«Путь к священству». Священник Николай Катан

У нас в гостях был клирик московского храма Рождества Иоанна Предтечи в Ивановском священник Николай Катан.

Наш гость рассказал о своем пути к священству по стопам отца, об особенностях служения в далёкой Якутии и о том, почему ему важно духовно окормлять людей в больницах.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева

---

---

К. Мацан

— Светлый вечер на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан В студии моя замечательная, прекрасная, обворожительная коллега Кира Лаврентьева, которую я поздравлю с 8 марта.

К. Лаврентьева

— Ой, спасибо! Здравствуйте, дорогие радиослушатели.

К. Мацан

— И поздравляю всех наших радиослушательниц, и всех, кто их любит, радиослушателей, с днем, в который всегда хорошо сказать теплые и прекрасные слова, обнять любимых и поблагодарить наших прекрасных женщин за то, что они о нас так заботятся, и без них нам будет очень-очень плохо. У нас в гостях сегодня священник Николай Катан, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи в Ивановском. Добрый вечер.

Иерей Николай

— Добрый вечер.

К. Мацан

— Я напомню нашим радиослушателям и вам, батюшка, тоже, что в этих беседах, которые мы с Кирой ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в веер. Нам представляется, что всегда путь человека в вере, вне зависимости от биографии, от того, был ли он верующим с детства или пришел в какой-то другой момент жизни к вере, это путь вопросов к себе, путь поиска и путь поиска ответов. И вот те вопросы и ответы, которые для себя находит человек, ставший священником, они могут как-то срезонировать с теми вопросами, которые любой наш радиослушатель себе о вере задает, и поэтому нам очень интересно поговорить о том, как вы пришли к вере и к священству. Ну опять же я знаю, что ваш папа священник, поэтому, наверное, вот строго говоря, вопрос о приходе к вере для вас не стоит. С одной стороны. С другой стороны, мы знаем, что человеку, даже из церковной семьи, в какой-то момент все равно — в подростковом возрасте или как-то еще — предстоит пережить, ну мы надеемся, что предстоит пережить личное обретении веры, которое не сводится только к унаследованному от родителей. Вот как это было у вас?

Иерей Николай

— Ну тут можно просто подтвердить каждое ваше слово, потому что почти рассказали весь мой путь.

К. Мацан

— Нет, я только теоретическую часть только изложил, а теперь про детали.

Иерей Николай

— А детали уже да, я могу сейчас рассказать. Да, путь к вере у меня был, конечно, с детства, потому что, как вы правильно сказали, отец священник, и я с детства, если правильно сказать, возрастал в храме, всегда любил посещать храм, помогал и на клиросе, и в храме алтарничал. И в детстве у меня даже был период, когда где-то классе в 5-м, наверное, где я очень сильно думал о монашестве. То есть я там уединялся, все как в лучших традициях, в другую комнату, меня там ругали, что я там по средам и пятницам пытался там очень строго поститься, мне говорили, что придет время, если ты захочешь...

К. Мацан

— Сколько вам лет было? Десять-одиннадцать — 5 класс?

Иерей Николай

— Ну да, где-то около двух лет у меня был такой период.

К. Лаврентьева

— Первый опыт аскетический такой, да.

Иерей Николай

— Да, очень так, очень сильно, можно сказать, мечтал об этом. Ну, естественно, по-детски это все представлял себе. Затем, как вы правильно сказали, подошел подростковый возраст и, конечно, он сказался. Не то что там я, конечно, потерял веру — я всегда верил в Бога, всегда продолжал с любовью ходить в храм, меня не надо было заставлять. То есть если, скажем так, летними вечерами мы гуляли допоздна, я все равно с утра, в шесть утра вставал на службу. Потому что у нас там в селе, где отец служил, были утреня и литургия как бы сразу с утра. Поэтому в этом проблем не было никогда, я всегда с радостью шел на службу. Даже был такой опыт: я с утра вставал, начинал службу, там подготовил кадило, все что нужно там, и во время часов, там пока отец совершал часы, проскомидию, я уходил — там в деревне все рядом живут, — к своим друзьям, будил их. Они нехотя просыпались, потому что вчера они гуляли очень допоздна, и я пытался их завлечь в храм. И они некоторое время ходили. Ну потом я понял, что это все как бы бессмысленно, потому что силой, даже дружбой, оно непостоянно это все. И пришел момент, когда я окончил школу и встал вопрос о том, куда поступать дальше. И я этот день, наверное, никогда не забуду, когда мы долго сидели думали, выбирали. Но отец предложил мне следующее, говорит: я знаю, что ты давно уже как бы думал о пути священства и так далее. Но я сомневался на самом деле, готов ли я и смогу ли я, потому что передо мной был пример отца, и я просто ставил себя в сравнение с ним и, конечно, понимал, что я очень далек от этого всего. Ну такой я, совсем не примерный был. И он мне просто говорит: давай попробуй, ты поступишь, вот пойдешь поступать в Лавру. Если поступишь — значит, это, скажем так, твой путь и благословляю тебя. Если нет — ты волен выбирать сам дальше свой путь. Я приехал в Троице-Сергиеву Лавру — это был 2008 год, на месяц меня оставили как абитуриентом там, при академии, я трудился, каждый день ходили, часто очень на братский молебен, уже тогда начинал петь в хоре, познакомился с нашим регентом, отцом Нестором. И этот месяц сыграл свою ключевую роль. Потому что, несмотря на то что я с первого раза не поступил, потому что я, ну скажем так, не во всех отношениях, не был готов, но меня настолько это все поразило и повлияло на меня, что, я помню, в этот день позвонил, после оглашения результатов, маме. Она спросила, что, как, какие дальше действия. Я говорю: я остаюсь здесь, я устраиваюсь куда-то буду в Лавре трудиться. Там дали мне комнату, не комнату, а койку в общежитии, в Лавре, для трудников. И я остался на целый год там работать. Он пролетел, этот год, очень быстро, и я, скажем так, из семинарской жизни по-своему не ушел. Потому что я ходил на клирос, многие меня уже знали, иногда даже ходил в трапезную вместе с певчими, меня уже узнавали там сотрудники академии. Поэтому я уже, можно сказать, был своим, в лицо меня точно уже узнавали. Даже иногда, я после службы ушел как-то, не пошел в трапезную, а меня дежурный помощник по академии, то есть инспектор, он спрашивает: студент, а вы куда?

К. Мацан

— Отругал.

К. Лаврентьева

— Да, он такой, все положено, все идут на ужин, это очень строго. А я говорю: а я не студент. А он: а, извини, говорит, перепутал. То есть даже было и такое. Через год, конечно, мы как-то старались, готовились, материалы читали. В общем, общался со старшими уже семинаристами, они мне как-то подсказывали, разъясняли какие-то материалы. И я вот поступил в 2009 году в семинарию. То есть если кратко, это такой вот путь. Но, скажем так, путь к священству продолжался и в семинарии, потому что я тоже, передо мной были примеры, конечно, достойнейших семинаристов, были примеры как бы священников, с которыми я общался, и преподавателей в том числе. И поэтому я вот еще очень долго думал потом на протяжении всего своего обучения, вплоть до...

К. Мацан

— То есть для вас то, что перед вами были достойные наставники, скорее вас подвигало к сомнениям, а можете ли и вы тоже быть священником, а не к вдохновению, что я хочу быть как они?

К. Лаврентьева

— А мне кажется, это вдохновение, нет?

Иерей Николай

— Да, меня это настораживало, смогу ли я сам тоже быть достойным. Да, и конечно, студентом, по учебе у меня всегда был средний такой показатель, да, были и разные случаи, в том числе и с инспекцией у меня. Но в итоге все-таки вот я пришел к тому, что да, я должен идти по этому пути, тоже как-то я почувствовал, что это такое, если не громко будет это звучать, призвание. Очень сильно меня вдохновила, можно так сказать, и продолжает меня вдохновлять моя любимая жена. И я ее сегодня поздравляю с 8 марта, с этим праздником.

К. Лаврентьева

— А как вы познакомились?

Иерей Николай

— Это отдельная история будет, сейчас я ее расскажу.

К. Лаврентьева

— Отлично.

Иерей Николай

— Да, очень интересно. И просто мы общались с ней три месяца, после которых я сделал ей предложение, что стало неожиданностью для нее очень, конечно, но она была рада. И общение с ней, и как бы я с ней максимально старался быть откровенным, она выслушала мою жизнь как бы, да, вот все что, ну мы встречались, общались. И она вдохновила, сказала, что ты должен идти по этому пути. И вот эта вот поддержка ее, которую я ощущаю до сих пор, она очень вдохновила меня. И на тот момент я ждал, чтобы кто-то меня...

К. Лаврентьева

— Поддержал.

Иерей Николай

— Поддержал, кто-то подсказал со стороны. Потому что родители меня знали, конечно, они всегда мечтали, чтобы я стал священником. Но я тоже хотел, чтобы не только родительское какое-то слово было, а кто-то, человек, который ну не знает меня с детства, скажем так. То есть для меня ее слово уже тогда, когда мы только встречались, стало очень весомым. И я просто решился.

К. Лаврентьева

— А про знакомство.

Иерей Николай

— Познакомились мы следующим образом. Она увидела меня на акафисте в Покровском храме, в академии. Мы там всегда, по средам у нас были акафисты вечером, мы все пели, три хора мужских. И она приходила туда молиться и увидела меня. Затем нашла меня в соцсетях...

К. Мацан

— Она училась тоже...

Иерей Николай

— Она не училась. Она училась сначала в колледже педагогическом, потом в институте, в Москве. И приезжала туда на акафист, и она увидела, добавила меня, да, вот интересно. А затем мы стали переписываться. Но в тот момент как раз наше общение, оно свелось, скажем так, к общим фразам, потому что я тогда встречался с другой девушкой. Но так как с ней не сложилось, я потом долго очень переживал это все. И я как-то в один день решил ей написать — это было 12 февраля, 2015 год.

К. Мацан

— Красиво — вы помните дату.

Иерей Николай

— Все помню до сих пор.

К. Лаврентьева

— Надо же.

Иерей Николай

— Я помню, при каких условиях это все было. И вот я ей написал, говорю: как дела? Она удивилась, что я ответил, потому что я как-то так уходил всегда от разговора. И тут я вдруг сам ей написал. И она сказала, что все хорошо, да, вот собираюсь в Лавру на днях, во сколько там служба, тогда-то, там 15-го числа. Я говорю: ну это как раз Сретенье — у нас будет в 7.30, кажется, часы, литургия. В академии как раз, я буду петь, давай, как раз можно будет встретиться. И она говорит: хорошо. И она 15-го числа приехала, спешила на службу, а у меня в этот момент тоже были какие-то дела, и перед службой нужно было очень в город выйти. И я шел по дорожке, которая идет в Лавру, она шла навстречу, и мы разминулись, и через несколько шагов остановились оба. Ну как в той песне...

К. Лаврентьева

— Очень романтично. «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она...»

Иерей Николай

— Оба оглянулись, да. Мы до сих пор знаем, где эта дорожка, так она для нас значима. И сказали как бы: привет, это ты, да? Потому что она была, очень был большой, сильный мороз, она укутанная такая. И как бы встретились, и она говорит: я спешу на службу. Я говорю: да, хорошо, встретимся на службе. Она говорит: у меня день рождения. А я с утра не увидел, что высветилось, и говорю: ой, извини, а я не знал. И думаю: вот я попал, даже подарок никакой не приготовил. Ну, в общем, мы после службы пошли в трапезную, в трапезную семинарии, там, значит, покушали и пошли гулять. И меня что поразило, что в этот день мы не могли наговориться. То есть вплоть до вечерней службы, когда я должен был петь тоже в академии, мы вот гуляли и не могли никак ну вот...

К. Лаврентьева

— Нарадоваться.

Иерей Николай

— Нарадоваться, да. Потому что для меня это было очень сильным таким впечатлением и каким-то, скажем так, ну знаком. И потом мы каждый день продолжали встречаться. Ну то есть либо она приезжала, либо как-то мы где-то пересекались с ней, и мы почти каждый день виделись с ней. И вот через три месяца я сделал предложение. Встретились мы на Сретенье — это тоже для нас очень знаково.

К. Лаврентьева

— Как красиво, да.

Иерей Николай

— И мы эту дату всегда так вот очень вспоминаем. Недавно у нее было 30 лет, как раз мы...

К. Лаврентьева

— Мы с мужем тоже на Сретенье встретились.

Иерей Николай

— Поэтому семь лет вот мы уже, можно сказать, вместе, да, конечно, женились через полгода.

К. Мацан

— А у нас с женой именины в один день — Константина и Елены.

К. Лаврентьева

— Да, Константина и Елены, представляете?

Иерей Николай

— Ух ты.

К. Лаврентьева

— Так что у нас такая теплая компания сегодня собралась.

К. Мацан

— Символическая. Компания символистов.

К. Лаврентьева

— Священник Николай Катан, клирик храма Рождества Иоанн Предтечи в Ивановском, проводит сегодня с нами этот «Светлый вечер». Отец Николай, ну вот совершенно прекрасная история — романтическая, чистая, светлая. Душа скучает по такому на самом деле свету, в наше время трудно найти.

Иерей Николай

— Ну вечер же светлый.

К. Лаврентьева

— Да, такая очень, да. И вот хочется спросить. Вы встретились со своей женой, она вас вдохновила, вы утвердились в своем выборе, и вы поняли, что нужно, значит, к священству как-то подвигаться уже ближе, уже конкретно на эту дорожку вставать. Ну после того, как вы приняли такое решение, сомнения как, не посещали вас?

Иерей Николай

— Сомнений уже не было. Но нужно было себя как-то уже выстраивать в новых реалиях. Потому что мы женились, я подал потом прошение на рукоположение, и нужно было думать, как содержать семью. Благо, я певчий, поэтому иногда в Лавре там вот пел, какую-то копеечку тоже можно было заработать, где-то мы, какие-то выезды были у нас. Поэтому как-то вот Господь не оставлял. И я удивляюсь до сих пор, что вот мы вот это время, пока я еще даже не был ни диаконом, ни священником, фактически как бы я не имел постоянного заработка, Господь помогал. В то же время она еще работала тогда, она работала в православной гимназии, учительница начальных классов. Поэтому как-то мы справились с этим периодом, и все слава Богу. Но сомнений потом уже не было. Даже наоборот, я вот даже сейчас вспоминаю вот эти сомнения свои — они должны были быть, я должен был через это пройти. Они, знаете, очень многое мне дали. Потому что даже одноклассники, когда узнали, что я поступил в семинарию, они очень, мягко говоря, удивлялись. Потому что я веселый такой парень всегда был. И они как-то смотрят, и ты как-то, молодец, говорят, ты так вот, на 180 градусов свою жизнь развернул. И потом мне это очень тоже помогло, потому что я стал смотреть на путь и служение священника не просто как через какие-то шаблоны, а я думал: а как вот чувствует, как слышит проповедь человек, который только зашел, какие у него стремления? То есть ему нельзя, к каждому человеку нельзя относиться, сказать, что вот постись, молись, как принято у нас говорить, и слушай...

К. Мацан

— Радио ВЕРА.

Иерей Николай

— Радио ВЕРА, да. Нужно всегда обращаться к нему вживую, да, то есть как к отдельной личности.

К. Мацан

— А вот как раз об этом я хотел вас спросить. А вы рассказали о том, что для вас время, проведенное в Лавре, вот месяц, который вы сначала там жили, оказал решающее влияние и на решение в Лавре остаться, и на последующее решение стать священником. Ну и, в принципе, вы об этом рассказывали в контексте, скажем так, вот обретения какой-то глубокой личной веры на фоне того, что вот такая вера, унаследованная от родителей, была всегда. Я думаю, что человеку опять же там церковно-опытному понятно, о чем здесь речь, какое влияние оказывает пребывание в святом месте, с какими внутренними откровениями, в хорошем смысле слова, там можно встретиться. А вот для человека, наверное, незнакомого, не имеющего этого опыта, это непонятно. Вот могли бы вы рассказать как раз о том, а что же такого произошло с вами, пока вы жили в Лавре, что вы поняли о себе, о жизни, о вере? Чем вот вы после Лавры отличались от себя до Лавры?

Иерей Николай

— Есть такие вещи в жизни, наверное, которые нельзя просто взять, разложить вот...

К. Лаврентьева

— По полочкам.

Иерей Николай

— По полочкам, чтобы были они понятны. Это касается вещей веры и любви. То есть нельзя сказать, что такое любовь, пока ты ее не почувствовал. Наверное, если будешь описывать любовь, то это будет описание каких-то чувств, каких-то эффектов...

К. Лаврентьева

— Книжных.

Иерей Николай

— Да, то есть человек не поймет, пока сам через это не прошел. И, конечно же, есть вещи очень глубинные, которые на меня повлияли и просто, в общем, изменили меня, если можно так сказать. Но, конечно, есть и другие вещи, о которых, конечно, можно рассказать. Например, у меня очень была какая-то такая предвзятость к семинаристам — то есть я не знал их, мне казалось, что это очень такие люди, которые закрытые что ли, люди, которые в своем кругу только общаются, жизни не знают и так далее. Но я когда пообщался вживую и увидел, что это живые люди, живые ребята, которые знают как бы жизнь и которые, скажем так, не являются только закрытой какой-то группой людей, которые только живут там, да, вот...

К. Лаврентьева

— Своим мирком.

Иерей Николай

— Своим мирком, да. То есть они знают, что такое жизнь, что сейчас, о чем говорят там в интернете — они это все знают, это все представляют. Но они отличаются только тем, что сделали свой выбор, то есть что они не хотят вот просто так идти по течению, они решили себе усложнить жизнь. Потому что быть семинаристом — это только усложнять себе жизнь. Если с мирской точки зрения.

К. Мацан

— А почему?

Иерей Николай

— Ну потому, что ты должен себя самоограничивать, ты должен... Иногда на тебя смотрят как бы: а почему, почему тебе нельзя это? То есть общаешься с людьми далекими от веры — для них многие вопросы, их удивляет, что именно так. То есть им представляется, что вера — это где-то там, после пятидесяти, когда уже ближе к старости. И когда молодые ребята отказывают себе, как они говорят, ну скажем, в кавычках, в «прелестях» юности, то они удивляются. Поэтому...

К. Мацан

— А это до сих пор так, что для кого-то вера это старость и то, что для старушек? Почему об этом спрашиваю, потому что есть ощущение или такая догадка какая-то, что это вот стереотип там двадцатилетней давности, что вот в храме одни старушки. Сейчас, когда церквей стало больше, есть православные организации, есть православные лагеря, выросло поколение детей, которые уже росли с детства в церковных семьях, вот представляется о том, что стереотип о том, что вера это вот для бабушек, он должен был бы уже уйти. Вот как вы наблюдаете, что вы видите? Это до сих пор осталось в сознании там, не знаю, тех, с кем вы общаетесь, может быть, из нецерковных людей, которые приходят в церковь?

Иерей Николай

— Тут еще проблема не только в стереотипности, а в каждом человеке. Потому что человек очень часто так себя оправдывает. То есть он подумает: я сейчас погуляю, так проще, так проще себя настраивать. Поэтому тут я бы выдвинул это из области стереотипов, а привел бы именно вот в область позиции каждого человека.

К. Мацан

— Как блаженный Августин признается в «Исповеди»: я молился Богу избавить меня от страстей и грехов, но не сейчас...

Иерей Николай

— Но не сейчас, да.

К. Мацан

— Попозже.

Иерей Николай

— Поэтому многие люди именно так, вот мне так кажется, они именно так, с таким подходом. Поэтому да, скажем, отвечая на ваш вопрос скажу, что да, многие вот именно думают: да ладно, что там у вас, одни бабушки там ходят в храм. Это говорится от незнания церковной жизни, потому что реально много людей есть, некоторые ходят молодые в храм или интересуются. Интересуются, я вам скажу, очень много. То есть опять же, когда стал служить, я вообще по-другому для себя открыл церковное служение, церковный мир. Потому что когда ты живешь в какой-то канве уже как привычной, а когда становишься, скажем, не только лицом к алтарю, а ты поворачиваешься и видишь, кто стоит еще в храме, как священник. Потому что священник это тот, кто чаще всего поворачивается как раз таки и смотрит — на проповеди, во время службы.

К. Мацан

— А что нового вы увидели, что вас удивило? Вы по-другому посмотрели, вы сказали, в чем по-другому?

Иерей Николай

— Ну вот первое, что я хотел сказать, что, во-первых, очень много людей, очень много людей, которые действительно интересуются. И сложность священнического служения заключается в том, что еще раз, в подходе. То есть если служить как по шаблону: вот тебе, значит, бумажечка, здесь тебе написано будет, сколько тебе нужно будет — три дня постись, воздерживайся причащайся, ходи, вот там свечки, там записочки — в этом вся сложность. Потому что к каждому человеку нужно подходить, садиться — это нужно тратить время, это нужно вникать, и пропускать где-то даже через себя. И если ты хочешь быть — я к этому стремлюсь, конечно, еще очень далеко, но мне кажется, если ты хочешь быть настоящим священником, то ты должен готов быть именно к этому — что ты должен тратить свое время, свои душевные силы и быть просто внимателен, выслушать. Иногда человека нужно просто выслушать. Поэтому я открыл для себя именно это, что священническое служение это не просто совершение каких-то треб и красивых слов на проповеди, это в первую очередь отношения с людьми. Потому что они приходят и хотят увидеть в храме на самом деле то, что они уже не могут найти где-то в мире, к сожалению, да, то есть хотят доброту, понимание, чтобы их выслушали, просто где-то подсказали по вере и, может, ответили на какие-то вопросы — то есть нормальное человеческое отношение. И очень, к сожалению, обидно, когда у нас пытаются привлекать людей, знаете, там вот чересчур такими там — какие-то танцы в храме совершают, что-то еще там. А на самом деле заключается все, весь секрет в том, чтобы быть просто обычным нормальным священником. И люди — я просто служил не так много, но и не то что там хвастаюсь, а просто могу рассказать, что люди приходят иногда, ты с ними поговоришь, потом замечаешь их в храме. То есть они приходят, говорят: батюшка, вы такое сказали, спасибо вам. А я ничего такого не сказал, я просто с ними пообщался, пытался вникнуть. У меня нет такого еще опыта, дара слова, чтобы я там мог, как другие там известные священники, как-то там их наставить. Ну стоило только пять минут уделить внимания, и уже много таких примеров, когда люди потом приходят и ищут общения. Им хочется с кем-то поговорить, найти вот эту чистоту какую-то, доброту, потому что в мире они встречают, к сожалению, другое. Не противопоставляю себя миру, потому что мир, он тоже такой же разный, как и мир православия, он тоже очень разноцветный, назовем так.

К. Мацан

— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в студии «Светлый вечер» священник Николай Катан, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи в Ивановском. В студии также моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Мы скоро вернемся, не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— Еще раз здравствуйте, дорогие радиослушатели. Священник Николай Катан, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи в Ивановском, проводит сегодня с нами сегодня этот «Светлый вечер». У микрофона, напоминаю, Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы говорим о пути к священству отца Николая. Вы знаете, отец Николай, я вот слушаю вас внимательнейшим образом, и кажется, что все так ровно идет и шло у вас в жизни: сначала, значит, священническая семья, папа священник, потом семинария. Ну там немножко поколбасило в переходном возрасте, семинария. Потом, значит, хорошая, слава Богу, невеста, жена. И как вот все выстроилось у вас в единую картину и идет, и слава Богу, если это так, это очень здорово. Но огромное количество людей сейчас имеют колоссальный размер претензий к Церкви. И если копнуть, то эти люди, они в Церкви уже были. И хорошо, если человек еще не был в Церкви, не знает ничего о ней, ну и, в общем-то, и предъявляет ей то одно, то второе, то третье, так на пустом месте совершенно, такие смешные, все мы их знаем, смешные вопросы задают, на которые можно очень легко найти ответы. А вот другой вопрос, если человек был в Церкви и из Церкви ушел — значит, он что-то для себя там не нашел. Как вы думаете, что нужно найти для себя внутри храма, внутри православной веры, внутри христианства, чтобы ты уже никогда не подумал о том, чтобы жить вне лона церковного?

Иерей Николай

— Ответ, он сложный и в то же время простой. Потому что простой заключается в том, что нужно найти в первую очередь Христа. Как бы это странно ни звучало. А сложность заключается в том, что Его нужно найти. К Нему нужно стремиться. И это не высокие слова, это просто нужно взять, для себя понять, что прихожу я в первую очередь для того, чтобы встретиться со Христом. И когда Ты его встретил, ты Его почувствовал, тебе уже будет все равно, вообще все равно, если ты понял, что вот, я поверил Христу, я Ему верю, я верю просто, что Он говорит. Вот есть спасение, я хочу быть там, где Он. И то, что будет происходить кругом, какая разница вообще? Ну это реально, это надо просто вот, не высокие слова. Опять, я не люблю, вот когда там какой-то пафос нагоняют. Вот ты просто внутри себя должен сесть, подумать: для чего ты вообще пришел сюда? Ну это очень легко рассуждать, когда ты только вначале. Когда ты столкнулся с этим всем, столкнулся о какую-то стену непонимания, о какую-то, может быть, озлобленность, или какие-то проблемы у тебя были там с кем-то из священников или даже из сотрудников храма — это уже, конечно, тут намного сложнее. Но мне кажется, для того чтобы вот ответить на ваш вопрос, для того чтобы не уйти никогда, для того чтобы вот не потерять это все, нужно в первую очередь найти Христа. Опять же почему, потому что многие люди ходят многими годами в храм, и это встречаешь именно вот, и пытаешься каждый раз объяснить, что в первую очередь христианство — это следование за Ним. Пытаться, как ты можешь, вот как у тебя получается, но ты должен идти, как у тебя выходит. А все остальное, что нас окружает, оно только сопутствует. Потому что, если человек думает, что его христианство заключается только в том, что он ходит, знает, где записки написать, знает, какие иконы и от чего помогают, знает, какие свечки к какой иконе поставить, какие монастыри он посетил, каких старцев он знает — это все имеет не последнее, конечно, значение, но сопутствующее, помогающее. Но если ты Христа не встретил, то тебя, конечно же, очень легко будет как бы и сбить с пути. Мне так кажется, как бы это высоко ни звучало.

К. Мацан

— А в чем в этом контексте вот должно проявиться следование Христу вовне? Вот я могу себе вообразить человека, который там едет к старцам и знает, где подать записочку и какой рукой креститься, и какой рукой свечку передавать или не передавать. И внутренне он убежден, что ну вот я следую Христу, я христианин — я исповедуюсь, я читаю книжки там, не знаю, молюсь утром и вечером. А вы, как священник, как-то чувствуете, видите, что в этом нет следования Христу, главного нет. Как вы это... не то что как вы определяете, а по каким признакам вот вы можете об этом заключить, что в человеке меняется, должно измениться, чтобы вовне проявилось то, что он по-настоящему Христов? Связано это, не знаю, с поступками там: в хоспис пошел полы мыть — вот ну явно человек, значит, последовал Христу или еще что-то?

Иерей Николай

— Я думаю, что в вашем вопросе уже есть часть ответа. Потому что в этом плане самые главные слова Христа в этом плане: Царство Божие внутрь вас есть. Если ты внутренне не изменился... Потому что это постоянно мы встречаем. Я как-то, когда был в Якутии, например, — тоже, думаю, расскажем, — ездил в такси. И один таксист мне рассказывает: я вот специально не хожу в храм. Я вот верую, иногда захожу, ставлю свечки. Потому что у меня есть куча знакомых, которые ходят в храм, но их поступки говорят о другом. То есть я опять же говорю, что внутренне нужно измениться. Для того чтобы следовать за Христом, недостаточно только внешне соблюдать вот это все. Это тоже надо, особенно на первых порах, когда человек только пришел в храм, ему, конечно, нужно какие-то поддерживающие, внешние какие-то такие вот формы, да, там как ребенку, нужно четко объяснить, что пост столько, это столько — ему нужно четко поначалу знать. Но потом нужно объяснить, что еще внутренне нужно в первую очередь переродиться, измениться, пересмотреть — открыть Евангелие и посмотреть, о чем говорит Христос. И, конечно, это большой труд. Поэтому-то и бывает, что людям проще прийти и что-то сделать, выполнить какую-то норму и думать о том, что они уже почти вот, уже почти в раю, они уже вот следуют за Христом. А православие-то и заключается в том, что внутренне нужно изменяться. Почему многие не принимают? Потому что в православии: а) нужно думать каждый раз, анализировать; б) нужно меняться. Поэтому для них это сложно. Воспринимается очень часто да, там все это как-то со смехом там, да, ну каждый священник знает, как его люди встречают... Немножко отвлечься от серьезной темы. Я помню, когда служил в Якутии, был больничным священником. Идешь по больнице, а там навстречу люди идут — они не знают, как реагировать. Там даже врачи начинают креститься, там по три, по четыре раза крестятся, кланяются — не знают, что делать. То есть у них такое какое-то отношение: непонятно, кто это вообще, что нам с тобой делать как бы, как...

К. Лаврентьева

— Отец Николай, вот это служение в Якутии, это для вас тяжело было? Это же совершенная перемена образа жизни, места — места рождения, места пребывания, нахождения и взросления, и радостей, и всех ваших студенческих, и всего. И тут началась ваша взрослая жизнь — раз, и Якутия. Жена, семья, священство, и еще тебя и, в общем, не знают, как встречать.

Иерей Николай

— Да, если посмотреть на это все с такой точки зрения, то конечно, оно все очень сложно может представиться.

К. Лаврентьева

— Давайте с другой посмотрим.

Иерей Николай

— Но меня, опять же вернусь к моей любимой жене, которая меня всегда поддерживала. Мы приехали туда, и мы как-то с ней сели и поговорили. Я говорю: слушай, эти два года наши — это не наших родителей два года, ни начальства, ни наших соседей там по общежитию, — это наши с тобой два года. Мы можем просто сейчас сесть, начать горевать, каждый день отмечать в календаре крестиком, когда там закончится это все. Но это же наша жизнь. Это вот каждый день, я живу в нем. А можно просто начать жить, интересоваться, ходить в музей. Интересно, где ты был, раз тебя жизнь занесла сюда, значит, для чего-то это нужно. То есть вот мы подошли сразу, уже на берегу, скажем так, мы сразу договорились, и так именно мы и прожили эти два года. Мы вместе там и в Заполярье летали там с ней, и там на службах она пела. Я помню эту Пасху, значит, здесь уже апрель месяц, тепло, мы полетели тоже в один поселок в Заполярье, там холодно, ветер...

К. Мацан

— Диксон?

Иерей Николай

— Нет, он называется Саскылах, ну это в тех краях, да. И она на клиросе, я служу, ветер продувает. Она стоит, значит, там, конечно, храм утепленный, но недостаточно, и она стоит в этой куртке там, поет. Пятнадцать человек где-то или двадцать было на службе, пошли на крестный ход — ветер раздувает эти, значит, хоругви. Ну очень интересно, интересно там было. Поэтому вот такой громадный опыт там получил, который не променять. И, конечно, у нас появился ребенок, поэтому это дар...

К. Лаврентьева

— Это особое место для вас.

Иерей Николай

— Дар Якутии, скажем так.

К. Мацан

— Ну а вот если говорить не о внешних условиях быта, а вот о каком-то понимании опять же веры, Церкви, себя. Вот сейчас же, насколько я могу судить, неслучайно молодых священников нередко отправляют в командировки в такие отдаленные районы, как вы сказали, чтобы, ну что называется, посмотреть, какой на самом деле бывает жизнь вне крупных городов, чтобы понять, чтобы ценить то, что здесь есть. И что жизнь разная, и чтобы просто священник был готов нести свое служение в самых-самых разных условиях. Вот по сравнению с такой хорошей, удобной жизнью там в Лавре, в Москве, вот церковь, наверное, меньше людей...

Иерей Николай

— Ну да.

К. Мацан

— Другое вообще коренное население, да, со своими религиозными традициями, с которым тоже как-то в каком-то общении вы пребывали. Может быть, вопросы вам задавали, как объяснить, скажем, сторонникам какой-то традиционной веры, какая она в Якутии, что такое православие, кто такой Христос, почему это другое, почему это истина. Вот что вы здесь встретили для себя, что вы для себя поняли?

Иерей Николай

— Очень сильное такое для меня вот понимание пришло после того, как я побывал там. Потому что мне казалось, что ну мы были с хором здесь, в европейской части России, я думал, что вот Россия. Это вот мы были и Санкт-Петербург, и сейчас вспоминаю, где только мы ни были с хором, в общем, ездили в разные уголки нашей родины. Но побывав там, когда ты летишь из Москвы шесть-семь часов, когда тебя отправляют в командировку из центра, из Якутска, на край Якутии, и ты летишь на самолете три-четыре часа — мне кажется, только тогда начинаешь оценивать, что такое по-настоящему Россия. Это очень важно. Потому что священник, он воспринимается очень часто таким вот со стороны людей, что он может на все вопросы отвечать. Ну и частично ты должен быть к этому готов, потому что к тебе обращаются и по поводу веры, и по поводу жизни и так далее. И поэтому для меня вот сильным пониманием стало, что я только тогда понял, насколько она огромная, как тяжело ей управлять. Именно, наверное, тогда, не громко это будет сказано, только тогда я стал как-то вот задумываться, что нужно поминать президента на службе.

К. Лаврентьева

— Поминайте начальников ваших.

Иерей Николай

— Просто я думал, как тяжело ему. Местные там говорят, что Россия, это когда хвост просыпается, а голова засыпает — то есть настолько она огромная, это образно, конечно, так они говорят.

К. Лаврентьева

— Разница во времени просто огромная.

Иерей Николай

— Огромная просто. И только тогда я понимаю, что такое Россия, как тяжело этим управлять. Тем более и Церковь тоже там служит, и тоже это нужно понимать, насколько местные люди воспринимают все, насколько другие реалии жизни. Иногда мне казалось, что будто за границей побывал.

К. Мацан

— Священник Николай Катан, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи в Ивановском, сегодня с вами и с вами в программе «Светлый вечер». А все-таки вот в разговоре о религии, о вере с представителями, не знаю, коренных народов, какой-то традиционной якутской веры, были?

Иерей Николай

— Обязательно. Это же постоянно. Потому что мы приезжали как-то даже, я помню, с Владыкой, он взял нас как хористов, поехали освящать часовню в одном поселке. И за часовней, впереди ее там стоял поклонный раньше крест, и он так и остался. И на этом кресте внизу, на камешках, они выложили оладушки. Потому что они привыкли кормить своих духов, своих, кому они поклоняются. Поэтому они вот это все как-то, местные люди, которые ну, естественно, у них там храма нет, есть вот, часовню соорудили, и то уже хорошо. И они вот приносят свои какие-то вот вещи...

К. Мацан

— Ну то есть православные якуты.

Иерей Николай

— Они все православные.

К. Лаврентьева

— Это же часть культуры, конечно.

Иерей Николай

— Православные, там крестится очень много людей, взрослых и детей. Но при этом они...

К. Мацан

— Сохраняются традиции такие, да.

Иерей Николай

— Они не могут никак оторваться, да, вот от своих корней.

К. Лаврентьева

— Язычество там, шаманизм, по-моему, и язычество.

Иерей Николай

— Как-то отправили в один поселок тоже, мы приехали туда, отслужили там, остались на несколько дней жить. И они говорят: вы знаете, тут у нас тоже есть село, там древний храм, но он сейчас как музей. Мы еще никак не перестроили это все. Поехали туда, люди ждут, надо их покрестить. Я говорю, поехали. Едем-едем, тут вдруг останавливаемся, они выходят, говорят: мы сейчас подойдем. Я говорю: что? Смотрю, они подходят — там дерево, все увешано этими, значит, разноцветными ленточками, ниточками, они подвязали, три раза обошли вокруг, говорят: ну все, теперь можно ехать. Хотя при этом люди вот несколько дней назад были на службе, стояли за богослужением.

К. Лаврентьева

— Ну вы говорили, что вот это язычество?

Иерей Николай

— Они говорят: батюшка, вы не обижайтесь, но для нас это какой-то такой момент важный. Говорю: ладно-ладно.

К. Мацан

— А как здесь в этом смысле священнику мыслить? Да и не только священнику, а наверное, любому христианину в этом смысле. Когда, с одной стороны, вот мы видом такие проявления, как оладушки положить на поклонный крест. И как не обидеть человека, с одной стороны, мы не имеем права его обижать, а с другой стороны, если перед нами есть ложная духовность, вот есть какая-то духовность хотя бы, ну не хотя бы, как бы есть пример подлинной духовности — есть храм, есть литургия, там где Бог Отец, Творец мира, Иисус Христос, Сын Божий вот нам открывается в таинствах Церкви. И есть рядом вот какая-то другая духовность, которую мы не можем признать тоже нормальной. Либо истина в Церкви, либо ее нет вообще. И как бы не указать на это? Сказать, что у вас тоже, в принципе, можно? Наверное, в целях какого-то такого, педагогического необострения отношений это так и нужно делать, я не знаю. Но вот ну в итоге-то все равно проблема остается. Вот как вы ее для себя, хотя бы внутренне, решаете?

Иерей Николай

— Проблема заключается, еще более того, в том, что люди, которые начинают ходить в храм или уже давно ходят в храм, они же живут в обществе. А это общество очень привыкло, а если ты не совершаешь это все — значит, ты как-то против, да, ты себя отделяешь, и начинается к тебе другое отношение. Поэтому для них это не просто вопрос философии, это вопрос: а как уживаться, как нам быть? Это постоянно. Мы, говорит, сейчас вот будет праздник, поклонения солнцу, там еще что-то, батюшка, как быть? Есть такое правило, почивший владыка Зосима там служил, он говорил так, что у каждого человека должно быть время или период возрастания, скажем там. То есть нельзя сразу взять и вырвать человека, не объяснив ему, не помочь ему, то есть просто прийти и сказать: ты грешник, если туда пойдешь, больше не появляйся. Человека ты ставишь, ты ему не помогаешь, ты еще больше усугубляешь. Потому что он вроде уверовал, он кажется, уже все, он понимает, что Христос — это истинный Бог. Но дети в школе, я на работе, и против меня это все ополчится, и как? Поэтому нужно очень аккуратно, дать человеку время. Только со временем он сможет из этого выйти. Люди как-то привыкнут, и он начнет действительно. Потому что у всех вера разная. У одного вера очень, действительно — он уверен полностью, все, он готов вот со всем этим порвать. А у кого-то только начинается все, путь к вере. Поэтому очень важно тут аккуратно подойти, в этом моменте, дать где-то возможность, может быть, что-то там, естественно, ну не какие-то откровенные поклонения, но традиционные вещи какие-то совершать, скажем там, какие-то безобидные, даже эти оладушки. Владыка даже не обратил внимания на них, ну лежат они там, ну пускай лежат. Это у них где-то уже в крови, что лежит, нужно обязательно что-то принести, положить. Ну и пускай они там лежат. Но люди-то построили часовню — значит, что-то есть в них. Вот это можно все разрушить своей вот такой яростностью, а можно аккуратно как-то преподнести и работать с ними. А работать как? Просто быть с ними. Священник должен быть живым, он должен показать, что православие это жизнь, и с ними надо жизнь. Если ты приехал туда, то уже жить с ними, узнавать их быт, погружаться в это все. Узнавать, как они там ловят эту рыбу, как они ходят на охоту. Вот они должны почувствовать, что ты свой. А когда ты свой, тебе можно открыться, тебе можно довериться. Вот ну сейчас там служит владыка Роман, вот он нам так вот, такие советы давал. И мы старались, потому что он там уже больше десяти лет, он, наверное, лучше знает. И мы старались как-то вот прислушиваться, особенно когда мы только-только приехали, мы не знали.

К. Лаврентьева

— Отец Николай, вы с таким теплом отеческим говорите об этом. Невольно напрашивается вопрос: вам жалко было в итоге оттуда уезжать? То есть сначала приехали и думали, что крестики будете ставить каждый день: день прошел, слава Богу. А говорите о них с таким теплом, с такой любовью, что такое ощущение, что даже вам было грустновато расставаться.

Иерей Николай

— Было, да. Ну я не один, поэтому тут я прислушивался к мнению жены тоже. Ну и как-то мы настроились, что все-таки едем на два года.

К. Лаврентьева

— А люди, как вас принимали люди?

Иерей Николай

— А потом еще очень важно понимать, что я так как человек южный, и как бы там, бывает, не все могут.

К. Лаврентьева

— Конечно, физически.

Иерей Николай

— Я не то что там жалуюсь, но реально очень трудно было. Когда ты, например, встаешь на службу, просто подходишь к умывальнику с утра — и ни с того ни с сего просто кровь идет из носа. Просто там минус 45, минус 50 — это уже не для всех.

К. Лаврентьева

— Сосуды не выдерживают.

Иерей Николай

— Ну там нужно просто родиться, чтобы жить там постоянно. Поэтому много всего. Мы и настроились на два года, такое было благословение, в конце концов от Патриарха у нас было. Поэтому мы и вернулись узнать, что дальше. Да, два года прошло, вот мы вернулись. Был Епархиальный совет, я пришел, с отцом Петром, с настоятелем, и вот мы выслушали, что мне дальше делать. Вот так.

К. Лаврентьева

— Люди как вас провожали?

Иерей Николай

— Ну это отдельная история. Они, мне кажется, не провели еще, потому что мы до сих пор переписываемся, я состою, есть в Вотсап группа храма, в котором бы там настоятелем. Ну я служил в соборе, а в больничном храме по воскресеньям служил и по некоторым праздникам, и в будние дни я приходил еще, чтобы там причастить больных или как-то еще, какие-то требы совершить. И вот они очень, конечно, отпускали нас с такой болью, скажем так. Мы, говорит, только привыкли, а вы уже уезжаете. У нас там такой особенный был такой, я считаю, храм. Я сразу для себя поставил задачу, что мы должны стать, вот сплотиться. И поэтому даже люди, которые ходили раньше, где знали меня в соборе, они перешли туда вот, стали в больничный храм ходить. Мы после службы все оставались на чаепитие, мы разбирали какие-то вещи. Что я для себя открыл, что оказывается, — опять то, что вы меня спрашивали, — люди, читая даже проследование к причастию, они многого не понимают. Да, вот пример. Одна женщина говорит: а что вот, батюшка, здесь написано: десныя страны там, что? Я говорю: а как вы думаете? Ну это, наверное, что десна — что-то с десятиной связано. Я говорю: нет, стоп, никакой десятины нет. Я говорю: по-славянски десная сторона — это правая сторона, а шуйца — то есть левая. То есть Господь — вспомните причту о Страшном суде, — Он говорит, что да, образ такой, что те, кто будут праведниками, пойдут на правую сторону, кто будет, скажем, образно грешниками, по левую сторону. То есть я им так объяснил, говорит: а, теперь понятно. Хотя эти люди ходят десятилетиями в храм. То есть мы вот каждый раз разбирали, просматривали какие-то ролики, фильмы вместе, чаепития. Там если день рождения — обязательно, у меня был список, там розочку подарим, там или что-то, игрушку ребенку какую-то. Вместе у нас был такой-то, скажем так, банк, куда мы там, кто по возможности сколько присылал там, и мы потом покупали из этого всего подарки. И для людей это было настолько живо. И мне кажется, вот этого иногда не хватает. Потому что я еще ну как бы в семинарии удивлялся: как может служба закончиться, и просто можно сказать отпуст, и на этом служба закончилась — всё, до свидания. То есть как без проповеди? Проповедь должна обязательно быть. После службы нужно обязательно устраивать какие-то встречи с людьми. И людям это очень нужно: просто вот по-человечески посидеть, в неформальной обстановке задать вопросы священнику. Потому что они очень стесняются. Например, я когда приезжал в эти дальние поселки, они подходили сначала, люди, к матушке, моей супруге, у нее спрашивали — потому что женщина, им проще как-то, — и она им объясняла, а потом они подходили ко мне. То есть они еще вот тоже не знают иногда, как подойти. А когда ты сам выходишь к ним, то есть сам садишься с ними за стол, там пьешь чай, общаешься, они раскрываются и тогда могут спросить. Поэтому вот у нас была такая традиция в Якутии, и вот для них это было очень ценно.

К. Лаврентьева

— Отец Николай, вот когда вы стали священнослужителем, приехали с Якутии чуть-чуть себя осознали как священника, да, получили, там вас перевели на новый приход, вы как-то начали понимать священство изнутри, и себя в этом священстве? И есть ли представления, которые у вас были до священства, и совпадают ли они с нынешним вашим положением? Такое, знаете, картинка: до и после, ожидания и реальность.

Иерей Николай

— Есть такое, да. Вы знаете, я даже думаю, что я общался как-то с супругой, мы как-то вот сидим иногда так вот вечером, разговариваем, она спрашивает: ну как ты себя чувствуешь, ты не жалеешь? Особенно первое время она как-то спрашивала: ты не жалеешь, что пошел по этому пути? Я говорю: ты знаешь, я только сейчас почувствовал себя на своем месте. То есть у меня было много сомнений, и все такое. Я только сейчас, я даже представляю, нет, конечно, нашел бы, наверное, себя. Но я думаю, что в плане веры, в плане жизни, наверное, я даже как-то, наверное, потерялся бы, если бы не выбрал этот путь. Поэтому я полностью на своем месте, как бы опять же это громко ни звучало. Но еще, конечно, много я вижу в себе, над чем стоит, конечно, работать. И когда я сюда вернулся, через некоторое время мне предложили служить в больнице — опять же, видимо, потому что уже был этот опыт. И даже вот мы иногда ходим в «красную зону». И я даже записал недавно такое видеообращение к своим, ну скажем так, прихожанам и друзьям. Для меня это очень становится таким сильным аргументом для себя, что нужно каждый день со своими родными очень ценить. Потому что все быстро меняется в нашей жизни. И нужно иногда забывать какие-то мелочные обиды и на них не обращать внимания. Потому что жизнь проходит иногда, и именно очень часто, именно в этом, что обижаются, помнят обиды, не разговаривают, и это вытекает в очень плохие последствия. А когда ты бываешь и видишь, что человек вот исповедуется тебе в таком состоянии, что он тоже хочет жить, что его родные потом плачут в трубку, благодарят, что, батюшка, сходили, что вы побывали у него. И там передаешь какие-то, вот он передал то-то, то-то, там не расстраивайтесь, все будет хорошо. И ты думаешь, спешишь домой к семье, думаешь, обнять всех, сказать: все нормально. Просто все остальные проблемы, ты понимаешь, что все нормально. Потому что пока мы живы и можем ходить, двигаться, работать, главное вместе, то...

К. Лаврентьева

— Слава Богу.

Иерей Николай

— Если ты семью любишь, ты будешь землю грызть, ну ты ее будешь содержать, будешь помогать, а все остальное уже потом.

К. Лаврентьева

— Лучших слов для окончания нашей сегодняшней программы и не найти, отец Николай. Спасибо вам огромное за этой теплый и откровенный, такой искренний разговор, светлый очень. Такой классический «Светлый вечер» получился у нас сегодня. Костя, ты согласен со мной?

К. Мацан

— Да, спасибо огромное. Священник Николай Катан, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи в Ивановском, сегодня с нами и с вами был в программе «Светлый вечер». У микрофона была моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. До свидания.

К. Лаврентьева

— Всего хорошего.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Бутовские новомученики». Игорь Гарькавый
• «Святитель Лука Крымский — врач и епископ». Екатерина Каликинская
• «Гонения на Русскую Церковь при Н.С. Хрущеве». Андрей Кострюков