Поделиться
У нас в гостях был настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках, благочинный храмов Сретенского округа Москвы протоиерей Олег Клемышев.
Наш гость рассказал, как в сельском храме в непростые для Церкви советские годы началось его священническое служение, а также как позже он стал настоятелем московского прихода, и какие при этом перемены произошли в его жизни.
Ведущие: Алексей Пичугин, Ксения Толоконникова.
А. Пичугин
— Друзья, здравствуйте, «Светлый вечер» на светлом радио. И сегодня, как всегда по четвергам, наша совместная программа — светлого радио и музея исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Ксения Толоконникова директор музея...
К. Толоконникова
— Добрый вечер.
А. Пичугин
— Я Алексей Пичугин. Мы вас приветствуем и с удовольствием представляем нашего гостя. Сегодня вторая часть нашей беседы с протоиереем Олегом Клемышевым, благочинным церквей Сретенского округа Москвы и настоятелем храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках. Отец Олег, добрый вечер.
Протоиерей Олег
— Приветствую.
К. Толоконникова
— Сегодняшняя наша беседа будет посвящена именно священническому служению в 80-е годы. Причем это ведь очень интересно, что отцу Олегу удалось захватить не только там какую-то московскую и городскую ситуацию в этом отношении, но именно ситуацию сельского прихода. Отец Олег, как это все начиналось?
А. Пичугин
— И, кстати, простите, а как место-то называлось под Угличем?
Протоиерей Олег
— Да. Это было село Троицкое, когда-то оно Угличского района.
К. Толоконникова
— И, стало быть, Троицкий храм.
Протоиерей Олег
— Да, Троицкий храм. А так село Троицкое, официальный адрес там был село Троицкое, почтовое отделение «Ильинское», и Угличского района это все.
А. Пичугин
— Уже фотографии нашел.
Протоиерей Олег
— Ну начиналось, я не знаю, после того как, да, вот на хиротонии как раз, на священнической, я впервые как раз и познакомился тогда с отцом Борисом Старком, который, получилось так, что именно он подсказал, что туда лучше поехать.
К. Толоконникова
— А он был уже довольно пожилым человеком в это время.
А. Пичугин
— Еще 12 лет после этого прожил.
Протоиерей Олег
— Да. Вот он меня поздравил на французском языке, я ему тоже ответил.
К. Толоконникова
— Отец Борис Старк был из реэмигрантов — это я просто для наших слушателей напоминаю ситуацию.
А. Пичугин
— Служение в Сент-Женевьев-де-Буа.
Протоиерей Олег
— Вот. Там впервые я услышал слово archiprêtre — «протоиерей», которого я не знал, я его спросил. Да, а потом уже все, дальше уже начиналась своя эта жизнь, первая служба. Пришло, наверное, на первую службу... Да, в воскресенье, в первое воскресенье там было немного, а в Сретение, 15-го числа, было уже побольше. А так человек семь пришло тогда, на воскресенье, ну а там человек пятнадцать, наверное, было на Сретение. Причем...
К. Толоконникова
— Бабушки.
Протоиерей Олег
— Бабушки, да, конечно. Там с точки зрения богослужения там была такая монахиня, вот, Стеша, как ее называли все, Стефанида. Она на самом деле была, можно сказать, исповедница. Она монашескую жизнь начинала в монастыре, болота были, Епихарские болота, такая деревня там была. Видимо, от Епихария, там был святой Епихарий такой вот, и от этого, видимо, там был храм какой-нибудь в этом монастыре или что-то еще, назывался Епихарка. Вот монастырь так и назывался, Епихарка, всегда у них. И вот она была оттуда, потому что потом, когда их всех разогнали, она посидела в тюрьме какое-то времечко, в начале 30-х годов, а потом уже остановилась здесь. И вот маленькая такая была у нее избушка, она купила ее у кого-то из этих, тогда уже все... Она была ничтожно маленькая, то есть вообще ну сколько там, метров десять.
К. Толоконникова
— Может быть, банька бывшая.
Протоиерей Олег
— Банька какая-то, видимо, бывшая, скорее всего. И вот там она подвизалась. Она была такой очень настоящей монашеской жизни строгой сама. Естественно, не давала проводить там в храм электричество, при ней там не было.
К. Толоконникова
— Не было электричества?
Протоиерей Олег
— Да. И вообще у нее дома обычно в ведрах стояла вода, которую она из колодца приносила, вода покрывалась такой мелкой корочкой льда. Она считала, что вот слишком много топить это тоже...
К. Толоконникова
— Неполезно.
Протоиерей Олег
— Для души неполезно.
А. Пичугин
— И для храма тоже.
Протоиерей Олег
— И для храма тоже неполезно, да. Поэтому она большую печку, которая там была, она ее протапливала немножечко. И потому в храме всегда был холод. То есть там стоять в шубах и в валенках — это было совершенно нормально.
А. Пичугин
— И как вы, причем человек, приехавший из Москвы, переживали?
Протоиерей Олег
— Нормально. Ну я не знаю, может, это молодость, может, что-то еще. Мне было 33 года, когда меня рукоположили. И поэтому как-то воспринимается все совершенно по-другому. Там уже был дом, в котором жили предыдущие священники тоже. Одна из прихожанок просто пожертвовала как бы для храма этот дом, и после ее смерти он там так как бы и оставался, и там вот жили священники. Сам храм, как всегда, состоял из двух этих самых частей, там на зиму перегораживалась холодная часть.
К. Толоконникова
— То есть теплая была трапезная часть, да?
Протоиерей Олег
— А оставалась только, когда зима была, теплая. Но самая теплая, она все равно была не теплая, конечно, зимой, это самое. И потому владыка Иоанн, прекрасно это понимая, буквально через несколько месяцев наградил меня камилавкой. Потому что невозможно было служить просто так, иначе бы я точно это самое, заболел. Вот.
К. Толоконникова
— А так чтобы хоть голова была покрыта.
Протоиерей Олег
— Да, чтобы голова была обязательно покрыта. А так бабушки замечательные, конечно, все, прекрасные и замечательные бабушки.
А. Пичугин
— Еще живое село.
Протоиерей Олег
— Ну они были не из этого села, они из разных сел: староста из другого села приходила, эти из того, отсюда. На праздники приезжали люди из другой епархии, из Тверской, потому что там не так далеко была граница.
А. Пичугин
— Калязин же рядом.
Протоиерей Олег
— Да, не так далеко была граница епархии. И вот, скажем, там на Пасху им приходилось разуваться около ручья, который там протекал — его нельзя было перейти иначе, моста там не было, ничего такого не было, босиком проходили.
А. Пичугин
— Это речка Устье там.
Протоиерей Олег
— Ну речка Устье — это да, она была уже здесь, а они-то шли из Тверской. Там другая какая-то маленькая речушка, такая вот, но ее перейти было невозможно просто так. И они, соответственно, потом одевали снова валенки и шли еще там два километра до автобуса, ехали на автобусе примерно час, грубо говоря. Но и ждать автобуса надо было еще тоже, естественно, там плюс-минус полчаса это ничего для сельских автобусов, и потом еще километр до храма от автобуса. Это была дорога на Углич. Я-то ездил из Москвы на поезде до Углича, а потом вот по этой же дороге автобусом около часа.
А. Пичугин
— То есть вы жили в Москве при этом.
Протоиерей Олег
— Да, я жил в Москве, потому что тогда, да, уже было трое детей-то, да, уже было трое детей. Так что я жил в Москве. Ну что значит: жил в Москве? Я одну неделю полностью жил там, а другую неделю я в воскресенье уезжал вечером и приезжал в субботу утром, и так чередовались недели.
А. Пичугин
— А как вы добирались до Москвы?
Протоиерей Олег
— До Москвы очень просто.
А. Пичугин
— А в Угличе же была железная дорогая.
Протоиерей Олег
— Да, в Угличе была железная дорогая, поэтому туда ходил поезд. Нормально, спокойно там можно было купить билет, в принципе. Хотя там какое-то время бывало так, что даже чтобы можно было выспаться, приходилось использовать маленького ребенка. Потому что моя матушка, она с ребенком ездила на вокзал, и ей давали нижнюю полку и что-то там еще такое, чтобы можно было выспаться, или другой вагон, плацкартный, скажем там, не в общий. Я уже не помню все подробности, но я помню, вот маленький ребенок мне помогал в моем служении.
К. Толоконникова
— А вот вы приехали практически, получается, туда накануне Великого поста.
Протоиерей Олег
— Ну к Сретению, да.
К. Толоконникова
— Совсем чуть-чуть, и вот он уже, Великий пост. И вы совершали все великопостные богослужения, да?
Протоиерей Олег
— Нет.
К. Толоконникова
— На них кто-то приходил? Чтение канона, как это вообще все было в деревне?
Протоиерей Олег
— Да, значит, нет, к сожалению, этого не было. Дело в том, что я сначала еще думал, что после Хамовников, что я буду служить хотя бы в субботу утром еще, но выяснилось, что это невозможно.
А. Пичугин
— Никто не придет или просто...
Протоиерей Олег
— Никто не придет, и трудно людям, и никто на клирос не придет. Так-то там была, конечно, Стеша, могла бы петь сама, одна, ну и так мы всенощную с ней с одной пели. Потому что довольно часто больше никого не было на всенощной под воскресенье. Мы иногда бывали вдвоем, иногда втроем, но больше никого не было. Иногда я один бывал. Потом уже, когда Стеша умерла, бывало, что я был один. Но на литургию-то уже там собиралась одна или две бабушки, которые могли петь, и они вот подпевали Стеше. А так невозможно было, значит, тогда Великим постом там невозможно было читать Великий канон, никто не пришел бы совсем. И было бы тяжело и трудно. Мы служили только литургию, по-моему, один раз Преждеосвященных Даров, на первой седмице, и то я даже в этом не уверен.
А. Пичугин
— А то видите, как меняется восприятие. Я так понимаю, что в то время канон Андрея Критского в деревне, даже теми людьми, которые постоянно ходили в церковь, бабушками, он не воспринимался как что-то обязательное.
Протоиерей Олег
— Нет, нет.
А. Пичугин
— Это уже какая-то то ли более поздняя традиция, то ли городская. Это вот мы у Шмелева читаем, как они там служили.
К. Толоконникова
— «Ефимоны».
А. Пичугин
— «Ефимоны», да. А вот в деревнях это было, видимо, очень как-то сильно на усмотрение.
Протоиерей Олег
— Нет, видимо, да, уже многолетнее, настолько многолетнее. Потому что вот, скажем, взять — во время Великой Отечественной войны, вот где-то еще перед ней там, очередного священника арестовали, где-то там в каком-то 37-м году. А дальше был священник, который, у него с ногами было довольно плохо, его на саночках возили из соседней деревни, ну километра два, скажем. На саночках возили, чтобы он только служил. Поэтому канон Андрея Критского — это несовместимо, там невозможно. Им самим было так уже трудно, так быстро не дойдешь из других деревень.
А. Пичугин
— Ну вот у греков же в монастыре совершается.
Протоиерей Олег
— Ну возможно у них и так, да.
А. Пичугин
— Поэтому, возможно, это в таком православном...
К. Толоконникова
— Ну во всяком случае это интересно отмечать.
Протоиерей Олег
— Пожалуй, единственный раз, когда мы служили литургию Преждеосвященных Даров, когда это читался полностью канон Андрея Критского, я приезжал или у меня была неделя.
А. Пичугин
— На Мариино стояние.
Протоиерей Олег
— На Мариино стояние, и вот тогда и можно было служить, да. И все, и больше никогда.
А. Пичугин
— Я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня протоиерей Олег Клемышев, благочинный церквей Сретенского округа Москвы и настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках.
К. Толоконникова
— А богослужения Страстной седмицы как совершались?
Протоиерей Олег
— Тоже начиная только с Четвертка. Четверток, пятница, суббота, воскресенье и все. Светлая седмица не служилась.
А. Пичугин
— А к службе Страстных Евангелий приходили люди?
Протоиерей Олег
— Кто-то приходил, но это было мало. Тоже вот мало, потому что вечером могли, ну как им обратно возвращаться в свою деревню?
К. Толоконникова
— Это или где-то ночевать у знакомых здесь же, поблизости.
Протоиерей Олег
— Да, вот это и было. Когда они приезжали либо по каким-то своим причинам, там что-то еще такое, либо оставались из-за праздников здесь, то они оставались, конечно, в домах у тех прихожан, которые здесь жили. Но в самой деревне таких прихожан было ну три человека, может быть, три дома.
А. Пичугин
— А когда стал появляться феномен дачников? Понятно, что в 90-е годы он уже расцвел. А вот приезжали ли в те годы из больших, ну или более-менее больших городов кто-то на лето жить?
Протоиерей Олег
— На лето приезжали. Причем туда приезжали из Питера. Не из Москвы, а из Питера почему-то...
К. Толоконникова
— Это, видимо, было исторически связано с отхожими промыслами какими-то.
Протоиерей Олег
— Да.
А. Пичугин
— Интересная версия. Даже не задумывался никогда.
Протоиерей Олег
— То есть в деревне было двадцать домов, в основном жили по одной старушке в этих домах. Где-то было там одна пара там помоложе, другая постарше, а так нет, по одной. То есть их там было всего-то-навсего в деревне оставалась. Когда-то было село, там было триста домов, там были две мельницы, был льняной завод, ну уж не помню, что там еще такого, кузница, конечно.
К. Толоконникова
— То есть в то время, когда вы там начали служить, уже село замирало.
Протоиерей Олег
— Когда я начинал служить, оно уже умерло, давно уже умерло. Не просто замирало, оно умерло. Пустые дома стояли, естественно.
А. Пичугин
— Ну так удивительно, вдвойне удивительно. Я знаю множество сел, которые в 80-е, как начинали в начале 80-х умирать, так тогда же умерли, от них следа уже нет. А это село существует и по сей день в каком-то виде. Потому что, наверное, церковь так и не закрыли.
Протоиерей Олег
— Да. Думаю, что да, из-за этого скорее всего. Поэтому, когда вот издалека они приходили, они, бывало так, что приходили действительно вот, может быть, на всенощную даже если вдруг кто-то, они ночевали, конечно, в этом самом селе. Потому что из других сел невозможно было уже обратно по этому снегу, там по темноте, по всему прочему.
К. Толоконникова
— А вас поддерживали прихожане? Я просто очень хорошо помню свою прабабушку, которая как раз, идя за семь километров в сельский храм, она все время несла с собой две сумки: одну сумку, в ней была трехлитровая банка молока, а в другой пироги, которые она всегда в субботу пекла.
Протоиерей Олег
— Разумеется, поддерживали, да. В самый первый день, когда я туда только вот приехал, в субботу утром я приехал, а смотрю, идут две бабушки из этой деревни, с процессией, с такими корзинками, в которых там картошка, морковка свекла, и вот что-то такое простое. Конечно, поддерживали. Потом летом, когда мы уже там семьей жили летом, потому что летом, да, летом мне не приходилось летом ездить в Москву, семья была со мной там. То там, конечно, под лопухом стояла бутылка с молоком всегда.
А. Пичугин
— А я почему-то вспоминаю рассказик недавно почившего отца Николая Агафонова, про советское тоже время, где молодой священник, только-только рукоположенный, ожидает, с грустью ожидает, что он поедет в деревню, потому что первое время без жены, без маленького ребенка. А ему протодиакон в соборе говорит: ну что ты переживаешь-то? Меня бы в деревню кто отправил — там тебе бабушки, бед знать не будешь, бабушки и яичек принесут, и курочку принесут, и молоко, все на свете. И вот его отправляют в деревню, он сидит, первый день ждет, что кто-нибудь что-нибудь принесет, второй, третий, четвертый, загрустил уже. И тут ему приносят, говорят: батюшка, я тебе курочку и яичек принесла, будешь? Конечно, буду. Ну тогда с тебя рубль двадцать.
Протоиерей Олег
— Ну скажем, когда вот мы были семьей там, то там приходилось покупать, молоко, скажем. Но это все очень...
К. Толоконникова
— Но это все щадящая обстановка.
Протоиерей Олег
— Щадящая обстановка. Потом я, когда ездил в Москву, я тоже старался моим бабушкам привезти, они заказывали там колбасу какую-то, что-то еще такое я старался.
К. Толоконникова
— Конфеты, да, в фантиках.
Протоиерей Олег
— Привезти, ну что они хотели, да, это естественно совершенно. Так было.
К. Толоконникова
— Сложились добрые, доверительные отношения, да?
Протоиерей Олег
— Одновременно было и то и другое — то есть было абсолютно бесплатное, а было, что у кого-то там были козы, а нам, скажем, хотелось коровьего молочка, и вот тогда это самое.
А. Пичугин
— А как к вам относились местные жители в целом? Вы говорите, их было немного, далеко не все ходили в церковь. Но вы ли к ним заходили или на улице встречались, как вот это вот все было?
К. Толоконникова
— Потому что всегда ясно, что жизнь священника и дом священника, он всегда в деревне под пристальным очень наблюдением находится.
Протоиерей Олег
— Безусловно. Ну там были же люди, которые не ходили в церковь из этих десяти там, сколько-то вот, но как бы так мы с ними нормально. Скажем, вот там был один телефон, естественно, на деревню, и он стоял — они какие-то занимали должность сельскую, вот у них стоял телефон. И я, скажем, мог попроситься и позвонить от них куда-то что-то. Скажем, это нормально было, не страшно, не то что меня не пустили или еще что-то. А они сами не ходили в церковь.
А. Пичугин
— Мы с вами говорили, что в городе вы не могли ходить в духовном...
Протоиерей Олег
— Да, там я ходил, конечно, везде в подряснике — и в лес, за грибами там, за ягодами. В районе — ну как бы то что ближайшая деревня, которая есть, я там мог ходить в подряснике совершенно спокойно, безо всяких проблем. Ну когда я ездил уже куда-то в официальные или в поселковый совет — там надо было налог заплатить, там или там куда-то, еще там в Углич по каким-то разным делам, там уже я, и когда я ехал в Москву, конечно, я ехал уже без подрясника, конечно. А так вот дрова колоть там, еще что-то такое — все в подряснике, там за водой на колодец.
К. Толоконникова
— А вот с материальной точки зрения храм скорее всего не мог содержать священника, да? Или содержал?
Протоиерей Олег
— Мог, мог. Если вы те зарплаты помните, то там у меня зарплата была сто рублей. Ну понятно, что может, я получал и больше, и здесь еще приходилось тратить на дорогу, на автобус, на поезд. Но в конце концов то что я, скажем, там какую-то там привозил картошку или что-то еще, творог там какой-то, там пекли, правда, уже подальше туда, прихожане, которые жили там подальше, пекли свой хлеб, скажем, деревенский, очень вкусный этот, подовый такой. Ну оно как-то, я думаю, все как-то компенсировало. Плюс к этому какие-то бывали, наверное, еще кроме этого доходы, естественно, может быть, когда идешь куда-то причащать там исповедовать, соборовать. Где-то бывало так, что на какое-то там... Правда, кладбище было при церкви, но были же раньше и другие храмы, и при них были кладбища, и туда могли отвезти, скажем, там какая-то была годовщина такая.
К. Толоконникова
— Послужить панихиду.
Протоиерей Олег
— В общем, все было нормально. Не так чтобы вот не мог приход содержать священника.
К. Толоконникова
— То есть приход содержал храм и священника.
Протоиерей Олег
— Да. Это вот сейчас все труднее становится, потому что не соотносится довольно часто, особенно вот в провинциях, не соотносится то количество храмов, которые считают, что там должны открыть, с тем количеством жителей, которые там будут.
К. Толоконникова
— Которые в эти храмы будут ходить.
Протоиерей Олег
— Да, сейчас не соотносится.
А. Пичугин
— А далеко у вас был ближайший сосед?
Протоиерей Олег
— Ближайший сосед, пожалуй, что в Угличе.
К. Толоконникова
— За 30 километров.
Протоиерей Олег
— Да. Вот Угличское благочиние, от него-то как бы храмы, они так примерно по таким радиусам как-то вот и были, которые не закрывались.
А. Пичугин
— Ну километров тридцать.
Протоиерей Олег
— Да, километров тридцать.
К. Толоконникова
— А вот мы многих наших гостей спрашиваем о, так сказать, феномене паломничества в советские годы. Вот вам удавалось ездить именно вот в качестве паломника куда-то, может быть, в Печоры, не знаю, в Пюхтицу, еще куда-то?
Протоиерей Олег
— Мы в Печоры ездили к духовнику, иногда там даже целый месяц проводили отпуска, например, вот чтобы в монастыре там как-то потрудиться, помолиться. Иногда ездили мы, скажем, к кому-то из знакомых, там в Киев, например, ездили. А там, естественно, что ходили в пещеры, там еще что-то. И вот паломничество как таковое — вот его, пожалуй, в моей судьбе не было. Оно все было связано с тем, что в Лавру едешь — едешь в Лавру там вот помолиться просто и все. Но не как такое вот что-то особое.
К. Толоконникова
— В Лавре вы помните, много народа было в те годы, к мощам была очередь к Преподобному?
Протоиерей Олег
— Да, была очередь всегда, да.
К. Толоконникова
— А снаружи храма?
Протоиерей Олег
— Снаружи — нет, я не заставал снаружи, только изнутри. Но мы-то ездили, конечно, не в праздники, а на буднях каких-то.
А. Пичугин
— Я часто встречаю фотографии духовенства более раннего периода, второй половины 60-х, 70-х годов, где священники семьями, по несколько человек, отдыхают с женами, с детьми, где-то на море. В Абхазию многие ездили. Тем более что это как-то, возможно, увязывалось тоже с христианством в Абхазии. Вы не ездили в такие, более светские?
Протоиерей Олег
— Нет, мы ездили только чисто отдыхать семьей на море вот куда-то. Чтобы детей вывозить, мы, конечно, ездили, но там как бы не было такого церковного особенного действия.
К. Толоконникова
— Не священническим коллективом.
Протоиерей Олег
— Не священническим коллективом, нет. Семьей, просто семьей.
А. Пичугин
— А вы бываете сейчас в тех краях, в Троицком?
Протоиерей Олег
— Да, я стараюсь бывать. Раз в год я всегда стараюсь. Вот сейчас, наверное, постараюсь выбраться, несмотря на все эти вот передряги, которые есть.
А. Пичугин
— Ну тут да, недалеко.
Протоиерей Олег
— Один из священников, который служил в Угличе в свое время, он в Мышкине уже, был при мне еще переведен туда, и мы с ним поддерживаем постоянную связь, он приезжает ко мне на именины, всегда, а я стараюсь к нему. Либо на именины, либо на престольный праздник, зависит от того, как там дорога и как в общем, сложится с транспортом. Потому что так уже трудновато, приходится на машине ехать туда. Разные условия бывают. Но уж раз в год обычно где-то я там бываю. А сюда, в свой храм-то, в Троицкое, я иногда заезжаю, такое бывает.
А. Пичугин
— А еще есть люди, которые вас помнят?
Протоиерей Олег
— Да, помнят, есть конечно, да.
А. Пичугин
— А сколько вы лет прослужили там?
Протоиерей Олег
— Семь лет.
А. Пичугин
— А, до 90-го года.
Протоиерей Олег
— Да, семь лет.
А. Пичугин
— Я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня протоиерей Олег Клемышев, благочинный церквей Сретенского округа Москвы и настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках. Ксения Толоконникова, директор музея исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». И Алексей Пичугин. Через минуту мы вернемся.
А. Пичугин
— Возвращаемся в студию светлого радио. Я напомню, что в гостях у нас сегодня протоиерей Олег Клемышев, благочинный церквей Сретенского округа Москвы и настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках. Ксения Толоконникова, директор музея исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди», и Алексей Пичугин. И мы говорим о 80-х годах — Ярославская епархия, Угличский район, село Троицкое, где отец Олег тогда служил на протяжении семи лет, вот как мы сейчас узнали. А много священников с тех пор сменилось на этом приходе?
Протоиерей Олег
— Да, несколько священников сменилось. Я не знаю сколько, ну человек пять, наверное, после этого.
А. Пичугин
— Много.
Протоиерей Олег
— Да, ну сейчас храм тоже функционирует, хотя уже открылись храмы более такие, большие, так скажем, которые были и раньше центрами. В селе Ильинском, скажем там, рядом, уже функционирует полностью храм. Все равно храм как-то живет еще. Хотя я не знаю, много зависит от священника, от чего-то такого. Ну и то, что их много, храмов, конечно, это уменьшает количество прихожан существенно.
К. Толоконникова
— Ну конечно, конечно. Это видно даже и по городским храмам, по московским храмам, да, это видно. У вас сложились добрые отношения с прихожанами, со старостой, то есть у вас не было никакой здесь докуки вот в этом отношении?
Протоиерей Олег
— Нет.
К. Толоконникова
— А уполномоченный вам не докучал? Или вы так вот сидели там в лесу, и на вас никто внимания обращал?
Протоиерей Олег
— Нет, уполномоченный докучал, иногда вот докучали люди в штатском.
К. Толоконникова
— А что, они приезжали?
Протоиерей Олег
— Вызывали как-то там и что-то такое.
К. Толоконникова
— А чего им хотелось? С вашими пятнадцатью прихожанами.
Протоиерей Олег
— Они все-таки хотели, чтобы я как-то с ними поработал, как-то затянуть. Я не знаю, какая у них там отчетность была по галочкам, или по каким-то еще, но почему-то им очень хотелось, чтобы священник с ними работал. Ну как-то не сложилось все-таки.
К. Толоконникова
— Ну и какое-то, видимо, бесовское такое желание: просто прилепить к себе человека и все. Я думаю, что оно даже отчасти иррациональное.
Протоиерей Олег
— Ну ничего не могу сказать, не знаю просто, что и зачем.
К. Толоконникова
— Зачем вы действительно были нужны. А вот духовенство епархии, все равно же так или иначе священники общались между собой?
Протоиерей Олег
— Конечно.
К. Толоконникова
— Вот эти вопросы поднимались?
Протоиерей Олег
— На любой престольный праздник все окрестные священники приезжали к тебе. И ты, естественно, старался приезжать к ним на престольный праздник — это было естественно. Вот в Москве такого, к сожалению, не очень существует.
А. Пичугин
— В Москве уж столько храмов все-таки сейчас.
К. Толоконникова
— То есть отношения были товарищескими.
Протоиерей Олег
— Да. То есть мы нечасто виделись. Естественно, мы виделись редко или когда там были собрание какое-то в епархии, или там у кого-то престол. А больше мы никогда и не могли видеться. Ну случайно, может быть, встретились, там когда через Углич проезжали, то кто-то тоже проезжает, и вот как-то, может, пересеклись. А так вот нет.
А. Пичугин
— Телефонов не было.
К. Толоконникова
— Ну да, жизнь деревенская, она такая довольно тяжелая, она требует постоянного присутствия. Особенно не наездишься за 30 километров.
Протоиерей Олег
— Конечно, да.
К. Толоконникова
— А вот эти вопросы взаимоотношения с властями обсуждались собратьями или нет? Или вот это была какая-то тема, на которую не говорили?
Протоиерей Олег
— Нет, это не обсуждалось. Ну у меня, скажем, были доверительные отношения с благочинным угличским, поэтому мы с ним, естественно, говорили там, что и как там лучше это самое, поступать, как делать. А так нет.
А. Пичугин
— А я не помню, как в те годы звали угличского благочинного, но, по-моему, он до сих пор еще жив.
Протоиерей Олег
— Отец Борис Балашов.
А. Пичугин
— А, отец Борис Балашов тогда был благочинным. А, понятно, а я видимо, другого просто имел в виду человека. А если отец Борис Балашов, то понятно. Ну вы, я так понимаю, что и до сих пор общаетесь.
Протоиерей Олег
— Да. Ну больше по телефону, конечно.
А. Пичугин
— А как изменилась, изменилась ли вообще ваша жизнь, жизнь ваших соседей в епархии после ухода на покой владыки Иоанна?
Протоиерей Олег
— Ну это дело совпало с перестройкой, поэтому она, конечно, изменилась. Но из-за чего она больше изменилась, из-за перестройки или нет. Конечно, владыка Платон был совсем другой владыка. У него как бы стиль другой, он тоже трудился, старался, это самое, но стиль у него был другой, чем у владыки Иоанна.
А. Пичугин
— Да, я так понимаю, что с ним сложнее было вести какие-то задушевные беседы и он держал дистанцию.
Протоиерей Олег
— Да, совершенно верно. Действительно, вот владыка Иоанн умел как-то просто взять, и что с ним можно поговорить, очень легко. Ну с владыкой Платоном приходилось говорить как бы вот в рамках общего служения священнического.
А. Пичугин
— Но владыка Иоанн продолжал же жить на покое еще достаточно много лет в Ярославле, и к нему можно было приехать.
Протоиерей Олег
— Можно было приехать.
А. Пичугин
— Приезжали?
Протоиерей Олег
— Да, да.
К. Толоконникова
— Просто поговорить, посоветоваться, навестить.
Протоиерей Олег
— Да, скорее навестить, да, как-то вот поддержать чуть-чуть.
К. Толоконникова
— Вот до 90-го года вы служили в деревне. А уже прошло тысячелетие Крещения Руси, уже очевидным образом что-то меняется, да, и вы после этого возвращаетесь в Москву.
Протоиерей Олег
— Ну мне еще пришлось месяцев восемь побыть благочинным.
К. Толоконникова
— В Угличе.
Протоиерей Олег
— Да, угличским благочинным.
А. Пичугин
— А служили вы уже в Угличе?
Протоиерей Олег
— Уже в Угличе, да, Царевича Димитрия на Поле.
А. Пичугин
— Да, это понятно.
К. Толоконникова
— И после этого вы, это было ваше решение вернуться в Москву, желание или как-то это само сложилось?
Протоиерей Олег
— Нет. Вот из того, что я смотрю на свою жизнь всегда, Господь Сам ведет всегда. Он все Сам перемещает, все делает. Миллионы есть, ну не миллионы, конечно, скажу, так вот если копаться во всех деталях и во всем прочем, ну раз сто по крайней мере я знаю, что было Божие вмешательство. Вот и оно вело сюда, туда, и как-то так все делало. И здесь тоже просто уже мы не думали, что у нас будет ребенок, а вот в 91-м году у нас вот должна была родиться наша последняя дочка, четвертая, и поэтому уже было невозможно сочетать: вот те старшие, очень трудно было. И тогда духовник тоже благословил, что вот уже надо бы в Москву переходить. Ну и все как он сказал, так мы и сделали.
А. Пичугин
— Ну тогда было проще, наверное, перейти.
Протоиерей Олег
— Владыка Платон отпустил меня, слава Богу. Вот нормально, спокойно.
А. Пичугин
— Надо сказать, что владыка Платон, Платон (Удовенко) — это нынешний митрополит в Крыму, митрополит Феодосийский и Керченский.
Протоиерей Олег
— Феодосийский и Керченский, да. Он был где-то в Южной Америке там вот.
А. Пичугин
— Да, в Аргентине был.
К. Толоконникова
— И вернувшись в Москву, вы стали служить где?
Протоиерей Олег
— Дело в том, что в то время, значит, заступил патриарх Алексий, ну вместе с владыкой Арсением, которого он взял с собой. И он, значит, поставил отца Владимира Дивакова как бы своим вот таким помощником по Москве, секретарем по Москве. А с отцом Владимиром Диваковым мы общались. И вот когда он в Хамовниках был, и потом, когда его перевели в Пимена Великого. А хоть мы и ходили в Хамовники, но все равно мы как-то общались и что-то еще такое. Просто я вспоминаю, даже непривычно ведь, когда рукополагают в священники, то ты как бы перестаешь исповедоваться перед причастием. И вот этот переход, он такой вот, когда первый раз проходишь через Царские врата, когда тебя проводят, вот, скажем, еще в иподиаконском даже, где-то там вот еще проводят, то очень это самое, что-то происходит такое. Также вот и здесь, когда долго уже причащаешься и не исповедуешься, происходит такое странное очень ощущение и давит, как-то что-то давит сначала. Потом привыкаешь. А вначале давит. И я пришел как раз тогда к отцу Владимиру, вот еще тогда, когда я был вот только-только рукоположен, там еще в Пимена Великого. Он уже уходил из храма, пришлось ему вернуться в алтарь, раздеться, все это самое, облачиться и меня исповедовать, например. Поэтому отношения у меня были с ним очень такие всякие нормальные, спокойные, близкие. И конечно, как только я туда пришел, что я выяснил, что я перевожусь, все я к нему тоже пришел. И он это самое решил, что нужно бы меня к нему туда, в храм. Только-только открывалось Большое Вознесение. Там еще были деревянные настилы, там все разрушены это...
А. Пичугин
— Колокольни не было старой.
Протоиерей Олег
— Да, ямы, куда били молнии вот эти там, все там было в таком виде. И слава Богу, что все получилось, все нормально, хорошо. И все, и дальше уже пошла московская жизнь.
К. Толоконникова
— Слушайте, а семинарию-то вы окончили к этому времени?
Протоиерей Олег
— Да. Потому что за эти семь лет я окончил семинарию, а в академию меня не приняли.
К. Толоконникова
— Заочно вы окончили.
Протоиерей Олег
— Да, заочно. Приходилось приезжать, сдавать экзамены, там это самое тоже очень такое полезное времяпрепровождение.
К. Толоконникова
— То есть когда вы были в священном сане, вас уже в семинарию приняли, там уже никаких отводов не было?
Протоиерей Олег
— Да, там уже сразу приняли, как первый год прошел этот самый, пришло время экзаменов, все нормально, приняли, дали эти учебники. Я там на русской печке у себя их читал.
К. Толоконникова
— Там еще машинописи были, такие конспекты, да, переплетенные.
Протоиерей Олег
— Совершенно верно.
К. Толоконникова
— У нас в музее есть такие.
Протоиерей Олег
— Хорошо. Да. Так что тоже с другими священниками общаешься, других епархий, кто-то как-то там, совершенно разные.
К. Толоконникова
— А заочный сектор — это же ведь, наверное, такой Ноев ковчег, да?
Протоиерей Олег
— Они не понимали, что они делают, я так думаю, вот эти самые уполномоченные. Да, это Ноев ковчег абсолютно, со всех сторон. Но можно было увидеть жизнь Церкви. Так-то ты в своем этом приходе...
К. Толоконникова
— В углу сидишь, да.
Протоиерей Олег
— Да. А так ты видишь жизнь Церкви, как она происходит: какие люди, кому трудно здесь, у кого такие трудности, у кого такие трудности там. Ну и вообще все там, вот кто-то с Украины, по-моему, какой-то батюшка, не мог он выучить там заповеди блаженств или что-то еще такое, не мог. А что же ты в священники-то пошел? А у нас вот священнику, значит, курочку там приносят, еще что-то такое. Такие простые были люди.
К. Толоконникова
— Ну тоже это такой важный, мне кажется, опыт общения.
Протоиерей Олег
— Да, чрезвычайно, важный очень.
К. Толоконникова
— С людьми со всего Союза, практически. В основном откуда приезжали?
Протоиерей Олег
— Ну изо всех епархий. Я не знаю, как насчет Дальнего Востока и всего прочего, думаю, что там никого не было. А вот из всей центральной России, конечно, да.
К. Толоконникова
— Ну и возрастом взрослые люди, конечно, уже за тридцать.
Протоиерей Олег
— Да, все взрослые. Да, совсем молодых не припоминаю.
А. Пичугин
— Я напомню, что в гостях светлого радио протоиерей Олег Клемышев, благочинный церквей Сретенского округа Москвы и настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках. Итак, вы переехали в Москву. Интересно, как для священника, который все-таки семь лет — все-таки долго прослужил в небольшом селе в Ярославской области, и вдруг...
К. Толоконникова
— Прослужил один.
А. Пичугин
— И вдруг Большое Вознесение, центр Москвы,
К. Толоконникова
— И вы не один.
А. Пичугин
— Пятьсот метров до Кремля, и вы там не один.
Протоиерей Олег
— Да, конечно, там есть и священники, собратья, и диаконы вот тоже, поэтому...
К. Толоконникова
— И нужно к чьей-то богослужебной манере применяться.
Протоиерей Олег
— Но я же помню Хамовники. Вот эта школа Хамовников, она отпечаталась. А там, естественно, было и много священников, и диаконы, и все. Поэтому в этом смысле было не очень трудно. Конечно, какие-то вещи из таких вот, из такого медвежьего угла, как у меня, они, конечно, проявлялись. Потому что я помню, вот такой случай был, один из первых тоже: надо выходить на проповедь, на запричастном стихе, как обычно, и я беру крест и иду выходить. Отец Владимир Диваков и говорит: а зачем крест-то? Я говорю: ну как, обычно же проповедь с крестом произносят. У меня с Хамовников осталось, что проповедь была в конце литургии и сейчас надо давать крест. И поэтому с крестом выходили люди и говорили проповедь. И я, наверное, все свое время, которое служил в Троицком, я тоже выходил на проповедь с крестом. Это просто потому, что изолированность такая.
К. Толоконникова
— Отпечаталось.
Протоиерей Олег
— Да, но все эти вещи, они все довольно быстро, естественно, поправляются.
К. Толоконникова
— А много людей тогда пришло в храм, вот если говорить о Большом Вознесении?
Протоиерей Олег
— Да. людей было много, очень много. То есть и, конечно, там по воскресеньям, тем более там была воскресная школа, там одних детишек, которых приходилось исповедовать, скажем, ну вот за время службы — кто-то служил, а я, скажем, исповедовал, — и одних из детишек было человек восемьдесят, наверное, которых надо было успеть, кто-то еще исповедовал, там еще другой был, много народа было.
А. Пичугин
— Было ощущение, что жизнь стремительно изменилась? Как будто вас вынули из одного состояния и поместили в другое?
К. Толоконникова
— Или это происходило постепенно? Вот мы сейчас думаем: одно дело — 87-й год, а другое дело — 90-й год. Но мы же помним, что жизнь менялась постепенно, и вот такой резкой перемены не ощущалось.
А. Пичугин
— Безусловно. Тут когда из Ярославского села 87-го года, 90-го года, разницы особо никакой не было. Центр Москвы 91-го это...
Протоиерей Олег
— Нет, я бы не считал. Все-таки то что как бы жизнь прожив в Москве, от этого никуда не денешься, как бы это не потеряешь, этот опыт.
К. Толоконникова
— То есть вы были как бы в командировке, в угличском углу вы были как в командировке.
Протоиерей Олег
— Да, да.
А. Пичугин
— У меня есть несколько знакомых, которые ушли в армию в 89-м, в конце 89-го, а в 91-м вернулись в другую страну или там 92-м, в другую страну вернулись. И вот для них это было абсолютно таким потрясением. Все-таки молодые люди, там 18–20 лет, и все по-другому.
Протоиерей Олег
— Да, совершенно верно. Ну армия — это другая все-таки страна.
А. Пичугин
— Один даже уходил, ну служил там где-то в далеком Казахстане, в степях.
Протоиерей Олег
— Изоляция большая там, очень большая изоляция. А здесь все-таки не изолированно.
К. Толоконникова
— Ну да, то есть все вот эти токи жизни, они свободно проходят через человека.
Протоиерей Олег
— Одна неделя в деревне, одна неделя в Москве.
К. Толоконникова
— Ну да, такого эффекта не было, конечно. А много крещений приходилось в то время совершать?
Протоиерей Олег
— Не каждое воскресенье, скажем, в Троицкое приезжали люди. Не каждое. Или вы про 90-е говорите?
К. Толоконникова
— Нет, нет, и про Троицкое, и про 90-е.
Протоиерей Олег
— В Троицкое не каждое воскресенье приезжали люди. Но когда приезжали, приходилось с ними беседовать, час или полтора до Крещения. И потом само Крещение еще часик, и еще оставлял специально Святые Дары, если я знал, что будет Крещение, то я тогда их причащал Святыми Дарами и потом потреблял их.
К. Толоконникова
— Договаривались всегда заранее.
Протоиерей Олег
— Обычно они старались как-то да, извещать через кого-то, как-то через каких-то вот этих, даже не знаю, как это происходило. Ну может, через старосту, в общем, как-то находили. Потому что люди в Углич, они приезжали туда именно для того, чтобы их не преследовали.
К. Толоконникова
— Крестили в основном детей или взрослые тоже креститься приезжали?
Протоиерей Олег
— Крестили в основном детей. А вот из Москвы или в Москве я когда был, иногда приходилось крестить кого-то из взрослых. Да, и туда приезжали тоже как бы москвичи, скажем, кто-то кого приходилось взрослого крестить.
К. Толоконникова
— Ну москвичи ваши знакомые или просто?
Протоиерей Олег
— Да, знакомые. В большей степени через знакомых, близких знакомых там уже, да. Из Углича взрослых чтобы я крестил, я так чего-то не очень так припоминаю. Ну были, конечно, два в год, может быть, раза максимум там или что-то в таком духе.
А. Пичугин
— А приходилось вам, как-то вы ездили в Москву, как-то тайнообразующее что-то служить?
Протоиерей Олег
— Служить — нет. А требы, конечно, бывали.
А. Пичугин
— В Москве.
К. Толоконникова
— По домам.
Протоиерей Олег
— По домам, да, вот там приходилось крестить кого-то из взрослых, вот уже на дому, да.
А. Пичугин
— А невозможно было себе в то время представить такую привычную достаточно картину, когда вы в Москве приходите в те же Хамовники и сослужите?
Протоиерей Олег
— Нет, такого не было, не могло быть. Ну потому, что это был бы повод, наверное, чтобы и тот уполномоченный, и этот уполномоченный забеспокоились и все.
А. Пичугин
— А не было у вас желания — я понимаю, что тут, наверное, все это как-то должно сообразоваться с возможностью, — перевестись вот в Москву в 80-е годы?
Протоиерей Олег
— Нет, и желания не было. Потому что есть понятие: воля Божия. И если она уже исполняется, то она исполняется, чего суетиться, не надо. Только когда возникают какие-то уже вот такие вещи сами по себе.
К. Толоконникова
— Да, мне это очень понятно, эта точка зрения. А в 90-е годы много приходилось уже в Большом Вознесении крестить? Это же был бум, вал.
Протоиерей Олег
— Да, тогда было много. Но, конечно, все-таки в Большом Вознесении было не так, как это было в некоторых других храмах, где было там совершенно по тридцать человек элементарно каждое воскресенье, сколько-то еще. Здесь, может быть, было поменьше, конечно. Но все-таки так это чувствовалось.
К. Толоконникова
— И в том числе и взрослые тоже.
Протоиерей Олег
— А в том числе и взрослые.
К. Толоконникова
— А вот возвращаясь к 80-х годам в Троицком, ведь ну у кого-то, конечно, сохранялась там Псалтирь, Евангелие сохранялось. А как вообще происходило распространение религиозной информации? Насколько осознанными верующими были ваши прихожане?
Протоиерей Олег
— Нет, никак не происходило. Вот по большому счету, никак. Только все проходили в храм. Тогда там была проповедь, все прочее и так дальше. А вот так чтобы, скажем, там где-то купить в Москве там молитвословы, которые тогда подпольно издавались и привезти их туда — нет, такого не могло быть, нет. И за ящиком, конечно, не было никаких ни книжек, ни «Журналов Московской Патриархии», ничего.
К. Толоконникова
— А что было за ящиком?
Протоиерей Олег
— Ничего, только свечи и иконки, крестики.
К. Толоконникова
— Бумажные.
Протоиерей Олег
— Да, бумажные иконки и крестики.
К. Толоконникова
— Потому что иногда москвичи вспоминают время от времени, что они куда-то приезжали в провинцию, и там за свечным ящиком могли за 40 рублей сумасшедшие купить молитвослов вдруг.
Протоиерей Олег
— Ну это кто вот эти подпольные молитвословы умел так вот сбывать...
К. Толоконникова
— Они же не только подпольно. Они же были и вполне себе официально изданные, правда, небольшими очень тиражами.
Протоиерей Олег
— Нет. Никуда не доходили эти вещи. Нет, потом, когда уже перестройка началась, вот тогда Лопухина стали уже.
К. Толоконникова
— Ну да.
Протоиерей Олег
— Все стали печатать служебники и Евангелия.
К. Толоконникова
— А «Журнал Московской Патриархии» вы выписывали в те годы, приходили вам?
Протоиерей Олег
— Да, я имел такую возможность выписывать. Но вот в одном из отчетов не помню какого года, 60-го что ли или примерно где-то такого, настоятель храма пишет годовой отчет (ну он умещался на полстранички годовой отчет, это не наши теперешние отчеты), там что требы совершаются там, все прочее. Написано: «Журнал Московской Патриархии» хранится в храме. Насчет вот реализации.
К. Толоконникова
— Распространения.
К. Толоконникова
— То есть вы не имели возможности дать кому-то почитать, что-то переписать?
Протоиерей Олег
— Нет, конечно, имел. Кому было интересно и что-то еще, но так не было, конечно, такого. Так чтобы я мамам и бабушкам, скажем, давал читать «Журнал Московской Патриархии» — я думаю, что такого не было все-таки.
К. Толоконникова
— А насколько вы чувствовали себя ограниченным или не ограниченным в том, что вы хотите сказать людям в ходе проповеди.
Протоиерей Олег
— Ну, пожалуй, что неограниченным. И важно очень было самое простое, что есть. Конечно, они очень удивились, когда на Покров там, скажем, я им рассказал про Покров. Они думали, что, конечно, связано со снегом, который выпадает и так дальше. Это ничем не умаляет их веры.
К. Толоконникова
— Абсолютно.
Протоиерей Олег
— Абсолютно. Ну просто если я мог им чем-то помочь в проповедях, то я, естественно, старался это делать, насколько это было возможно. И как бы они постепенно приучались все-таки читать Евангелие, которое где-то у них, в деревнях там где-то что-то такое бывало. И это тоже очень так это самое, важная такая вещь. И вот там, скажем, я старался все-таки, у меня была проблема, как научить их петь «Верую», чтобы они «Верую» выучили. И тогда я просто каждый раз, когда их исповедовал — ну исповедуются там, скажем, два-три человека, остальные просто стоят, ждут литургию перед этим. И я старался петь, конечно, в основном в одиночестве, но «Верую» с ними. И в конце концов они все-таки понемножку стали петь на литургии «Верую», чуть-чуть. А мне было важно, потому что иначе никак не объяснишь вот само «Верую». Потому что иначе, если так они его не выучат, они не смогут задумываться над ним. А так вот...
К. Толоконникова
— Но наизусть не знали.
Протоиерей Олег
— Да.
А. Пичугин
— Как тут не вспомнить мой любимый фильм «Конец света».
К. Толоконникова
— Ну да.
А. Пичугин
— Как, не знаете, нет? Есть такой фильма режиссер Бориса Бунеева, 62-го года, про церковь в Ярославской области. Это первая роль Станислава Любшина в кино, он играет молодого священника, отца Михаила, который приезжает в деревню, в храм, начинает служить. А он такой молодой, рьяный, ему хочется объяснить старушкам в храме, что электричество — это вообще-то не потому, что Илья пророк, и что молния — это электричество, а не потому, что Илья пророк в колеснице ездит. А они не понимают и говорят, что это не церковь, а какое-то общество знаний и не будут туда ходить.
К. Толоконникова
— А насколько вам часто приходилось сталкиваться вот с такими околоцерковными суевериями? В этой среде, в сельской.
Протоиерей Олег
— Ну как-то почти что никак.
К. Толоконникова
— Не было такого.
Протоиерей Олег
— Нет. И как вы говорите, что приход там на батюшку влияет, как-то что-то — такого не было. Мы жили нормальной, обычной жизнью как-то, по-человечески. Ну деревня, она ведь всегда привыкла к тому, что им жить вместе, они никуда не денутся. У одного одни недостатки, такие-то положительные вещи, у этого такие-то — они вместе живут. И я тоже вместе с ними так спокойно и жил.
К. Толоконникова
— А насколько часто было принято в то время в деревне причащаться, приступать к Таинам?
Протоиерей Олег
— Ну я не знаю, как было до меня, а так я, конечно, старался, чтобы они почаще причащались. Но почаще, в смысле вот идеалом было бы раз в месяц. Но этого идеала, наверное, все-таки не было, но несколько раз в год они причащались.
А. Пичугин
— Но этому предшествовала, я так понимаю, достаточно серьезная на тот момент у них подготовка, то есть они не просто...
Протоиерей Олег
— Да, да.
К. Толоконникова
— Говеть там, да.
Протоиерей Олег
— Поговеть обязательно, да.
А. Пичугин
— Ну что же, спасибо большое, отец Олег, за этот вот очень интересный разговор.
К. Толоконникова
— О многом еще очень хочется спросить. Но я надеюсь, что мы встречаемся не последний раз.
А. Пичугин
— Тоже надеемся, что вы к нам придете. Протоиерей Олег Клемышев, благочинный церквей Сретенского округа Москвы и настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках, был гостем программы «Светлый вечер», совместной с музеем исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». Ксения Толоконникова, директор музея...
К. Толоконникова
— Спасибо, дорогие друзья. Спасибо, отец Олег. Леша, спасибо. Напоминаю нашим слушателям, что нам можно писать, не только можно, но и нужно — podspudom@yandex.ru
А. Пичугин
— Адрес музея, да. info@radiovera.ru — это адрес почтовый радиостанции. Спасибо, прощаемся, всего доброго.
