«Современный мир, вера и работа на земле». Борис Акимов

У нас в гостях был создатель фермерского кооператива LavkaLavka и учредитель автономной некоммерческой организации «Большая Земля» Борис Акимов.

Мы говорили о том, как Борису пришла идея создать фермерский кооператив и в чем его суть. Борис рассказал и о других своих проектах и их целях: «Княжево. Еда и ферма», «Большая Земля», «Счастливые люди». Наш гость также поделился тем, что вера для него — это часть его отношения к миру.

---

И. Цуканов 

— Добрый вечер, дорогие друзья. Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева. 

К. Лаврентьева 

— Добрый вечер. 

И. Цуканов 

— Меня зовут Игорь Цуканов. И сегодня у нас в гостях Борис Акимов, основатель компании «ЛавкаЛавка», которую многие знают. Кооператив это называлось, да?  

К. Лаврентьева 

— Фермерский кооператив.  

И. Цуканов 

— Также он фермер, учредитель АНО «Большая земля». И много чего еще о вас, Борис, можно рассказать. Но, наверное, вы сами дополните. 

Б. Акимов 

— Постепенно. 

И. Цуканов 

— Добрый вечер. 

К. Лаврентьева 

— Добрый вечер. 

И. Цуканов 

— Самый первое, с чего бы, наверное, хотелось бы начать наш разговор, который обычно по воскресеньям у нас посвящен теме «Христианин и общество». Как-то так повелось, что очень часто сейчас, когда говорят о Православии, очень часто это сразу начинают ассоциировать со здоровым образом жизни, здоровым питанием, с фермерством. То есть очень часто в головах людей это какие-то такие близкие смежные темы. Скажем, здоровая пища… 

К. Лаврентьева 

— Жизнь в деревне. 

И. Цуканов 

— Да, жизнь в деревне — и Православие. Вот почему, с чего бы? Вообще, вы согласны с таким рядом смысловым? 

Б. Акимов 

— Я думаю так, что, наверное, совсем не любой православный христианин ведет здоровый образ жизни и живет в деревне — это точно. Но тот, кто живет в деревне и ведет здоровый образ жизни, возможно, христианин. (Смеется.) 

И. Цуканов 

— Но тоже не обязательно. 

Б. Акимов 

— Да, не обязательно, но чаще всего, действительно, среди таких людей, которые как-то так изменили свою жизнь, и склонны к деревенскому образу жизни после городского, то чаще всего, наверное, они православные. Хотя, может быть, это одно к другому клеится, близкое друг к другу. 

К. Лаврентьева 

— Борис, а если сразу перейти к делу, мне хочется вас сразу спросить. Вот вы — журналист журнала «Rolling Stone»… 

Б. Акимов 

— В прошлом. 

К. Лаврентьева 

— Безусловно, в прошлом. «Афиши», журнала «Сноб». То есть у вас довольно большой успешный опыт в журналистике. И тут что-то происходит, и вы становитесь фермером и полностью меняете свою жизнь. Полностью. Основываете успешный фермерский кооператив, который известен все больше и больше на сегодняшний день. Что произошло? Что к этому вас побудило? 

Б. Акимов 

— На самом деле, когда я это всё вспоминаю, мне не кажется это резким изменением, мне кажется всё очень эволюционно, спокойно, подготовлено. 

К. Лаврентьева 

— Со стороны — очень резко. 

Б. Акимов 

— А со стороны, да, наверное, кажется странным. Просто в какой-то момент я увлекся темой еды. И совмещая работу журналистом, редактором, медиаменеджером, наверное даже, я начал писать много про еду, готовить. Это были, наверное, 2007-2009 годы. И через еду, через поиск вкусной еды интересной, пришел к знакомству с теми, кто производит эту еду. А знакомство с этими людьми меня поразило, потому что они были такие все, как на подбор — кто-то раньше был журналистом, менеджером, пиарщиком, фотографом, ученым, а тут стал фермером, да еще и с любовью и энтузиазмом делая свое дело. И у него получается, получается вкусно. И, конечно, это полностью внутренний мир мой перевернуло в том смысле, что я увидел, что с помощью энтузиазма, силы воли, можно с помощью еды изменить жизнь конкретной деревеньки, жизнь малой территории. И вот от гастрономического интереса, еда стала вызывать интерес как инструмент развития территории, инструмент преображения реальности, своей собственной жизни, жизни близких и жизни тех людей, которые живут на этой территории. Это было социальным инструментом. И этот социальный инструмент уже меня самого к ферме привел. 

К. Лаврентьева 

— А вам не было боязно в середине жизни всё так радикально менять? 

Б. Акимов 

— Я такой человек, почему-то этого никогда не боюсь. Тогда мне было 30 лет… В общем, мне казалось даже тогда, что это как-то эволюционно проходило. И страшно не было совершенно. Наоборот, было интересно и очень вдохновляющее.  

И. Цуканов 

— Но вы же не сразу фермерством занялись — вы основали тот самый фермерский кооператив. То есть вы были, скорее, посредником, который закупал продукцию у фермеров и продавал. Сначала через сайт. Потом уже через магазины. 

Б. Акимов 

— Я думаю, что я совершил очень правильный кульбит, потому что типичная ошибка начинающего фермера именно в том, что человек увлекается темой сельского хозяйства и фермерства и вкладывает свои ресурсы — деньги, время — в то, чтобы купить дом в деревне, построить его, завести гусей каких-то. А потом он сидит и думает, что с ними делать.  

И. Цуканов 

— Кажется, что уже всё по накатанной пойдет.  

Б. Акимов 

— Да. Вот они гуси, и что? Кому их девать и куда? Я пришел к собственному фермерству, понимая уже, куда девать гусей. Поэтому надо сначала об этом подумать. 

К. Лаврентьева 

— Но на самом деле, у вас же очень глубокая цель — вы вообще хотите возрождать деревни, возрождать русские земли. Всё, что у нас заброшено, вы возвращаете к истокам — это очень благородно. Откуда это, откуда такой мотив? 

Б. Акимов 

— Наверное, причины его появления многогранны и в них много есть смыслов, слишком даже много. Если совсем кратко, то мы живем в самой большой стране мира — для меня всегда размер страны очень важный и очень личностный. Может быть, это еще и от того, что я с детства увлекался историей своей семьи, поэтому многие территории страны для меня интересны, потому что они ко мне имеют прямое отношение. Я куда-то приехал — тут прадед жил. Тут прапрадедушка работал директором местного училища. И для меня это личностное ощущение страны как своей территории, как своей земли. И, соответственно, раз уж это мое в этом смысле… 

К. Лаврентьева 

— То надо осваивать. 

Б. Акимов 

— Да. Как же такие огромные просторы не освоены? Это же неправильно. Значит, надо создавать инструменты ее освоения. Отсюда такая, наверное, с одной стороны, любовь, к каким-то заброшенным территориям. Кстати говоря, я помню, что после многочисленных визитов в Европу уже на такой фермерской, сельскохозяйственной тематике, я путешествовал по Франции, смотрел, как устроены фермы, хозяйства ремесленные. И я помню момент, меня поразивший, когда я лечу по приглашению компании на вертолете над Францией. И ты смотришь: под тобой провинция Коньяк, и ты понимаешь, что каждый сантиметр земли ухожен, причем, наверное, уже столетиями. Это красиво? Да, красиво, тут классно. Но что тут делать вообще? То есть тому, кто сейчас в данный момент не находится на земле и не владеет этим, делать здесь нечего — здесь уже всё сделано. А другое дело — ты летишь или идешь по Смоленской земле и видишь, что вокруг разрушенные деревни и заросшие поля. И ты понимаешь: как много здесь можно сделать! То есть для творческого человека, для предпринимателя в этом смысле, который предпринимать хочет какие-то действия, желание творить у него есть, то Россия, мне кажется, это самая классная страна для того, чтобы развернуться. 

К. Лаврентьева 

— С одной стороны, да. Но если у вас есть потенциал, возможности и внутренняя сила большая. Потому что никто же не поможет — в этой же деревне все будут смотреть, что этот городской приехал и пытается тут, грубо говоря, шухер навести. 

Б. Акимов 

— Я думаю, что большинство людей в мире живут стереотипично. То есть, как принято, так и живем. Но бывают какие-то моменты. Допустим, самые предприимчивые, пионеры освоения Америки — в какой-то момент в Америке концентрируются люди с большим предпринимательским духом, потому что у них хватило сил уехать куда-то, что-то начать. Значит, уже какой-то естественный фильтр образовался. Но в целом, в более-менее оседлом обществе процент предприимчивых людей, готовых что-то делать, примерно одинаковый. Ну, может быть, в России он и поменьше, чем где-то еще. Но я думаю, что полно стран, где еще меньше, чем в России. То есть в этом смысле не самая плохая страна. Но просто так люди устроены, они смотрят в окно: так, что делает сосед? Он сидит на ковре. И я буду сидеть. Он картошку копает — значит, я буду копать картошку. То есть он повторяет за соседом. Как у нас: едешь по трассе, в деревню заезжаешь, и почему-то вся деревня продает какие-то китайские игрушки огромных размеров или полотенца с голыми женщинами или американским флагом. Почему? Ну, как бы так принято.  

К. Лаврентьева 

— Тут же проблема очень большая. После того, как люди перестали находить возможность реализоваться для себя в регионах, в деревнях, деревни начали умирать, потому что все уезжают в города. То есть система дауншифтинга довольно такая узкая. И не все готовы сменить благополучную и комфортную жизнь в городе на не всегда комфортную жизнь в деревне. Особенно поначалу, пока ты еще осваиваешься, пока ты еще думаешь, чем тебе тут заняться. 

Б. Акимов 

— Я думаю, что уже в вопросе заложен определенный социальный стереотип, неправильный на самом деле. Дауншифтинг. То есть получается, что тот человек, который решил, что мне не нравится в городе жить, я поеду в деревню — я даушшифтер. На самом деле, мало кому хочется быть дауншифтером. Ну, кому-то хочется, наверное… 

И. Цуканов 

— Это что-то, по определению, временное такое.  

Б. Акимов 

— Дауншифтер в моем восприятии — это человек, который в Индию уехал, сдал квартиру и лежит на теплом море, кайфует, выпивает. Я даже не против таких людей, кому-то так нравится, и хорошо. Но он как раз ничего не предпринимает. А мне кажется, что такие люди, которые меня вдохновили на какие-то действия, которых я вижу до сих пор в России — это не дауншифтеры. Это как раз такие герои, они с энтузиазмом делают свое дело и не боятся вызовов каких-то. Это не дауншифтеры. Нет, это не дауншифтеры, это предприимчивые, здоровые, предприимчивые люди, которые хотят свою жизнь, жизнь своих семей, жизнь страны изменить в лучшую сторону. 

И. Цуканов 

— Борис, вы православный человек с какого времени? Когда вы еще работали в журналах, вас как-то уже эта тема зацепила? Или это более поздний… 

Б. Акимов 

— Более ранний, врожденный. Я так в семье воспитан, у меня мама… 

К. Лаврентьева 

— Вы же из многодетной семьи? 

Б. Акимов 

— Да. Еще до моего рождения она пришла в церковь, это было в 70-е годы, поэтому я такой советский православный человек. (Смеется.) 

И. Цуканов 

— А как это совмещалось, скажем, с работой в журналистике? Кстати, я помню, что в «Снобе» была очень интересная серия интервью со священниками. То есть, в принципе, тот же «Сноб», нельзя сказать, что проходил мимо темы религии, но все равно… 

К. Лаврентьева 

— Но временами он очень настороженно относится к Церкви. 

И. Цуканов 

— Да, вся эта пресса, конечно, на религию смотрит с очень такой специальной позиции. 

Б. Акимов 

— Да, я согласен. Вы знаете, во-первых, было время чуть-чуть другое, такого прямо антиклериканства, как сейчас, не было. Оно было, но в более мягких тонах. Во-вторых, я тут исповедую такой подход, что каждый человек волен делать, что он хочет и потом с Богом будет сам разбираться. Я свое делаю, он свое делает. Лично я не стал бы ничего писать или говорить, что противоречит моим религиозным и этическим соображениям. Если это сделал кто-то другой, ну,… Если я редактор, я постараюсь не пропустить материал. Если это кто-то другой сделал — ну, что делать? Потом, в мое время ничего такого, вызывающего мое отторжение, ни в одном издании не было. Если бы было, я бы высказал свое мнение, что это неправильно, нехорошо, что я с этим не согласен. Но я даже не припомню, чтобы такое приходилось. 

И. Цуканов 

— Просто интересно, потому что вы пример человека, который как раз, будучи церковным человеком, при этом работал в такой нецерковной сфере и, как кажется, довольно органично уживался с этой сферой. 

Б. Акимов 

— Да. 

И. Цуканов 

— И не было конфликта никакого? 

Б. Акимов 

— Вполне органично. Может, это толстокожесть или что-то еще, но меня люди вокруг, если они не агрессивные в проповедовании своей позиции, мне все равно, кто они и чем они занимаются. Главное, чтобы они мне не навязывали свое дело. Если они чем-то хотят заниматься и даже если мне это кажется странным или неверным, в этом смысле я считаю, что у каждого свой путь. И Бог сам разберется с этим человеком, что с ним делать. Я лучше о себе подумаю, у меня у самого есть много изъянов. 

К. Лаврентьева 

— А я всё про деревню. Когда вы остаетесь наедине с собой, а наедине с собой вы непременно останетесь в деревне, потому что там нет этого темпа, этого огромного количества машин, людей, дел… Что ты чувствуешь? Когда вот: я и я. И всё. 

Б. Акимов 

— Хочу сказать, что, во-первых, у меня не получается. Хоть и кажется, что деревня глухая и в плохую погоду полтора километра дорога непроезжая, но все равно, когда я приезжаю… Вот летом теща приезжает к нам помогать, и она смеется: то приезжает какая-то машина, то сосед пришел. Хотя соседей два с половиной человека, но обязательно какая-то бурная… Когда же можно остаться наедине как раз в деревне, а не в Москве? Потом, мы еще с женой открыли ресторанчик при ферме. И хотя мы работаем летом два дня, сейчас один день в неделю, все равно какая-то подготовительная история. Потом есть суббота бурная такая, когда приезжает 20 или 25 человек, но все равно… Половина из них — местные, может, и не совсем местные, но имеющие отношение к этой территории люди, есть всегда о чем поговорить. Потом они обязательно говорят: «Давайте, мы у вас купим чеснок и еще приедем через два дня». В общем, к сожалению, такой тишины особенной нет. 

 
К. Лаврентьева 

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. У нас в гостях основатель фермерского кооператива «ЛавкаЛавка», фонда развития территорий «Большая земля» Борис Акимов. У микрофона мой коллега Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Борис, а в чем основная идея вашего ресторана в Переславле-Залесском? В чем основная концепция? Почему туда съезжаются люди, о чем они говорят, что они там делают? 

И. Цуканов 

— Мне вообще кажется удивительным, что где-то в глуши, так будем говорить, можно открыть ресторан. И он будет окупаться. 

Б. Акимов 

— Да, это, наверное, один из самых успешных моих бизнесов, потому что он сразу стал окупаться, практически в первый день своей работы. Потому что, понятно, что мы работаем только своей семьей, нет никакой арендной платы. То есть мы на своей земле со своими детьми… Когда совсем много людей, ну, один человек нам помогает. А основная идея заключается в том, что мы… Мне всегда нравилось, на протяжении строительства «ЛавкиЛавки» я приходил все больше к тому, что еда — это мощный инструмент социально-экономический, социокультурный. И в принципе, от того, как человек ест, зависит по большому счету, не побоюсь этого слова, развитие планеты. И социума тоже. Потому что за едой стоит много чего. Например, поддерживаю ли я какие-то локальные связи, локальную экономику — вкладываю деньги в соседей? Или эти деньги улетают в офшоры через крупные супермаркеты? От этого, например, зависит очень многое. Или использую ли я пестициды, гербициды и прочую химию, которая попадает в грунтовые воды, с ними в реки, потом в озера, в моря, в океаны. 

К. Лаврентьева 

— Это очень глобально. 

Б. Акимов 

— Получается, что через еду мы выстраиваем экономические, социальные, экологические отношения с обществом, с планетой, со страной, с животными, со всем. Поэтому в этом ресторане мы довели… Моя жена Оля — шеф-повар, если бы не она, то ничего бы не вышло. Она воплотила в гастрономическом смысле мою задумку, идею давнишнюю, можно сказать, мечту, она ею заразилась, и сама ее тоже воплотила в жизнь. Она заключается в том, что когда еда на месте произрастает, это местные сорта. То есть мы пестуем местные сорта — сорт чеснока, местные породы переславских коров или романовских овец, делаем ставки на местные сорта и породы. Мы не используем никакую химию, только ручная прополка полей и так далее. Предпочтительно, насколько это возможно, свои корма. Соответственно, это первые рабочие места за 50-60 лет в этой деревне. То есть там не было работы. Соответственно, с точки зрения оживления деревни… 

К. Лаврентьева 

— Возрождение деревни. 

Б. Акимов 

— Если мы даже что-то и покупаем, например, мы хлеб не печем пока еще. Мы его покупаем в Никитском монастыре, там монахи пекут цельнозерновой хлеб. То есть мы вкладываем деньги в соседское хозяйство. 

К. Лаврентьева 

— Только хотела у вас спросить: а у вас с монастырями есть какие-то договоренности общие? Какие-то дела общие? Вы — фермеры, они что-то пекут — можно же договориться, доброе дело сделать. 

Б. Акимов 

— Ну, пока есть такая связь, что мы хлеб ржаной покупаем у монахов. А сейчас появился в Переславской епархии у нас новый епископ Феоктист. Мы как-то с ним познакомились. И налаживаем связи в Свято-Даниловом монастыре. И тоже с ним есть всякие идеи, как можно интересные вещи делать. Но это вот только буквально началось совсем недавно. Может быть, это тоже связано с оживлением епархии. Потому что раньше было всё очень консервативно. Это не значит, что плохо, но просто в своем мире немножечко… 

К. Лаврентьева 

— Видимо, речь идет о владыке Феоктисте (Игумнове), который один из наших евангелистов на радио «Вера». Он толкует некоторые главы из Евангелия регулярно. И наш большой друг. Я думаю, что речь идет о нем? Переславский и Угличский. 

Б. Акимов 

— Да. 

К. Лаврентьева 

— Это он. Недавно у нас с ним была программа. Мы очень любим его. Да, тесен мир. Борис, а что в этом кафе — люди просто приезжают поесть хорошей еды? Или вы с ними там общаетесь и взаимодействуете. 

Б. Акимов 

— Конечно, это не просто история про то, что надо поесть что-то. Потому что, во-первых, меню как такового нет — то есть люди не выбирают, а природа и мы за них что-то выбрали. Мы говорим: приезжайте, получите шесть блюд, которые мы вам приготовили. А какое? Сегодня будет такое, такое и такое. Потому что такие-то продукты доступны — вот грибы утром собрали, значит, грибы будут. Нет грибов, значит, нет… Если тыквы пошли, значит, тыквы. Если баранов всех съели, значит, баранов больше не будет. 

И. Цуканов 

— А если пост? 

Б. Акимов 

— Если пост, то у нас постные блюда. Кстати говоря, мы не так давно, только в прошлом году, под конец года затеяли этот ресторан. Так что был Великий пост был один у нас в ресторане. И мы решили с Олей сделать в пост полностью постное меню. На самом деле, это сложная задача — сделать его, с одной стороны, постным, с другой стороны, это конец весны, когда погреб полупустой. Ты же не можешь пойти в магазин и что-то купить — можешь только использовать свое. Погреб полупустой. Кроме животных, которые как раз есть, а их нельзя есть, особо ничего нет. С одной стороны. А с другой стороны, надо сделать так, чтобы это было интересно гастрономически, потому что для меня и для Оли в первую очередь важно, что это гастрономический ресторан. Это не совсем то, что просто вкусно по-домашнему, это не совсем так. То есть еще задача с гастрономической точки зрения сделать это остроумно, интересно и вкусно при этом. И вот этот пост мы пережили. И я считаю, что было очень круто. Оле поклон, она молодец. Хотя, мы там делали на выбор пятое блюдо — все-таки был вариант мясного. Человек мог взять мясо, если он не постится. Ну, ладно, бери мясо из русской печки. 

И. Цуканов 

— Что касается бизнеса, которым вы занялись в 2009-м, если я правильно понимаю? 

Б. Акимов 

— Да, в 2009-2010 году. 

И. Цуканов 

— Насколько вам было сложно, как человеку православному, заняться бизнесом в том смысле, что в российских реалиях, конечно, бизнес — это очень часто какие-то сложные отношения с партнерами могут возникать. У вас в «ЛавкеЛавке» возникали истории с долгами — какие-то взаимные противоречия то ли с фермерами, то ли с какими-то конкурентами? Это в российских реалиях, как кажется, всегда такая довольно острая вещь, чреватая конфликтами. Вместе с тем, мы должны стараться жить в мире друг с другом. Как это совместить в наших реалиях? Удается ли вам, удавалось ли? 

Б. Акимов 

— Мне кажется, что долгое время это вполне себе удавалось. Но, с другой стороны, все те, скажем, невзгоды, неурядицы и сложности, которые в бизнесе потом возникли, наверное, это следствие того, что до этого всё удавалось, потому что все-таки в этом смысле я не считаю себя таким настоящим прямо бизнесменом. Я слово «предприниматель» со мной ассоциирую в первую очередь, потому что предприниматель — это человек, который предпринимает какие-то действия для того, чтобы изменить реальность в лучшую сторону. Вот он предпринимает что-то: может, он песни поет — вышел на улицу и поет песни, он тоже предприниматель. Вот в этом смысле я предприниматель — я предпринимаю какие-то действия. А бизнесмен, наверное, это тот человек, у нас есть определение, что такое бизнес: это дело, цель которого — извлечение прибыли. Вот с этим у меня всегда были проблемы. А когда у тебя с прибылью проблемы, то потом к тебе приходят какие-то люди, которым ты должен какие-то обязательства выполнить. У меня, видите, денег нет. А как это — нет? Ты же бизнесмен. Ну, вот такой вот я бизнесмен. 

И. Цуканов 

— Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». У нас в гостях Борис Акимов, основатель фермерского кооператива «ЛавкаЛавка», фермер. У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева. Меня зовут Игорь Цуканов. Мы вернемся в студию через несколько секунд. Пожалуйста, не переключайтесь. 

 
К. Лаврентьева 

— Еще раз добрый вечер, уважаемые радиослушатели. «Вечер воскресенья» на радио «Вера». В этом часе с нами основатель фермерского кооператива «ЛавкаЛавка» и фонда развития территорий «Большая земля» Борис Акимов. У микрофона мой коллега Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Борис, что за фонд развития территорий «Большая земля»? О «ЛавкеЛавке» мы поговорили уже. Тут вроде бы всё понятно. А фонд развития территорий — что это такое, что это за проект? 

Б. Акимов 

— Я немножко говорил о том, что для меня через несколько лет после работы над проектом «ЛавкаЛавка» возникло большое значение еды, как инструмента развития территорий. То есть фермерство, как развитие территорий, вообще, понимание масштабов страны, как важной вещи, которую надо как-то использовать, возрождать и так далее. Всё это привело к тому, что еще в 2015-м году у нас после выхода фильма «Левиафан» родилась идея поехать в Териберку, где снимался этот фильм. Тогда была такая история, как будто это самое страшное место на территории России. А мы говорили, что если самое страшное, то почему бы его тогда не сделать приятным для жизни? Когда мы приехали туда, его собирались расселять. В этот момент оттуда практически все работоспособные люди, ну, не почти все, но многие уехали. Хотя оставались еще дети, пенсионеры. Дорога была разбитая, ни одной гостиницы не было. Когда мы туда ехали, администрация Мурманской области спросила: «Вы сегодня вернетесь?» — «Да нет, мы хотим остаться». — «Там же негде жить вообще». А сейчас уже 12 гостиниц, дайвинг-центр, там пиво варят местное, два ресторана открыли. Там еще в 2018-м году было больше 100 тысяч туристов за год. То есть оказалось, что это совсем даже не самое ужасное, не самое страшное, а место, в котором невероятно красиво, такая фундаментальная красота. Наверное, своей фундаментальностью и масштабностью она меня поразила настолько, насколько ни одно место в мире не поражало. Вот в этом смысле фундаментальной красоты она самая красивая из всех, что я видел. И вот этот потенциал того, что мы можешь приехать на машине на берег Северного Ледовитого океана, это единственное такое место на самом деле в России, он сыграл на руку этому месту. 
И в результате там у нас родилась такая идея, что надо какую-то методологию, какой-то инструментарий создавать для того, чтобы раскачивать малые территории, города, села, районы. И в Териберке был первый опыт. Потом мы работали на Кубани в Усть-Лабинском районе. И так далее. То есть мы с коллегами уже стали подходить к этому как к институциональному проекту со своими инструментами развития территории, базис которых, собственно, и основная идея заключается именно в том, чтобы возрождать локальные связи, возрождать локальную экономику. Я очень еще люблю Русский Север. У меня есть дом под Тотьмой. Это маленький городочек в Вологодской области. 700 километров от Москвы, дом XIX века, изба такая деревенская, которую я уже несколько лет возрождаю. И мы поехали на экскурсию в город Тотьму. Экскурсовод ведет нас и говорит: «Вот смотрите, вот храм барокко, особый архитектурный стиль», Хотя, между прочим, город сейчас 5 тысяч человек. «Вот дом XVII века, кирпичный, храм этот построил такой-то купец. Как написано в источнике: от излишка капитала». То есть так много денег было, что он построил гигантский каменный храм. А мы говорим: «А чем он занимался, этот человек?» — «У него было две скобяных лавки в городе». То есть, грубо говоря, это два ларька в каком-то провинциальном городе. Может ли сейчас в Тотьме человек построить гигантский каменный дом и церковь рядом? От излишка капитала? Понятно, что нет. «А сколько тогда людей жило в Тотьме?» — «3 тысячи». А сейчас 4, может, чуть больше. Ну, примерно всё то же самое, но локальная экономика была настолько развита. То есть человек приходил в лавку хлебную, покупал хлеб, отдавая рубль. И этот рубль оставался на территории, потому что хозяин лавки купил хлеб у пекаря. Пекарь живет здесь же. Пекарь купил муку у мукомола. Мукомол работает только с зерном местных крестьян, поэтому только ржаной хлеб, потому что пшеницу они не выращивают. Из пришедшего рубля всё осталось здесь, всё. Сейчас, если человек приходит в магазин, в супермаркет, и он отдает рубль, то 99 копеек улетает с этой территории. То есть у нас сейчас всё работает по принципу пылесоса. Высасываем деньги, а потом через федеральный центр они начинают как-то возвращаться в виде дотаций каких-то. А задача нашего фонда «Большая земля» вот именно в том, что эти цепочки местной экономики возрождать, благодаря местным продуктам, благодаря местному потреблению, благодаря мобилизации местных сообществ, благодаря росту идентичности местных сообществ, благодаря туризму, благодаря созданию каких-то местных брендов, которые притягивают к себе, с одной стороны, туристов, с другой стороны, создают местную идентичность. С другой стороны, сделать так, чтобы молодежь оттуда не уезжала или возвращалась. Мы попытались все эти слова, которые я сейчас говорю, в виде таких вот инструментов создать, с помощью которых мы можем с малыми территориями работать. 

И. Цуканов 

— Вот Териберка, про которую вы рассказали, и Северный Ледовитый океан — вы сказали, что там несколько гостиниц и какой-то приличный поток туристов. В это прямо не верится. Не в том смысле, что я не верю, а что это просто поразительно. Потому что откуда там туристы? Что они туда ездят смотреть? И кто живет в этих гостиницах? Зимой, например? 

Б. Акимов 

— Например, там 7 сноукайт-школ открылось — где-то с ноября, наверное, по апрель-месяц действуют эти школы. Соответственно, туда большой поток туристов, которые занимаются этим сноукайтингом. Познавательный туризм очень развился: китайцы едут, потому что для них увидеть северное сияние — это какая-то национальная идея. Больше, чем у нас. Китайцев там много. Летом или весной туда рыбаки едут в большом количестве, потому что там рыбалка: треска, мойва, камбала, пикша, даже краб камчатский. Правда, его ловить нельзя, но тем не менее он там в большом количестве есть. Поэтому туризм разнообразный. И в каком-то смысле он был и до этого, только в меньших масштабах — не было никакой инфраструктуры для этого, потому что было такое странное ощущение, скорее, в мозгах человеческих, что даже если люди туда едут, то есть уверенность, что это никому не надо. Да вот же — едут люди! Да они только мешают нам. И вот надо как бы в мозгах поворачивать: нет, они не мешают — они помогают. А, ну хорошо, мы построим гостиницу. И тут что-то начинается. Потому что никакого бенефициара, то есть никакого крупного инвестора, как у нас привыкли мыслить на уровне: «Газпром пришел — вот хорошо. А вы кого представляете? — А мы там никто. Мы просто хотим, чтобы здесь малые предприниматели развивались. — А кто это — малые предприниматели? Мы их не знаем».  
На самом деле, Териберку развил местный бизнес, причем местный, мурманский именно. Может, чуть из Москвы, чуть из Питера пришли, но в основном это именно мурманские люди. Кто-то продал в Мурманске квартиру и построил гостиницу, поверив, что действительно туристические потоки начали развиваться, увидев этих туристов. И сейчас, когда кому-то рассказываешь, спрашивают: «А кто это сделал? Это вы вложили деньги?» — «Да нет». — «А кто?» — «Десятки, а может быть, сотни уже разных людей». — «Мне непонятно это». Вот как раз про это есть — мы в «Большой земле» этим и занимаемся, чтобы десятки и сотни, а может быть, и тысячи людей создавали экономику и жизнь на территориях, а не какая-то крупная корпорация, потому что это к устойчивому развитию не имеет отношения. Как раз, если говорить о фундаменте наших действий и вообще того, что, как мне кажется, как мир вокруг устроен, это концепция устойчивого развития — когда слом конъюнктуры международной или федеральной не ведет к тому, что в этой конкретной деревне или в городе почему-то стало плохо жить — рынок нефтяной изменился или газа, или рыбы какой-то. Всё, теперь людям здесь неактуально жить — пусть уезжают, они потеряли работу. Как в Тотьме когда-то. Глобальный рынок может меняться — ну, и что? А мы тут живем своей жизнью. Понятно, что вернуться в то состояние XVIII века невозможно. 

И. Цуканов 

— Фактически натурального хозяйства. 

Б. Акимов 

— Но сейчас я говорю не как какой-то сектант, житель деревни, а вполне в русле модных международных трендов. ООН давно говорит про устойчивое развитие. А сейчас уже появился такой термин — «глобал локал». То есть когда ты понимаешь, что да, мы живем в глобальном мире — никуда не денешься, он будет глобализироваться. Но сохранение своей идентичности, сохранение мелких локальных сообществ — это важно как раз для устойчивого развития глобального мира. То есть он должен быть многообразен, в нем должно быть много форм жизни, как биологических, ботанических, так и человеческих, социально-экономических, социально-культурных. Это как раз залог устойчивого глобального развития. Если говорить про близкую мне тему, еду, есть англоязычная фраза: ешь локально, думай глобально. Но, в принципе, не только ешь — действуй локально, думай глобально. Я думаю, что это очень правильный подход. 

К. Лаврентьева 

— Если говорить о глобальном размышлении, то какая цель у всех ваших проектов? Привлечь молодых людей к жизни в деревне? Привлечь как можно большее количество людей к этой фермерской жизни? К восстановлению деревень, к возрождению России? Я не знаю, может быть, я сейчас фантазирую. Какая центральная мотивация у вас? 

Б. Акимов 

— Центральная мотивация — какая-то личностная, наверное, в том, чтобы думать о своей жизни в интересном событии и явлении. И если, может быть, совсем пафосно, чтобы, когда задумаешься про свою жизнь: а как я прожил жизнь? — мне кажется, что это не стыдно, это было интересно, это были интересные задачи. И она была прожита не зря. Главная мотивация вот в этом. 

К. Лаврентьева 

— Просто с вашим потенциалом, вы могли хоть какие интересные задачи взять, мне кажется. Много других интересных задач. Вы берете деревню своей целью. Почему? 

Б. Акимов 

— Наверное, это убеждение базируется на таких еще интересах, связанных с Россией через свою семью. 

К. Лаврентьева 

— Все-таки патриотизм. 

Б. Акимов 

— Да, это такой здоровый патриотизм — я люблю свою страну, люблю свою семью. Я не люблю говорить, режимы изменяются в стране, а моя семья здесь. Я знаю своих предков до XVIII, даже до XVII века, они очень разные. Есть гусары, а есть крестьяне, есть евреи, а есть шотландцы даже. Но всех этих людей приютила Россия и дала им шанс здесь реализоваться. Для меня это очень личностная история — я хочу, чтобы это пространство развивалось. Я понимаю, что гигантское пространство, значит, оно должно развиваться многогранно, чтобы свои масштабы не забывать. 

К. Лаврентьева 

— А с чем связан этот патриотизм? С вашим духовным каким-то устремлением? С вашей верой? Или это не связанные понятия? 

Б. Акимов 

— Я думаю, с верой всё так или иначе связано. Может быть, я уже об этом и говорил, что для меня просто вера и Бог — это очень естественная часть жизни. На самом деле, у этого есть и отрицательная сторона, потому что я вижу своих знакомых, большинство из них к вере пришли во взрослом возрасте. И я понимаю, насколько они больше и лучше меня разбираются во многих вещах, потому что они читают святых отцов, Евангелие. Я тоже стараюсь это делать, но у меня нет… Они это читают, потому что они пытаются найти ответы на вопросы. А у меня нет вопросов. Мне более-менее всё понятно — Бог есть. Я знаю, что Он есть, у меня есть уверенность в этом. Это не значит, что я всегда хорошо поступаю, полно поступков каких-то… Или у меня может быть плохое настроение, но оно не связано с тем, что я разочаровываюсь в чем-то или сомневаюсь в существовании Бога. У меня просто какие-то личностные дела. Но я всегда думаю, что Он там есть, и по большому счету всё хорошо. С чего я начал? Я увлекся, слишком далеко ушел… 

К. Лаврентьева 

— Вы начали с того, что для вас очень естественна история вашей веры.  

Б. Акимов 

— Да, получается, что вера — естественная часть моей жизни, и она питает меня. В этом смысле вера, естественно, является и частью патриотизма и моего отношения к миру. Она просто естественная часть жизни. В данном случае она толкает то, что… Я сказал уже, что мне хочется заниматься значительными, как мне кажется, вещами, не тратить жизнь на пустяки. Может быть, поэтому… Хотя я понимаю, что можно, наоборот, скрыться где-нибудь… 

К. Лаврентьева 

— Что такое «пустяки»? 

Б. Акимов 

— Пустяки — это… Если совсем банально сказать, то это потребительский образ жизни — от отпуска до отпуска. «Поехали на море, отдохнем». — «Почему?» — « Потому что я устал на работе». Вот это, мне кажется, это пустяки. То есть стараться жить такой жизнью, чтобы каждый день был насыщен смыслом и чтобы ты не думал, что я сейчас что-то такое делаю ради того, чтобы потом на пенсии что-то там такое сделать. Надо сейчас делать, прямо сейчас. Пустяками не заниматься, а заниматься… Потому что если пустяками заниматься, лучше отложить их в сторону, заниматься чем-нибудь значительным, важным. Хотя я не хочу, чтобы это звучало как упрек. Я понимаю, что мне кажется, что человек делает пустяки, а он, может быть, великую молитву творит в этот момент и гораздо более значительное дело, чем я в это время делал. Хотя он, может быть, лежит на море. Может быть, и так. Пути Господни неисповедимы, всё возможно. Это только меня касается, я только про себя говорю. 

И. Цуканов 

— То, что вы рассказываете, это связано с каким-то умением организовать людей. 

Б. Акимов 

— Это правда. 

И. Цуканов 

— Это же невозможно сделать самому своими руками — вот взять и построить эти гостиницы на берегу Северного Ледовитого океана. Или как-то убедить местных людей не уезжать на большую землю, а вкладывать деньги здесь в местные проекты. Или покупать местные продукты, а не ходить в ближайший супермаркет за колбасой и сыром. Вот про вас иногда можно прочитать, что вы как предприниматель не очень сильный — о вас чаще говорят, что вы человек, который может создать такой имидж, который... Ну, журналист, пиарщик. 

Б. Акимов 

— В каком-то смысле это, правда, так и есть. Просто часто про пиар говорят плохо. Что такое пиар? Если это умение рассказать какие-то интересные, правдивые вещи, мне кажется, это очень важное качество. У нас много интересного и хорошего происходит в жизни, а рассказывают всякую дребедень. Плохое в основном популярно. Лайки собирают какие-то заголовки, где кого-то надо обвинить. Если человек умеет рассказать что-то позитивное, и в этом смысле пропиарить позитив… 

И. Цуканов 

— Это прекрасно. Так, а может, в этом-то и дело, что вы просто умеете коммуницировать с людьми? Я хотел спросить: как получается собрать всех этих людей и направить их вектор, их усилия в один вектор сложить? Как это получается? 

Б. Акимов 

— Наверное, в этом направлении у меня есть некие навыки, талант — в организации людей, вдохновить людей. Это всегда было моей сильной стороной. Как это делать?.. 

И. Цуканов 

— Людей надо где-то собрать, что-то им сказать? Или как? 

Б. Акимов 

— В каком-то смысле, вы чем-то похожим занимаетесь — вы формулируете и слова складываете, чтобы ими заинтересовались люди. Это первая стадия — должно стать интересно: я хочу это послушать, я хочу с этим человеком пообщаться, я хочу прочитать, что он еще писал. Потом следующая стадия — кажется, он меня убедил: наверное, я попробую сделать так, как он написал или сказал. Я думаю, что это профессиональное отношение к слову, с одной стороны, помноженное на желание этим словом вызвать какое-то действие. То есть не сказать: «Ой, интересно», — и пошел дальше. А сказать так, чтобы люди захотели что-то сделать. В каком-то смысле, может быть, когда-то это называлось словом «пропаганда». Это плохое слово — вспоминается Геббельс или советская пропаганда. Но пропаганда чего-то хорошего, наверное, это такая информация, которая тебя воодушевляет что-то сделать. Просто, в основном, пропаганда воодушевляла кого-то громить, что-то отнять, грабить награбленное. А можно пропагандой заниматься так, чтобы человек подумал: «Я хочу стать фермером, меня убедило это». Или: «Я хочу поехать в Териберку и там пожить, и оставить там какие-то деньги». В этом смысле я пропагандист, наверное, профессиональный. Но только, как мне кажется, чего-то хорошего. Надеюсь на это, во всяком случае. 

И. Цуканов 

— Но тут еще важен все-таки личный пример, мне кажется. 

Б. Акимов 

— Согласен. Но это тоже в каком-то смысле часть пропаганды: видите, он своими делами и своей жизнью это показывает. Значит, для меня он еще более убедителен.   

 
К. Лаврентьева 

— В гостях у «Вечера воскресенья» сегодня с нами основатель фермерского кооператива «ЛавкаЛавка» и фонда развития территорий «Большая земля» Борис Акимов. И мы продолжаем наш разговор. Борис, а какие вы еще хотели реализовать проекты? У вас ведь наверняка есть какие-то мысли? 

Б. Акимов 

— Я человек неспокойный. Мне даже дочка старшая сказала, когда я в очередной раз что-то сказал: «Папа, у тебя опять стартап какой-то. Когда ты успокоишься? Тебе уже 40 лет». 

К. Лаврентьева 

— А ведь какие-нибудь психологи могут сказать про кризис среднего возраста. Человек с ним борется, с ним справляется. Что бы вы сказали по этому поводу? 

Б. Акимов 

— Последние несколько лет я думал о том, когда у меня наступит кризис среднего возраста? Но пока я его не чувствую. У меня какие-то обстоятельства жизненные сложные, связанные как раз с бизнесом наступили, наверное, какое-то время назад. Наверное, от этого я испытывал и испытываю, но в большей степени это в прошлом, испытывал какие-то неприятные ощущения в жизни. Но это было связано с внешними объективными причинами. Внутри у меня не было никакого кризиса. Пока про кризис не знаю. А может быть, просто есть постоянные идеи и желание воплощать их в жизнь, они позволяют их не замечать. Вот сейчас у меня именно стартап — проект, который называется «Счастливые люди». Это платформа, которая должна создавать и помогать управлять местными сообществами. И на базе Переславского района у нас, можно сказать, пилот, на базе родного Переславского района, где я живу, такой пилот, который называется «Счастливые люди. Переславль». В этом проекте я объединил уже больше сотни, — а мы только начали пару месяцев назад, — местных предпринимателей и творческих людей. То есть это могут быть и местные бизнесмены, укорененные в территорию именно, и могут быть какие-то люди, которые увлеченно делают свое дело — обучают детей чему-то, поют песни, музыканты. В общем, люди, которые на территории что-то делают. Мне кажется, что это очень важная штука. Интересная. И при всем росте сервисов, IT-технологий, сетей, до сих пор недоступная. Несмотря на существование TripAdvisor, «Фейсбука (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)», «ВКонтакте», «Яндекс-карт», «Гугл-карт», вы не можете, не говоря о провинции, а даже на самом деле в Москве, посмотреть: вот, допустим, я нахожусь здесь, в студии, а что у меня в радиусе километра есть? Не кафе, а какие люди здесь живут и чем они занимаются. Может быть, на третьем этаже дома номер 17 кто-то печет тортик. И об этом в «Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)» известно. Он ведь какой-то ведет «Инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)» и продает тортики. Но если я его «Инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)» не знаю, то как я узнаю, что он здесь. Это мой сосед. Я могу быстро у него купить его торт. 
Показательную историю мне друг рассказывал. Он на «Водном стадионе» живет, он говорит: «У меня что-то заболело, прописали уколы». Ему медсестра говорит: «Полторы тысячи укол, каждый день я буду приезжать». Он говорит: «Что-то дорого». И он подумал: а может, кто-то здесь рядом есть? Взял и просто объявление в подъезде повесил: «Я живу на третьем этаже. Меня зовут так-то. Мне нужны уколы. Может, кто-то делает?» Ему буквально вечером позвонил человек, говорит: «Я живу на пятом этаже. Мы с вами, правда, не знакомы. Но я делаю уколы». — «Ой, отлично». — «Я мог бы к вам приходить каждый день в 8 вечера и делать укол». — «А сколько стоит?» — «Да нисколько. Мне ничего не надо, потому что я ваш сосед, заодно познакомимся». Вот это объявление — это социальный инструмент, которого в руках этого жителя, несмотря на то, что у него интернет в кармане, у него нету — он не знает, где в интернете написать, что «я живу…» Вот он пошел и в подъезде написал.  
То, что я сейчас делаю — «Счастливые люди» — это платформа, которая дает тебе доступ к местным деятельным людям. Не надо путать это с местными районными группами, где обсуждают, например, что у нас не работает светофор. Скорее, это брюзжание о невзгодах. И опять же непонятно с кем, живет ли он на территории Басманного района или он просто там зарегистрировался — это непонятно. И вообще, чем он занимается, тоже неясно. А это как раз такая платформа, которая дает вам доступ, вы смотрите и видите: вот здесь в этой деревне живет плотник такой-то и столяр такой-то. Здесь живут такие-то фермеры. Тут такие-то владельцы кафе. Тут учителя английского языка. Здесь учитель биологии. Тут ученый какой-то. Здесь IT-чуваки какие-то. И они друг с другом начинаются общаться, возникает как раз новая локальная экономика. И это то, что я за два месяца вижу: эти заказали у того сайт, этот поехал у тех помидоров купил. Детей отдавали преподавателю английского языка. Преподаватель английского языка поехала заниматься дзюдо к тренеру, который переехал из Москвы. То есть я вижу это…И они все подружились. И еще интересный момент, как меняется идентичность, можно сказать, людей, потому что еще вчера они были переславцами или москвичами, переехавшими в Переславль, или москвичами-дачниками, живущими в Переславле, или работающими, открывшими в Переславле кафе, живущими на два города. А когда они стали участниками сообщества «Счастливые люди», то они стали сами себя называть «счастливые». — «Ой, у меня друг хочет счастливым быть. Можно, чтобы он вступил?» — «А чем он занимается?» — «Он дизайнер ландшафтов, он сейчас купил дом в Переславле, собирается ландшафтами заниматься». Мы говорим, и я понимаю, что это просто фантазии какие-то, то давайте, сначала вы воплотите это в жизнь. Если это будет проект уже воплощенный, услуги ландшафта оказываете, здесь живете, то давайте, вступайте тогда, потому что вы действительно деятельный человек. На базе Переславля это отрабатывается. Но я хотел бы, чтобы это было бы социальным инструментом в местных сообществах всей страны. 

К. Лаврентьева 

— Какой-то взаимопомощи такой? 

Б. Акимов 

— Да, это взаимопомощь, с одной стороны. С другой стороны, для вас как туриста это тоже интересный инструмент, потому что «я хочу не просто пойти в музей и не просто пойти в кафе, которое на третьем месте в TripAdvisor. Я, может, хочу поехать на кузницу или на какую-то ферму. Или я бы снял весь дом на месяц позаниматься английским языком — оказывается, у меня преподаватель в соседнем доме». Как я всё это узнаю? Никак. Вот эта платформа должна дать ответ на это. Ответ на вопрос, как построить локальную экономику и ответ, как туристу дать услуги. И ответ, как создать эту местную идентичность. Это же тоже очень важно. Люди вместе живут на одной территории, и они друг друга вообще не знают. А когда они узнали, у них появилось ощущение: мы вместе. И я даже вижу, как люди, которые совсем местные-местные, но которые жили и живут по принципу «пора валить» — это основная мысль живущего в провинции, родившегося там: надо уехать отсюда. Желательно в областной центр, а лучше в региональный центр. А мечта — в Москву. А уж если еще, может, я в Лондон уеду. А вдруг? И когда они вдруг видят, эти люди, что вокруг них какие-то деятельные люди, причем многие из них приехали, наоборот, туда из Москвы. Я понятия не имел, хотя я практически местный житель, что у нас там англичане есть, французы, немцы — причем настоящие, переехавшие насовсем. И местные жители: «Как, англичане? Это ж я хотел в Англию. А чего он приехал? Наверное, он странный». Француз, еще один француз. Еще какой-то англичанин. Немцы еще. И это начинает на психику как-то влиять — чего они тут нашли? Значит, может быть, у нас и вправду неплохо? И правда ведь неплохо. А, может быть, никуда не уезжать?  

К. Лаврентьева 

— Есть картинка в интернете, довольно известная: «Где вы черпаете ваши силы?» И человек отвечает: «Из мешков». — «Из каких мешков?» — «Которые под глазами». (Смеются.) Хочется спросить: а где вы черпаете ваши силы? Что для вас источник радости? 

Б. Акимов 

— Я думаю, что фундамент, конечно, на котором я стою, который меня вдохновляет меня — это вера и уверенность в существовании Бога. Второе — это моя семья, жена и дети, которые… Для меня мир самых близких, мои братья и сестры тоже, друзья немногочисленные, но они есть — вот этот мир близких, особенно жена и совсем близкие родственники, они для меня фундаментальное значение имеют. В этом есть обратная сторона — например, я один не люблю проводить время, мне тяжело. Жена наоборот: «Я хочу побыть одна». — «Как ты хочешь побыть одна? Это же естественно — быть с любимым человеком». — «Да нет, я тебя люблю». — «Но почему ты тогда хочешь одна побыть?» Но потом я успокоился. Теперь я уже сам ей говорю: «Побудь одна, уезжай на два-три дня, куда-нибудь слетай». Но фундамент и то, что дает силы — это семья и Бог. Бог и семья —  так правильней сказать. 

И. Цуканов 

— А это ведь какие-то близкие понятия — Бог и семья, да? Или нет? Вот для вас. 

Б. Акимов 

— Для меня они очень близкие, потому я не представляю себе жизнь без Бога и без семьи. С другой стороны, я прекрасно понимаю, что есть монашеский путь, где очень много Бога может быть. Но семьи нет. Поэтому, наверное, это очень индивидуально — у каждого свой путь. Для меня очень важно и естественно, чтобы и то и то было. 

И. Цуканов 

— Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». У нас в гостях был Борис Акимов, основатель фермерского кооператива «ЛавкаЛавка», основатель этой замечательной сети «Счастливые люди», про которую было очень интересно и радостно узнать. И вообще, очень деятельный человек. Спасибо вам огромное, Борис, за то, что вы провели с нами этот вечер. 

Б. Акимов 

— Вам спасибо. 

И. Цуканов 

— Нам было очень интересно. У микрофона была моя коллега Кира Лаврентьева и я, Игорь Цуканов. Мы прощаемся с вами до следующего воскресенья.  

К. Лаврентьева 

— Спасибо огромное за интересный разговор. Всего хорошего. До свидания. 

Б. Акимов 

— До свидания.