«Особенности женской веры»

В этом выпуске своими светлыми историями и воспоминаниями об особенностях женской веры поделились ведущие радио ВЕРА Кира Лаврентьева, Алла Митрофанова, Анна Леонтьева, а также наш гость — клирик храма Сорока Севастийских мучеников — протоиерей Максим Первозванский.

Ведущая: Кира Лаврентьева

Кира Лаврентьева:

­ — Понедельник, 18:00, для наших радиослушателей это время уже стало особенно радостным, это время «Светлых историй» на радио ВЕРА, мы приветствуем вас, дорогие радиослушатели, и с радостью представляю нашего замечательного, любимого гостя на радио ВЕРА протоиерея Максима Первозванского, клирика храма Сорока Севастийских мучеников. И отец Максим спросил: ну вы же не представляете Аллу, например, почётным преподавателем МГИМО, почему вы называете...

Алла Митрофанова:

— Я не почётный.

Кира Лаврентьева:

— Почему вы называете, где я служу? Я говорю: отец Максим, чтобы вас нашли. Звучит довольно интригующе. Да, дорогие радиослушатели, мы очень рады всегда возвращаться к вам по понедельникам, мы очень рады встречаться в этой студии. И сегодня, если вы включите особенно на YouTube и Рутуб и посмотрите, вы увидите наш женский коллектив, я с радостью его представляю. Алла Митрофанова, Анна Леонтьева, и Кира Лаврентьева сегодня собрались за одним столом, чтобы обсудить тему: «Женская вера».

Протоиерей Максим Первозванский:

— Среди трёх роз репейник рос.

Алла Митрофанова:

— Не прибедняйтесь, отец Максим, вы у нас самая доминанта.

Кира Лаврентьева:

— История отца Максима тоже про женскую веру. И мы как раз с этого, наверное, и начнём. Отец Максим, расскажите.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Ну я рассказываю истории старые, которые случились вообще, я уже не в первый раз на этой замечательной передаче, которая мне очень нравится, я всегда с радостью сюда прихожу. Я рассказываю обычно старые истории, случившиеся ещё лет 20-30 лет назад. Эта история тоже старая, касается она моей вечно молодой жены, которая случилась с ней при её первых родах. То есть это был далёкий 92-й год. И мы тогда были совсем молоды, совсем горячи, так и хочется сказать: «о если бы ты был холоден или горяч». Вот тогда мы были очень горячи. И какая-то вера была абсолютно безрассудная. Но в хорошем смысле этого слова, то есть рассуждать о вере в голову не приходило. Всё, что мы слышали, что мы читали, что мы воспринимали тогда от священникoв в храме, я ещё не был священником, оно воспринималась: прямо как говорится так и есть. То есть никаких образных толкований, никаких двойных, тройных смыслов, никаких «если», никаких «всё не так просто», все было просто, ясно и понятно. Как я уже сказал, это были наши первые роды. Я тогда работал в гимназии православной, в классической гимназии в Крылатском с покойным отцом Сергеем Махониным. И у нас был педсовет, на котором принимал участие тогда отец Георгий Бреев, тоже ныне покойный.

Анна Леонтьева:

— Такие все родные батюшки.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Все это так важно, так ответственно, а тут звонит мне жена и говорит: я рожаю. Я говорю: «Ксюша, но у меня педсовет, я как бы не могу». А она в гимназию звонит, это ещё эпоха домобильных телефонов.

Кира Лаврентьева:

— Подожди ещё несколько часов, потерпи.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да, потерпи. Она говорит: «Ну ладно». И действительно потерпела. Я приехал уже ближе к вечеру, помню, было уже темно, был апрель-месяц, приезжаю домой: «Ну, что, поехали?» Она говорит: «Ну поехали». Мне сейчас вот стыдно за такие моменты, хотя я не очень сильно изменился, мы поехали на метро, поехали в ближайший роддом. Это был 14-й роддом.

Кира Лаврентьева:

— На метро, со схватками?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да, со схватками.

Кира Лаврентьева:

— Отец Максим.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Поехали, в общем, как-то нормально, сдаю я её туда, в роддом, и сижу жду, когда мне отдадут её личные вещи. 10 минут проходит, 15 минут, 30, вдруг выходит жена, уже в роддомовской какой-то рубахе, в которую всех тогда переодевали, и говорит: мы уезжаем. Я говорю: «Что случилось? Почему?» Я как бы приготовился уже быть счастливым отцом, она говорит, что мы уезжаем. Она говорит: «Меня заставляют снять крестик». Следом выходит куча врачей, какая-то принимающая сестра, потом прибежала какая-то ещё ответственная, чуть ли не главврач и говорит: что вы делаете, почему вы уходите? Я как-то её поддержал в этом вопросе, сразу же говорю: да, конечно, уходим. Она говорит: меня заставляют снять крестик. Ей говорят: у нас так положено.

Кира Лаврентьева:

— Священником вы ещё не были?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Не был, я ещё не был священником. «У нас так положено, мы не принимаем людей с украшениями. Вы должны все снять, мы вам все вернём, пожалуйста». Я говорю: это не украшение, это крестик, как она будет рожать без крестика? В общем, что мы только там не услышали, какие мы сумасшедшие, какие мы безумные, какие мы безответственные, что нам уже через полчаса рожать, там какое -то уже раскрытие, ещё что-то. Я говорю: нет мы собираемся, а если вы считаете, что ей сейчас рожать, давайте рожать, почему мы не можем здесь рожать? Мы к вам пришли, давайте будем рожать. В общем, мы ушли. Мы собрались, ушли.

Кира Лаврентьева:

— Серьёзно.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Поехали.

Алла Митрофанова:

— Опять на метро?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Опять на метро, до станции Новогиреево, в 70-й роддом. После того, как мы туда приехали на метро.

Анна Леонтьева:

— У всех женщин абсолютно сейчас выкатились глаза.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Это абсолютное сумасшествие какое-то, сейчас я это тоже так воспринимаю, но тогда это было, знаете, это было без надрыва, это было очень спокойно, это было как-то очевидно, что по-другому нельзя. Мы приехали в этот роддом, я опять-таки туда её сдал, туда её приняли уже с крестиком. Крест на нас, на мне крест, говорит моя жена, но так как-то, это даже не говорит, наверное, словами, но это так воспринималось. И через полчаса она родила. То есть действительно мы приехали уже на каком-то этапе, когда рожать надо было. Но зато когда я на следующее утро приехал опять-таки к этому роддому, и она выглянула ко мне в окошко, вот честно говорю, это было удивительное ощущение, это один из моих настоящих религиозных духовных опытов. Я увидел в окне Богородицу, то есть я смотрел на свою жену, только что родившую, у неё было какое-то потрясающее выражение лица, даже это было не выражение лица, это было её состояние, что я понимаю, что я, знаете, как, например, вот как Пантелеймон святой являлся кому-то в виде священника Ермолая или ещё что-то. Я понимаю, что вот под видом моей супруги мне явилась Пресвятая Богородица, такая она была.

Кира Лаврентьева:

— Одухотворенная.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Одухотворённая, да. Это был действительно настоящий религиозный глубокий духовный опыт и для неё, видимо, для неё в первую очередь. Я думаю, что все мужчины воспринимают это немножко по-другому, я тогда гордо говорил, так же как и я сейчас, что Авраам родил Исаака, а вот я тоже рожаю, то есть это такой мужской снобизм. Мы рожаем, мужчины, жена мне помогает. Я понимаю, что это был именно её такой момент, у неё не было сомнений, вот почему я сейчас так об этом вспоминаю, у неё сомнений не было, у меня сомнений не было, не было волнения, была очевидность. Что нельзя ложиться в роддом и рожать, если тебе нужно снять крестик. Мы готовы были родить прямо вот на улице, лишь бы не снимать крестик. И это было такое исповедничество, на самом деле, я понял в тот момент, и сейчас я это, наверное, очень хорошо понимаю, что когда читаю жития святых, что вообще в мученичестве даже в отдании жизни за Христа, если это естественное и правильное мученичество, и как говорит об этом апостол Павел, нет никакого надрыва. Это очевидно, потому что по-другому нельзя. То есть вот, как ты встаешь утром и чистишь зубы, это очевидно. Ты идёшь на кухню, ты завариваешь себе кофе или... Это жизнь, по-другому, вот это моя жизнь, так я понимаю, сейчас мы, конечно, я не говорю про жену мою, она, видимо, как была святой так осталась, а я-то стал другим. И как говорил Достоевский про Петербург, что Петербург очень умышленный город, я понимаю, что я стал с тех пор очень умышленным человеком, что-то там надуманно, что-то как-то прожито, а вот тогда это было нормальная естественная просто реакция, что если тебя просят снять крест, то ты отсюда уходишь, даже если ты подвергаешь опасности свою жизнь или ещё что-то. Это для меня одно из самых сильных с тех пор религиозных переживаний. У меня это было на следующее утро, у неё, видимо, это было в тот момент. Я настолько благодарен Богу, что это в нашей жизни было. С тех пор прошло много лет, родившаяся тогда дочка, сейчас сама уже мама пятерых детей, может быть, поэтому, кстати говоря. Она тоже осталась в церкви и стала многодетной мамой. Тогдашняя наша простота веры и отношение к жизни ей, наверное, передалось прямо с роддома.

Кира Лаврентьева:

— Это удивительно. Это удивительно. Огромное спасибо, отец Максим. А я сразу, слушая, понимаю, что ведь мы сейчас приходим к врачу или на какие-то процедуры, и нас просят все равно снять крестик.

Анна Леонтьева:

— На рентген, например.

Кира Лаврентьева:

— Но я, правда, стараюсь все равно его рядом с собой держать, но просят снять крест, и что тогда делать? А на рентген?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Нет, сейчас есть много разных способов простых, есть иерусалимские крестики, деревянные, пластмассовые, тогда всего этого не было, но я не уверен, что...

Кира Лаврентьева:

— Это имело другое значение. Это было советское время.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Конечно, да. Ну почти, на самом деле, это не было опасностью для жизни, никаких гонений не было, с 88-го года, с года 1000-летия Крещения Руси всего этого не было, но отношение в целом всё-таки было такое, критическое, и нас принимали за совершенных психов. За болящих. Но это было, да.

Анна Леонтьева:

— Вот вы сказали, что воспринимали как совершенных психов, я вспомнила тоже из девяностых рассказ такой, ну это не рассказ даже, а просто мы попали в Великий пост, мы такие были истово постящиеся, мы ничего не ели первую неделю, но были очень молодые и крепкие, ну, конечно, не пили ни капли вина. И после поста было Вербное воскресенье, и я попала в компанию какой-то очень золотой молодёжи, которая, ну вот как говорят: золотая молодёжь, это были дети каких-то очень высокопоставленных родителей. И я в первый раз сделала глоток вина и почему-то решила, что мне нужно начать проповедовать.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Улетела.

Анна Леонтьева:

— То есть я очень раскрепостилась. Я помню, как вокруг меня сели вот эти прекрасные люди, и как-то так на меня смотрели, и я понимала, что вот я сейчас...

Алла Митрофанова:

— Ареопаг.

Анна Леонтьева:

— Но на самом деле, они смотрели на меня, как на что-то очень странное. Как на какую-то диковинку, которая пришла сюда и несёт что-то такое, что даже интересно послушать, и я, честно говоря, этого не знала, и потом: ну была вот такая странная девушка, помните, как она рассказывала? Мне было очень стыдно, я больше не вставала на стул и не проповедовала. С тех пор.

Кира Лаврентьева:

— Ну, может быть, это был какой-то порыв духа некий такой.

Анна Леонтьева:

— Но это был вообще порыв духа такой, когда мы воцерковились, первое, что мы хотели сделать, это воцерковить всех остальных, там, бабушек, мам, пап, дядей, тётей.

Кира Лаврентьева:

— У меня подруга по квартирам ходила, представляете?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Это удивительное время, на самом деле. У меня было 100-процентное ощущение, вот правда говорю, что, это самый конец восьмидесятых — начало девяностых, время после 1000-летия Крещения Руси, что ещё немножко и все станут верующими православными христианами. Вот что действительно, я уже упоминал, что, когда сидел как раз в этот вечер на педсовете в гимназии, это была третья или вторая гимназия, которую мы создали за, наверное, год или полтора, и вот у меня было такое ощущение, что через пять лет гимназий будет сто, православных гимназий, а их, собственно, практически столько и осталось, сколько было в девяностые. То есть наши эти ожидания, конечно, не оправдались, сложно сказать почему. Это, видимо, тема отдельного разбора, передачи, ну вот ощущение было, что не просто так стояли очереди, кстати говоря, тогда действительно в некоторые храмы, вот я помню храм Сергия Радонежского на площади Ильича, очередь желающих креститься стояла от метро. В Елоховском соборе крестили три раза в день десятками людей в специальном крестильном храме. И было ощущение, что вот действительно — это второе Крещение Руси, которое сейчас закончится всеобщим обращением. И все будут вот такие же как мы искренне верующие неофиты, которые будут, но уже не неофитами. Мы действительно сейчас создадим православное государство. Но этого тогда не случилось. И, наверное, поэтому сейчас и уже такой простоты веры уже нет, потому что есть опыт такого разочарования некоторого или просто, может быть, мудрость, что всё не так прямолинейно, всё не так просто.

Алла Митрофанова:

— И Царство Божие на земле невозможно.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да.

Кира Лаврентьева:

— А вот, кстати, возможно Царствие Божие внутри нас. И вот к этому и будем стремиться.

«Светлые истории» на радио ВЕРА, напоминаю нашим радиослушателям, что свою потрясающую историю о женской вере, о женском исповедании веры, она действительно потрясающая, рассказал нам сегодня протоиерей Максим Первозванский, клирик храма 40 Севастийских мучеников. И если вы, дорогие радиослушатели, её не слышали, а если вы её не видели, то мы вам настоятельно рекомендуем зайти на наш YouTube-канал радио ВЕРЫ и посмотреть «Светлые истории» так сказать, во всём свете, лучше один раз увидеть, чем 100 раз услышать, а лучше и увидеть, и услышать одновременно. С радостью напоминаю вам, что у нас сегодня собралась очень женская компания: Анна Леонтьева, Алла Митрофанова, Кира Лаврентьева, мы тут все разговариваем о женской вере. Кстати говоря, я сижу и думаю о том, что женская вера — это такая вещь очень эмоциональная, понятно, что весь 20-й век, наверное, с 19-го в 21-й православие как-то перешло, перехромало, переползло, перелетела, наверно, благодаря белым платочкам, не нашим, а наших прекрасных совершенно предшественниц, которые действительно были по своей сути, по своему духу совершенные исповедницы. Совершенно пастырского духа, которого у нас сейчас нету, потому что у нас есть выбор, слава Богу, а куда мне сегодня пойти на всенощную? А куда я завтра пойду причащаться? Можно к духовнику, а вот в том храме давно не была, пойдём-ка мы туда завтра всей семьей, и это счастье, это действительно огромная радость — выбирать, это большая награда непонятно за что, да, наверное, скорее, авансом, что у нас есть возможность в изобилии читать духовную литературу, открыто вот так, как мы сейчас исповедовать, говорить, не исповедовать, открыто говорить о вере, и не бояться, что тебя за это уволят, убьют, накажут, оштрафуют, слава Богу, надо жить сегодняшним днём и радоваться тому, что у нас есть эта возможность, но всё в любой момент может измениться. Поэтому будем молиться, чтобы это все было как можно дольше.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Книжки не выбрасываем!

Анна Леонтьева:

Не выбрасываем.

Кира Лаврентьева:

— Все сохраняем.

Алла Митрофанова:

— Как их можно выбросить? Отец Максим, что вы говорите?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Но всё же можно в интернете найти, сейчас очень многие избавляются от больших библиотек.

Кира Лаврентьева:

— Отец Максим, знаете, прежде чем мы перейдём к нашей следующей истории, я хотела вас спросить. Если отмести женские эмоции в сторону, если отодвинуть нашу сверхчувствительность и выступить, в общем, не выделять веру на женскую и мужскую, а говорить, скорее, как о лике английском, где нет ни мужеского пола, ни женского, вера — это что? На чем она зиждится?

Протоиерей Максим Первозванский:

— Нет, ну апостол Павел нам всё-таки на все времена определил, что такое вера. Это вера в невидимый мир. Уверение вещей невидимых. Так апостол Павел определяет веру. То есть это то, что противостоит простому зрению, простому рационализму. То, что нельзя доказать, то что можно и обосновать, почувствовать, но доказать нельзя. Причём вера она не обязательно вот такая, мы говорим про Бога, например, про Христа, Колумб верил в то, что он плывёт в Индию, сел и поплыл, но доплыл не до Индии, до Америки, он так до конца своей жизни не знал, куда он приплыл, но соответственно это то, что побуждает нас действовать там, где у нас нету знаний, там, где у нас нету уверенности, вообще, я убеждён, что большая часть нашей жизни стоит на вере, поэтому неверующих людей не бывает, в принципе, не бывает. Каждый раз, когда мы утром встаем и направляемся на работу, мы верим, что мы туда доберёмся и так далее. Вся наша жизнь состоит из поступков веры. Другой вопрос, что мы почему-то думаем, мы так уверены и думаем, что мы знаем, что нас ждёт, как устроена жизнь, то есть мы ложным образом рационализируем большую часть того, во что мы на самом деле всего лишь верим.

Кира Лаврентьева:

— Берлиозовщина. Ведь в какой-то момент любой человек, даже очень верующий, ну который думал, что вера его крепка, глубока и, в общем-то, как камень, стоит в душе, он сталкивается с тем, что вера его, на самом деле очень слаба, хрупка, а может быть, её вообще нет.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Она вообще всегда слаба.

Кира Лаврентьева:

— То, что он принимал за веру, это может быть вообще самообман. И вот здесь, здесь с чего начинать?

Протоиерей Максим Первозванский:

— А ни с чего. Это невозможно, я всегда очень скептически отношусь к тому, что есть неправильная вера, а есть типа вера правильная. Вот у вас сейчас неправильное основание, давайте мы сейчас поставим вашу веру на правильные основания. Основания нашей веры всегда неправильные, они всегда зыбкие. Просто мы переходим от одного к другому. Вот сейчас, допустим, я сейчас не про себя, но буду говорить как бы от первого лица. Сейчас моя вера крепка, сейчас я думаю, что я сейчас все правильно воспринимаю, пройдёт какое-то время, жизнь покажет, насколько все это не совершенно, и моя вера начнёт шататься, она переживёт, я надеюсь, переживёт очередной кризис, я внесу коррективы и вновь буду верить, что теперь-то я стою на правильных основаниях. На самом деле, это до очередного кризиса. Даже если эта вера основана на личном религиозном опыте, у человека была встреча со Христом или с Матерью Божьей, он знает, что это было именно она, всё равно это будет подвергнуто сомнению, это будет подвергнуто пересмотру, это будет переосмыслено. Мы так устроены. Апостол Павел поэтому говорит: достигайте. Он, правда, говорит это про любовь, но, в общем, это одно и тоже, что любовь, что вера. «Достигайте любви».

Кира Лаврентьева:

— Вот очень важные слова сказали.

Протоиерей Максим Первозванский:

— То есть нельзя поймать и положить в сейф и сказать: теперь моя вера на верном основании.

Кира Лаврентьева:

— Теперь я спокоен. Душа, ешь, пей, веселись.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да. Этого не будет никогда, если вдруг у вас будет такое ощущение, вы как раз на ложном пути.

Кира Лаврентьева:

— Аллочка, расскажи, пожалуйста, с чем ты сегодня пришла в нашу тёплую компанию?

Алла Митрофанова:

— Вот сейчас отец Максим замечательные вещи говорил про невозможность доказать, рационально объяснить. У меня история абсолютно иррациональная как раз. И очень, наверное, эмоциональная, вот Кира, о чем ты говорила. Что женщина — это совсем не про рацио, и совсем про эмоции при этом. Вот, например, когда мы с супругом на эту тему размышляем, я эту историю вспоминаю как-то, и он говорит:

«Я верю тебе, потому что я тебя знаю, я верю, что именно так и было, но принять этого не могу. В мой мозг эта история не влезает». Поэтому сразу предупреждаю: она абсолютно иррациональная, и относиться к ней нужно именно так. Хотите верьте, хотите нет.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Берёмся за подлокотники.

Алла Митрофанова:

— Произошла она в джунглях. Было время, когда ещё при свободном перемещении по миру, можно было довольно — таки бюджетно съездить в замечательные страны Юго-Восточной Азии. Поскольку мне никогда не был интересен вот такой пляжный туризм просто сам по себе, искала какие-то варианты, как можно было бы глубже познакомиться с устройством страны, с людьми, с менталитетом, вот с какой-то такой настоящей жизнью. И были потрясающие ребята, которые организовывали замечательные туры по джунглям, по национальным паркам, с посещением городов, с посещением островов, мангровых зарослей, то есть это такой был экотуризм, где никаких лакшери отелей, но тогда это было ещё и бюджетно, что было для меня принципиально, потому что я то ли студентка тогда ещё, то ли вчерашняя студентка была. Вот. И это можно было прожить маленький-маленький кусочек жизни, не то чтобы там открыть для себя какой-то глубинный Таиланд, нет, но понять, что этот мир совсем про другое, а в чем-то важном очень похож на наш. И вот эти открытия очень важные, давали мне эти путешествия. И вот мы в джунглях. Останавливаемся в бунгало. А наш гид, замечательный человек, очень глубокий, очень хороший, очень начитанный, он, в какой-то момент во время путешествия оказалось, что он практикующий индуист. Ну то есть человек искал свой путь к Богу и нашел его на данном этапе жизни — вот здесь. Он занимался дыхательными практиками, он что-то читал про себя, он делал это так, чтобы нас это сильно не напрягало, но при этом особо и не скрывал. И вот представьте себе поющие джунгли, там гиббоны, у них такие высокие голоса, вот эти разные ярусы джунглей, по которым ты пробираешься, от этих ароматов голова кружится, а это все ещё наполнено каким-то движением, скрытым от наших глаз. И мы по этим мосточкам по разным ярусам джунглей идём, нам всё интересно рассказывают. И вот слоновья тропа, выводящая к водопадам, и на этих водопадах он делает свои вот эти дыхательные практики. В общем, колорит необыкновенный, конечно. И поскольку довольно быстро выяснилось, что я христианка, ну, вернее, пытаюсь себя с христианством соотносить, хожу в храм, как — то там исповедуюсь, причащаюсь, стараюсь жить церковной жизнью. Опять же, будучи человеком, слава Богу, я совсем не богослов, к тому же женщина, и что с меня взять? Но он как-то интересовался моим опытом, задавал разные вопросы, и вот мы как-то в этих путешествиях по джунглям вели такие в легкой форме богословские беседы. Он о своих взглядах рассказывал, я о своих, ну и так далее. И вот, я не знаю, как это объяснить. Значит, у нас ночевка, стоянка, мы в джунглях. Кстати, это была Малазия тогда, там национальный парк. И так получилось, что наши с ним домики, наши бунгальчики вот эти маленькие, они соседние, и где-то совсем на окраине, на опушке леса уже. Так получилось.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Уже страшно.

Алла Митрофанова:

— Нет, я вообще ничего не боялась.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Мне страшно.

Анна Леонтьева:

— Мне страшно, даже когда Алла рассказывает, как она по джунглям пробиралась, я представляю себе змей каких-то, скорпионов.

Алла Митрофанова:

— Надо понимать, что это национальный парк, это те места, которые подготовлены для посещения туристами. То есть это не то, что мы по диким джунглям продираемся, нет.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Клещей поморили. Гиббонов стерилизовали.

Алла Митрофанова:

— Клещей не морили. Там, кстати, не клещи, там пиявки, очень большая беда — это пиявки. Это отдельная история, там тоже есть методы борьбы, все неэффективные, мне весёлые тайцы рассказывали, что ничего не поможет: не переживай, расслабься уже. Ночь. А надо сказать, что как раз в силу вот этой женской эмоциональности, прошу прощения, я чувствительная гражданка, мне ночью иногда бывало страшно спать. Сейчас я, слава Богу, вышла замуж, рядом муж всегда, мне совершенно нестрашно, а вот когда я была одна, мне иногда становилось ночью жутковато. В силу особенностей каких-то психических, эмоциональных.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Ну потому что джунгли, ночь, в общем, да.

Кира Лаврентьева:

— Это любому человеку. Даже батюшка понял.

Алла Митрофанова:

— Дело не в этом, я спокойно засыпаю, потому что очень сильно мы уставали. И внезапно просыпаюсь ночью, ну, наверное, около трёх, тогда мобильник я посмотрела, где-то около трёх, четырёх, от ощущения чьего-то то присутствия в комнате. Причём, вы знаете, это ощущение оно настолько явное, я потом так ещё один раз просыпалась уже в Москве, вот в той квартире, которую снимала, замечательной, от ощущения присутствия здесь моей пожилой соседки, прошло несколько дней, я узнала потом, что в этот день она умерла. То есть это рационально объяснить невозможно, но я свидетельствую, что вот так и было, я проснулась от ощущения её присутствия в моей комнате. И вот здесь тоже, ощущение присутствия, причём не людей, а каких-то очень странных существ. Я их не вижу, но как будто бы осязаю. Они, знаете, карликового роста, и странной формы голова, как будто бы такая грушевидная, но как будто бы состоящая из двух шишек, нижняя больше, верхняя меньше. И они вдвоём, они смотрят на меня и каким-то образом между собой общаются. Причём ужас настолько сильный, что паралич, мурашки холодные начинают растекаться по рукам.

Кира Лаврентьева:

— И ты даже молиться не можешь.

Алла Митрофанова:

— Да, и ты: «Господи, Господи». Дальше у тебя первый рефлекс: ты хочешь поднять руку и перекреститься, но ты не можешь, у тебя рука парализована. Это, вы знаете, как бывает, когда ночью отлежишь руку, просыпаешься от этого, а она у тебя какая-то вся вялая, слабая, ты не можешь её поднять. А здесь она раскалённая, вот как провода через неё проходят, только холодные такие провода, но она не двигается. Я от этого немого ужаса как-то про себя усилием воли стала продираться, вспомнить хотя бы Иисусову молитву и усилим левой руки поднимаю правую, она даже не может три перста в крёстное знамя сделать. Я как-то чисто символически из последних сил осеняю себя крестом, потом как-то начинает отпускать, отпускать, отпускать, под утро я смогла заснуть. Выхожу из домика на рассвете, уже утро, нам пора вставать. Встречаюсь с нашим гидом. И он мне задаёт вопрос почему-то. Как спалось? А я ему честно говорю: не очень. Он говорит: а почему?

Кира Лаврентьева:

— С таким видом, как будто бы что-то знает?

Алла Митрофанова:

— Да. Я ему задаю вопрос: «А ты не знаешь, может быть, здесь какие-то капища были когда-нибудь?» Он говорит: «Ну здесь в лесах много чего было. А что, у тебя были гости ночью?» Тут я напряглась. Говорю: «Да». Он говорит: «И это были не змеи?» Я говорю: «Нет». Он говорит: «Ты не бойся, они тебе вреда не причинят». Дальше мы ходим по джунглям целый день, и опять в состоянии полной усталости доходим до наших домиков, ложимся спать, я не выключаю свет, достаю молитвослов, Евангелие, и вот не дожидаясь перитонитов, начинаю подряд все читать. То одно, то другое. Вечерние молитвы, каноны, вообще, все подряд, потом Евангелие. И я чувствую, как у меня левая рука, вот этот холод, он снова начинается. Опять же, я говорю: я эмоциональная гражданка, я не пытаюсь понять это рационально.

Кира Лаврентьева:

— Нет, но душа же чувствует тёмные вот эти субстанции. Она реагирует на это.

Алла Митрофанова:

— Ну знаешь, Сашеньке, например, очень тяжело все это воспринимать, хорошо, что его сейчас в студии нет.

Кира Лаврентьева:

— Я очень много слышала такого. И святые отцы это спокойно допускают.

Алла Митрофанова:

— Ну знаешь, где святые отцы, а где простая вот эта девочка, мне сколько лет — то было? Начинает неметь левая рука, и я начинаю ещё интенсивнее, уже там вслух проговаривать, читать Евангелие, потом опять молитвослов, потом опять Евангелие, я чувствую, что где-то до локтя этот паралич доходит, потом начинает отступать. В районе 5 утра я как-то успокоилась, там уже рассвет начался, я поняла, что можно спать, выключаю свет, ложусь, засыпаю. Утром я где-то чуть позже чем обычно, потому что я всё-таки всю ночь не спала, выхожу на веранду своего бунгальчика, этого домика чудесного. На веранде соседнего домика сидит наш гид, помятый.

Кира Лаврентьева:

— Ничего себе.

Алла Митрофанова:

— Я говорю: «Как спалось?» Он говорит: «Плохо». И по его какой-то интонации я понимаю, что с ним что-то происходило вот этой ночью. Больше мы на эти темы не говорили, вообще к этой теме не возвращались, вот к этим переживаниям не возвращались. Ничего. Я только единственное могу сказать, я, видимо, в университете на предмете, на замечательных лекциях и семинарах по религиоведению индуизм прошляпила и проскочила, мне интереснее были другие темы. Потому что потом, когда мы в индуистском храме оказались, я увидела не божества вот эти многорукие индуистские, а вот как выглядят какие-то ну вспомогательные что ли существа. Я когда увидела — я обалдела. Я увидела вот эти грушевидные, из двух шишек как бы состоящие головы. И мне так немножечко по позвоночнику, конечно, что-то пробежало. Вот такая история, основанная абсолютно на женской психике, на женской природе, на вот таких каких-то восприятиях.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Нет, нет. Если бы это была только одна ночь, то я, может быть, сказал, что это основано на женской психике, я мог бы даже сказать, что это сонный паралич или ещё что-то в этом духе. Но вот со второй частью понимаешь, что, в общем-то, всё-таки это был реальный опыт, а не эмоции.

Кира Лаврентьева:

— И всё-таки напоминаю нашим дорогим радиослушателям, что у нас «Светлые истории» на радио ВЕРА, Алечкина история закончилось очень поучительно и светло, действительно, несмотря на трудный опыт её переживания. И кстати, очень назидательно, потому что святые отцы говорят об этом совершенно напрямую и никаких секретов из этого не делают, что да, действительно этот мир есть, и бывает так, что, если ты заходишь на какую-то их территорию, туда, ты можешь в меру опять же в меру допущенного тебе, в меру открытого тебе Господом, ясно что Он всё равно контролирует эти последние капли, ты можешь с чем-то таким неприятным очень соприкоснуться.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Поэтому стоит освещать территорию.

Алла Митрофанова:

— Пока действуют руки — пользуйтесь этим, ходите, крестите все углы.

Кира Лаврентьева:

— Да, дорогие наши друзья, дорогие радиослушатели, видеозрители, прошу прощения за такое слово, но предлагаем вам, напоминаем вам, что вы должны, просто вот обязательно должны заглянуть на наш канал радио ВЕРА, на наш канал на YouTube, на Рутуб, посмотреть, какие мы тут радостные, какие мы тут счастливые сидим. В нашей сегодня уникальной женской компании, где три ведущих и наш замечательный гость протоиерей Максим Первозванский, клирик храма Сорока Севастийских мучеников, Кира Лаврентьева, Анна Леонтьева, Алла Митрофанова, сегодня собрались вам рассказывать свои истории.

Кира Лаврентьева:

— Дорогие друзья, спасибо, что вы с нами, смотрите наши «Светлые истории» на YouTube и Рутуб, мы с радостью продолжаем нашу программу, у нас в гостях протоиерей Максим Первозванский клирик храма Сорока мучеников Севастийских и мои прекрасные коллеги, как я ещё узнала, очень мужественные, Алла Митрофанова, Анна Леонтьева, я Кира Лаврентьева. Анечка, твой звёздный час.

Анна Леонтьева:

— Да, я хотела рассказать историю прихода к вере такую интересную, но хотела вот к Аллочкиному рассказу потрясающему, я слушала, у меня тоже мурашки бегали. Я хочу сказать, что вот эти, знаете, бывают какие-то периоды, когда расслабляешься, вот ты ходишь в церковь, вот как ты говоришь, можешь туда пойти, можешь туда пойти, есть ещё такая православная хитрость, если у тебя грех потяжелее, как ты думаешь, взвесив на собственных весах, то ты не пойдёшь к тому батюшке, к которому ты постоянно ходишь, а сходишь в какой-нибудь другой храм, туда скинешь это дело. Ну есть же такое? Я несколько раз присутствовала на службе, когда там появлялись бесноватые. Но мы, наверное, все видели бесноватых, и в монастырях, и ...

Алла Митрофанова:

— Ну я, кстати, не видела.

Анна Леонтьева:

— Не видела, да? Но я тебе должна сказать, те звуки, которые они издают на службе, особенно в какие-то определённые моменты, вот по моему опыту, просто я это видела, когда выносили Евангелие, они не могут издаваться людьми.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Это очень страшно.

Анна Леонтьева:

— Это абсолютно страшно, и вот то, что ты описала, этот леденящий ужас.

Кира Лаврентьева:

— У нас сегодня «Светлые истории».

Анна Леонтьева:

— Я как раз хотела, нет, Кира я хотела наоборот, понимаешь, вот это присутствие тёмных сил и явная победа на Литургии светлых сил, она не дает расслабляться. Я почувствовала как-то, присутствуя при такой сцене, я почувствовала, что я приняла холодный душ. У меня спина выпрямилась, у меня ноги перестали болеть на службе, понимаете, потому что это тоже убеждает в присутствии Бога и ангелах его на Литургии, это подсвечивание такое нашей веры. То есть человек же забывает, что ему помимо всего прочего нужно бороться, и мы пришли к православию, когда оно уже было довольно комфортным, нас уже никто не гнал за это, нас уже, вот как Кира сказала, никто в тюрьмы не сажал, и поэтому время от времени, да, нам дают немножечко весточку.

Протоиерей Максим Первозванский:

— У меня есть ещё несколько историй, но точно не для сегодняшней передачи.

Алла Митрофанова:

— Так и запишем: отец Максим обещал к нам прийти и принести несколько светлых историй.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Там есть и светлые, и не очень, разные.

Анна Леонтьева:

— Ну я эту историю описывала в журнале «Эксперт», когда я ну не то чтобы начала очень сильно воцерковляться, ну муж за руку привёл меня в церковь, потому что его друзья какие-то самые лучшие, они из Питера, и они как раз стали такими верующими неофитами в длинной юбке, длинные службы в холодных монастырях, вот в этом всём. Я как-то вяло за ним шла. Он у меня такой горячий человек был, такой вёл меня за собой, и я как-то попала в журнал «Эксперт», надо было на планерке распределить темы, и была такая тема: «Зачем мы ходим в храм?» И все знали, что я как-то туда захожу, на меня посмотрели, типа, Леонтьева, ходишь? Пиши. Я думаю: Господи? Как я могу написать: зачем мы ходим в храм? Кто я такая? И я решила так сделать, я собрала всех умных друзей, хороших, верующих, образованных в отличие от меня, и мы не просто пили чай и ели еду, а я у них расспрашивала: что такое вера, как они к ней пришли, что они испытали на этом пути? Ну и получилась такая статья. Меня очень за неё хвалили. Но я также описала и свой опыт. И эту историю все читатели, они такие серьезные, как я представляю себе, у журнала «Эксперт», они сказали: вот всё хорошо, но вот эту историю автор явно придумал. А история следующая. Она называется: как я пришел к чтению Евангелия. Я очень много занималась всякими духовными поисками, я много лет практиковала йогу, стояла на голове радостно. Единственный момент во всей этой йоги для меня был проблематичным, когда начиналась вот эта совместная медитация там, тётеньки такие собирались, и начинался вот этот Ом, и в этот момент мне как-то становилось неспокойно. То есть мне должно было стать спокойно на душе, но мне становилось очень неспокойно, и я уходила обычно с медитации. Ну там погнусь, хорошо, и в числе моих духовных метаний был такой известный исторический дяденька, не буду его рекламировать, но он как-то умело микшировал христианские ценности с такими совершенно эзотерическими понятиями о карме, о её отработке, очистке, методы были невероятно сложными, просто практически непредсказуемыми. Я тоже пыталась делиться с друзьями, его книги перепахали очень многие умы, но, как я уже сказала, там были некие христианские как бы ценности, туда подмешанные. И вот как-то раз я уже беременная первенцем, я рассказывала, по-моему, эту историю в эфире, но это та история, которую я написала в журнале. Я шла по ботаническому саду, тогда ещё не такому цивилизованному, довольно заросшему, и мне навстречу вышло, как я это увидела, чудище поганое. Вышел дядька, достал ножик из кармана и говорит: «А что это вы, девушка, здесь гуляете?» Понимаете, у меня было ощущение, что это мой сон, что мне это снится, что такого не может быть. И на этом этапе я стала судорожно вспоминать, что же делать в таких ситуациях, что советуют психологические журналы? Я вспомнила, что нельзя быть жертвой и я сказала: «Что ты делаешь, мужик, я беременная». Ничего не помогло. И тут я вспомнила, секунда это всё, понимаете, да? Это когда вся жизнь перед глазами. Я вспомнила очень простой ход вот из этих книг, надо было сказать: «Господи, прости их, потому что не ведают, что творят». И я абсолютно, не знаю, как я это сделала, но я сказала это, я сказала: «Господи, прости этого мужика, потому что он не ведает, что творит». В этот момент дяденька опустил руки и как-то с сомнением на меня глядя, у меня было такое ощущение, что его облили ведром холодной воды, он как будто проснулся от какого-то сна. И он говорит: «А как зовут — то тебя? Что, правда беременная?» «Я не только беременная, я сейчас рожу с тобой в этих чащах. Выводи меня отсюда». Он, значит, приобнимает меня за талию, а у меня уже отказывают ноги, у меня гипертонус животика, ну вы понимаете, и он ведёт меня из этой чащи, приговаривая: как зовут тебя? Говорю: Полина, Полина меня зовут. Он говорит: «Полина, ты только не кричи, вот мы сейчас выйдем, там люди, я же тебе ничего не сделал, Полина, смотри, Полина, у меня крест на шее. Ты знаешь, Полина, у меня там что-то жена, у неё дети никак не рождаются». В общем, он что-то такое несёт, а я совершенно таким неживым от ужаса голосом говорю: «Ну ты, Сергей, ты в церковь сходи, ты на исповедь сходи». И на этом моменте он выводит меня из ботанического сада, я сажусь в трамвай, приезжаю домой, пью валерьянку. И очень странно, но тут, ну я, конечно, очень долго в себя приходила, но с этого момента я понимаю, что есть только один рабочий инструмент — это самый простой инструмент, это его евангельский. Я начинаю читать Евангелие, и ещё очень много, конечно, приключений, вера — это, как отец Максим сказал, это целый путь, это не остановка, это путь из пункта А в пункт Б, и моя вера начиналась как образ женщины с постоянно с младенцем в одной руке, миской горячего супа в другой руке мужу, потом что-то ещё было, ещё, но вот это начало я запомнила надолго, и это абсолютная правда.

Кира Лаврентьева:

— Да.

Анна Леонтьева:

— Кира, мы не очень? Наверное, радиослушатели сегодня будут сидеть такие...

Кира Лаврентьева:

— Вот я тоже хотела сказать, вы обратили внимание, что тема у нас очень мягкая, она, как нежный цветок, а истории очень мужественные, скажите, отец Максим.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Но это вообще замечательные истории.

Кира Лаврентьева:

— Такой концентрации мужества в течение часа я давно не встречала.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Как раз да. Если мы ещё Аллину историю можем воспринять как страшную историю, то здесь она очень светлая история, потому что чётко, прямо как в житиях святых или в описаниях ещё чего-то, показано, как молитва, которую, может быть, ты сам и не понимал, почему ты это сказал, потому что тут особой рефлексии в такие моменты не бывает. Ты просто что-то делаешь, и когда ты поступаешь правильно, а правильно будет именно обращение к Господу. Вы видите: «Господи, прости им». И правильное обращение. Не, Господи, испепели его, не, Господи, даже спаси меня, то есть это удивительная вещь, когда мы предаём ситуацию в руки Божьи. Даже просьба о спасении она у большинства людей звучит как корыстная просьба, что, Господи, сделай мне хорошо. А здесь как бы вообще не про себя. Господи, сами себя и весь живот наш Христу Богу предадим, Господи, прости им, прости ему.

Кира Лаврентьева:

— Ибо не ведают, что творят.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Это идеальная ситуация, которая, мне кажется, наполнена вся Светом Божьим.

Кира Лаврентьева:

— Дорогие друзья, спасибо, что вы с нами, смотрите наши «Светлые истории» на YouTube и Рутуб, мы с радостью продолжаем нашу программу. У нас в гостях протоиерей Максим Первозванский клирик храма Сорока мучеников Севастийских, и мои прекрасные коллеги, которые, как я ещё узнала, очень мужественные, очень мужественные Алла Митрофанова и Анна Леонтьева, я Кира Лаврентьева. И мне очень не хочется задавать этот вопрос, но мне кажется, что для правды, а мы всё-таки должны говорить то, что у нас на сердце, для правды, отец Максим, я вас прошу об этом. Вот мы сейчас услышали истории со счастливым концом, я не предлагаю сейчас уходить в область другую, но не спросить тоже не могу. Отец Максим, но бывает ведь так, что помолишься, а вот конец истории получается совсем несчастливый.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Да, таких историй очень много.

Кира Лаврентьева:

— Вот. Я просто хочу выйти из области некой такой возвышенности, хотя она, безусловно, сама по себе есть. И всё-таки утешить тех, у кого в такой ситуации конец получился не очень радостный, но он тоже молился.

Протоиерей Максим Первозванский:

— У меня есть куча историй, которые я обещал, я их сейчас не буду рассказывать, которые закончились очень плохо. Но я могу точно совершенно сказать, а этих историй у меня просто как у священника, они не совсем, есть и про меня история, есть и не про меня, у которых не было такого счастливого конца. Допустим, человек умер. Бесы видимым образом победили, кого-то убили или ещё что-нибудь. Есть у меня такие истории. Но, каждый раз, когда человек молился, каждый раз, когда человек обращался к Богу, эти истории даже в момент их совершения вызывающие какую-то оторопь, ужас, в общем, неприятные всякие ощущения на более длинной дистанции, хотя бы там на протяжении года после этого, у меня про все эти истории есть полнейшее ощущение присутствия Бога там, а когда это ощущение есть, что Бог там был, вот это все случилось, потому что Бог туда пришел и решил, что надо так. Они все оставляют очень светлое послевкусие. Они действительно разворачивают жизнь тех, кто остался в живых (сказал он очень весёлым голосом), разворачивают реально к Богу. У меня были истории явной победы бесов, я думаю, я хочу прийти на радио ВЕРА, чтобы рассказать пару таких историй.

Кира Лаврентьева:

— Но ведь Господь, получается, и зло обращает добро.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Когда да, все участвующие в этой истории люди поняли для себя что-то очень важное, реально изменили свою жизнь, реально на длинной дистанции все это бесы проиграли. То, что касается, у нас ведь было две истории, у Аллы такая мистическая и у Анны вроде бы такая земная, практическая. Что даже если кто-то умер, даже если болезнь исцелилась, если молитвы на первый взгляд были не услышаны, все равно каждый раз, когда мы обращаемся к Богу, Господь разворачивает эту ситуацию к нашему благу и нашему спасению, я в этом ни капельки не сомневаюсь.

Кира Лаврентьева:

— Вы знаете, дорогие радиослушатели, время наше заканчивается, но мне так хотелось поделиться своей историей, я её по максимуму быстро рассказываю. Значит, я тут много раз рвала на себе волосы, раздирала рубашку в эфире «Светлых историй», плакала и смеялась, и в общем, все понимают, все что я говорю, это так все и было. Но в детстве, когда я родилась, я уже рассказывала, у меня была совершенно чудовищная ситуация по здоровью, я не должна была жить, меня выходили, вымолили, и я об этом обязательно расскажу, когда у нас будет больше времени, но очень важно, что в какой-то момент, когда мы с мамой, буквально, жили, а это была врождённая патология, мы, буквально, жили в больнице уже полгода и должны были жить ещё столько же, и непонятно, чем бы это закончилось. Я была уже совсем плоха. Моя мама — великая женщина, мамочка, привет, взяла меня, замотала в какие-то кульки, а ей, на самом деле, было явно показано Богом, вот воочию, сегодня Алла рассказывала о том, как иногда некоторые вещи можно увидеть воочию. Вот ей было воочию показано, что Матерь Божья Она меня в тот момент защищает. Я надеюсь, что это так и продолжается, дай Бог, чтобы всех нас Царица Небесная защищала. И она, значит, завернула меня в какие-то тряпочки, в пелёночки, собрала все мои документики, врачи все в больнице встали вот так вот: нет, вы не выйдете отсюда. Она сказала: нет, я выйду. Она написала отказ. Ей говорят: у вас же совершенно не больничный ребёнок? И что вы думаете? Она меня забрала домой, хотя я действительно была совершенно не больничная, нашла каких-то медсестер, которые меня выхаживали, кололи какие-то уколы, потом отменила сама большее количество лекарств, не будучи медиком, звучит очень, согласитесь, рискованно и сумасбродно.

Протоиерей Максим Первозванский:

— Страшно. Самая страшная история.

Кира Лаврентьева:

— В домашних историях это повторять не нужно, эту историю. Но это ситуация, когда женское сердце, женская вера, материнская вера, они все в одном соединяются, в одной какой-то энергии божественной, и в общем, спасают жизни людей. И она, можете себе представить, меня выходила. Хотя даже врачи отказались ко мне ходить и говорили: да вы что, я не буду брать на себя ответственность, она у вас умрёт, меня посадят, я не буду к вам ходить домой. И в итоге, когда она меня привела в девять месяцев, потом в годик к педиатру, которая от меня отказалась, она вывела её в коридор, маму, со мной маленькой, которая уже ходила. Говорили, что у меня будет ДЦП, задержка речевого развития, такого развития, сякого развития, потому что. когда такие ситуации врождённые бывают, потом может быть всё, что угодно. А мама только молилась. Я помню, у меня была голубая Владимирская икона Божьей Матери в голубом цвете, только вот одна единственная. 90-й год, тогда много икон не было. И эта врач говорит, значит, в очереди сидят женщины, эта врач и говорит: «Женщины, посмотрите на эту маму, вот посмотрите на эту маму, вот она героиня». И когда она мне рассказывала, я думаю, надо же, надо же. То есть она меня совершенно выходила, потом я научилась в год говорить, в три года сама писать, меня никто не учил, читать, то есть наоборот, все пошло вопреки, было опережение развития. И вот для меня этот пример, мне его всегда с детства рассказывали, как она меня выхаживала, для меня это пример моей мамы, знаете, я таким мужеством не обладаю. Он меня как-то всегда окрылял. И лет в семь я решила, что мне тоже надо как-то веру проповедовать. А знаний мне не хватало, и я собирала подружек из школы и рассказывала им всякие небылицы про иконы, какие иконы совершают какие чудеса, я придумывала все на ходу. Мы шли из школы, девчонки меня спрашивали: «Кира, а какое чудо ты нам сегодня расскажешь?» Поэтому, дорогие мои подруженьки, если вы слышите нас и видите, которые слушали эти мои небылицы, перечитайте все, о чем я вам говорила, по крайней мере, большая часть той информации, которую я вам говорила, это неправда, но тогда была очень правдива моя вера, и мне хотелось хоть как-то обратить ваше внимание в сторону церкви. Перечитайте все жития, особенно о святителе Николае и Божьей Матери икон. Это очень важно, потому что я очень много придумывала. Ну вот это такая юмористическое зарисовка в конце нашего сегодняшнего часа.

Анна Леонтьева:

— Душераздирающего часа.

Кира Лаврентьева:

— Да, душераздирающего часа. Мне хотелось, знаете как: не зря живу. Мне хотелось как-то привлечь внимание общественности к Русской православной церкви. Да, дорогие друзья, спасибо вам огромное за внимание, спасибо вам огромное, что вы были с нами в этот понедельник в «Светлых историях» на радио ВЕРА. И напоминаю вам, что у нас в гостях был протоиерей Максим Первозванский, мои коллеги замечательные Алла Митрофанова, Анна Леонтьева и я Кира Лаврентьева тоже сегодня были с вами, рассказывали вам свои истории, будьте с нами, до свидания, до следующей встречи в понедельник.

Алла Митрофанова:

— До свидания.

Анна Леонтьева:

— До свидания.

Протоиерей Максим Первозванский:

— До свидания

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «День Победы»
• «Первые шаги в Церкви». Игумен Филарет (Пряшников)
• «Светлые истории: пасхальные»