
У нас в гостях был настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках, благочинный храмов Сретенского округа Москвы протоиерей Олег Клемышев.
Наш гость рассказал, как в сельском храме в непростые для Церкви советские годы началось его священническое служение, а также как позже он стал настоятелем московского прихода, и какие при этом перемены произошли в его жизни.
Ведущие: Алексей Пичугин, Ксения Толоконникова.
А. Пичугин
— Друзья, здравствуйте, «Светлый вечер» на светлом радио. И сегодня, как всегда по четвергам, наша совместная программа — светлого радио и музея исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Ксения Толоконникова директор музея...
К. Толоконникова
— Добрый вечер.
А. Пичугин
— Я Алексей Пичугин. Мы вас приветствуем и с удовольствием представляем нашего гостя. Сегодня вторая часть нашей беседы с протоиереем Олегом Клемышевым, благочинным церквей Сретенского округа Москвы и настоятелем храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках. Отец Олег, добрый вечер.
Протоиерей Олег
— Приветствую.
К. Толоконникова
— Сегодняшняя наша беседа будет посвящена именно священническому служению в 80-е годы. Причем это ведь очень интересно, что отцу Олегу удалось захватить не только там какую-то московскую и городскую ситуацию в этом отношении, но именно ситуацию сельского прихода. Отец Олег, как это все начиналось?
А. Пичугин
— И, кстати, простите, а как место-то называлось под Угличем?
Протоиерей Олег
— Да. Это было село Троицкое, когда-то оно Угличского района.
К. Толоконникова
— И, стало быть, Троицкий храм.
Протоиерей Олег
— Да, Троицкий храм. А так село Троицкое, официальный адрес там был село Троицкое, почтовое отделение «Ильинское», и Угличского района это все.
А. Пичугин
— Уже фотографии нашел.
Протоиерей Олег
— Ну начиналось, я не знаю, после того как, да, вот на хиротонии как раз, на священнической, я впервые как раз и познакомился тогда с отцом Борисом Старком, который, получилось так, что именно он подсказал, что туда лучше поехать.
К. Толоконникова
— А он был уже довольно пожилым человеком в это время.
А. Пичугин
— Еще 12 лет после этого прожил.
Протоиерей Олег
— Да. Вот он меня поздравил на французском языке, я ему тоже ответил.
К. Толоконникова
— Отец Борис Старк был из реэмигрантов — это я просто для наших слушателей напоминаю ситуацию.
А. Пичугин
— Служение в Сент-Женевьев-де-Буа.
Протоиерей Олег
— Вот. Там впервые я услышал слово archiprêtre — «протоиерей», которого я не знал, я его спросил. Да, а потом уже все, дальше уже начиналась своя эта жизнь, первая служба. Пришло, наверное, на первую службу... Да, в воскресенье, в первое воскресенье там было немного, а в Сретение, 15-го числа, было уже побольше. А так человек семь пришло тогда, на воскресенье, ну а там человек пятнадцать, наверное, было на Сретение. Причем...
К. Толоконникова
— Бабушки.
Протоиерей Олег
— Бабушки, да, конечно. Там с точки зрения богослужения там была такая монахиня, вот, Стеша, как ее называли все, Стефанида. Она на самом деле была, можно сказать, исповедница. Она монашескую жизнь начинала в монастыре, болота были, Епихарские болота, такая деревня там была. Видимо, от Епихария, там был святой Епихарий такой вот, и от этого, видимо, там был храм какой-нибудь в этом монастыре или что-то еще, назывался Епихарка. Вот монастырь так и назывался, Епихарка, всегда у них. И вот она была оттуда, потому что потом, когда их всех разогнали, она посидела в тюрьме какое-то времечко, в начале 30-х годов, а потом уже остановилась здесь. И вот маленькая такая была у нее избушка, она купила ее у кого-то из этих, тогда уже все... Она была ничтожно маленькая, то есть вообще ну сколько там, метров десять.
К. Толоконникова
— Может быть, банька бывшая.
Протоиерей Олег
— Банька какая-то, видимо, бывшая, скорее всего. И вот там она подвизалась. Она была такой очень настоящей монашеской жизни строгой сама. Естественно, не давала проводить там в храм электричество, при ней там не было.
К. Толоконникова
— Не было электричества?
Протоиерей Олег
— Да. И вообще у нее дома обычно в ведрах стояла вода, которую она из колодца приносила, вода покрывалась такой мелкой корочкой льда. Она считала, что вот слишком много топить это тоже...
К. Толоконникова
— Неполезно.
Протоиерей Олег
— Для души неполезно.
А. Пичугин
— И для храма тоже.
Протоиерей Олег
— И для храма тоже неполезно, да. Поэтому она большую печку, которая там была, она ее протапливала немножечко. И потому в храме всегда был холод. То есть там стоять в шубах и в валенках — это было совершенно нормально.
А. Пичугин
— И как вы, причем человек, приехавший из Москвы, переживали?
Протоиерей Олег
— Нормально. Ну я не знаю, может, это молодость, может, что-то еще. Мне было 33 года, когда меня рукоположили. И поэтому как-то воспринимается все совершенно по-другому. Там уже был дом, в котором жили предыдущие священники тоже. Одна из прихожанок просто пожертвовала как бы для храма этот дом, и после ее смерти он там так как бы и оставался, и там вот жили священники. Сам храм, как всегда, состоял из двух этих самых частей, там на зиму перегораживалась холодная часть.
К. Толоконникова
— То есть теплая была трапезная часть, да?
Протоиерей Олег
— А оставалась только, когда зима была, теплая. Но самая теплая, она все равно была не теплая, конечно, зимой, это самое. И потому владыка Иоанн, прекрасно это понимая, буквально через несколько месяцев наградил меня камилавкой. Потому что невозможно было служить просто так, иначе бы я точно это самое, заболел. Вот.
К. Толоконникова
— А так чтобы хоть голова была покрыта.
Протоиерей Олег
— Да, чтобы голова была обязательно покрыта. А так бабушки замечательные, конечно, все, прекрасные и замечательные бабушки.
А. Пичугин
— Еще живое село.
Протоиерей Олег
— Ну они были не из этого села, они из разных сел: староста из другого села приходила, эти из того, отсюда. На праздники приезжали люди из другой епархии, из Тверской, потому что там не так далеко была граница.
А. Пичугин
— Калязин же рядом.
Протоиерей Олег
— Да, не так далеко была граница епархии. И вот, скажем, там на Пасху им приходилось разуваться около ручья, который там протекал — его нельзя было перейти иначе, моста там не было, ничего такого не было, босиком проходили.
А. Пичугин
— Это речка Устье там.
Протоиерей Олег
— Ну речка Устье — это да, она была уже здесь, а они-то шли из Тверской. Там другая какая-то маленькая речушка, такая вот, но ее перейти было невозможно просто так. И они, соответственно, потом одевали снова валенки и шли еще там два километра до автобуса, ехали на автобусе примерно час, грубо говоря. Но и ждать автобуса надо было еще тоже, естественно, там плюс-минус полчаса это ничего для сельских автобусов, и потом еще километр до храма от автобуса. Это была дорога на Углич. Я-то ездил из Москвы на поезде до Углича, а потом вот по этой же дороге автобусом около часа.
А. Пичугин
— То есть вы жили в Москве при этом.
Протоиерей Олег
— Да, я жил в Москве, потому что тогда, да, уже было трое детей-то, да, уже было трое детей. Так что я жил в Москве. Ну что значит: жил в Москве? Я одну неделю полностью жил там, а другую неделю я в воскресенье уезжал вечером и приезжал в субботу утром, и так чередовались недели.
А. Пичугин
— А как вы добирались до Москвы?
Протоиерей Олег
— До Москвы очень просто.
А. Пичугин
— А в Угличе же была железная дорогая.
Протоиерей Олег
— Да, в Угличе была железная дорогая, поэтому туда ходил поезд. Нормально, спокойно там можно было купить билет, в принципе. Хотя там какое-то время бывало так, что даже чтобы можно было выспаться, приходилось использовать маленького ребенка. Потому что моя матушка, она с ребенком ездила на вокзал, и ей давали нижнюю полку и что-то там еще такое, чтобы можно было выспаться, или другой вагон, плацкартный, скажем там, не в общий. Я уже не помню все подробности, но я помню, вот маленький ребенок мне помогал в моем служении.
К. Толоконникова
— А вот вы приехали практически, получается, туда накануне Великого поста.
Протоиерей Олег
— Ну к Сретению, да.
К. Толоконникова
— Совсем чуть-чуть, и вот он уже, Великий пост. И вы совершали все великопостные богослужения, да?
Протоиерей Олег
— Нет.
К. Толоконникова
— На них кто-то приходил? Чтение канона, как это вообще все было в деревне?
Протоиерей Олег
— Да, значит, нет, к сожалению, этого не было. Дело в том, что я сначала еще думал, что после Хамовников, что я буду служить хотя бы в субботу утром еще, но выяснилось, что это невозможно.
А. Пичугин
— Никто не придет или просто...
Протоиерей Олег
— Никто не придет, и трудно людям, и никто на клирос не придет. Так-то там была, конечно, Стеша, могла бы петь сама, одна, ну и так мы всенощную с ней с одной пели. Потому что довольно часто больше никого не было на всенощной под воскресенье. Мы иногда бывали вдвоем, иногда втроем, но больше никого не было. Иногда я один бывал. Потом уже, когда Стеша умерла, бывало, что я был один. Но на литургию-то уже там собиралась одна или две бабушки, которые могли петь, и они вот подпевали Стеше. А так невозможно было, значит, тогда Великим постом там невозможно было читать Великий канон, никто не пришел бы совсем. И было бы тяжело и трудно. Мы служили только литургию, по-моему, один раз Преждеосвященных Даров, на первой седмице, и то я даже в этом не уверен.
А. Пичугин
— А то видите, как меняется восприятие. Я так понимаю, что в то время канон Андрея Критского в деревне, даже теми людьми, которые постоянно ходили в церковь, бабушками, он не воспринимался как что-то обязательное.
Протоиерей Олег
— Нет, нет.
А. Пичугин
— Это уже какая-то то ли более поздняя традиция, то ли городская. Это вот мы у Шмелева читаем, как они там служили.
К. Толоконникова
— «Ефимоны».
А. Пичугин
— «Ефимоны», да. А вот в деревнях это было, видимо, очень как-то сильно на усмотрение.
Протоиерей Олег
— Нет, видимо, да, уже многолетнее, настолько многолетнее. Потому что вот, скажем, взять — во время Великой Отечественной войны, вот где-то еще перед ней там, очередного священника арестовали, где-то там в каком-то 37-м году. А дальше был священник, который, у него с ногами было довольно плохо, его на саночках возили из соседней деревни, ну километра два, скажем. На саночках возили, чтобы он только служил. Поэтому канон Андрея Критского — это несовместимо, там невозможно. Им самим было так уже трудно, так быстро не дойдешь из других деревень.
А. Пичугин
— Ну вот у греков же в монастыре совершается.
Протоиерей Олег
— Ну возможно у них и так, да.
А. Пичугин
— Поэтому, возможно, это в таком православном...
К. Толоконникова
— Ну во всяком случае это интересно отмечать.
Протоиерей Олег
— Пожалуй, единственный раз, когда мы служили литургию Преждеосвященных Даров, когда это читался полностью канон Андрея Критского, я приезжал или у меня была неделя.
А. Пичугин
— На Мариино стояние.
Протоиерей Олег
— На Мариино стояние, и вот тогда и можно было служить, да. И все, и больше никогда.
А. Пичугин
— Я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня протоиерей Олег Клемышев, благочинный церквей Сретенского округа Москвы и настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках.
К. Толоконникова
— А богослужения Страстной седмицы как совершались?
Протоиерей Олег
— Тоже начиная только с Четвертка. Четверток, пятница, суббота, воскресенье и все. Светлая седмица не служилась.
А. Пичугин
— А к службе Страстных Евангелий приходили люди?
Протоиерей Олег
— Кто-то приходил, но это было мало. Тоже вот мало, потому что вечером могли, ну как им обратно возвращаться в свою деревню?
К. Толоконникова
— Это или где-то ночевать у знакомых здесь же, поблизости.
Протоиерей Олег
— Да, вот это и было. Когда они приезжали либо по каким-то своим причинам, там что-то еще такое, либо оставались из-за праздников здесь, то они оставались, конечно, в домах у тех прихожан, которые здесь жили. Но в самой деревне таких прихожан было ну три человека, может быть, три дома.
А. Пичугин
— А когда стал появляться феномен дачников? Понятно, что в 90-е годы он уже расцвел. А вот приезжали ли в те годы из больших, ну или более-менее больших городов кто-то на лето жить?
Протоиерей Олег
— На лето приезжали. Причем туда приезжали из Питера. Не из Москвы, а из Питера почему-то...
К. Толоконникова
— Это, видимо, было исторически связано с отхожими промыслами какими-то.
Протоиерей Олег
— Да.
А. Пичугин
— Интересная версия. Даже не задумывался никогда.
Протоиерей Олег
— То есть в деревне было двадцать домов, в основном жили по одной старушке в этих домах. Где-то было там одна пара там помоложе, другая постарше, а так нет, по одной. То есть их там было всего-то-навсего в деревне оставалась. Когда-то было село, там было триста домов, там были две мельницы, был льняной завод, ну уж не помню, что там еще такого, кузница, конечно.
К. Толоконникова
— То есть в то время, когда вы там начали служить, уже село замирало.
Протоиерей Олег
— Когда я начинал служить, оно уже умерло, давно уже умерло. Не просто замирало, оно умерло. Пустые дома стояли, естественно.
А. Пичугин
— Ну так удивительно, вдвойне удивительно. Я знаю множество сел, которые в 80-е, как начинали в начале 80-х умирать, так тогда же умерли, от них следа уже нет. А это село существует и по сей день в каком-то виде. Потому что, наверное, церковь так и не закрыли.
Протоиерей Олег
— Да. Думаю, что да, из-за этого скорее всего. Поэтому, когда вот издалека они приходили, они, бывало так, что приходили действительно вот, может быть, на всенощную даже если вдруг кто-то, они ночевали, конечно, в этом самом селе. Потому что из других сел невозможно было уже обратно по этому снегу, там по темноте, по всему прочему.
К. Толоконникова
— А вас поддерживали прихожане? Я просто очень хорошо помню свою прабабушку, которая как раз, идя за семь километров в сельский храм, она все время несла с собой две сумки: одну сумку, в ней была трехлитровая банка молока, а в другой пироги, которые она всегда в субботу пекла.
Протоиерей Олег
— Разумеется, поддерживали, да. В самый первый день, когда я туда только вот приехал, в субботу утром я приехал, а смотрю, идут две бабушки из этой деревни, с процессией, с такими корзинками, в которых там картошка, морковка свекла, и вот что-то такое простое. Конечно, поддерживали. Потом летом, когда мы уже там семьей жили летом, потому что летом, да, летом мне не приходилось летом ездить в Москву, семья была со мной там. То там, конечно, под лопухом стояла бутылка с молоком всегда.
А. Пичугин
— А я почему-то вспоминаю рассказик недавно почившего отца Николая Агафонова, про советское тоже время, где молодой священник, только-только рукоположенный, ожидает, с грустью ожидает, что он поедет в деревню, потому что первое время без жены, без маленького ребенка. А ему протодиакон в соборе говорит: ну что ты переживаешь-то? Меня бы в деревню кто отправил — там тебе бабушки, бед знать не будешь, бабушки и яичек принесут, и курочку принесут, и молоко, все на свете. И вот его отправляют в деревню, он сидит, первый день ждет, что кто-нибудь что-нибудь принесет, второй, третий, четвертый, загрустил уже. И тут ему приносят, говорят: батюшка, я тебе курочку и яичек принесла, будешь? Конечно, буду. Ну тогда с тебя рубль двадцать.
Протоиерей Олег
— Ну скажем, когда вот мы были семьей там, то там приходилось покупать, молоко, скажем. Но это все очень...
К. Толоконникова
— Но это все щадящая обстановка.
Протоиерей Олег
— Щадящая обстановка. Потом я, когда ездил в Москву, я тоже старался моим бабушкам привезти, они заказывали там колбасу какую-то, что-то еще такое я старался.
К. Толоконникова
— Конфеты, да, в фантиках.
Протоиерей Олег
— Привезти, ну что они хотели, да, это естественно совершенно. Так было.
К. Толоконникова
— Сложились добрые, доверительные отношения, да?
Протоиерей Олег
— Одновременно было и то и другое — то есть было абсолютно бесплатное, а было, что у кого-то там были козы, а нам, скажем, хотелось коровьего молочка, и вот тогда это самое.
А. Пичугин
— А как к вам относились местные жители в целом? Вы говорите, их было немного, далеко не все ходили в церковь. Но вы ли к ним заходили или на улице встречались, как вот это вот все было?
К. Толоконникова
— Потому что всегда ясно, что жизнь священника и дом священника, он всегда в деревне под пристальным очень наблюдением находится.
Протоиерей Олег
— Безусловно. Ну там были же люди, которые не ходили в церковь из этих десяти там, сколько-то вот, но как бы так мы с ними нормально. Скажем, вот там был один телефон, естественно, на деревню, и он стоял — они какие-то занимали должность сельскую, вот у них стоял телефон. И я, скажем, мог попроситься и позвонить от них куда-то что-то. Скажем, это нормально было, не страшно, не то что меня не пустили или еще что-то. А они сами не ходили в церковь.
А. Пичугин
— Мы с вами говорили, что в городе вы не могли ходить в духовном...
Протоиерей Олег
— Да, там я ходил, конечно, везде в подряснике — и в лес, за грибами там, за ягодами. В районе — ну как бы то что ближайшая деревня, которая есть, я там мог ходить в подряснике совершенно спокойно, безо всяких проблем. Ну когда я ездил уже куда-то в официальные или в поселковый совет — там надо было налог заплатить, там или там куда-то, еще там в Углич по каким-то разным делам, там уже я, и когда я ехал в Москву, конечно, я ехал уже без подрясника, конечно. А так вот дрова колоть там, еще что-то такое — все в подряснике, там за водой на колодец.
К. Толоконникова
— А вот с материальной точки зрения храм скорее всего не мог содержать священника, да? Или содержал?
Протоиерей Олег
— Мог, мог. Если вы те зарплаты помните, то там у меня зарплата была сто рублей. Ну понятно, что может, я получал и больше, и здесь еще приходилось тратить на дорогу, на автобус, на поезд. Но в конце концов то что я, скажем, там какую-то там привозил картошку или что-то еще, творог там какой-то, там пекли, правда, уже подальше туда, прихожане, которые жили там подальше, пекли свой хлеб, скажем, деревенский, очень вкусный этот, подовый такой. Ну оно как-то, я думаю, все как-то компенсировало. Плюс к этому какие-то бывали, наверное, еще кроме этого доходы, естественно, может быть, когда идешь куда-то причащать там исповедовать, соборовать. Где-то бывало так, что на какое-то там... Правда, кладбище было при церкви, но были же раньше и другие храмы, и при них были кладбища, и туда могли отвезти, скажем, там какая-то была годовщина такая.
К. Толоконникова
— Послужить панихиду.
Протоиерей Олег
— В общем, все было нормально. Не так чтобы вот не мог приход содержать священника.
К. Толоконникова
— То есть приход содержал храм и священника.
Протоиерей Олег
— Да. Это вот сейчас все труднее становится, потому что не соотносится довольно часто, особенно вот в провинциях, не соотносится то количество храмов, которые считают, что там должны открыть, с тем количеством жителей, которые там будут.
К. Толоконникова
— Которые в эти храмы будут ходить.
Протоиерей Олег
— Да, сейчас не соотносится.
А. Пичугин
— А далеко у вас был ближайший сосед?
Протоиерей Олег
— Ближайший сосед, пожалуй, что в Угличе.
К. Толоконникова
— За 30 километров.
Протоиерей Олег
— Да. Вот Угличское благочиние, от него-то как бы храмы, они так примерно по таким радиусам как-то вот и были, которые не закрывались.
А. Пичугин
— Ну километров тридцать.
Протоиерей Олег
— Да, километров тридцать.
К. Толоконникова
— А вот мы многих наших гостей спрашиваем о, так сказать, феномене паломничества в советские годы. Вот вам удавалось ездить именно вот в качестве паломника куда-то, может быть, в Печоры, не знаю, в Пюхтицу, еще куда-то?
Протоиерей Олег
— Мы в Печоры ездили к духовнику, иногда там даже целый месяц проводили отпуска, например, вот чтобы в монастыре там как-то потрудиться, помолиться. Иногда ездили мы, скажем, к кому-то из знакомых, там в Киев, например, ездили. А там, естественно, что ходили в пещеры, там еще что-то. И вот паломничество как таковое — вот его, пожалуй, в моей судьбе не было. Оно все было связано с тем, что в Лавру едешь — едешь в Лавру там вот помолиться просто и все. Но не как такое вот что-то особое.
К. Толоконникова
— В Лавре вы помните, много народа было в те годы, к мощам была очередь к Преподобному?
Протоиерей Олег
— Да, была очередь всегда, да.
К. Толоконникова
— А снаружи храма?
Протоиерей Олег
— Снаружи — нет, я не заставал снаружи, только изнутри. Но мы-то ездили, конечно, не в праздники, а на буднях каких-то.
А. Пичугин
— Я часто встречаю фотографии духовенства более раннего периода, второй половины 60-х, 70-х годов, где священники семьями, по несколько человек, отдыхают с женами, с детьми, где-то на море. В Абхазию многие ездили. Тем более что это как-то, возможно, увязывалось тоже с христианством в Абхазии. Вы не ездили в такие, более светские?
Протоиерей Олег
— Нет, мы ездили только чисто отдыхать семьей на море вот куда-то. Чтобы детей вывозить, мы, конечно, ездили, но там как бы не было такого церковного особенного действия.
К. Толоконникова
— Не священническим коллективом.
Протоиерей Олег
— Не священническим коллективом, нет. Семьей, просто семьей.
А. Пичугин
— А вы бываете сейчас в тех краях, в Троицком?
Протоиерей Олег
— Да, я стараюсь бывать. Раз в год я всегда стараюсь. Вот сейчас, наверное, постараюсь выбраться, несмотря на все эти вот передряги, которые есть.
А. Пичугин
— Ну тут да, недалеко.
Протоиерей Олег
— Один из священников, который служил в Угличе в свое время, он в Мышкине уже, был при мне еще переведен туда, и мы с ним поддерживаем постоянную связь, он приезжает ко мне на именины, всегда, а я стараюсь к нему. Либо на именины, либо на престольный праздник, зависит от того, как там дорога и как в общем, сложится с транспортом. Потому что так уже трудновато, приходится на машине ехать туда. Разные условия бывают. Но уж раз в год обычно где-то я там бываю. А сюда, в свой храм-то, в Троицкое, я иногда заезжаю, такое бывает.
А. Пичугин
— А еще есть люди, которые вас помнят?
Протоиерей Олег
— Да, помнят, есть конечно, да.
А. Пичугин
— А сколько вы лет прослужили там?
Протоиерей Олег
— Семь лет.
А. Пичугин
— А, до 90-го года.
Протоиерей Олег
— Да, семь лет.
А. Пичугин
— Я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня протоиерей Олег Клемышев, благочинный церквей Сретенского округа Москвы и настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках. Ксения Толоконникова, директор музея исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». И Алексей Пичугин. Через минуту мы вернемся.
А. Пичугин
— Возвращаемся в студию светлого радио. Я напомню, что в гостях у нас сегодня протоиерей Олег Клемышев, благочинный церквей Сретенского округа Москвы и настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках. Ксения Толоконникова, директор музея исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди», и Алексей Пичугин. И мы говорим о 80-х годах — Ярославская епархия, Угличский район, село Троицкое, где отец Олег тогда служил на протяжении семи лет, вот как мы сейчас узнали. А много священников с тех пор сменилось на этом приходе?
Протоиерей Олег
— Да, несколько священников сменилось. Я не знаю сколько, ну человек пять, наверное, после этого.
А. Пичугин
— Много.
Протоиерей Олег
— Да, ну сейчас храм тоже функционирует, хотя уже открылись храмы более такие, большие, так скажем, которые были и раньше центрами. В селе Ильинском, скажем там, рядом, уже функционирует полностью храм. Все равно храм как-то живет еще. Хотя я не знаю, много зависит от священника, от чего-то такого. Ну и то, что их много, храмов, конечно, это уменьшает количество прихожан существенно.
К. Толоконникова
— Ну конечно, конечно. Это видно даже и по городским храмам, по московским храмам, да, это видно. У вас сложились добрые отношения с прихожанами, со старостой, то есть у вас не было никакой здесь докуки вот в этом отношении?
Протоиерей Олег
— Нет.
К. Толоконникова
— А уполномоченный вам не докучал? Или вы так вот сидели там в лесу, и на вас никто внимания обращал?
Протоиерей Олег
— Нет, уполномоченный докучал, иногда вот докучали люди в штатском.
К. Толоконникова
— А что, они приезжали?
Протоиерей Олег
— Вызывали как-то там и что-то такое.
К. Толоконникова
— А чего им хотелось? С вашими пятнадцатью прихожанами.
Протоиерей Олег
— Они все-таки хотели, чтобы я как-то с ними поработал, как-то затянуть. Я не знаю, какая у них там отчетность была по галочкам, или по каким-то еще, но почему-то им очень хотелось, чтобы священник с ними работал. Ну как-то не сложилось все-таки.
К. Толоконникова
— Ну и какое-то, видимо, бесовское такое желание: просто прилепить к себе человека и все. Я думаю, что оно даже отчасти иррациональное.
Протоиерей Олег
— Ну ничего не могу сказать, не знаю просто, что и зачем.
К. Толоконникова
— Зачем вы действительно были нужны. А вот духовенство епархии, все равно же так или иначе священники общались между собой?
Протоиерей Олег
— Конечно.
К. Толоконникова
— Вот эти вопросы поднимались?
Протоиерей Олег
— На любой престольный праздник все окрестные священники приезжали к тебе. И ты, естественно, старался приезжать к ним на престольный праздник — это было естественно. Вот в Москве такого, к сожалению, не очень существует.
А. Пичугин
— В Москве уж столько храмов все-таки сейчас.
К. Толоконникова
— То есть отношения были товарищескими.
Протоиерей Олег
— Да. То есть мы нечасто виделись. Естественно, мы виделись редко или когда там были собрание какое-то в епархии, или там у кого-то престол. А больше мы никогда и не могли видеться. Ну случайно, может быть, встретились, там когда через Углич проезжали, то кто-то тоже проезжает, и вот как-то, может, пересеклись. А так вот нет.
А. Пичугин
— Телефонов не было.
К. Толоконникова
— Ну да, жизнь деревенская, она такая довольно тяжелая, она требует постоянного присутствия. Особенно не наездишься за 30 километров.
Протоиерей Олег
— Конечно, да.
К. Толоконникова
— А вот эти вопросы взаимоотношения с властями обсуждались собратьями или нет? Или вот это была какая-то тема, на которую не говорили?
Протоиерей Олег
— Нет, это не обсуждалось. Ну у меня, скажем, были доверительные отношения с благочинным угличским, поэтому мы с ним, естественно, говорили там, что и как там лучше это самое, поступать, как делать. А так нет.
А. Пичугин
— А я не помню, как в те годы звали угличского благочинного, но, по-моему, он до сих пор еще жив.
Протоиерей Олег
— Отец Борис Балашов.
А. Пичугин
— А, отец Борис Балашов тогда был благочинным. А, понятно, а я видимо, другого просто имел в виду человека. А если отец Борис Балашов, то понятно. Ну вы, я так понимаю, что и до сих пор общаетесь.
Протоиерей Олег
— Да. Ну больше по телефону, конечно.
А. Пичугин
— А как изменилась, изменилась ли вообще ваша жизнь, жизнь ваших соседей в епархии после ухода на покой владыки Иоанна?
Протоиерей Олег
— Ну это дело совпало с перестройкой, поэтому она, конечно, изменилась. Но из-за чего она больше изменилась, из-за перестройки или нет. Конечно, владыка Платон был совсем другой владыка. У него как бы стиль другой, он тоже трудился, старался, это самое, но стиль у него был другой, чем у владыки Иоанна.
А. Пичугин
— Да, я так понимаю, что с ним сложнее было вести какие-то задушевные беседы и он держал дистанцию.
Протоиерей Олег
— Да, совершенно верно. Действительно, вот владыка Иоанн умел как-то просто взять, и что с ним можно поговорить, очень легко. Ну с владыкой Платоном приходилось говорить как бы вот в рамках общего служения священнического.
А. Пичугин
— Но владыка Иоанн продолжал же жить на покое еще достаточно много лет в Ярославле, и к нему можно было приехать.
Протоиерей Олег
— Можно было приехать.
А. Пичугин
— Приезжали?
Протоиерей Олег
— Да, да.
К. Толоконникова
— Просто поговорить, посоветоваться, навестить.
Протоиерей Олег
— Да, скорее навестить, да, как-то вот поддержать чуть-чуть.
К. Толоконникова
— Вот до 90-го года вы служили в деревне. А уже прошло тысячелетие Крещения Руси, уже очевидным образом что-то меняется, да, и вы после этого возвращаетесь в Москву.
Протоиерей Олег
— Ну мне еще пришлось месяцев восемь побыть благочинным.
К. Толоконникова
— В Угличе.
Протоиерей Олег
— Да, угличским благочинным.
А. Пичугин
— А служили вы уже в Угличе?
Протоиерей Олег
— Уже в Угличе, да, Царевича Димитрия на Поле.
А. Пичугин
— Да, это понятно.
К. Толоконникова
— И после этого вы, это было ваше решение вернуться в Москву, желание или как-то это само сложилось?
Протоиерей Олег
— Нет. Вот из того, что я смотрю на свою жизнь всегда, Господь Сам ведет всегда. Он все Сам перемещает, все делает. Миллионы есть, ну не миллионы, конечно, скажу, так вот если копаться во всех деталях и во всем прочем, ну раз сто по крайней мере я знаю, что было Божие вмешательство. Вот и оно вело сюда, туда, и как-то так все делало. И здесь тоже просто уже мы не думали, что у нас будет ребенок, а вот в 91-м году у нас вот должна была родиться наша последняя дочка, четвертая, и поэтому уже было невозможно сочетать: вот те старшие, очень трудно было. И тогда духовник тоже благословил, что вот уже надо бы в Москву переходить. Ну и все как он сказал, так мы и сделали.
А. Пичугин
— Ну тогда было проще, наверное, перейти.
Протоиерей Олег
— Владыка Платон отпустил меня, слава Богу. Вот нормально, спокойно.
А. Пичугин
— Надо сказать, что владыка Платон, Платон (Удовенко) — это нынешний митрополит в Крыму, митрополит Феодосийский и Керченский.
Протоиерей Олег
— Феодосийский и Керченский, да. Он был где-то в Южной Америке там вот.
А. Пичугин
— Да, в Аргентине был.
К. Толоконникова
— И вернувшись в Москву, вы стали служить где?
Протоиерей Олег
— Дело в том, что в то время, значит, заступил патриарх Алексий, ну вместе с владыкой Арсением, которого он взял с собой. И он, значит, поставил отца Владимира Дивакова как бы своим вот таким помощником по Москве, секретарем по Москве. А с отцом Владимиром Диваковым мы общались. И вот когда он в Хамовниках был, и потом, когда его перевели в Пимена Великого. А хоть мы и ходили в Хамовники, но все равно мы как-то общались и что-то еще такое. Просто я вспоминаю, даже непривычно ведь, когда рукополагают в священники, то ты как бы перестаешь исповедоваться перед причастием. И вот этот переход, он такой вот, когда первый раз проходишь через Царские врата, когда тебя проводят, вот, скажем, еще в иподиаконском даже, где-то там вот еще проводят, то очень это самое, что-то происходит такое. Также вот и здесь, когда долго уже причащаешься и не исповедуешься, происходит такое странное очень ощущение и давит, как-то что-то давит сначала. Потом привыкаешь. А вначале давит. И я пришел как раз тогда к отцу Владимиру, вот еще тогда, когда я был вот только-только рукоположен, там еще в Пимена Великого. Он уже уходил из храма, пришлось ему вернуться в алтарь, раздеться, все это самое, облачиться и меня исповедовать, например. Поэтому отношения у меня были с ним очень такие всякие нормальные, спокойные, близкие. И конечно, как только я туда пришел, что я выяснил, что я перевожусь, все я к нему тоже пришел. И он это самое решил, что нужно бы меня к нему туда, в храм. Только-только открывалось Большое Вознесение. Там еще были деревянные настилы, там все разрушены это...
А. Пичугин
— Колокольни не было старой.
Протоиерей Олег
— Да, ямы, куда били молнии вот эти там, все там было в таком виде. И слава Богу, что все получилось, все нормально, хорошо. И все, и дальше уже пошла московская жизнь.
К. Толоконникова
— Слушайте, а семинарию-то вы окончили к этому времени?
Протоиерей Олег
— Да. Потому что за эти семь лет я окончил семинарию, а в академию меня не приняли.
К. Толоконникова
— Заочно вы окончили.
Протоиерей Олег
— Да, заочно. Приходилось приезжать, сдавать экзамены, там это самое тоже очень такое полезное времяпрепровождение.
К. Толоконникова
— То есть когда вы были в священном сане, вас уже в семинарию приняли, там уже никаких отводов не было?
Протоиерей Олег
— Да, там уже сразу приняли, как первый год прошел этот самый, пришло время экзаменов, все нормально, приняли, дали эти учебники. Я там на русской печке у себя их читал.
К. Толоконникова
— Там еще машинописи были, такие конспекты, да, переплетенные.
Протоиерей Олег
— Совершенно верно.
К. Толоконникова
— У нас в музее есть такие.
Протоиерей Олег
— Хорошо. Да. Так что тоже с другими священниками общаешься, других епархий, кто-то как-то там, совершенно разные.
К. Толоконникова
— А заочный сектор — это же ведь, наверное, такой Ноев ковчег, да?
Протоиерей Олег
— Они не понимали, что они делают, я так думаю, вот эти самые уполномоченные. Да, это Ноев ковчег абсолютно, со всех сторон. Но можно было увидеть жизнь Церкви. Так-то ты в своем этом приходе...
К. Толоконникова
— В углу сидишь, да.
Протоиерей Олег
— Да. А так ты видишь жизнь Церкви, как она происходит: какие люди, кому трудно здесь, у кого такие трудности, у кого такие трудности там. Ну и вообще все там, вот кто-то с Украины, по-моему, какой-то батюшка, не мог он выучить там заповеди блаженств или что-то еще такое, не мог. А что же ты в священники-то пошел? А у нас вот священнику, значит, курочку там приносят, еще что-то такое. Такие простые были люди.
К. Толоконникова
— Ну тоже это такой важный, мне кажется, опыт общения.
Протоиерей Олег
— Да, чрезвычайно, важный очень.
К. Толоконникова
— С людьми со всего Союза, практически. В основном откуда приезжали?
Протоиерей Олег
— Ну изо всех епархий. Я не знаю, как насчет Дальнего Востока и всего прочего, думаю, что там никого не было. А вот из всей центральной России, конечно, да.
К. Толоконникова
— Ну и возрастом взрослые люди, конечно, уже за тридцать.
Протоиерей Олег
— Да, все взрослые. Да, совсем молодых не припоминаю.
А. Пичугин
— Я напомню, что в гостях светлого радио протоиерей Олег Клемышев, благочинный церквей Сретенского округа Москвы и настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках. Итак, вы переехали в Москву. Интересно, как для священника, который все-таки семь лет — все-таки долго прослужил в небольшом селе в Ярославской области, и вдруг...
К. Толоконникова
— Прослужил один.
А. Пичугин
— И вдруг Большое Вознесение, центр Москвы,
К. Толоконникова
— И вы не один.
А. Пичугин
— Пятьсот метров до Кремля, и вы там не один.
Протоиерей Олег
— Да, конечно, там есть и священники, собратья, и диаконы вот тоже, поэтому...
К. Толоконникова
— И нужно к чьей-то богослужебной манере применяться.
Протоиерей Олег
— Но я же помню Хамовники. Вот эта школа Хамовников, она отпечаталась. А там, естественно, было и много священников, и диаконы, и все. Поэтому в этом смысле было не очень трудно. Конечно, какие-то вещи из таких вот, из такого медвежьего угла, как у меня, они, конечно, проявлялись. Потому что я помню, вот такой случай был, один из первых тоже: надо выходить на проповедь, на запричастном стихе, как обычно, и я беру крест и иду выходить. Отец Владимир Диваков и говорит: а зачем крест-то? Я говорю: ну как, обычно же проповедь с крестом произносят. У меня с Хамовников осталось, что проповедь была в конце литургии и сейчас надо давать крест. И поэтому с крестом выходили люди и говорили проповедь. И я, наверное, все свое время, которое служил в Троицком, я тоже выходил на проповедь с крестом. Это просто потому, что изолированность такая.
К. Толоконникова
— Отпечаталось.
Протоиерей Олег
— Да, но все эти вещи, они все довольно быстро, естественно, поправляются.
К. Толоконникова
— А много людей тогда пришло в храм, вот если говорить о Большом Вознесении?
Протоиерей Олег
— Да. людей было много, очень много. То есть и, конечно, там по воскресеньям, тем более там была воскресная школа, там одних детишек, которых приходилось исповедовать, скажем, ну вот за время службы — кто-то служил, а я, скажем, исповедовал, — и одних из детишек было человек восемьдесят, наверное, которых надо было успеть, кто-то еще исповедовал, там еще другой был, много народа было.
А. Пичугин
— Было ощущение, что жизнь стремительно изменилась? Как будто вас вынули из одного состояния и поместили в другое?
К. Толоконникова
— Или это происходило постепенно? Вот мы сейчас думаем: одно дело — 87-й год, а другое дело — 90-й год. Но мы же помним, что жизнь менялась постепенно, и вот такой резкой перемены не ощущалось.
А. Пичугин
— Безусловно. Тут когда из Ярославского села 87-го года, 90-го года, разницы особо никакой не было. Центр Москвы 91-го это...
Протоиерей Олег
— Нет, я бы не считал. Все-таки то что как бы жизнь прожив в Москве, от этого никуда не денешься, как бы это не потеряешь, этот опыт.
К. Толоконникова
— То есть вы были как бы в командировке, в угличском углу вы были как в командировке.
Протоиерей Олег
— Да, да.
А. Пичугин
— У меня есть несколько знакомых, которые ушли в армию в 89-м, в конце 89-го, а в 91-м вернулись в другую страну или там 92-м, в другую страну вернулись. И вот для них это было абсолютно таким потрясением. Все-таки молодые люди, там 18–20 лет, и все по-другому.
Протоиерей Олег
— Да, совершенно верно. Ну армия — это другая все-таки страна.
А. Пичугин
— Один даже уходил, ну служил там где-то в далеком Казахстане, в степях.
Протоиерей Олег
— Изоляция большая там, очень большая изоляция. А здесь все-таки не изолированно.
К. Толоконникова
— Ну да, то есть все вот эти токи жизни, они свободно проходят через человека.
Протоиерей Олег
— Одна неделя в деревне, одна неделя в Москве.
К. Толоконникова
— Ну да, такого эффекта не было, конечно. А много крещений приходилось в то время совершать?
Протоиерей Олег
— Не каждое воскресенье, скажем, в Троицкое приезжали люди. Не каждое. Или вы про 90-е говорите?
К. Толоконникова
— Нет, нет, и про Троицкое, и про 90-е.
Протоиерей Олег
— В Троицкое не каждое воскресенье приезжали люди. Но когда приезжали, приходилось с ними беседовать, час или полтора до Крещения. И потом само Крещение еще часик, и еще оставлял специально Святые Дары, если я знал, что будет Крещение, то я тогда их причащал Святыми Дарами и потом потреблял их.
К. Толоконникова
— Договаривались всегда заранее.
Протоиерей Олег
— Обычно они старались как-то да, извещать через кого-то, как-то через каких-то вот этих, даже не знаю, как это происходило. Ну может, через старосту, в общем, как-то находили. Потому что люди в Углич, они приезжали туда именно для того, чтобы их не преследовали.
К. Толоконникова
— Крестили в основном детей или взрослые тоже креститься приезжали?
Протоиерей Олег
— Крестили в основном детей. А вот из Москвы или в Москве я когда был, иногда приходилось крестить кого-то из взрослых. Да, и туда приезжали тоже как бы москвичи, скажем, кто-то кого приходилось взрослого крестить.
К. Толоконникова
— Ну москвичи ваши знакомые или просто?
Протоиерей Олег
— Да, знакомые. В большей степени через знакомых, близких знакомых там уже, да. Из Углича взрослых чтобы я крестил, я так чего-то не очень так припоминаю. Ну были, конечно, два в год, может быть, раза максимум там или что-то в таком духе.
А. Пичугин
— А приходилось вам, как-то вы ездили в Москву, как-то тайнообразующее что-то служить?
Протоиерей Олег
— Служить — нет. А требы, конечно, бывали.
А. Пичугин
— В Москве.
К. Толоконникова
— По домам.
Протоиерей Олег
— По домам, да, вот там приходилось крестить кого-то из взрослых, вот уже на дому, да.
А. Пичугин
— А невозможно было себе в то время представить такую привычную достаточно картину, когда вы в Москве приходите в те же Хамовники и сослужите?
Протоиерей Олег
— Нет, такого не было, не могло быть. Ну потому, что это был бы повод, наверное, чтобы и тот уполномоченный, и этот уполномоченный забеспокоились и все.
А. Пичугин
— А не было у вас желания — я понимаю, что тут, наверное, все это как-то должно сообразоваться с возможностью, — перевестись вот в Москву в 80-е годы?
Протоиерей Олег
— Нет, и желания не было. Потому что есть понятие: воля Божия. И если она уже исполняется, то она исполняется, чего суетиться, не надо. Только когда возникают какие-то уже вот такие вещи сами по себе.
К. Толоконникова
— Да, мне это очень понятно, эта точка зрения. А в 90-е годы много приходилось уже в Большом Вознесении крестить? Это же был бум, вал.
Протоиерей Олег
— Да, тогда было много. Но, конечно, все-таки в Большом Вознесении было не так, как это было в некоторых других храмах, где было там совершенно по тридцать человек элементарно каждое воскресенье, сколько-то еще. Здесь, может быть, было поменьше, конечно. Но все-таки так это чувствовалось.
К. Толоконникова
— И в том числе и взрослые тоже.
Протоиерей Олег
— А в том числе и взрослые.
К. Толоконникова
— А вот возвращаясь к 80-х годам в Троицком, ведь ну у кого-то, конечно, сохранялась там Псалтирь, Евангелие сохранялось. А как вообще происходило распространение религиозной информации? Насколько осознанными верующими были ваши прихожане?
Протоиерей Олег
— Нет, никак не происходило. Вот по большому счету, никак. Только все проходили в храм. Тогда там была проповедь, все прочее и так дальше. А вот так чтобы, скажем, там где-то купить в Москве там молитвословы, которые тогда подпольно издавались и привезти их туда — нет, такого не могло быть, нет. И за ящиком, конечно, не было никаких ни книжек, ни «Журналов Московской Патриархии», ничего.
К. Толоконникова
— А что было за ящиком?
Протоиерей Олег
— Ничего, только свечи и иконки, крестики.
К. Толоконникова
— Бумажные.
Протоиерей Олег
— Да, бумажные иконки и крестики.
К. Толоконникова
— Потому что иногда москвичи вспоминают время от времени, что они куда-то приезжали в провинцию, и там за свечным ящиком могли за 40 рублей сумасшедшие купить молитвослов вдруг.
Протоиерей Олег
— Ну это кто вот эти подпольные молитвословы умел так вот сбывать...
К. Толоконникова
— Они же не только подпольно. Они же были и вполне себе официально изданные, правда, небольшими очень тиражами.
Протоиерей Олег
— Нет. Никуда не доходили эти вещи. Нет, потом, когда уже перестройка началась, вот тогда Лопухина стали уже.
К. Толоконникова
— Ну да.
Протоиерей Олег
— Все стали печатать служебники и Евангелия.
К. Толоконникова
— А «Журнал Московской Патриархии» вы выписывали в те годы, приходили вам?
Протоиерей Олег
— Да, я имел такую возможность выписывать. Но вот в одном из отчетов не помню какого года, 60-го что ли или примерно где-то такого, настоятель храма пишет годовой отчет (ну он умещался на полстранички годовой отчет, это не наши теперешние отчеты), там что требы совершаются там, все прочее. Написано: «Журнал Московской Патриархии» хранится в храме. Насчет вот реализации.
К. Толоконникова
— Распространения.
К. Толоконникова
— То есть вы не имели возможности дать кому-то почитать, что-то переписать?
Протоиерей Олег
— Нет, конечно, имел. Кому было интересно и что-то еще, но так не было, конечно, такого. Так чтобы я мамам и бабушкам, скажем, давал читать «Журнал Московской Патриархии» — я думаю, что такого не было все-таки.
К. Толоконникова
— А насколько вы чувствовали себя ограниченным или не ограниченным в том, что вы хотите сказать людям в ходе проповеди.
Протоиерей Олег
— Ну, пожалуй, что неограниченным. И важно очень было самое простое, что есть. Конечно, они очень удивились, когда на Покров там, скажем, я им рассказал про Покров. Они думали, что, конечно, связано со снегом, который выпадает и так дальше. Это ничем не умаляет их веры.
К. Толоконникова
— Абсолютно.
Протоиерей Олег
— Абсолютно. Ну просто если я мог им чем-то помочь в проповедях, то я, естественно, старался это делать, насколько это было возможно. И как бы они постепенно приучались все-таки читать Евангелие, которое где-то у них, в деревнях там где-то что-то такое бывало. И это тоже очень так это самое, важная такая вещь. И вот там, скажем, я старался все-таки, у меня была проблема, как научить их петь «Верую», чтобы они «Верую» выучили. И тогда я просто каждый раз, когда их исповедовал — ну исповедуются там, скажем, два-три человека, остальные просто стоят, ждут литургию перед этим. И я старался петь, конечно, в основном в одиночестве, но «Верую» с ними. И в конце концов они все-таки понемножку стали петь на литургии «Верую», чуть-чуть. А мне было важно, потому что иначе никак не объяснишь вот само «Верую». Потому что иначе, если так они его не выучат, они не смогут задумываться над ним. А так вот...
К. Толоконникова
— Но наизусть не знали.
Протоиерей Олег
— Да.
А. Пичугин
— Как тут не вспомнить мой любимый фильм «Конец света».
К. Толоконникова
— Ну да.
А. Пичугин
— Как, не знаете, нет? Есть такой фильма режиссер Бориса Бунеева, 62-го года, про церковь в Ярославской области. Это первая роль Станислава Любшина в кино, он играет молодого священника, отца Михаила, который приезжает в деревню, в храм, начинает служить. А он такой молодой, рьяный, ему хочется объяснить старушкам в храме, что электричество — это вообще-то не потому, что Илья пророк, и что молния — это электричество, а не потому, что Илья пророк в колеснице ездит. А они не понимают и говорят, что это не церковь, а какое-то общество знаний и не будут туда ходить.
К. Толоконникова
— А насколько вам часто приходилось сталкиваться вот с такими околоцерковными суевериями? В этой среде, в сельской.
Протоиерей Олег
— Ну как-то почти что никак.
К. Толоконникова
— Не было такого.
Протоиерей Олег
— Нет. И как вы говорите, что приход там на батюшку влияет, как-то что-то — такого не было. Мы жили нормальной, обычной жизнью как-то, по-человечески. Ну деревня, она ведь всегда привыкла к тому, что им жить вместе, они никуда не денутся. У одного одни недостатки, такие-то положительные вещи, у этого такие-то — они вместе живут. И я тоже вместе с ними так спокойно и жил.
К. Толоконникова
— А насколько часто было принято в то время в деревне причащаться, приступать к Таинам?
Протоиерей Олег
— Ну я не знаю, как было до меня, а так я, конечно, старался, чтобы они почаще причащались. Но почаще, в смысле вот идеалом было бы раз в месяц. Но этого идеала, наверное, все-таки не было, но несколько раз в год они причащались.
А. Пичугин
— Но этому предшествовала, я так понимаю, достаточно серьезная на тот момент у них подготовка, то есть они не просто...
Протоиерей Олег
— Да, да.
К. Толоконникова
— Говеть там, да.
Протоиерей Олег
— Поговеть обязательно, да.
А. Пичугин
— Ну что же, спасибо большое, отец Олег, за этот вот очень интересный разговор.
К. Толоконникова
— О многом еще очень хочется спросить. Но я надеюсь, что мы встречаемся не последний раз.
А. Пичугин
— Тоже надеемся, что вы к нам придете. Протоиерей Олег Клемышев, благочинный церквей Сретенского округа Москвы и настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках, был гостем программы «Светлый вечер», совместной с музеем исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». Ксения Толоконникова, директор музея...
К. Толоконникова
— Спасибо, дорогие друзья. Спасибо, отец Олег. Леша, спасибо. Напоминаю нашим слушателям, что нам можно писать, не только можно, но и нужно — podspudom@yandex.ru
А. Пичугин
— Адрес музея, да. info@radiovera.ru — это адрес почтовый радиостанции. Спасибо, прощаемся, всего доброго.
Послание к Римлянам святого апостола Павла

Апостол Павел. Худ.: Джованни Франческо Барбьери
Рим., 105 зач., XI, 2-12.

Комментирует епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
В истории еврейского народа было несколько очень серьёзных ошибок, когда ошибались не какие-то отдельные люди, а почти весь народ. В качестве примера можно вспомнить последнюю ошибку: народ не сумел узнать в Иисусе из Назарета посланного Богом Мессию. Однако, нельзя сказать, что ошиблись все, нет, ведь есть апостолы, которые были евреями, да и в наше время среди христиан немало людей, которые по своему происхождению принадлежат к израильскому народу. Существование христиан из евреев давало апостолу возможность надеяться и верить в благую участь его родного народа. Именно об этом мы слышим сегодня во время литургии в православных храмах в отрывке из 11-й главы Послания апостола Павла к Римлянам.
Глава 11.
2 Не отверг Бог народа Своего, который Он наперед знал. Или не знаете, что говорит Писание в повествовании об Илии? как он жалуется Богу на Израиля, говоря:
3 Господи! пророков Твоих убили, жертвенники Твои разрушили; остался я один, и моей души ищут.
4 Что же говорит ему Божеский ответ? Я соблюл Себе семь тысяч человек, которые не преклонили колени перед Ваалом.
5 Так и в нынешнее время, по избранию благодати, сохранился остаток.
6 Но если по благодати, то не по делам; иначе благодать не была бы уже благодатью. А если по делам, то это уже не благодать; иначе дело не есть уже дело.
7 Что же? Израиль, чего искал, того не получил; избранные же получили, а прочие ожесточились,
8 как написано: Бог дал им дух усыпления, глаза, которыми не видят, и уши, которыми не слышат, даже до сего дня.
9 И Давид говорит: да будет трапеза их сетью, тенетами и петлею в возмездие им;
10 да помрачатся глаза их, чтобы не видеть, и хребет их да будет согбен навсегда.
11 Итак спрашиваю: неужели они преткнулись, чтобы совсем пасть? Никак. Но от их падения спасение язычникам, чтобы возбудить в них ревность.
12 Если же падение их — богатство миру, и оскудение их — богатство язычникам, то тем более полнота их.
Вполне естественно, что апостола Павла беспокоила судьба его родного народа, и, конечно же, Павел был не одинок в своём беспокойстве, много вопросов было и у других христиан из числа евреев: какой будет дальнейшая судьба их народа? Как соотнести между собой обетования Ветхого Завета и неприятие Христа израильтянами? Неужели же нет никакой надежды?
Ответ апостола Павла можно свести к довольно простому и очевидному утверждению: неприятие Христа — это далеко не первое духовное преступление израильтян, в качестве примера апостол вспомнил историю пророка Илии, в годы жизни которого народ тоже совершал немало преступлений, в какой-то момент пророк вовсе остался в одиночестве. Впрочем, так казалось лишь Илье, потому-то Бог и указал ему на семь тысяч человек, не осквернивших себя язычеством, следовательно, отпали от Бога хоть и многие, но далеко не все. Так было и во время жизни апостола Павла: не верили во Христа многие евреи, но не все, среди первого поколения христиан было немало евреев, немало их среди христиан и в наши дни. Этот факт означает, что Бог не отверг Свой народ, ведь если в народе сохраняется праведность, если есть ещё те, кто остаётся верным Богу, значит, народ не утратил смысл своего бытия, значит, люди ещё могут обрести Христово Царство.
Эту логику легко продлить и на любой другой народ: пока есть праведники, те, кто несмотря ни на что, хранит веру во Христа, значит мы не можем сказать, что Бог отвернулся от этого народа. Здесь довольно сложно не вспомнить историю русского народа в минувшем веке, у нас тоже было всеобщее отступление от Бога, мы уничтожали храмы и пытались искоренить саму веру, но были и те, кто не только сохранил себя от этого помрачения, но и сумел обрести святость, благодаря этим людям Церковь возродилась. Впрочем, успокаиваться рано, ведь Второе Христово Пришествие ещё не произошло, следовательно, мы снова можем массово отречься от нашего Спасителя. Пусть же Бог сохранит нас от этого греха!
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Помощь Никите в борьбе с лейкозом

В Санкт-Петербург, больше чем за полторы тысячи километров от дома, Никита Камышов приехал несколько месяцев назад. Ещё зимой врачи в родном Луганске произнесли слова, перевернувшие жизнь юноши и его семьи: «У вас лейкоз», то есть — рак крови.
Любимые занятия боксом, прогулки с друзьями, огромное желание стать пожарным и спасать людей — всё это пришлось поставить на паузу, ведь теперь ему предстояла борьба за собственную жизнь. Никита признаётся, что самым тяжёлым испытанием для него стало расставание с близкими и невозможность покинуть больничные стены. «Я вообще редко сижу дома, а тут — всё время в палате», — сетует Никита. Но он не теряет надежды, что выздоровление уже близко. А значит и возвращение домой, в Луганск, продолжение учёбы и занятия спортом.
Сейчас в лечении Никиты настал перерыв. Организму нужно время, чтобы восстановиться и продолжить борьбу с новой силой. Продвинуться вперёд на пути к выздоровлению юноше поможет дорогостоящее лекарство.
Купить его самостоятельно семья не может, поэтому обратилась за поддержкой в петербургский благотворительный фонд «Свет Дети». С его участием уже удалось собрать часть необходимой суммы. Если вы хотите присоединиться к помощи будущему пожарному Никите Камышову, переходите на сайт фонда «Свет Дети».
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Покровский собор — храм Василия Блаженного». Татьяна Сарачева

У нас в студии была Заведующая музеем «Покровский собор» Татьяна Сарачева.
Разговор шел об истории и современности Покровского собора на Красной площади, больше известного как храм Василия Блаженного. Как соединяется здесь богослужебная и музейная жизнь, и какие открытия были сделаны при изучении этого удивительного храма.
Этой беседой мы продолжаем цикл из пяти программ, посвященных собраниям и деятельности Государственного Исторического музея.
Первая беседа с заместителем генерального директора Исторического музея Мариной Чистяковой был посвящен истории Новодевичьего монастыря в Москве.
Ведущий: Алексей Пичугин
Все выпуски программы Светлый вечер