощь, она существенна, потому что она приближает это к реальности. Ну, у нас есть пограничная служба, где детей учат интересным, на мой взгляд, вещам: как пограничники по возрасту отличают фотографию и человека, который перед ними стоит, что сохраняется у человека в лице — расстояние между глазами, ещё чего-то, — и вот они сравнивают; как идентифицируется личность человека. Мне кажется, это тоже одно из самых интересных занятий. Да, у нас большой блок, назовём так «силовиков» — это имеются в виду органы внутренних дел: у нас есть следственный комитет, у нас есть ГИБДД, у нас есть патрульно-постовая служба. Но мне кажется тоже это очень важным, чтобы дети имели, как вы говорите, может быть, и идеализированную, но на самом деле, должна быть такая какая-то картина о том, что сотрудник внутренних дел, на самом деле, это защитник некий и гарант твоей безопасности. Вот мы хотим это как-то подчеркнуть.
А. Пичугин
— А педагоги, которые занимаются детьми? Это, например, бывшие сотрудники того или иного ведомства или люди сами проходили какое-то обучение, практику?
В. Сурвилло
— У нас довольно сложная система занятия, она такая трёхступенчатая. Сейчас, в основном, идут так называемые базовые занятия, они в порядке живой очереди, они длятся по 20-30 минут. А с первого июля мы начинаем вводить мастер-классы, это когда ребёнку что-то, ну, совсем очень нравится: «Вот хочу быть ветеринаром!» — и тогда по расписанию с ним занятия будут проводиться один час, независимо от того, сколько народу придёт. Так обычно все группы у нас по шесть человек. А потом уже, в будущем, со следующего года, мы хотим запустить так называемый курс профориентации, когда будет целая серия из 5-6 занятий — уже более углублённое знакомство с профессией. И вот первые два этапа мы преподаём собственными силами, а на третий этап мы предполагаем звать преподавателей из профильных каких-то специальных учебных заведений. По крайне мере, чтобы они присутствовали и помогали, потому что это уже такая сфера, где мы боимся отсебятину пороть. А первые два — это наши наставники. Их много, у нас около двухсот наставников, это всё выпускники вузов, самых различных. Понятно, что большинство из них — это педагогические вузы, но есть психологи, очень много актёров, но есть и совершенно неожиданные какие-то высшие учебные заведения. Они пришли туда скорее по зову сердца, у них там есть курс тренинга, обучения. И он скорей не профильно-профессиональный, а в основном там: как работать с детьми, как работать с детьми с ограниченными физическими возможностями, что делать при каких-то чрезвычайных ситуациях. А сама профессиональная выкладка или выкладка той информации, того информационного материала, который надо передать ребёнку, он всё-таки есть в разработках, он разработан. И здесь сегодня человек может работать в банке инкассатором, а завтра он может преподавать службу уборки. Здесь мы стараемся, чтобы была ротация.
А. Пичугин
— Виталий Сурвилло — основатель проекта «Мастерславль» сегодня у нас в гостях на радио «Вера». И буквально через несколько мгновений мы вернёмся в эту студию.
А. Митрофанова
— Добрый вечер ещё раз, дорогие слушатели! Программа «Светлый вечер» в эфире. Алексей Пичугин, я — Алла Митрофанова. У нас в гостях сегодня Виталий Сурвилло — основатель, учредитель, идейный вдохновитель проекта «Мастерславль» — такого города для детей. Ну, ассоциация, которая первой приходит на ум — это Незнайка в Солнечном городе. Вот вы такой создали детский мегаполис внутри большого мегаполиса, где дети могут реализовываться, получать совершенно разные прикладные профессии. Мне кажется, крен у нас какой-то есть в такое развитие — мы стараемся, чтобы дети занимались языками, чтобы они ходили в художественные школы, чтобы они учились снимать кино, чтобы они в музыкальные школы ходили обязательно. А вот завинчивать гайки и...
А. Пичугин
— Всему этому можно научиться в «Мастерславле». А вот у меня такой вопрос: скажите, Виталий, как вы думаете, вот ваша экспертная оценка, — возможно ли, что такие проекты, как «Мастерславль», в перспективе, возможно, в далёкой перспективе, может быть, не на государственном, а на каком-то частном уровне, смогут заменить дошкольное образование в России? То есть ребёнка в таком, может быть, идеальном детском саду будут как раз учить чему-то такому?
В. Сурвилло
— Я как раз не уверен, что этим возможно заменить дошкольное образование, потому что в дошкольном образовании есть свои особенности. Вот мы как раз в наших новых проектах пытаемся их учесть. Всё-таки работа с детьми до 6-7 лет требует особого подхода и, как ни странно, больше профессионализма. А вот что касается внешкольного образования, так называемого дополнительного образования, то, конечно, «Мастерславль» вряд ли сможет заменить всё, что существует, но то, что он может стать одним из основных компонентов этой программы, мне кажется, это очевидно, и это не такое далёкое будущее. Потому что надо сказать, что власти-то к нам очень хорошо относятся. Я не могу сказать, что нам как-то помогают в материальном плане — им, видимо, не до нас.
А. Митрофанова
— Хотя бы не мешают!
В. Сурвилло
— Не мешают точно! Более того, какие-то вещи поддерживают и, по крайней мере, с большим интересом смотрят, что из этого будет. И вот у нас был 24-го числа, по-моему, Дмитрий Анатольевич Медведев, проводил совещание у нас по поводу внешкольного дополнительного образования, по поводу ГЧП так называемого — государственного частного партнёрства — и проблем в этой сфере. Скорее, здесь сейчас по поводу этого государственного частного партнёрства больше проблем, чем решений. Так что мне кажется, что это точно может быть элементом такой концепции дополнительного образования, которая, конечно, на мой взгляд, необходима для детей. Я немножко уйду в сторону — вот когда мы говорим о дополнительном образовании, всегда встаёт вопрос: что вы хотите? Вы хотите результат или вы хотите личность человека? Потому что все у нас дополнительные образования — музыкальная школа, художественная школа и так далее, — я сколько раз с этим сталкивался, потому что у самого много детей, это всё бесконечная та же самая школа и та же самая, довольно жёсткая, дисциплина: выучить эти три прелюдии, это отыграть, это отрисовать, нарисовать там какие-то три эскиза. И получается это вот всё время такое напряжение для детей, которые не уверены, что это нужно.
А. Митрофанова
— Я согласна.
В. Сурвилло
— Я помню: как-то давно-давно я приехал в Швейцарию, и там мой какой-то знакомый бухгалтер сказал: «Я приглашаю тебя к себе домой — мы сегодня будем музицировать». И я ещё с такой тоской подумал: «Зачем мне это нужно? Что это ещё за музицирование?» И я пошёл, они собрались в чьём-то частном доме и стали играть. Фальшивили довольно часто, и в начале я по этому поводу как-то очень внутренне реагировал и всё оборачивался по сторонам, и как бы говорил: «Вы что, не видите, что они плохо играют?» Но потом меня захватила атмосфера, прежде всего, тех, кто играл. Они с таким это делали удовольствием, с такой радостью. И я стал вспоминать, что более 90% выпускников наших музыкальных школ никогда не возвращаются к инструментам. Они устали от этого, они не получают удовольствия. И мне кажется, что дополнительное образование, в отличие от школы, оно должно быть нацелено не на результат, а на то, чтобы человек делал что-то с охотой и самостоятельно.
А. Митрофанова
— И с радостью, чтобы ему это радость приносило!
А. Пичугин
— Но ведь у нас музыкальное образование, музыкальная школа, это такая притча во языцех, действительно, ребёнок, может быть, с большой неохотой идёт в очередной, в сто пятидесятый раз к этому фортепиано, потому что «надо». Но всё-таки большинство кружков — авиамоделирование, история, археология, краеведение, прикладная физика, математика, всё что угодно — это куда ребёнок решил пойти сам или, по крайней мере, с какого-то лёгкого толчка родителей. И вот оттуда его за уши...
В. Сурвилло
— Два комментария. Во-первых, что всегда есть какие-то дети, которые прилепляются к сфере какой-то, скажем, к моделированию. Если он влюблён в это дело — это замечательно. И он будет влюблён, независимо от того, будет ли он жить в Ростове, в Москве, ещё где-нибудь, он обязательно найдёт способ этим заниматься, как правило. Другое дело, что можно же завлечь ещё другого человека, который в начале будет очень болезненно реагировать, когда он увидит какую-то необходимость жёсткой дисциплины, ещё чего-то. Условно говоря, задача-то найти не тех, кто точно заранее предрасположен к музыке, к живописи, к авиамоделированию, а завлечь туда тех людей, которые, к сожалению, в основном, в лучшем случае проводят время у телевизора — такое громадное количество, наверное, 80-90% детей, нашей целевой аудитории в Москве, которые занимаются этим, — либо там, ну, я не знаю, сзади гаражей, где-то там пытаются научиться курить или ещё чего-нибудь такое. И вот их-то привлечь так просто невозможно, чтобы обязательно они получали от этого радость, чтобы это было в охоту. И поэтому, мне кажется, чем ценна для меня идея «Мастерславля», то, что ребёнку попадает: ну, не нравится тебе это — иди, почини розетку; не нравится чинить розетку — иди, придумай робота; не нравится придумывать робота — составь мультипликационный фильм или ещё чего-то. И вот эта возможность, мне кажется, самая главная!
А. Митрофанова
— Кстати говоря, по поводу: не нравится одно, пойди, займись другим. Мне бы хотелось критический отзыв зачитать о посещении «Мастерславля». Это отзыв папы, который приводил к вам своих детей уже во второй раз, который говорит, что не получается посетить все те мастерские, которые хочется, потому что ты идёшь на одно занятие и у тебя уже автоматически выпадает другое. Тебе потом приходится ждать 20-30 минут, прежде чем начнётся следующий сеанс. Если, к примеру, куда-то не успеваешь, то тоже тогда приходится просто бродить по городу, тратить 50 «талантов». И вопрос именно в составлении расписания, в том, что если здесь не понравилось, можно было пойти куда-то в другое место, вот он стоит остро. Вот критическое такое замечание, причём, действительно, ребёнок был расстроен — не получилось здесь, он пошёл в другое место, но туда уже не попал. Расстроенный ребёнок — это беда.
В. Сурвилло
— Это грустная сторона нашего проекта. И я, прежде всего, приношу извинения, что с таким впечатлением ушли из нашего города — это грустно слышать. Но здесь нужно понимать, что, к сожалению, это во многом неизбежно, потому что невозможно составить такое рациональное, именно в силу того, что дети меняют свои вкусы и выбирают... невозможно сделать так, чтобы мастерская всегда была открыта к тому времени, когда ваш сын или ваша дочь захочет пойти именно в эту мастерскую. Потому что там может уже идти занятие с другими детьми и может туда уже стоять очередь. Это не в оправдание, я просто вспоминаю, что когда попадаешь в «Кидзанию» — я помню, первый раз попал туда тоже со своими тремя детьми. Мы там провели около пяти часов. За это время, а это был выходной день, было очень много народу, дети посетили всего две мастерские. При этом всё равно атмосфера была очень какая-то такая дружелюбная, спокойная — там чего-то дети ходили, бегали, носились, в основном, заглядывали в окна. Это надо ещё сказать, что в «Кидзании» ничего такого, как в «Мастерславле», где полно всяких выставок, полно всяких табличек, где можно почитать кто такой Кулибин, а кто такой Романов, а кто такой Зварыкин и так далее — этого ничего нет в «Кидзании». И всё равно было как-то спокойно. Единственно, два конфликта, почти две драки, оба были связаны с моими детьми, которым показалось, что их кто-то оттесняет в очереди — такой, видимо, менталитет у моих детей. Но две мастерские за пять часов, и всё равно они были как бы счастливы. У нас, конечно, по-другому. У нас когда человек покупает билет на четыре часа, он исходит из того, что все четыре часа должны быть заняты. И в будние дни нам получается это обеспечить. Поэтому я могу приглашать приходить только будние дни.
А. Митрофанова
— Но это сложно.
В. Сурвилло
— Да, у многих не получается. В выходные дни мы с трудом с этим справляемся. А был у нас такой период, когда были мартовские каникулы, какой-то был огромный поток людей. И честно скажу, — вот я приношу извинения всем, кто приходил в эти дни, — мы захлебнулись, мы не были готовы к такому большому количеству. Хотя, конечно, существуют способы решения — организация уличных занятий, как-то разведение потоков и так далее. Мы стараемся за этим следить, мы стараемся совершенствоваться, но проблема неизбежна. Потому что, когда у тебя количество детей, желающих в одну мастерскую, может быть сто человек, а в другую никого — мы избежать эту ситуацию не можем.
А. Митрофанова
— Можно готовиться, наверное, заранее — изучить сайт и подумать куда бы хотелось пойти, чтобы не тратить время на...
В. Сурвилло
— Тоже не получится! Ты рванёшь в ту мастерскую, которую ты выбрал себе, а там стоит очередь.
А. Пичугин
— Там же электронной очереди нет.
В. Сурвилло
— Ещё есть такая проблема, что очень часто взрослые начинают вести себя не совсем верно. Это было в каникулы — они вдруг начинают занимать очередь в мастерские и отбрасывать, ну, просто отбрасывать детей, которые...
А. Пичугин
— Мама в одну стоит, папа в другую.
В. Сурвилло
— Да, и при этом не пускают ещё детей, которые без родителей. Вот здесь, конечно, возникают обиды.
А. Митрофанова
— Тоже особенности нашего менталитета — стараются встать сразу в несколько очередей!
В. Сурвилло
— Но мы стараемся их отваживать тем, что у них довольно высокая стоимость их билетов — для взрослых, чьи дети старше семи лет. Потому что до шести лет включительно дети должны быть обязательно со взрослыми.
А. Пичугин
— Вот-вот! Про стоимость билетов как раз очень интересно! Сколько стоят четыре часа детского счастья?
В. Сурвилло
— Самый дорогой билет у нас стоит 1400 рублей за четыре часа — это в воскресенье и в субботу. В будние дни это 1100 рублей. Для школьников 700 рублей. И, соответственно, многодетные...
А. Митрофанова
— Вот, кстати!
А. Пичугин
— Это основной вопрос!
А. Митрофанова
— Есть ли льготы?
В. Сурвилло
— 350 рублей. А в отдельных случаях мы вообще договариваемся и соглашаемся на бесплатные какие-то... потому что мы очень озабочены тем, чтобы в «Мастерславль» приходило побольше детей с ограниченными возможностями здоровья. Я просто был в своё время в специальных учебных заведениях для детей — тогда их называли инвалидами. И понятно, что у них была одна перспектива — всю жизнь клеить коробки. И это дико несправедливо. А здесь, мне кажется, просто то, что они увидят, что у них может получаться что-то другое — починить кран, сдать на права. Мне кажется, что это ощущение внутренней уверенности в своих силах — понятно, что оно не решает все проблемы, но оно очень важно.
А. Митрофанова
— Такой момент психологический: я могу, я пошёл, и у меня получилось.
А. Пичугин
— И это надо как-то отдельно с вами обговаривать — посещение таких детей?
В. Сурвилло
— Желательно отдельно обговаривать, потому что самая большая проблема, как ни странно, возникает очень часто с родителями нормальных — в кавычках — детей, которые иногда реагируют... Ну, условно говоря, что если будет больше половины детей, которые придут с какими-то ограниченными возможностями, то может вызвать какую-то реакцию. Поэтому мы стараемся это контролировать тем, что регулировать это визитами, прежде всего, в будние дни и каким-то специальным сопровождением со стороны наших наставников. И мне кажется, это очень здорово. Мы дружим с самыми различными фондами — и с фондом «Вера», с фондом «Я есть!»...
А. Митрофанова
— Отлично! То есть там родители могут информацию получить о том, что можно прийти в такое-то время...
В. Сурвилло
— Да-да! Что можно прийти в такое-то время. Там проводятся самые различные дни рождения, мероприятия, юбилеи самих этих фондов, открываются какие-то выставки. В общем, у нас очень часто открываются выставки тех детей, которые прикованы к постели, и их рисунки никогда не увидят зрители.
А. Пичугин
— А они, тем не менее, рисуют?
В. Сурвилло
— А они рисуют, да. И у нас мы такие проводим выставки. Мне кажется, это... ну, и даже просто поставить фотографию, что выставка, что дети смотрят и так далее.
А. Митрофанова
— Да-да!
А. Пичугин
— Вот чтобы перед маленьким перерывом закрыть денежную тему: вы говорите 1400 рублей — это в выходные дни. А 350 это для кого — для детей или для взрослых?
В. Сурвилло
— Это скидка для многодетных, для детей из государственных учреждений, для детей без родителей...
А. Пичугин
— А если там придёт многодетная мама с пятью детьми?
В. Сурвилло
— То она должна заплатить 350 рублей за каждого ребёнка.
А. Пичугин
— И за себя сколько-то ещё?
В. Сурвилло
— Да. Но я вас уверяю, что всегда есть какие-то... даже когда приходит мама или пишет о том, что там такие-то проблемы...
А. Пичугин
— Вы идёте на встречу?
В. Сурвилло
— Если мы видим, что действительно есть проблемы, мы идём навстречу. Надо сказать, что многодетные дети... ну, вообще так получилось, что как-то у меня вот четыре ребёнка. По-моему, у всех у нас...
А. Митрофанова
— Кстати, младшему сколько у вас?
В. Сурвилло
— Семь лет, сейчас будет восемь.
А. Митрофанова
— А ходят они в «Мастерславль»?
В. Сурвилло
— Да, это любимое их место.
А. Митрофанова
— А, хорошо! Это хороший показатель!
В. Сурвилло
— У многих моих коллег по пять детей есть, тоже по четыре, по шесть есть. И как-то проблема, она и понятна, и, в общем, мы стараемся здесь всегда идти навстречу. И в связи с тем, что многие, так или иначе, связаны с какими-то, скажем, конфессиями, то, соответственно, как-то об этом идёт волна, то есть очень много многодетных православных семей к нам приходит, мы даём какие-то подарочные билеты. То же самое у нас было и с мусульманскими семьями, в общем, мы стараемся как-то здесь максимально учитывать пожелания.
А. Пичугин
— Виталий Сурвилло — основатель, идейный вдохновитель детско-юношеского проекта «Мастерславль» сегодня у нас в гостях проводит светлый вечер. Виталий, скажите, вы говорите много приходит православных семей многодетных, мусульманских. А как-то конфессиональная составляющая в «Мастерславле» представлена? В Церковь не играют?
В. Сурвилло
— Во-первых, в Церковь играть, мне кажется, просто нельзя.
А. Митрофанова
— Дети священников играют.
В. Сурвилло
— Да, я знаю случаи. Скажем, я был в палестинской православной школе, и насколько там угроза возникает, когда вдруг мусульманки, которые уходят туда, начинают играть в Литургию. Здесь возникают даже вопросы жизненной безопасности для преподавателей. Это всё из другой области. Мы говорили с отцом Владимиром, и он очень чётко мне сказал, что играть в Церковь не надо, что можно обучать профессиям, и мы будем обучать — мы зовём время от времени звонаря. Можно, наверное, обучать алтарничеству, можно рассказывать как устроен иконостас, но играть в священника, играть в службу нельзя. И я, в принципе, с ним тут как-то очень и очень согласен, что этого не должно быть. С другой стороны, всё равно как-то мы живём в государстве, которое изначально православное, и поэтому у нас очень много говорит о присутствии Православия. Прежде всего, в виде какого-то духа, в виде каких-то памятников — у нас есть там бюст Патриарха Тихона у Центра добрых дел.
А. Митрофанова
— А вы рассказываете детям кто это такой?
В. Сурвилло
— Да, поскольку в Центре добрых дел они учатся всяким добрым делам. Там два типа занятий: первый — они учатся азбуке жестов, чтобы суметь приветствовать на улице людей, которые не слышат, сказать им: «Добрый день! Здравствуйте!» — и так далее. Они изучают там азбуку Брайля, как помогать колясочникам. А другое занятие, которое мы сейчас вводим, это о том, как устраивать благотворительные ярмарки, зачем собирать деньги, как с этим надо работать и как это делать, с одной стороны, деликатно, а с другой стороны, чтобы это было как-то эффективно. Поэтому все эти занятия, так или иначе, им рассказывают. Там, на самом деле, две фигуры — Патриарха Тихона и доктора Гааза, которые совсем был не православным, но тем не менее фантастический человек.
А. Митрофанова
— Да, выдающийся человек!
В. Сурвилло
— И обе фразы, у доктора Гааза — возможно, приписываемая ему фраза, но она за ним закрепилась: спешите делать добро! А у Святейшего Патриарха Тихона фраза, что только добром можно одолеть зло. И вот как-то, от этого отталкиваясь, идут занятия. Понятно, что где-то у нас видна нарисованная церковь. У нас есть очень замечательный памятник четырём физикам, там Эйнштейн, Шрёдингер, Планк и, по-моему, Гейзенберг. И у каждого написаны их фразы про соотношение веры и науки. Замечательные фразы, что когда начинаешь заниматься наукой, то сначала пьёшь атеизм, а на дне кубка тебя ожидает вера в Бога. Вот какие-то такие есть вещи, которые как бы тихо и очень ненавязчиво мы стараемся показывать. Но мы отлично понимаем, что у нас очень много детей, которые не православные — у нас есть дети мусульманские, дети иудейские. У нас много, так или иначе, связано, и мы рассказываем про... скажем, у нас есть памятная доска Ибрагиму Гаспринскому. Очень мало кто знает, что это за человек. А это была фантастическая личность, он был таким просветителем в девятнадцатом веке, он основал почти все первые тюркские газеты в России. И не только в России, его знают в Египте, Турции — он там основывал газеты. Удивительный человек! Сам из крымских татар и при этом, кстати, всегда выступал и писал даже, что «жить нам можно только с русскими», что они «самые спокойные, терпеливые, и с ними вместе будет лучше всего». У нас есть не «стена праведников», а называется «стена неравнодушных». И там рассказывается, очень коротко даются фамилии всех тех, кто во время войны помогал евреям спасаться от преследований. Там есть фантастические судьбы — от японского консула в Вильнюсе, которого уже выгоняли просто, и МИД Японии его выгонял, и наши власти, потому что в то время там уже была советская власть. Он из поезда, из вагона ещё кинул несколько десятков виз для того, чтобы они могли взять, уехать, потому что уже понимали, что немцы вот-вот на подходе и будет катастрофа в Литве. Или известный португальский консул в Бардо, который за неделю выписал 12 тысяч виз евреям, сам их провожал до границы. Его за это выгнали с работы, кончил в нищете. Ну, и есть и замечательные случаи с праведниками мира российского происхождения. И вот есть такая стена — «стена неравнодушных». И мне кажется, тоже это очень важно, чтобы дети понимали, что самая главная возможность, самое главное в этой жизни — это, хотя бы на раннем этапе, жить по добру и по праведности. А дальше уже, ну, как...
А. Пичугин
— Стезя добродетели.
В. Сурвилло
— Да. А к какой ты относишься конфессии — это уже другой, наверное, вопрос.
А. Митрофанова
— Вы с таким увлечением об этом рассказываете, что мне, честно говоря, самой захотелось как-нибудь туда прийти, посмотреть.
В. Сурвилло
— Приходите!
А. Митрофанова
— С удовольствием!
А. Пичугин
— Но нам с Аллой разве что на экскурсию, к сожалению!
А. Митрофанова
— Ну, это как посмотреть. Потом поговорим! Вот вы рассказываете о разных программах по профессиональному ориентированию для детей, в создании которых, как я понимаю, вы сами принимали участие. Вы рассказываете сейчас про все эти памятники, про стены мемориальные и так далее. Мы когда готовились к эфиру и смотрели вашу биографию — вы окончили МГИМО, знаете пять иностранных языков на таком хорошем переводческом уровне, ещё четыре на разговорном уровне. У вас абсолютная реализация в плане собственного дела, бизнеса и прочее. И вот сейчас вы весь эфир рассказываете так про «Мастерславль», как будто это дело вашей жизни. Вы для себя, вообще, как определяете — какое место в вашей жизни он занимает?
В. Сурвилло
— Сейчас, наверное, занимает самое главное место. Я думаю, что в ближайшее время он так и будет на центральном месте в моей жизни — этот проект и проект его развития. Это такая какая-то сфера необъятная и особенно неразработанная. Потому что, действительно, как работать с детьми, чему их учить помимо школы? Проблемы со школой есть большая. Условно говоря, учебные программы замечательные, я, как родитель, удовлетворён ими.
А. Митрофанова
— Но не всякие родители ими удовлетворены. Вам, наверное, очень повезло.
В. Сурвилло
— Я удовлетворён! Но проблема, большая сложность и вызов для школы в том, что любой ребёнок сейчас умеет пользоваться интернетом. И если он разбирает, например, битву при Ватерлоо, то понятно, что он в интернете найдёт информацию более систематизированную, более интересно, более красочно представленную, чем это будет в учебнике российской школы или чем даже сумеет рассказать преподаватель. Получается, что авторитет учителя, как источника знаний — на чём держалась всегда школа — он очень сильно пошатнулся. Дети всегда знают, где что проверить. Я смотрю по своим детям. Особенно, если школа их провоцирует: подготовьте доклад о Карамзине — это было у третьеклассницы, у моей дочки.
А. Митрофанова
— О Карамзине?
В. Сурвилло
— Да. Зачем Карамзин в третьем классе я не очень знаю, но понятно, что моя дочка открывает интернет, открывает Википедию, вырезает оттуда две-три картинки, пишет такой текст, не всегда даже его осмысливает, и отдаёт аккуратно — доклад сделан, всё подготовлено. И авторитет школы, как источника знания, на мой взгляд, он сильно пошатнулся. А школа всё равно необходима, потому что она каким-то образом канализирует и нормирует тот информационный громаднейший массив, который сейчас вырос в тысячу раз, который обрушивается на головы наших детей. Но очень важно, чтобы школа взяла на себя какую-то такую миссионерско-просветительную роль, а это сложно — учителей много, школ много. И каждого человек, чтобы он горел сердцем, найти так сложно. И поэтому, наверное, как вы сказали, мне повезло и с моей школой, в которой я учился, и со школой, где находятся мои дети. Может быть, там всё не так ярко, как у меня было, но всё равно видно, что там есть какие-то воспитательные функции. В семье воспитанием тоже сейчас очень мало занимаются, потому что все заняты, у всех работа. Работы стало больше на самом деле, чем, я думаю, в девятнадцатом веке или в восемнадцатом.
А. Митрофанова
— Суеты стало больше.
В. Сурвилло
— Да. И даже по тому объёму информации, который мы все перерабатываем с вами, ну, её невозможно сравнить с тем, что было раньше.
А. Митрофанова
— Вот я об этом.
В. Сурвилло
— Вот эта воспитательная функция, она, получается, должна проходить когда? Наверное, в свободное время от школы и от семьи. И, наверное, это получается досуг. Вот это соединение воспитания, просветительства, а не просто, как вы сказали, авиамоделирование, наверное, это чрезвычайно важно. И эта сфера, которая мне, действительно, очень интересна и мне хочется этим заниматься. Я не знаю, что будет дальше, у меня есть какие-то тоже ещё проекты в будущем, ну, как Господь даст, так будет.
А. Пичугин
— У меня очередной прикладной вопрос.
А. Митрофанова
— У Лёши прикладные вопросы, а я-то о высоком!
А. Пичугин
— Вы собираетесь расширяться в ближайшее время? Вот есть «Мастерславль» в Москва-Сити. Ещё, хотя бы в Москве, будет открываться у вас?
В. Сурвилло
— Да, в Москве будет. Потому что мне кажется, что Москва такой большой город, где просто очень много детей — практически около одного миллиона, — а в Московской области полтора миллиона. И проблема в том, что, в «Мастерславль» — мы, с одной стороны, этим гордимся, а с другой стороны, немножко смущаемся, — к нам ходит почти всё время одна и та же публика. У нас есть дети, которые побывали уже по сто раз. С одной стороны, это радостно, что они приходят, им интересно и, значит, идёт какой-то процесс, а с другой стороны, мы точно понимаем, что мы не охватили и одной десятой того детского населения, которое есть в Москве. И второй момент очень важный, что если ты живёшь где-то, условно говоря, на Варшавской, родители работают, возможно, в центре, а дети учатся на Варшавской, то привезти ребёнка к нам — это целая история. Либо это выходной день — а в выходной день хочется побыть с детьми, отдохнуть, и никуда не хочется ехать, — а в будний день это практически невозможно. Поэтому мы думаем, что надо всё-таки в Москве создать как бы...
А. Митрофанова
— Сеть в спальных районах?
В. Сурвилло
— Да. Ну, в спальных районах, в каких-то крупных, где большое количество населения. И вот мы такой пробуем первый эксперимент — мы делаем, открываем «Мастерславль» на Пражской. Вот сейчас начинается строительство, у нас там довольно жёсткие сроки. Должны, наверное, к концу этого, началу следующего года уже какие-то очереди запустить. Но всё равно этот город будет немножко не похож, будет немножко другой набор мастерских. Немножко будет другая архитектура, потому что слово «Пражская», предполагает, что там будут какие-то элементы западной архитектуры, совсем другие будут памятники, немного другие будут занятия. Мы больше там будем уделять внимания, потому что это одно из нареканий в наш адрес, что когда приходят родители с детьми до шести лет, то им делать нечего — мы создадим специальный район для детей до шести лет.
А. Митрофанова
— Пора нам заканчивать наш разговор! Хотя мне кажется, что мы его только начали. Но тем не менее вопрос, который мы задавали в начале нашей программы, — о суде — я не могу его сейчас снова не задать! Вот вы говорите, что дети приходят до ста раз некоторые. Наверняка они за сто раз успевают и в суде, и в тюрьме побывать, а что их там ждёт? И что нужно натворить, чтобы там оказаться?
В. Сурвилло
— Тюрьма — это единственное помещение в «Мастерславле», которое не является мастерской.
А. Митрофанова
— А, не является! То есть профессиональных преступников вы там не растите?
В. Сурвилло
— Да. Более того, никаких наказаний и никаких направлений в тюрьму у нас нет. Тюрьма, если вы подойдёте, она очень симпатично сделана — там резиновые решётки, которые ты можешь раздвинуть. В основном, это для детей и для взрослых, которые любят фотографироваться и развлекаться. Другое дело, что внутри тюрьмы висят правила внутреннего распорядка, правила рациона заключённых, такие, какие существуют сейчас — мы всё это взяли из жизни, так, чтобы дети и взрослые, кому не лень, почитали, что всё-таки это не малиновая жизнь будет. Второе, мы рядом сделали список людей, которые умудрялись в тюрьмах творить и работать, начиная от спорной фигуры Кибальчича, который, в общем, революционер-террорист, но который при этом всё-таки в тюрьме придумал реактивный двигатель; и кончая такими людьми, которые работали в так называемых «шарашках» во время сталинских репрессий.
А. Пичугин
— Тридцатые-сороковые годы.
В. Сурвилло
— Да. И там есть список людей, которые работали в них, а про Королёва даже отдельно рассказывается. Так что, в общем, вокруг всего мы стараемся создать какую-то историю...
А. Пичугин
— Творческую атмосферу.
В. Сурвилло
— И творческую, и такую просветительскую, чтобы... Это же тоже должны знать и дети.
А. Митрофанова
— Направленную на созидание.
В. Сурвилло
— Очень много у нас сделано даже не для детей, а для взрослых, чтобы взрослые это читали, а потом каким-то образом передавали это детям.
А. Пичугин
— Спасибо большое! Мы желаем вам успехов в том, чтобы новый «Мастерславль» открылся как можно скорее, чтобы всё у вас получилось!
А. Митрофанова
— А потом третий, четвёртый и вообще...
А. Пичугин
— Виталий Сурвилло — основатель проекта «Мастерславль», детско-юношеского такого центра, был сегодня у нас в гостях. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
— Спасибо вам большое!
В. Сурвилло
— Спасибо вам большое!
А. Пичугин
— Я — Алексей Пичугин. Будьте здоровы, до свидания!
В. Сурвилло
— Спасибо, всего доброго!
Приглашение на исцеление. Никита Вятчанин
Однажды моего друга пригласили на бесплатное обследование в частную клинику. По итогам у него было выявлено несколько заболеваний, требующих дорогостоящего лечения. И он был расстроен и растерян, потому что денег на такое лечение у него не было в тот момент.
Похожие чувства я испытывал долгие годы, когда получал обличения в моих тяжких грехах, но сил на борьбу с ними найти не мог. Я тогда был далек от Церкви и от Бога. И тогда я просто отмахивался от этих обличений.
Узнавать о своих болячках, тем более хронических, — само по себе малоприятно. Обличителей воспринимаешь как осуждающих. Еще сильнее загоняли в угол слова тех, кто, казалось бы, сочувствовал. Они говорили, что жизнь — это боль, а преодоление греха — путь долгий, тернистый. Будет трудно.
Весь этот сценарий меня, тогда еще удаленного от Церкви Христовой человека, отталкивал. И подвигал не противостоять греху, а убеждать себя, что с грехом можно договориться. Или даже, что греха этого и нет вовсе — так, иллюзия, привиделось что-то...
Поменялось всё в переломный момент, когда я обратился к Богу.
К тому моменту я уже долгие годы отказывался видеть свою очевидную алкогольную зависимость. Схема оправданий была стандартная. Шаг первый — многие пьют, и я пью. Шаг второй — так как все, кто пьют, не могут быть алкоголиками, значит, и я не алкоголик. Логика сколь абсурдная, столь и железная. Только спустя тринадцать лет осознал-таки, что алкоголизм — это именно про меня, а не про кого-то там за горизонтом. И это, учитывая моё упрямство во грехе, было настоящим чудом.
И вот тогда, в этот переломный момент, Бог устроил так, что рядом со мной оказались очень добрые и отважные люди, через которых я наконец услышал голос Бога. Один из них сказал то, что меня буквально перевернуло. А именно: «Бог открывает человеку его грех только тогда, когда он имеет возможность ему противостать, когда он готов принять исцеление. И наоборот — если пьяница не видит, что он зависимый человек, то принять исцеление от Бога он не готов. Если раб греха не видит греха, то и на свободу, открытую ему Богом, он не пойдёт».
Именно тогда, когда я, со скрежетом зубов, признался себе в собственном алкоголизме, во мне и стартовала великая перемена. Раб греха увидел, что он в рабстве. И захотел на свободу, о существовании которой даже не помышлял. Результат был ошеломляющим и для меня самого, и для тех, кто давно меня знал — я протрезвел. Живу так уже многие годы. И уповаю, что так будет всегда.
Я воспринял видение своих грехов как дар Божий, ведь вместе с осознанием греха были дарованы и силы на борьбу, чтобы получить исцеление. И для меня диагноз от Бога стал одновременно приглашением на самую светлую, самую совершенную духовную реабилитацию.
Сегодня, видя, как к такому же исцелению идут другие, смею утверждать — согласие на реабилитацию всегда даёт радостный результат. При условии, конечно, что от этого лечения человек сам не убегает и не отказывается от него. И еще при условии, что он не занимается духовным самолечением, а уповает всем сердцем, всей крепостию, всем разумением и всею душою на помощь главного Врача. На милость Божию.
Автор: Никита Вятчанин
Все выпуски программы Частное мнение
Сандра хочет в Дивеево
К нам в редакцию пришло письмо от Нины Миловидовой — руководителя Русского дома в Чили. Спешу поделиться с вами вдохновляющей историей, которую она рассказала!
В городе Сантьяго, столице Республики Чили, живёт Сандра Эррера. Она много лет работает учительницей в средней школе и с недавних пор регулярно посещает православную церковь. К вере её привела цепочка событий, которые сама женщина считает промыслительными.
Всё началось с того, что однажды ночью сыну Сандры (его зовут Пабло) приснился удивительный сон: он увидел священника в православной церкви! Сновидение показалось юноше явью: он будто услышал слова проповеди. «Сын проснулся воодушевлённый, в полной уверенности, что эта церковь где-то существует; не мог о ней забыть и решил её отыскать, — вспоминает Сандра. — И — о чудо! — вскоре нашёл в Сантьяго православный храм — точно такой, как видел во сне». Пабло показался знакомым и священник, и даже слова, которые он говорил во время богослужения! Сын Сандры встретился с батюшкой — уже наяву, а не во сне — и стал прихожанином этой церкви.
Туда же стала ходить и Сандра. От священника она узнала о преподобном Серафиме Саровском, основателе Дивеевского монастыря, и его советах христианам. «Я обратилась к святому с молитвой: хочу быть доброй самаритянкой и бескорыстно помогать людям», — рассказывает Сандра.
Как-то утром по дороге на работу она увидела человека, лежавшего на тротуаре, — вероятно, ему стало плохо. Прохожие спешили по делам, а учительница остановилась и вызвала такси, чтобы отвезти его домой. Но в пути маршрут изменился: мужчине стало хуже, и его доставили в клинику — как оказалось, с инфарктом. К счастью, врачи спасли ему жизнь!
Позже выяснилось, что жена этого чилийца серьёзно больна, обездвижена и полностью находится на попечении мужа. Поэтому добрый поступок Сандры, можно сказать, спас жизни обоим супругам!
«После этих событий я поняла, что выбрала правильную дорогу, что Бог меня слышит и поддерживает», — признаётся наша героиня. Она очень хочет когда-нибудь приехать в Россию: посетить Дивеевский монастырь, приложиться к мощам Серафима Саровского и поблагодарить преподобного за обретённую веру.
И я желаю от всей души, чтобы в скором времени так и случилось!
Все выпуски программы Живут такие люди
13 декабря. Об искушении Христа фарисеями
В 20-й главе Евангелия от Луки есть слова о Христе и фарисеях: «Он же, уразумев лукавство их, сказал им: что вы Меня искушаете?».
Об искушении Христа фарисеями — протоиерей Максим Первозванский.
Такое желание уловить Христа в слове неоднократно свидетельствует со различными евангелистами, и, допустим, фарисеи иногда сами задавали ему каверзные вопросы, иногда подсылали саддукеев. Иногда это могло быть выглядеть невинно, то есть какой-то вопрос задавался вообще через обычного и простого человека. Собственно, главный пункт сопротивления фарисеев Христу был в том, что они не видели в нем Мессию, Спасителя, Христа. И для того, чтобы доказать это всему народу, пытались сделать что-то такое, чтобы публично вот этот статус, ну, как минимум, пророка, а вообще-то в последний даже год проповеди Христа, в его земной жизни, о нем прямо свидетельствовали и он сам, и его ученики, о том, что он есть обещанный Мессия. Фарисеям это очень не нравилось. Кстати, именно это и стало главным пунктом его обвинения и перед Синедрионом, где первосвященник, разорвав ризы, сказал: «Вот, вы сами слышали его богохульство»! То есть они считали это богохульством. И перед Понтием Пилатом, перед римскими властями, потому что они обвиняли его в том, что он объявляет себя царем и противится Кесарю, не признавая власть Кесаря. Но народ почитал его как минимум за пророка, а вообще-то и за Мессию. И чтобы дезавуировать этот его статус, для того, чтобы показать, что никакой он не Христос, фарисеи и пытались уловить Христа в слове.
Все выпуски программы Актуальная тема