«Путь к священству». Священник Илия Пятибрат

Наш собеседник — клирик московского храма Параскевы Пятницы в Качалове священник Илия Пятибрат.

Отец Илия рассказал о своем пути к вере и священству. Наш собеседник поделился, чем было обусловлено его желание после получения музыкального образования идти получать богословское, хотя и не видел изначально себя священником, а также, что для него самое трудное в священническом служении, и к чему он призывает будущих священников, когда преподает им в Николо-Угрешский семинарии. Разговор шел о том, как говорить с атеистом о диалоге человека с Богом, и о том, какую роль играет музыкальная эстетика в богослужении.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

---

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. У микрофона Константин Мацан. Моя дорогая коллега, соведущая Кира Лаврентьева, сегодня с нами на связи. Привет, Кира.

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

К. Мацан

— А в гостях в нашей программе, также на связи, иерей Илия Пятибрат, клирик храма великомученицы Параскевы Пятницы в Качалове города Москвы. Это Юго-Западное викариатство. Добрый вечер.

Свящ. Илия Пятибрат

— Добрый вечер.

К. Мацан

— Я напомню нашим радиослушателям и отчасти вам, батюшка, что в этой программе мы с Кирой говорим со священником о его пути к священству. Но не просто формально, к событиям принятия сана, а к тому мировоззренческому выбору, который человек совершает, дерзая подавать прошение о рукоположении в священники. Часто это путь вопросов, иногда сомнений и даже, как мы часто выясняем, даже если это, казалось бы, путь простой, прямой — из школы в семинарию, потом в священники, — это все равно все равно путь вопросов о себе, о Боге, об отношениях с Богом, которые человек себе задает и решает. И нам кажется, что те вопросы и те ответы, которые для себя нашел человек, ставший священником, могут оказаться полезными, интересными, релевантными опыту всех остальных людей, тех, кто уже верит в Бога или тех, кто задает себе вопросы о Боге или ходит в церковь. Вот об этом с вами сегодня хотелось поговорить.

К. Лаврентьева

— Отец Илия, когда мы готовились к программе, мы обратили внимание, что вы получали образование в музыкальном училище при Консерватории имени Чайковского, затем в Российской академии музыки имени Гнесиных. И что удивительно, буквально через год вы поступаете в Российский православный институт святого апостола Иоанна Богослова. Мы обратили внимание, что среди наших гостей вообще, в принципе, немало священнослужителей с музыкальным образованием, профессиональных музыкантов с дипломом музыкальных училищ или консерватории. Чем в вашем случае обусловлен переход от музыкального образования к богословскому? Это было что-то логичное или какое-то событие повлияло на этот выбор?
Свящ. Илия Пятибрат

— Вы знаете, этот вопрос требует долгого и длительного ответа. Сейчас я попробую коротко рассказать, как же это всё происходило. Мой путь назвать прямым точно нельзя, потому что я родился в 70-е, когда о Боге широко и не знали. В церковь много не ходили. Я родился в семье неверующих людей, служащих. И, в общем-то, о Боге долго ничего не знал. Ну, знал из какой-то официальной прессы — говорили, что есть такая секта или есть такие люди, которые ходят куда-то, молятся кому-то, верят в Него и пытаются получать оттуда что-то. Поэтому нет, прямым путь точно не был. Но я могу сказать, что какую-то часть своей жизни — отрочество и юность — я был даже богоборцем, скажем так. В те времена учащиеся музыкальных училищ, музыкальных вузов часто подрабатывали в церкви, это была некая подработка, которая давала денежку. Это было широко распространено — пели на службах. И зачастую это были именно не верующие люди, а «наемники». Те, кого нанимали за денежку, те, которые участвовали и пели на службах. И вот когда я начал, как и другие студенты, подрабатывать таким образом, ходить на эти службы, сначала, в общем-то, я считал, кто такие эти верующие люди? Это люди слабые. Я-то вот шел ровным путем по своей жизни и считал себя человеком умным, способным, даже талантливым. Считал, что, в общем-то, всё в этой жизни я могу реализовать сам, своими трудами, своими действиями, а верующие люди — это люди слабые, которые сами ничего не могут и поэтому они приходят к какому-то Богу и говорят «Боженька, дай», «Боженька, помоги». И так я считал довольно долго, до 18-19 лет. Что произошло потом? Потом произошло крещение. Крещение, которое тоже не было осознанным. Дело в том, что какой-то студенческой компанией мы поехали на дачу в поселок Удельное. Там есть очень красивый храм, деревянный. Мы там находились несколько дней. И как-то утром мои друзья мне говорят: «Ты крещеный?» — «Нет». — «Давай тебя покрестим». Я говорю: «Давайте». И таинство крещения, честно говоря, я не очень хорошо помню, потому что оно не было для меня важным в тот момент.

К. Лаврентьева

— Но ведь у многих, действительно, таинство крещения проходит в полузабытьи, потому что человек до конца не понимает, что это за таинство и зачем он это делает. Особенно в советское время, так это вообще было обычной практикой — где-то покреститься и забыть об этом.

Свящ. Илия Пятибрат

— У меня было именно так: где-то покреститься и забыть об этом. По окончании музыкального училища я отслужил в рядах Вооруженных сил, в ансамбле песни и пляски Московского военного округа. Служба была легкая, интересная и по моей профессии: я был солистом ансамбля песни и пляски Московского военного округа. И после этого, это как раз были 90-е годы, я служил в 1991-92-м, страна менялась, страна становилась на коммерческие рельсы. И, будучи человеком деятельным, я подумал о том, как можно совместить, скажем так, мое музыкальное образование с тем, чтобы каким-то образом утвердиться в этой жизни. И я стал работать в Творческом союзе профессиональных художников и занимался организацией гастролей, вывозом коллективов за рубеж. Это были хоровые и танцевальные коллективы. Соответственно, и поскольку это международная федерация художников, это были и выставки картин, которые я организовывал в различных странах Европы, в основном сначала это была Италия, а в дальнейшем я укрепился и осел в Финляндии. Осел в Финляндии и занимался организацией гастролей хоровых коллективов, танцевальных коллективов и организацией выставок картин. И вот здесь вдруг, когда я там находился уже почти три года, я начал понимать, что всё хорошо, всё замечательно в моей жизни, то есть я состоялся как специалист, у меня есть какие-то перспективы дальнейшей деятельности, но чего-то в моей жизни не хватает. Чего, я даже сразу и не понял. А дальше произошло событие, казалось бы, незначительное, обыденное, но которое очень сильно заставило меня заглянуть в себя. Дело в том, я снимал там дом, и моим соседом был финн шведского происхождения Ярве Юхансон. Вот его имя я запомнил навсегда. Он был программистом, компьютерщиком. С понедельника по пятницу он трудился, в субботу и воскресенье он отдыхал, мы всегда с ним здоровались при встрече. И вот как-то встретились мы с ним на пути, поздоровались. И я посмотрел в его глаза и вдруг понял, что они мертвые. И, вернувшись домой в этот день, я посмотрел на себя в зеркало и вдруг я понял, что мои глаза тоже такие же — пустые. И тогда я задумался: чего же не хватает в моей жизни? Ведь всё хорошо, всё есть, но чего-то нет — нет жизни.
И, вы знаете, удивительно, но такой маленький и не очень, может быть, значимый и не очень умный факт моей жизни заставил меня заглянуть внутрь себя и вдруг я понял: да, я хочу к Богу. Я хочу к Богу. А как я попаду к Богу? Ну, я же деятельный человек, как я уже об этом говорил. Как я попаду к Богу? И тогда я вспомнил о своей, скажем так, музыкальной юности, о том, как я ходил и пел на службах. Я знал, что существуют такие регенты — церковные дирижеры, которые руководят этой службой. И тогда я решил, что, наверное, мне стоит стать регентом. Потому что каким еще образом я подберусь к Богу? Вернувшись в Москву, у меня как раз была такая пауза, в которую я вернулся в Москву. Я открыл интернет и начал смотреть богословские институты. И я нашел Свято-Тихоновский богословский институт, почитал, какие там требования и понял, что никуда меня там не примут, потому что я не знаю ничего, кроме одного — то есть я обладаю музыкальным образованием. Я могу попробовать поступить на регентование в Свято-Тихоновский Православный институт тогда, сейчас это университет. Что я и сделал. Я пошел, сдал экзамены и поступил в Свято-Тихоновский богословский университет. Но, понимаете как… Поступил, начал что-то познавать про Бога. Но я еще был совершенно светский, я позволял себе около института стоять с банкой пива в руке, с сигаретой в другой. Я толком не знал, кто такие священники, для чего они нужны, как к ним обращаться? Целовать руку священнику для меня было каким-то внутренним противлением. И, естественно, имея такой внешний вид и такое поведение, через несколько месяцев в этом институте мне сказали: «Молодой человек, наверное, вы ошиблись дверью. Вы не очень подходите для этого учебного заведения. И вам бы хорошо с этим учебным заведением расстаться». Я расстался с этим учебным заведением, но оттуда Господь дал мне вынести одну очень главную и важную вещь в моей жизни — там я познакомился со своей будущей женой, со своей матушкой. И мой путь к храму продолжился уже через нее. Дело в том, что матушка на тот момент уже являлась регентом храма великомученицы Параскевы Пятницы в Качалове, где с некоторого времени и до сих пор, уже в течение 20 лет, в разных ипостасях и в разных качествах я пребываю. И она меня привела в свой храм, привела в свой хор, где я, в общем-то, занимался церковным пением. Прошел год. Священники этого храма, а их было много, присматривались ко мне. И через год меня спросили: «Ты хочешь в алтарь?» Я сказал: «Я не знаю. А что там делать?»

К. Мацан

— Иерей Илия Пятибрат, клирик храма святой великомученицы Параскевы Пятницы в Качалове города Москвы, сегодня с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер». Мы продолжаем наш разговор. На интригующем месте мы остановились, когда вас позвали в алтарь, а вы спросили: «А что там делают?» И что было дальше?

Свящ. Илия Пятибрат

— А дальше я воспринял за послушание, скажем так, то, что мне предложили, и вошел в алтарь. Толком, опять-таки, не понимая многих вещей. Но, вы знаете, уже год находясь на клиросе, внутренне я наполнялся каким-то пониманием — первичным пониманием того, что внутри алтаря происходит что-то очень-очень важное. И, несмотря на свою светскость, в алтарь я уже вошел с осознанием не только послушания, но и большой ответственности того, что со мной происходит. Со многими путь к священству и вообще, их путь происходит благодаря. У меня, скорее, это было вопреки. Но это вопреки было очень важным для меня. И впервые я начал задумываться о том, что ничего случайного не бывает. И то, что путь к Богу, возможно, не будет ограничен только пением на клиросе, а возможно, здесь что-то важное и интересное. Но опять-таки, тогда я мог подумать о диаконстве: наличие голоса, наличие музыкального образования — это было приятным дополнением к моему желанию начать служение. Но и к этому я шел достаточно долго. Не то что даже шел, — ответственность, которая возлагается на священнослужителя, — я видел, я наблюдал: у нас на тот момент было восемь священников и три диакона, достойнейшие люди, которые все сейчас на данный момент разошлись, потому что это храм благочиния, это как кузница лучших. И сейчас все люди, которые на тот момент были священниками и диаконами, они настоятели храмов в нашем районе. И кто-то сумел построить и свои храмовые комплексы.

К. Мацан

— Вы начали про диаконство рассказывать, про то, что максимум о чем вы могли помыслить, это о диаконстве.

Свящ. Илия Пятибрат

— Да, это действительно так. Потому что осознание собственного недостоинства, неготовности и необразованности, конечно, могло меня привести максимум только к помышлениям о том, чтобы быть диаконом. В этот момент я уже учился в Российской академии музыки, получал высшее музыкальное образование и поэтому подумывал о том, что, наверное, можно попробовать совместить мои первые духовные опыты и мое музыкальное образование с тем, чтобы послужить уже в новом качестве, в качестве священнослужителя. И на этой позиции, между прочим, я стоял очень долго, в результате я диаконом прослужил девять с половиной лет.

К. Лаврентьева

— В историях священников, которые рассказывают о своем пути к вере и в вере, о пути к священству, всегда вот этот момент пребывания в диаконском чине несколько противоречив — для кого-то этот период очень светлый и благодатный, когда ты, как ребенок, ходишь с помощью родителя, на руках родителя, и только свет и радость исходят от тебя и для тебя, и ты весь в благодати Божьей. А для кого-то это наоборот — период ожидания и напряжения: когда же будет рукоположение? Либо страх перед рукоположением. Либо жизнь с очень сильным ощущением своего недостоинства, но в то же время с желанием рукоположения. Ну, то есть, как и все люди разные, так и переживание диаконства тоже разное. Вы можете сказать об этом девятилетнем периоде, практически 10 лет вы были диаконом — что это за жизнь у вас была? Это же огромный период жизни.

Свящ. Илия Пятибрат

— Вы знаете, я хочу начать с самого момента рукоположения в диаконство. Я много слышал от других людей о таинстве хиротонии. Я ждал, я ожидал от хиротонии чего-то большого в этом таинстве. И вот, вы знаете, у меня было ощущение легкого разочарования или недополучения. В общем, я ожидал от самого таинства рукоположения больше, чем я ощутил. И недополучив что-то в самом таинстве хиротонии, я начал искать это в самом служении. И действительно понял, что диаконское служение достаточно полное. Я понял, что в диаконском служении можно очень серьезно расти — и личностно и музыкально, потому что это тот пласт служения, который зачастую в нашей Церкви недооценен что ли. Так получилось, что у меня тоже есть много знакомых священников, которые получили музыкальное образование, учились вместе со мной в Мерзляковском училище. И в дальнейшем стали священниками и диаконами, протодиаконами. Только вот, мне кажется, этот пласт недооценен. Почему? Потому что для многих священников диаконство проходит, как некий такой промежуточный и достаточно быстрый этап. Наверное, в их случае это хорошо. Для меня мой путь был наиболее, скажем так, приемлемым и удачным, потому что, во-первых, до того, как я пришел к священству, я успел, скажем так, вырасти за эти 10 лет. Узнать что-то о Боге получить, в конце концов, образование и проникнуться этой жизнью. С другой стороны, я сумел некоторые вещи в диаконском служении воплотить и привнести туда, скажем так, некоторые моменты своего музыкального образования.

К. Мацан

— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, что сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» иерей Илия Пятибрат, клирик храма святой великомученицы Параскевы Пятницы в Качалове, это в Москве. На связи с нами также моя коллега и соведущая Кира Лаврентьева. У микрофона я — Константин Мацан. Не переключайтесь, мы продолжим после маленькой паузы.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. У микрофона Константин Мацан, моя дорогая коллега и соведущая Кира Лаврентьева у нас на связи. И на связи со студией в гостях у программы иерей Илия Пятибрат, клирик храма святой великомученицы Параскевы Пятницы в Качалове, в Москве. Мы продолжаем наш разговор о пути отца Илии к священству, о пути в вере. Вы рассказывали в прошлой части программы об опыте диаконства — средней ступени священства, на которой обычно не задерживаются мужчины. И, как правило, через несколько лет и, может быть, даже месяцев, после рукоположения в диаконы рукополагаются в священники. Уже становятся полноценными священниками, которые могут служить литургию, исповедовать и так далее. Вот через это вы знакомились с Церковью. Скажите, а было ли такое, что вы в Церкви, как в пространстве людей, богослужений, как в институте, но не в социальном смысле, а в таком человеческом, встретили что-то такое, что никак не ожидали встретить? Что для вас на первых этапах вашего воцерковления было самым неожиданным, самым, может быть, тем, что трудно принять и с чем трудно согласиться? Или что требовало какого-то навыка, какое-то отношение формировать в себе? Через что пришлось внутренне пройти, пробиться?

Свящ. Илия Пятибрат

— Самым сложным для меня было принятие людей. Не просто принятие людей, а принятие священников, которые находятся рядом со мной внутри Церкви, потому что когда я попал в алтарь и когда я стал служить, я думал, что это какие-то совершенно необычные люди, совершенно возвышенные и отрешенные от человеческой жизни. И вдруг в какой-то момент я понял, что нет — священник это такой же человек, какого я могу встретить на улице, такого, какой сидит в офисе. Дело в том, что действительно, наверное, священник облагорожен только тем, что предстоит регулярно у престола Божия и больше задумывается о Боге, чем человек, который ходит на работу в светское учреждение. Но при этом он такой же, как и все остальные. И сначала это понимание было для меня необычным и, в общем-то, разочаровывающим. Но, знаете, мне запомнилась одна беседа, когда мы сидели втроем с двумя моими знакомыми священниками и один из них рассуждал о священстве и говорил: «Вот, смотрите, дорогие братья, Господь выбрал нас на служение. В общем-то, мы отчасти избранные и мы несем людям то, что мы должны принести». А другой собеседник сказал: «А мне кажется, что если бы Господь не сделал меня священником и не поместил бы меня в церковь, то у меня бы не было шансов спастись. Может быть, я болен даже больше, чем те, для кого я проповедую. И это то место, куда я попал для того, чтобы спастись». И, наверное, после этого диалога я действительно понял, что священник — это тот человек, который, в общем-то, осознав и вылечив свои болезни или леча их, научает и других спасаться рядом с собой.

К. Мацан

— У нас в гостях был священник, который на схожие темы размышлял и сказал: «Почему я священник? Почему я стал священником, почему так сложилось, так Господь так управил, что я стал священником? Не потому, что я умнее, талантливее или лучше знаю, что говорить, а потому что именно в сане священника Богу проще меня спасти. Вот кого-то Ему проще спасти в статусе мирянина, а меня Ему проще спасти в сане священника, и поэтому я так себе это объясняю». Вы согласились бы с такой оценкой?

Свящ. Илия Пятибрат

— Да, я соглашаюсь с этой оценкой. Вот этот разговор, о котором я вам поведал, он как раз меня и привел к этой мысли.

К. Лаврентьева

— Отец Илия, а насколько вам сложно или легко было разговаривать с людьми именно на исповеди? Ведь очень многие прихожане ждут именно поучения, каких-то наставлений, советов. И ждут того, что священник им скажет, как надо поступать, четко даст инструкции и скажет, где черное, а где белое. Но из разговора с вами, может быть, ошибочно, но у меня сложилось впечатление, что вы так не делаете. Может быть, я ошибаюсь.

Свящ. Илия Пятибрат

— Вы не ошибаетесь. Я действительно так никогда не делаю. Дело в том, что я точно знаю, что Господь каждому из нас дал свободу. Когда у меня встал вопрос о духовнике, я объездил несколько храмов, посмотрел на тех людей, которых мне рекомендовали. И сам столкнулся с тем, что приходишь к священнику, и он тебе говорит: «Делай так. Пойдем со мной, я знаю, как делать, как быть». Но в этом случае мне хотелось ответить «извините», потому что для меня духовник этот тот, кто подойдет, возьмет меня за руку и скажет: «Отец, я такой же больной, как и ты — я так же, как и ты, ищу путь к спасению. Да, у меня чуть больше опыта. Да, я чуть больше думаю об этом. Да, я больше читал и больше знаю. Пойдем вместе с тобой спасаться». И вот такой духовник у меня в результате появился. К сожалению, сейчас он покойный. И с тех пор я всегда на исповеди стараюсь дать людям свободу. Когда они просят совета, я всегда стараюсь рассказать им, что будет в том случае, если они поступят так, а что будет в таком случае, если они поступят иначе. И с этим их отпускаю. Понятно, что не всем подходит такая манера общения и поэтому у каждого священника своя паства. Сначала, когда я только стал священником, я немножко даже боялся — я видел, какие вокруг достойные батюшки, я думал: а вдруг ко мне не пойдут? А вдруг мне нечего будет сказать? А вдруг мне нечем будет привлечь этих людей? Но потом я успокоился — убедился, что люди воспринимают, люди идут, паствы много. И я просто понял, что мы все разные и у каждого человека, у него свой пастырь и у каждого пастыря своя паства. Но дело в том, что я действительно никогда не нарушаю свободу человека. И я против того, когда это делают другие священники. Иногда я с таким сталкивался, пытался по-братски в этом случае рассказать своему коллегу, священнику. Или как-то порассуждать с ним на эту тему.

К. Лаврентьева

— А наличие людской боли, которую священник несет не менее, а, может быть, даже более, чем врач. Либо, наверное, так же, как врач или человек, работающий с болью. Это же очень выгорательная профессия, несущая с собой выгорание. Наличие и постоянное присутствие боли, не травмирует ли это вас? И если травмирует, есть ли у вас какие-то способы самозащиты или способы восстановления? Или вообще не нужны эти способы священнослужителю, они в принципе не нужны — и служение литургии это само по себе обновление и восстановление, как нам рассказывали очень многие наши гости.

Свящ. Илия Пятибрат

— Но мне немножко странен ваш вопрос, потому что я не считаю, что священник сталкивается постоянно с болью или с каким-то ужасом, с какой-то несправедливостью. Нет. Боль — это то, что дает Господь человеку для исправления. Вы знаете, когда хирург делает операцию, конечно, дается наркоз, обезболивающее, но когда человек выходит из этого наркоза, у него болят швы, болят внутренности, если что-то там хирург с ними делал. И человек, который Бога не знает, он кричит: «Почему? За что? Почему я? Почему со мной всё это происходит?» А человек, который Бога знает, он говорит: «Спасибо, доктор, что ты в очередной раз дал мне это лекарство, что ты вылечил меня, что ты провел надо мной эту операцию». Поэтому, понимаете как, это не та боль — это боль выздоровления. Поэтому на нее и нужно реагировать, как на боль выздоровления. Если, конечно, священник несет эмоциональную нагрузку очень серьезную.

К. Лаврентьева

— Вот об этом я и говорю.

Свящ. Илия Пятибрат

— Но именно остановить эту эмоциональную нагрузку в своей пастве, в прихожанине, остановить ее, направить в правильное русло, тем самым избавив его от боли. После этого ты не чувствуешь сам никакой боли, а чувствуешь удовлетворение тем, что ты что-то сделал.

К. Мацан

— Отец Илия, вы очень интересно начали рассказывать об опыте диаконского служения и о том, что внутренне переживали это, как новый этап духовной жизни, при этом испытывая, предчувствуя, что есть еще бо́льшая полнота веры, благодати служения, нежели диаконство. А вот что изменилось, когда вы приняли сан священника — внутренне, для вас? Я спрашиваю, потому что мне памятно одно интервью священника, которого спросили: «А что изменилось в вас с момента рукоположения?» И он сказал, что «я начал чувствовать любовь к людям, ко всем людям — к тем, кого видишь вокруг, любовь и приятие». На что ведущий удивился: «Но это же не стало враз, после рукоположения?» На что священник ответил: «Нет, стало. В моем случае именно так». Таким чудесным образом изменилось внутреннее состояние, экзистенциальное, как бы мы сказали. Это не магия, это не какие-то эмоции, но вот человек сменил оптику как будто бы при взгляде на других. А что было у вас?

Свящ. Илия Пятибрат

— Вы знаете, я готов согласиться с мнением того священника, о котором вы мне рассказывали, потому что действительно это так. Может быть, это связано с тем, что диакон, в общем-то, не ведет той работы, которую ведет священник — он не занимается исповедью, он так не проникает во внутренность людей, в их эмоции, в их чувствования, в их поступки, дела и желания, как это делает священник. И действительно, когда ты первый раз выходишь на исповедь и видишь вот эту волну людских где-то страданий, метаний, где-то непониманий, — да, это как раз приводит к тому, что начинаешь любить. Наверное, может быть, это даже и защитная реакция, потому что если не начать в этот момент любить людей, то можно разочароваться вообще в жизни, в человечестве и во всем остальном.

К. Лаврентьева

— А что такое любовь к людям? Отец Илия, любовь к людям именно в деле? Помимо очень хороших, красивых терминов, которые мы знаем. Что такое прикладная любовь к людям, если можно так выразиться?

Свящ. Илия Пятибрат

— Может быть, под прикладной любовью вы имеете в виду какую-то помощь материальную, медицинскую и прочее? Нет, прежде всего, прикладная помощь — это принятие человека. Человек приходит за тем, чтобы его обняли. А зачастую он получает вместо этого от священника совет, порицание, какое-то…

К. Лаврентьева

— Непринятие.

Свящ. Илия Пятибрат

— Да, непринятие. Реакцию: иди читай, иди молись. А человек приходит совершенно не за этим. Можно не помочь человеку с первого раза, но в этот первый раз, когда он приходит, его необходимо обнять — вот это и есть самая главная прикладная любовь. Человек приходит иногда со смешными вопросами, которые, в общем-то, священнику-то и не нужно решать: «Батюшка, мне квартиру надо продавать. А не отнимут ли?». «Вот у меня такие болезни, делать операцию или не делать операцию?» То есть те вопросы, которые священник по большому счету не должен решать, но он должен решать самый главный вопрос — любви. И, вы понимаете, что здесь очень важно. Когда к тебе человек пришел с этим вопросом, это не компетенция священника: менять квартиру или не менять, — а ты его обнял, а вместе с тобой его в этот момент обнял Господь. И он это понял, и дальше у него всё получится, у него всё получится по воле Божьей. Нужно будет, он эту квартиру продаст, не нужно будет, не продаст. Нужно будет сына положить на лечение, положит, не нужно будет, не положит. Но задача священника — дать именно это. Мудрый совет это очень хорошо, но любовь — это гораздо важнее, глубже и значимее.

К. Мацан

— Иерей Илия Пятибрат, клирик храма святой великомученицы Параскевы Пятницы в Качалове города Москвы, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Что самое трудное для вас в служении священника?

Свящ. Илия Пятибрат

— Самое трудное — это, конечно, не терять концентрации внимания. Дело в том, что, конечно, у священника много забот. И его заботы связаны и с какой-то хозяйственной деятельностью в церкви, есть еще и семья, есть какие-то бытовые заботы. И очень важно всегда не терять вот эту концентрацию — понимание того, для чего ты. Ты для служения — и это первое и это главное. Не могу сказать, что это сложно, но это требует постоянной работы над собой. Наверное, сложнее этого нет ничего. И еще хочется сказать, раз мы заговорили о священстве, мне сейчас Господь дал такую возможность — преподавать в Николо-Угрешской семинарии. И я вижу молодых людей, 17-18-19-летних, которые приходят туда и говорят: «Я хочу быть священником». И вы знаете, немножко даже со снисходительной улыбкой, наверное, я смотрю на этих ребят, потому что для того, чтобы быть священником, необходимо пройти огромный путь. И скорее всего, им уместнее, я им говорю об этом, уместнее себе давать такую идею: я хочу служить Богу. А как ты послужишь? — ну как 18-летний человечек, который, в общем-то, не познал себя, не видел мир и который не может еще ничего дать другим, мечтает о служении священства. В этом случае он находится под опасностью впасть в некую прелесть в дальнейшем. Я знаю, что сейчас есть такое решение Святейшего Патриарха, очень мудрое, на мой взгляд, не рукополагать раньше 30 лет, желательно, чтобы родился ребенок. За последние годы принятые решения, мне кажется, что они укрепят институт священства очень серьезно. Потому что иногда я видел, как это сказать, и профессиональных священников, них прямой путь: семинария, академия, рукоположение быстрое, может быть, уже в академии. И полгода или несколько месяцев диаконства и вот он священник, и вот он уже вышел на служение — совершенно молодой человек, который, в общем-то, кроме внутренности семинарии, ничего и не видел. Я считаю, что такой путь… Ну, у каждого он свой, конечно, — но такой путь может быть сопряжен с определенными опасностями впадения в прелесть.

К. Мацан

— Мне бы хотелось у вас спросить, поскольку вы человек с музыкальным образованием, много нам об этом рассказали сейчас, о важности музыки для вас. А вот, вообще, роль эстетического элемента в Церкви, в богослужении? Что вы об этом думаете? Ведь для многих людей красота богослужения представляет собой некоторый вопрос. С одной стороны — как здорово прийти в храм, где красиво поют, и насладиться этим пением. С другой стороны, как легко здесь внутренне присутствовать на концерте, а не на богослужении. И получать эстетическое удовольствие, но не молиться и не работать душой при этом. И понятно, что всё это внутри человека, это проблема пришедшего человека, каждого конкретного, а не Церкви и не пения. Но что вы, как пастырь, об этом думаете, об этой проблеме?

Свящ. Илия Пятибрат

— Как раз, находясь в сане диакона, я много об этом думал. И здесь момент действительно двоякий. Но, вы знаете, что я заметил. У меня много друзей протодиаконов, которые в храме Христа Спасителя служат много-много лет и не помышляют о том, чтобы стать священниками, а остаются в диаконском служении. Если человек внутренне духовен — этот диакон, я имею в виду, если взять для примера диакона, — то он будет транслировать то, что будет духовно. Если он светский — я это наблюдал и на примере своего служения, пока я почти 10 лет служил диаконом, первые годы я записывал себя даже. Я прослушивал эти службы. И последние годы диаконства, когда я слушал свои записи первых лет диаконства, я улыбался, потому что для меня это был концерт, да. Но вот Господь дал мне пройти всё это. Я не знаю, испортил ли я настроение духовным людям своим служением за эти годы, но Господь дал мне возрасти. И я знаю, что мое служение изменилось — от того, что сначала мое диаконское служение было достаточно светским, то к концу моего пути диаконского служения, мне кажется, что из-за моего внутреннего состояния оно стало совершенно другим. Конечно, пропадают какие-то моменты концертности и в голосе и во внутренности твоей, какая-то появляется культура церковного служения, это тоже немаловажно. Поэтому я и считаю, что институту диаконства большее внимание должно быть уделено.

К. Лаврентьева

— А если говорить вообще о роли музыки в богослужении. Ведь даже Иоганн Себастьян Бах, я помню, когда я училась, было такое известное изречение: «Последняя цель музыки — это служение славе Божьей и освежение духа». И ведь действительно так оно и есть. И насколько музыкальным может быть богослужение, насколько оно музыкально может быть обогащено? Какая точка зрения лично у вас на этот счет?

Свящ. Илия Пятибрат

— Скажем так, я считаю именно музыкальную составляющую богослужения одной из наиболее важной. Что происходит с человеком, когда он находится внутри храма? — у него происходит диалог с Богом. И в этом диалоге с Богом, особенно если он не очень к этому диалогу готов, ему помогают какие-то внешние факторы. И этим внешним фактором является и великолепие храма, иконы, с которых лики святых смотрят на этого человека, свечи, которые создают тот свет и ту атмосферу, в которой человеку легче вести этот диалог с Богом. Но самое главное, на мой взгляд, — может быть, это только мое восприятие, как человека, любящего музыку, чувствующего музыку, создающего музыку, — но мне кажется, что это очень важно. Когда я зачастую приходил на службы, еще будучи светским человеком, и когда благолепно пел хор, — на глазах слезы и твоя душа истончается, для этого диалога с Богом она готова. Поэтому я считаю, что одной из самых важных, скажем так, один из самых важных моментов — это красота музыкального служения. И для многих, я разговаривал со многими — для многих это действительно так.

К. Лаврентьева

— У святых отцов есть спор на эту тему. Кто-то из них говорит о том, что наоборот, нельзя допускать чувственные переживания, душевные переживания на службе, потому что это более сфера эмоций. И когда мы слышим красивый слаженный хор и трогающее душу пение, это, скорее, уводит нас в область чувствований, пусть даже очень высоких и очень светлых. А когда мы слышим, допустим, какое-то монотонное, очень сдержанное пение певчих на клиросе, сдержанное пение на богослужении, тогда мы можем более настроиться на молитву и сконцентрироваться.

Свящ. Илия Пятибрат

— Я понял вас.

К. Лаврентьева

— Но я не знаю, что об этом думаете вы. Хотела бы спросить.

Свящ. Илия Пятибрат

— Давайте я попробую вам объяснить. Во-первых, относительно святых. Я знаю кучу вопросов, по которым часть святых была на одной стороне, часть святых совершенно на противоположной. Но это не мешало и тем и тем быть святыми.

К. Лаврентьева

— Конечно.

Свящ. Илия Пятибрат

— Здесь я выскажу свое мнение. А мое мнение по этому поводу такое: мы все в разной степени готовности идем к Богу. И не все кандидаты богословия, не у всех уже развито что-то духовное внутри. А иногда душевное действительно может дать тот порыв, который поможет тебе остаться с Богом, поможет тебе включиться в этот диалог. Вы знаете, конечно, очень многое зависит от человека — все мы разные, у каждого свои механизмы воздействия. Но, например, я знаю и таких людей, которые ходят в храмы десятилетиями, вычитывают все правила, стоят, всё знают, — и при этом диалога с Богом нет. Вот есть такие. Это редкость, конечно. Но есть и такое. А есть, когда человек пришел к Богу с какой-то своей душевной травмой, с бедой, с болезнью, с криком — встал на колени в храме, сказал: «Господи!» Потому что он больше не знает, что сказать. И у него текут слезы. И в этот момент произошел его диалог с Богом. Поэтому, вы знаете, я думаю, что здесь всё очень индивидуально. Но я за то, чтобы, скажем так, душевное приводило к духовному.

К. Мацан

— Я по долгу службы нередко общаюсь с атеистами, с людьми скептического мировоззрения. И я понимаю, что для многих скептически настроенных людей слова «диалог с Богом» выглядят очень, скажем так, смущающими. Потому что под словами «диалог с Богом» автоматически понимаются какие-то голоса в голове, что-то такое, очень натуралистически понятое. И, наверное, не вполне то, что имеется в виду, когда о диалоге с Богом, о встрече с Богом, о разговоре с Богом говорит человек верующий. А как бы вы сформулировали, передали, что такое диалог с Богом для человека, который сам этого опыта не имеет?

Свящ. Илия Пятибрат

— Я бы так постарался объяснить человеку. Дело в том, что не все знают, что у них есть Отец. Не тот отец, которого мы воспринимаем, как физический отец, а Отец Небесный. Тот, Который создал каждого человека таким, какой он есть, которого Он любит безусловно. Господь каждого из нас любит безусловно. И, понимаете, это такая сила, такая защита, знать, что у тебя есть такой Отец. Это такая радость — чувствовать, что у тебя есть такая любовь, которая не может нарушена ничем — ни одним твоим поступком, ни одним твоим деянием, ни одним твоим грехом эта любовь не может быть нарушена. Мы же зачастую так живем, когда мы что-то натворили, допустим, сделали что-то не так — от нас отвернулись друзья, от нас отвернулось общество. И мы становимся лишены любви. И часто еще больше озлабливаемся и уходим куда-то в еще большие несчастья. А знать, что у тебя всегда есть эта огромная любовь — это большое счастье. И это и есть, наверное, диалог. Конечно, нет никаких голосов в голове, но это диалог твоего сердца: когда ты ощущаешь любовь, тебе хочется любить в ответ. Вот и есть этот диалог — когда ты ощущаешь любовь Бога, то начинаешь Его любить в ответ, — вот этот диалог сердец и есть диалог с Богом. Ну, если так, коротко.

К. Лаврентьева

— Лучших слов для окончания программы сложно придумать.

К. Мацан

— Спасибо огромное за эту беседу. Я напомню, что сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» был священник Илия Пятибрат, клирик храма святой мученицы Параскевы Пятницы в Качалове города Москвы, это Юго-Западное викариатство. На связи с нами также была моя дорогая коллега, соведущая Кира Лаврентьева. У микрофона был Константин Мацан. Спасибо за эту беседу. До свидания, до новых встреч в «Светлом вечере».

К. Лаврентьева

— Всего хорошего. Спасибо, отец Илия.

Свящ. Илия Пятибрат

— Спасибо. Всего доброго.