«Путь к священству». Священник Герасим Захаров

У нас в гостях был клирик храма Казанской иконы Божией Матери в селе Пучково в Троицке священник Герасим Захаров.

Наш гость рассказал о том, как исполнилась его детская мечта стать священником, и какую роль в его воцерковлении и решении посвятить жизнь служению Богу и людям сыграли его родители.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева

---

К.Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА.

Здравствуйте, уважаемые друзья!

В студии у микрофона — моя коллега Кира Лаврентьева...

К.Лаврентьева:

— Добрый вечер!

К.Мацан:

— ... и я, Константин Мацан.

Добрый вечер!

А в гостях у нас сегодня священник Герасим Захаров, клирик храма Казанской иконы Божией Матери в селе Пучково — это в городе Троицке, в Новой Москве.

Добрый вечер!

О.Герасим:

— Добрый вечер!

К.Мацан:

— Расскажу и Вам, отец Герасим, и нашим слушателям напомню, что в этих программах, которые по вторникам в восемь вечера на Радио ВЕРА выходят, мы говорим со священником о его пути к вере, и в вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что мужчина решил стать священником, о том, как это решение изменило жизнь, с какими, может быть, вопросами и ответами на этом пути человек столкнулся — это всегда вопросы о себе, о жизни, о вере, о Боге, о Церкви. И, вот, нам представляется, что те ответы, или те вопросы, с которыми столкнулся человек на пути к священству, могут как-то войти в резонанс с теми размышлениями, которые есть у всех наших слушателей. Они — в разной степени церковности, кто-то живёт церковной жизнью, кто-то, может быть, только смотрит на Церковь, как на культурную традицию со стороны. Но, вот, и те, и другие Радио ВЕРА слушают, и с теми, и с другими нам бы хотелось сегодня, через Ваше посредство, поговорить — о духовном опыте, о духовном пути. Вот, такой план у нас.

К.Лаврентьева:

— Отец Герасим, Вы очень, конечно, ещё молоды — молодой священнослужитель, и всегда, когда к нам приходят молодые священники, нам интересно спросить, почему они выбрали этот путь...

К.Мацан:

— ... почему Вы такой молодой, нам интересно спросить...

К.Лаврентьева:

— ... да... нет-нет... ну, одно дело, когда приходят священники старой школы — ты можешь с ними говорить о том, что они... там... в советское время целину поднимали, или были... там... из семьи священников — это одно дело. А, вот, какой путь был у Вас? Как у Вас всё это складывалось и развивалось? Это же очень интересно!

О.Герасим:

— Я, когда думал... перед передачей... как же я пришёл, всё-таки, к священству, казалось, что пусть очень простой: я просто с самого детства хотел быть священником.

Мама рассказывала, как я ещё в два годика... она приехала из Иерусалима... говорил: «Я буду Патриархом Иерусалимским!» — так, что, я ещё понизил планку со временем.

Но... когда размышлял, думал — понял, что, всё-таки, это заслуга родителей. И, вообще, как-то... по их молитвам, вся жизнь меня к этому вела. Так, что даже ни в какой момент времени не сомневался.

Вот, меня в 9 классе мама тоже... всё о маме, о папе сейчас будет немножко разговор... спросила: «Ну, что? Давай... вот, брат твой старший уже поступил в семинарию... решай. Мы тебя ничего не заставляем. Вот, выбирай, какой путь...» Я задумался... а я больше себя нигде и не видел, кроме как священником, кроме, как пойти в семинарию — служить Богу, людям.

И потом уже, со временем, начало открываться, как родители, всё-таки, это делали.

К.Мацан:

— И — как?

О.Герасим:

— Молитва. Такая... я вчера, вот, перед беседой, подошёл к духовнику — он же и настоятель у меня в церкви — и говорю: «Батюшка, вот, поеду...» — и он говорит: «Обязательно расскажи...»

У них был путь молитвенный, такой, очень сильный. Они, как пришли к храму — вообще, у нас в семье пять мальчиков, я младший...

К.Лаврентьева:

— Ничего себе!

О.Герасим:

— ... меня в 42 года мама родила — и, вот, мы, последних два мальчика, стали священниками. Потому, что родители, как раз, вот, на отце Иоанне, который сейчас, вот, сорокоуст заканчивает, приняли Православие, крестились, и, вот, после крещения, два сына, которые родились — все стали священниками. А остальные — в миру сейчас братья... я — самый младший, как уже я говорил.

И, вот... потом открываются такие вещи, что всё неслучайно. Вот, мама и постилась дополнительный день, папа постоянно зачем-то акафисты читал... всё это было непонятно, пока я был юношей. Но, при этом, чувствовалось, как Господь вёл. Отводил... потому, что семья у меня не священническая... я, конечно, учился в православной школе, но, всё равно, было много разных искушений, испытаний, и везде Господь меня вёл — мне было очень легко.

А сейчас уже, став священником, понимаю, что, на самом деле, не так легко преодолеваются, особенно юношеские, искушения, и так далее. А мне было очень легко отказываться от всего, что мне предлагал мир, и как-то это было, действительно... удивительно... сейчас уже, когда вырос... удивительно.

К.Лаврентьева:

— Слушайте... это очень глубоко. И Вы это объясняете тем, что родители за Вас молились...

О.Герасим:

— Молились, и постились... дополнительно даже постились — потом это открылось...

К.Лаврентьева:

— Дополнительно — это понедельник ещё... да?

О.Герасим:

— Понедельник, да, именно. Мама потом рассказала, что: «За чистоту сыновей я не ела мяса в понедельник». А, так, она это объясняла всегда... никогда не кичилась ничем... говорила: «У меня — разгрузочный день, я мяса не ем...» Нам мясо готовила, а сама: «Мяса не ем».

Вот. Ещё, конечно же, меня сподвигло... настоятель... церковь моя. Я с семи лет в алтаре стоял, и у нас такая практика была, что надо было... два года, прям, я стоял — мне не давали ни стихарь, ни чего делать — просто смотрел.

К.Мацан:

— Два года?

О.Герасим:

— Два года, да. Ну, как-то... после меня понизили планку, но... вот, как-то... я — именно два года простоял. Без стихаря, ничего не делая, просто «смотри и учись», «смотри и учись». Вот, я, с семи лет, стоял, смотрел и учился, и, в какой-то момент, на Евхаристическом каноне, когда настоятель читал молитвы... я, так посмотрел... «я тоже хочу так»... так — потому, что, вот, эта какая-то молитва... вот, эта благодать... это, действительно, важное дело! Потому, что — что может быть важнее Литургии — возносить... претворять... Тело и Кровь Христовы... это меня настолько впечатлило, что я до сих пор живу, вот, этим воспоминанием — оно... картинка у меня перед глазами... и, каждую Литургию... и она, вот... как-то... вот... обновляется, обновляется... что, вот, это — самое главное... чему я служу — Телу и Крови Христовой.

Ну, и, конечно же... уже став священником, понимаешь, что это, конечно же — служение людям. Людям — чем больше себя отдаёшь, тем внутри — спокойнее. И, когда ты начинаешь пытаться отдохнуть... это никогда не возможно — священнику отдохнуть. Но это — другая уже тема...

Вот. Так, что — это пример духовника, пример священства, где ты находился, это — семейные традиции... Хоть и не священнической семьи, но они, как-то, так влились в Православие с самого начала... начали всё исполнять — потихонечку, не слишком фанатично, и... как-то... не забывая про Бога.

Если мы ехали в церковь — ехали все. Для меня это никогда не было... Воскресенье — вся семья едет в церковь. По-другому — просто не может быть. Хотя, вот... после таких нескольких лет... у меня это тоже осталось в памяти... как один раз я говорю: «Нет! Я устал!» — как раз, переходный возраст был. Я говорю: «Я хочу выспаться! Единственный день!» — и мне настолько плохо было... видимо, родители, опять же, так молились в церкви, что мне было настолько плохо дома! Я ходил... я не знал, куда себя деть... у меня это Воскресенье прошло настолько отвратительно, что я больше никогда не пропускал Воскресную службу. Потому, что... ну, вот, как-то... тоже вот... на всю жизнь осталось. Поэтому...

Вот, такой путь.

К.Мацан:

— А, вот, Вы так тепло заговорили о родителях... А сейчас, уже как священник, и как духовно опытный человек, Вы... вот... тот приход родителей к вере — как оцениваете? Это было какое-то... горение неофитства? Может быть, были какие-то перегибы, которые иногда бывают у неофитов? Ведь, это важно... опыт родителей... что видят дети?

Я ещё спрашиваю об этом потому, что... множество историй, когда... может быть, чрезмерное горение родителей в вере детей, наоборот, как-то... заставляло настороженно относиться к вере, к Церкви, и так далее.

О.Герасим:

— Как раз... видимо, духовник предвидел Ваш вопрос вчера... не знаю, каким чудом... он говорит...

К.Мацан:

— Страдает прозорливостью... как говорится...

О.Герасим:

— Видимо... возможно!

Ладно... он, как раз, говорил: «Твои родители, когда пришли к Церкви...» — я же только родился, я это помнить не могу, — они, как раз, не страдали никакими перегибами ни в какую сторону, и это для него было, именно, удивительно, как для священника. Такая, спокойная... в принципе, так мы и жили — спокойно. Посты — постимся, молитва — молимся, в храм — в храм... Но — не каждый день в храм, не выбрасывали телевизор, как в то время многие делали... я знаю, да... Как-то всё спокойно — ничего не вспоминается... вся жизнь была спокойная, умеренная, в вере... и, при этом, и в мире — мы не жили только Церковью. «Шесть дней делай дела свои, — как сказано, — седьмой день посвяти Богу», — наверное, вот, такой заповедью руководились родители.

И... мне кажется, полезно будет сказать... Давеча, услышал от одного владыки... мы в Грузии были прошлым летом... и он сказал: «Мальчиков нужно воспитывать так, чтобы они могли стать священниками». Вот, эта фраза мне очень запомнилась, и я её связал с родителями. И, когда родителям её сказал, они так впечатлились, вдохновились, что это — да, действительно, та формула, которой мы руководствовались, хотя и не формулировали её, всю свою жизнь. Что мальчиков нужно воспитывать так, чтобы они стали священниками. Могли стать. Они могут стать, кем угодно. Но, чтобы, вот, к моменту их совершеннолетия, к моменту, когда их ум уже сформировался, переходный возраст на спад пошёл — чтобы они могли выбрать священство, чтобы они никуда не... ну... не потеряли свою духовную чистоту... совершенство, я бы даже сказал. Потому, что все мы совершенны во Христе. И, вот, чтобы быть служителем Христа, нужно иметь, вот, какое-то такое совершенство... по пунктам... как у священников: чистоту тела, чистоту мыслей, жизни... думаю, это всем известно — и слушателям, и вам.

К.Лаврентьева:

— Отец Герасим, Вы знаете... я так, прям, впечатлилась тем, что Вы говорите... а как жить так, чтобы сыновья стали священниками? Вот, есть у Вас такой блиц из пяти пунктов? Для родителей...

О.Герасим:

— Из пяти пунктов?..

К.Лаврентьева:

— Да.

О.Герасим:

— Ну, давайте, попробуем...

К.Лаврентьева:

— Молитва — это самое главное... понятно...

О.Герасим:

— Молитва — да, но... молитва... вот, как священник, могу сказать... молитва может быть — за себя... любимого... а молитва может быть — за других... и она разделяется, в принципе.

Утреннее и вечернее правило — это, всё-таки, молитва за себя. Например. Но если к этим молитвам добавлять ещё какие-то молитвы, например — о детях... У нас всегда утреннее правило, особенно в юношестве... напрягали меня, как юношу, в то время, но теперь я восторгаюсь тоже этим... утреннее правило заканчивалось — начинались дополнительные молитвы. Родители говорили: «Ну, вы можете идти...» — и какие-то дополнительные молитвы у нас всегда читались, много святых разных поминалось... я уверен, что и про детей читали когда... удивительно было, что они это не афишировали для нас — что они за нас молятся, что они как-то нас оберегают. Они, наоборот, в тайне... так, иногда заглянешь: у них молитва о детях, которую они, про себя, тихонечко читают.

Я считаю, что такое, вот, молитвенное ограждение — при том, чтобы не особенно давить человека... то есть... насколько возможно — думаю, каждый родитель своего ребёнка знает...

Ну, там, мы по пунктам же... первое — это молитва... особенная молитва. Второй пункт — это не передавить ребёнка Православием. Чтобы не было такого, что «я горю, и сын мой пусть тоже горит».

Ну... у него — искорка, надо её раздувать. А если ты сразу подашь много кислорода, ты всё задуешь... да? Потихонечку раздувать, раздувать — насколько может. Когда уже большой огонь — то там уже, дуй не дуй, там уже всё... аккуратненько подогревать.

И... по своему опыту родительскому — это окружение. Те люди, которые окружают твоего ребёнка.

В какой-то момент у нас... мы жили, как раз, в Ватутинках — вот, мы вспоминали перед беседой... и там, в какой-то момент... ну... ребята стали материться, и всё остальное... как-то вести себя не очень по-православному, я бы так сказал. И родители задались целью: срочно построить дом где-нибудь подальше.

Всё продали, начали строить дом — построили за три месяца дом. Так, что мы в него уже въехали. За три месяца... я думаю, что строители понимают...

К.Лаврентьева:

— Да, это феноменально...

О.Герасим:

— ... феноменально, да. У нас даже батюшка на проповеди... вышел... в то время начали все строить дом... и говорит: «Вы не думайте — за три месяца у вас не получится! Это — чудо!» — говорит.

Вот, ради того, чтобы увести нас от какого-то, вот, этого...

И, вот, мы с братом вдвоём... нас-то всего пятеро... но, вообще, мы с братом вдвоём жили, вот, в этом домике, на участке. В православную школу родители нас отдали. Мама устроилась туда воспитателем — так, вот, оберегала. Но, при этом, я не чувствовал какой-то гиперопеки. Да, она была в школе, да, она следила... там... разговаривали... всё... но она, как будто бы, оберегала меня — от грани.

Я люблю говорить людям, что наше Православие — это широкие границы. Если сравнивать с католичеством — вот, если взять их катехизис... это множество томов, каждый пунктик — прописан... очень узкий путь — шаг влево, шаг вправо... всё!

А у нас катехизис — тоненький. Кто видел катехизис... ну, вот... чуть пальцы расставить. И в этом катехизисе — основы нашей веры, и всё истина — влево или вправо... главное — не переходить границы.

Я, вот, думаю, мама была рядом всегда, чтобы не нарушать этих границ.

К.Лаврентьева:

— В гостях у «Светлого вечера» священник Герасим Захаров — клирик храма Казанской иконы Божией Матери в селе Пучково, Ново-Троицкого благочиния.

У микрофона — Константин Мацан и Кира Лаврентьева.

Отец Герасим, а как сложилась жизнь у старших сыновей — Ваших братьев старших, вот, этих троих? Родители же пришли к вере, когда они уже были взрослые, относительно?

О.Герасим:

— Ну, да, довольно взрослые были уже. Ну, как я и говорил, мы, два последних, стали священниками, а у них была тяжёлая юность... не знаю, как бы сказать помягче... ну, вот, на улице... именно улицы как-то завлекали людей в то время, в 90-е года... и какие-то общества, может быть, не очень... но удивительно то, что, вот, сейчас уже смотрю, в итоге что получилось...

То есть, родителям было тяжело. Мы были маленькими... я видел, как братьям тяжело, и родителям с ними тяжело, но, вот, эта молитва, видимо, которая пошла в то время... пример... храм... они, конечно, не всегда с нами ходили — они уже взрослые были потому, что... но, вот, сейчас они все — женатые, у них у всех — дети, работают, ходят в храм, причащаются — не каждое воскресенье, но раз в месяц — стараются причащаться. Чуть что — сразу прибегают к молитвам, родителей всегда навещают с огромной любовью... Хотя, вот, казалось, что в период юношества... там... кто-то строго воспитывал... кто-то... и кажется, что может быть какая-то обида, и уже не хочется... но — нет, они всегда приезжают, на все праздники, всегда с родителями. Поэтому... как-то всё выправилось — что они стали... такими... христианами, всё-таки, которых можно назвать.

К.Лаврентьева:

— Отец Герасим, выбор между светской профессией и священством — это, видимо, первая ступень для молодого человека? А вторая ступень, для некоторых, это ещё и выбор между монашеством и «белым» священством. Он для Вас — стоял? Или, всё-таки, нет?

О.Герасим:

— Я всегда хотел был «белым» священником...

К.Лаврентьева:

— Всё-таки, иметь семью...

О.Герасим:

— Да. Потому, что я очень люблю детей. Я очень люблю детей, и никогда не видел свою жизнь без детей. Всегда хотелось... вот... и моей работы — бакалавриат когда я заканчивал по воспитанию детей... курсовые работы... как-то... по воспитанию детей были... и, с самого детства, когда кто-то из гостей приходил с детьми, всегда: «Вот, Гера всегда с ними посидит...» — и я всегда сидел с детьми. Хотя, мои старшие где-то там прятались по комнатам от этих деток, потому, что... ну, вы знаете... куча маленьких детей — это всегда я, всегда с ними носился, бегал, как-то ухаживал, и... любил детей. И сейчас люблю. И, вот, у меня — двое мальчиков... мальчики... все идут мальчики у нас...

К.Лаврентьева:

— Мальчик и мальчик...

О.Герасим:

— ... да. Пять лет и три года.

К.Мацан:

— А, вот, то, что Вы писали... изучали... по воспитанию детей... писали курсовые — на практике подтверждается, в своей семье?

О.Герасим:

— Оно, знаете... больше пригождается в священнической практике. А, вот, собственное воспитание детей — это такой путь... настолько уникальный...

Есть какие-то вещи, конечно, которые помогают, которые я, в том числе, воспринял из прочтения книг воспитателей прошлого столетия... Луки Крымского, например... но... настолько уникальный характер каждого ребёнка — вот, я убедился даже на своих детях, что к каждому нужен абсолютно свой подход.

Вот, у меня к старшему... ему иногда — строго нужно... он не понимает... а младший — наоборот, он только ласку воспринимает, а строго — всё, он сразу закрывается в себе, и его уже оттуда не достать. А, вот, лаской его можно оттуда потихонечку... То есть, абсолютно два разных человека.

И эти духовные познания — они, скорее, пригождаются, чтобы рассказывать людям про то... зачем нужно детей, с самого младенчества, в храм приводить, например. Это, такой, частый вопрос, который люди не понимают, и, если вы позволите, я могу немножко осветить эту тему... да?

К.Лаврентьева:

— Да, осветите, пожалуйста.

О.Герасим:

— Я и задавался этим вопросом на 4 курсе.

Вот, младенец. Он — ну, ничего же не понимает. Он ни слов не слышат Богослужения... ну, он слышит, но не понимает... не понимает, что такое Причастие... зачем, вообще, его, действительно, приносить в храм, как люди считают? Вот, вырастет — сам решит.

Но, вот... как мы знаем, человек формируется до 3-х лет... да? Вы слышали такое, наверное? И, после 3-х лет, мы можем его немножко наставлять, исправлять, воспитывать... но, вот, сама личность формируется до 3-х лет — когда, в принципе, ты ему ничего не расскажешь, не покажешь. И святые отцы пишут, что дети — они как губка. Губка, которая впитывает в себя духовное настроение людей вокруг.

Как мы знаем, вот... если есть звуконепроницаемое помещение, и туда поместить ребёнка... родители где-то далеко будут ругаться — и ребёнок будет плакать. Он чувствует настроение родителей. И родители, как бы ни скрывали, если у них внутри духовное нестроение, какие-то страсти бурлят, то ребёнок, всё равно, будет вести себя как-то... соответствующе — переживать, тревожиться, даже если родитель будет стараться ему улыбаться.

А если в доме царит молитва, мир какой-то внутри себя, то и дети себя ведут соответствующе. Я, вот, на своём опыте, на своих детях в этом убеждался многое множество раз.

А что такое — храм? Это — особенное место обитания Божия! И ещё — люди, которые стоят и молятся. Я уверен, что это намного полезнее, чем если ребёнок будет во время... гостей... каких-то странных застолий... лучше в храме.

И, вот, когда ребёнка, с самого младенчества, приносят в храм, я уверен — и по святым отцам, и по моей работе — что они напитываются, вот, этой благодатью. Видят людей молящихся — напитываются этим, напитываются Телом и Кровью, конечно, Господа нашего Иисуса Христа... вот... и формируется совершенно другой человек.

А когда мы детей начинаем поздно водить... ну, ему, во-первых, тяжело уже — мы видим кричащих детей в храме, да, которых... всегда, ради интереса, спрашиваю: «Вы причащали ребёнка?» — «Да, нет, вот... первый раз...» И его очень тяжело причастить, ему сложно.

Конечно, некоторые предполагают, что... как врачей боятся... но, всё равно, я уверен, что это какое-то духовное... недостаточное...

К.Лаврентьева:

— Сопротивление...

О.Герасим:

— ... да... всё-таки, уже страсти у них...

К.Лаврентьева:

— Да... но лучше поздно, чем никогда...

О.Герасим:

— Да, конечно... конечно!

К.Лаврентьева:

— Лучше в пять лет причастить первый раз, чем...

К.Мацан:

— Вот, Вы когда рассказывали про свой детский опыт в алтаре, я вспомнил, что об этом писал... очень тепло писал отец Александр Шмеман, в своё время тоже прошедший ребёнком через алтарь, в Парижском храме, и потом признававшийся, что этот опыт детского алтарничества, и пребывания в алтаре мальчиком, стал для него едва ли не ключевым, таким, жизнеобразующим.

Я сейчас не цитирую, но мысль была такая, что: «Все мы — мальчики, которые были в алтаре, — мы с детства увидели, почувствовали, пережили, вот, это Царство Божие на земле, в Литургии явленное». И эта тема потом стала вообще ключевой богословской темой для отца Александра Шмемана: Литургия, как реальное явление Царства Божия здесь, на земле. В церковных Таинствах.

И, вот, этот опыт, которого у меня, например, нет, и у многих нет — переживания, вот, этой детской... детскими глазами Царства Божия на земле в Литургии — как это было у Вас? Красивые слова... но, вот, если б Вас спросили: а как это на практике? Как бы Вы это объяснили? Как бы Вы это расшифровали? Что Вы чувствовали?

Что бы Вы сказали?

О.Герасим:

— Я бы сказал, что я чувствовал особенную благодать. Но... это тоже... такие... возвышенные слова.

К.Мацан:

— Слово «благодать» всегда тоже нуждается в пояснении...

О.Герасим:

— Да... да... в расшифровке... но это, вот... с этого я хочу начать.

Конечно, ребёнком, ты даже можешь и не понимать, что такое благодать. Но, вот, сейчас, анализируя своё состояние в алтаре, того времени... ребёнку тяжело стоять же в алтаре — в семь лет, в восемь лет...

К.Мацан:

— Да и взрослому — тяжело стоять... вообще...

О.Герасим:

— Ну... надеюсь, взрослые, хоть как-то уже участвуют в Богослужении мысленно... а, вот, в семь лет тебе сложно воспринимать. Ты, конечно, стараешься... но, если ничего не происходит — в плане действия — то тебе тяжело. Вот... и — было легко отстоять всю службу. Намного легче, чем в храме.

Конечно, это, может быть, такая привилегия какая-то некоторая, но... ребёнком, стоять в алтаре — это было... во-первых, ответственность всегда чувствовалась как-то... слава Богу, видимо, меня правильно к этому подвели — что это алтарь. И у меня старший брат уже, на то время, был в алтаре... и я постоянно подходил к настоятелю, и просил: «Можно мне в алтарь?» Он говорит: «Ещё рано»... «Можно мне в алтарь?» — «Ещё рано»... Но вот: «Войди».

И, вот, я вошёл... первые поклоны... и, вот, с тех пор, имел, вот, такое, уважение. И ещё — потому, что мне долго... как я говорил, два года стоял... к стихарю... когда тебя долго не подпускают к чему-то такому святому — оно намного увеличивает ценность в твоей жизни.

И, вот... всё это было постепенно, и не приедалось... и... с правильным воспитанием, восприятием, с Богослужением... каждый раз старался причащаться, конечно... частое причастие... вот, эта вся благодать поддерживала меня.

Но я хотел бы, вот, про это сказать — что... это, как одному полезно, так другому может быть и не очень полезно — нахождение в алтаре.

По опыту... у нас есть такая традиция — мы многих детей берём в алтарь, целый такой конвейер получается... и, вот, за много-много лет, какие-то принципы уже выработались внутренние — что есть люди — дети, которые очень замечательно стоят в храме, молятся, горят... а как заходят в алтарь — там начинается какая-то суета. Кадило почистить... там... на Вход... ещё... ещё какая-то... видишь, что могут кто-то и разговаривать в алтаре — конечно, иногда, но бывает... и у них как-то падает это, вот, благочестие. Когда-то это была завеса такая... что-то там святое происходит, за этими стенами иконостаса... а когда ты там очутился... ну... прошёл спад благодати какой-то... привычка появилась... и ты начинаешь суетиться, и, за этой суетой, теряешь молитву — вообще, в принципе. Начинаешь: «Что бы мне сделать?...» Вот... и я многих таких видел детей, которые потом просто... не просто из алтаря уходят, а из храма уходят.

Поэтому... если ребёнка и отправлять в алтарь, то это должно быть, такое, очень осознанное... всей семьи послушание — я бы даже так сказал. Потому, что, если ребёнок — в алтаре, то вся семья должна иметь соответствующее благодатное настроение, молитву внутри семьи. Чтобы ребёнок ощущал, понимал, что такое молитва, и свою ответственность перед алтарём.

К.Мацан:

— Мы вернёмся к этому разговору после небольшой паузы.

Я напомню: сегодня с нами в программе «Светлый вечер» священник Герасим Захаров — клирик храма Казанской иконы Божией Матери в селе Пучково. Это — Троицк, в Новой Москве.

У микрофона — Кира Лаврентьева, и я — Константин Мацан.

Не переключайтесь!

К.Лаврентьева:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается.

Напоминаем, что у нас в гостях — священник Герасим Захаров, клирик храма Казанской иконы Божией Матери в селе Пучково, Новотроицкого благочиния.

У микрофонов — Константин Мацан и Кира Лаврентьева.

Отец Герасим... вот... я, лично, так благодарна Вам за то, что Вы так много говорите о благочестии, благоговении, молитве за ребёнка, ребёнка... какого-то, вот, такого, вот, знаете... тонкого, деликатного взращивания личности ребёнка. Без давления, с одной стороны, с другой стороны, в благочестии.

Так мы много говорим, вообще... столько много слов сейчас... а, ведь... изобретать велосипед — это не нужно, в этом, мне кажется, отношении. Молитва родителей, благоговение и благочестие — это в основе всего лежит всегда, испокон веков. Посмотреть какие-то священнические семьи, посмотреть семьи святых — это, всё-таки, один рецепт, он универсален. Вопрос — как это делать? Делать это, видимо, надо тоже как-то с умом.

Я слышала недавно такую фразу, что «православие — оно не для дураков». Мне она понравилась. Потому, что, всё-таки, царский путь, срединный — это, наверное, самое лучшее в любом деле, и, в том числе, и в воспитании детей, в воспитании себя в духовной жизни.

А, вот, что для Вас труднее всего в священстве?

О.Герасим:

— Как много тем мы сейчас затронули...

К.Лаврентьева:

— Да, много, действительно...

О.Герасим:

— Ну, вот... если разрешите... вот, Вы говорили «с умом»... я бы «с умом» определил словом «смирение». Вот, если есть у человека смирение — то есть, какая-то кротость и упование на Бога в этом деле, то тогда оно удастся. А если... можно много молиться... благочестие... и так далее...

К.Лаврентьева:

— Да...

О.Герасим:

— ... но если... вот, слово: «Я горжусь своим ребёнком!» — насколько оно бывает в разном понимании. Можно гордиться неправильно своим ребёнком, и тогда эта молитва и благочестие может сойти на нет. Как, в принципе, и любая духовная жизнь, которая побеждается гордостью. Что бы ты ни делал, пока не смиришься, у тебя не будет плодов... таких... достойных Господа.

А самое сложное в священстве — каждый раз отдавать себя, как в первые месяцы священства. Потому, что бывают разные настроения, разное самочувствие, разные люди... и, всё-таки, понимаешь свою ответственность. Особенно, вот... время сорокоуста я с благодарностью вспоминаю... проходило в Большом Вознесении...

К.Лаврентьева:

— Ага... почему-то все проходят в Большом Вознесении сорокоуст...

О.Герасим:

— У меня он... я там и дьяконский сорокоуст проходил...

К.Лаврентьева:

— ... много священников...

О.Герасим:

— ... во времена ковида — это удивительный опыт. Но, я думаю, сейчас не будем вспоминать, да? Времени мало...

И, вот... там ощущалась — вот, на этом сорокоусте — просто особеннейшая благодать всей моей жизни!

Тебя только рукоположили... первые сорок Литургий... и это — то, что, я считаю, нужно помнить всегда. И, вот, первые исповеди — как, с каким трепетом ты относился к человеку, который к тебе подходит... страхом и трепетом. Страхом того, что ты ещё молодой, только начал свой путь — что же ты ему дашь?

И, вот, первое открытие — когда понимаешь, как Господь просто тебе нужную мысль — твоими же знаниями... богодухновенно... знаете... конечно, это высочайшее понятие про Священное Писание, но я уверен, что оно и про священство немножко. Потому, что — твои же знания, твоя же личность, но Господь её, в смирении, использует для того, чтобы наставлять людей. И, вот, этот трепет смиренного отношения к приходящему к тебе человеку... вот, я считаю, что это самое главное — не потерять.

У нас приход большой — и по 200 человек причащается, и по 300 в Воскресенье, исповедников много подходит... и, вот, за этим «конвейером»... вот... самое трудное для меня — не потерять, вот, этот, вот... чувство уважения, любви и страха к каждому человеку.

К.Лаврентьева:

— К личности человека...

О.Герасим:

— К личности.

К.Лаврентьева:

— Отец Герасим, но... просто... Вы так много говорили, действительно, о чистоте внутри вашей семьи, что, действительно, страшно представить, каково же Вам было начать исповедовать людей. Ведь, очень много всего страшного и сложного творится в мире, и в душах человеческих...

О.Герасим:

— ... как кажется мирянам, которые не принимают исповедь.

К.Лаврентьева:

— Да... понятно...

О.Герасим:

— Вот. А, может, и нет... У меня ещё небольшой опыт священнический — я два года священник, но, по моему опыту, пока не было ничего... наоборот, только радость. Знаете... я и людям говорю, которые... видно... которые трясутся, например, на исповеди...

К.Лаврентьева:

— Да, да...

О.Герасим:

— ... это — самое, такое, знаменитое искушение дьявола: «Стыдно...» — вот... и я таким людям, обычно, говорю, что для священника — здорового... ну, которых у нас большинство — огромная радость, когда ему, всё-таки, смогли исповедать грех.

Человек подходит — особенно, юноша, и, если он что-то такое исповедует — ты очень радуешься, что он смог, он нашёл в себе силы и преодолел это искушение, он исповедал! И, как только он его назвал — ни для меня, ни для Бога, ни для юноши — этого греха больше нет! А в чём тут ужас? Греха больше нет — это радость, наоборот! И никакого ужаса... не знаю, может, я какой-то неправильный... но никакого ужаса я не испытывал — только радость.

Особенно, когда человек приходит на исповедь за всю жизнь, там... только радость.

К.Мацан:

— А, вот, что бы Вы сказали людям, которые приходят в храм, видят молодого священника — ну, как Вы, например — и думают: «Ой, нет... к нему, наверное, лучше не идти. Ну, что он мне скажет? Он совсем ещё юнец...»? И, кстати... я знаю, просто, по многим людям... вот, у меня есть знакомый — он возраста, на самом деле, моих родителей, даже старше... то есть, сейчас ему уже сейчас около 70-ти. И он иногда рассказывает, что: «Вот, я прихожу в храм, вижу молодого священника, и понимаю, что я к нему не пойду на исповедь — не потому, что я к нему не хочу, а потому, что я боюсь... я понимаю, что я для него, в каком-то смысле, создам неловкость. Потому, что он мне годится во внуки, может быть... ну, или в младшие дети. И я думаю, что ему будет не очень ловко мне что-то говорить... он даже, может быть, помолчит где-то... может быть, где-то меня не обличит. Потому, что, когда я иду к своему ровеснику ( там настоятель храма — епископ ), вот, там уж — исповедь, так исповедь! Потому, что мы с ним — одного возраста. И он мне говорит: «Слушайте... ну, как Вы так... как Вы так можете?» — и я уже не могу сослаться на то, что я старенький... «Я тоже старенький! — скажет епископ, — Но я же... как-то, вот... держусь. А Вы-то, что?»

Вот... как в Вас вся эта проблематика отзывается?

О.Герасим:

— Действительно, первое время такое было.

Вот, люди правильно думают... но это — только про свежеиспечённых, так сказать, священников. Когда к тебе подходит старший тебя человек, и ты думаешь: «Ну, что я ему скажу?»

Но это... в какой-то мере... что-то мы сегодня всё про воспитание... Всех нас воспитывали уважать старших, не открывать рот при них, и это откладывает какой-то отпечаток и на священническое служение — буквально, первых месяцев. Потому, что... когда я заходил в алтарь... вот, у нас там есть другой священник, отец Лев, такой, опытный... и я ему говорю: «Батюшка, ну как я ему скажу...?» — он говорит: «Ты священник? — так на меня строго смотрел, — Ты священник? Говори, говори! Ты должен говорить!» — и, вот, как-то меня, так, потихонечку, воспитали — что «ты священник — ты должен говорить». И говорить не от молодости своей, не от разума своего, не от опыта своего, может быть, даже, а — от священства. Ты — священник, и, если ты будешь говорить, Господь как-нибудь через тебя произведёт...

И, как... вот... забыл, к сожалению, у какого святого отца я читал, что, если в послушании человек находится — духовенству, или духовнику, или высшему — даже если что-то не то ему скажут, а он послушается, Господь всегда приведёт к нужному результату — к воле Божией.

Поэтому, если даже ты... от всей своей любви скажешь человеку что-то, и он послушает тебя... пусть это, может быть, не какой-то суперсовет... но, вот, от этого его послушания, думаю, Господь что-то доброе этому человеку даст.

А про то, что молодому священнику... Мне, первое время, было очень грустно, что я не могу помогать. У нас, действительно, много исповедников, у нас выстраиваются большие очереди — к одному, ко второму... а я им очень хотел помогать, чтобы у них меньше было... больше времени, как-то... и помолиться...

И я стою, там... три... четыре человека — со временем, побольше стало... и, вот... немножко юмора... но, в принципе, это так и есть... вот, волосы, видите, я отрастил? Вот, чем длиннее волосы, тем больше людей ко мне подходит!

К.Мацан:

— Лайфхак!

О.Герасим:

— Вот, это ой замечание такое! Когда я был с короткой стрижкой, люди ко мне... как-то так... осторожно подходили. А теперь — подходят, и, когда они на третьей-четвёртой исповеди узнают, что мне 26 лет — так удивляются!

К.Мацан:

— Ну... как у библейского Самсона — сила в волосах!

О.Герасим:

— Да!

К.Мацан:

— Мудрость в волосах!

О.Герасим:

— Как-то я начинаю выглядеть старше... более гармонично в фелони, в облачении, и, вот... так, что, эти волосы — это, вот, в помощь другим священникам! Чтобы хоть на одного, на два человека побольше помочь исповедовать...

К.Лаврентьева:

— А что самое радостное для Вас в священстве?

Нет... нет... даже, Вы знаете, нет! Мы столько говорим сейчас о радости...

К.Мацан:

— Хватит о радости, да, да, да!

К.Лаврентьева:

— Я задала вопрос о трудностях — Вы, всё равно, сказали, что это не трудность, а радость... А трудности, вот, реальные, есть?

О.Герасим:

— Трудности...

К.Лаврентьева:

— Ну... не для того, чтобы... знаете, тут, как-то... какой-то, знаете, трагизм, там, по законам драматургии, сейчас нагнать... нет! А просто — для правды...

Ну, вот... кто-то, может быть, нас послушает — кто хочет стать священником, кто мечтает стать священником — вот, что бы Вы сказали такому человеку? Как бы Вы его наставили?

О.Герасим:

— Ну, я бы ему сказал, что... когда ты начинаешь быть священником, нужно быть готовым отречься от мира. В каком смысле?

Что сейчас, такая, эпоха потребления, немножко... хотя, и не немножко, а довольно серьёзная эпоха потребления... и всякой красоты много, и, особенно по молодости, может всего этого хотеться... но это совершенно уничтожает священника. Если он начинает хотеть себе... там... что-то красивое из мира, сосредотачивается на мирском, на материальном... слишком сильно... я, конечно, не говорю, что нужно ходить в ободранных одеждах и на велосипеде ездить стареньком, но... вот, это стремление к чему-то большему, чем у тебя есть, в мире... которое, в принципе, сейчас присутствует — и в воспитании, и в восприятии мира — вот, это... наверное, надо от этого сразу отрекаться. Вот. И это — очень сложно. Это — огромная проблема. Потому, что... что ни говори, всё равно, внутренний человек — он стремится к какой-то такой жизни. И это нужно воспитывать в себе годами, и чуть ли не десятками годов — чтобы, вот, это, вот... какое-то... утихло желание мирского, а духовное... Господь, всё равно, всё посылает — то, что нужно! То есть, не нужно бояться, что ты будешь находиться в каких-то ужасных обстоятельствах в жизни. Но... стремления должны быть другие. Стремления должны быть — достойно служить Богу и людям. А это совершенно не сочетается со стремлением материальным.

Опять, конечно, я возвышенно... Вы меня простите, что я всё так... слишком высоко...

К.Лаврентьева:

— Нет... но Вы правильные вещи говорите...

О.Герасим:

— Но, вот, эта проблема...

К.Лаврентьева:

— Ну, то есть... в священники нельзя идти за заработком, короче. Это — последнее место, куда... надо идти зарабатывать деньги.

О.Герасим:

— Ну... если очень упростить, то — да. Да. Ни за какой-то жизнью другой... именно, за служением людям. И — отдавать себя людям. Быть готовым к этому.

К.Мацан:

— А это — только для священника, или... к любому мирянину, христианину тоже относится?

Я почему об этом спрашиваю — потому, что... вот... то, что Вы говорите... вот... хотеть больше, чем у тебя есть — это же, вообще... как мне представляется... такое... достаточно общее место современной, такой, психологии общества потребления, в котором мы все живём, и от которого я себя не отделяю лично.

Ещё это было... на советской эстраде очень иронично подано Аркадием Райкиным, что: ты дай мне однокомнатную квартиру — я двухкомнатную захочу... ты дай мне дачу 6 соток — так, я ж потом... гектар потребую! И мораль такая, ироничная — что лучше и не давать.

Ну, конечно, Вы совершенно справедливо говорите, что мы же не призываем... там... людей жить в коробках, ходить в тряпье, чтобы дети не ели сладкого и одевались исключительно в секонд-хенд. Но, вот, где та грань, где та мера... вот... за которой заканчивается какая-то разумная, здравая забота о материальном благополучии себя и семьи, и начинается, вот, это «мне всё мало... мне ещё хочется... я колодец без дна».

О.Герасим:

— Ну, вот, тут критерий — благодарность Богу, наверное. Для меня. Когда ты от всего сердца благодаришь Господа за то, что у тебя есть.

Пусть даже тебе внутри, немножко, что-то хочется. Но если, при этом, в сердце сочетается с огромным благодарением Богу... искренним, таким... не просто: встал — слава Богу... что-то получил — слава Богу... это — от сердца, такое, горение в благодарности Богу. Мне кажется, тогда можно хотеть чего-то. В смирении, благодарности Богу за то, что ты уже имеешь. И, вот, в этом — стремиться. А благодарность Господу — она удивительна! Она покрывает многое.

Поэтому... я считаю, что можно хотеть, можно что-то иметь в мире, но совершенно не забывать благодарить Бога. А когда начнёшь — тогда уже будешь довольствоваться тем, что есть. А то, что будет ещё приходить сверх того от Господа за твоё смирение — это будет у тебя вызывать настоящую радость в жизни.

А не так, что... стремиться за чем-то, быть недовольным своей жизнью... иногда за этой работой и поиском забывать молитву, церковь... и, вот, тогда... приобретёшь, наконец — и обнаружишь себя абсолютно пустым, но, вот, с тем, что ты хотел. С красивым, там... чем-то...

К.Мацан:

— Как интересно Вы сформулировали! Мне кажется, очень точно: хотеть и стремиться в смирении. Вот, это добавление «в смирении» — оно как-то всё, как кажется, на свои места расставляет.

Хотеть, стремиться, мечтать же нам не запрещается! И странно было бы не хотеть, не стремиться и не мечтать. Вот, когда это всё внутрь смирения погружается...

Меня, в своё время, поразило... «смирение» до революции писалось через «е» — «смерение». И это — не от «мира», а от «меры».

О.Герасим:

— Да.

К.Мацан:

— «Смерение» — это понимание, знание меры — своей, мира, Бога, и готовность в эту меру всё принимать. Та мера, которая тебе даётся — вот, она твоя сейчас. Это и есть твоё смерение — принять эту меру свою. Тогда, действительно, всё на свои места становится.

Спасибо... это очень интересно...

К.Мацан:

— Священник Герасим Захаров, клирик храма Казанской иконы Божией Матери в селе Пучково — это город Троицк в Новой Москве — сегодня с нами в программе «Светлый вечер».

Ну, вот... про смирение Вы хотели ещё что-то сказать...

О.Герасим:

— Просто я в семинарии, от одного семинариста... не знаю, взял ли он это от святых отцов, или от своего разумения... услышал удивительное толкование смирения.

Есть же у нас стадии принятия... знаете, да? Там... вначале — отказываемся... депрессия...

К.Мацан:

— Отрицание...

О.Герасим:

— ... отрицание... гнев... вот, я их всё время забываю...

К.Мацан:

— ... торг... депрессия... и в конце — принятие. Я тоже... путаю последовательность, но... понятно, о чём речь.

О.Герасим:

— Спасибо, да, что подсказали... И он говорит, что смирение — это когда с какого-то происшествия до принятия — нету никаких пунктов.

К.Мацан:

— Интересно...

О.Герасим:

— И, вот, это мне настолько понравилось... это, действительно, определяет твоё смирение!

Вот, многие люди говорят: «Вот, я не знаю, как понять, смиренный я или нет?» Ну, что... в обычной жизни ничего не происходит... вроде, никого не обижаем... кто-то на нас ругается — мы ему не отвечаем... как понять, что я — смиренный?

Вот, когда в жизни что-то случается — действительно, страшное... ну, у всех у нас, к сожалению, такое бывает, мы живём в мире грешном, а грех порождает всякие ужасные вещи... и, вот, когда что-то такое случается, если мы сразу приняли, и ещё если нашли силы поблагодарить Господа, опять же — вот, мы смиренны.

А если начинается — грусть... торг... ну, вот, все эти стадии... пусть даже мы их не замечаем, но, думаю, каждый человек — особенно, христианин — замечал в себе бурю эмоций, когда что-то серьёзное со здоровьем, с близкими, и так далее... Но, вот, если смирение — сразу принятие. Это очень интересно.

К.Мацан:

— Я, тут, рекламу такую видел: иностранная женщина на дороге — сломалась машина. Она выходит — там дым... и она вдруг смеётся, улыбается... так... с юмором на это смотрит.

Она достаёт телефон, чтобы позвонить кому-то — видимо, в дорожную службу — и телефон падает у неё в глубокую лужу с грязью. Она смотрит на это... и мы ожидаем, что она сейчас взбесится, на самом деле... а она, так — раз, и улыбнулась тоже.

Она полезла рукой в эту лужу... проехала мимо машина и обкатила её грязью — она опять улыбнулась. Потом проехал большой автобус — снёс с её машины бампер. Потом она опять улыбнулась.

Приехал эвакуатор, поднял её машину на свою площадку... что-то, там, сломалось... машина развалилась на части. Она опять улыбнулась ( это реклама ).

И тут она убирает волосы с уха — и там у неё в ухе наушник, и это — реклама некоего аудиоприложения с какими-то комедийными историями. Вот, типа: слушайте нас в любой ситуации... там, всякие смешные рассказы — и Вы не будете унывать!

Я подумал: вот, как это точно, вообще, как хорошо, если только там вместо этого приложения с аудиоисториями — молитва. Вот, если в этом наушнике, в этот момент, не какое-то приложение, а: «Господи... ну... воля Твоя!» — то можно и улыбнуться, и всё это преодолеть.

О.Герасим:

— Да... Иисусова молитва, да, например?

К.Лаврентьева:

— Но практика Иисусовой молитвы — она же тоже... ну, как бы... не всем подходит. Или... как? Или — подходит всем, но, всё-таки, её надо делать с благословения? Потому, что — как, с другой стороны, без молитвы? Иисусова молитва вмещает всю суть молитвослова и Евангелие в себя...

О.Герасим:

— Знаете, это, такой, сложный вопрос... Вот, Вы говорите: нас слушают многие люди... наверное, про Иисусову молитву не стоит сейчас вещать на такую огромную аудиторию. Потому, что Иисусова молитва — это, действительно, что-то такое... частное...

К.Лаврентьева:

— Прикровенное...

О.Герасим:

— Это отношения с духовником — я бы, вот, так сказал. Кому-то это будет... конечно, она всем полезна, безусловно...

К.Лаврентьева:

— Да...

О.Герасим:

— ... но в ней тоже можно найти какие-то перегибы... я, в своё время, читал... мне, удивительным образом, попадались книги святых отцов именно про Иисусову молитву... как-то в юношестве... перед семинарией...

К.Лаврентьева:

— Мне тоже... да...

О.Герасим:

— ... удивительным образом. И, вот, там множество историй, как человек некий начинал творить Иисусову молитву, и потом... там: «Я, вот, десять тысяч раз в день творю... пятьдесят тысяч в день...» — и, вот, святые ужасались: «А я... тысячу в день творю...»

Тут суть — в качестве, и чтобы не было... никакой погони. Иисусова молитва — это, именно, такое... состояние...

К.Лаврентьева:

— ... души...

О.Герасим:

— ... ума. И души. Да, ума и души.

Ну... из последних таких, вот, что я слышал про Иисусову молитву... Иисусова молитва — это надежда на то, что Господь тебя, вот, в ближайшие секунды, минуты избавит от греха. Не просто упоминание имени Божьего зачем-то. А потому, что ты осознаёшь себя человеком грешным, и постоянно грешащим, и, вот, этой Иисусовой молитвой, призыванием имени Божьего с просьбой помиловать себя, ты надеешься, что в ближайшие минуты, хотя бы, ты не сделаешь ничего...

Знаете, как... вот... знаменитый врач, который: «Господи, ещё одного с поля боя вытащить... ещё одного с поля боя вытащить...» — так же и тут: «Ну, ещё пару минут без греха... Господи Иисусе Христе, помилуй мя... ну, ещё пару минут без греха...»

К.Мацан:

— Интересно...

О.Герасим:

— Вот, такая удивительная...

К.Лаврентьева:

— Ну... это очень интересно!.. Просто... я почему спросила... ну, потому, что... есть же, всё-таки, риск каких-то... ощущения искать, там... или, да, гнаться за количеством... ну... или просто... там... в умничанье, такое, уйти... а, всё-таки, умное делание — это не от слова «ум», в данном случае. И, поэтому, мне было важно, чтобы Вы что-то сказали... рассказали про неё.

Потому, что... ну... «непрестанно молитесь, за всё благодарите...», чему нас учит апостол — это же, всё-таки, делание... делание... и благодарение должно быть деятельным, и молитва должна быть деятельной...

К.Мацан:

— Но, при этом, важно то, что Вы сказали, отец Герасим. Именно, имея в виду, что нас могут слушать люди нецерковные...

К.Лаврентьева:

— Да...

К.Мацан:

— Но я, как раз таки, с другой стороны на это хочу посмотреть. Ведь, у людей нецерковных ( при этом, может быть, интересующихся Церковью, или... как-то... имеющих какое-то своё приблизительное представление... может быть, даже и очень благоприятное, о том, что такое Церковь ) есть представление, что... ну, вот... нужно прийти, выполнить некоторый набор обрядов, ритуалов, действий — даже если это очень возвышенно и важно: если это исповедь, если это Причастие — но, вот, некоторый набор действий, которые тебе что-то обеспечивают... ну, какую-то «правильную» жизнь, и так далее.

А когда Вы сказали о том, что... то есть, Вы сказали, что молитва, и непрестанная молитва... вообще, молитва, и, как её частный случай, молитва Иисусова ( произнесение слов: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного»... там... разные есть вариации... более короткие, более длинные, но, вот, в целом, такая классическая формула ) — это про личные отношения с Богом. Про личные отношения человека и Бога — вот, что такое Церковь и церковная жизнь.

И обряды, действия, Таинства — это всё некоторая... некоторая помощь, некоторые практики, чтобы эти личные отношения с Богом как-то реализовывались, чтобы они не были отвлечёнными, были конкретными.

И, в этом смысле, мне кажется, важно даже людям нецерковным услышать, от Вас, в том числе, эти слова — что такое Церковь и церковная жизнь.

О.Герасим:

— Вы сейчас затронули тему, удивительным образом, которая у меня, буквально, последние месяцы, очень животрепещуще обсуждалась с людьми, которые приходили от... колдунов. Простите, что мы про них заговорили.

Они используют, как, вот, мне рассказали, и молитвы... кто-то даже — о, ужас! — сказал читать акафист Киприану и Иустине... представляете? Колдун сказал читать акафист Киприану и Иустине! Да... Естественно, я не раскрываю, кто это... ничего... потому, что это тайна...

Вот. И они действуют: «свечку поставь»... «молитву прочитай»... «иконку»...

К.Лаврентьева:

— Да... через храм...

О.Герасим:

— И, вот, появляется, вот, эта, вот... действительно, это актуальная очень проблема — «то же самое, что в храме». А чем тогда отличаются колдуны? И у людей — совершенная каша, и страх, и ужас...

К.Мацан:

— Магизм такой...

О.Герасим:

— А при том, что, находясь там, у них, со временем, всё раскрывается. Если они... чем глубже они входят, тем больше у них страха... жуткого страха, который я видел в глазах людей — это совершенно безумное, такое, состояние. Хочется человека пожалеть, как-то помочь... да... не дай Бог...

И такие люди, приходя... ты им начинаешь: «Вот... прочитайте акафист Киприану и Иустине», — а мне говорят: «А мне уже говорил маг читать этот акафист...» Я говорю: «Ничего себе!» Но удивительно, что он сказал, что он ни разу не смог его прочитать: «Я его начинал... я ни разу не смог его закончить». Там надо было до двенадцати, обязательно... время, вот... сроки... сколько свечек... сколько поклонов... сколько крестов... Это всё они, как бы, взяли у нас — как будто бы, украли.

Но, на самом деле, нет. Потому, что — зачем нам эти правила, да? Ну, вот — 40 раз «Господи, помилуй!» Ну, потому, что сами мы сделаем... ну... двадцать, и скажем: «Ну, хватит уже...! А так — сказано «сорок», ну и сделай больше — больше, чем ты хочешь.

Вот, молитвы к Причастию. Ну, сколько мы... бывают люди, которые говорят: «Ну, почему я не могу своими словами подготовиться к Причастию?» Ну, сколько мы будем своими словами и как готовиться к Причастию? Что будем там просить? Что нам это для души даст? Ну... встанем на 10 минут, максимум... я не знаю... сколько у нас слов найдётся, чтобы 10 минут это просить? А тут — эти правила молитвы заставляют нас... там... полтора часа некоторых постоять... да?

К.Мацан:

— У меня один знакомый, когда воцерковляться начал, спросил священника — очень хорошего священника, — можно ли молиться своими словами? Тот ответил: «Конечно, можно. Но, как всегда, лучше обратиться к профессионалам!» — то есть, к святым, которые эти молитвы составили и опробировали уже...

О.Герасим:

— Аминь.

Мы отвлеклись от темы про этих колдунов, и так далее...

Приходится людям объяснять — наверное, стоит это сказать, — что у нес в мире есть бесы, которые, конечно, не равная сила Богу... есть Бог... по промышлению, есть бесы... и они, вот, действуют через таких людей, и, вот, совершенно разными методами, как оказалось.

А чем отличаемся мы? Что мы в Церкви служим Богу, как Отцу. И тут, прям, приводятся слова Луки Крымского на ум: «Не бойтесь просить у Отца вашего Небесного на всякую потребу».

Вот, зачем люди приходят, ставят свечки... наверное им... я не очень это понимаю, я с самого детства в храме... но мне кажется, что им стыдно у Господа просить. Вот, они, как-то, мало ходят... о духовном не просят... а, тут: «Дай мне... машину, квартиру, картонку и маленькую собачонку!» — вот, что-то просят... и, вот, для этого надо обязательно что-то сделать... Если мы, вот, с таким подходом — это магия. Зачем нам магия в Церкви?

Нет, мы приходим к Богу. Что такое свеча? Это жертва на храм. Вот, как... Господь стоял, вдовица принесла две лепты, и Он сказал: «Она больше всех положила...» — ну, вот... здесь — пожертвование. Это — символ. Символ горения нашей молитвы. Напоминание об адских муках, да? Чтоб нам смиряться... как, вот... «Держи ум свой во аде, и не отчаивайся».

И когда есть правильное понимание, то и все наши обряды приобретают замечательный, такой, окрас, что молитва — это обращение к Богу. Потому, что сами мы... ну, не умеем так молиться.

Свечку мы ставим — чтобы какую-то жертву принести... какое-то действие, чтобы напомнить себе о том, что нас ждёт, если мы не будем спасаться.

Акафисты читаем — потому, что это радостно: святому воспеть, и помощь от него какая-то ещё — плюс в этому — приходит.

А когда мы делаем... магия — что такое? Ну, вы, наверное, знаете примерное определение, да? Что это, когда определённый набор слов, сказанный в определённом порядке, в определённом количестве, в определённое время, или определённое действие — заставляет «высшее» существо тебе что-то сделать.

К.Мацан:

— Магия — это формула. Если формула сделана правильно, то предполагается результат. Если не правильно, то он не предполагается. Тут нет никакого личного участия. Вот, Гарри Поттер правильно взмахнул палочкой и заклинание сказал, и вот — пёрышко подлетело. Неправильно — не подлетело. Можно быть в любом состоянии души, в любом состоянии сердца — это неважно для магии.

А религия, вера — это про сердце, именно. Про твоё отношение к тому, что ты делаешь.

О.Герасим:

— Да... я чуть-чуть не договорил... важная мысль, что — «заставляешь» Бога. Я сказал, и, вот, хочется чуть-чуть развить, и закончим уже эту тему, не очень приятную.

Заставляешь... как можно Бога, святых «заставить»? Можно просить, как друзей. Вот относиться к ним, как к Друзьям и Отцу. Да, вот, это будет, наверное, самым правильным. С таким отношением.

К.Мацан:

— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу!

Священник Герасим Захаров, клирик храма Казанской иконы Божией Матери в селе Пучково в городе Троицке в Новой Москве, сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

В студии у микрофона была моя коллега Кира Лаврентьева, и я, Константин Мацан.

До свидания! До новых встреч на волнах Радио ВЕРА!

К.Лаврентьева:

— Всего хорошего!

О.Герасим:

— До свидания!

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• О чем мы поем?
• «Венчание». Священник Иаков Белый-Кругляков
• «Радость». Наталия Инина