Светлый вечер с Алексеем Светозарским (эфир от 12.01.2016) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

Светлый вечер с Алексеем Светозарским (эфир от 12.01.2016)

* Поделиться

Светозарский АлексейВ гостях у программы "Светлый вечер" был известный церковный историк Алексей Светозарский.

Мы говорили об одном из самых известных и ярких иерархов Русской православной церкви 20-го века митрополите Николае Ярушевиче.

__________________________________________________________

А. Пичугин

— Это «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, друзья. Меня зовут Алексей Пичугин. Сегодня у нас в гостях этот вечер с нами, с вами проведет Алексей Светозарский, профессор Московской духовной академии, историк.

Алексей Константинович, здравствуйте!

А. Светозарский

— Здравствуйте.

А. Пичугин

— Сегодня поговорим об очень интересном человеке, об архиерее, его служение пришлось на первую половину XX века, вся русская история первой половины XX века очень тесно переплетена с его биографией, с его жизнью. Это митрополит Николай (Ярушевич), завтра ему бы исполнилось 124 года, накануне его дня рождения, мы решили поговорить о том, кем был этот человек, какую роль он сыграл в истории Русской Церкви и какую память о себе оставил. Ну давайте, наверное, по порядку начнем. Я думаю, что не все наши слушатели знают, кто такой Николай Ярушевич, кем он был. И те, кто знает, наверное, не все факты его биографии хорошо знают. Его биография очень многообразна, запутана, в ней есть разнообразные периоды. Я знаю, что в церковной среде тоже очень по-разному к владыке Николаю относятся. Давайте с самого начала и начнем.

А. Светозарский

— Ну с самого начала... Я скажу, что предшествующее поколение, особенно москвичи православные знали, ценили его как проповедника. Московский Златоуст, потом уже Златоуст XX века...

А. Пичугин

— В Елоховском соборе...

А. Светозарский

— В разных храмах. Когда издавали, писали, в каком храме произнесена, постоянное место служения его с 44 года — это храм, который недавно возрожден, восстановлен на Преображенке, Петра и Павла или Преображения Господня, Петра и Павла по пределу, где вот он постоянно служил, проповедовал. Есть даже кадры кинохроники на Пасху, в военное время он служит, поет пасхальный тропарь вместе с народом, читает молитву о спасении Отечества, которую читали во время войны 1812 года. Есть бесценные кадры, его голос, его интонации, потому что его проповеди, как у всякого великого проповедника, это не только текст, это текст звучащий — его интонации, его паузы, говорят, что это было совершенно непревзойденный в свое время проповедник.

А. Пичугин

— Умер он в 61 году, поэтому наверняка есть люди, которые его помнят. Все-таки людей церковных, ну кто ходил в церковь в 61 году, их не так много осталось.

А. Светозарский

— Осталась молодежь, вот такой церковный молодняк, были люди в 40-50 годы, не скрывавшие своих убеждений, была молодая поросль, вот такие юные почитатели, почитательницы в основном, теперь уже пожилые женщины, очень трогательные ежегодно приезжают на его могилу, к нам на территорию Троице-Сергиевой Лавры, в этой Смоленской церкви такие маленькие импровизированные поминки по старому русскому обычаю церковному — какое-то печеньице, пряничек принесут, конфетку, всегда этот день такой памятный. Сейчас доступ к захоронению митрополита Николая свободный, ежедневный. А когда-то — нет. И раз в год обязательно чада духовные приезжали, служилась панихида, лития. Кто-то еще из духовенства, кто его помнит, кого он рукополагал, тоже приезжали.

А. Пичугин

— Всегда, когда о владыке Николае говорят, всегда вспоминают последний период его жизни, который пришелся на военный период и на послевоенные годы. Но формировался он как иерарх еще до революции, в самом начале XX века. Давайте немного об этом. О его происхождении, он же из священнической семьи происходил, он родился на территории современной Белоруссии или Польше...

А. Светозарский

— Ну вообще он — белорус, не было такого четкого деления, было понятие великороссы, менее уже прописывалось малоросс — это уже некоторая фронда. Православный элемент. Вот он православный из западного края. Это совершенно особое. Попович, но он сын кафедрального протоиерея как профессор Преображенский у Булгакова.

А. Пичугин

— Дворянин?

А. Светозарский

— Отец.

А. Пичугин

— А у протоиереев не было наследования дворянства?

А. Светозарский

— Личное. Отец его, по-моему, имел личное дворянство. Он уже не считался... И потом в любом случае, то служилое дворянство не могло равняться с дворянством его современника — патриарха Алексия I, который о своем дворянстве, несмотря на то, что был монахом, никогда не забывал. Но он тоже человек этого круга, он образованный очень. Отец, кафедральный собор. Дальше Введенская гимназия в Петербурге, законоучитель, потом законоучитель высшего учебного заведения — Ксеньинский институт. Семья туда перебралась, и будущий митрополит Николай становится петербуржцем. Что касается духовенства западного края, отец служил в Каунасе современном...

А. Пичугин

— В Литве.

А. Светозарский

— Да, где православные были в меньшинстве. И правительство, начиная с Николая I, со времен польских мятежей, понимает, что духовенство надо поддерживать, в том числе и материально. Священнослужители западного края — первые, кто начинает получать жалование от государства, дабы не упасть в глазах местной общественности. Потому что еврейское население обихаживает раввина, польское население – ксендза, в основном польское было, у которого все должно быть справно, в порядке, чтобы он мог не думать о хлебе насущном, заботиться о пастве. С православными батюшками сложнее, у него — многодетная семья. Вот правительство старалось облегчить, как могло. Многодетная семья, как и положено, у него есть братья, сестры, сам он третий ребенок в семье, два брата — военные, не пошли они по священническое линии, традиционной для семьи. Дорофей, названный так в честь отца протоиерея Дорофея Ярушевича. Аркадий. В советское время они оба имели чин полковника Советской армии. Один — военный медик, Дорофей закончил привилегированное александровское юнкерское училище, где учился Александр Иванович Куприн, которое описано в повести юнкера, легендарное училище на Арбате, на нынешнем Гоголевском бульваре, где сейчас здание министерства оборона. Оба участники Первой мировой войны. Одна сестра закончила учительский институт, Вера. Галина также на педагогическом поприще подвизалась. И сестра Зинаида была воспитательницей в детском садике, погибла в блокаде.

Маму очень любил.

А. Пичугин

— Мама из Тверской губернии.

А. Светозарский

— Да. Епархиалка. Она вполне традиционная для дочери священника...

А. Пичугин

— Епархиалка — это закончившая женское епархиальное училище...

А. Светозарский

— Конечно. Которое можно смело сказать немного отличное, но по уровню не хуже гимназии. Девушки потом поступали и на Высшие женские курсы, и в учительские институты и даже могли сдавать экзамен на звание народной учительницы.

А. Пичугин

— То есть епархиальное училище — это церковное учебное заведение, которое приравнивается к гимназии.

А. Светозарский

— Здесь скорее оно приравнивается к семинарии. Оно церковное в силу специфики и вообще казенное, государственное для детей духовенства.

А. Пичугин

— И рос он в Петрограде. Первая мировая его никак не коснулась?

А. Светозарский

— Коснулась. У него очень интересно. Сын городского протоиерея, уже родитель не хочет в казенное, а хочет в гимназию, он живет в пансионе, готовится к поступлению, он гимназию заканчивает с золотой медалью и поступает, ни куда-нибудь, а на физико-математический факультета Петербургского университета. Год он там проучился. Несмотря на то, что с детства имел склонность к математике, с отрочества, еще любил музыку и любил поэзию. Очень ценил до конца дней, интересовался всеми новинками литературными. Он все-таки...

А. Пичугин

— Простите, а он не был вхож в круг Серебряного века, понятно, что разные течения, но по возрасту он их ровесник, он ровесник Мандельштама.

А. Светозарский

— Известно, что его очень интересовал Есенин, его очень интересовал Андре Жид, французская литература этого периода. И как-то он... Об этом пишет Левитин-Краснов, известный обновленческий диакон, диссидент, церковный писатель и историк, у которого были теплые отношения с митрополитом Николаем, которые подогревались тем, что молодой в то время Анатолий Краснов-Левитин доставал из библиотеки книги. Он как учащийся или там кто-то мог книги брать, а иерарх Церкви нет. Это 20-е годы. Митрополит Николай, в то время еще не митрополит, очень эти книги ценил.

А. Пичугин

— И еще не монах?

А. Светозарский

— Нет, он уже монах был, с 14 года. Очень интересно. Есть косвенные данные, которые позволяют предположить, что он намеривался жениться. Поступил в академию, блестяще себя зарекомендовал как студент, как начинающий исследователь, бывал на Валааме, бывал в Оптиной пустыни, это традиционно было для серьезно настроенных студентов. Он знакомился с миром подвижничества, общался вживую со старцем Анатолием Оптинским преподобным, преподобным Варсонофием, преподобным Нектарием. Но. Постриг принимает по завершении академического курса. Это важное решение. Обычно уже студенты — монахи. Четко определялся этот круг, 2, 3 курс — уже постриг. Нет, он принимает решение потом. И война коснулась. Какое-то время, мирное, 14 год как раз, он выходит кандидатом богословия. Потом он защитит магистерскую диссертацию, это уже выше, по такой интересной теме «Церковный суд времен Древней Руси до издания соборного уложения царя Алексея Михайловича 1649 года. Иностранные источники». Слушает лекции на юридическом факультете, чтобы расширить...

А. Пичугин

— Там наших источников почти и нет.

А. Светозарский

— Есть, есть. Там много именований. В перечне русских большинство. Но, возможно, речь идет о текстах, я сам этой работы не видел.

А. Пичугин

— Но она есть?

А. Светозарский

— Да. Она была отпечатана, потому что магистерская подавалась напечатанной. Первое издание. Потом после защиты вносились поправки. А в войну он, как и братья был на фронте. Он священник санитарного поезда, сначала священник-проповедник, а потом в реально действующей части лейб-гвардии Финляндский полк, который прошел через серьезные бои, в момент его нахождения там полк потерял около тысячи потерь нижними чинами, солдат и унтер-офицеров погибло 971 человек в одном из боев. Он видел всю кровь, весь ужас войны, воспринимал войну, как патриот. Он же писал, не только прекрасно говорящий, но очень пишущий человек, это добавляло ему авторитета, он всегда испытывал эту потребность. Когда были такие условия, была свобода самовыражения, он писал корреспонденции с фронта. Когда вернулся, вернулся он быстро, потому что он тяжело заболел, что называется, комиссован по болезни. Преподавал какое-то время. И в семинарии Санкт-Петербургской. Был законоучителем. А когда все кончилось, я имею в виду систему образования, связанную с церковью, когда Церковь была изгнана из школьных стен, стен светской школы, он был священником в Петергофе, прекрасном пригороде.

А. Пичугин

— Друзья, напомню, что это программа «Светлый вечер», у нас в гостях церковный историк, профессор Московской духовной академии Алексей Светозарский.

Говорим о митрополите Николае (Ярушевиче), значимой фигуре в истории Русской Церкви первой половины XX века. Первая мировая война, он тяжело заболевает, а тут — революция. Между ними и собор 17-18 года, он в нем никакого участия не принимал?

А. Светозарский

— Членом собора не был, он свое служение совершал в это время в Петергофе, у него был храм, у него была паства, которая его любила, а дальше бурные события последующего застают его в эпицентре.

А. Пичугин

— А вот интересно, мы знаем, что часть духовенства тоже была настроена довольно революционно на тот момент. Часть людей была настроена негативно по отношению к Церкви еще до февральских событий. Известны же даже погромы храмов в Петербурге, Петрограде в 18 году, даже в конце 16-го, насколько я знаю.

А. Светозарский

— Их списывали на эксцессы, просто разнузданные, расхристанные в буквальном смысле этого слова, никем не руководимые. Это случай в одной из часовен, когда какой-то бродяга в солдатской форме пытался прикурить от лампады.

А. Пичугин

— Ну все равно, общество подходило к какому-то пределу. А взгляды Николая Ярушевича известны на тот момент?

А. Светозарский

— Ретроспективно можно характеризовать вообще его позицию жизненную как умеренный либеральный консерватизм. Он достаточно либеральный в хорошем смысле этого слова человек. У него самые широкие контакты в том числе и с теми, кто выступает за церковное обновление. И с теми из них, кто встал на стезю церковного раскола.

А. Пичугин

— А церковное обновление началось задолго до революции?

А. Светозарский

— Ну об этом говорили все. Вообще, если говорить, четко разделяя эти термины, не путая, как сегодня их путают, под знаменем обновления церковной жизни идет весь собор 17-го года. Это не только восстановление, не столько восстановление патриаршества, это колоссальная программа обновление.

А. Пичугин

— Причем участвовали и люди, которые потом попали в обновленчество, так и люди, которые остались привержены тихоновской Церкви...

А. Светозарский

— Безусловно.

А. Пичугин

— Эти люди, в основном, представляли петербуржское духовенство. Это и Боярский...

А. Светозарский

— Белков, Красницкий, конечно, Введенский, который служил в Петербурге и тоже священник с 14-го года, как Николай.

А. Пичугин

— Митрополит будущий Николай, вы говорите, он умеренный либерал с консервативным оттенком, его взгляды на обновление церковной жизни известны?

А. Светозарский

— Несомненно, мы можем говорить, что идея обновления церковной жизни была ему по душе.

А. Пичугин

— А если отвлечься от личностных, персонифицированных оценок, возможно ли было радикальное обновление, если бы не революция. Понятно, что история не имеет сослагательных наклонений.

А. Светозарский

— Да, не имеет. Но мы можем говорить о той программе, которую разрабатывал собор. Ведь собор не исчерпал себя. Он исчерпал средства, которые отпускала советская власть по договоренности. Но это были те долги, которую советская власть платила, так же, как содержала армию до определенного момента. К марту 18-го она точно перестала существовать российская императорская армия, уже не императорская, но до этого выплачивалось жалование, пособие, финансирование духовных учреждений как казенных, государственных продолжалось, потом — всё. Ну и вот, соответственно, прекратили финансирование собора. В условиях гражданской войны не дали ему осуществиться. Но самые радикальные были предложения. Неизвестно, что было бы принято. Потому что собор тоже сочетал в себе две составляющие. Конечно, не модернистскую, но направленную на обновление и вот такой здоровый консерватизм, в основном, олицетворявшийся верхней палатой, это совещание епископов, которое могло утвердить, а могло и не утвердить решение, принятое в нижнем собрании.

А. Пичугин

— Эти архиереи представляли крупные епархии, плюс Петербург, частично Москва, но, наверное, о такой радикальной модернизации, в глубинке, в отдаленных епархиях священники и не думали никогда?

А. Светозарский

— Ну почему? Возьмем пример священник Тихон Шаламов, отец известного писателя Варлама Шаламова. Это просто готовый обновленец, еще до того, как обновленческий раскол был. Он очень радикальный обновленец. На севере немало было таких сторонников. Это была уже готовая почва, в том числе и среди духовенства. Какие-то вещи раздражали, связанные с церковным внутренним устройством. Что касается собора, готовился пересмотр, допустим, постных дисциплин для мирян, выработка богослужебного устава для приходских церквей, чтобы не кромсать произвольно, аще изволит настоятель, творим безобразие. Созвучные идеи, лучше всего, мне кажется, можно встретить в воспоминаниях протопресвитера отца Георгия Шавельского и в его книге, его книга есть потрясающая, она очень критическая, но её надо прочитать «Русская Церковь накануне революции».

А. Пичугин

— Да-да, но там он очень критично отзывается. Это же оттуда, если не ошибаюсь, пример о служения литургии, неслужения, вернее, в сельских церквях до революции? Когда служили конец литургии и водосвятный молебен.

А. Светозарский

— Да, это безобразие, конечно. Но он там приводит и положительные примеры, как он вырабатывал чин богослужения применительно к условиям армии, в том числе и действующей.

А. Пичугин

— Вы говорите постная дисциплина для мирян, устав именно церковный. Ведь церковный обычный приходской устав имел место один раз в Константинополе Святой Софии? Как храма с большой буквы, если не ошибаюсь.

А. Светозарский

— Ну да, если не ошибаюсь, Голубинский выделяет у нас три устава, которые будто бы существовали в Русской Церкви домонгольского периода — это монастырский, который выжил и остался, приходской и устав соборных церквей, которые исчезли, и тот, и другой исчезли из практики. Потому что монастыри были хранителями богослужения постоянно. Монастырь пользовался уважением всегда.

А. Пичугин

— А посты как предлагалось пересмотреть?

А. Светозарский

— Ой, самые радикальные. До количества дней, до качества пищи. Но это всего лишь предложения, все это опубликовано, это материалы комиссии. Трехтомник, приготовленный Кравецким.

А. Пичугин

— То есть практически до пересмотра постов в Католической Церкви?

А. Светозарский

— Да, там не столь радикально. Понятие поста не отменялось как таковое де-факто, не заменялось видами духовного воздержания. Просто пояснялось, что это для монахов, это для мирян.

А. Пичугин

— На грядущем Всеправославном соборе это тоже в повестке дня.

А. Светозарский

— Даже не знаю, что тут говорить, потому что, конечно, ревнители не по разуму, запятнавшие себя позором сотрудничества с известными органами, которые тогда прямо называли карательными, не стесняясь этого, они, конечно, поставили крест на всяких реформах и обновлениях. Народное сознание, отталкивая обновленцев, отталкивает перемены.

А. Пичугин

— Речь идет об обновленчестве, совершенно в разных течениях, традициях. Ведь были же умеренные обновленцы, господин Грановский, который от этого всего уже потом отказался, жил и служил потом, как хотел и думал...

А. Светозарский

— Он отказался, скорее, от организационной связи с ними, он просто свою группу объявил эдакой лодкой в автономном плавании, самоуправляющейся, союз «Церковное возрождение», но литургические эксперименты он продолжал, он составил свой чин литургии.

А. Пичугин

— Литургические эксперименты он продолжал, от политической составляющей он отказался.

А. Светозарский

— Он ушел, он даже снял с себя достоинство митрополита, вернувшись в епископы, подражая древней Церкви. Его возмущали женатые архиереи, он отстаивал монашество как институт и как идеал.

А. Пичугин

— Давайте вернемся к нашему герою Николаю Ярушевичу, в начале 20-х годов он становится епископом, будучи еще, в общем, совсем молодым человеком, 22-ой год он становится епископом. И получается, в 30 лет он становится епископом.

А. Светозарский

— Канонически возможно.

А. Пичугин

— А не 35?

А. Светозарский

— 30 — священный сан, да, правильно. Епископ должен был быть постарше. Но до этого он был исполняющим обязанности наместника Александро-Невской Лавры, потом наместником. Тяжелые времена пережил он. Голодный, холодный Петроград. В Синоде даже обсуждался вопрос о том, как соблюдать посты.

А. Пичугин

— Потому что есть было нечего.

А. Светозарский

— Есть конина и ели конину. Все-таки пытались регламентировать. 20-ый год братии раздается бесплатный хлеб, но значительная часть иноков разбрелась по приходам, потому что кормиться нечем.

А. Пичугин

— Александро-Невская Лавра переходила к обновленцам, возвращалась...

А. Светозарский

— Это чуть позже. Он становится в 20-м году наместником Лавры, начинает исполнять должность, а Лавра подвергается нападкам, крупнейший монастырь, по сути, первый в России как столичная Лавра. Храмы преобразуют после 17-го года, приходские общины при них, братия при этом существует, уже это не та монолитная Лавра, которая была до революции, сразу после революции. Уже были кровавые эксцессы, уже был убит отец Петр Скипетров, недавно восстановлено его место погребения, он скончался от раны, оказавшейся смертельной, при попытке реквизирования помещения Лавры. Под предлогом передачи комиссариата, товарищ Коллонтай, это комиссариат народного призрения. Были такие факты. Это важно потом, чтобы понять некоторые моменты в жизни владыки Николая. Первый мученик — отец Николай Кочаров, 17 год. Священник, убитый просто так, что называется, в Царском Селе. Отец Философ Орнатский, которого владыка Николай прекрасно знал, был расстрелян вместе с сыновьями, просто как заложники. Есть уже этот огромный негативный опыт.

А. Пичугин

— Идя на епископство, он понимал, что может пострадать?

А. Светозарский

— Ну как все эти люди, да. Тут еще фон. Он становится епископом на Благовещение 22-го года, 7 апреля 22-го года, компания по изъятию церковных ценностей, в мае уже арестован митрополит Веньямин, и он, и епископ Алексий, викарный епископ Хутынский, Алексий Симанский, становится во главе Петроградской автокефалии. Потому что обновленцы требуют признать свою власть, они не хотят. При этом дистанцируясь от контактов с патриархом Тихоном.

А. Пичугин

— Почему?

А. Светозарский

— Он находится под арестом.

А. Пичугин

— Это тому времени принадлежит патриарху Тихону, поправьте меня, если я ошибусь сейчас в терминологии, окружное послание о самоуправлении епархии...

А. Светозарский

— Это ноябрь 20-го. Как раз перед исходом из Крыма. Воспользовались тем документом. Были провозглашены следующие лозунги, безусловное признание советской власти и также осуждение Карловацкого собора, его известных политических заявлений о восстановлении монархии и так далее. Но при этом не подчинение. Какое-то время удалось продержаться. Сначала арестовали будущего патриарха Алексия I (Симанского). И уже епископ Николай он имел титул Петергофского. Петергофский викарий епархии Петроградской. Он возглавляет какое-то время до своего ареста в свою очередь.

А. Пичугин

— А его когда арестовали?

А. Светозарский

— Он был арестован в 23 году. Это был конец февраля, он собирался на богослужение, но на богослужение не прибыл, люди заволновались, стало понятно, что он арестован. Допрашивали, привлекали доносчиков, материалы доносов, в основном, касались проповедей. Но там интересный момент, они все пишут, понятно, что он советскую власть не одобряет, но к борьбе не призывает, они не могли уловить.

А. Пичугин

— Это еще 22-23 год, когда можно было делать скидку на то, что он открыто не призывает к борьбе с ней.

А. Светозарский

— Ну да, но его надо было устранить. Они выдерживают натиск Красницкого, который возглавляет Живую церковь, это настоящий комиссар обновленческий.

А. Пичугин

— Ну он в ВЧК и служил, служил в смысле...

А. Светозарский

— «На Гороховой», как тогда говорили. Алексий выслали, надо и Николая. Что может эта организация сделать? Выслать, на три года запросто. Из соображений революционной целесообразности.

А. Пичугин

— А расстрелять так просто нельзя еще?

А. Светозарский

— Нет. Хотя к этому времени расстрелян священномученик Вениамин Петроградский. Но там был процесс, над ним и над теми, кто потом вместе с ним пострадал. Здесь — высылка в Коми-Зырянский край.

А. Пичугин

— Напомню, что это программа «Светлый вечер» на радио «Вера». Алексей Константинович Светозарский, профессор МДА, церковный историк у нас в гостях, мы говорим о митрополите Николае (Ярушевиче).

А. Пичугин

— Мы остановились на том, что митрополита Николая арестовывают в 23 году и высылают в Зырянский край, в современную республику Коми.

А. Светозарский

— Высылают. Но поскольку туда нужно следовать по этапу, в организованном порядке и под охраной, то его доставляют в Москву. И здесь он проходит через Бутырскую тюрьму, через Таганскую, печально знаменитые. Несмотря на то, что... ну уже последующие сидельцы говорили, что это был совсем либерализм, когда на ночь камеры открывались, заключенные общались.

А. Пичугин

— Политические кружки внутри собирались.

А. Светозарский

— Кружки, да, те же надзиратели, как известно, с большим опытом (нрзб) своих подопечных. И служат пасхальную заутреню. В камере, с разрешения начальства, пасхальные песнопения. При этом для владыки Николая условия эти кажутся невыносимыми, что там происходило, как, человек, который не испытывал, а плюс, мы говорили уже, имеющий в сознании колоссальный негативный опыт, что может быть дальше. По пути следования в ссылку он пишет письмо. У него был в такой жизни эпизод, и мы можем об этом говорить. Пишет письмо Введенскому.

А. Пичугин

— Ведь не надо забывать, что он покинул поля сражения по болезни, из-за ревматизма. Ревматизм же так быстро не проходит, он на всю жизнь.

А. Светозарский

— Это и болезнь, болезненное состояние. И подавленное состояние оттого, что казалось, Православие в Петрограде разгромлено. Он — последний столп с этими священниками, которые с ним арестованы, автокефалией, казалось, все заполонили обновленцы. Но внешне это было действительно так. Потом владыка Лемешевский отвоевывал у обновленцев Питер, возвращая его патриарху Тихону, приходы и паствы каялись, потом тоже поплатился за это заключением. Но тогда казалось — все, все проиграно. Но и плюс не только корректные политические сидят, но и уголовники, и, конечно, атмосфера, к которой он не привык. И, видимо, под влиянием этих обстоятельств он пишет письмо, отчаянное письмо Введенскому, за которое, я думаю, мы не вправе его осуждать, потому что письмо, по счастью, до адресата не дошло, властям было невыгодно передавать и делать из него обновленца. Он пишет о том, что всегда сочувствовал делу обновления и видит себя в рядах обновленцев, просит помочь.

А. Пичугин

— Если бы оно дошло до Введенского, история могла бы пойти по другому направлению.

А. Светозарский

— А неизвестно — потому что с первых же дней установка на раскол Церкви, политика «разделяй и властвуй», которая целенаправленно, осознанно проводилась большевиками, непонятно, как бы они сочли нужным. Эти люди, сначала они считали, например, что патриарха Тихона непременно надо судить и расстрелять, потом стали говорить, что это нецелесообразно, а давайте выпустим, потому что обновленцы усилились, будет им противовес... Сложно сказать.

А. Пичугин

— Но письмо не доходит, и он доезжает до Зырянского края.

А. Светозарский

— Там в отдаленном селении, очень большом, там даже почта есть, правда, письма только с пароходом, который приходит редко, есть школа, есть больничка небольшая, есть храм. Ссыльные служат по домам, возможно, местные священники — обновленцы. Точно это неизвестно. Там в ссылке, например, он познакомился и близко общался с будущим священномучеником митрополитом Кириллом Казанским (Смирновым). Там они служили по домам, причем интересно, местных жителей не звали. То есть жили каким-то своим кругом.

А. Пичугин

— Там в этом селе, Ускулон он назывался, поселок, где огромное количество местных жителей и довольно много ссыльных, в том числе и церковных ссыльных именно в этом поселке.

А. Светозарский

— Много ссыльного духовенства, монахини, духовные чада, которые следуют за архиереями. Тогда это было возможно. Единственное, что ссыльных не содержало государство. Понятно, что какой-то работы они там найти не могли, жили тем, что передавали с воли, привозили, были такие самоотверженные люди.

А. Пичугин

— И сколько он отбыл там?

А. Светозарский

— Всю. Он отбыл свой срок.

А. Пичугин

— А сколько?

А. Светозарский

— Три года он получил.

А. Пичугин

— До 26 года.

А. Светозарский

— В 26 году, в марте срок ссылки истекает, а уже 28 апреля, он служит в церкви, храм Воскресения Христова на Крови, знаменитейший, один из наиболее посещаемых питерских храмов, плачет, благословляя народ, наверное, это слезы радости.

А. Пичугин

— То есть его сразу из ссылки назначили на ленинградскую кафедру.

А. Светозарский

— Там была непростая ситуация. Фактически, да, он управлял Ленинградской епархией, но там еще есть такой момент, что потом управлял Новгородской и Псковской епархией, но на какое-то время возглавил, да. Причем он возглавил после того, как уже следующий этап церковной истории для нас...

А. Пичугин

— Декларация патриарха Сергия.

А. Светозарский

— После недопущения туда митрополита Иосифа (Петровых). Причем те, с кем он отбывал ссылку, оказались по другую линию, не приняли. И для него это был раскол. Сейчас церковное сознание сглаживает эти моменты, но для современников, несомненно, это раскол. У него фронт слева обновленцы, фронт справа — иосифляне. Надо сказать довольно радикальные противники.

А. Пичугин

— Но всегда же казалось, что они, несмотря на радикальные расхождения с сергианством, все равно были ближе с официальной церковью, чем обновленцы.

А. Светозарский

— Ну они не практиковали, во-первых, не были в услужении власти, совсем не были. Это была открытая оппозиция, что тоже очень опасно, потому что все эти люди были на виду. Теперь уже с 28-го года центр оппозиции иосифлянский — это тот же храм Воскресения на Крови, воздвигнутый на месте убийства Александра II. Все просматривается. Два викария, скорее под знаменем имени митрополита Иосифа, который там больше и не появился, начались заключения, потом его смерть. И в тюремных застенках казнь. Ближе, не ближе, все равно они общались. Общение было жесткое, в том числе и потому, что иосифляне отрицали благодатность, присутствие божественной благодати в Таинствах, совершаемых приверженцами митрополита Сергия. Митрополит Николай подписал декларацию знаменитую 27 года и всегда следовал в фарватере церковной политики митрополита Сергия.

А. Пичугин

— Этот раскол, наверное, протекал не так заметно, но если обновленчество к концу 40-х годов полностью себя изжило с кончиной Введенского, то различные катакомбные общины существовали еще множество десятилетий.

А. Светозарский

— Насчет десятилетий трудно сказать, я думаю, что, наверное, до 50-х годов были. Что потом — неизвестно. Там очень все это покрыто мраком. И все эти ветви катакомбные доказать уже свое предание, это отдельная уже история. Пытались историки проследить генезис, но это опять же со слов самих...

А. Пичугин

— Есть же научная книга на эту тему.

А. Светозарский

— Вы имеете в виду Беглова?

А. Пичугин

— В поисках безгрешных катакомб.

А. Светозарский

— Вот у него-то как раз больше вопросов, чем ответов, хотя колоссальный материал, мне эта книга очень нравится.

А. Пичугин

— Но это уже другая история, мы её, может быть, как-то в другой раз обсудим.

А. Светозарский

— Да.

А. Пичугин

— Это такая очень мало изученная страница, да не только церковной, вообще истории СССР, XX века, о которой надо говорить, потому что не говорится ничего. Вернемся к Николаю (Ярушевичу). Он служит в Ленинграде, 30-е годы на подступе.

А. Светозарский

— Он получает сан архиепископа с правами епархиального архиерея. Это 30-е годы, начинается разгром всех церковных структур. К 37 году в этом самом Петергофе это же место потрясающее, там было столько храмов, возрожденный сейчас Петропавловский собор, эта готическая часовня, храм в готическом стиле придворный. Подворья различные, по дороге Троице-Сергиева пустынь близ Стрельни знаменитая. Но все это сводится на нет, есть только одна кладбищенская церковь.

А. Пичугин

— Где он служит.

А. Светозарский

— Причем он не имеет права жить в Ленинграде. Он лишен этого права. Живет он в пригороде, иногда служит в Николо-Богоявленском соборе иерейским чином как простой священник. Но при этом волны репрессий как-то обходят его стороной. Аресты, высылки после убийства Кирова.

А. Пичугин

— Тоже среди историков ходили разные споры, почему его так обошли волны репрессий.

А. Светозарский

— Ну тут нужны факты. Мы можем что-то предполагать. Скажем, готовился процесс... это конец большого террора... митрополит Сергий Старгородский, будущий патриарх, должен был выступать как глава заговора всех церковников.

А. Пичугин

— Да, под него же очень сильно копали, его родственников сажали, они умирали в лагерях.

А. Светозарский

— По делу должны были проходить и обновленцы, все вместе. Но... Волна спала. Так называемая «ежовщина» закончилась, потом пересмотр дел, в том числе, и дел церковников, так называемых, но и необходимость в большом процессе. Потому что каких-то фактов у нас нет. Мы видим уже после, как эта волна спала, 38-40 год переполнены храмы, их очень немного, но это большие вместительные соборы — Князь-Владимирский, Николо-Богоявленский, в отличие от Москвы, где таких больших храмов не было, сам тип этого питерского храма, невозможно было попасть в храм, скажем, на Пасху или в какие-то большие праздники.

А. Пичугин

— Именно потому, что они были сильно переполнены?

А. Светозарский

— Есть описание Светлой заутрени именно в Ленинграде в 41 году. Остановлено движение, трамваи не ходят, толпа, со свечками стоят, поют вокруг. Храмов мало, а народу много.

А. Пичугин

— Что на этот счет власти говорят?

А. Светозарский

— Ну это принималось, наблюдали регулярно, поступала информация. Ну как? Стоит масса народу. Больше, видимо, интересовала информация, донесения, сводки, которые говорили о настроениях в народе.

А. Пичугин

— Тут интересный момент — 39-40-е годы, маленький перерыв между большим террором и началом Великой Отечественной. Люди могут довольно свободно посещать храмы. Только в Ленинграде, а в других городах?

А. Светозарский

— Ну где-то уже не было никаких храмов.

А. Пичугин

— Более-менее в крупных городах один да был?

А. Светозарский

— Были, ходили люди, ну так, по воспоминаниям. Легче всего было посещать храмы тем, кто либо был в таком большом авторитете у советской власти, тот же академик Павлов, с которым митрополит Николай имел общение.

А. Пичугин

— А вот спорят насчет академика Павлова, тот ли именно академик Павлов был старостой храма в Ленинграде, или человек, очень похожий на него, потому что, говорят, сам Павлов был сочувствующим Церкви, но все-таки атеистом.

А. Светозарский

— Есть вариант, что он также как демонстративно надевал царские ордена. Старику прощали. Но если говорить о фактах, то митрополит Николай в своих проповедях, это уже хрущевский период, новое наступление на Церковь, он упоминает его как верующего человека, и говорит, что знал его лично. Он действительно его знал, знал глубоко церковного человека академика Тураева, кстати, член собора и один из организаторов богословского института. Знал академика Платонова, нашего историка. Круг общения — это тоже очень важно, какую-то свою роль сыграл. А вот на переломе, как раз перед войной он управляет Новгородской и Псковской епархией, 36-40 год. И потом осенью 41 года он получает назначение, совершенно неожиданное, новое — на Волынь.

А. Пичугин

— Друзья, напомню, это «Светлый вечер», у нас в гостях Алексей Светозарский, церковный историк, профессор Московской духовной академии и мы продолжаем говорить о митрополите Николае (Ярушевиче). 41 год, он уезжает на Волынь. Это фактически не отставка, не понижение, или все-таки спасение его, потому что лагеря-то переполнены.

А. Светозарский

— Как сказать... Архиереев осталось сколько? Сергий (Воскресенский) отправляется на новоприсоединенные территории, Прибалтика, Николай (Ярушевич) — это Западная Украина и Белоруссия, присоединенные в результате так называемого освободительного похода Красной армии, территории с которых в Советский Союз въехать нельзя, но которые в состав Советского Союза входят. И там проводятся разного рода реформы, для того чтобы как-то это интегрировать в советскую действительность. В церковной жизни, несомненно, убирается все то, что никак не вписывается — семинарии, типографии в руках Церкви, братства, какие-то виды периодической печати, все, что существовало веками. Это болезненно. На архиепископа, а потом уже и митрополита, он имел титул экзарха, смотрят настороженно. Но, в общем, свидетельствуют современники, все же отношения налаживаются, в нем признают своего, признают искренне верующего христианина, архиерея. Все это продолжается недолго, неизвестно, как бы далеко зашли все эти реформы в области церковной жизни, 15 июля 41 года, после начала войны, он Киевский и Галицкий, экзарх Украины и потом он оказывается в Москве.

А. Пичугин

— Но он остается Киевским и Галицким до переговоров со Сталиным 43 года.

А. Светозарский

— По титулу, да.

А. Пичугин

— Но живет в Москве.

А. Светозарский

— Живет он в Москве, затем он четыре месяца в эвакуации в Ульяновске с митрополитом Сергием. И потом в 42 году, он опять в феврале в Москве, до января 43, когда Сергий, собственно, вернулся. Митрополит Сергий переживает. Хотя митрополит Николай очень обстоятельно описывает ему все события церковной общественной жизни, описывает почин церковных людей по сбору средств на оборону, богослужение, молитвы за Красную армию, за победу оружия русского. Но вот он переживает: почему меня нет, почему меня здесь держат, там отец Николай взял фактически на себя всю полноту власти и главное — общение с этой самой властью. Обычно говорят, что отправная точка новой церковной политики — это встреча церковных иерархов со Сталиным, среди них был митрополит уже Николай (Ярушевич). На самом деле, есть, на мой взгляд, обоснованные предположения, что предварительные контакты именно шли через него. И эта встреча уже результат определенного этапа становления церковно-государственных отношений. Он редактирует книгу «Правда о религии в России», 42 год. Он неформально общается с представителями дипмиссии, убеждая их...

А. Пичугин

— В отсутствии гонений на Церковь. Тут, наверное, давайте перевернем несколько страниц, у нас остается не очень много времени. У него была очень интересная миссия после войны, когда он ездил по западным странам и уговаривал соотечественников возвращаться в Россию. Был такой момент, тоже очень спорный. Люди возвращались, а здесь их арестовывали.

А. Светозарский

— Было и такое. Но митрополит Николай такой миссии по возвращению, по репатриации соотечественников не было. Ему нужно было восстановить отношения с экзархатом западноевропейским. Евлогий (Георгиевский). Тоже занимал в конце жизни восторженно патриотическую позицию, получил советский паспорт и даже получил приглашение на собор 45 года, который избрал патриархом Алексия (Симанского).

А. Пичугин

— Приезжал, кстати?

А. Светозарский

— Он не смог приехать в силу возраста и болезней. Но хотел. Митрополит Николай воссоединяет. Ненадолго они воссоединились, потом вышли, но здесь надо учитывать и общеполитическую ситуацию и начало войны. Крайне неудачно была подобрана кандидатура экзарха — это Серафим (Лукьянов), который по французским меркам был коллаборационистом. И вдруг он от Московской Патриархии, он там спешно перешел, это, конечно, негативно. Что касается возвращения, ну не митрополит Николай тут центральная фигура. Что касается выступлений, да, конечно, они влияли на решения людей вернуться, может быть, даже были каким-то последним аргументом. Но здесь было много иных обстоятельств. То, что мне рассказывал покойный протоиерей Борис Старк, удивительный батюшка, в общении потрясающе обаятельный человек, очень мудрый, вот они сидели на чемоданах, а над ними другие беженцы эмигранты смеялись: «Смотрите, большевикам поверили...» Он пару лет ждал, пока ему разрешат. Возвращались не туда, куда хотели, а туда, куда надо.

А. Пичугин

— Бориса Старка тоже потом после возвращения помотало по разным частям Союза.

А. Светозарский

— Да, это тоже не просто я захотел, я жил в Москве. А вы кто по специальности? У меня родственник был — шахтер. Мальчишка, кадет, вывезен был с кадетским корпусом из Крыма.

А. Пичугин

— Донецк.

А. Светозарский

— Но он был участником Сопротивления, никакие репрессии его не коснулись. Возьмем духовенство, единственный из архиереев, а великое множество вернулось, почти весь Зарубежный Синод, об этом тоже не любят говорить — новый состав набрали из белорусских и украинских автокефалистов, а архиереи великороссы, условно говоря, люди старого воспитания, они приехали на родину, и сел только митрополит Нестор (Анисимов), но это разговор отдельный. Он сам отчасти признавал, что было за что, у него была очень активная, целенаправленная антисоветская деятельность.

А. Пичугин

— Митрополит Николай (Ярушевич) вернулся из всех своих загранпоездок на родину, опять мы немного перелистываем несколько страниц, умирает Сталин, Хрущев и новый виток гонений на Церковь. И в эпицентре этого находится Николай (Ярушевич) как виднейший иерарх.

А. Светозарский

— Виднейший и наиболее убедительный кандидат на патриаршество. Пугает то, что он, например, по общему убеждению, но для этого есть веские основания, составляет тот текст, который был озвучен патриархом Алексием в 61 году на собрании советской общественности в борьбе за мир, где он говорил о Русской Церкви, её заслугах и о том, как несправедливо... Это же мужественный поступок.

А. Пичугин

— Это тот текст, который несколько дней назад Святейший Патриарх Кирилл цитировал, большой кусок.

А. Светозарский

— Да. А митрополит Николай, который курировал журнал «Московской Патриархии», помещает его текст. Митрополит Николай помещает те прещения, анафемы, которым подвергаются отреченцы от Церкви, похулившие имя Божие, лишения сана, отлучения от Церкви мирян, то есть это противодействие гонениям.

А. Пичугин

— Но странно, что в политической составляющей этого текста ничего противного советской власти, казалось бы, нет.

А. Светозарский

— Ну это невозможно, это же правила игры. Они заключают определенное соглашение.

А. Пичугин

— Но я говорю, скорее о том, почему этот текст так негативно был воспринят.

А. Светозарский

— Это бунт. Сама же общественность собравшаяся возмущалась: ну как, попов пустили сюда, на мирную конференцию, допустили в такое высокое собрание. Люди были возмущены, которые находились в зале. А что делают власти. 58 год — председатель КГБ Шулепин, «железный Шурик», как его называли, молодое поколение, поэтому Шурик, хотя опыт у него был большой. Он не чекист, он пропагандист, хотя он организовывал диверсионные группы в октябре 41 года, будучи инструктором по физкультуре в МГК ВЛКСМ, в том числе ту группу, в которой была Зоя Космодемьянская. Становится он председателем КГБ, для того чтобы Хрущев установил над ними контроль. Они все боялись, все это поколение, они все боялись, тень Ежова, Лаврентия Павловича Берии...

А. Пичугин

— Ну они же Хрущева и сняли в итоге.

А. Светозарский

— В результате — да, тот же Шурик сыграл роковую роль. Но он был в нерешительности, Хрущев ему говорил, что ты должен сделать так, чтобы меня хотя бы не прослушивали. А общественность видит в этом либерализацию. Как же, он не чекист, он внешний человек, он будет наблюдать за органами, они не будут такими всесильными.

А. Пичугин

— Ну говорят же, что Хрущев не успел с либеральными реформами, его раньше сняли.

А. Светозарский

— Ну и у Берии были грандиозные планы. Это было понятно. Маятник должен был качнуться в другую сторону. Мы вернемся к Церкви. Кому оттепель, кому заморозки. Тот же Шелепин проводит как на натуральную операцию спецслужб удаление митрополита Николая. Указывая патриарху Алексию на неудовлетворительность его работы на международном уровне. Хотя вот только что был фестиваль молодежный, с государственно-партийной стороны его курирует Шелепин, с церковной — Николай Ярушевич. Блестяще там выступает, все проведено прекрасно. Вплоть до свободного общения, насколько оно могло быть свободным. Молодые христиане в Лавре общаются с семинаристами, с прихожанами. Приезжает огромная кавалькада этих автобусов, есть описания. А потом что? А потом его стравливают с патриархом Алексием. Который немножко ревнует, ну да, тот моложе, тот активнее, у него же огромный международный авторитет, это же миротворческая деятельность 49 года.

А. Пичугин

— Хотя патриарх Алексий пережил митрополита Николая на 10 лет.

А. Светозарский

— Пережил. И более того, когда он прощался с ним, он сказал очень хорошие слова и даже в дневнике записал, что для него не характерно. Столько лет вместе, столько лет рядом, и для него это была потеря. А сделали просто — наговорили. А там же умели разговорить. Человек впадал в раздражение. Он сидит 4 часа. Уже был не Карпов председатель совета по делам религии, а был Куроедов.

А. Пичугин

— Надо напомнить слушателям, что Карпов был знаменитый председатель совета по делам религии, назначенный Сталиным в 43 году.

А. Светозарский

— И с ним как раз отношения были нормальные в рамках тех соглашений, безусловно, никак не зафиксированных, но де-факто существовавших. И вот еще момент интересный, митрополита Николая постепенно, ну как постепенно, в течение нескольких дней он лишается поста председателя отдела внешних церковных сношений, с 46 года он его возглавлял, с момента основания, редактора журнала «Московская Патриархия» и убирают его с Крутицкой кафедры, второй по значимости после патриаршей. Предлагают отправиться в Ленинград. Он видит в этом явное понижение, пишет Хрущеву письмо, где говорит о своих заслугах перед родиной. Сейчас говорят: как же так, ну смотрите, что это за самоунижение. Это оскорбленный (нрзб).

А. Пичугин

— И письмо осталось без ответа.

А. Светозарский

— Конечно.

А. Пичугин

— Ему даже не разрешают служить, он на Пасху не может служить службу.

А. Светозарский

— Он служит дома. Это старое здание Патриархии. Бывший Девкин переулок, так он назывался до революции, недалеко от Елоховского, без приглашения он не может никуда, он служит заутреню дома.

А. Пичугин

— А почему без приглашения он никуда не может?

А. Светозарский

— Он официальное лицо. А почему...

А. Пичугин

— Или ему нужно обязательно отслужить? Он не мог прийти в алтарь...

А. Светозарский

— Не мог, заметят, увидят, пойдут разговоры, он тоже этого не хотел.

А. Пичугин

— 61 год, он умирает у себя дома в Аптекарском переулке, и этот дом после его смерти практически сразу и сносят.

А. Светозарский

— Он умирает в больнице, его срочно госпитализируют. Умирает он в Боткинской больнице, есть фотографии, сделанные после его облачения в морге Боткинской больницы. Умирает он от стенокардии, но сразу идут слухи, что его отравили. И когда врачи забирали тело, чтобы перевезти, люди кричали «убийцы!», безосновательно совершенно.

А. Пичугин

— Это безосновательно?

А. Светозарский

— Ну вообще, считается, что да. Нет доказательств. Это была фигура, ему и фразы разного рода хлесткие приписываются, что он Хрущеву сказал: «Мы с вами разные люди, Никита Сергеевич», — вкладывая огромный смысл. Человек-легенда. Ну и потом, то, что расправились не только с домом, но и с храмом, это же единственный храм, уничтоженный в Москве в период хрущевского гонения, действующий храм. Здания взрывали и потом, и в 70-е годы уничтожали, но это храм, который действовал, был значимым в Москве, его закрывают, потом здание уничтожается. Чтобы и места не осталось и памяти никакой.

А. Пичугин

— У нас остается всего одна минута, давайте подведем итог. Заслуга митрополита Николая, роль его в истории Русской Церкви второй половины XX века. В двух словах.

А. Светозарский

— Огромная роль, о которой мы сегодня не успели сказать — это война, конечно. Он один из тех иерархов, кто возглавлял патриотическую работу, патриотические начинания православных русских людей, человек, который говорил на одном языке, можно сказать, с командованием русской армии, потому что как-то знал, как говорить, дипломат.

А. Пичугин

— Потому что он и сам был на фронтах Первой мировой.

А. Светозарский

— Был он и Сергий, и тот, и другой были военными священниками, пусть недолго, это, наверное, было замечено и оценено. Человек, который проводил международную политику, ну да, можно всяких претензий предъявлять, конечно. В русле советской политики внешней. Но способствовал восстановлению внешних православных связей, разорванных в 20-30 годы, это несомненно.

А. Пичугин

— Что важно. Спасибо. Я напомню, дорогие друзья, что сегодня говорили с профессором МДА, церковным историком Алексеем Светозарским про митрополита Николая (Ярушевича). Спасибо, Алексей Константинович, что пришли к нам, меня зовут Алексей Пичугин, всего доброго. И будьте здоровы.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем