«Сквернословие: что делать, если ругаются дети?». Прот. Александр Никольский

У нас в гостях был настоятель храма Трех Святителей в Раменках протоиерей Александр Никольский.

Мы говорили о сквернословии: почему ругаются дети, есть ли в этом вина родителей, и что может помочь в борьбе с этим грехом.

Ведущие: Алла Митрофанова, Александр Ананьев

---

А. Ананьев:

— Добрый вечер, дорогие друзья! В очередной раз суббота, семейный стол, светлая студия Радио ВЕРА, и в очередной раз вас приветствует женщина, которая умеет держать себя в руках, женщина, которая хоть и желает иногда сказать крепкое слово, но всегда воздержится от крепкого слова, или промолчит, или доброе слово скажет — ишь, как я тебя! — ведущая Алла Митрофанова.

А. Митрофанова:

— Да уж, придется соответствовать высокой планке, которую задал ведущий Александр Ананьев.

А. Ананьев:

— И сегодня мы с огромной радостью приветствуем, я наверное имею все основания сказать, что нашего друга, настоятеля храма Трех святителей в Раменках, отца десятерых детей, опытного пастыря и главу семьи, протоиерея Александра Никольского. Отец Александр, здравствуйте!

о. Александр:

— Здравствуйте!

А. Ананьев:

— Неспроста я начал с такого витиеватого комплимента в адрес Аллы Сергеевны Митрофановой относительно того, что она умеет сдержать себя в руках и не сказать крепкого слова. Дело в том, что сегодня мы с вами будем говорить — о ужас! Да простят меня продюсеры Радио ВЕРА и слушатели радиостанции этой прекрасной — о сквернословии. Дело в том, что нам написала наша слушательница, ее зовут Мария, и она, собственно, спрашивает: «Мой сын начал отчаянно сквернословить, ему 13 лет, и я не могу этого никак прекратить, что мне делать?» И, собственно, я поэтому и подумал, что, наверное, с этой проблемой рано или поздно сталкиваются все родители, все дети, все мужья, все жены, особенно учитывая то, что вот минувший год, уже больше года, выдался настолько тяжелым, настолько нервным, настолько напряженным, что, простите меня, дорогой отец Александр, даже у меня иной раз выскакивают слова, за которые мне тоже стыдно. И начать я хочу с вопроса, скорее, общего: а что не так со сквернословием? Это всего лишь слова.

о. Александр:

— Вы знаете, это не просто слова, дело в том, что обычно человек сквернословит, когда он гневается, когда в нем злоба кипит, настолько она кипит, что она выливается через край уже в такой фразеологической форме, через сквернословие, вот поэтому это и есть проявление злобы.

А. Митрофанова:

— То есть это симптом, это не причина, это именно симптом?

о. Александр:

— Да, конечно. Я был как-то давно, уже получается, тридцать лет назад на Валааме, когда его еще только, как раз присутствовал, когда Ельцин его передал Русской Православной Церкви, там был Патриарх Алексий II, и вот они как раз подписывали прямо у меня на глазах этот акт передачи монастыря, но до этого там было место, куда ссылали таких людей, маргинальных даже для советского времени, и мат их был как бы сленгом, все время на нем разговаривали, то есть при детях, это был язык, и даже вот в этой ситуации, когда человек сквернословит, не ругаясь, а просто используя эти слова, как заменители слов, все равно, во-первых, то, что лежит на поверхности — это обедняет язык, когда ты пятью словами заменяешь, там уж не знаю сколько, 40 тысяч слов, 20 тысяч слов, у кого какой какой словарный запас, и второе: все равно эти слова, если взять мат, например, они в подсознании, все равно человек обозначает именно скверно-словие, и даже не ругаясь, а просто их употребляя, как там связки или еще как-то, все равно это и обедняет сознание, и разрушает сознание.

А. Ананьев:

— С одной стороны — да, но с другой стороны, такого рода лексику называют еще и эмоционально окрашенной лексикой. Мы — люди, у нас есть эмоции, иногда эмоции зашкаливают и этим эмоциям нужен выход, и если...ну, я не психолог, я просто человек, но я знаю по себе: если не выплеснуть из себя вот эту вот, по сути, отраву, которая тебя переполняет, этот гнев, в дороге или в ситуации, когда что-то неожиданно тебя подводит, обстоятельства какие-то, коллеги, люди, неважно, если ты не выплеснешь это, оно останется в тебе, а разве какой-то терапевтической, позитивной стороны во всем этом нет? Я понимаю, что вопрос провокационный несколько, но я, как утверждает Алла Митрофанова, известный провокатор, но мне правда, интересно, что плохого в том, что мы таким образом выплескиваем негатив, разряжаемся, разгружаемся?

о. Александр:

— Да, как бы сливаем зло наружу.

А. Ананьев:

— Да, но без ущерба для окружающих. Давайте представим ситуацию: я еду в машине...

о. Александр:

— Да, тебя подрезали, и ты тут, вместо того, чтобы краснеть, бледнеть, сжимать зубы, ты выругался так вот хорошо, тебе стало спокойно, ты поехал дальше спокойно, и у тебя ничего внутри нет — и все равно это плохо, потому что, понимаете, это проявление зла, и ты это зло проявил, не просто оно у тебя на уровне помысла, мысли, а ты его уже воплотил в жизнь, потому что злоба — это уже не мысль, это уже действие более высшего порядка, то есть, ты это зло действительно произвел в этом мире, во вселенную, выплеснул туда, и в тебе зла стало больше, вот тебе кажется, что стало меньше зла, ты выплеснул, ты психологически успокоился, стал спокойней, но в тебе зла стало на самом деле больше. И вот иллюстрация для моих слов — это люди, которые привыкли ругаться за рулем, с некоторыми людьми невозможно сидеть в машине, ну просто очень трудно, потому что это непрерывное излияние этого зла. Ещё хорошо, когда он сидит один, то есть он как бы сам себе вредит, но когда ты сидишь с ним рядом, на тебя всё это изрыгается, изливается, а он уже не может остановиться, это уже закрепившийся навык духовно-психологический, он не может не ругаться, если он захочет не ругаться, ему понадобится такой процесс достаточно длительный пройти, непростой. И вот мне люди просто жалуются, говорят: «У меня какой-то родственник есть, вот он предложит мне, говорит: «Дай я тебя подвезу», говорю: «Нет, спасибо, не надо, я лучше так, на трамвайчике доеду, это дольше зато спокойнее для нервов». Поэтому это просто так для человека не проходит, это разливается — зло, которое ты совершаешь в этой жизни, даже в форме словесной, в сквернословии, оно постепенно в тебе развивается и увеличивается.

А. Ананьев:

— Чтобы наиболее объёмно рассмотреть эту проблему, я предлагаю взглянуть на неё ещё под одним углом: у меня есть ощущение, что на сквернословие падки люди, у которых бедный вокабуляр, которым просто не хватает слов, чтобы выразить свои эмоции. В той ситуации, где описанный вами живыми красками водитель будет сквернословить, Алла Сергеевна Митрофанова выдаст меткую-едкую цитату из Гоголя или Достоевского.

А. Митрофанова:

— Что ж ты из меня прямо рисуешь-то, а? (смеется)

А. Ананьев:

— Ну, я художник, я так вижу. И тем самым она как бы сделает то же самое, что сделал вот этот славный водитель, о котором вы рассказываете, понимаете? То есть, по большому счёту получается, что сквернословящий человек сквернословит не от того, что в нём много зла или ещё чего-то — да он слов просто не знает в достаточной мере, чтобы иначе как-то сказать. Ну вы обращали внимание, что люди необразованные часто матерятся не потому, что они злые, а потому, что это вот у них связки такие смысловые, без этих связок предложение рассыпается у них, и они не могут мысль выразить, а вот с этим скудным, но эмоционально окрашенным богатым запасом нецензурных выражений они могут как-то донести свою мысль до окружающих.

о. Александр:

— Ну, там не то что богатый, там 5-6 слов.

А. Ананьев:

— О нет, там столько производных! Я встречал такие высокохудожественные конструкции, что просто записывать хотелось.

о. Александр:

— Ну да. У меня есть знакомая с журфака МГУ, доцент, и она как-то провела по радио «Маяк» лекцию на эту тему о сквернословии, ну как чисто урок, после этого эту передачу то ли закрыли, то ли чуть-чуть не закрыли, но отклики были очень живые, потому что она провела это с цитатами, с примерами, ну как положено ученому, который занимается этой проблемой, это к слову. Так вот, вы знаете, если уважаемая Алла использует Гоголя и Достоевского, то она поругается Гоголем и Достоевским.

А. Ананьев:

— Абсолютно верно. Так она и делает.

о. Александр:

— Да. И это все равно будет ругань, ведь есть сквернословие, мат, а есть, например, «блин», такое детское сквернословие: «блин, блин, блин, блин», но в принципе, он, конечно, лучше чем мат намного, это естественно, поскольку он не несет такой смысловой нагрузки отрицательной само слово «блин», но все равно это скверное слово, оно так-то не скверное, потому что это ругательство, используется как ругательство там «чайник», еще что-то: «Вот ты, „чайник“, меня подрезал, „чайник“ несчастный», можно какие-то слова обычные использовать для того, чтобы выразить свое эмоциональное состояние, они вполне, в принципе, приличные в другом контексте, даже обычные — вот это тоже нельзя, потому что это все равно выражение злобы, хоть ты Гоголем ругайся, хоть Достоевским, хоть «чайником», «блином» — все равно это сквернословие, потому что оно несет заряд злобы.

А. Ананьев:

— И тогда возникает вопрос: ну, а вот действительно, как эмоционально себя выразить?

о. Александр:

— Понимаете, эмоции могут идти по-разному, если мы их не контролируем, то они будут развиваться в отрицательную сторону, и их будет очень много, их надо будет все больше выражать именно в этом отрицательном диапазоне. А можно, например, помолиться. Вот тебя подрезали, а ты совершил Иисусову молитву про себя и это совершенно замечательно. Совершенно замечательно: ты помолился, и у тебя тоже спокойствие, ты тоже успокоился, то есть, результат тот же самый. Более того, у тебя хороший эмоциональный фон, потому что одно дело — ты ругнулся, пусть даже интеллигентно, другое дело — ты пришел к тому, что у тебя в душе, если так сказать одним словом — любовь вот к этому человеку, говоришь: «Господи, ну, спаси его, как же он ездит? Он же может попасть в какое-то серьезное ДТП, помоги ему, Господи, чтобы этого не было», ну и так далее. И у тебя совершенно доброжелательное, хорошее настроение, и ты дальше едешь без всякого сквернословия.

А. Ананьев:

— «Семейный час» на Радио ВЕРА, Алла Митрофанова, Александр Ананьев и настоятель храма Трех святителей в Раменках, протоиерей Александр Никольский. Говорим мы сегодня о сквернословии и в качестве эпиграфа к следующей части нашей беседы: «Не произносите никаких дурных слов, говорите лишь полезное для назидания, чтобы это приносило благодать слушающим». Послание к Ефесянам, глава 4-я, стих 29. Мы говорим сегодня о сквернословии, и вот сейчас отец Александр сказал... Я знаю, Алечка, что ты сдерживаешься, чтобы не поругаться на мужа, потому что у тебя тоже есть вопрос, но я тебя опережаю, потому что вот отец Александр сейчас так очень красиво продемонстрировал, что вместо вот этого «чайника» или «блина» можно и нужно сказать «Господи». Отец Александр, а имя Господа — «Господи», сказанное в сердцах в такой ситуации, ну вот человек привык говорить «Господи» в этой ситуации, разве оно — я сейчас говорю страшные вещи — разве оно не становится таким образом сквернословия и упоминанием имени Господа всуе?

о. Александр:

— Полностью согласен, потому что молитва — это же духовное состояние, и слова молитвы, они должны, их смысловые значения должны им и соответствовать. Если мы говорим «Господи» как ругань, то несмотря на то что мы призываем Господа, все равно наше сердце исполнено зла, поэтому мы должны «Господи» произносить с покаянием, ну если уж у меня действительно внутри злоба, то я говорю «Господи, избавь меня от этой злобы», а не то, что вот так в сердцах сказать: «Господи!», но это хуже, чем «блин», потому что это уже действительно произнесение имени Господа всуе, поэтому я совершенно согласен.

А. Митрофанова:

— Вы знаете, возвращаясь к красивым формам выражения своих эмоций, Саша сказал, что я там кого-то цитирую и прочее, за собой, по правде говоря, не замечала, но вспомнила замечательные примеры — двух наших педагогов, одна из которых преподавала, я ещё была, наверное, в классе в пятом, в шестом, это замечательная женщина, она вела у нас уроки по русскому языку и литературе, и вы знаете, чтобы, наверное, стимулировать в нас труд, желание какие-то усилия прилагать к творческому процессу освоения азов русского языка и русской литературы, она говорила, что: «Друзья мои...», сейчас не дословно, но посыл примерно такой: «...если вы будете невеждами, если вы будете приходить, не зная, как ответить на мои вопросы, что вы думаете по поводу того или иного произведения, если у вас будет ступор, вам будет не хватать знаний или собственных мыслей, я буду на вас ругаться, и я буду ругаться на вас цитатами из великолепных произведений (ну, одна из любимых присказок её была из Гавриила Романовича Державина: «Осёл останется ослом, хоть ты осыпь его звезда́ми, где надо действовать умом, он только хлопает ушами». Как это действовало на нас, как это работало? Мы хватали книжки, чтобы найти, откуда и что Елизавета Яковлевна цитирует, и нам становилось безумно интересно, правда, то есть это была одна из её форм педагогической работы, и мне кажется, что уж я не знаю, как сейчас оценить этот опыт, но особенно после ваших слов, что ругательство, оно всё равно ругательство, понимаете, это был ещё один акт вдохновения, мы настраивались на её волну, нам безумно нравилось выискивать, откуда, что, как это было произнесено, мы потом ходили, вспоминали и так далее, то есть это была всего лишь одна из форм погружения нас в литературный процесс. А вторая гениальная педагог, наша классная руководительница, уже в другой школе я училась, Наталья Васильевна Мишина, она преподавала биологию, и она, ну опять же, понимаете, где биология и где мы простые смертные? И она приучала нас, что: «Вы знаете, если вы где-то что-то не вспомнили, накосячили, вы можете выругаться: «гидрат твою валентность через медный купорос», «фосфат тебя задери», — говорила Наталья Васильевна. Я сейчас, кроме «цитоплазмы» и «вакуоли», наверное, из школьного курса биологии не вспомню ничего, но «гидрат валентности», «медный купорос», «фосфат» и всё остальное у меня прочно в голове, и если нужно будет, я даже знаю, где эти знания достать. Понимаете, вот два таких примера для меня в моей жизни абсолютно сногсшибательных, потому что педагоги находили ключи к нам и делали так, что нам становилось безумно интересно погружаться в их мир. Вот такая история, и как к этому относиться?

А. Ананьев:

— В описании к этой программе, простите, отец Александр, оставим точно воспроизведённое в словах вот это ругательство, потому что оно прекрасно, конечно, многие захотят воспользоваться.

о. Александр:

— У кого по биологии плохо, чтобы воспользоваться, конечно.

А. Митрофанова:

— Ну, то есть, это шпаргалка фактически, да.

о. Александр:

— Ну да. Вы знаете, совсем недавно я беседовал с людьми, они учителя профессиональные, уже четверть века, наверное, стажа или двадцать лет стажа, где-то так. И в этой беседе мы, такие уже давнишние друзья, мы вот пришли к выводу, что важно любить свой предмет и любить детей — вот два необходимых момента, чтобы ты был хорошим учителем, который бы зажигал ребёнка. Поэтому здесь вас зажигали не только о Державине ее какие-то такие высказывания, или по химии, биологии, а сама её личность, которая проявлялась, да, она могла даже проявляться в таких, вот вы процитировали, как бы ругательствах, хотя, конечно, это не совсем ругательства, потому что там злобы не было.

А. Митрофанова:

— Не было.

о. Александр:

— И сами эти слова, не несущие смысловой злобы, как при мате, и «блин, тоже, когда «блином» ругаются, там злоба, а там не было злобы, там была любовь к вам, детям и любовь к своему предмету. Ну, наверное, можно было вас и не учить так ругаться, это может быть не самое хорошее, и если бы она этого не делала, вы бы всё равно этим занимались, потому что она умела вас увлечь. И у нас тоже в школе, где мои дети учились, там был химик, профессиональный педагог, химик-технолог, там все дети у него учились замечательно, ЕГЭ сдавали на 90+, и всё такое, без репетиторов, и есть тоже там женщина замечательная, профессиональный педагог, когда к ней попадают дети, там репетитор не нужен, потому что — если ребёнок учится, конечно — там будет 90+, 93, 96, просто от обычного школьного учителя, как у меня сын, который на 93 сдал, ему говорят: «А как ты сдал?», говорит: «Я просто выполнял все домашние задания, вот так просто, та говорила, а я выполнял». Ну, потому что люди любят детей и любят предметы, ну и знают, и это вот то, что зажигает ребёнка, а отнюдь не какие-то ругательства.

А. Ананьев:

— Давайте вернёмся к письму нашей слушательницы Марии — ребёнок ругается матом. Я могу предположить, что семья у Марии хорошая, и люди там хорошие, и мама, и папа, и воспитание на уровне, ну, раз уж они слушают Радио ВЕРА и пишут такие письма, и переживают, там всё хорошо, то есть это беда не из семьи и не из воспитания. Я могу сделать вывод, что это беда из окружения и, стало быть, то, что она с ужасом слышит иногда из уст своего ребёнка, это не следствие его чёрствости, злобы, гнева, а это просто тот язык, на котором говорят вне дома, просто язык, как иностранный, то есть для неё это иностранный язык, непонятный, неприятный, но это не следствие, и если он хочет быть частью того коллектива, а он, увы и ах, он — часть этого коллектива, ему так или иначе придётся его терпеть и, возможно, иногда на нём говорить, а если он не будет на нём говорить, он просто выпадет из этого коллектива, понимаете, о чём я говорю? То есть, получается, это уже не сквернословие, а это просто иностранный язык такой.

о. Александр:

— Ну, социальная адаптация.

А. Ананьев:

— Да, абсолютно верно.

о. Александр:

— Да, это проблема. Но, вы знаете, я сам был ребёнком в советской школе, ребёнком не из воцерковлённой семьи, сам невоцерковлённый, естественно, и нигде вообще о Боге и церкви не слышал, о понятии греха, но, может, где-то мог прочитать только в русской литературе, когда там где-то встречалось. Но всё-таки это очень сильно зависит от человека, вот человеку хочется сквернословить, и он это старается, или, я допускаю, даже он употребляет такие слова, чтобы ну уж совсем не быть белой вороной, что называется, но он это делает, вот сказанул, а потом, при первой возможности, посачковал, это очень всё-таки зависит от человека, и, я вот повторяюсь уже, это зависит от его внутреннего мира, куда он больше склоняется, потому что часто сквернословие не всегда, это, конечно, зависит от разных ситуаций, даже от исторической, где ты там родился и так далее, в какой деревне, были деревни сквернословящие, до революции, были деревни не сквернословящие, деревни были разные, когда там не было глобализации, и всех не перетасовали и ещё не сломали. Поэтому понятно, что зависит от многих факторов внешних, но это зависит ещё очень от человека, то есть насколько, куда его внутренний мир движется и это может быть у ребёнка, а у ребёнка это может быть от родителей, то есть если у тебя ребёнок сквернословит, не просто чтобы быть на уровне своих сверстников, там пару раз употребил, что называется, выкурил сигарету, хотя вот, например, все курили, а я не курил, у меня как-то это дискомфорта не вызывало, повторяю, я был не церковный ребёнок, у меня не было понятия греха, просто не хотелось, и всё, считал: зачем это нужно, а если где-то ругнулся матом там пару раз, но не хочется тебе это делать, ну не твоё это, это вынужденная мера, это одно дело. А другое дело, когда вот у тебя твоя духовная субстанция внутренняя в таком состоянии, она этому соответствует и тебе это вот хорошо, и у тебя это хорошо получается, и ты в этом самореализуешься, во зле фактически, поэтому надо родителям вообще заняться, если они люди воцерковлённые, собою. Я всегда вспоминаю в этом случае одну свою исповедь, когда ко мне подходили две мамочки, которые дома, естественно, не сквернословили при детях, они детей своих любили и говорили им хорошие слова, но одна ругалась матом на работе, они подруги были, даже на одной работе работали, а другая не ругалась. И вот та, кто ругалась на работе матом, дома не ругаясь, её девочка, я специально потом расспрашивал, ругалась матом в школе, а вот та девочка, они тоже подружки были, как их мамы, у которой мама не ругалась на работе, а она в школе тоже не ругалась. То есть, всё-таки у ребёнка, конечно, у взрослого ребёнка есть свой выбор, особенно когда 15-16 лет уже или 14 даже, но всё-таки мы в каких-то моментах зависим от родителей, поэтому, если у нас дети начали ругаться, надо начать с себя, как всегда, и подумать: а что у меня, может быть, я что-то такое допускал и даже покаяться в этом, если я где-то когда-то ругался.

А. Ананьев:

— Я абсолютно уверен в том, что Мария нас сейчас слушает, и она сейчас, мягко говоря, удивлена, потому что она была уверена в том, что... Я дорисовываю себе картину, конечно же, я не знаю всей полноты картины, как у неё обстоят дела, я с ней лично не знаком, но ни я, ни Мария не подозревали, что в том, что сейчас происходит с её 13-летним сыном, есть и часть её вины, может быть, не 100 процентов, но какая-то часть её вины есть. Что это за вина, как с этим бороться, стоит ли с этим бороться, а также сквернословие в разном возрасте, оно же всё-таки тоже разное, и по разным мотивам, по разным причинам, вот обо всём этом мы продолжим разговор с нашим сегодняшним собеседником, настоятелем храма Трёх святителей в Раменках, протоиереем Александром Никольским, ровно через минуту полезной информации на Радио ВЕРА

А. Ананьев:

— «Кто хочет любить жизнь и видеть добрые дни, тот удерживай свой язык от зла и свои уста от коварных речей», первое Послание апостола Петра, глава 3, стих 10-й. Сегодня мы в программе «Семейный час» на Радио ВЕРА говорим о вреде сквернословия и способах борьбы с ним, если, конечно, есть такие способы. Сегодня с вами, как всегда, ведущая Алла Митрофанова...

А. Митрофанова:

— Ведущий Александр Ананьев.

А. Ананьев:

— И настоятель храма Трёх святителей в Раменках, отец десятерых детей, протоиерей Александр Никольский. Удивили вы нас, отец Александр, тем, что автор этого письма, которая к нам обратилась за помощью на предмет того, чтобы как-то излечить сына от первых ростков сквернословия в его речи, тем, что есть её вина в этом, хотя у меня было ощущение...

А. Митрофанова:

— Она женщина с прекрасной речью.

А. Ананьев:

— ...у меня было ощущение, что он всё-таки принёс это из школы, и тут важно всё-таки как-то объяснить, вот как мне казалось, объяснить человеку, что вот то, что ты принёс — это плохо, давай оставим это за дверью. И тут я понял одну очень простую, очень важную вещь: одно дело, когда ребёнок сквернословит в 5 лет, другое дело, когда ребёнок сквернословит в 15 лет, и третье дело, когда ребёнок сквернословит в 45 лет, мотивы, причины и последствия, соответственно, разные. Давайте начнём с самого простого, самой простой категории, вот малыш где-то услышал это слово, причём в соцсетях, знаете, очень часто взрослые потешаются над тем, как несмышлёные детки вдруг раз, и говорят какое-то такое слово, многие находят это очень смешным, хотя на самом деле это довольно жутко смотрится, когда ребёнок, только-только научившись говорить, неосознанно произносит какие-то такие слова. Совсем маленький ребёнок пробует себя в этом — почему, что это, есть ли вина родителей и как попытаться объяснить это своему малышу? И ещё: вы сами, как отец десятерых детей, сталкивались с таким феноменом?

о. Александр:

— Знаете, я не могу сказать, что мои дети не сквернословили где-то в детских учреждениях, что называется, но вот я вижу, что они этим не очень увлекаются, потому что обычно, когда человек любит это делать, у нет-нет, да где-нибудь сорвётся помимо воли. Много мне ребята в юном возрасте рассказывали, как они случайно ругнулись матом при родителях, уже лет в 15-16, родители обычно пропускали мимо, как будто ничего не было, как будто ничего они не услышали, ну он случайно, не то, что он ругался с ними, их послал далеко и надолго, но просто в разговоре, когда человек постоянно это употребляет, у него иногда помимо воли это может выскочить даже там, где он не хочет. Поэтому вот как-то я не замечал, что у детей моих вот есть, хотя на сто процентов я поклясться не смогу, как говорится, они иногда ругаются между собой, бывают такие случаи, но никогда у них, я никогда ни разу в доме у нас не слышал этого слова. Нет, один раз было. Один раз было, но я поговорил с человеком.

А. Митрофанова:

— Отец Александр, а что касается пятилетних? Малыши, которые услышали что-то запретное, а дети чувствуют, мне кажется, уже в этом возрасте отлично разбираются, какие слова допустимы, а какие имеют, как это сказать, вот этот вот сладкий привкус, что...

А. Ананьев:

— Порока.

А. Митрофанова:

— Да, «так нельзя в этом что-то есть, и дай-ка я попробую», и иногда, кстати, даже, поскольку дети начинают очень ловко прощупывать границы, можно-нельзя, иногда они даже и специально такие слова употребляют в присутствии взрослых, чтобы посмотреть, а какая будет реакция.

о. Александр:

— Знаете, если это пятилетний ребенок — это значит, родители виноваты, что они его отдали в ту среду, где ругаются матом. Значит, надо поменять детский сад, менять группу дошкольную и так далее, то есть это чисто вина родителей. Ребенок сам пятилетний ругаться не может, он чисто подражает, вот он услышал и это воспроизводит, даже не понимая, что эти слова значат.

А. Митрофанова:

— Да он мог это где угодно услышать, в магазине, в очереди, например, стоял вместе с мамой или с бабушкой, зашел в магазин куда-нибудь.

о. Александр:

— В этом случае не подражают обычно, они спрашивают: «Мам, а вот там тетя, а что это она такое сказала?» Подражать начинают обычно своим сверстникам и в семьях, где ругаются матом даже дома, и вот этот ребенок пришел в детский сад, и он, естественно, говорит, как в его семье принято. И ребенок, который это не слышал, он смотрит как-то вроде это... Ну, можно подумать, что это круто, так сказать, на жаргоне, и потом дома это воспроизвести, то есть это чисто подражательная реакция. А вот старшие уже дети — да, это уже то, что вы говорите: и границы, и сладость порока и так далее, но в любом случае с ребенком надо поговорить. Поговорить и объяснить ему, почему это плохо. Объяснить. Ну, и, конечно, обязательно помолиться.

А. Ананьев:

— Простите, что перебил, давайте еще раз проговорим, что должен сказать родитель в ответ на вопрос: почему это плохо?

о. Александр:

— Знаете, я, будучи маленьким, услышав какие-то такие слова, не зная их значения, шел со своей сестрой старшей, она меня вела к врачу, я помню, даже, по-моему, спускались с шестого этажа по лестнице, и я начал ей скверные слова, по-моему, матерного содержания, стал спрашивать: «А что это значит, Люд?» Она мне сказала просто: «Саша, это очень плохие слова». А я Люду очень любил, она мне была как вторая мама, я даже ей в шесть лет сказал: «Люд, я когда вырасту, я на тебе женюсь», это была высшая форма такая доверия, конечно, не понимая, что это такое но так, как шестилетний ребенок мог сказать своей сестре. И мне было достаточно, потому что это был мой авторитет, я ее любил, она сказала, что это плохо, сказала с эмоциональной нагрузкой, не просто так, а она с чувством сказала, и мне было достаточно, чтобы я понял, что это плохо, потому что маленький ребенок, если он любит своих родителей, у него доверие к их словам. А вот, конечно, если это доверие уменьшается, в подростковом возрасте, его можно потерять. Мне некоторые родители говорят, что «я не могу своему ребенку подростку ничего сказать, он любую мою фразу сразу воспринимает в штыки», это как происходит — потому что доверие потеряно, слишком было много скандалов, слишком много взаимной злобы, обзывательств каких-то даже, тогда, конечно, в этом случае эти простые слова «это нехорошо», они не сработают, но там и объяснить будет уже труднее намного.

А. Митрофанова:

— И что же делать тогда?

о. Александр:

— Ну как — к Богу обращаться. Тупиков в жизни нет. Надо помолиться Богу, если ты запорол сам свои отношения с детьми, то это не тот момент, что: ну ладно, что теперь делать, так оно и все будет плохо, а начать молиться Богу и, конечно, пытаться изменить свое поведение, если ты уже к этому пришел, к таким отношениям неправильным, на более спокойное и не такое злобное. Ну и с Божьей помощью это удается, я знаю, и отношения с детьми улучшаются, с подростками или с молодыми людьми.

А. Митрофанова:

— Отец Александр, подскажите, посоветуйте, как, о чем молиться? Мы же знаем: чем чётче понимаешь, о чем просишь Бога, тем быстрее, что ли, получаешь ответ. А так вот просто, я не знаю, как-то абстрактно: «Господи, помоги, управь», может быть, знаете как, Господь ведь тоже может подождать от самого человека каких-то встречных действий и шагов. Подскажите, с чего начать?

о. Александр:

— Я недавно читал Паисия Святогорца, и он говорит об общении с бесноватым, что там самое важное — смирение и доброжелательство к нему, то есть даже не надо злиться на этого беса, который в этом бесноватом, он различает бесноватость и психическое заболевание, вот если человек бесноватый, даже на беса не злись, будь смиренен и добр. Но вот этот совет можно, на самом деле, к любому проявлению зла, понятно, что это должна быть адекватная ситуация и речь идет не о войне какой-нибудь, а о том, что мы говорим. Начни себя. Перестань сам злиться на ребенка, который ругается матом, сквернословит, и перестань сам его осуждать и злиться, злиться и осуждать, и возмущаться. Поэтому для этого и полезно, чтобы ты сам подумал: а не я ли являюсь первопричиной духовной, что мой ребенок оказался в такой ситуации? И затем начни молиться о том, чтобы ты сам стал бы более добрым, пусть ты не сквернословишь, но ты злишься, это чуть-чуть до сквернословия осталось. И второе: ты начни молиться за ребенка. И когда у тебя будет внутренняя доброжелательность, вот человек, который доброжелателен, он очень много может донести другому человеку, даже который в таком состоянии более злом находится, это, кстати, единственный путь.

А. Ананьев:

— «Семейный час» на Радио ВЕРА, Алла Митрофанова, Александр Ананьев и настоятель храма Трех святителей в Раменках, протоиерей Александр Никольский. «Не должно быть ни постыдных речей, ни глупых разговоров, ни грубых шуток, ибо не подобает все это. Вместо того пусть будет благодарение», Послание к Ефесянам, глава 5-я, стих 4-й. Я удивился, насколько много в Священном Писании мыслей, размышлений, наставлений посвящено именно сквернословию, я вот готовился к нашей сегодняшней программе, для меня это было прямо удивлением. При этом, я сейчас несколько отступаю от основной канвы беседы, я понимаю, что ведь даже Спаситель позволял себе быть эмоциональным и позволял себе крепкие выражения.

А. Митрофанова:

— «Порождения ехидны».

А. Ананьев:

— Можно было сказать иначе, с добром и любовью: «Друг мой любезный, мне не нравится, что ты говоришь. Не говори больше речей таких, ступай с миром, я тебя люблю». Нет же, Он говорит: «Уйди от меня, сатана, ты мне искушение, порождение ехидны», действительно.

А. Митрофанова:

— Да, а еще говорит: «гробы повапленные» — выкрашенные гробы, то есть внутри ничего, кроме разложения, а наружность может быть вполне себе приличная, но это всего лишь оболочка. Действительно, да.

А. Ананьев:

— Это я к тому, что иногда, иногда... Помните, как Фаина Раневская говорила относительно одного очень едкого и неприличного словечка? По крайней мере, ей приписывают это высказывание, так уж это оно или нет, неизвестно, интернет приписывает, а он часто неправ в каких-то вопросах. «Как это, — говорит, — сам этот предмет есть, а слова такого нет? Есть такое слово и есть такой предмет». Буквально на днях у нас был тоже конфуз небольшой: один из героев нашей программы, описывая очень нездоровую атмосферу в коллективе, назвал коллектив не плохим, а вот тем самым словом. Вот неплохим, а вот тем самым словом. И я где-то на внутреннем уровне понимаю, что это два разных слова, и это, простите меня, два разных коллектива, есть коллектив плохой, а есть то самое слово, и это вроде как нормально. И что же получается, и Спаситель может себе позволить в каких-то ситуациях высокого эмоционального напряжения, гнева, вот эти высказывания, а мы вроде как не должны, почему же? Если коллектив действительно не плохой, а вот то самое слово?

А. Митрофанова:

— Ну, надо еще пояснить, то самое слово — это допустимое слово.

А. Ананьев:

— Ну, мне было бы неприятно, если бы ты такое слово говорила. Хотя, ты знаешь, иногда ты говоришь, ну, это у Гоголя было, так что это не страшно.

А. Митрофанова:

— Поразительным образом оно встречается у самых разных классиков, вот это вот то самое слово, о котором ты говоришь, мы его сейчас произносить не будем, но оно есть в классической литературе и восходит это слово к букве старославянского алфавита, вот и все.

А. Ананьев:

— Да, может возникнуть ощущение, дорогой отец Александр, что мы пытаемся загнать вас в смысловой тупик, в ловушку какую-то, это не так, нам правда, очень интересно, как это работает.

о. Александр:

— Вы знаете, первое: Спаситель был, как человек, безгрешен. Ну, Бог, понятно, был, как Бог, безгрешен, Он, как человек, тоже был безгрешен. И когда Он говорил о «порождениях ехидны», или особенно говоря, о «повапленных гробах» — это был образ, который не являлся ругательным, особенно про гробы если говорить, а являлся именно образом, чтобы показать их духовное состояние, то есть, что они внутри злы, а внешне благочестивы, поэтому такой вот чисто образ, это не было ругательством. Он их не обзывал гробами в таком негативном плане, что «в гробы закопать вас, и забыть вообще, будто вы куда-то далеко пошли», Он просто хотел показать, что у них на самом деле. «Порождения ехидны» — это тоже был образ, чтобы показать, что «вы злые», понимаете? То есть это была попытка привести их к покаянию. Вот это похоже, тут можно сказать, когда Спаситель говорил: «Боже, Боже, почему Меня Ты оставил?!», на кресте Он вскричал. Ведь внешне это было уныние, а на самом деле это было не уныние, а стремление к Богу, потому что важно, что у тебя в этот момент в сердце, поэтому это не были ругательства. Ну, с гробами-то вообще далеко от ругательства, это просто смысловой образ, чтобы они поняли, что они из себя представляют. Но «ехидну»-то можно вытянуть на ругательство, но это тоже не было ругательством, потому что он им хотел сказать, что вы несёте зло в себе, ехидна — змея, то есть вы порождение змеи, порождение лукавого, и он им говорил, что ваш отец — дьявол. Это не было ругательство, Он хотел показать, откуда у них эта злоба, Он хотел их вразумить такими вот словами, Он их не обзывал. Он их не обзывал!

А. Ананьев:

— Хороший вопрос: а если перед вами, отец Александр, человек, который говорит на этом языке, а вам надо донести до него какую-то мысль, например, чтобы этот человек перестал себя так вести и ушёл в том направлении, в котором он шёл до этого, а сказать ему высоко литературным языком Достоевского и Пришвина — он не поймёт, это его, скорее, озлобит, в то время как, если сказать ему его языком, понятным ему языком...

о. Александр:

— «С эллинами как эллин, с иудеями как иудей», как в Священном Писании. (смеются)

А. Ананьев:

— Вы поняли меня, как нельзя лучше, отец Александр! Я просто знаю за собой — я, попадая в такие ситуации, я сам родом из города Дзержинск Нижегородской области, после Набережных Челнов в 80-е, в начале 90-х этот город занимал второе место по молодёжным группировкам и людей, которые вели себя вызывающе молодых, и всё время как-то вставали у тебя на пути, всегда было многое, и я нередко пытался говорить с ними на понятном им языке, и это всегда было ужасно нелепо, я понимал, что нужна практика, а практики у меня не было, и каждый раз, когда я пытался говорить на их языке, это была довольно жалкая попытка.

о. Александр:

— Ну вот, вы, в общем-то, ответили на свой вопрос. С волками быть, по-волчьи выть, тут надо, конечно, практику, волчьи зубы, хватку, безжалостность волчью, чтобы уже схватил, так мало не показалось. Но для человека более интеллигентного это будет немножко это... «Я тебе сейчас в лицо дам».

А. Митрофанова:

— Нет, не сработает.

о. Александр:

— Не сработает, даже если вы начнёте ругаться матерно, всё равно не сработает, потому что не будет вот этой харизмы, отрицательной энергии, когда чувствуется, то есть такая злоба идёт от него, вот это чувство, что эта злоба, сейчас она в словарной форме, а вот если ты не будешь его слушать, он тебе уже чисто физическое воздействие окажет, вот это надо, по чувству надо таким быть, а не играть роль. Так что это действительно, может быть, для нас с вами не совсем такой нормальный и эффективный способ, а нам, может, надо нужно в тюрьме посидеть и чтобы немножко дух тюремный...

А. Митрофанова:

— Лучше не надо. Лучше вы к нам.

А. Ананьев:

— Советы от отца Александра!

о. Александр:

— Да, я 15 лет там служил священником, поэтому знаю, что там ничего хорошего нет. Так вот, а всё-таки, когда я уже был христианином, и даже недавно, этим летом, у меня была такая стычка с таким человеком маргинального склада — говоришь жёстко, но русскими словами.

А. Митрофанова:

— Отец Александр, а вот возвращаясь к теме детского мата, вспоминаю сейчас свою школу, опять же, у нас замечательный класс был, замечательная школа, всё, но где-то в шестом классе мальчишки начали материться. И, вы знаете, я когда на них смотрела, мы там какие-то сценки репетировали, какая-то внеклассная деятельность, движуха, мы оставались после уроков, учителей не было, нам оставляли класс, чтобы мы могли там подготовиться к какому-то КВНу школьному, что-то вот около того, и мы там, собственно, могли ни в чём себе не отказывать. И мальчишки, вы знаете, вот я сейчас помню своё впечатление, они как будто бы с удовольствием, пробуя каждое слово на вкус, смачно их произносили, какие-то считалочки складывали, что-то там, то есть из них просто он извергался, этот мат. И для меня это было неожиданно, потому что всех этих парней замечательных я знала раньше в других обстоятельствах и вот это всё слышать, для меня это было... А они прямо, вот они как будто бы даже со вкусом, с удовольствием эти слова произносили и как-то косились на нас, типа: как я, а? Произвёл впечатление или нет? Но я как-то была растеряна, не очень понимала, как реагировать. С одной стороны, наверное, надо сказать, что «как ты крут,» но с другой стороны, мне было противно, правда противно. Своей реакции я не помню, помню только вот это вот ощущение состояния. Но вот, смотрите, если речь идёт о такой пробе ребёнка, о таком, в кавычках, «самопознании», что это такое? Как родителям реагировать, если что-то подобное они подсмотрели за своим ребёнком, подслушали за своим ребёнком? Нотации читать? Ну, шестой класс, это сколько нам там было, 11-12 лет, уже не пройдёт нотации читать, это уже не тот возраст.

о. Александр:

— Могло вам и 13 лет быть, я думаю, даже.

А. Митрофанова:

— Ну, это чётко совершенно было где-то в 11-12-летнем возрасте, потому что потом мы просто переехали в другое место, я поменяла школу, а это я помню вот этих своих одноклассников и в таком неожиданном совершенно свете, то есть для меня это прямо было сюрпризом. Как реагировать на это родителю, если внезапно он замечает за своим ребёнком такое? При этом при нём ребёнок такого себе не позволяет, ни в присутствии учителей, ни в присутствии родителей наши парни такого себе не позволяли, а это вот именно какая-то бравада, что ли, была, я не знаю.

о. Александр:

— Ну, да, друг перед другом, и действительно, что такая крутость, взрослость, курить за школой и так далее, такая неправильная самореализация, самостановление, самоутверждение. Так вот, прежде всего, надо спокойно реагировать, не взрываться, не ругаться самому, это будет странно: ты ругаешься, а я тебя ругаю за это, и постараться, может, с человеком поговорить по-хорошему. Вот иногда, знаете, начинаешь говорить... Вы сами сказали, при учителях они не ругались, при родителях не ругались, они внутренне, по совести, понимали, что это не очень хорошо, и это так оно и есть, потому что совесть — это наш союзник во враге, в ребенке, в другом человеке, его совесть, потому что совесть свидетельствует о Христе, о христианских истинах, поэтому надо попытаться с ним по-хорошему поговорить и объяснить ему, пока он еще в это не втянулся, когда втянется, конечно, уже все сложнее становится, что это не хорошо. На самом деле, конечно, по-хорошему надо в этом возрасте, может быть, даже в школе вести уроки на эту тему, к сожалению, у нас в школе этого нет, я, по крайней мере, не знаю таких примеров, может, какие-то учителя отдельные говорят. А ввести бы это на хорошем уровне, может, даже пришел бы какой-то психолог, или даже священник, если это возможно, или учитель, чтобы про этот вопрос превентивно рассказать, почему это нехорошо, это, кстати, очень неплохо было бы. Кстати, у меня тоже был такой опыт, когда мой товарищ, лучший товарищ, мой друг детства, приехал после дачи, мы в сентябре идем, вот он в мае совсем не ругался, ему тоже лет было 12 это возрасте, а здесь он матом сыпет, просто русских слов не слышно. Я был так поражен! Не знал, как на это реагировать, как и вы, не знал, что делать, но мне это было тоже неприятно, но как-то осуждать...это было что-то новое, я не знал, осуждать или не осуждать, это нормальная реакция души человеческой, которая еще не очень загрязнена грехом и очень хорошо бы в этом возрасте детям пытаться это объяснить. Но еще раз говорю, я повторяюсь, очень важно, чтобы у тебя в душе не было, ни у матери, ни у отца этого в душе бы не было, они бы этого не делали и внутренне это было им чуждо, это было бы тоже очень большое подспорье для того, чтобы с ребенком поговорить и чтобы он не ругался матом. Есть такое выражение, такое оно немножко пессимистичное: «Чтобы вы ни делали, ребенок будет таким, как и вы».

А. Ананьев:

— И в хорошем смысле, и в плохом. Не помню, откуда эта фраза, но она вдруг всплыла у меня в сознании и показалась прекрасным, таким элегантным завершением нашей беседы замечательной: «Васенька, каждый раз, когда ты говоришь бранное слово, где-то в лесу плачет зайчик». Я реально слышал эту фразу в своей жизни.

А. Митрофанова:

— Ой, как трогательно.

А. Ананьев:

— Да, и это настолько хорошо...

о. Александр:

— Да, здорово, здорово! Вот я думаю, что именно этой историей мы закончим, потому что она очень трогательная.

А. Ананьев:

— Да, да. Хотя, если говорить серьёзно, то слушайте, какая-то эпидемия, на самом деле, мы часто с Алечкой идём в трёх шагах от какой-нибудь компании молодых девчонок лет 15-17 — слушайте, уши вянут просто. В наше время такого не было.

А. Митрофанова:

— Да, давай мы сейчас брюзжать начнём, «вот в наше время...»

о. Александр:

— В мое время такое уже было, мне 56 лет. Значит, вот я одну историю расскажу, коротенькую очень, как раз на эту тему: я проводил беседы в ПТУ и там это был у них сленг, они были обычно из семей таких не очень социально значимых, высоких, то есть у них и дома это было. И вот я раз захожу в туалет, стою спиной к ним, они там втроём-вчетвером стоят, курят и ругаются. А я думаю: что мне делать? Я сейчас не буду, в их же месте, в их туалете мужском, в их ПТУ я начну им там мораль читать, я боюсь, это не сработало бы, тем более, я был в джинсах, в какой-то джинсовке, с хвостом сзади, совсем на священника мало похож внешне. Ну, и я начал про себя молиться Иисусовой молитвой. И вдруг один из этих подростков лет 16-ти, говорит: «Ой, что мы делаем?» и убежал. Вот меня настолько поразило!

А. Ананьев:

— Фантастика.

о. Александр:

— Это было двадцать лет назад, а я до сих пор вспоминаю.

А. Ананьев:

— Спасибо вам огромное, дорогой отец Александр, эта беседа, несмотря на её невесёлую тему, нам с Алечкой доставила удовольствие и думаю, что доставила удовольствие и была полезна нашим слушателям. Настоятель храма Трёх святителей в Раменках, отец десятерых детей, протоиерей Александр Никольский был сегодня в гостях в «Семейном часе». Спасибо вам, отец Александр.

о. Александр:

— Спасибо.

---

Все выпуски программы Семейный час

• «Голос совести». Прот. Андрей Рахновский
• «Верующий и неверующий в семье — как избежать конфликтов?». Священник Алексей Лымарев
• «Супруги и их родители: секреты счастливых взаимоотношений». Прот. Илия Кочуров