«Семья, театр, вера». Андрей Горбатый, Анна Шевчук

Андрей Горбатый, Анна Шевчук

У нас в гостях были театральные режиссеры супруги Андрей Горбатый и Анна Шевчук. Наши гости рассказали о своей театральной семье, как в их жизни объединяется вера и театр, а также о своем спектакле «Старгород» по произведению Н.С. Лескова «Соборяне».

Ведущая: Анна Леонтьева

---

А. Леонтьева:

— Добрый светлый вечер! Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Андрей Горбатый и его жена Анна Шевчук, театральные режиссеры. Добрый вечер, дорогие.

А. Шевчук:

— Добрый вечер.

А. Горбатый:

— Добрый вечер.

А. Леонтьева:

— Сегодня мы хотим поговорить о семье и не только. Мы хотим поговорить о любимом, наверное, поправьте меня, если я не права, любимом детище Анны и Андрея спектакле по Лескову, который называется «Старгород», и это тоже, наверное, как ребенок для вас. Я очень хочу поговорить про этот спектакль, но начнем мы, как положено в наш «Светлый вечер», о семье с вашей семьи. Хотела спросить, как началась ваша прекрасная театральная семья? Два режиссера.

А. Горбатый:

— Мы сокурсники, мы закончили Ленинградский театральный институт режиссуру драмы Александра Александровича Музиля. Поступили мы в 1985 году, и как-то потом выяснилось, если не входить в подробности, что мы будем парой, вдвоем, и вот мы с того времени и не расстаемся.

А. Шевчук:

— Да, я могу сказать, что воспоминания сына о его детстве в четырехлетнем возрасте: мы снимали в Москве квартиру с нашими друзьями, тоже режиссерами, и там была такая дверь на кухню со стеклом, витраж такой был, модное такое стекло. И он помнит, как он стоит за этим стеклом, а мы на кухне отчаянно спорим о чем-то, разбираем пьесы без конца, выясняем все. И, в общем, ребенок очень хотел к нам туда попасть, но мы его там: «иди играй, иди чем-нибудь занимайся», в общем, это то, что нас объединяет, и, наверное, это то, что мы очень любим все, и поэтому мы ребенка отправили учиться к Григорию Козлову в Петербург, и он тоже у нас актер и режиссер.

А. Горбатый:

— Ну как «отправили», он поступил, закончил. Его зовут Андрей Горбатый-младший, Андрей Андреевич. И при этом я его спрашиваю: «Андрюш, вообще, как ты думаешь, может быть, у тебя какое-то было другое желание, и мы его не разглядели?» Он говорит: «Мам, вы так жили и так страстно любили театр, у меня не было другого шанса просто никем другим стать».

А. Леонтьева:

— Не было выбора.

А. Шевчук:

— Не было выбора у него никакого, да. Вот так. Такая семья, немножко вот увлеченная театром, и поэтому бытовые проблемы, не знаю, на каком плане у нас, наверное, там где-то далеко, на 151-м. И, в общем, деньги тоже там же находятся где-то...

А. Горбатый:

— Не знаю, у нас все нормально. Квартира, машина, все есть, поэтому чего тут.

А. Леонтьева:

— Слушайте, а вот два режиссера в семье, у меня, может быть, какое-то искаженное представление о профессии режиссер, но у меня есть подруга-режиссер, и, может быть, это просто характер, но когда она входит, все начинает расставляться на места: «так, пожалуйста, вот сюда, вот этот стол, вот сюда, вот вы сели... Нет, эти столы не сдвигать, сели вместе, вот вы туда...», такого не бывает в семье?

А. Шевчук:

— Ну вот когда наш сын закончил институт, и когда он его заканчивал, мы отправились втроем отдыхать. И, конечно, придумали все втроем инсценировку для него, у него дипломный спектакль был по «Братьям Карамазовым», там «Иван и черт» он делал.

А. Горбатый:

— Там одну главу он делал, он сейчас, замечательный спектакль.

А. Шевчук:

— И вот мы все втроем с удовольствием, увлеченно ругаясь, мирясь, но получая абсолютное удовольствие, это точка, где сходятся все. И вот сейчас он приезжает, мы опять садимся на кухню, и опять свекровь у меня, мама Андрея, она живет с нами, она спрашивает меня: «Вы созванивались с Андреем?» Я говорю: «Да, вчера, очень коротко, по делу». — «А как у него дела там, как у него ремонт?» Я говорю: «Александра Петровна, вообще не до этого, понимаете?» Ну, это понятно, это все нормально, я думаю, плюс-минус.

А. Горбатый:

— Мне кажется, вопрос был немножко о другом, о том, что вот лидерские качества и как они совмещаются.

А. Леонтьева:

— Мне кажется, что режиссер — это всегда харизма какая-то.

А. Горбатый:

— Мне кажется, когда мы приходим по отдельности, мы ведем себя, как вот ваша приятельница, абсолютно, потому что я вижу, как она себя ведет, но и я веду себя так же.

А. Леонтьева:

— Значит, это все-таки диагноз, а не характер.

А. Горбатый:

— Но так как мы сокурсники, мы учились на режиссеров, и как-то вот мы понимаем, что надо слышать, тут как бы, офицеры быстро договариваются. (смеются)

А. Леонтьева:

— Классно сказано. А как пришли к православию, можно спросить? Не очень личный вопрос.

А. Шевчук:

— Нет. Я вот сегодня, когда мы ехали с Андреем на передачу, еще немножко почитала про вас, мне было очень интересно, вы уж извините.

А. Леонтьева:

— Так мне приятно очень.

А. Шевчук:

— Да. И там есть история, что прадедушка был из священников. И это очень часто встречается, на самом деле, в нашем современном мире, вот у меня тоже прадедушка был священником.

А. Горбатый:

— Авакумов.

А. Шевчук:

— Да. А дедушку репрессировали и расстреляли в результате. И очень было интересно читать, потому что очень многие вещи сходятся. Могу рассказать одну историю: у нас есть приятели наши, Наташа Лебедева и Вадик Лебедев, она режиссер кукольного театра, а он занимался социологией, но как-то всю жизнь его тянуло стать священником, через какое-то время стал дьяконом, и вот он нас решил свозить в Задонский монастырь. И вот мы туда поехали, в этот монастырь, а на тот момент у меня не было такой основной работы никакой, какие-то мелкие были подработки. И Вадим знал ребят оттуда и знал монахов, и нам открыли мощи святого Тихона Задонского.

А. Горбатый:

— Мы там были четыре дня, послушания выполняли.

А. Шевчук:

— Да, и это был потрясающий опыт, конечно. Я приложилась, и у Тихона Задонского попросила работу, и у меня было еще одно тайное желание: я очень хотела посмотреть «Дети райка» с Марселем Марсо. И мы возвращаемся из монастыря, у меня было ощущение первое в Москве — лето, все раздеты, и я думаю: Боже мой, как не стыдно! Да, после четырех дней после монастыря встреча с раздетой Москвой очень сильная. И мы приехали домой, условно говоря, в 7 часов — в 7.30 начался фильм «Дети райка» первая серия, потом была программа «Время», когда мне позвонили и предложили работу, а потом была вторая серия «Дети райка». То есть исполнялось все просто по часам, понимаете?

А. Леонтьева:

— Потрясающе!

А. Шевчук:

— Да, у меня был сильный шок, это абсолютное чудо. Я работаю на этой работе вот уже семнадцать лет, то есть за меня как бы выбрали дальше то, чем я буду заниматься.

А. Горбатый:

— Задонский монастырь мы посещаем каждый год.

А. Шевчук:

— И теперь я понимаю, да, мы приезжаем туда, мы обязательно окунаемся в купель, и у меня абсолютно к этому монастырю и к святому Тихону у меня абсолютно родственные какие-то чувства, извините, что-то вдруг меня пробило на слезы. И этот человек, он для меня и тёплый, и живой, я каждый раз туда захожу, и для меня это абсолютно такое редкое, такое тёплое очень чувство к нему. Я бы сказала так, что путь к вере у меня был — это путь погружения. То есть вначале это так, немножко по щиколотку, с выходом назад и возвратом, как бы болтанием туда-сюда, и потихонечку, ну, где-то сейчас, наверное, по пояс, я так думаю. (смеются) Ну, так.

А. Горбатый:

— Только нужно сделать замечание: фильм «Дети райка» — это очень известный французский фильм с Жаном Луи Барро́.

А. Шевчук:

— Да, прости, я сказала Марсель Марсо, да. Ну, бывает. Я на тебя ещё посмотрела, думаю, скажешь «да» или скажешь «нет».

А. Горбатый:

— Ну просто люди слушают, зачем вводить в заблуждение.

А. Леонтьева:

— Андрей, а можно у вас тоже спросить, такой же личный вопрос задать?

А. Горбатый:

— Да. Я крещён в пять лет. Моя мама из Орловской губернии, папа из Гомельской, они повстречались в городе Свердловске, родился я, а потом они переехали жить в маленький индустриальный город на Украине, прямо из моего окна Днепр, Кременчугская ГЭС, и вот там прошло моё детство. А на всё лето меня отправляли в деревню в Орловской области, город Ливны, там деревня Козьминка, я жил у бабушки, потом бабушка приезжала к нам, меня крестили в пять лет. Когда уже я стал взрослым человеком, я приехал и выяснил: крестили меня в Свято-Сергиевской церкви, это сейчас кафедральный собор, это там, где пещера сейчас Ливенских старцев, и к ней имел отношение Сергий Булгаков, и какие-то вещи мне там были знакомы, и как-то я так жил с этим, но это был такой интеллектуальный немножко момент. Потом вот уже наш сын родился с Анной, мы отдали его православную школу воскресную, я там делал воскресные спектакли, меня вот Вадим свозил в Задонский монастырь, я там первый раз причастился. Ну, это было ещё не... Ещё как-то я жил...

А. Леонтьева:

— Получается, через театр.

А. Горбатый:

— Не то, что через театр, я как-то жил, Он был рядом. А потом был такой жесточайший кризис какое-то время назад, где-то в 17-м году, с такой достаточной периодичностью два сна у меня повторялись. Один мне снился сон, когда вот я плыву по реке, переплываю её не вдоль, а как бы поперёк, я плыву, и вот немножко сумерки такие. Я вдруг понимаю, что это моя жизнь, я это реально понимаю, я оглядываюсь и не могу оглянуться, потому что я вижу берег рядом, я понимаю, что это вот то, что у меня осталось, и я не могу вернуться причем. Второй сон был ещё жёстче: мне снилось всё время, я ощущал себя в закрытом помещении, в абсолютно закрытой комнате какой-то, где есть такой маленький лаз, он был то справа, то слева, и я понимал по своей фигуре, что я туда никогда не пролезу. Это чувство возникало у меня, что это будет всегда, и так ныло сердце, и я помню, что я во сне, мне нужно было представить в воображении, что где-то есть кусочек дня, и что вот этот лаз ведёт туда и где-то там...

А. Леонтьева:

— Где свет.

А. Горбатый:

— И это было во сне. Но ещё там был период выпивания, он осложнял это всё, программа такая была серьёзная в этот момент. В этот день никого не было в доме, я был один. Я проснулся, открыл глаза, передо мной метрах в трёх, вот такое маленькое, жёлтое, золотое свечение, лицо, я на него смотрю, меняется вся обстановка, вот из сна, мне так хорошо! И потом я сижу так минут пять-десять, я понимаю, что практически это стоит икона, и немножко отсвечивает на ней позолота, и у меня нет от этого никакого разочарования, я понимаю, что так и должно быть, очень тихо, очень хорошо, легко-легко. И сны такие прекращаются, они больше меня не мучают, и начинается какая-то бурная деятельность моя, потому что первое, что я понимаю: мне надо идти куда-то волонтёром. Я начинаю ходить в наш храм, это храм Живоначальной Троицы в Останкино.

А. Леонтьева:

— Ох, потрясающе, я тоже с него начинала.

А. Горбатый:

— Да, я хожу туда, я стою на службе, но я ведь режиссёр, я не могу понять, как я могу стоять на службе, я ничего не понимаю, какой-то китайский театр. Я беру сразу в тот момент какие-то брошюрки, структуру, как литургия устроена, что означает, символически и так далее. Ну и стою в храме, подглядываю, потом понимаю, что вообще мешаю всем, не слышу текста, как мне кажется, там уникальный хор, и потом я начал слышать. В то время волонтёрство моё было достаточно таким смешным, потому что я пришел волонтёрить в храм Христа Спасителя, когда привозили мощи Николая Чудотворца. Я такой толстый был, в такой вот тужурке, мне объяснили, что я должен говорить возле мощей, нас в разные точки ставили, пока очередь идёт, и вот это одна из точек была. Потом мне было понятно, что надо что-то еще, и в интернете, наверное, в этот момент это был единственный проповедник, который мне нужен был — это отец Андрей Ткачёв. Потому что я вот вечером сижу, а там — «почему мужчин нет в храмах?» И вот такой горячий, эмоциональный Андрей Ткачёв. Ну и дальше потихоньку как-то начался этот путь, который очень длинный, очень...

А. Леонтьева:

— Ну да, очень длинный, наверное, бесконечный.

А. Леонтьева:

— Я напомню, что у нас в студии Андрей Горбатый и его жена Анна Шевчук, театральные режиссёры. Я слушаю вас и прямо завидую, какие явные чудеса поначалу давались, прямо вот, пожалуйста, проходи, вот сюда, товарищи.

А. Горбатый:

— У меня так было уже с самого начала. Вы знаете, я не выбирал профессию. В 10-м классе, я ещё был школьником и поехал на какой-то областной конкурс, подошёл режиссёр и мне сказал: «Ты, наверное, хочешь в театральный поступать?» У меня в голове этого не было, я вообще спортом занимался и думал, что буду футболистом. То есть я как бы выбора не делал. Я человек из провинции и в театре никогда не был до 10-го класса, и мне так приоткрыли, сказали: «вот сюда иди». Ну

А. Леонтьева:

— И сразу поступили, да?

А. Горбатый:

— Это был 80-й год, тогда Москва была закрыта, поступления в творческие вузы были отложены на осень. И мне сказали, что я уже студент Кировоградского пединститута, и буду работать у них в студенческом театре. Я пришёл, сказал маме в марте месяце, она говорит: «Нет, это невозможно». Я говорю: «Вот телефон, звони». Вообще это светский такой момент жизни, но мне кажется, это Промысл всё равно был. Я когда без гордыни прислушиваюсь, у меня тогда что-то начинает двигаться, а как только я своевольничаю, вот эти проекты как-то недолго они существуют.

А. Леонтьева:

— То есть даже в таком театральном деле мы можем сказать, что вот как-то подталкивает кто-то и, так сказать, направляет?

А. Горбатый:

— Думаю, что да.

А. Леонтьева:

— Ну, судя по вашему спектаклю — да.

А. Горбатый:

— Спектакль и был продолжением этого, потому что когда я прочёл, у меня за спиной три курса филфака, но мне казалось, Лесков... Я знал, что модернисты его обожают, я знал отношение Цветаевой к этому роману, но это была так, информация. И вот я читаю в 2018 году, вот после отца Андрея Ткачёва, всего, этот роман, и понял, что вот это мне нужно ставить. Эту пьесу написала Нина Николаевна Садур 30 лет назад и долгие поиски этой пьесы, и оказывается, у меня нет экземпляра этого, и мне казалось, что этого уже никогда не будет, но вот пьесу как-то возвращает из пространства режиссёр Евгений Каменькович, у которого последний экземпляр остался.

А. Леонтьева:

— То есть ещё этого ни в интернете, ни в компьютере?

А. Горбатый:

— Нет, ничего нет.

А. Шевчук:

— Андрюша, это же был какой-то ещё вариант помрежа, да?

А. Горбатый:

— Это был вариант помощника режиссёра, случайно остался, и как-то у Евгения Борисовича он оказался. И вот я получаю этот экземпляр, смотрю в интернет, а там открывается конкурс для независимых проектов. Ну, вот я и пошёл.

А. Шевчук:

— Да-да, этот конкурс «Арт-платформа», по-моему, там оставалось два дня до завершения приёма заявок.

А. Леонтьева:

— Я просто хочу сказать радиослушателям, что мы сейчас плавно перетекли в обсуждение спектакля «Старгород», потому что, видимо, это так неразрывно связано с жизнью и с верой, что...

А. Шевчук:

— Да, это абсолютное продолжение истории нашей жизни и нашего постижения веры.

А. Леонтьева:

— А ваш сын как-то участвует вообще в этом проекте?

А. Горбатый:

— Да.

А. Леонтьева:

— Что он там делает?

А. Горбатый:

— У меня 30 спектаклей за спиной разных, включая и Москву, и Питер, и в общем, можно было с этим материалом пойти в долгую дорогу переговоров с театрами и так далее, но когда дверь открылась, вот рядом есть Независимый театр, независимые проекты могут рассматриваться. Я подаю заявку, прохожу сейчас модное слово «питчинг», нужно делать лабораторный показ.

А. Леонтьева:

— Что такое «питчинг»?

А. Горбатый:

— «Питчинг» — это нужно в течение пяти минут режиссёру перед большой комиссией как-то доказательно рассказать идею спектакля, а лучше ещё что-нибудь представить с артистами. Это первый шаг у нас был с Юлией Чураковой, удивительная актриса с божественным просто голосом, и я прошу её, чтобы она участвовала в питчинге, и она поёт песню «Дороженька», и нам дают добро. А дальше на кого опираться? Поэтому тут же вызывается Андрей Андреевич, мозговой штаб, как он и хотел когда-то с родителями поучаствовать. И там возникло даже, когда мы делали этот показ, замечательный артист Олег Савцов тогда не смог на показе, и Андрей за три дня просто вошёл. А сейчас он внутри руководит...

А. Шевчук:

— Вошёл, играл одну из ролей, приехал спасти проект, приехал и сыграл. Он живёт в Питере, работает в Питере, но...

А. Горбатый:

— Мы сочиняли вместе, я с ним советовался, поэтому это наше такое тройное дело абсолютно, для меня оно семейное.

А. Шевчук:

— Мне иногда кажется, что он умнее, чем мы, но не всегда, конечно. Но когда он приезжает, у меня наступает очень такое... Мне сразу становится спокойно, я абсолютно чувствую защиту от него, как ни странно. Мне кажется, что он взрослый уже мальчик, ему сейчас 30 лет будет, его ноябре. Он ходил в воскресную школу, и я помню период 5-6 класса, он на дверях написал большой плакат: «Я хочу спасти душу и развлечься, отстаньте от меня».

А. Горбатый:

— Нет — «Я хочу развлечься и душу спасти», такой был у него лозунг.

А. Леонтьева:

— Класс.

А. Шевчук:

— Потом ещё пришёл от своего приятеля, соседа, и сказал нам: «Боже мой.. рядом живут нормальные люди, смотрят ужастики, боевики. Не то что мы: „культура, культура“, сколько можно!..» Это был такой подростковый возраст.

А. Горбатый:

— Тут нужно отметить, что счастливо решилось в тот момент, потому что я очень много ездил, ставил спектакли. Мы переехали сюда, когда Андрею было шесть лет, и мы отдали его в воскресную школу, в храм Николы на Куличках.

А. Горбатый:

— И то, что дала воскресная школа — этого, конечно, мы бы просто не смогли, за нас сделали удивительную, правильную работу. И когда мы приезжаем в Петербург к нему в гости, мы видим, что иконы стоят, мы знаем, что он не так часто, но ходит в церковь, и значит, это осталось с ним.

А. Леонтьева:

— Счастливые родители.

А. Шевчук:

— Исповедуется, причащается, обязательно всегда на Пасху, держит Великий пост всегда. А всё остальное время: «Андрюш...» — «Да-да-да, мам, я знаю, но сейчас почти нет времени совсем на это». Но тем не менее, я знаю, что у него внутри есть этот стержень. Это я знаю просто, и вот то, чего я боялась, что если мы оставим его без этого стержня, то он не сможет совладать со своей природой, которая у него эмоциональная, потому что мы эмоциональные люди, ну и всякие искушения, особенно вот когда подростковый возраст очень много искушений, я подумала, что надо обязательно, чтобы у парня был какой-то стержень, за который он мог бы держаться, когда начнутся эти болтания сумасшедшие в жизни.

А. Горбатый:

— Тут есть такая радость и отцовская, и человеческая, потому что дважды так просто получалось, я приезжал в Питер и один раз мы с ним в Александро-Невской лавре были на Пасху всю службу. А один раз на Рождество. Это огромная, удивительной красоты служба, я немножко как режиссер скажу, там начался вход священников, а их человек 50, и вот когда этот торжественный вход идёт, а потом... Эта служба, закончилась, по-моему, в шесть утра.

А. Леонтьева:

— Ничего себе!

А. Горбатый:

— Да, это было потрясающе, и на Пасху тоже, и рядом стоит сын мой. Это хорошо было просто, очень хорошо.

А. Леонтьева:

— Я очень вас понимаю.

А. Горбатый:

— А когда выбор был именно «Старгорода», но «Старгород» — это название пьесы, потому что «Соборяне» — это роман. Мне было с ним очень интересно, потому что я понимал, что зритель должен быть молодым, современным, и мне было важно с Андреем разговаривать, какими инструментами пользоваться, как это вообще, потому что текст удивительный, а как он будет?.. И очень помог. Очень.

А. Леонтьева:

— Напомню, что сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Андрей Горбатый и его жена Анна Шевчук — театральные режиссёры, говорим о семье и театре. Мы вернёмся к вам ровно через минуту.

А. Леонтьева:

— Напомню, что сегодня с вами Анна Леонтьева, у нас в гостях Андрей Горбатый и его жена Анна Шевчук — театральные режиссеры. Я с радостью слушаю, и в то же время завидую, потому что мои дети, очень многие их знакомые в каком-то возрасте ушли в духовный поиск такой. Я ни в коем случае не говорю, что они неверующие люди, я вижу, как душа их лежит к вере, к церкви, но можете ли вы мне подсказать, что такое должны сделать родители, чтобы этого поиска вообще не было?

А. Горбатый:

— Я не знаю, у нас как-то удивительно получилось, вот был момент, когда он поступал в театральный вуз, поступил в ГИТИС и туда. И выбор был: либо с родителями жить, либо уехать в Питер. Ему было 16 лет, и тогда принято было решение, чтобы он уехал в Питер, это дало некую свободу, и мы как бы не знали все его этапы, понимаете, какие-то этапы для нас оказались как бы...

А. Леонтьева:

— Отпустили, да?

А. Горбатый:

— Отпустили, да, и не было такой проверки. И только ждали, обрадовались, что курс занимался Достоевским, и ну тут уж мы... А вот если бы возникло то, о чем вы говорите, я даже не знаю тут совета. Тут трудно, я бы, может, не сдержался и свою тиранию отцовскую и режиссерскую включил, я уверен, что этого нельзя, туда не думай, это бесполезно, зачем идти и тратить время? Я сейчас очень простыми говорю, можно и более интеллектуально, но смысл будет примерно тот же.

А. Шевчук:

— У меня есть ощущение, что когда Андрюшка родился, я помню, у меня была такая большая палата, я одна, и у меня было ощущение, я никак не могла для себя понять, как вообще получился сейчас новый человек, и у меня это в голове не помещалось совсем. И дальше я поняла, что я буду с ним знакомиться, что это не моя собственность, это не продолжение меня, это что-то отдельное, свое собственное, и вот это ощущение у меня достаточно долго сохранялось. У меня брат есть, он старше меня на четыре года, он мне всегда говорил: «Если я тебя увижу с Эмилем Золя, я не знаю, что я с тобой сделаю». Ночью я, будучи маленьким ребёнком, прокрадывалась, открывала книжный шкаф, вытаскивала Эмиля Золя, забиралась в туалет, потому что там можно было включить свет, и сидела читала. И поэтому я Андрею говорила: «Ну, слушай, вот этот роман тебе ещё рано точно, ты ещё никогда в жизни его не сможешь осилить». То есть, мне кажется, если человека заставлять что-то делать, у него возникает энергия сопротивления.

А. Леонтьева:

— Первое, что он прочитал, это, наверное, роман Эмиля Золя.

А. Шевчук:

— Да, он сразу начинает, то есть, я говорю: «Ну не надо, наверное, не стоит тебе читать, это сложно». Смотрю — он уже сидит, читает. Вот потихонечку. Мы с ним выбирали ему книжки, ходили в магазин «Москва» такой книжный, огромный, он очень любил ужастики, вот это то, как он научился читать. Он настолько их любил, что он научился читать, потому что он без конца их читал. И вот мы с ним заходили, был стеллаж с ужастиками, он просто становился как Вицин в фильме, и говорил: «Мама, мама, одну, пожалуйста!» Я говорила: «Значит так, мы с тобой покупаем одну дрянюку и две нормальные книги». И у нас такой был торг, и он таким образом читал и Хемингуэя параллельно с ужастиками. Но дальше мы ему литературу давали ту, которую нам казалось на тот момент, ему можно и интересно, и он очень любил читать. Сейчас тоже очень любит читать, у него был просто период, когда, естественно, это отходит. А сейчас он тоже очень много читает и образованней меня, по крайней мере, точно.

А. Леонтьева:

— Вы знаете, я вспомнила, что у меня дети ходили один период в православную гимназию, и там список литературы для чтения, он был такой чудной немножко, были такие грустные очень книжки, где все в конце умирали, очень благочестивые, я не буду говорить авторов, чтобы никого не обижать. И дети никак не могли научиться читать, и они нашли Рэя Брэдбери, и прямо моментально пошло дело, то есть первая книжка в православной семье был Рэй Брэдбери.

А. Шевчук:

— Да, мы с ним «Хоббита» читали с удовольствием, и всего Толкиена, конечно, и это были любимые книги.

А. Леонтьева:

— Ну, в общем, секрет я поняла — отпустить, и...

А. Шевчук:

— Отпустить, наблюдать и помогать. Вот есть еще такая штука: мы сами читающие, очень любим книги, и то, что ты сам на самом деле любишь, ему не надо это навязывать, потому что он видит твое отношение к этому, а если он хочет быть на тебя похожим, он все это снимает. Ну, или она, ребенок.

А. Леонтьева:

— Потрясающе, знаете, еще то, что мы с вами, во-первых, ходили, не знаю, в какие годы, я в 90-е начала ходить в приход Останкинский, вот этот вот Живоначальной Троицы...

А. Горбатый:

— Нет, это я намного позже, это 2001-й, 2002-й год.

А. Леонтьева:

— И начиналась вот эта пора, когда молодые пришли в церковь, и у нас была куча молодых семей, которые вместе там рожали, гуляли в этом парке Останкинском, и мы все время думали, чем бы их объединить, и мне тоже вот пришлось поработать много лет режиссером таких домашних, мы сначала какие-то простенькие ставили, то есть театр очень объединял. Сначала просто мы приходили, играли, потом это обрастало декорациями, потом нам сделали художники занавес, потом уже какие-то прямо большие-большие помещения, в общем, это было очень увлекательно и очень тяжело.

А. Горбатый:

— Мне, когда стало понятно, что нужно делать декорации к этому проекту «Старгород», во-первых, нужно сказать о том, что когда мы с Анной обратились, предложили потрясающим артистам, такой у нас, как говорят модное слово: кастинг, каст, состав, труппа, она очень сильная. Вот у нас и народный артист России Валентин Клементьев, и два лауреата «Золотой маски»: Глеб Пускепалис и Олег Савцов. Удивительная наша сокурсница, заслуженная артистка России, актриса театра «Сатирикон» Марина Иванова, у нас замечательная Юлия Чуракова, у нас молодые артисты с уникальными музыкальными дарованиями: Артур Сафиуллин, Кристина Комарова, Кристина Кузнецова, удивительный Никита Заболотный, и в составе у нас есть не артист, это чтец — Никита Трунов.

А. Леонтьева:

— Это кто у вас, кого он играет?

А. Горбатый:

— Он играет чтеца, ну, чтец, как в церкви, он читает несколько молитв, да.

А. Шевчук:

— Он чтец, и он в нашем храме святого Макария...

А. Горбатый:

— Вот я хочу это рассказать: я обратился в свой приход, в который сейчас я чаще хожу, это молодой храм на Огородном проезде — святителя Макария (Невского), пришел, говорю... А мне там, чтобы был понятен уровень цен, мне нужно было там пять деревяшек каких-то распилить, там что-то с ними делать, и мне ценник выставили первый: 200 тысяч, в театральных мастерских. Это там немножко, так сказать, для декорации. И что делать? Вот я иду в родной храм к отцу Никите, он говорит: «Ну, давайте в молодежный клуб, у нас есть Роман, наш сторож, у нас есть мастерская, ну, не мастерская, как бы...», и храм мне помогает. И тут же я слышу нашего чтеца Никиту, и беру его на спектакль. Удивительное дело — Никита еще и студент МГУ, ВМК факультета. И я тогда понимаю, что вот то, что я пошел в это независимое плавание, оно стало собирать какую-то удивительную компанию, и просто в государственном театре ты ее такую не соберешь! Понимаете, когда приход, когда артисты, твои товарищи, вдруг разворачиваются с большим интересом к Лескову, к очень сложному тексту, и я тут понимаю, что я вот просто надеюсь, и оно потихоньку так двигается. Вот если о спектакле сказать, то, что мы с Анной сделали, я когда стою на спектакле, я смотрю и понимаю, что происходит во время спектакля, этого моя маленькая личность не могла сделать, тут дело не в моем таланте. Тут что-то такое сошлось, чтобы вот эти ребята, и Нина Николаевна удивительный текст сделала, можно было бы отдельно поговорить. Единственное, что мы выбирали точно — чтобы ребята могли петь, потому что у нас там, кроме драматического действия, очень важные элементы музыкальные.

А. Леонтьева:

— Там замечательно поют. Я прошу прощения, мы уже увлеклись процессом делания этого спектакля, я хотела сначала ввести в курс радиослушателей, потому что это спектакль, который длится, по-моему, два часа, и он сделан по огромному произведению Лескова «Соборяне», но Нина Садур каким-то образом сделала из этого такую вот пьесу совершенно потрясающую. Видимо, взяла какую-то одну линию...

А. Шевчук:

— Один эпизод.

А. Леонтьева:

— Я просто скажу, что я имела счастье посмотреть рабочую версию спектакля, обязательно мы сейчас расскажем про то, когда он будет идти. Обязательно, если даст Бог, приду к вам снова, потому что это потрясающе. Я хотела сказать о своих впечатлениях как не театрал, как совершенно человек, который далёк от темы. Во-первых, я хотела посмотреть маленький кусочек, чтобы просто иметь представление о том, что это такое, я, конечно, села, и, в общем, всё, в конце я порыдала — потрясающий, по-хорошему простой, прозрачный, необыкновенный спектакль, потрясающая сценография. Какое-то отдельное впечатление на меня произвёл священник, то есть отец Савелий Туберозов, которого, как Андрей говорил мне предварительно, сыграть очень сложно, потому что это либо пафос, либо это какой-то китч. Но здесь я видела просто на сцене священника и даже такой прообраз моего знакомого, очень хорошего священника, я прямо в нём увидела. Спектакль смотрится на одном дыхании, и, наверное, вы уже получаете какие-то отзывы зрителей о том, что он, мне кажется, даже может привести к вере, зародить такое зерно светлое. А теперь, после моих предисловий, давайте вы продолжите рассказывать.

А. Горбатый:

— Подхвачу тогда тему: мы первый раз сыграли лабораторный показ 23 февраля 2022 года, а на следующее утро история нашей страны изменилась. И мы долго не могли, там по всяким обстоятельствам, мы сыграли потом практически через год в следующий раз. И вот одна зрительница, которая была на том показе и пришла на этот, и вот написала такой отзыв, причём она не в письме написала, а в своём каком-то блоге, вот где-то мы узнали. Там смысл текста был примерно такой: что всё это время, вот год, который она переживала, она вспоминала наш спектакль. Ей было как-то важно это, и она вспоминала работу, вот она вспоминала отца Савелия Туберозова в исполнении Валентина Клементьева, она говорит: «Вот я к такому священнику пошла бы исповедоваться». Нужно понимать, что она, скорее, с опаской смотрела в православие, я так понимаю.

А. Леонтьева:

— Не церковный человек, что называется, да.

А. Горбатый:

— Но что-то такое в ней держало вот этот сложный год, который все мы понимаем, переживали все по-разному. Другая зрительница, ну, совсем маленькая, я так понимаю, 10-е, 11-е классы, мне передали их восприятие. И нам важно, что и вот с такими нужно разговаривать, с молодым поколением. Она говорит: «Я сижу на спектакле, и вдруг я для себя понимаю: а что, священники среди нас живут?» Ну, для неё, вот она не знает ничего про это, она думала, что это вот как-то в книгах где-то там в фильмах, возможно.

А. Леонтьева:

— У неё такое первое знакомство.

А. Горбатый:

— Абсолютно первое. Да, ну и по закону голливудского фильма, есть хорошие парни и плохие парни, вот наша зрительница поняла, что хорошие парни — это священники. И мы понимаем, что есть обязательно есть такая история. Но текст, который сделала Нина Николаевна Садур, он удивительный с точки зрения, я думаю, что сообразят молодые филологи, потому что это не Лесков, вот буквально, просто это не инсценировка. Это вот, как вы очень точно заметили, это перевод в другой жанр. Это пьеса с удивительным текстом. И мне сказал вот наш артист, Глеб Пускепалис, он говорит: «Это вертикальный текст, он врачует, потому что он как-то так сложно устроен». И я обращаю внимание, что молодые люди, которые совсем не знают, если так можно сказать, православного слова, вот вообще они им никогда не пользовались, для них это открытие, что так это звучит, так чисто, так простодушно! Вот эти важные такие какие-то зерна, вот они эмоционально очень чистые, и дальше уже человек сам как-то делает свой путь.

А. Леонтьева:

— Я напомню, что у нас в гостях Андрей Горбатый и его жена Анна Шевчук, театральные режиссеры. Это слово не просто вот звучит, оно как-то очень точно попадает в какие-то лунки души, я извиняюсь за пафос, но я просто смотрела и понимала, что, как я уже говорила, оторваться невозможно.

А. Шевчук:

— Там есть такой фокус в финале, когда ребята поют финальную песню: каким-то образом, тоже для нас неизведанным, заканчивается сюжет, и внимание почему-то у зрителей фокусируется на собственной жизни.

А. Горбатый:

— Да, почему это так? Это построено так.

А. Шевчук:

— Хорошо построено.

А. Леонтьева:

— Фокусируются на собственной жизни.

А. Шевчук:

— На собственной жизни, да. Когда в конце слушают длинное наше трехголосие зрители, они начинают анализировать себя — и вот это, наверное, самое главное, что есть в этом спектакле, с моей точки зрения. То есть мы с удовольствием, весело проводим там полтора часа...

А. Леонтьева:

— Там много юмора.

А. Шевчук:

— Да, да, это забавно все и плюс — блестящие актерские работы, ненавязчивая сценография совсем, с которой мы боремся. И вдруг в конце неожиданно тебя подстерегает такой фокус, когда тебя немножко заставляют подумать о том, кто ты, о чем ты, где ты и вообще что ты собой представляешь?

А. Леонтьева:

— Я просто хотела к словам Анны сказать, что если бы я советовала кому-то пойти на этот спектакль, то я бы советовала, наверное, всем своим друзьям и прихватить с собой обязательно вот этих духовно метущихся, ищущих своих детей, потому что это действительно настолько вот фокусирует, там невозможно ни влево, ни вправо, то есть вот все лучи сходятся. И вот, дорогие радиослушатели, если у вас есть 31 августа и 30 сентября, вот Андрей поподробнее расскажет, где и как.

А. Горбатый:

— Это «Арт-платформа», она находится в Новом Манеже, это Георгиевский переулок, за Госдумой. Это здание Нового Манежа, и в нем есть театральный зал. Наверное, нас найти можно через группу в «ВК», которая называется «Старгород: независимый театральный проект», а там уже вот как-то можно будет пояснее. Хотел сказать, у меня было открытие где-то года два назад, вот Анна занимается мюзиклами, музыкальным жанром, к которому я, как режиссер, относился так иронично. И там было вдруг открытие, мне стало нравиться пение, а потом я как-то увлекся оперой, и я не понимал, как мне в драматическом спектакле это использовать, потому что это простота выразительного средства и удивительная сила его — вот музыкально звучащий человеческий голос, который нас не развлекает, а как-то куда-то... И я вот не знал, где мне это можно использовать без инструментала, вот акапельно. И когда мы делали «Старгород», я понимал, что должно быть так неожиданно. И вот я знаю мнение, мой приятель, который пишет романы, сказал: «я в конце о себе думал». Так сказала школьница: «я в конце о себе думала». Так сказала наша прихожанка, которая флористка замечательная, она говорит: «я о себе думала».

А. Леонтьева:

— «Я о себе думала?»

А. Горбатый:

— Каждый думал о себе в конце.

А. Шевчук:

— Каждый немножечко, как Шекспир: очи назад, вглубь, к себе внутрь опускают. И там, дальше уже как бы занимаются: что же я, кто же я?

А. Горбатый:

— Да, мне очень нравится, мне нравится находиться, у нас небольшой камерный зал, всего 160 человек. Место, где играется спектакль этот новое, что называется, незахоженное, для молодых людей это очень важно. Это прямо центр Москвы, 25 метров до метро «Театральная», и в то же время раз, и ты на какую-то секунду оказался чуть-чуть в другом мире.

А. Леонтьева:

— Абсолютно в другом, да.

А. Горбатый:

— Знаете, у меня нет желания, это не проповедь в данном случае, это не кафедра, но это и не энтертейнмент, это не развлечение. Это все-таки некие секунды, которыми надо... Не все идут в храм, не все ищут...

А. Леонтьева:

— Вернее, все по-разному заходят в храм, да?

А. Горбатый:

— Да, абсолютно.

А. Шевчук:

— Я думаю, что многие люди могут зайти со стороны спектакля «Старгород», вот это мое абсолютно ответственное заявление. Но особенно приятно, что наша программа выходит в праздник, который мы так долго ждали, в праздник Успения Пресвятой Богородицы. Вот я поняла, что у Андрея есть что рассказать об этом празднике, давайте дадим ему слово.

А. Горбатый:

— Да, спасибо. Когда-то меня крестили, мне было пять лет, инициатором была моя бабушка Прасковья Тихоновна. Я к ней ездил, когда мне было 4, 5, 6 лет. И я когда был там, мне уже лет 18 было, я помню, что я называл для себя так «бабушкины слова», это слова, значения которых я не очень понимал, но они вот... Вот я знал слово там «Богородица» в детстве, часто, «Успение». Я не знал, что это праздник, потому что на Троицу в праздник я был, это летом, я точно помню, как проходило, в деревне это удивительно. А вот какое-то Успение, это было вот от бабушки: «Пресвятая Богородица, Успение». И бабушка ушла в 1986 году, а я все время понимаю, что она меня так любила! Она так меня любила, что это все, все время со мной. И у меня было таких два ярких впечатления, вот это как богатство... У меня отец рано умер, в 50 лет, но там другие немножко вещи были. Я был удивлен и потрясен, когда я был на Афоне, я стоял в греческом монастыре Иверон. Была длинная служба, я к концу службы вышел на воздух и сидел настоятель, как я понял. Он на меня смотрел, я был в пяти метрах от него. Я повернулся, он на меня смотрел. Я на него. Я подошел вот как-то благословиться, и с меня уже там все, я просто плакал. Я смотрел —были такие любящие меня глаза! Ну, мы знаем глаза любящих тебя людей, мы знаем мамины глаза, мы знаем сестры глаза, супруги, дочери. А это другая любовь. Мне кажется, даже больше было. Я был так удивлен! Я так как-то стоял, он благословил, я вышел. Я всегда, когда пытаюсь потом молодым рассказать, что это такое, почему, ведь он меня не знает вообще, первый раз меня видит.

А. Леонтьева:

— Просто на вас плеснулась вот эта любовь из его глаз, да?

А. Горбатый:

— А он действительно на меня посмотрел, он один, я повернулся к нему, я был там в трех метрах от него, посмотрел, благословился — и на меня хлынуло вот это просто... Это, конечно, удивительно. Поэтому вспоминаю когда спектакль свой, мне кажется, я трачу вот это все...

А. Леонтьева:

— ... что получил, да?

А. Горбатый:

— Да. Но не трачу, как растратчик, а вот отдаю, потому что этим надо делиться как-то. И тут уже не вопросы искусства, в этом спектакле я попытался спрятать все режиссерские уши, там вот артист, личность, текст и то, что происходит в воздухе, оно рождается. И вот в этом смысле я говорил, что тут моя маленькая личность, такие вещи... Он немножко может показаться кому-то простодушным, не очень таким, как бы вычищенным, прямо, знаете, академическим, это не академический, это живой спектакль. Это живой театр. Поэтому Успение — это так как-то у меня... Да, бабушкины слова, конечно, я помню... Лет 15-16 у мне было, я понял, что вот Богородица, наверное... И я никак не мог понять, как я слышал в детстве, что они означали, по какому поводу? А вот это я помню. У бабушки было три класса церковно-приходской школы. Такой большой, огромный дом, родовой дом, построенный в конце 19-го, начале 20-го века, крестьянский родовой дом. Я помню, когда занимался Буниным, изучением, он же описывает такие дома, и я так: я же был в нем, это же про мой дом! И вот то, что родители подарили мне эти лета, Господние просто получил в чистом виде у бабушки. И смешно, когда меня вели в церковь, я кричал: «Нельзя! У меня папа коммунист!» Потому что в пять лет у ребенка, который в 63-м году родился, ну какие герои? Мальчиш-кибальчиш, я всем сердцем хотел, чтобы вот красное знамя, это сердце, это мой цвет, а я прихожу, а там хоругви, а там другие цвета. И я так плыву, мне кажется, я в другом, не моем мире, а потом крещение, потом меня в алтарь извели. И когда я приехал через 30 лет, мне казалось, этот храм такой огромный в детстве, он-то, конечно, немножко не такой. (смеются)

А. Леонтьева:

— Слушайте, вы это говорите, это на самом деле очень утешительно, потому что вот эти детские воспоминания, в том числе и моих детей, которые проводили все детство в церкви, они, видимо, все-таки, как знаете, вот это вот просо, которое сыпали ребятки за собой, уходя в лес, вполне возможно, по ним же и вернутся. И я хотела напоследок спросить у Андрея: все-таки, как попасть на спектакли, которые, я повторяю, будут идти 31 августа и 30 сентября?

А. Горбатый:

— Думаю, что самый простой способ — это зайти на «Яндекс.Афишу» и набрать спектакль «Старгород», и там выходит страница спектакля и зал.

А. Леонтьева:

— Дорогие радиослушатели, повстречаемся с вами на спектакле, на который я, даст Бог, тоже приду. Спасибо за удивительную беседу. Напомню, что с вами была Анна Леонтьева, у нас в гостях Андрей Горбатый и его жена Анна Шевчук, театральные режиссеры. Спасибо, дорогие.

А. Шевчук:

— Спасибо большое.

А. Горбатый:

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Благодарность Богу». Священник Антоний Лакирев
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Журнал от 20.12.2024». Ольга Зайцева, Андрей Тарасов