«Сергей Рахманинов». Юлия Казанцева

Нашей собеседницей была кандидат искусствоведения, пианистка Юлия Казанцева.

Мы говорили о личности известного русского пианиста и композитора Сергея Рахманинова, а также о том, какое место в его творчестве занимала духовная музыка.

---

Алла Митрофанова:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, дорогие слушатели. Я Алла Митрофанова. Думаю, тема сегодняшнего нашего эфира вторника никого не удивит. В конце прошлой недели по всему миру и, конечно же, в России в первую очередь, отмечали 150 лет со дня рождения Сергея Рахманинова. Один из тех композиторов, который фактически посол того, что связано с русской культурой, с универсальностью, с нашей вписанностью в европейский контекст во всем мире. Вообще удивительно, когда такие гении появляются на свет, первый, кто на ум здесь приходит, это Бах, в проекции на нашу культуру Чайковский и, конечно, Рахманинов. Имя, которое гремит по всему миру до сих пор. Исполняют Рахманинова в самых разных странах. И конечно, очень много внимания 150-летию со дня его рождения было уделено и в нашей стране в самых разных СМИ. Как нетрудно догадаться, «Светлый вечер» сегодня мы проводим с замечательным пианистом, искусствоведом, лауреатом международных конкурсов и фантастической рассказчицей Юлией Казанцевой. Юлечка, с днем рождения Рахманинова всех нас!

Юлия Казанцева:

— С днем рождения Сергея Васильевича всех нас, полностью согласна. Знаете что, Алла, я себя поймала на том, с большим удивлением, причем, поймала себя, что я волнуюсь. Потому что о Рахманинове я столько раз говорила и играла его музыку и почему-то волнуюсь. Такое волнение, мне кажется, когда говоришь о чем-то очень важном, сокровенном, о каком-то очень близком, дорогом человеке. Поэтому извини меня, если я буду сегодня излишне пафосна или как-то непривычна, но это потому что я волнуюсь.

Алла Митрофанова:

— Из серии «не всякий вас как я поймет». Да, как Пушкин сказал в «Евгении Онегине», универсальная строчка, объясняющая наше волнение, когда речь идет о чем-то очень близком.

Юлия Казанцева:

— Да.

Алла Митрофанова:

— Может быть, даже отчасти и интимном. А тебе, как пианисту... я думаю, вообще всякий пианист Рахманинова воспринимает, мне кажется, по-особенному.

Юлия Казанцева:

— Да, соглашусь. Но даже не только потому, что я пианист и у меня очень личные переживания, действительно, связаны с какими-то его произведениями. А его музыка, согласись, настолько проникает в душу, что я думаю, у каждого, кто слышал Рахманинова, есть какие-то собственные воспоминания. Что под эту музыку я рыдал, под эту музыку я чувствовал такое счастье, что в обычной жизни я его не чувствовал, как слушая вторую часть Второго концерта. То есть какие-то очень сильные эмоции, очень сильные ощущения, связанные с его музыкой. А иначе его и не слушаешь.

Алла Митрофанова:

— Юль, а если взять не только российский опыт, а мировой опыт. Какое место Рахманинов занимает в мировой культуре, как думаешь?

Юлия Казанцева:

— Самое-самое почетное. Тут нет даже разделения, наша культура, европейская. Где угодно, как в Америке его любят, как в Австралии его любят, композитор мирового масштаба. Ты в начале вспоминала Баха, везде Бах и так же Рахманинов. Рискну предположить, что если посмотреть статистику исполнения в филармониях, то Рахманинов звучит гораздо чаще, чем Бах.

Алла Митрофанова:

— Может быть, в силу того, что Рахманинов близок к нам по времени и писал для тех инструментов, на которых играют музыканты сейчас.

Юлия Казанцева:

— Просто Рахманинов очень современный по изъяснению чувств даже. Такое есть замечание, что классическая музыка это элитарное искусство, не для всех. А какие стадионы собираются послушать концерты Рахманинова, он настолько понятный, что не нужно иметь какое-то образование, чтобы расплакаться от его музыки. Очень часто слышу, что я пришел к классической музыке через музыку Рахманинова, очень часто, честное слово.

Алла Митрофанова:

— Невероятно. Но с учетом того, что музыка Рахманинова это не только чувства и эмоции, это еще и глубокий религиозный опыт, если иметь в виду его Всенощную, его Литургию, то, наверное, в мире музыки Рахманинов своего рода миссионер, что ли. Миссионер в тот мир смыслов, который открывается нам через классическую музыку и который может стать проводником в мир высших смыслов.

Юлия Казанцева:

— Полностью соглашусь. Я придумала такую фразу, что музыка это внутривенное вливание смыслов. Есть разная классическая музыка. Те же вальсы Штрауса прекрасны, это замечательная, развлекательная, очень легкая, хорошая музыка. Я сейчас не говорю о том, что есть «Страсти» Баха, я говорю о том, что в музыке Рахманинова почти нет легкой развлекательности, которая не плоха, но у него ее нет. Формально у него музыка светская, вот концерт, вот симфония, вот прелюдии. Но настолько одухотворенная его музыка, что эта граница, музыка духовная — музыка светская, совершенно исчезает, когда мы говорим о Рахманинове.

Алла Митрофанова:

— Не избежим мы сегодня соблазна послушать его «Вокализ».

Юлия Казанцева:

— Не избежим.

Алла Митрофанова:

— Хотя мне говорили опытные старшие друзья, это считается правилом дурного тона ставить «Вокализ» Рахманинова.

Юлия Казанцева:

— Подтверждаю.

Алла Митрофанова:

— По той причине, что настолько затертая музыка, настолько известная, настолько в хорошем смысле избитая, настолько она, как это сейчас принято говорить, из каждого утюга, что даже уважающие себя каналы и радиостанции «Вокализ» Рахманинова не ставят. А можно мы его сегодня все-таки послушаем.

Юлия Казанцева:

— А давай мы пойдем таким необычным путем, всех удивим и поставим наперекор всем. Я мучилась сегодня, выбирая четыре, по традиции, музыкальных фрагмента. Я хотела не ставить «Вокализ», потому что я понимаю, нехорошо, или Прелюдию до-диез минор из того же разряда. Я выбираю треки, натыкаюсь на «Вокализ» и понимаю, что не могу без него. Что значит, он всем надоел и из каждого утюга? Есть такая музыка, которую ты в тысячный раз слышишь и в тысячный раз благодаришь Бога, что ты жив сейчас, сию секунду и можешь слышать эту невероятную красоту. Для меня «Вокализ» один из главных символов Рахманинова. Если сказать, выбери что-то одно, то я буду страшно мучиться и в итоге выберу, скорее всего, именно «Вокализ».

Алла Митрофанова:

— Как меня спроси, что ты выберешь из Пушкина? Угадай, что я выберу?

Юлия Казанцева:

— Онегина.

Алла Митрофанова:

— В первую очередь, конечно. Дальше уже возможны варианты, хотя меня осудят за это, как же так. Прежде чем «Вокализ» послушаем, Юль, может, в нескольких словах расскажешь, как эта музыка создавалась. У Рахманинова ведь несколько очень важных периодов есть в жизни и творчестве. И вообще он настолько россияцентричный человек, что, насколько понимаю, когда эмиграция в его жизни случилась, и это был вынужденный шаг после 1917 года, человеку такого уровня культуры, как Рахманинов — я думаю, мы об этом еще сегодня подробнее поговорим — принять произошедшее в России в 17-м году, эту самую, кто-то говорит революцию, кто-то говорит переворот, было крайне сложно. «Вокализ» на какой период его творчества приходится? Давай сейчас главные маячки попытаемся расставить, чтобы понять, как эта музыка появилась на свет и в связи с какими обстоятельствами.

Юлия Казанцева:

— «Вокализ» это 1912 год, то есть это очень счастливое время в его жизни, которое было довольно продолжительным. Жизнь Рахманинова очень четко делится на эти периоды, мы про них еще будем говорить после «Вокализа». Но если кратко, то это до потрясения, до провала первой симфонии, когда все стало ужасно, когда он перестал писать на некоторое время. Потом возвращение к жизни вместе со Вторым фортепианным концертом. И что символично, это был 1900 год, когда он начал работу над Вторым фортепианным концертом, где вторая часть невероятная. И дальше следует 17 лет до революции невероятной продуктивности во всех сферах его жизни. Он много выступал, он был невероятно востребован как музыкант, пианист, дирижер. Чудо Рахманинова еще в том, что он великий пианист, великий композитор, великий дирижер и еще великий человек — это все равные величины. До 1917 года была написана большая часть его произведений. И потом 25 лет жизни в эмиграции, и было написано по большому счету пять произведений за 25 лет в эмиграции.

Алла Митрофанова:

— «Вокализ», 1912 год. Ты говоришь, счастливый период в его жизни. Действительно, наверное, так. Однако Рахманинов очень глубоко через себя пропускал события, которые выпали на его жизнь, на его долю. Думаю, что 1905 год тоже здесь не замеченным не прошел. Может быть, поэтому нет настолько беззаботных, как у других композиторов это бывает, произведений в его творческой биографии. Родился он в 1873 году, собственно 150-летие со дня его рождения мы в этом году отмечаем. Наверное, отчасти безоблачное детство, а дальше юность и первые взрослые годы, с которыми уже сопряжены первые драмы в нашей истории.

Юлия Казанцева:

— Да. Это я обязательно расскажу. Если смотреть, что все мы из детства, то было все непросто. Да, это я расскажу.

Алла Митрофанова:

— Давай начнем с «Вокализа», послушаем его, насладимся этой фантастической музыкой, а потом вернемся к разговору о Сергее Васильевиче Рахманинове.

Алла Митрофанова:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. О Сергее Рахманинове в этот час мы говорим вместе с пианистом, искусствоведом, потрясающей рассказчицей Юлией Казанцевой, у которой есть свой канал, который называется «Музыка для всех». Юля настолько удивительным, понятным, легким языком рассказывает даже о самых сложных явлениях в музыкальном мире, что я человек, лишенный напрочь музыкального образования, с удовольствием читаю этот канал и очень многое для себя открываю, очень много понимаю. Юлечка, спасибо огромное.

Юлия Казанцева:

— Спасибо. Да, телеграмм канал «Музыка для всех».

Алла Митрофанова:

— Можно подписаться. Сергей Васильевич Рахманинов. 1873 — год его рождения. Первые годы, насколько понимаю, довольно счастливое детство, время, когда он открывает для себя мир музыки и, может быть, делает первые музыкальные опыты. Мама, обучающая его игре на фортепиано. И в дальнейшем, когда способности сына раскрываются все больше и больше, встает довольно серьезный вопрос для семьи, что же нам с этим делать.

Юлия Казанцева:

— Не совсем так, к сожалению. Было безоблачное счастливое детство. К сожалению, не сохранилась усадьба, Нижегородская губерния, где родился Рахманинов, камня на камне не осталось. Но безоблачное, свободное, счастливое семья, мама, папа, братья, сестры, музыка — просто идеальное детство. И все разрушилось очень быстро. Его отец был хорошим человеком, но он был игрок и спускал деньги, в итоге он разорил семью. Они были вынуждены уехать в Петербург. Сергей Васильевич в девять лет стал взрослым. Счастье рухнуло, в семье ссоры, скандалы, в итоге отец ушел. Сложная была ситуация. Рахманинов пошел в консерваторию на младшие классы, подготовительное обучение, как сейчас бы мы сказали, наша музыкальная школа. Не потому что родители хотели сделать из него музыканта, а потому, что было не до него немножко. Вроде играет мальчик, хорошо играет, вот и пусть ходит в консерваторию. И его приняли сразу, он перепрыгнул через первый класс, потому что его способности были невооруженным глазом видны. И это была грандиозная ошибка, потому что хоть ты гений, но если тебе не объяснят каких-то очевидных вещей, если ты ребенок, ты гений, но ты не знаешь букв, ты не будешь читать. Нужно просто объяснить буквы. А Рахманинову не объяснили, его перевели в следующий класс, и он заскучал, стал прогуливать, потому что ничего не понимал. И как он потом сам с юмором об этом рассказывал, что его занятия заключались в том, что катался зайцем на конке по Петербургу, катался на коньках во время занятий. И вообще в какой-то момент перестал показываться на занятиях и встал вопрос об отчислении его. И был бы казус в истории нашей музыки, отчислили бы Сергея Рахманинова из консерватории. Но этого не случилось. Случился семейный совет, и там было принято очень важное решение, что на перевоспитание отдают Рахманинова в Москву. Тогда принял участие его двоюродный брат Александр Зилоти, замечательный пианист, он его в Москву и перевез и отдал на перевоспитание, действительно, в класс Николаю Звереву. Говорящая фамилия. Зверев. У него были замашки суровые, армейская дисциплина. Он занимался с учениками, беря их на полный пансион, то есть мальчики у него жили, занимались по многу-многу часов. Он следил за всем: что они читают, он их водил на концерты. То есть он брал все на себя, но и требовал взамен серьезной работы. Между прочим там, у Зверева Рахманинов познакомился с Чайковским. Это уже новая веха в его биографии, потому что Чайковский на тот момент был главным нашим композитором, его авторитет не обсуждался. Рахманинов не становится учеником Чайковского, никогда не было таких занятий учитель-ученик, но Петр Ильич сразу стал выделять Рахманинова. Все были талантливы, все прекрасно играли, но Чайковский не раз помогал Рахманинову, и во многом, благодаря Чайковскому, мощный композиторский старт, очень успешный старт был у Рахманинова. Я сейчас говорю об истории, когда он уже поступил в Московскую консерваторию на два факультета, как пианист и как композитор. Он студент, начинает писать музыку. Он пишет цикл для фортепиано под названием «Пьесы-фантазии». Все студенты-композиторы пишут всяческие циклы, но только цикл Рахманинова берет к себе и издает Юргенсон, а это главный издатель России, у него печатается Чайковский. И понимаете, к чему я веду? Петр Ильич порекомендовал Юргенсону напечатать произведения какого-то студента. Но Чайковский не такой человек, которому может издатель отказать. И конечно, он печатает, оказывается, что это шедевры. Вот такая неожиданность. Сразу же, это буквально третий опус пьес-фантазий, и там знаменитая прелюдия до-диез минор, которую мы уже не поставим в эфире, это будет просто неприлично.

Алла Митрофанова:

— Может порекомендовать нашим слушателям обязательно ее включить.

Юлия Казанцева:

— Обязательно.

Алла Митрофанова:

— Слава Богу, сейчас все есть в открытом доступе и в замечательном исполнении. Прелюдия до-диез минор, Рахманинов.

Юлия Казанцева:

— Причем, если вы думаете, что вы ее не знаете, вы ее услышите, и вы ее сразу узнаете. Это музыка, которая звучит постоянно. Хочу подчеркнуть, что Рахманинову было на тот момент 19 лет, он был студентом, это одно из первых произведений. И как в желуде, в этой прелюдии уже весь будущий Рахманинов, его стиль, его мировоззрение, его гармонии, все там, так что, конечно, надо послушать. А потом Чайковский, который сидел на выпускных экзаменах, предложил Рахманинову, чтобы его выпускная работа, это была одноактная опера «Алеко» пошла вместе с его собственной оперой «Иоланта». Рахманинов про это сам говорит, я даже позволю себе зачитать. Рахманинов рассказывает, что к нему подошел Петр Ильич Чайковский и говорит: «Я только что закончил оперу „Иоланта“, которая недостаточно длинна, чтобы занять весь вечер, вы не будете возражать, если она будет исполняться с вашей оперой. Он так и сказал: вы не будет возражать? Ему было 53 года, он был знаменитым композитором, а я был студентом». Так пишет Рахманинов. Конечно, он не возражал, и две оперы успешно пошли в один вечер. И это был знак для всей музыкальной общественности. Раз с нашим великим Чайковским в один вечер идет какой-то студент, то, значит, надо запомнить имя этого студента. Сергей Рахманинов, ага. Так началась его композиторская карьера, благодаря такому деликатному вмешательству и помощи Чайковского.

Алла Митрофанова:

— Но ты понимаешь, что мне все это напоминает? «Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил». Получается, не только в литературном мире, но и в музыкальном, наши классики аккуратно друг другу передавали лиру. Во всяком случае, такие эпизоды есть.

Юлия Казанцева:

— Это красивая история.

Алла Митрофанова:

— Что мы сейчас послушаем, Юля. Если это будет не до-диез прелюдия, то что?

Юлия Казанцева:

— Что же если не она? Давайте тогда послушаем Третью симфонию вторую часть. Это уже мои личные идут симпатии. Когда я слышу тот мотив, с которого начинается эта часть, вы его сразу услышите, я понимаю, что я невероятно счастливый человек, потому что я сейчас это могу услышать.

Алла Митрофанова:

— Сергей Рахманинов на Радио ВЕРА. Юлия Казанцева, с которой после минутного перерыва мы продолжим разговор. Юлия Казанцева — пианист, искусствовед, лауреат международных конкурсов. Человек, который может стать проводником в мир музыки даже для такой чебурашки, как я, лишенной музыкального образования. Не переключайтесь, через минуту вернемся.

Алла Митрофанова:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, напоминаю, что этот час с нами проводит пианист, искусствовед Юлия Казанцева, автор, кстати, телеграм канала «Музыка для всех». Послушав Юлю один раз, по-моему, уже невозможно отказать себе в этом удовольствии, слушать и читать о музыке в Юлином переложении все больше и больше. Юлечка, спасибо огромное, снова и снова тебе говорю. Сергей Рахманинов сегодня в фокусе нашего внимания по понятной причине, 150 лет исполнилось со дня его рождения в конце прошлой недели. Блестящая музыка Рахманинова звучит у нас сегодня в эфире, и, конечно, о его жизни мы тоже говорим. Взлет, который мало с чем можно сравнить. Как правило, говорят, per aspera ad astra, через терния к звездам, что гении себе дорогу прокладывают мучительно, современники их не ценят. Пример Рахманинова свидетельствует об обратном. Взлет стремительный, потрясающий. Выходит его Первая симфония, мы сейчас в конце первой части нашего разговора его Третью симфонию слышали, это уже зенит его славы. А вот после Первой симфонии, как понимаю, был своего рода творческий кризис, связанный опять же с тем, что гении бывают очень-очень уязвимы и хрупки и не выдерживают ударов из внешнего мира. Расскажи, что там происходило с ним.

Юлия Казанцева:

— Это была просто катастрофа, которая разделила жизнь Рахманинова на «до» и «после». И хотя он потом, как мы понимаем, вернулся к музыке и снова начал писать, но сам говорил, что никогда ему не сочинялось с той легкостью, как он писал до этого рокового вечера премьеры его Первой симфонии. Казалось бы, все должно было быть хорошо, его симфонию взялся продирижировать Александр Глазунов, прекрасный композитор и дирижер. Но что-то не заладилось с самого начала. Уже на репетициях было понятно, что хорошего исполнения не будет. Но насколько оно будет плохим, ясно до конца еще не было. И, к сожалению, произошло даже хуже, чем можно было ожидать. Первая симфония очень сложная для музыкантов, для исполнителей, я не говорю о слушателях, а для музыкантов. Нужно много репетиций, большая включенность дирижера. А Глазунов отнесся немножко спустя рукава, или он себя плохо чувствовал, в итоге музыканты просто расходились откровенно. И звучало действительно ужасно. Можно сколько угодно иронизировать по поводу тех ругательных рецензий, которые появились потом. Цезарь Кюи писал, а это один из композиторов Могучей кучки, что эту музыку нужно в аду исполнять, вот если бы в аду была консерватория, то там бы звучала эта музыка. Мы себе не представляем, как ужасно она звучала, когда музыканты расходятся. И это стало не ругательной рецензией, а то, как ужасно позвучала его музыка, это стало роковым для Рахманинова, который это услышал и понял, что он ужасный композитор, что он никогда больше музыку писать не будет. Он выбежал из зала с этим твердым убеждением. Это никакое не кокетство, а это было твердое понимание, что он больше не будет писать музыку. И действительно почти три года он ее не писал. Конечно, он не ушел от музыки, он просто переключился. В тот момент, очень для него тяжелый, родился великий Рахманинов дирижер. У него три ипостаси и в разные периоды его жизни он уделял внимание какой-то грани, то он композитор, то пианист, то дирижер. И потом когда его спрашивали, как вам удается все это совмещать, он отвечал, что это страшно мешает. То есть когда я композитор, я не могу быть пианистом, а когда я пианист, я не могу писать музыку. И потом он просто распределял время, что летние сезоны он пишет, а сезоны активные, когда концерты, он выступает как пианист или как дирижер. Тогда после провала симфонии он начал заниматься дирижированием. Он поступил в театр к Мамонтову, знаменитая частная опера Мамонтова, там познакомился с Шаляпиным, между прочим. И дальше тайна, мы не знаем ответа на вопрос, почему Рахманинов вернулся к жизни, вернулся к сочинению музыки, что такого произошло, что он написал свой гениальнейший Второй концерт. Загадка в том, что мы не знаем, была ли там какая-то любовная история, кто-то считает, что без этого не обошлось, или просто пришло время, три года молчания и просто пришло время. Рахманинов вернулся к жизни в 1900 год и рождение его Второго концерта...

Алла Митрофанова:

— Кстати, по поводу любовной истории. Насколько понимаю, у Рахманинова в семейной жизни все сложилось очень и очень достойно и хорошо. Встретил он девушку, с которой провел все свои годы практически с момента их женитьбы и до своей кончины, она была достойной ему женой, родила ему детей. Это союз, через множество сложностей люди вместе рука об руку прошли. Ведь им предстоит и эмиграция, и скитание по разным странам, и тоска по родине, и много что.

Юлия Казанцева:

— Много-много что.

Алла Митрофанова:

— И Великая Отечественная война. И все эти годы они вместе, она его опора, и она, может быть, вдохновение для него. Что известно про семейную жизнь Рахманинова?

Юлия Казанцева:

— Наталья Сатина, его двоюродная сестра, его жена, мать двоих детей, муза, секретарь, друг — все в одном лице. Как-то Рахманинова на интервью спросили, что вас вдохновляет, он не любил такие вопросы, но ответил, что любовь бесконечный источник вдохновения. Рахманинов, при том что музыка его невероятно открыта и эмоциональна, в жизни был человеком, скорее, закрытым. По крайней мере такое производил впечатление, даже немножко суровым, не случайно, смотришь его фотографии, он почти везде не улыбается, суровое немного выражение лица. Причем, фотографии разных лет, с юности эта серьезность. Но друзья говорили, что с близкими он совершенно другой, открытый, веселый, теплый и никакой заносчивости не было. Скорее, невероятная скромность, даже когда он стал композитором и пианистом мирового значения, он всегда очень скромно держался. Его как-то спросили, почему вы так скромно одеваетесь? Это уже было, когда он приехал в Америку, его еще не все знали, он только приехал. Он ответил: ну, а что, меня никто не знает. А потом через несколько лет, когда он стал самым востребованным пианистом в Америке, его снова спросили, почему вы так скромно выглядите, так скромно одеваетесь? Рахманинов ответил: ну а что, меня и так все знают. Тоже в его духе. Но если вернуться к семейной жизни, то Рахманинов это пример того, что возможно совмещать. Если кто-то говорит, нет, художник должен быть свободным, я всегда вспоминаю в первую очередь пример Баха и пример Рахманинова, что все возможно, было бы желание.

Алла Митрофанова:

— Свободным и в семейной жизни человек остается, если брак по любви. И насколько понимаю, у Рахманинова с его супругой брак был именно по любви, и еще какое-то родство душевное было между ними. Не случайно ведь он на эту девушку обратил внимание, когда жил в ее доме, был сложный такой период в его жизни. В своей семье он жить тогда не мог, потому она в Петербурге, он сам в Москве, его родственники приютили. И вот он, с одной стороны, мальчик-нахлебник, а с другой стороны, полноценный член семьи. Семья его принимает как дорогого и близкого друга и близкого человека, и он становится настолько частью этого нового для себя семейного мира. Эта девушка всегда рядом, они формируются вместе, дышат одним воздухом. Это настолько здорово, и они смогли это через всю жизнь пронести, несмотря на все испытания, ничто этого брака не смогло разрушить.

Юлия Казанцева:

— Да, это очень красивая история. То, что мы будем слушать, напрямую связано с этой историей. Незадолго до свадьбы, Рахманинов отправился в Ивановку, это его будущий любимый дом, Ивановка, где сейчас музей прекрасный Рахманинова. Он туда отправился, чтобы написать цикл романсов, чтобы романсы издали и на полученные деньги он планировал отправиться в свадебное путешествие. Это все было исполнено. Но один романс, называется «Сирень» у него особое отношение к этому романсу. Как вы знаете, сирень это любимый цветок Рахманинова, не случайно портреты часто на фоне сирени. Он потом сам разводил сиреневый сад в Ивановке. Романс «Сирень» он сделал переложение для фортепиано, чтобы уже самому играть без голоса. Хочу поставить романс «Сирень» в транскрипции для фортепиано. Мне там очень нравятся слова, это стихи Екатерины Бекетовой: «По утру на заре по росистой траве я пойду свежим утром дышать, и в душистую тень, где теснится сирень, я пойду свое счастье искать».

Алла Митрофанова:

— Удивительно. Прежде чем рахманиновскую «Сирень» мы послушаем, поделюсь еще таким своим размышлением. Мне кажется, он был тем человеком, который не откладывал жизнь на потом. Актуальный для многих сейчас вопрос. Где бы он ни оказался, он, благодаря каким-то невероятным организаторским способностям, умел наладить пространство, наладить быт. Это имение, упомянутое тобой выше, это имение, которое стало его собственным домом, он его выкупил у тестя.

Юлия Казанцева:

— Ивановка.

Алла Митрофанова:

— Ивановка эта, и как он там свое пространство созидал. Казалось бы, от гения можно разного ожидать. Например, что он будет совершенно не приспособлен для жизни бытовой. Но нет, Рахманинов и здесь исключение из всех правил. Это человек, который и гениальную музыку пишет, и фантастически ее исполняет, будучи виртуозным пианистом и дирижером, помимо прочего, и каким-то уникальным человеком, об этом мы еще поговорим в следующей части программы. А что касается устройства собственной жизни, здесь он, будучи при этом человеком скромным, умел сделать так, чтобы людям, которые с ним живут, было хорошо. Не знаю, о себе ли он в первую очередь заботился или о тех, кто с ним, о супруге, о детях, о близких, но вот умел. Это настолько невероятно. И какое счастье, что именно это имение сохранилось, можно сегодня туда приехать. «Сирень» на Радио ВЕРА, Сергей Рахманинов.

Алла Митрофанова:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. О Сергее Рахманинове в честь его 150-летия говорим сегодня с пианистом, искусствоведом, замечательной рассказчицей Юлией Казанцевой. Юлечка, последняя часть нашего разговора, мне кажется, она и самая драматичная. Несмотря на то, что о творческом кризисе, о трехгодовом молчании Рахманинова как композитора мы уже упоминали, но кто бы мог тогда подумать на рубеже двух веков 19 и 20, что самые сложные испытания ему еще только предстоят. 1917 год, революция или переворот, по-разному это сейчас историки называют, в России. И Рахманинов вынужден эмигрировать, потому что происходящее вокруг с его реальностью никак не совместимы. И через Мальмё, о котором многие из нас только по сериалу знают, он эмигрирует, оказывается сначала в Европе, а затем в Штатах. Там его не знают, нет интернета, нет тех средств связи, которые есть сейчас и которые позволяют гениальному пианисту прославиться на весь мир, не выходя из собственного дома или из-за своего рояля где-нибудь в консерватории. Нет, ничего этого нет еще. Рахманинов приезжает практически неизвестный западному миру, и, если можно так сказать, начинает жизнь с нуля.

Юлия Казанцева:

— Безусловно, это был сложный момент. Да, его знали, но не в той степени, как его любили и знали в России, хотя его знали. И тут об его ответственности, как ты говорила, что он в первую очередь заботился не о себе, а о своей семье. И когда мы говорим, что за 25 лет жизни в эмиграции он написал пять произведений, не только потому что он уехал, как он сам говорил, что он человек, вырванный из почвы, не может писать, но и потому что это был отчасти выбор осознанный. Я сейчас говорю о том, что композитор очень ненадежная профессия. Рахманинов не мог рассчитывать на это. У него две дочки подрастают, у него жена, у него нет дома, ему нужно начинать с нуля, и поэтому он набирает дикое количество концертов. Ему были предложения, как пианисту. Поначалу не такие большие гонорары предлагали, и поэтому он берет по сто концертов в год. Это невероятно много. Даже в современном мире, когда самолеты и прочие блага цивилизации, все равно много. А тогда нужно было доехать из города в город, то есть он жил первое время просто в дороге, с концерта на концерт, чтобы было на что содержать семью. Это, мне кажется, очень важный момент, когда мы рисуем его психологический портрет. И только потом, когда стало немножко проще в финансовом смысле, он создает второй дом в Швейцарии, он пытается воссоздать вторую Ивановку. Это так трогательно. Как говорят, он выписывает березки из России, разбивает сад, называет виллу, этот новый дом, вилла Сенар — Сергей, Наталья Рахманиновы. Там написаны его последние шедевры. Как я говорила, Сергей Васильевич не мог совмещать, пока он весь в гастролях, у него концерты каждый день, он не может сочинять в таких условиях. Ему нужна тишина. Почему он в Ивановке все любил писать? У него кабинет, окна нараспашку, и там сиреневый сад, и он пишет. Или прогулки многочасовые, во время этих прогулок, он говорил, часто сочинял музыку, это не та суета городская, переезды и выступления, когда можно сочинять.

Алла Митрофанова:

— Довольно быстро его разглядели в Америке и Европе. Я думаю, что пианист такого уровня не замеченным не может долго оставаться. Из той информации, которая мне попадалась на глаза, поскольку папарацци его постоянно преследовали и журналисты, которые хотели сенсаций, хотели каких-то подробностей о его жизни, могли где-то подстерегать в кустах, заглядывать в окна, и вообще самые разные вещи творить. Какое-то время Рахманинову пришлось даже скрываться от них в вагоне поезда, чуть ли не в вагоне пришлось жить ему какое-то время даже вне переездов во время гастролей. Просто для того, чтобы хоть какое-то личное пространство у него оставалось. Как много трудился человек для того, чтобы его семья на первых порах, хотя бы отдаленно почувствовала себя хоть сколько-то в том комфорте и в том привычном мире, который они оставили в России. Ведь они ничего с собой не взяли.

Юлия Казанцева:

— Да, они налегке выехали. Только личные вещи. Эта заботливость Рахманинова так трогательна. Когда он даже снимал какие-то комнаты, он старался снимать угловые комнаты, чтобы его многочасовые занятия на фортепиано не беспокоили так сильно соседей. Это тоже меня очень тронуло. Вагон был, ты абсолютно права, причем это была вынужденная мера. Они жили в вагоне, потому что гастроли по Соединенным Штатам, там же большие пространства, они путешествовали в этом вагоне, там у него был инструмент и кухня. И они какое-то время там жили всей семье, было такое. Сергей Васильевич всегда часть своих гонораров отправлял в Россию, довольно большую, существенную часть. Хотя его у нас запретили. Был такой момент, что запретили его музыку. Я даже хочу вам сейчас зачитать фрагмент из газеты «Правда». «Сергей Васильевич певец бывшего купечества и буржуазии, давно исписавшийся композитор, бывший помещик, который ненавидел Россию, когда крестьяне отняли у него землю. Он заклятый враг советского правительства». Вот и все. И Рахманинов очень болезненно переживал, что его музыка не звучит в России, и все равно продолжал отправлять посылки, причем посылки с продуктами, то есть настоящая гуманитарная помощь в огромных количествах в разные города знакомым и незнакомым людям. И есть свидетельства, как один человек пришел забирать посылку от Рахманинова в Москве на почтамт, ему там кассирша говорит в сердцах: что же это за Рахманинов такой, который половине Москвы посылки шлет. Он был такой щедрый человек, причем, он нигде об этом не говорил на каждом углу, что я отправляю посылки, помогаю. Нет, это все делалось очень тихо. Или в Париже он помогал организовать консерваторию для эмигрантов, где могли получить работу русские музыканты-эмигранты. Сейчас консерватория носит его имя. Консерватория имени Рахманинова в Париже. Так что его щедрость душевная невероятна.

Алла Митрофанова:

— Самый пронзительный, наверное, эпизод связан с периодом Великой Отечественной войны, Второй мировой, когда Рахманинов, который по поводу советской власти никаких иллюзий не испытывал и симпатий к ней не имел, однако Россия для него оставалась Россией, его пространством. На те средства, которые он переслал в помощь армии, которая сражалась тогда с фашистской Германией, насколько помню, чуть ли даже не самолет военный смогли собрать. Вот эта помощь тоже бесценна. Еще такой момент невероятный и пронзительный, абсолютно незлопамятный человек. В советской прессе его травят, ему создали все условия, чтобы он не мог находиться здесь, в своей стране, он вынужден эмигрировать. Его тоска по родине в тех же березках, которые он из России выписывал для своего швейцарского дома, все считывается. И вместе с тем такое отношение и такая помощь. Мне кажется, это очень важный момент, когда разделяется пласт человеческого и политического. Рахманинов выше всех земных измерений, он восходит туда, к чему человек призван. Может быть, кстати, потому что он был христианином. Ведь не случайно же такие пронзительные и великие его и Всенощное бдение и его Литургия Иоанна Златоуста. То, что он ходил, он же частенько ходил в церковь, чтобы не только участвовать в таинствах, но чтобы напитаться той духовной музыкой, которая исполнялась еще в дореволюционной России в храмах. Он слышал это пение, и оно пронизывает его музыку.

Юлия Казанцева:

— Это абсолютно удивительно, потому что не так много цитат, но именно пронизывает, интонации, мотивы. Нельзя сказать, что это отсюда, это отсюда, а пронизывание на глубинном уровне, точно так же, как и колокольные звоны. В каждом втором произведении, как считается, можно услышать отблески колокольности, в той же до-диезной прелюдии, с которой мы начали, произведение 19-летнего Рахманинова. Или его последнее грандиозное произведение, полотно «Симфонические танцы». Или его Третий концерт начинается с темы, которую ты как будто где-то слышал, такая древнерусская тема. Он не цитировал, он сам такие темы создавал. Раз уж мы заговорили о войне, о Второй Мировой войне, о Первой мировой войне, сколько всего на его долю выпало, еще революция, и во время Первой мировой войны он написал Всенощное бдение. Это не был заказ, это была внутренняя потребность, это был 1915 год, это скорее внутренняя необходимость обратиться к этой музыке. С одной стороны, он опирается на древние церковные мелодии, но, с другой стороны, он там и сам свои мелодии создает и это не стилизация. Когда мы слышим, очень интересное ощущение, это не стилизация, это Рахманинов, но это не совсем тот Рахманинов, которого мы привыкли слышать в его концертах, симфониях, это какой-то иной Рахманинов. Очень интересно. Я предлагаю послушать фрагмент из Всенощной обязательно.

Алла Митрофанова:

— Наверное, «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыка».

Юлия Казанцева:

— Да. Потому что он хотел, когда уже умирал, тяжело болел и знал, что дни его заканчиваются, он отдавал все распоряжения и попросил, чтобы во время отпевания этот фрагмент звучал из его Всенощной.

Алла Митрофанова:

— Послушаем сейчас «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыка» из Всенощной Рахманинова, известная музыка. Мне кажется, это как раз хорошее многоточие в нашем разговоре об этом великом человеке. Правда, как ты сказала, Юля, в самом начале, что он великий и как композитор и как пианист и как дирижер и как человек, во всех ипостасях, в которых он проявился, Господь дает таланты, Рахманинов их не то что умножил, он их просто в какой-то геометрической прогрессии умножил. Это огромное счастье, что в нашей культуре и в мировой культуре есть такой человек. Спасибо огромное за этот разговор. Юля Казанцева, пианист, искусствовед, лауреат международных конкурсов, автор телеграм канала «Музыка для всех», потрясающая рассказчица открывала для нас сегодня мир Сергея Рахманинова. Юлечка, благодарю.

Юлия Казанцева:

— Спасибо большое, Алла.

Алла Митрофанова:

— И под занавес программы «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыка». Сергей Рахманинов на Радио ВЕРА.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Апокалипсис — образы в иконописи». Кирилл Вах, Вероника Андросова
• «Путь к вере, жизнь в Церкви». Екатерина и Денис Архиповы
• «Вице-адмирала Григорий Иванович Щедрин». Дмитрий Володихин