«Путь к священству». Священник Захарий Савельев - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Путь к священству». Священник Захарий Савельев

* Поделиться

о. Захарий Савельев

У нас в гостях был сотрудник издательского совета Русской Православной Церкви, клирик московского храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Федосьино священник Захарий Савельев.

Наш гость рассказал о своем пути к вере и священству.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

К. Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА.

Здравствуйте, уважаемые друзья!

В студии — моя коллега Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева:

— Добрый вечер!

К. Мацан:

— ... и я — Константин Мацан.

Добрый вечер!

В гостях у нас сегодня священник Захарий Савельев, сотрудник Издательского совета Русской Православной Церкви, клирик храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Федосьино — это Новопеределкино в Москве.

Добрый вечер!

О. Захарий:

— Здравствуйте, дорогие братья и сёстры!

Здравствуйте, Константин, и здравствуйте, Кира!

К. Мацан:

— Поговорим сегодня, как всегда в этом часе «Светлого вечера» по вторникам, о Вашем пути к вере и в вере. Мы с Кирой в этих беседах говорим со священником о том, что привело его к священству, и нам кажется это очень интересным потому, что судьбы — разные, и всегда это — путь вопросов, путь самоопределения, и уж, конечно, путь самоотречения. И, наверняка, на этом пути, те ответы, которые Вы для себя находили — на вопросы о жизни, о вере, о Боге, о Церкви — могут войти в резонанс с тем, о чём задумываются все наши радиослушатели, вне зависимости от степени церковности человека. А нас слушают как те, кто уже живёт церковной жизнью, так и те, кто только, может быть, присматриваются к какой-то религиозной традиции со стороны. Об этом обо всём поговорим, и, поскольку вопрос биографический, начну вот с чего...

Путь к вере и в вере — это всегда путь, состоящий из этапов. Это — одно открытие, сменяющее другое. Это — какие-то важные события, которые... такими... вехами какими-то, важными пометками разделяют жизнь на какие-то небольшие серии. Вот, если о Вашем пути говорить, какие главные этапы Вы бы выделили?

О. Захарий:

— Знаете, я бы, прежде, чем переходить непосредственно к рассказу об этих этапах, хотел бы рассказать такой вот случай из моей жизни, который напрямую связан со священством, и, как раз, с которого, наверное, и начались этапы... и, вот... Вы знаете... на самом деле, вот, так тоже промыслительно получается, что я не так давно это понял. Ну, буквально... там... не года два-три назад... а, буквально, месяц-полтора, и, наверное, так и получается, что — к нашей сегодняшней встрече это получилось.

Я родился в нецерковной семье. То есть, мои родители — это светские люди, занимающиеся светской деятельностью. И так получилось, что вырос я в Подмосковье, в городе Серпухове, в простом, таком, полудеревенском дворике. То есть, там, до сих пор, в городе, в Подмосковье, в Серпухове сохраняется, такая, деревенская часть, где...

К. Мацан:

— Очень красивый город, вообще...

О. Захарий:

— Да, да...

К. Мацан:

— Пользуясь случаем, всем, кто недалеко от Москвы живёт, рекомендую просто погулять съездить в Серпухов.

О. Захарий:

— Да, обязательно...

К. Лаврентьева:

— Там ещё — чудотворная икона «Неупиваемая Чаша»...

О. Захарий:

— «Неупиваемая Чаша»... Высоцкий монастырь... женский Введенский монастырь... храм Николы Белого... да и, вообще... как сказать... храм Ильи Пророка, который никогда не закрывался — и в советское время, и в наше время продолжает действовать... и там меня крестили... то есть, это... уникальный ансамбль храмов на старом центре города Серпухова... на Соборной горе находится самый древний храм города — Троицкий собор...

И, вот, в одной из этих частей города — больше, такой, деревенской — мы жили в квартире. Я был обычным пареньком, который вышел... там... во двор с друзьями — погулять в догонялки, или что-то ещё.

И... мы общаемся... там... какие-то песни начали петь — ну, просто ребятня, вот, такая... обычная.

И тут... вот... я очень прошу Господа, чтобы сейчас с этой женщиной пересечься — тётя Нина Зимина... к сожалению, её братья все уже умерли, она — самая старшая из своих родственников осталась, ей уже более 80 лет... и так происходит, что мы с ней, вроде, как, дружили семьями... она подходит к моей бабушке, и говорит: «А, вот, ваш Захар станет священником».

Это прозвучало... ну, то есть, вот... не просто гром среди ясного неба... она остаётся благочестивым человеком, она ходит в храм... это прозвучало, просто... я... мы никто об этом никак не задумывались!

Мои родители... ну, они сейчас уже, конечно, стали более церковными, слава Богу, но... это даже, как-то, было воспринято: «Ну... это, наверное, что-то погорячилась женщина... что-то, наверное, лишнего она сказала...» — а, вот — раз, и промыслительно Господь так устроил!

Вот, действительно... и для меня это — чудо. И, вот... я думаю, что даже для тех людей, с которыми я делюсь этой историей, это тоже... так... уникально.

И, причём, вы знаете, эту историю мне напомнил мой дедушка — не так давно... ну... где-то полтора года назад. Я уже был священником — вот, только-только меня рукоположили, и он говорит: «А ты помнишь, вот, эта была история...?» — и, вот... действительно. Естественно, эта история забылась, и забылась очень хорошо, и, вот, наверное, после неё... я, вот, сейчас так вспоминаю своё детство... у меня начались эти этапы.

То есть, у меня в детстве были... там... военным стать... полицейским... дальнобойщиком, когда совсем был ещё малыш. Сейчас моему сыну будет 6 лет... вот, примерно в 6 лет я говорил родителям: «Ой... я стану водителем грузовика!»

И, вот, как раз, примерно, мне было лет 7, эта история со мной происходит, и, после этого, Господь начинает вокруг меня... как-то вокруг, вот, моей жизни... происходит приход к вере. То есть, мне было 7 лет, мы... спустя уже какое-то время после этой... после этого разговора... дело шло к Пасхе. Была уже, по-моему, Великая Суббота. Мы поехали с бабушкой и с дедушкой на кладбище — ну, как бы... такая...

К. Лаврентьева:

— Традиция советская...

О. Захарий:

— ... очень советская, да... в Великую Субботу ходить на кладбище... но, тем не менее — да, мы сходили, и в этот день я узнал про Благодатный огонь. Была трансляция. Про него особо тогда ещё никто не знал, я помню — то есть, это ещё было для всех открытием.

И мне дедушка говорит: «Вот, если он сейчас не сойдёт, то будет...»

К. Лаврентьева:

— Всё!...

О. Захарий:

— Да... последние времена. И мне так стало страшно! Вот, Вы знаете, наверное, с этого у меня начался приход к вере. Я понял, что — реально, ты когда-нибудь умрёшь. Реально, ты когда-нибудь перестанешь существовать. И мне стало, одновременно, и страшно, и интересно — а что Там? Дальше, после смерти. И что, вот... даже, вот... ну... случится? Ну, не сойдёт Благодатный огонь... случится какая-то катастрофа? Ещё в школе узнаёшь про метеориты, про кого-то ещё... про какие-то катаклизмы... И, вот, желание узнать — а что там дальше будет... что такое жизнь... для чего мы, вообще, живём... а что было бы, если б ничего никогда не было... а что было в начале... а кто такой Бог? Вот... и такой, вот, набор разных мыслей, набор разных вопросов — он начал меня, наверное, немножко, так, побуждать — к тому, что надо, хотя бы, в храм сходить.

И я с этим, действительно, постепенно рос. Мне было... там... девять лет, десять, одиннадцать, двенадцать... и, вот, в тринадцать лет я пришёл в Высоцкий монастырь. И ещё меня очень сильно привлекло, что там был, как раз, военно-патриотический клуб... если не ошибаюсь, сейчас он уже там не существует...

К. Лаврентьева:

— Сами пришли, отец Захар? В девять лет сами пришли, без родителей?

О. Захарий:

— Нет, мне было уже тринадцать лет.

К. Лаврентьева:

— Вот... Вы говорите, просто, «лет десять»... да... ага... тринадцать... хорошо — тринадцать, сами...

О. Захарий:

— Это была моя инициатива. Я сказал: «Мама, а неплохо было бы, если б я пошёл... я хочу стать военным, и у нас есть военно-патриотический клуб... такое общество ребят. Давай, пойдём туда!»

И, как раз, ещё так получилось, что... ну, немножко меня внутри, лично... немножко отпугивало, что это — на территории монастыря, что-то церковное. А я, вроде... мы, как-то, в храм... ну, так... по праздникам ходим, но что-то это... То есть, всё моё детство, ассоциация... вот, там, допустим... с Богослужением... что-то, вот... это было что-то очень скушное... мне казалось, что это очень тяжело — там надо стоять... хотя, водили меня, действительно, с детства. То есть, раз в год, на Пасху, на Рождество... но это было, действительно, тяжеловато...

К. Лаврентьева:

— Это стресс!

О. Захарий:

— Это был стресс, да... и я помню, как мы стояли, один раз, полностью службу, и я... ну, мне было лет, наверное, восемь... и это было очень тяжело! Мы не Причащались, мы просто пришли, помолились и ушли.

К. Лаврентьева:

— Да... то есть, ты много часов стоишь, а потом — уходишь ещё, к тому же...

О. Захарий:

— Да. Это потом уже, когда ты взрослый, ты начинаешь замечать — за чем, что... что-то делается... Царские врата открыты... а ребёнку — вообще, всё равно, по-моему. То есть, стоишь, и стоишь — побыстрей бы пошли домой.

Но так, вот, Господь устроил, что, попав в мальчишеское такое общество ребят, которые занимались там всем тем, в принципе, чем занимается обычная молодёжь — занятия спортом, какие-то занятия по истории Отечества... и, самое главное, что это проходило всё на территории монастыря православного, и меня это очень сильно... как бы... я начал узнавать Православие.

И, как раз, вот, впоследствии... в городе Серпухове существует такой некий Кадетский корпус, Кадетский класс... в первой школе города Серпухова... и я попал потом туда. И там, вот, так получилось, что... ну, были разные сверстники... были ребята, которые, наоборот, не были воцерковлены, абсолютно... то есть, такое... либо атеистический, либо подход агностика к вопросам веры... и мне пришлось отстаивать свои права на веру. То есть, мне пришлось отстаивать то, что я, допустим, хожу в храм. И, как раз, я, в этот момент, попал... то есть, потихонечку я начал воцерковляться — ходить на службы, читать Евангелие, читать каждое утро и каждый вечер правило — и через это начал открывать для себя мир веры... красоту веры.

И я попал в Алтарь, милостью Божией, за что очень благодарен батюшке, который этому поспособствовал, и Наместнику монастыря. И, вот, попав в Алтарь... и, одновременно, попав уже не просто в какой-то военный клуб детский, попав уже в более профильное такое учреждение, где готовились ребята, так или иначе, поступать в военные заведения, у меня стал такой... ну, вот... ну, как бы, я увидел и церковную жизнь — я начал пономарить, иподьяконствовать, петь на службах... и, одновременно, я увидел... как бы... занятия в военном училище... ещё чего-то... и меня влекло — и то, и то.

И, вот, уже впоследствии, за год до окончания — это уже 2 курс получается, 10 класс — мне нужно было самому определиться, а куда я? То есть, либо я в Военное училище поступаю... и мне, как раз, и говорили: «Сначала поступи в Военное училище, станешь офицером, потом уйдёшь... потом, если захочешь, в Семинарию поступишь, и будет у тебя всё хорошо»... а... в то же время, я хотел, действительно, посвятить... так, вот, по-юношески, хотел посвятить свою жизнь служению Церкви, служению Богу. Тем более, что начал потихонечку читать книги православные. Что-то мне из святых отцов рекомендовали... святителя Феофана Затворника... владыку Иллариона Алфеева, его книгу «Бог» — она, прям, моя... знаете... самая любимая. То есть, она у меня... я её много раз перечитывал, и, как раз... я почему их начал даже читать — потому, что общался с ребятами, своими сверстниками, и даже некоторыми учителями, которые ещё были советской закалки, которые говорили: «Да... это всё, там... это всё было ещё в 1917 году запрещено». И, как раз, находя ответы на свои вопросы, которые у меня невольно появлялись... то есть, когда мы поехали, допустим, в Планетарий... нас повезли всем, вот, этим Кадетским корпусом, там очень, такие, научные круги, да... то есть, это... экскурсовод на, таком, физико-математическом языке тебе рассказывает про устройство планеты, про устройство того, сего... у меня, в этом момент, произошёл конфликт с некоторыми моими одноклассниками, однокурсниками...

К. Лаврентьева:

— В гостях у «Светлого вечера» священник Захарий Савельев, клирик храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Федосьино, сотрудник Издательского совета Русской Православной Церкви.

У микрофона — Константин Мацан и Кира Лаврентьева.

Так, вот, завязка... отец Захарий, завязка совершилась...

О. Захарий:

— Да...

К. Лаврентьева:

— ... и что было дальше с этими Вашими приятелями-агностиками, которые, наверное, сами даже не знали, что они, таким умным словом называются?

О. Захарий:

— Нет... ну... кстати, надо сказать, что сейчас мы с ребятами этими общаемся, дружим, и, более того... у меня в этот вечер произошёл даже такой некий спор даже с педагогическим нашим составом, который за нами, естественно, смотрел. И могу сказать, что, до сих пор... они же все в Серпухове живут — мои знакомые — они, вот, просят, через мою маму... допустим... чтобы я помолился о их сродниках... допустим... записки передают. То есть, такая... очень тёплая у нас с ними сейчас дружеская атмосфера.

И... получилось так, что... мы... спорим-спорим-спорим... и тут мне один человек говорит: «Ой... может быть, ты нам как-то сообщишь... какой-то доклад нам сделаешь? — такой, вот, утилитарный школьный подход, да, — Сделай нам доклад о православной вере». И, в общем, так получилось, что... я открыл для себя сразу несколько книжек. Это был, вот, «Непознанный мир веры» владыки Тихона Шевкунова... вот, как раз, книгу «Бог» владыки Иллариона Алфеева... святителя Феофана я решил... так... дерзнуть почитать... ну, мне было сколько, там... лет 14-15. И... я со всеми ребятами продолжал оппонировать, спорить, и... кстати, так, вот, было удивительно, да... что... вроде, ходишь в храм и ходишь, что нам до тебя... а, вот, почему-то, как-то... вот... ну... это тоже, я думаю, промыслительно произошло... и, действительно, всё неспроста. Потому, что, когда ты, на самом деле, с кем-то споришь, когда ты рассуждаешь сам о вере, тогда как-то, вот... Господь в твои уста... как, раз, что меня в священстве и привлекло, и, милостью Божиею, я не ошибся... когда к тебе приходит человек на исповедь, и когда к тебе человек приходит на беседу, и задаёт разные вопросы — даже, может, они и не касаются непосредственно веры в Бога, а они касаются каких-то вопросов борьбы с грехом — отвечая на них, ты, вроде, как бы, человеку отвечаешь, но, на самом деле, ты укрепляешь себя в вере. Как-то, вот, Господь... вот, как у Псалмопевца: «Господи, устне мои отверзеши, и уста мои возвестят хвалу Твою»... «Отверзу уста моя, и наполнятся Духа»... и, вот, ты чувствуешь, как Господь тебя вдохновляет, побуждает и направляет самого на правильный путь... направляет тебя, и отвечает тебе же на твои вопросы, которые у тебя, может быть, когда-то ранее появились. И ты чувствуешь на них ответ, который тебя полностью удовлетворяет. И, как-то, вот...

Собственно говоря, когда, вот, у меня встал такой, вот, вопрос — о том, куда дальше идти поступать — я, действительно, долго... и с родителями общался, потому, что... действительно, для меня, поступление в Семинарию — был, такой, прыжок... куда-то в бездну. Потому, что там никто меня не знал, естественно...

К. Мацан:

— Прыжок веры...

О. Захарий:

— Ну, да... да...

К. Мацан:

— Как у Кьеркегора...

О. Захарий:

— И я, вот... ну, так, вот, получилось, что я как-то смотрел телеканал «Спас», и там был фильм владыки Иллариона Алфеева об одной из обителей... если не ошибаюсь, в Московской области. И там прозвучали такие слова... что часто бывают такие рассуждения: «Сначала, вот, поживу, увижу жизнь, а потом я приму сан... там... ещё чего-то...» — но тогда получается, что человек приходит уже в старости к Богу, и, собственно говоря, уже и послужить Ему времени — не так много.

И, вот, он сказал такие уникальные слова, мне так кажется, что Богу нужны не свечные огарки, а новые свечи«... да... и, вот, меня этот... как бы... тезис митрополита вдохновил... и, собственно говоря, слава Богу, я поступил в Семинарию.

К. Мацан:

— А в какую?

О. Захарий:

— В Московскую Духовную Академию. Ну... то есть... это так звучит — Московская Духовная Академия...

К. Мацан:

— Это понятно... в Троице-Сергиеву Лавру...

О. Захарий:

— Да... она подразделяется на бакалавриат и академию.

И, собственно говоря, вот... это, наверное, такой, первый этап... да?... какого-то пути к священству.

А, вот, в Семинарии начинается новый этап. Я, вот, тоже сейчас, не так давно, это понял, что в Семинарии, на самом деле, при большом объёме разных богословских, церковных... в том числе, даже и некоторых светских наук, кругозор человека, действительно, так сильно... он становится намного шире. И... если, допустим, это какой-то светский ВУЗ — то есть, человек просто изучает обычную утилитарную науку, — то здесь наука касается непосредственно твоей веры, понимания Бога, понимания жизни и понимания Церкви, значения Церкви в твоей жизни. И у каждого здесь — свой путь. И, конечно, он нужен, я думаю, что каждому священнику.

И, наверное, можно сказать так, что... вот, у преподобного Сергия, в его обители — ну, недаром же говорят, что она — рассадник учеников преподобного Сергия... до сих пор авва Сергий... именно от его обители исходит огромное количество разных учеников, разных архипастырей и пастырей, церковных деятелей, и каждый выносит, естественно, своё. Каждый выносит свой урок, каждый делает свои выводы.

Нельзя сказать, что, прям, вот... все идеальны... или, наоборот, все неидеальны — каждый делает свои выводы. И, безусловно, огромная составляющая жизни любого священника — это семинарские годы. Вот, какие, вот, он там, вот, провёл... как он там себя зарекомендовал среди собратьев-студентов, или среди преподавательского состава, или даже, как он сам себя начал воспринимать после окончания духовного учебного заведения — это, конечно, говорит о многом.

К. Лаврентьева:

— Отец Захарий, вопрос к Вам, как к священнику.

Ненадолго отступая от нашей главной темы — от темы пути к священству, пути к вере — не могу не спросить. А как Вы думаете, когда человек перестаёт быть духовным младенцем.

Вот, у нас сейчас как-то очень всё, слава Богу, благополучно в этом смысле. Мы можем ходить на службы, в разные храмы, мы можем часто Причащаться, слава Богу, мы можем читать молитвы... то есть, мы постоянно, знаете, находимся в утробе матери, в этом смысле, мы очень защищены. Но... я, всё чаще, стала думать о том, что мы — берём... мы очень много у Бога берём, и очень мало всего — отдаём.

То есть, как только мы сталкиваемся с настоящими трудностями, мы тут же... тут же начинаем проявлять малодушие, тревожность, гордыню, страх, осуждение... там... все человеческие... вот, ветхий наш человек — он расправляет здесь, значит, свою, вот, эту, вот, ипостась, к сожалению, в полной мере.

И, для меня, это, лично, очень большой вопрос: когда человек, наконец-то, доходит до черты, когда ему нужно... так скажем... как владыка Антоний Сурожский говорит, «идти в мир», когда нужно идти к тому, кто в тебе сейчас очень нуждается, к тому, кому — плохо? В данном случае, да, для нас, людей семейных — к своей семье, которая ждёт от тебя любви.

То есть, мы, получается, со страстями своими боремся, часто Причащаемся, а близкие от нас — стонут. Ну... реально, стонут. И это бывает очень часто. И это — маленький пример, по поводу близких. Ведь, очень много ещё всяческих аспектов, к которым мы слабы.

Вот, в какой момент человек перестаёт быть младенцем?

Я почему-то об этом подумала, когда Вы говорили о Семинарии. Вот, ты в этой Семинарии, наверное, тоже, как в утробе матери. А потом ты становишься священником, и тебе нужно всё, что ты получил в Семинарии, наконец-то к жизни как-то привязать.

О. Захарий:

— Вы знаете... на самом деле, то, что Вы говорите — это говорили нам с первого до последнего курса. Большинство опытных преподавателей.

К. Лаврентьева:

— Я Вам не открыла ничего нового...

О. Захарий:

— Но, Вы знаете... я бы хотел сказать так. Во-первых, и в Семинарии бывают разные обстоятельства. Бывают иногда такие крутые обстоятельства в Семинарии, что они... после окончания, наоборот, кажется, что... да... у каждого — своё.

И, на самом деле, я бы сказал так, и ответил бы на этот вопрос так, что, наверное, Господь... духовное младенчество, мне кажется, это... я бы больше привязал... к такому... к неофитству. Когда, вот, ты только всё узнаёшь... даже, вот, в рамках Рождественских чтений, Издательский совет проводит ряд секций, и, вот, у нас была такая встреча книгораспространителей — ответственных за книгораспространение и развитие библиотечной сети по епархиям.

Вот, у нас была одна девушка, ответственная за Хабаровскую епархию. Мы были в магазине «Православная книга» на Погодинской. Так, вот...

К. Мацан:

— Известное место в православной Москве.

О. Захарий:

— Да... да... Мы там провели эту встречу, показав, как должна быть лавка оформлена — в том числе, и в епархиях. И, вот, мы наткнулись там с Юлией на одну интересную книгу — не буду говорить, какого автора, и не буду говорить, какую именно книгу, но... такую, вот... для неофита. Прям, идеально... такая... сказка. Как она сказала, она, вот, эту книгу, когда начала воцерковляться, — она, как ложкой, буквально, оттуда черпала! Вот, это, как раз, наверное, период младенчества — когда ты черпаешь всё... да?

Вот, как раз, когда я в Семинарии учился... это, конечно, не святой отец, но это философ эмиграции — Иван Александрович Ильин, который написал такую книгу — «Аксиомы религиозного опыта». Вот, я только в Семинарию поступил, и эту книжку прочитал — прям, от корки до корки.

И, вот, он там пишет... есть у него такие понятия, как гетерономная вера, и автономная. Это, конечно, рассуждения философа православного, не богослова, не святого отца, но, тем не менее.

Вот, он пишет, что когда человек начинает воцерковляться, начинает приходить, допустим, в Православную церковь, или какую-то другую религиозную организацию, как прихожанин, он начинает воспринимать веру гетерономно — то есть, несамостоятельно, когда он начинает жить опытом другого человека, жить опытом святого отца, или какого-то праведника, или какого-то наставника — жить, как бы, его жизнью. А постепенно у него, если вера идёт в правильном русле, то вера у него превращается в автономную — у него появляются свои примеры из жизни, которыми он начинает уже жить автономно, то есть — независимо... ну... в таком, вот... в вопросе наставничества. Есть, конечно, здесь свои оговорки. И, вот, как раз, мне кажется, младенчество — это, вот, в наших реалиях, можно отнести, вот... к такому... периоду воцерковления, да? А у кого-то этот период сохраняется... может и всю жизнь сохраняться. У кого-то он очень короткий, а у кого-то он, наоборот, очень длинный, а у кого-то он — нормальный, средний.

И, вот, этот период, когда уже человек становится самостоятельным... ну, как сказать... он уже что-то знает...

К. Лаврентьева:

— Что-то может дать... а не только брать...

О. Захарий:

— ... да... он уже... у него есть своё какое-то видение... но, безусловно, каждому обязательно нужен наставник, обязательно нужен духовник — это безусловно. Если даже... и человек... допустим, если меня... иногда прихожане говорят: «Батюшка, а Вы можете быть моим духовником?» — я говорю: «Давайте, просто, это слово не будем использовать, чтобы батюшке в прелесть не впасть... просто, Вы мне исповедуетесь».

И, вот, этот, вот, период, когда человек уже стал осмысленно верить, когда он уже... когда у него спали розовые очки, он тоже же может быть насыщен — и малодушием определённым, может быть насыщен и определёнными падениями — главное, встать. Вот, это уже период, когда нужно — встать. Когда ты пал — и нужно встать. И этот период может быть — до конца дней.

Да, безусловно, мы знаем опыт... из опыта святых отцов, что были такие отцы, которые уже, под конец своих земных дней, и травинки не мяли, а передвигались, как по воздуху, и уже не погрешали, практически — действительно, такие угодники Божии, слава Богу, были, и, я думаю, что и сейчас есть. Но, всё-таки, когда мы говорим о бытовых реалиях нашей жизни, мы с вами должны, наверное, понимать, что, если ты пал, то обязательно встань. Если не можешь встать, хотя бы, повернись туда — к тому направлению, куда ты должен пойти будешь, и, потихоньку, из раза в раз, всё вставать, опять подниматься и идти дальше.

Но... безусловно, я бы сказал, что, в какой-то мере, мы все малодушны, и, в какой-то мере, мы все бываем, наоборот, усердны в каких-то делах, да? Наверное, нужно всегда себе напоминать, когда ты падаешь, что ты падаешь не потому, что Господь так устроил, а это потому, что ты, наоборот, от Господа оторвался.

Вот, когда священника рукополагают... и, как раз, к нашей встрече можно вспомнить, что... молитва, которую читают, начинается с таких слов: «Божественная благодать, всегда немощная врачующая и оскудевающая восполняющая...» И, вот, эти слова и священник, и даже, наверное, мирянин должен себе постоянно напоминать — что божественная благодать Господом подаётся для преодоления этих трудностей, которые бывают в нашей жизни. И, вот... наверное, даже, наоборот — что человек не может быть... как бы... самостоятельным... так, вот... полноценно... вообще... в определённой мере... всё — воля Божия. Просто, человек иногда своим хотением её, как бы, от себя отгоняет, да? Что: «Я сам справлюсь!» А нам нужно, наверное, постоянно себе напоминать, что... на Бога уповать, и, в то же время, самому не плошать.

Есть замечательный пример из Деяний святых апостолов, где апостол Павел уже попал в узы римские, уже плывёт на корабле, и попадает в такое... как бы... морское приключение — что они не могут уже пристать к берегу, они находятся в море, и даже уже появляется некая, такая, грань уныния у всех — все начинают думать о смерти.

Апостолу Павлу является Ангел и укрепляет его, говоря: «Вы спасётесь». Но, при этом, апостол Павел не ложится... там... на палубу: «Ну, мы спасёмся... уже всё ясно! — или...там... — Давайте, помолимся!» А он совмещает молитву... он совмещает откровение Божие с...

К. Лаврентьева:

— ... борьбой...

О. Захарий:

— Нет. Он берёт верёвку, и начинает обвязывать верёвку...

К. Лаврентьева:

— ... ну, с каким-то действием...

О. Захарий:

— ... борьбой, да... да... он укрепляет... он начинает есть при команде — которая его конвоировала, при моряках... ну, как бы... в знак того, что... если человек ест, значит, он надеется выжить. Потом он берёт и сдаёт этих моряков, которые хотят убежать, чтобы легионеры... вот, эти воины... они отрезали верёвки у лодки и выкинули их за борт — потому, что, если моряки сбегут, они... как бы... им будет проблематичней спастись. И, в конце — они спасаются!

К. Мацан:

— Мы вернёмся к этому разговору после небольшой паузы.

Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» священник Захарий Савельев, сотрудник Издательского совета РПЦ, клирик храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Федосьино.

У микрофона в студии — моя коллега Кира Лаврентьева, и я — Константин Мацан.

Не переключайтесь!

К. Лаврентьева:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, о чём мы радостно вам напоминаем, дорогие друзья!

Сегодня у нас в студии священник Захарий Савельев, клирик храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Федосьино, сотрудник Издательского совета РПЦ.

У микрофона — Константин Мацан и Кира Лаврентьева.

К. Мацан:

— Вы упомянули Ивана Александровича Ильина и книгу «Аксиомы религиозного опыта». Мне кажется, это очень важная категория, когда мы говорим про путь к вере — религиозный опыт. И, мне кажется, если разобраться в себе, то каждый верующий, отматывая назад свою жизнь, придёт к какой-то точке... может быть, одной, или двум таким эпизодам важнейшим, из которых сейчас, как из зёрнышка, вся вера вырастает. Тот опыт — мы это называем опытом — опытом встречи со Христом, может быть, на котором, на самом деле, всё зиждется.

Вы можете вспомнить такие самые важные эти религиозные опыты в Вашей жизни?

О. Захарий:

— Ну, Вы знаете, на самом деле, безусловно, конечно, такие опыты веры — они есть, и, действительно, это нужно себе, на самом деле, я думаю, постоянно напоминать.

Ну, вот, одним из таких моментов, конечно, является то событие, когда понимаешь, что Христос — уникален. То есть, уникален тем, что... ну, вот, опять же... как бы, даже это, наверное, уже период, когда ты учишься в Семинарии, и ты начинаешь узнавать, в том числе, другие религии. Когда, вот, как раз, проходит период, такого, младенчества, и начинаешь узнавать про разные мировоззрения...

Вообще... даже... знаете, я вам так скажу... у нас, не так давно, была встреча издателей, с ответственными по книгораспространению по епархиям, с председателем Издательского совета митрополитом Климентом, и там был директор издательства Санкт-Петербуржской Духовной Академии Дмитрий Владимирович Волужков. И, вот, он рассказал такой интересный факт. Эта переписка сохранилась в архиве Санкт-Петербурга.

Когда преподаватели Ленинградской Духовной Академии... как мы все знаем, преподаватели духовных школ — они всегда очень образованные люди, и очень интересующиеся разными сферами, и, как и большинство пастырей, они должны были ориентироваться особенно на советский период в той научной литературе, которая особенно пропагандировалась в данном политическом строе. И, вот, ответственный по делам религий по Ленинграду и Ленинградской области отмечает, что... как отрицательный фактор... что преподаватели выписывают большое количество атеистических журналов и хорошо знают, на самом деле, все атеистические... вот, эти... подоплёки, и с ними умеют очень хорошо в проповедях своих бороться.

И, вот... на самом деле, я думаю, что в тот период, когда ты учишься в Семинарии... ну, вот, допустим, у меня такое, вот, было... ты начинаешь интересоваться — а что у других? И открываешь для себя, что, действительно, христианство, Христос — Он уникален.

Вот, я, до сих пор, каждый раз, поражаюсь, действительно, что... О чём говорит христианство? Ведь, никакая другая религия об этом не говорит. О том, что Бог пришёл навстречу человеку.

Не как... вот... вы знаете, иногда в соцсетях какие-то хейтеры пишут, что... про Искупительную жертву Спасителя — что это уже было, что это было даже уже в каких-то античных религиях...

К. Мацан:

— Это какие-то очень продвинутые хейтеры...

О. Захарий:

— ... да...

К. Мацан:

— ... такие... хейтеры-богословы! Только, с другой стороны...

О. Захарий:

— Книжники. Мы их называем «книжники».

Да... но... естественно, когда тебя так поддевают, ты начинаешь больше интересоваться тем, что у тебя есть, что есть у Православной церкви, где ты воспитан.

И, вот, ты для себя открываешь, действительно, что история Ветхого Завета, Нового Завета — она уникальна. Уникальна тем, что Предвечный Бог, Который не должен был страдать, не может, по Своему Божеству, страдать, стал Человеком — воплотился, и воспринял добровольно на Себя все страдания, Искупительную жертву совершил.

И, более того, на Литургии... каждый раз, когда её служишь, поражаешься, вот, этому Таинству — что ты, действительно, сейчас совершаешь не какое-то просто воспоминание такое, а ты становишься участником Таинства, когда Господь Своё Тело и Кровь преподаёт всем, абсолютно всем. «Мы кусаем зубами Того, на Кого Ангелы боятся смотреть», — говорит Иоанн Златоуст. И, вот, эти слова, этот смысл, который святитель вкладывал в эту фразу, он, конечно, каждый раз — паки и паки — тебя поражает.

И даже... каждый раз, тоже, задуматься... что, если взять какие-то разные религиозные направления... ну, во всяком случае, это меня, действительно, всегда так, вот, поражает... допустим, там, какое-то божество что-то совершило, но оно себе — приобрело, да? Там, допустим, Геракл победил смерть, но, при этом, он стал, как раз, больше богом, божеством неким, чем человеком. А тут... ты видишь, как Господь, наоборот, Себя умаляет, снисходит к человечеству.

И, на самом деле, вот, эти чудеса — личные — ты, наверное, должен, про себя, постоянно... как-то, вот... складывать всё вновь и вновь.

Но, конечно, есть такие моменты, когда... как сказать... моменты даже некоего смущения, когда ты, вот, просто над чем-то задумываешься... мне кажется, они даже должны обязательно быть в жизни батюшки, который проповедует, который размышляет о своей вере. Чтобы через собственное постоянное... ответы на свои же вопросы, ты мог сказать что-то и другим людям на проповеди. То есть, как бы... некое такое вдохновение тоже должен черпать. Но, и, с другой стороны, вот... конечно, проповедь любого священника — это, вот... ну... так или иначе, это всегда с новой стороны ты рассматриваешь то чудо, которое тебя поразило. Вот, о чём мы с вами говорим — вот, эти моменты, когда ты понимаешь, что, действительно, Христос — уникален.

К. Мацан:

— Священник Захарий Савельев, сотрудник Издательского совета РПЦ, клирик храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Федосьино, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

Я помню... у Честертона есть такая мысль прекрасная о том, что... вот... те, кто говорят, что все религии — про одно и то же, потому, что во всех есть Бог, есть какая-то Его история, есть идея о том, как Он человеку что-то, там, даёт, приходит к нему... и, вот, Честертон замечает: это — то же самое, что сказать, что все газеты пишут одно и то же, потому, что все они пишут буквами.

То есть, вы обращаете внимание на те вещи, которые общи всем религиям потому, что это — религии. Но разница между ними принципиальна в том — какой это Бог? А что Он делает? А почему Он это делает? И, в итоге — во что мы верим? И тут — разница принципиальная. Вот, то, о чём Вы говорите, как раз.

К. Лаврентьева:

— Я, знаете, о чём подумала?

Я, вот, о чём подумала. Мы же, всё равно, говорим сейчас о проповеди... ну... некоей, такой... миссионерской, может быть... да? Мы говорим о проповеди для людей, которые хотят эту проповедь как-то, хотя бы, воспринять. Говорим о проповеди, которая идёт с амвона от священника... да? Ну, в общем, о таком, знаете... о понятии «проповедь» — таком... номинальном... разностороннем.

Но я вспоминаю, что, например... вот... художник Ван Гог, небезызвестный, он начинал свой путь тоже с проповеди христианской, как протестантский проповедник, и, вы знаете, он понял, что настоящая проповедь может быть только тогда, когда ты начинаешь... ну... буквально, пить ту же чашу, что пьют люди, которые слушают твою проповедь. Что...

Понимаете, он поехал в самый ужасный, в самый печальный регион, где люди, исключительно, только и делают, что добывают уголь в совершенно нечеловеческих условиях. Знает история эти страницы... в совершенно нечеловеческих условиях. И у них не было совершенно никакой радости в жизни. То есть, это все шесть дней — они, вот, на этой добыче угля, и в воскресенье они идут в церковь. Ну, и умирают в сорок лет от туберкулёза, если повезёт.

И — что происходит? Батюшка, я не просто так в такую пространную тему пустилась, чтобы блеснуть слабым интеллектом, а, вот, что я хочу спросить — что Вы думаете об этом?

Ведь, эти люди совершенно его не воспринимали, пока он ходил... ну... условно говоря, в белых перчатках и со светлым лицом. А когда он спустился с ними в эту шахту, вымазался углём — ну, просто, вымазался потому, что там никак невозможно не запачкаться, и уже встал... знаете... встал перед ними на амвоне в Воскресный день, весь в этом угле — потому, что он уже не смог отмыться от него, так же, как и они, и он тогда увидел, что их глаза — они ожили. И они стали к нему подходить после проповеди, и говорить: «Вот, теперь мы Вас услышали. Вот, теперь мы поняли, что Вы хотели сказать!» — а он им говорил о Христе, о том, что «нас ждёт всех вечная жизнь»... в общем, такие вещи, которые, в общем-то, понятны, да? Но он не мог достучаться, пока он не стал таким же грязным, как они.

Вот, в этом смысле, современный священник — он должен каким-то образом «пить ту же чашу», что и его прихожане?

О. Захарий:

— Конечно, безусловно. И, более того, мне кажется, как раз, сейчас, вот, такое, вот... огромное количество, действительно, батюшек, которые разделяют эту чашу. Есть духовенство, которое... и, действительно, большое количество московского духовенства, которое как-то так, вот, участвует... в военной операции, которое отправляется туда по благословению священноначалия, и пребывают там до тех пор, пока обратно не отзовут. И некоторые даже священники... особенно... вот, Святейший Патриарх как-то про это говорил, что духовенство там уже настолько прикипело к своей пастве, что... Святейший Патриарх рассказал, что он сказал какому-то батюшке: «Может быть, Вам уже бы и вернуться обратно?» — и тот ему сказал: «Ваше Святейшество, нет! Я не могу уже уехать от этих людей!»

И, конечно, сегодня, когда ты... священник видит и мудрецов, и простецов. Священник видит и тех людей, которые обездолены, которые приходят в церковь за помощью, и, одновременно, общается с теми людьми, которые, приходят, наоборот, помочь храму. И круг общения бывает — от высших слоёв государства и общества до бабушки, которая... там, вот... условно говоря... у неё проблемы с памятью, проблемы с жилплощадью, и ты пытаешься ей что-то хоть... там... всучить — и человек отказывается, и ты уже говоришь: «Всё, это благословение — берите!» — потому, что видишь, как человеку, действительно, тяжело.

И, безусловно, пастырь... ну, конечно, Ван Гог — это протестантская деноминация... как бы, это немножко не наше... но православный батюшка — да, он... мне кажется, Господь подаёт в этот момент и человеку нужные слова, которые необходимы для его паствы, и, в то же время, и священник для себя открывает новый мир — новый мир людей. То есть, самое главное чудо, которое может видеть священник — это то, как рождается вера в душе человека. И, безусловно, это — и окормление тюрем, это — и окормление Детских домов, когда, вот, ребёнок страдает, когда ребёнок одинок — и, вот, постараться достучаться до этого человека.

Но, в то же время, наверное, ни один человек до конца, всё-таки, не может понять условия... вот... тех обстоятельств и особенностей времени, в которых живёт, допустим — вот, этот человек, да? Или — жил когда-то. У каждого, всё-таки, свой какой-то бэкграунд, свой опыт. И, безусловно, если ты приехал даже на какое-то определённое время, то этот человек там всегда живёт. И, наверное, священник, в этот момент, должен... опять же... вот, так, вот... попросить у Господа помощи, чтобы достучаться до его сердца и открыть для человека веру в Бога. Потому, что когда человек откроет для себя Господа, тогда он почувствует реальные изменения в своей жизни.

И, действительно, вот... кто может понять каждого из нас? Только Бог. Только Христос, Который, как раз, и снизошёл до нас. Только Он способен нас исцелить от тех ран, которые мы сами про себя знаем. Иногда даже наши самые близкие люди — родители, братья, сёстры — не догадываются о том, что у нас в душе, и только Господь уврачёвывает эти невидимые, незаметные раны. Иногда мы и сами даже можем не понять для себя те особенности нашей души, и только Господь их видит.

Но... наверное, ещё... безусловно, есть большое количество примеров того, как Церковь разделяла тяготы, страдания своей паствы — это и события, происходившие в начале ХХ века, когда огромное количество духовенства посидело, так, хорошо в тюрьмах... это и архимандрит Иоанн Крестьянкин, и ряд пастырей...

К. Лаврентьева:

— Да, их бесчисленное множество...

О. Захарий:

— ... да... и, как раз, вот, тем и отличается, всё-таки, христианин от обычного человека, да? Обычный человек закрывается в этот момент, уходит в себя, впадает в такое, вот... очень тяжёлое состояние духа и состояние души. А православный христианин, всё равно, пытается найти для себя ответ... чего-то он ищет. А он ищет ответ от Бога. И, вот, тоже... так, вот... интересно, что такое искание — его же тоже можно, в принципе, сравнить с молитвой? Когда человек находится в тяжёлых обстоятельствах и постоянно выспрашивает у Бога — а где же ответ на мой вопрос?

Это и в Книге многострадального Иова — эта тема звучит. Что... Господи, почему — так? И Господь, в определённый момент, когда ты уже оставил все свои — именно, человеческие — надежды, Он тебе и ответит. Вот, когда уже человеческие, вот, эти чаяния и надежды — они уходят, тогда Господь открывает Свою помощь. Такую, которая уже настолько поражает наше человеческое естество, сознание, что уже не остаётся никаких сомнений. Вообще — любых.

К. Лаврентьева:

— Батюшка, это Вы очень важные вещи говорите!

А, вот... скажите, пожалуйста... а Вам остаётся время на свою жизнь? На жену, на детей, на... друзей... на родителей? Кстати, как они поживают — Ваши родители?

О. Захарий:

— Ну, Вы знаете... милостью Божией, Вы знаете... Господь...

Конечно, бывают такие моменты... мы, когда едем с моим очень близким другом, коллегой, начальником в машине с какого-то мероприятия... то я его подвожу, то он меня... и, между собой, так, общаемся, конечно, бывают ситуации... Вот, когда у батюшки общецерковное послушание... когда у него приход, когда у него, допустим, какая-то научная деятельность, семья... бывает, что себя уже, конечно, не помнишь! Но, в то же время, Господь, как-то... в определённые моменты... открывает для тебя возможность побыть и наедине с самим собой... хотя, наверное, человек никогда не бывает наедине с самом собой — потому, что всегда рядом с тобой Господь... и оставляет моменты побыть с родителями, побыть с супругой, с ребёнком... то есть... Конечно, каждый раз, когда я прихожу вечером... бывает, что очень поздно прихожу, бывает, что более-менее... конечно, это сразу — общение с Марком, с сыном... обязательно, общение с матушкой моей любимой... И, на самом деле, жизнь священника... ну, конечно, есть и монашество, и это немножко другой уклад жизни... но, вот, жизнь женатого священника — она всегда связана с семейным счастьем.

Потому, что священник — он пастырь, конечно, на приходе, но он — пастырь и дома, и это его малая паства. И, на самом деле, как, вот, он себя ведёт с людьми, так же он должен себя вести и дома, и — наоборот. Потому, что каждый член семьи — дорог. И ребёнок, конечно, радует своими какими-то... там... раскрасками... какими-то своими... там... лепкой... вот, как-то, сын очень любит у нас лепить разные фигурки, машинки... какой-то стишок новый выучил и решил порадовать папу... мы сейчас, как раз, все вместе учим стихотворение, чтобы в садике он рассказал.

Обязательно — с супругой поговорить. Бывает так, что очень тяжело, и не хочешь свою супругу расстраивать чем-то... или, допустим, даже, вот, говорят — «грузить»... то есть, напрягать. Поэтому, иногда хочется просто помолчать. Но, как раз, мне кажется, залог семейного счастья — когда ты можешь и поговорить, действительно, о таких, очень серьёзных, вещах... и очень... как бы... конкретных... можешь просто пообщаться на какие-то лёгкие темы... и, в то же время — когда ты можешь помолчать, и тебе тоже будет хорошо. Когда ты можешь просто побыть с человеком... так, вот... вместе посидеть, вместе помолчать. Потому, что в день приходится очень часто, действительно, общаться — и по работе, и по служению.

Вот, меня всегда родители спрашивают: «Где ты там на работе?» И я говорю: «Мам, пап... я сегодня был на службе — это служба. А ещё есть работа — но это работа... это в Синодальном отделе», — поэтому, надо разделять.

И, обязательно, мне кажется, священник должен помнить свой родной край, помнить своих родителей, помнить тех близких, которые с ним были. Потому, что Господь так же и через них выстраивал, на самом деле, вот, этот, вот сложный... аппарат веры, если можно так выразиться. Наверное, не совсем удачно, но... вот, эту, вот, жизнь невидимую... невидимый мир веры, который появился в твоей душе — Господь его выстроил, в том числе, и через тех людей, которые с тобой были. И в школе, и в институте, и в каких-то бытовых вопросах, с которыми ты сталкивался. Господь, через всё это, тебя ведёт, и этим надо дорожить, и этих людей надо ценить.

И, наверное, также, тоже можно сказать, что обязательно... бывает очень тяжело, действительно, с графиком... но обязательно надо находить время, чтобы съездить к родителям, чтобы встретиться со всеми родственниками, и на большие праздники мы стараемся собираться. На церковные праздники, естественно, все приезжают к нам, на светские праздники — мы приезжаем к ним...

К. Лаврентьева:

— В общем, отлажено... всё отлажено! Механизм работает исправно...

О. Захарий:

— Да.

К. Лаврентьева:

— Спасибо огромное, батюшка! Спасибо огромное!

Дорогие друзья, в этом часе «Светлого вечера» с нами был священник Захарий Савельев, клирик храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Федосьино, сотрудник Издательского совета Русской Православной Церкви.

Мы говорили о пути к священству отца Захария, мы говорили о пути к вере, о его замечательной семье, о проповеди, о служении и о разных интересных вещах. Если вы только недавно присоединились к нам, обязательно послушайте нашу программу потом на сайте.

У микрофона были Константин Мацан и Кира Лаврентьева.

Мы прощаемся с вами до следующего вторника.

К. Мацан:

— До свидания!


Все выпуски программы Светлый вечер

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем