«Самооценка христианина». Иером. Андроник (Пантак)

В нашей студии был насельник Сретенского монастыря иеромонах Андроник (Пантак).

Мы говорили о самооценке христианина, почему многие святые считали себя «хуже всех» и применима ли эта формула для каждого.

---

А. Ананьев

— Добрый вечер, дорогие друзья, вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. И разрешите представиться чуть подробнее, в первую очередь, конечно же, моему гостю. Сегодня у меня в гостях насельник Московского Сретенского монастыря, ответственный за молодежную работу и детскую воскресную школу удивительный, открытый миру собеседник, по крайней мере, в его инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) — сколько у вас подписчиков, 11 с половиной тысяч?

О. Андроник

— Сейчас уже 11, 9 стало.

А. Ананьев

— Да. Хотя не в количестве дело, дело в содержании. Отец Андроник Пантак, добрый вечер.

О. Андроник

— Добрый вечер

А. Ананьев

— Тяжело работать с молодежью?

О. Андроник

— Мне нет. Вообще есть, по-моему, разные люди с разным устроением. Это нормально, что каждый занимается своим делом. Есть люди, которым тяжело и которым надо перестраиваться. Я скажу, что мне в свое время пришлось немножко перестраиваться, чтобы работать с детьми, допустим. Прорабатывать какие-то вещи, но с молодежью мне изначально было несложно и в этом, я думаю, моей особой заслуги нет, потому что видать как-то такой склад характера, что мне с людьми удобно так, легко общаться.

А. Ананьев

— Мне пришло в голову, что, наверное, со взрослыми тяжелее, в силу их закостенелости больше?

О. Андроник

— Знаете, бывает. Тоже разные взрослые бывают у нас. Было время, когда мне приходилось помогать одному священнику вести беседы у такого, старшего поколения. Бывает тяжеловато из-за того, что есть некоторые стереотипы, с которыми человеку тяжело расставаться, они часто есть у молодых людей, но они не всегда такие, укоренившиеся.

А. Ананьев

— Как мы уже выяснили, у вас очень как-то принято называть «раскрученный», я бы сказал: пользующийся заслуженным интересом аудитории инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации). Я так понимаю, это не единственная социальная сеть, в которой вы активно участвуете и размышляете, делитесь своими советами, своими размышлениями. Хочу спросить вас вообще про феномен социальных сетей, с которым мы столкнулись сейчас очень плотно. У меня есть ощущение, что это — зло. Дело не в содержании, хотя содержание тоже порой оставляет желать лучшего. Дай Бог, 2 процента того, что действительно делает нас лучше, остальные 98 процентов приходится как-то избегать или если ты потеряешь бдительность, ты погружаешься в это и становишься хуже. Я про другое — это нас отвлекает от жизни, от себя и самое главное, от Бога. Когда мне мысль эта в голову пришла, отец Андроник, когда у меня телефон мобильный сломался, я его сдал в ремонт и два часа сидел в кафе по соседству с ремонтом, испытывая острую необходимость быть поближе к телефону, потому что — а как без него? И я сидел, передо мной была чашка кофе и больше не было ничего. И я тогда начал молиться про себя в этом кафе посреди торгового центра и вдруг понял, что так искренне и хорошо я давно не молился. Вы понимаете, в чем дело? И я вдруг почувствовал, что телефон меня в общем, наверное, отвлекает от всего этого, все эти социальные сети, потому что рано или поздно правый большой палец руки человека станет в два раза больше левого, потому что мы все время скроллим. Может быть, от этого всего надо отказаться?

О. Андроник

— Знаете, соцсети, с какой-то стороны да, можно сказать, что очень много всего опасного. Соцсеть — это инструмент нашего времени и, к сожалению, мы мимо них пройти не можем. Я почему появился в свое время в соцсетях, тогда еще владыка Тихон был священником, архимандритом. Я начал заниматься с молодежью, к нему подошел и спросил, говорю: у нас такая ситуация и я сейчас работаю с молодежью, а у нас молодежь вся в контакте на тот момент была. Вообще, как мне с социальными сетями? Он говорит: в принципе, это твоя работа, послушание, поэтому пользуйся, действуй. И с того времени... я до этого два года вообще удалял свою страницу и мне пришлось вернуться. И в принципе, в соцсетях есть много опасного, и я понимаю, что для христианской духовной жизни действительно много опасного есть. Вот я недавно себя поймал на мысли, что я как-то отвлекся на какие-то дискуссии и у меня начинается какое-то расшатывание в молитве, внимании и мне пришлось просто временами это все отключать и не смотреть, не интересоваться. Но дело в другом, люди сейчас все присутствуют в соцсетях и соцсети — это такое пространство, в котором и христиане, и священники должны присутствовать. Потому что, знаете, мне очень нравится позиция апостола Павла: христиане — не колонизаторы. Что такое колония в древности? У нас сейчас колония понимается как, что Индия, которую захватили англичане. А в Риме города-колонии это были такие города, которые устраивались по принципу самого Рима. И поэтому апостол говорит: наша столица, наше жительство — на небесах, то есть наша столица — это небесный Иерусалим, а мы — такие колонизаторы. И вот мы, попадая в разные жизненные обстоятельства, должны вокруг себя как бы распространять это Небесное Царство. И мне кажется, что если христианин присутствует в соцсетях и он старается, не всегда это, может быть, получается, но он старается, по крайней мере, в соцсетях присутствуя, сохранить это христианское настроение и стараться себя соизмерять с Евангелием, то это вольно или невольно уже будет проповедь, тем более, когда люди сейчас особенно в инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) присутствуют, необходимо присутствовать и делиться какими-то размышлениями, потому что и верующим людям это бывает очень важно, потому что какую-то святоотеческую мысль обработаешь, выдашь, и некоторые пишут, что действительно, очень долго мучил вопрос, а сейчас есть ответ и можно как-то применять его в жизни. Есть немало уже случаев, когда и мне, и другим священникам пишут люди не церковные. То есть они заходят, начинают читать. Мне недавно, я редко смотрю, кто на меня подписывается, но сейчас народа все больше и больше, но посмотрел — молодой человек какой-то подписался, захожу на его страницу, там фотографии из ночных клубов, там ни одного общего друга, и он начинает смотреть, начинает что-то отмечать в публикациях. Поэтому я понимаю, что есть много опасностей и если у человека есть возможность и нет необходимости присутствовать в соцсетях, думаю, ему будет от этого хорошо. Но мы должны их использовать, мы должны в них присутствовать, потому что, знаете, христиане — это закваска, закваску бросают, не спрашивая, в какое время ее бросили, в какое географическое место. И мы, сейчас оказавшись в той ситуации, когда люди все массово присутствуют в соцсетях, мне кажется, если силы внутренние душевные есть — присутствие в них необходимо. Необязательно вступать в полемику, не обязательно чего-то доказывать, но свидетельствовать о своей жизни во Христе, просто присутствием — это вполне возможно и зачастую даже полезно.

А. Ананьев

— Вы сказали: инструмент общения. Нет ощущения, что инструмент общения заменяет нам общение?

О. Андроник

— Знаете, вопрос сложный, потому что мне кажется, это общение другого типа, то есть люди все-таки существа такие интересные, изменчивые. И каждое новое время дает новые вызовы, человек начинает подстраиваться и меняться. И я могу сказать, что действительно это общение, это определенный стиль определенного типа общения, который совершенно по качеству другой, чем общение вживую. То есть я действительно могу с человеком переписываться очень долго в инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), я даже могу на видеосвязь выйти, но по ощущениям это, конечно, совершенно разные вещи, чем общение вживую.

А. Ананьев

— О, поверьте, да, абсолютно другое.

О. Андроник

— Но тут есть еще один момент: мне кажется, что социальные сети, они дают человеку общение на уровне информации: визуальной, текстовой, неважно какой. И в этом смысле есть плюсы и минусы. То есть тебе легче донести какую-то свою мысль, которая может человеку запасть, как зерно и начать в нем развиваться. То есть тебе не мешают какие-то вещи — человеку может не понравиться твоя внешность, твой тон или что-то еще, то есть он прочитал: вот информация, вот фотография и у него что-то может уже вызвать какие-то впечатления, размышления и так далее. А с другой стороны, конечно, такой тип общения, который приводил людей к Богу, как мне кажется, когда святые просто встречались с человеком, могли ни о чем не говорить информативно, они могли просто посидеть рядом со святым человеком и почувствовать это действие благодати Божией. Конечно, через соцсети это не передается.

А. Ананьев

— Да, но каждый раз, когда мы встречаем какую-то информацию или картинку, они обычно так, фрагментарно выскакивают, пока мы большим пальцем руки все скроллим. Мы же все равно видим то, что хотим видеть.

О. Андроник

— Мы же все равно видим то, что хотим видеть. Мы ощущаем то, что хотим ощущать и готовы ощущать.

О. Андроник

— Согласен. Но, знаете, бывают ситуации, когда у человека возникает желание что-то увидеть новое и что-то увидеть касательно другой жизни. И на этой волне он может увидеть какую-то картинку и действительно его это может зацепить. Другой вопрос, что по поводу живого общения мы говорили — в сообщениях, когда присылают вопросы люди, мне приходится нередко спрашивать: обращались ли вы с этим вопросом к своему священнику? То есть знаете, есть искушение получить такой готовый фастфуд: я вот напишу сейчас сообщение, опишу свою проблему, а батюшка мне скажет, как мне жить дальше.

А. Ананьев

— Это как некоторые любят написать терапевту свой симптом, мол, чем я болею, что мне купить? Чем к врачу сходить.

О. Андроник

— Ну типа того, да. И батюшка, посоветуйте, скажите, что делать. И здесь очень большая опасность начать человеку советовать, что делать, потому что нельзя. Даже вживую общаясь с человеком нельзя говорить ему, что делать, зачастую потому, что можно показать направление, коридор, а человек должен принимать решение сам. А здесь возникает искушение еще и не дойти до священника вживую. А я понимаю, что, если я сейчас человеку отвечу, даже если вопрос простой, он не дойдет до храма, он не пообщается со священником и тот не сможет предложить человеку церковную жизнь. То есть у него появился запрос, некая религиозная нужда, вот я сейчас в инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) ее удовлетворю, почувствую себя таким молодцом, что я такой умный и человек такой: О, классно! Все, я получил ответ, я никуда не пойду, мне ничего неинтересно. Вот есть такая опасность и в этом смысле, конечно, приходится себе напоминать, что когда люди пишут вопросы, обращать их внимание на то, что в первую очередь вы бы пообщались вживую со священником в вашем храме и там уже вот после этого, если вы поймете, что вам нужно еще чье-то мнение, вы можете обращаться в инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации).

А. Ананьев

— То есть другими словами быть христианином — это не значит быть подписанным на топ-10 священников в инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) плюс на аккаунт Владимира Романовича Легойды.

О. Андроник

— Я думаю, это абсолютно понятно, это совершенно ясно.

А. Ананьев

— Почему я спрашиваю — у меня есть приятель. Человек мне дорогой, неверующий, по крайней мере, сам он считает себя неверующим. Но я чувствую в нем какое-то внутреннее стремление к церкви. Правда, оно выражается в том, что он там обвиняет всех: он обвиняет священников, он обвиняет обряды. И в этом его стремлении я как раз и чувствую какой-то интерес, поэтому мне важно с ним поговорить. Я, правда, слов нужных вечно не нахожу, но каждый раз, когда он в очередной раз заводит свою песню про попов на мерседесе, я говорю: — Слушай, ну сходи хотя бы раз, ты говорил хотя бы раз со священником? Ну вот на что ты смотришь? Из чего ты делаешь выводы? Сходи, посмотри в глаза, поговори. С отцом Андроником сходи, поговори. — Нет, я не пойду, зачем мне это надо. Вот поэтому я и чувствую какую-то опасность в интернете.

О. Андроник

— С одной стороны. С другой стороны, реально появляются люди, которые видят священника, допустим, в соцсетях и у них пропадает страх, то есть они видят, что это действительно человек, который готов к диалогу и у меня тоже неоднократно были случаи, когда человек просит о встрече, не церковный, просто благодаря тому, что вот он видит, что ты открыт к диалогу, ты присутствуешь в соцсетях, ты не скрываешься, ты честно пишешь свои мысли, можешь что-то обсудить. И последний случай, когда обратилась женщина, не церковная, она попала в больницу и через инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) она обратилась с вопросом: что мне сделать, какие молитвы почитать? И здесь мы пришли к тому, что надо пособороваться, причаститься, исповедоваться. Вот вчера как раз она соборовалась. И дай бог потихонечку, может быть, такая возможность непосредственно обратиться без страха через интернет, она будет давать возможность людям знакомиться со священниками и вживую потом.

А. Ананьев

— Напомню вам, друзья, в светлой студии радио «Вера» на вопросы неофита Александра Ананьева сегодня отвечает насельник Московского Сретенского монастыря, ответственный за молодежную работу и детскую воскресную школу Андроник Пантак, священник и очень мудрый собеседник. И в одной из его публикаций в инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), с которого, мы, собственно, и начали наш сегодняшний разговор, я даже не увидел, слова запали мне в душу, поскольку я искал ответ на свой вопрос и это стало каким-то моим ответом: «Я хороший, но придурок. Господи, помилуй меня, грешного». «Мы для Бога хорошие, — пишет отец Андроник, — но временами придурки, то есть у нас есть проблемы и есть грехи и ошибки. Но мы хорошие». Тема нашего сегодняшнего разговора: «Я плохой. Вопросы священнику о любви к себе». И на самом деле это тема непростая.

О. Андроник

— Согласен

А. Ананьев

— Потому что люди в моем понимании делятся на две категории, как черное и белое, серого не бывает. Одни говорят: я хороший, идите отсюда. Другие говорят: я очень плохой. Идите отсюда. И в итоге не получается разговора ни с одними, ни с другими. Прежде чем мы начнем разговор о любви к себе я хотел бы вот о чем поговорить: согласно заповеди — к ближнему нужно относиться, как к самому себе. А значит и себя тоже нужно любить и побуждать себя к этой любви, даже если видишь в себе некоторые греховные слабости и несовершенства. Поэтому прежде чем мы возьмемся за рассуждение об этом православном самоедстве, хочу определить вот в данном контексте, что такое любовь? Любовь к ближнему, любовь к своему начальнику, любовь к бездомным около входа в метро?

О. Андроник

— Спасибо. Вообще, вопрос очень интересный. На самом деле он простой. Но вот эта простота Священного Писания, она для нас очень далека, потому что мы и по времени и по какому-то образу мыслей совсем другие. То есть — есть такая мысль Иоанна Златоуста, что, если бы мы были хорошими христианам, нам не нужно было бы не только толкование на Евангелие, но и само Евангелие. Мы очень удалились от простоты понимания некоторых вещей и слово «любовь» сейчас у нас несет в себе огромное количество разных оттенков, которые на нее налипли в связи с совершенно разными, в том числе, культурными обстоятельствами. Например, вот эпоха романтизма не осталась бесследной в этом вопросе и человек сейчас, когда говорит любовь, у него сразу возникает внутреннее ощущение, что это обязательно какая-нибудь привязанность, может, какое-то страдание от любви, куча эмоций, которые прилипли к этому слову.

А. Ананьев

— У меня на доме написано: «Любовь — боль».

О. Андроник

— Ну вот. У нас сейчас говоришь «любовь» и непонятно, что вообще человек подозревает, огромное количество спектра смыслов. Для Священного Писания четко понятно, что такое любовь, причем есть еще специфика греческого языка и в греческом есть вообще разные термины для разной любви. И та Любовь, которую Господь просит оказывать ближнему — эта любовь называется «агапэ». Он говорит: «Возлюби ближнего, как самого себя», используя слово агапэ. Что такое агапэ? Есть два слова в Евангелии, которые обозначают любовь: филИя и агАпэ. Филия — это любовь, как чувство: расположение, уважение, общение и так далее. А агапэ — это любовь-решимость: любить или действие, любовь — действие. И Евангелие на самом деле, в этом смысле очень простое, то есть когда Господь говорит о любви, Он просит делать некое полезное действие для человека и любовь к себе — это что? Почему у многих проблемы возникают с этой любовью к себе, и некоторые священники начинают очень остро реагировать, что любить себя нельзя, не надо вообще эту тему поднимать, потому что действительно, если подходить к вопросу любви вот с этим понятием не евангельским, то, конечно, это будет пародия на нормальную жизнь душевную и духовную и, конечно, это чревато эгоизмом и страшными всякими вещами. А если ты понимаешь, что любовь к себе — это когда я по отношению к себе делаю нечто полезное, то есть — это забота о своем спасении, это забота о своем правильном, мирном, духовном устроении, о правильном устроении своей души. То есть забота о том, чтобы я постоянно был в общении с Богом, забота о том, что мне носить в себе эту благодать, которую Господь мне дает — вот если это намерение, эта забота есть по отношению к себе, это и называется любовью к себе, в первую очередь. То есть сделать для себя полезно. Не как мне нравится, хорошо, а полезно. Это немножко разные вещи.

А. Ананьев

— То есть не читайте 98 процентов вредных публикаций в инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), а сконцентрироваться, коль уж совсем не можешь без инстаграма (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), на тех 2-х процентах, которые сделают тебя лучше.

О. Андроник

— В том числе, да. Смотрите, например, что такое любовь к себе? Вот человек пьет и понимает, что я пью, я трачу на это деньги, я с утра чувствую себя плохо, мне это приносит кратковременную радость и очень много душевных страданий. И что такое любовь к себе в этом смысле? Да отказаться от алкоголя или, по крайней мере, искать выход. Или человек блудит и понимает, а с какой стати я вообще свое тело, которое надо тоже ценить, как данное Богом, начинаю позволять использовать одному, другому, третьему человеку, с которыми я вообще-то жизнь связывать не собираюсь. И любовь к себе в этом смысле — это отказаться от этого греха. То есть по большому счету правильная евангельская любовь к себе, поиск собственной пользы, она человека выстраивает в очень таком, гармоничном направлении. То есть — есть любовь к себе, как эгоизм. Есть любовь к себе, как к образу Божиему. Это разные вещи. Здесь важно себе напоминать, как себя любить. Потому что мы-то часто любим себя любить как? Так, чтобы нам было хорошо, как нам хочется. А есть такая интересная штука — я, когда прорабатывал эту тему, я с удивлением увидел, что у отцов есть два разных слова, я, к сожалению, сейчас забыл, как они точно звучат, но есть себялюбие и самолюбие — это две разных совершенно вещи, которые обе не очень хорошие. То есть себялюбие, насколько я помню — это когда человек придумал себе, какой он замечательный и начинает себя любить в этом смысле. А самолюбие — это любление собственных интересов. То есть когда я свои интересы ставлю все время выше чужих. Это две разных вещи и обе эти вещи не соответствуют любви к себе совершенно, потому что любовь к себе — это любовь к собственной пользе, любовь к себе, как к образу Божиему. И я даже сейчас понимаю, что чем больше ты говоришь слово любовь, тем чаще нужно понимать, что это не о той любви, о которой сейчас люди думают, не о той любви, о которой сейчас говорится везде. У меня есть одна знакомая, где-то полгода назад я от нее постоянно слышал, что надо любить себя, о любви к себе и просто с ней было категорически тяжело общаться, очень тяжело, потому что как только возникал вопрос, о том, чтобы что-то сделать для других, она говорила: надо в первую очередь научиться любить себя, я сделаю для себя, а потом для других. У нас очень хорошее общение было до этого, человек не особо воцерковленный, но хороший. И тут у нее в жизни произошли некоторые трудности и произошло осмысление, мы с ней встречались недавно, и ты с человеком общаешься — как только у него пропало это желание ставить себя на первое место, с ним очень приятно общаться, с ним можно разбирать какие-то глубокие темы и ты просто себя чувствуешь рядом с ним хорошо. То есть для меня это такое очень яркое свидетельство, как можно неправильно понимать любовь к себе и как это отходит в случае, если человек начинает серьезно относиться к своей жизни.

А. Ананьев

— Себялюбие, самолюбие, любовь к себе — я думал, что мне станет понятней, а, по-моему, это то, на что нужно еще сорок лет потратить, чтобы окончательно понять.

О. Андроник

— Мне кажется, некоторые вещи для нас сложные почему — мы пытаемся, будучи сами сложными, начинать проводить какие-то евангельские откровения или опыт церкви через большое количество таких сит, через которые мы пытаемся протиснуть, через этот опыт, через тот, мы не всегда готовы...

А. Ананьев

— Собственных фобий, комплексов и травм.

О. Андроник

— Да, во многом. То есть мы не всегда готовы принять некоторые вещи, как работающие законы духовного мира. Когда ты себе просто говоришь: да, нужно ценить в себе образ Божий. А что такое ценить в себе образ Божий? Это не давать себя использовать демонам в качестве...знаете, интересная мысль есть у отцов тоже, которая говорит о том, что бесы, например, они лишены возможности испытывать многие удовольствия, душевные и плотские и они искушают людей, в том числе, для того, чтобы самим поучаствовать в этом греховном удовольствии, то есть это очень интересная тема.

А. Ананьев

— Удивительно, я не слышал об этом.

О. Андроник

— Я, к сожалению, сейчас не вспомню, где я это читал, но это интересная мысль, что демон, когда искушает человека, он соучаствует в этом грехе и он может воспользоваться человеком, чтобы получить удовольствие это греховное. То есть получается, человек позволяет себя использовать. Вот любовь к себе в этом смысле — не давать себя использовать. Демону, например. И когда ты понимаешь, что нужно любить не себя любимого, которого я себе придумал, а понимать, что у меня куча проблем, ошибок и всего остального. Нужно любить не свои интересы, ради которых ты живешь, а нужно любить образ Божий в себе, понимать, что Господь тебя ценит и любит, зовет и ждет. Вот когда есть такое представление и мы его принимаем, как вектор жизни мне кажется, станет проще все.

А. Ананьев

— Мы продолжим разговор о любви к себе, в частности о том, чем же отличаются агапэ и филия и исключают ли они друг друга ровно через минуту.

— Вы слушаете «Светлый вечер» на радио «Вера», меня зовут Александр Ананьев. И я с радостью, любопытством и живым интересом продолжаю задавать вопросы священнику Андронику Пантаку, насельнику Московского Сретенского монастыря, ответственному за молодежную работу и детскую воскресную школу, мудрого собеседника и человека, у которого в инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) 11 с половиной тысяч подписчиков, что, в общем-то, тоже свидетельствует о его мудрости.

О. Андроник

— Это не свидетельствует о мудрости вообще, потому что есть люди с таким количеством подписчиков.

А. Ананьев

— Правда, да. Кстати, не так давно узнал, что самый популярный аккаунт в инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) знаете?

О. Андроник

— Яйцо? Знаю.

А. Ананьев

— Да! Обычное яйцо. Там одна фотография яйца и все. Но как выяснилось, это тоже деньги, это тоже реклама. Это была реклама, по-моему, олимпийских игр или чего-то там такого, ну не суть. Вы только что сказали, что слово «любовь» в русском языке настолько замылило свои значения, что мы перестали понимать его значение. Ну это как, на досуге, друзья, я сейчас обращаюсь к слушателям радио «Вера», проведите эксперимент. Есть такой удивительный феномен: возьмите любое слово, например, «паровоз» и произнесите его 64 раза, к 43-му разу вы потеряете смысл слова паровоз, оно для вас будет просто набором звуков. И вот так слово любовь, к огромному сожалению, превратилось для многих в набор звуков. И сейчас мы пытаемся разобраться с любовью в общем и любовью к себе, в частности. Исключает ли любовь, как действие — агапэ любовь, как чувство — филия?

О. Андроник

— Ни в коем случае. Есть такая разница: когда мы говорим о любви, любовь, как чувство — это всегда такой приятный бонус.

А. Ананьев

— А это не страсть?

О. Андроник

— Знаете, тут мы сейчас уйдем в такие размышления. Нет, все, что в мире есть хорошего, все может быть извращаемо, поэтому хорошее и позитивное чувство человека, оно тоже может извратиться, но из-за того, что знаем, что в лесу бывают волки — это не значит, что в лес надо не ходить. Но Господь говорит: «Если вы любите любящих вас, — он не говорит: это плохо, он говорит: — ну какая вам от этого польза». То есть он не говорит — это плохо, это хорошо — ты любишь любящих вас, тебя любят — ты любишь в ответ. У вас есть какое-то внутреннее расположение. Или, когда ты делаешь добро с расположением к человеку, что в этом плохого? Ничего в этом плохого нет, наоборот это хорошо. Но мы часто сталкиваемся с такой ситуацией: Господь просит нас любить всех людей. А мы такие, как бы смотрим на себя и понимаем, что нет, не получается. И вот ты год в церкви, пять, десять и ты понимаешь лет через десять, что ты так и не научился любить людей. И у некоторых возникают действительно очень серьезные диссонансы, люди начинают переживать: ну как же, я вроде общаюсь с Богом, я должен любить всех людей. А проблема в том, что мы часто ищем со своей стороны вот этого внутреннего отношения. Мы ищем со своей стороны любви, как чувства. Но Господь в Евангелии, когда использует слово любовь, вот везде, где даются заповеди о любви, Он говорит именно о любви. В чем смысл? Это значит, что чувства в любви — это очень хорошо. Но это хорошо только в одном случае — если это чувство основывается в нашей решимости любить и в наших поступках. Смотрите, какой пример есть: есть локомотив, есть вагоны. Вот если локомотив — это чувство, то здесь от любви до ненависти один шаг.

А. Ананьев

— Тот случай, когда телега впереди лошади?

О. Андроник

— Ну да, типа того. Хуже того — самодвижущаяся телега, она тащит лошадь. То есть я такой пример привожу все время: проснулся я с утра. Я не могу такой пример приводить, потому что я монах, но человек проснулся с утра, на улице скверная погода, у него какое-то давление, повышенное или пониженное, он себя не очень хорошо чувствует, рядом лежит взлохмоченная жена, слюной подушку пачкает, дети уже чего-то там сломали, кричат, собака где-то напрудила, и ты поднимаешься с утра и понимаешь, что ты никого не любишь, никого. И тут два варианта: если у тебя чувства — локомотив, если у тебя чувства влекут за собой поступки, то ты будешь ходить раздраженный, ругаться на всех и так далее. А если я понимаю, что мои чувства — это второстепенная вещь, а главное — это дела любви, то ты даже нехотя все-таки постараешься себя сдержать. Детей успокоить, за собакой убрать, жену аккуратненько разбудить, может, даже завтрак приготовить и так далее. То есть штука в чем: если поступки — локомотив, то чувства могут быть или не быть. Это нам не мешает исполнять заповеди Евангелия, а вот если чувства нас влекут в первую очередь, если чувства стоят во главе, то вот здесь наши поступки все время меняются в зависимости от чувств. И видите, получается как, что если мы надстраиваем вот это чувство любви, подкладываем под него вот эту деятельную любовь, то это чувство начинает становится основательным. Но самое главное для меня было такое открытие в Евангелии, что Господь не требует от меня относиться ко всем хорошо, потому что понимает, что я человек слабый и я этого не умею. Вот недавно общался с отцом Александром Гавриловым, психологом из Петербурга, я говорю: часто мы говорим о том, что эти внешние формы, схемы, в том числе с жизнью в семье, они не нужны, потому что любовь, христианство — это любовь, это про равенство, это про абсолютную самоотдачу и отношение друг к другу. Он говорит: я практикую уже более 15 лет, давайте будем честными, нам до этой любви, которая вот прямо идеальная, нам до нее как до Камчатки пешком, то есть мы все хромые, слепые, увечные в этом смысле. И нам нужно научиться сначала взойти на первую ступень. И именно поэтому в Евангелии Господь от нас просит только этой первой ступени, потому что если мы вступаем на эту степень доброделания или решимости любить других людей, то остальное начинает постепенно самостоятельно на это нарастать. Вот об этом преподобный Амвросий Оптинский очень хорошо сказал, он говорит: «Если кто хочет иметь любовь и не имеет ее, пускай делает дела любви даже без чувства любви». И Господь увидит наше старание и вложит в наше сердце любовь. То есть за поступками начинают приходить чувства, за делами. Этот механизм, он в Священном Писании описан четко. В этом смысле понятно, что чувства — это хорошо. Но если их нет это совершенно не значит, что мы как-то не можем исполнить евангельскую заповедь о любви.

А. Ананьев

— Не гонитесь за чувствами и не следуйте чувствам, гонитесь за поступками и совершайте их, если я правильно вас услышал.

О. Андроник

— Да.

А. Ананьев

— В этом смысле я сейчас начинаю лучше понимать одного мудреца. Если вам повезет, на выходе с радиостанции «Вера», поднявшись по лесенке к Российской академии наук вы его встретите. Это знаменитый бездомный, которого зовут Валера. Он очень мудрый человек, мы очень любим остановиться возле него, поговорить с ним. Он говорит, в частности: «Никогда не жалей нас и не давай нам много, дай немножко, чтобы и другим хватило и от тебя не убыло. И никогда нас не жалей». Я сначала думал: ну как же не жалеть? А слушая вас, начинаю лучше понимать его.

О. Андроник

— Очень отзывается и вспоминается сразу притча о милосердном самарянине. Тоже приходится иногда общаться с людьми на эту тему: — Любви нет, ну как без чувств? Я говорю: — Смотрите, вот иллюстрация в любви какая в Евангелии? Господь дает притчу о милосердном самарянине, это же притча, это не история, реально произошедшая, то есть Господь мог рассказать ее совершенно по-разному, как хотел, так и рассказал. И вот там нет ни слова про то, что этот самарянин почувствовал, когда подобрал этого раненого и омыл его раны и привез в гостиницу, ни слова про то, что он подумал. И более того, знаете, если бы это была романтическая история какая-нибудь, то вот этот самарянин, который нашел раненого человека, он бы бросил все свои дела и остался бы у постели больного и проливал бы там слезы и все. Но Господь приводит реалистичную историю: у него есть скорее всего жена, дети, у него есть обязательство перед семьей, он должен зарабатывать деньги, он здесь появился явно с какой-то целью. И он идет по своим делам, говоря гостиничному: я тебе оставляю деньги и через неделю вернусь, проверю его состояние, просто не могу остаться. Вот это интересный момент: любовь — это то, что ты можешь сделать в данный момент, потому что есть две крайности: одна — очень любить себя и не делать ничего для других, а другая — когда у нас появляется синдром спасателя, когда мы начинаем делать больше, чем можем и начинается это выгорание, опустошение, потому что такое чрезмерное спасательство, оно часто основано на самости, как раз на самолюбии, когда я себе возомнил, что я такой весь супергерой, я спасу весь мир.

А. Ананьев

— Тот случай, когда кислородную маску надо сначала надеть на себя и только потом на ребенка. Разговор о любви с вами, отец Андроник, получается столь увлекательный, что я боюсь, что нам не хватит времени на разговор о любви к себе. Тем не менее, мне очень хочется поговорить с вами именно об этом. На одном крупном портале есть возможность любому человеку задать вопрос, а любому человеку на этот вопрос ответить. Я буквально сегодня наткнулся, некто спрашивает: необходима ли в православии самокритика? И некто Степан авторитетно отвечает: необходима и всячески поощряема. Это полная цитата, я подумал, что мне ее стоит привести. Смотрите, что получается: современное общество однозначно диктует нам сегодня не занижать самооценку. Миллиарды рублей делаются коучерами тренерами, инструкторами по повышению личностного роста и достижения успеха и все упирается в одно — не занижай самооценку, ты — лучший, ты сможешь, ты молодец! И только с этим зарядом бодрости и хорошего настроения ты можешь двигаться вперед и покорять новые вершины. С другой стороны, у многих, если не у всех святых отцов мы находим указание на то, как даже не то, чтобы полезно, а необходимо укорять себя. Ты не просто не лучший и даже не хороший, ты худший, ты последний в очереди в Царство Небесное и в этом смысле я, как неофит, пытаюсь понять: а мне куда, мне налево или направо?

О. Андроник

— Спасибо за вопрос. Вообще вот как раз я начал писать пост про самоукорение и, наверное, специально его не выложил пока. Как раз эта тема, она очень интересная, потому что недавно мне один человек написал: «Святых отцов читать не могу, впадаю в уныние, потому что это вечное самоукорение и все остальное. Я говорю: — Вы просто не совсем правильно понимаете мысль. — Ну как, я же читал». Это все понятно, я сам очень много читал про самоукорение, я, кстати, согласен со Степаном насчет самокритики-то он, в принципе, все по делу говорит, что самокритика очень поощряется. Другой вопрос, как она происходит. То есть я вот читал про самоукорение, про смирение очень много. Потому что нередко слышал...знаете, как отец Савва Мажуко написал очень интересный момент, он там описывает свою жизнь, он говорит, что какой-то период жизни все проповеди настоятеля в монастыре — это была общецерковная борьба с гордостью отца Саввы. И ты начинаешь действительно искать, а что это такое — самоукорение, что это такое — смирение? И знаете, я вам скажу, то, что мы сейчас с вами проговорили, вы сейчас говорите немножко не про самоукорение, то есть когда считаешь себя хуже всех — это не самоукорение, это к смирению больше. Я сейчас объясню: для меня был вопрос, то есть вот отцы пишут про смирение и про самоукорение, что это дает человеку радость. А я вот как ни самоукорюсь, что-то никакой радости не испытываю. Прихожу я к умным дяденькам, говорю: — Знаете, чего-то не радует. Они говорят: — Это от гордости. Я говорю: — Спасибо, теперь мне все стало понятно. Чего делать-то? Слава богу, действительно есть люди опытные, с которыми можно посоветоваться и вот с одной стороны, читая отцов, а с другой стороны, советуясь с духовником и со священниками опытными, я начал для себя понимать, как для себя сформулировать, о чем они пишут. И знаете, в этом смысле мне очень нравится язык современной психологии.

А. Ананьев

— Секунду, я сделаю акцент: священнику нравится язык психологии?

О. Андроник

— Ну конечно.

А. Ананьев

— Мне всегда казалось, что психология и православие, они противопоставлены друг другу.

О. Андроник

— Нет, вы знаете, проблема в чем — опять же, как соцсети, их можно использовать по-разному, психологи — это люди с разным мировоззрением. И если человек церковный занимается психологией, он использует эти знания в контексте опыта церкви. Я больше скажу: сейчас я все больше нахожу светских психологов, не церковных совершенно, которые приходят в своей практике ровно к тем же выводам, с точки зрения аскетической жизни, практически один в один, к которым приходили святые отцы, только они это делают на опыте духовной жизни, а здесь люди на опыте исследований других людей, приходят к выводам, вот морально-нравственным выводам, которые очень близки к православию, это просто интересный момент. Я просто к чему: что для меня язык современной психологии — это некоторый способ объяснить современному человеку новыми словами старые истины. То есть святые отцы во многом пишут то, что, если переложить современному человеку доступным ему языком, становится понятным и приятным. И допустим, касательно самоукорения я начал понимать, что советуют святые отцы. И когда я понял, что они советуют, я понял, что то же самое советует человеку адекватный психолог. Смотрите, в чем проблема: приходит человек к психологу или к священнику и начинает рассказывать: — У меня так все плохо, у меня такая тяжелая жизнь. Доктор, что мне делать, дайте мне волшебную таблетку, дайте волшебную какую-нибудь молитву и, значит, все должно как-то более-менее начать налаживаться. И ты человеку говоришь: — Дорогой, это все хорошо, мы, конечно, помолимся, только смотри, эти проблемы, они коренятся не во всех вокруг и не в обстоятельствах жизни, а в тебе. И для человека это шок: — В смысле как во мне? Это же жизнь несправедливая. Это все вокруг тяжело. Я хороший, в том смысле, что типа я молодец. И вот этот подход, он очень неправильный. То есть самоукорение — это не занижение самооценки, это умение трезво на себя посмотреть. Для меня очень важно, что человек начинает учиться духовной жизни с самоукорения, вот в чем смысл. Самоукорение, если попытаться перевести на современный язык — это умение увидеть свою доли ответственности в любой ситуации, понести эту ответственность и сделать из этого выводы и переработать это в опыт. Смотрите, какая штука: я поссорился с другим человеком. Если я не умею самоукоряться, у меня есть два выхода: либо я говорю: а вот он дурак, первый начал и вообще он виноват, потому что чего это он со мной так разговаривал.

А. Ананьев

— Чаще мы останавливаемся просто — он дурак.

О. Андроник

— Ну да. Потому что в споре участвовали оба, неправы практически в любой конфликтной ситуации всегда оба, но в разной степени. И если я не умею самоукоряться, я всю вину пытаюсь свалить на другого человека. Даже слово «вина», кстати, у святых отцов и сейчас это слово, которое имеет разный оттенок, вот мне скорее нравится слово «ответственность» в этом смысле, потому что, когда святые говорят увидеть свою вину, они не говорят, что надо там сидеть, сопли жевать, они говорят об ответственности за ситуацию. Так вот одно искушение — переложить всю ответственность на другого человека. То есть я с ним поругался, а он дурак. А есть второе искушение, это тоже неумение самоукоряться. Это взять на себя всю ответственность за ситуацию. То есть другой человек первый начал, он нагрубил, я в ответ что-то сделал, но мне кажется, что я во всем по уши виноват, поэтому пользы-то тоже никакой. Какой опыт я могу из этого извлечь, какие полезны выводы я могу сделать? Что такое самоукорение? Самоукорение — это сказать: да, он первый начал, да, он наговорил грубостей, но я-то со своей стороны ответил, я-то спровоцировался, я тоже в ответ начал говорить не совсем правильные вещи. Вот была ситуация на исповеди: как-то приходит девушка и рассказывает, что она поссорилась с другой девушкой в переписке. И она сама рассказывает, с чего началась эта переписка, то есть она уже сгладилась, судя по всему, потому что, когда человек сам рассказывает...Я говорю: — Ну ты понимаешь, что этим сообщением ты ее спровоцировала? Она говорит: — Ну я же ничего не хотела. Я говорю: — Послушай меня внимательно, я же не говорю, что ты хотела ее обидеть. То есть самоукорение не в том, чтобы приписывать себе то, чего не было, но смириться с тем, что действительно вот это мое сообщение, оно задело человека и его спровоцировало, вот это правильное самоукорение. Понимаете, в чем соль?

А. Ананьев

— Я понимаю, но вот сейчас буду, откровенен с вами, отец Андроник, звучит как, я не знаю, совет грустному человеку — не грусти. Я все понимаю, я только не понимаю, как это сделать, потому что для такой степени адекватности и объективности нужно, чтобы в тебе был опыт пяти психологов с высшим образованием и одного юриста.

О. Андроник

— Есть одна штука — что мы всегда в своей жизни разбираемся хуже, чем в жизни соседа.

А. Ананьев

— Это правда.

О. Андроник

— Поэтому нам и нужны советчики, очень важно о своем душевном состоянии или мыслях советоваться с другими людьми, которых мы считаем адекватными. Но есть еще один момент — все-таки опыт всегда приходит постепенно. То есть если я ставлю себе целью в каждой сложной ситуации найти свою ответственность, вот отложить чужую ответственность, найти свою, выделить ее и честно себе сказать: да, вот здесь я не прав. И взять, исправить, если это возможно, а если невозможно уже исправить ситуацию, взять эту ситуацию как опыт в дальнейшей жизни — это вот нормальная мера. Причем у самоукорения, как у любой добродетели, у нее есть путь, есть цель. То есть цель самоукорения — это действительно вот так с ходу сразу понимать, в чем ты не прав и сразу тушить какие-то конфликтные ситуации. Но до этого нам еще надо дойти, поэтому потихонечку, мелкими шагами нужно начинать с чего — в любой сложной ситуации сначала останавливаться и трезво себя спрашивать, вот в этой ситуации что я сделал неправильно? Не говорить себе, что ты весь такой ужасный, нет, что я сделал неправильно в этой ситуации?

А. Ананьев

— И быть готовым к тому, что сразу у тебя не получится ответить на все вопросы.

О. Андроник

— Может быть.

А. Ананьев

— Да не может быть — точно, скорее всего. Это же какой опыт надо иметь, чтобы сразу взять и получить ответы на все вопросы.

О. Андроник

— Причем, кстати, по поводу самоукорения — у самоукорения есть, опять же, как у любой добродетели, уровень, доступный для всех и высший пилотаж. Я к чему пришел, окончательно выкристаллизовалось у меня понимание о том, что такое самоукорение, когда у нас на трапезе читали Варосонофия и Иоанна преподобных, для меня это было уже не первое чтение этой книги, но я читал уже давно и поэтому на некоторые вещи смотришь по-новому и там есть разделы самоукорения. И очень много они говорят именно про это — увидеть, в чем ты не прав, взять свою ответственность, нести эту ответственность. То есть покаяние в чем заключается: возникла сложная ситуация, я каюсь в том, что я сделал, и есть один совет — послушник задает старцу вопрос, говорит: — Что делать, если я пошел по какой-то дороге, а там был человек злой, но не на меня и он меня из-за этого побил. Он ему говорит: — Ты должен укорить себя в том, что пошел не по той дороге. Ну это высший пилотаж. Почему? Потому что вот эти люди, находясь в таком высоком духовном состоянии, они понимали, что перед дорогой надо помолиться и они умели молиться так, чтобы слышать ответ от Бога. Если ты пошел не по той дороге, значит, ты не помолился, значит, ты Бога не спросил, значит, Господь тебе не ответил. То есть у них это логично. В нашей жизни мы еще такой высоты не имеем, но поэтому нужно уметь использовать самоукорение в тех ситуациях, которые нам более-менее понятны.

А. Ананьев

— Мы продолжаем разговор о самоукорении или, вернее, об адекватной ответственности каждого из нас за свои поступки с насельником Московского Сретенского монастыря, священником Андроником Пантаком. И одна из причин, по которой я решил поговорить с вами, отец Андроник, на эту тему, является не моя проблема, наверное, по большому счету, мой церковный опыт церковной жизни, он довольно мизерный, чуть больше года назад я крестился и, соответственно, исповедей в моей жизни было сравнительно немного, это мягко сказать. И долгое время, да и сейчас, в какой-то мере исповедь для меня — это сидеть перед чистым листом бумаги и пытаться понять, там большой заголовок: Я плохой. И теперь — почему. Почему я плохой? Что-то я, наверное, вот это сделал не так, вот это сделал не так и вот это сделал не так. И я чувствую, что мне необходимо для исповеди, именно для исповеди вытащить из себя доказательства того, что я плохой. В конечном итоге у меня возникает ощущение, что как будто бы Богу надо, чтобы я почувствовал себя плохим. Это довольно мучительно, потому что я же знаю, что Он меня любит, зачем Ему издеваться над маленьким, неказистым мной? Я знаю, что я несовершенен. Но, откровенно говоря, приходя на исповедь, особенно поначалу, я же понимаю, что может быть, я не все делал правильно, но вот так, чтобы я прямо раскаивался, ну нет такого, положа руку на сердце, ну неплохой я человек. Я котятам хвосты не отрываю, женщин не бью даже если они попросят. Ну хороший я человек. Зачем нужно кому-то, чтобы я был плохим?

О. Андроник

— Очень хороший вопрос, очень хороший. И вот в этом смысле как раз стоит пояснить, что такое: я хороший, я плохой. Когда я говорил о том, что мы хорошие, я говорил, что мы хорошие для Бога. То есть дело в чем: человек склонен о себе говорить: я хороший, я плохой, исходя из своего мнения о себе. Ну, мы имеем право. Мы, люди, изменчивые, у нас бывают разные душевные состояния, и мы имеем право на то, на другое, ошибаться в том числе. Но для меня главный вопрос, как Бог смотрит на человека. И когда мы исповедуемся, исповедь — это не попытка доказать себе, что я плохой и найти в себе кучу причин и для Бога абсолютно ненужно, чтобы человек ощущал себя плохо.

А. Ананьев

— И уж точно не билет к причастию.

О. Андроник

— Это да, это сто процентов. Что значит — я плохой в этом неправильном смысле? Есть понимание, что раз я сделал грех, то я плохой. Что значит — я плохой? Это значит, Бог на меня смотрит и такой: фу. Но Бог сам о себе говорит, что Он так не относится к людям и что Он любит всех одинаково, то есть это очень парадоксально. Что бы ты ни сделал, Бог тебя любит также, как праведника. Бог любит любого, самого опустившегося человека также, как он любил Авраама, Исаака, Иакова, апостола Павла и Иоанна Богослова. То есть для нас это очень глубокое откровение. И поэтому я не могу о себе сказать, что я плохой в глазах Божиих. То есть Господь на меня смотрит и меня любит. Другой вопрос: что я совершаю ошибки. И очень важно понимать, что, когда мы исповедуемся — это не попытка внутри себя создать чувство вины, потому что чувство вины никого еще совершенным не сделало. Исповедь — это таинство исцеления. То есть я понимаю, что я болею, у меня есть проблемы. И знаете, тоже люди приходят на исповедь и говорят: что мне делать, я понимаю, что я вот здесь согрешил, но раскаяния не чувствую. Я говорю: — вы, когда приходите к врачу, вы всегда ему эмоционально рассказываете о своих болезнях? Какая будет разница, если вы придете ему эмоционально расскажете про простуду или просто сухо — он будет вас по-разному лечить? — Ну нет, вроде одинаково. — Господь тоже, он от нас не требует заставлять себя чувствовать как-то плохо и так далее. То есть Он хочет нас исцелить.

А. Ананьев

— Удивительно, а как же раскаяние, ведь важно не произнести, не с артикулировать: я съел курочку, важно раскаяться, почувствовать омерзение.

О. Андроник

— Важно покаяться, это разные вещи, понимаете, раскаяние и покаяние — это разные вещи. Смотрите: апостол Петр отрекся от Христа и покаялся, то есть что значит покаялся — при первой возможности прибежал ко Христу, и там тоже диалог, его можно разбирать, он очень интересный, потому что апостол Петр так и не нашел в себе силы сказать Христу, что я готов для Тебя пойти и что-то сделать. То есть это «Любишь ли меня?» он там все время отвечает «филео», то есть, ты мне нравишься, я тебя уважаю. И Иуда — а Иуда раскаялся, но, раскаявшись, он повесился. Бывает раскаяние без покаяния, а бывает покаяние без чувства раскаяния Вот об этом владыка Антоний Сурожский очень хорошо сказал, что Господь нам помимо сердца дал еще и голову. И поэтому и в молитве, и в покаянии мы временами будем действовать разумом. Конечно, идеальное состояние, когда наши сердечные чувства сопровождают наши мысли. Но покаяние — это изменение чего, метанойя — изменение сознания, то есть изменение ума. Это можно перевести как изменение духа, а можно перевести как изменение сознания. То есть поворот сознания. И покаяние — это не чувство, то есть я осознаю, что я согрешил, осознаю, что нарушил волю Божию, я осознаю, что я нанес себе вред. Естественно, мне от этого не очень хорошо, но не сказать, что прямо вот смертельно страшно. А иногда прямо вообще ничего не чувствую, просто осознаю. И я прихожу к Богу и говорю: Господи, я не особо чувствую, но я знаю, что я согрешил и прошу Тебя меня от этого исцелить. Это абсолютно нормально, это честный разговор с Богом. И Господу от нас нужно просто исповедание. Апостол говорит: да, сердцем веруем к праведности, а устами исповедуем ко спасению, к правде, к правде и праведности. То есть когда у нас сердце участвует во всем, что мы делаем в церкви — это уже праведность, но для того, чтобы спастись достаточно исповедовать устами некоторые вещи.

А. Ананьев

— Сейчас пытаюсь перенести эту модель на какие-то более понятные примеры. Допустим, мужчина 42-х лет, предположим, злоупотребляет алкоголем. И головой он понимает, и он артикулирует: я злоупотребляю алкоголем. Он при этом не перестает, потому что он слаб. Это покаяние, я так понимаю?

О. Андроник

— Покаяние будет, если он понимает: я злоупотребляю алкоголем и пытаюсь что-то делать для того, чтобы из этой ситуации выйти, вот тогда это покаяние. Потому что до этого это просто констатация факта.

А. Ананьев

— А если он взял и просто прекратил в силу каких-то непреодолимых обстоятельств? Я так понимаю, это будет раскаяние без покаяния?

О. Андроник

— Не совсем. Все-таки раскаяние — это ощущение как раз, что я плохой. То есть я поступил плохо, поэтому я плохой, давайте все кары мира выльются на мою голову.

А. Ананьев

— Накажи себя еще больше.

О. Андроник

— Да. И человек в этом состоянии совершенно никак не выйдет из запоя, поверьте, он тогда еще глубже уйдет. И здесь нужно понимать, что, если я сделал плохо это не значит, что я плохой для Бога. У нас же проблема в чем — отношения с Богом у нас часто 04:37 невнятно на отношения с родителями. И в детстве у многих складывается стереотип, что если я делаю не так, как хотят родители, то я плохой. Помните Мойдодыра? «Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я. Наконец-то ты, грязнуля, Мойдодыру угодил». То есть пока ты не угодил Мойдодыру, ты плохой. Вот с Богом так не работает. И родители, которые понимают какие-то основы воспитания, они тоже стараются не говорить ребенку: если ты делаешь, как мне не нравится, то ты плохой. Нет, они могут объяснить, что так делать не нужно, но это не значит, что ты плохой. И у нас складывается комплекс: я сделал плохо, значит, на меня смотрит Бог, как на плохого. Но это неправда. То есть я могу себе честно сказать: да, я не прав и нести ответственность, то есть не скидывать с себя ответственность. Не скидывать с себя ответственность за этот поступок, не оправдывать себя, самооправдание — это противоположность самоукорению. Это очень важно, это умение правильно прийти с покаянием, это умение вынести опыт из ситуации. Но Бог на меня смотрит всегда с любовью, для Бога я хороший, потому что он ко мне относится, как к своему ребенку. И поэтому что бы я не натворил, если я понимаю, что я накосячил, как говорят сейчас, если я натворил кучу дел, если я приду к Богу, он всегда меня примет, потому что для Него я всегда хороший. Вот это, по-моему, очень важная мысль.

А. Ананьев

— Очень хороший пример вы привели с кривоногим и хромым, вышедшим из маминой из спальни. Кстати, я не задумывался над глубинным смыслом этого стихотворения, надо будет его еще раз перечитать, по-моему, там заложено больше, чем я привык думать. Действительно, многое из того, что мы думаем о себе, является, мягко говоря, не объективным, но следствием наших комплексов, привнесенных извне, как правило, травм, фобий, поиска признания окружающих, которого нам не хватило в детстве и так далее, и список может продолжить любой психолог. Как не потеряться в этом мутном море выдуманных грехов и наших оценок себя, не соответствующих действительности?

О. Андроник

— Вопрос широкий, конечно, вот это как раз тот вопрос, на который я обычно и отвечаю — что делать? Но есть некоторые направления. То есть чтобы не иметь неправильного мнения о себе, как завышенного, так и заниженного. Очень важно, во-первых, читать Евангелие, во-вторых, ту святоотеческую литературу, которая мне доступна по своему восприятию, потому что не все отцы не у всех идут. Или из современных авторов отца Иоанна Крестьянкина или владыку Антония Сурожского или из современных тоже, например, Архимандрит Андрей Конанос. Если кому-то нужно чтение, которое точно зайдет — это отец Савва Мажуко. Книги, которые не святоотеческие, но в настроение. Читать эту литературу и самое важное, об этом говорит и святитель Игнатий, и отец Иоанн Крестьянкин, и другие некоторые отцы, самое важное — не только читать, но и иметь людей, о которых ты знаешь, что они хорошие христиане, что они здравые. Это могут быть священники и не священники, с которыми можно посоветоваться, вот знаешь, я переживаю, я чувствую себя вот так, мне кажется, что я весь плохой и во грехах рожден, значит, все, нет мне спасения. Ты приходишь к своим советчикам, и они тебе могут сказать: слушай, ну здесь, друг, поспокойней. Или наоборот, они могут сказать: знаешь, в этом моменте нужно не высокого себя ставить. То есть действительно для нормальной духовной жизни, как говорил отец Иоанн Крестьянкин, нужно три вещи: вера в промысел Божий, то есть умение доверять Богу, выстраивать с ним отношения, рассуждение и совет.

А. Ананьев

— Спасибо вам большое, отец Андроник, я буду внимательно продолжать следить за вами, с вашего позволения, в инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации). И вы обещали развернуть эту тему еще в одной из своих будущих публикаций. Сегодня мы беседовали о любви в целом и любви к себе с насельником Московского Сретенского монастыря, ответственным за молодежную работу и детскую воскресную школу, священником Андроником Пантаком, спасибо вам большое.

О. Андроник

— Спасибо.