«Путь к священству». Игумен Михаил Семёнов

У нас в гостях был наместник мужского монастыря Спаса Нерукотворного пустынь в селе Клыково Калужской области игумен Михаил Семёнов.

Наш гость рассказал о своем пути к вере, о решении стать монахом сразу после того, как впервые посетил монастырь, а также о знакомстве и общении с прозорливой старицей Сепфорой, видевшей при жизни Богородицу.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, здравствуйте, уважаемые друзья, в студии у микрофона Кира Лаврентьева...

Кира Лаврентьева:

— Добрый вечер!

Константин Мацан:

— И я Константин Мацан, добрый вечер, в гостях у нас сегодня игумен Михаил (Семёнов), наместник мужского монастыря Спаса Нерукотворного пустынь в селе Клыково в Калужской области, добрый вечер.

Игумен Михаил (Семёнов):

— Добрый вечер.

Константин Мацан:

— Напомню вам, отец Михаил, и нашим слушателям, что в этих беседах, которые мы во вторник, в 8 вечера с Кирой на волнах Радио ВЕРА ведём, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что человек стал священником, каким дальше был этот путь, с какими вопросами, поисками, открытиями о себе, о вере, о Боге этот путь был сопряжен. Вот об этом обо всём сегодня хотелось бы с вами тоже поговорить. Обычно путь человека к вере и в вере состоит из этапов, каких-то встреч, каких-то открытий, каких-то важных событий, которые как такие межи, столбы отсчитывают духовный путь. На какие бы главные этапы вы бы разделили свой путь?

Игумен Михаил (Семёнов):

— Вы знаете, все началось с раннего детства. Я никогда не был атеистом, у меня никогда не было осознания отсутствие Бога, это все благодаря, конечно, моей бабушке Евфросинии, которая мне с детства всегда рассказывала про Иисуса Христа. Это были такие вечерние беседы, мне было очень интересно. Тогда было детское впечатление, она говорила: «Господь над тобой наблюдает», и представьте, я был ребёнком, во сколько ребёнок бегает? В два — в три года я бегал вокруг дома, забегал за угол и смотрел: смотрит Господь или не смотрит?

Константин Мацан:

— А вы куда смотрели?

Игумен Михаил (Семёнов):

— В небо, конечно. Я же понимал, что если Господь наблюдает, то он где-то прячется, я же Его не вижу, значит, надо куда-то за угол забежать и подловить Его. Подловить, чтобы Он не успел спрятаться. Но это такое детское впечатление. Всегда душа была наполнена присутствием Божьим, у меня на протяжении всей моей жизни было ощущение присутствия Божьего. Всякие были истории в жизни, и подростковый период, когда хочется какого-то юношеского драйва получить, но все равно я очень чётко чувствую руку Божью. Как пример тому, я всегда носил крестик, с раннего детства у меня было желание, до школы носил крестик на теле, а когда пошёл в школу, то мама объяснила, что там нельзя, мне его зашили в карман пиджака, но это было для меня очень важно. Носил этот крестик, когда я был подростком, я уже ничего не боялся, опять носил крестик. Если я что-то совершал, не очень хороший проступок, то я терял крест. Для меня это был явный знак того, что я перешёл какую-то грань. Да, тогда, конечно, не было такой практики воцерковления, где можно было бы пойти на исповедь, рассказать все батюшке, потому что храмов было мало, я жил в Крыму, я жил в посёлке, в 40 км от Симферополя, и чтобы сходить в храм, надо было, чтобы мама в какой-то выходной день спланировала поездку. Мы ехали туда, в Симферополе было всего три храма, храмы всегда были битком. Как я помню, это же Крым, жарко, мы потные. Это надо было выстоять в таком, как селедка в банке.

Константин Мацан:

— Одновременно и подвиг, и паломничество.

Игумен Михаил (Семёнов):

— Да, да. Это было. И, естественно, это все проходило не так, как хотелось бы. Священники не могли уделять всем внимание, до каждого достучаться, чтобы всем все подробно рассказать. Хотя мне лично всегда было интересно, я, уходя из храма, задавал маме вопрос. Я говорил: «Мама, а почему мы не можем со священником пообщаться?» То есть у меня была детская мечта не просто сходить в храм и отстоять службу, выполнить то, чего я не понимаю, по-честному. Ребёнок не понимает, что с ним происходит. Мама: иди на исповедь, иди причащайся, а что это происходит, зачастую дети, наверное, даже сейчас не понимают, если им подробно не объяснить детально, образно. Чего взрослые почему-то не делают. Сказали — иди, значит, иди. А для чего иди? Это очень плохо. Ребёнку нужно все очень наглядно и подробно объяснять. И вот это была детская мечта — общаться со священниками. Она так и осталась. Такой возможности нет, потому что в нашем посёлке храма не было. Да, мы ездили в храм, да, мы причащались, мы участвовали в каких-то богослужениях, но это было несколько раз в году, когда мама находила возможность. Затем я окончил школу, пошёл в армию, и уже в армии, когда я находился, это уже 90-й год, 91-й, мне родители писали письма о том, что они были инициаторами открытия храма в нашем посёлке. То есть там когда-то храм в посёлке был, из него сделали детский садик, потом в перестроечное время этот садик закрыли, и вот родители, ещё группа людей, были инициаторами, чтобы отдали это здание, они открыли это здание, минимально сделали какой-то ремонт. И у владыки они тогда попросили священника, отец Сергий Матвиенко, который сейчас является настоятелем этого храма, в посёлке Октябрьском, Красногвардейского района, храм «Достойно есть». Я, читая эти письма, думал: как здорово, наконец-то исполнится моя мечта. Я вернусь домой, и у меня будет возможность общаться со священником. Детское впечатление было, что священники — самые умные, что они самые грамотные, потому что они знают какую-то тайну. Раз они с Богом общаются, значит им открыта тайна. Другим не открыта, а им открыта. Это было детское впечатление, это детское впечатление длилось до того времени, пока я уже не стал, вернувшись из армии, познакомился с отцом Сергеем, отец Сергий был не намного старше меня, лет на пять. Молодой, ревностный священник, с молодой женой, с матушкой Ольгой, на тот период времени у них было двое маленьких деток. И вот они начинали возрождать этот храм. Вот так началось моё воцерковление. Я, вернувшись из армии, не мог напитаться, насладиться этой церковной жизнью. Зная, в своем посёлке каждый квадратный метр, заходя на территорию вот этого церковного двора, это был оазис, это был другой посёлок, это было другое измерение. Я попадал в другое измерение. Это другие люди, другие разговоры, другие принципы, другое общение, ты безусловно получал благодать, которая просто окутывала каким-то облаком. Это была какая-то райская территория для меня, человека, вернувшегося из армии, из каких-то советских привычек, из каких-то таких отношений, которые были всегда не братолюбивыми, извините, в армии. Там совершенно по-другому строились отношения. И из армии, из этих жёстких условий попасть в райские отношения, братские, я был просто окутан этой любовью, общением, теплотой. И, конечно, я оттуда не хотел уходить. Я у отца Сергия напросился хоть на какую-нибудь работу, тогда я так это понимал, что только больше времени проводить в храме. Конечно, я в 21 год ничего не умел делать по строительству, но я очень хотел, старался, что-то делала, помогал, что мог. Но больше мне это нужно было не для того, чтобы деньги заработать, а для того, чтобы находиться в храме, потому что мне Господь дал ощущение вот этого райского места.

Кира Лаврентьева:

— Голод по Богу был у вас очевидно. Прямо с самого раннего детства.

Игумен Михаил (Семёнов):

— Я думаю, что все люди этого хотят, только не понимают — как. Все хотят иметь рядом добродетельных людей. Я думаю, что все этого хотят. Допустим, девушка выходит замуж за парня, она же хочет в нём видеть добродетельного мужа. Хочет. Парень женится на девушке. Он что хочет от неё?

Кира Лаврентьева:

— Чтобы она была доброй женой.

Игумен Михаил (Семёнов):

— Да, чтобы она была доброй женой, чтобы были добрые детки. Все этого хотят, но только никто этого не делает. А всё-таки христианство и люди, которые стараются искоренять в себе грех и борются со своими страстями, они как раз стремятся к этой духовной чистоте, жить по любви. Вот это самый главный принцип, который христианство дает возможность. Да, кто-то достигает, кто-то останавливается, впадает в какое-то неофитство или ересь, тут уже в зависимости от того, какая страсть человеком обладает.

Кира Лаврентьева:

— Отец Михаил (Семёнов), как так получилось, что вы поехали трудником в Оптину Пустынь?

Игумен Михаил (Семёнов):

— Это все в меру моего характера. Я всегда был человеком, быстро принимающим решение. Я не мучался с решениями, как мне сделать: так или по-другому? Так сложилось, что я для себя решил, что я по любому буду что-то делать около церкви. Единственное, будучи молодым человеком, у меня было два понимания. Заняться бизнесом? Это девяностые годы, начало девяностых, и помогать строительству храма, либо самому пойти в церковь и что-то делать самому в церкви. Был какой-то период, когда я для себя решал, какой у меня путь. Я понял, что занимаясь бизнесом, этого чистого пути не будет. Там все будет наполнено и лукавством, и всем остальным, и воровством. Все через это прошли, и любой бизнесмен, приходилось ему переступать через свою совесть, они от этого только страдают. Тогда и был как раз период времени, когда именно церковь нужно было возрождать, не бизнес выстраивать в нашей стране, не богатство приумножать, а именно нужно было закладывать камни в нашей церкви. И я для себя решил, что я иду.

Кира Лаврентьева:

— Прямо в монахи?

Игумен Михаил (Семёнов):

— Нет. На первом этапе нет. Потому что я про это, если честно, ничего не знал. Потому что, вернувшись из армии, у меня был период времени, наверное, полгода, когда я просто обильно читал. И читала взахлёб.

Кира Лаврентьева:

— Ещё в Крыму?

Игумен Михаил (Семёнов):

— Да. Я вопросами засыпал отца Сергия. Он на тот момент не скажу, что он был богословски подкован, но был очень прилежный священник. Он не на всё мог ответить, и он просто по вечерам сидел, листал святых отцов. И я на следующий день приходил, он мне выдавал пачку книг. И мне на несколько месяцев этого хватало, чтобы все это освоить. И когда я уже достаточно напитался, я понял, что с этим нужно что-то делать.

Константин Мацан:

— Игумен Михаил (Семёнов), наместник мужского монастыря Спаса Нерукотворного пустыни в селе Клыково Калужской области, сегодня с нами и с вами в программе с

«Светлый вечер». А какие вопросы у вас были? Что вас тогда, по молодости, интересовало? Это были вопросы богословские, это были вопросы: как устроена церковная жизнь? Или это были сомнения какие-то?

Например, есть же вопросы: «Зачем целовать руку священнику?»

Игумен Михаил (Семёнов):

— Не то и не другое. Это сохранилось ещё детское любопытство, поиск тайны, я искал тайну. Тайна, которая зародилась, как устроено Царствие Божие, мне хотелось узнать, потому что все эти вопросы: догматические, исторические, какие-то противоречия сектантские на тот момент меня вообще не интересовали. Меня интересовало устройство Царствия Небесного. Читая разную литературу, я соприкасался с разными этапами из истории церкви, что меня крайне удивляло, что были какие-то ереси, расколы. Но я тогда не придавал этому значения, это не тот уровень, который меня тогда интересовал. Мне хотелось понять сам вопрос: как правильно верить? Кто такой Бог? Как Он выглядит? Вот что меня тогда интересовало. Вы поймите, те семинаристы, которые сегодня получают образование, не понимая, как устроен Бог, они получают образование, но они не получают веру. И когда либо молодые священники, либо семинаристы уходят просто из церкви, правильное им дали образование? Может быть, надо было начинать

с закона Божьего, чтобы они просто осознали присутствие Божие, стали верующими, богобоязненными людьми, а потом уже накладывать знания. А у нас накладывают знания, за это получают отметки, а извините, не всегда люди верующие. Если бы это так было, то, наверное, у нас в истории не было бы Сталина, семинариста, Калужская семинария прославилась после революции тем, что они первые, кто создали комитет безбожников, вот как им знания помогли в этом случае? Если они были неверующими.

Константин Мацан:

— А какие ответы вы для себя находили на этот вопрос? Ведь даже сама формулировка: как устроен Бог, она требует какого-то объяснения, понятно, что вас тогда это интересовало, но что вас тогда удовлетворило как ответ?

Игумен Михаил (Семёнов):

— Понимаете, вы хотите услышать от меня логику. В вере нет никакой логики. Это все на уровне ощущений и какого-то внутреннего осознания, которые даже языком передать сложно. То, что я тогда получил, то, что я осознал, я хотел — и мне Бог дал. Я получил очень глубокую веру. Я испугался, потому что я уже не мог быть бизнесменом, я уже не мог заниматься чем-то другим, я понимал, что всё, вот оно: ты хотел, ты получил. Там не столько книги, сколько Господь дал внутреннее осознание веры. Я это даже языком выразить не могу. И на протяжении всей моей жизни, и сейчас, Господь ведёт меня так, как я этого желал. Он дает то, что я желал. Причём здесь наука? Причём здесь образование?

Константин Мацан:

— А вопроса не было ни про образование, ни про науку, а про то, на что был тогда направлен вектор интереса? Ведь нас слушаю сейчас люди, которые первые шаги в вере совершают и теми же вопросами задаются.

Игумен Михаил (Семёнов):

— Я как желторотый птенец глотал всё, что у меня было. Я не разбирал. Вот какая книга появлялась: я её читал. Пока её от корки до корки не прочитывал. Я столько в себя вложил, что когда я приехал в Оптину пустынь, чему я удивился, что многие монахи просто ничего не читают. Меня это поразило. То есть люди строят абстрактную какую-то жизнь духовную, не имея глубинного вот этого богословия, внутренних знаний. То, которое дает Бог людям, это не книги, ещё раз повторюсь. Вы все пытаетесь найти формулу — нет этой формулы. Человек желает — Бог дает. Не желаешь — Бог не дает. Книги здесь не помогут. Мы все читаем одни и те же книги, одни и те же жития святых, только почему-то святых у нас маловато.

Константин Мацан:

— Какие у вас были впечатления от Оптиной пустыни, когда вы только туда приехали?

Игумен Михаил (Семёнов):

— Хорошие. Это было такое замечательное время вдохновения, когда было какое-то единение среди братии, когда все очень тесно общались друг с другом, не было какого-то разделения, был очень хороший подъём. Все искренне трудились, трудники, которые приезжали, паломники. Такое время было подъемное, конечно. Духовно подъемное.

Кира Лаврентьева:

— Интересно ваше знакомство с матушкой Сепфорой. Вы же сначала просто к ней подбежали как трудник? Как-то мельком, вас ещё Сергеем звали, она говорит: Сергей, Сергей, мы ещё будем с тобой вместе жить. Это так удивительно.

Игумен Михаил (Семёнов):

— Ну да, вы знаете, опять же, читая святых отцов, я понимал, что духовные знания не в книгах, а у старцев. И мне хотелось вот как бы прямого общения со старцем. То, с чем я приехал в Оптину пустынь — это именно учиться духовному. Не знания получать, я мог бы в семинарию поступить, не знания получать, а учиться именно духовному, Тому, что Бог дает.

Кира Лаврентьева:

— Перенимать дух.

Игумен Михаил (Семёнов):

— Да. Но когда я приехал, в Оптиной пустыни отца Илия не было. Он как раз в это время лечился в Крыму. И какое-то продолжительное время его не было.

Кира Лаврентьева:

— Поменялись вы местами.

Игумен Михаил (Семёнов):

— Да. А приехала схимонахини Сепфора. И слух разошелся по монастырю, что приехала старица. Все тогда хотели что-то услышать о себе, какое у тебя будущее. Потому что если человек прозорливый, все понимали, она может знать, что тебя ждёт в будущем. И я тоже этого хотел. Я тоже пришел в здание, в котором она находилась, это было больничное помещение, оно и сейчас там находится, когда заходишь в монастырь с правой стороны, там корпус больничный. И вот она там принимала. Я постучался, вышел какой-то монах и спросил: что ты хочешь? Я ответил: к матушке Сепфоре. Он мне говорит: «Да ты что? Здесь игумены в очередь стоят, иди отсюда». Я ушел. А на следующий день я выходил из Введенского храма, нас там было человек пять трудников, и кто-то из трудников говорит: смотри-смотри, старицу ведут, пойдём, возьмём благословение. Я был на тот момент неофит. Я многого не знал, меня это смутило, я думал: как у женщины брать благословение? Но я сзади пристроился, смотрю, матушка Сепфора троеперстием просто крестит людей, не дает руку целовать, просто крестит. Люди подходят: «матушка, благословите», она просто крестит и всё. Ну думаю, ничего страшного. Моя мама точно так же меня крестила, в этом никакой зазорности, противоречий, что что-то нарушается, нет. И я сзади пристроился, она меня перекрестила, потом взяла меня за плечо, ты кто? Она была слепая. Я говорю: я Сергей. Она такая: а что ты здесь делаешь? Я говорю: в экономском отделе помогаю, по всяким делам езжу. Такая пауза. «А нам вместе с тобой жить». Я в каком-то нахожусь в недоумении. А сзади стоит келейница и говорит: «Слушай, слушай, что матушка говорит, она старица». Я не стал ничего расспрашивать, она меня хлопает по плечу, она поняла моё смущение, хлопает меня по плечу и говорит: «ну бегай, бегай пока». И всё, мы расстались. Я ушел в недоумении. Я готов был исполнить благословение, но я не понимал, его просто не понимал. Я пришел к одному послушнику, который матушку знал, ездил к ней в Киреевску. Я говорю: матушка старица? Старица. А где она живёт? На квартире, у дочери. А сколько там комнат? Две. Говорю: ты знаешь, мне матушка Сепфора сказала, что нам вместе жить. Естественно, я не такой глупый, я понимал, что я в Киреевск к ней в квартиру не поеду жить. Жила бы где-нибудь матушка в монастыре, понятно, я бы просто поехал в этот монастырь. Но не в квартиру же дочери. Я на какое-то время это просто забыл. До того момента пока матушку Сепфору не привезли в Клыково.

Кира Лаврентьева:

— История с Клыково у вас тоже потрясающая. Ведь это один из самых молодых монастырей на территории нашей страны. И когда вы туда приехали, там была совершенно непролазная история с дорогами, туда невозможно было добраться на службу обычным людям, весной и осенью там размывало все совершенно. И вам ещё приходилось настоятеля храма, отца Петра, привозить — отвозить, в общем, это было настоящее служение для вас.

Игумен Михаил (Семёнов):

— Да, отцу Петру было очень сложно, ему уже было за 70 лет, он был больной, 11 лет он в лагерях просидел, он бывший почаевский брат, он иеромонах из Почаева, отсидел 11 лет. И мы, когда с ним встретились в Ново-Казачьем, это пригород города Козельска. И вот мы ходили к нему из Оптиной пустыни. Нам не хватало какого-то отцовского тепла. А он был очень мягкий человек, и он предложил нам всем идти с ним в Клыково, чтобы там строить скит. Он был инициатором этого дела.

Кира Лаврентьева:

— А вам не страшно было идти в такую совершенно неперспективную с первого взгляда историю? Когда нет ни еды, ни воды, ни комфорта, вообще ничего. Вы же ещё не были монахом, чтобы принимать такие серьезные решения.

Игумен Михаил (Семёнов):

— Вы знаете, мы же сегодня говорим о каких-то Божьих откровениях? Накануне этого дела недалеко от нашей деревни Оптина пустынь взяла поля — 300 гектар, там деревня Редково, они до недавнего времени были нашими, нашего монастыря поля. Но это не имеет значения. И вот отцы меня благословили, отец Антоний благословил, поля только взяли, их ещё не обрабатывали, и там бывали картавины, то есть для того, чтобы косить сено, нужно, чтобы поле было чистым. И вот я на тракторе с граблями сюда, на это поле, проехаться по участку и разбить все картавины. И когда я проезжал, я увидел вдалеке храм. Мне было очень интересно. Время было, я подъехал к храму, к нему подъехать было нельзя, я внизу оставил трактор, пешком поднялся на эту горочку. Тогда ещё не было ограды, вообще ничего не было. И вы знаете, когда я сел на берегу реки, меня окутало такое тепло, вот чувствую — здесь остаться и умереть. Поэтому когда чуть-чуть позже мне отец Пётр начал рассказывать про это же место, то оно мне уже было близко.

Кира Лаврентьева:

— Вы его уже знали.

Игумен Михаил (Семёнов):

— Да. Я его уже знал. Я вам скажу больше. Я вам открою секрет. Когда я служил в армии, я служил в ракетных войсках, в Германии, и у нас были хранилища головок ракет. И я залез на это хранилище, уже был старослужащим, было лето, тепло, я сел под какое-то дерево, и уснул. Мне приснилось Клыково. Я тогда не мог понять, что мне приснилось, потому что я сам крымский житель, у нас нет таких местностей. То есть из детства я таких местностей не видел. У нас в основном степи и какие-то лесополосы. А что вот какая-то красивая река, поля вот эти, леса, я просто не мог этого видеть. Я тогда не понял этого сна, а когда я приехал в Клыково, все, что я видел, этот сон стал для меня явью. Я увидел те места, которые были во сне. Господь, видимо, заранее что-то там планировал. Мы же не всегда понимаем, что с нами будет. Господь как-то... Видать, надо было Клыково строить, Господь какого-то рядового... Надо туда отправить. Строить.

Кира Лаврентьева:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, дорогие друзья. У нас в гостях игумен Михаил (Семёнов), наместник мужского монастыря Спаса Нерукотворного пустыни Козельской епархии. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева, мы вернёмся через несколько секунд.

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, ещё раз здравствуйте, уважаемые друзья, у микрофона Кира Лаврентьева и я Константин Мацан. В гостях у нас сегодня игумен Михаил (Семёнов), наместник мужского монастыря Спаса Нерукотворного пустыни в селе Клыково в Калужской области. Мы продолжаем наш разговор о пути отца Михаил к священству и в священстве. Вот до священства мы ещё не дошли. Как вас озарило это желание, решение: дерзать, хотеть быть священником?

Игумен Михаил (Семёнов):

— Вы знаете, дело в том, что я-то священником и не дерзал. Я на каком-то этапе для себя принял решение, что я буду монахом. Это было точное решение. Оно возникло после поездки в Троице-Сергиеву лавру, до этого я представления о монастырях вообще не имел. Я читал ...

Константин Мацан:

— Это было все до Оптиной пустыни?

Игумен Михаил (Семёнов):

— Да, я читал, но представления не было, потому что у нас в Крыму были только храмы, монастыря не было ни одного. Я рисовал какую-то картинку в голове, наверное, больше из каких-то фильмов католических, либо буддистских, что-то такое, но полное представление о православном монастыре у меня не было. И у меня сложилась поездка к моему родному старшему брату Геннадию, который живёт и сейчас в Долгопрудном. Отец Сергий попросил: ну ты будешь у брата, съезди в Троице-Сергиеву лавру, купи литературы. Тогда купить было просто ничего невозможно, ничего не было. Я говорю: хорошо. Я посетил брата, взял рюкзачок и поехал в Троице-Сергиеву лавру на электричке. Когда я вышел из электрички и прошел улицу, когда мне открылась это панорама монастыря, я просто заплакал. Я просто прослезился, потому что ничего красивее я в жизни не видал. Первая мысль: извините, это невозможно построить корыстно. Это можно было построить только бескорыстно, не имея никакой выгоды. То есть кто в этот монастырь какую-то выгоду вкладывал? Это первые мои мысли. Это просто слава России, слава русского народа, и что монастыри и являются каким-то фундаментом жизни, духовной жизни русского народа. И не только Троице — Сергиева лавра, любой монастырь, но на тот момент я увидел Троице-Сергиеву лавру и увидел: вот она Россия, вот она в чем Россия. И когда я в первый раз вошёл в монастырь, я оказался в 16-м веке. Мужики с бородами, в каких-то фуфайках, в каких-то кирзачах, бечёвкой подпоясанные, какие-то ленточки на волосы привязаны, я увидел 16-й век, я больше ничего не увидел. Я не знал, куда иду, я просто шел по прямой, естественно, я дошел до храма, где находятся мощи преподобного Сергия, я не знал, что такое мощи. Я просто раньше читал, что есть какие-то мощи, ноль представления. И я зашёл в храм, долгое время, минут 40 я просто стоял и рассматривал купол. Росписи, которых я в жизни не видел. И только спустя 40 минут я голову опустил вниз и увидел, что куда-то идёт очередь. Я спросил: а куда очередь? К мощам. Каким? Преподобнаго Сергия. Ну я пристроился, пошёл, приложился. После того, как я приложился, я из монастыря не мог идти. Я из храма вышел, я понимал, что надо куда-то идти, книги какие-то покупать, что-то делать надо. Ну всё, я понимал: а зачем? Я долгое время внутри маялся. И один голос говорил: книги покупать и ехать к брату, а другой голос говорил: а зачем? Всё, здесь живи и всё, что тебе? Что тебе не хватает в жизни? И я с каким-то чувством дошел до ворот, но всё-таки меня что-то внутри ломало. И я увидел какого-то монаха, он был в застиранном подрясничке, не в грязном, но в таком застиранном, рабочем подрясничке. И у меня возникло, что надо что-то спросить. Что — не знаю, но надо что-то спросить. И когда я подошел, я ничего другого не вымолвил, кроме того, как спросить: как стать монахом?

— Константин Мацан:

Хороший вопрос.

Кира Лаврентьева:

— Ничего себе. Резкий поворот.

Игумен Михаил (Семёнов):

— И он так запросто как-то по-братски говорит: а ты откуда? Из Крыма. Всё, где твои вещи? Давай, поехали, мы сейчас скит строим. И он меня ранил вот этой своей простотой, вот как будто бы он 100 лет меня знает, он мой друг, просто я встретил друга: всё, поехали с другом, будем сейчас чего-то строить. Я замежевался, говорю ему: прости, мне книг надо купить, мне надо вернуться, я понимал, что я не могу совсем все бросить. Но у меня такой характер, надо всё-таки закончить начатое. Но он меня ранил. Всё, я уехал и ни о чём другом думать больше не мог.

Константин Мацан:

— Ранил в хорошем смысле слова.

Кира Лаврентьева:

— Да, он тронул вас.

Игумен Михаил (Семёнов):

— Никаких других мыслей у меня не было. После этой встречи никаких других мыслей не было, как вернуться в монастырь. Просто нужно было вернуться домой, объясниться, книг привезти, родителям как-то надо было объяснить, что никакой свадьбы не будет, что внуков не будет.

Константин Мацан:

— Как родители восприняли?

Игумен Михаил (Семёнов):

— Ну как? Ужасно. Они же ждали внуков. Все родители чего ждут? Внуков.

Кира Лаврентьева:

— Ну и они же продали свое жильё, чтобы помочь монастырю?

Игумен Михаил (Семёнов):

— Но это все потом.

Кира Лаврентьева:

— Но это очень серьезная деталь во всей этой истории.

Игумен Михаил (Семёнов):

— Да, но это немножко потом. Я пытаюсь говорить поэтапно, чтобы было все понятно, потому что если не объясню одного, не будет понятно другое. Я пытаюсь выстроить канву.

Кира Лаврентьева:

— Вы вернулись в итоге в лавру?

Игумен Михаил (Семёнов):

— Да, я приехал домой, я должен был как-то всем объяснить, что со мной произошло. Это сложно было объяснить, даже рассказов об этом отцу Сергею, отец Сергий это воспринял несерьезно. Ну что могло произойти с человеком за какую-то недельную поездку? Я это не мог объяснить. Единственное, он говорит: ты себя проверь. Это серьезное твое намерение или эмоциональное. Он дал мне месяц, я ходил, я всё-таки решил быть монахом. Я сделал себе из верёвки, на узелки чётки наплёл себе, я плести не умел, но навязал себе узелков, кто-то мне собаку подарил, у меня был такой вечерний моцион, я гулял с собакой и читал Иисусову молитву по пустому посёлку. Самое интересное, что он был пустым. Не знаю, почему, но в тот момент, когда я выходил, он был пустым. Я что начал замечать. Что как только я начинаю читать Иисусову молитву, собака рвётся куда-то, она меня отвлекает. Я понял, что это просто искушение, я его привязал к дереву, и ходил сам, молился уже без собаки. У меня настолько было внутренняя теплота, что я не хотел уже с ней расставаться. Я просто с этим чувством уже не хотел расставаться. Я не хотел ни к чему возвращаться, понимаете? Да, родителям пришлось чуть-чуть позже объяснить. Сначала не поняли, потом я серьёзно с ними поговорил, объяснил. В конце концов, родители у меня, слава Богу, здравомыслящие люди, они меня благословили. Когда я уже благословение получил, я уже собрался ехать. Но куда? В Троице-Сергиеву лавру. Я же Сергей. Он мой святой, значит надо туда ехать. А так получилось, что отец Сергий тоже со мной собрался туда ехать. Мы поехали вместе. Но я же собрался быть монахом. Но монахам же ничего не надо, я ничего не взял с собой, паспорт не взял, а когда приехал в Троице-Сергиеву лавру, выяснилось, что нужен паспорт. Я же думал: монахам зачем паспорта? Благо, что у отца Сергия был паспорт, мы в гостинице переночевали, он собрался уезжать, но это один момент, а второй момент — я, когда второй раз приехал в Троице-Сергиеву лавру, то это был уже не 16-й век, а это были негры, китайцы, фотоаппараты, суета, я увидел другой монастырь. Туристы. Я говорю: отец Сергий, я ничего не передумал, но я здесь не хочу оставаться. Только не здесь. Тогда он меня благословил в Оптину пустынь. Я понятия не имел о ней, даже ничего не читал. Он говорит: я там был, я там все уже знаю, там отец Мелхиседек, я с ним знаком, приедешь, расскажешь, что я из Крыма, он тебя примет. Я доехал до Тулы, потом на автобусе на перекладных до Калуги, потом до Козельска. С Козельска я пешком пошёл в Оптину пустынь. И когда я пришел, как раз в храме уже пели «Отче наш». И мне кто-то говорит: с праздником тебя! Я говорю: с каким? Ты что? Ты куда приехал? Я говорю: в Оптину. Сегодня память преподобного Амвросия! То есть я приехал как раз на праздник преподобного Амвросия. Наверное, Господь как-то вёл. И все было очень интересно.

Константин Мацан:

— А расскажите чуть подробнее в оставшееся время о вашем общении с матушкой Сепфорой. Потому что фигура легендарная, всем известная, старица, прозорливица.

Кира Лаврентьева:

— Что это за жизнь вообще со святым человеком?

Игумен Михаил (Семёнов):

— Давайте начнём с того, что это все благословила Матерь Божья. Чтобы было понятно, что это не матушка Сепфора захотела, и это не мы её уговорили, потому что в Оптиной пустыни покойный архимандрит Венедикт готовил ей в скиту домик, келейницу, она об этом знала, она очень любила Оптину пустынь, она ей дорожила. Но она меня сразу предупредила: ты не думай, меня Матерь Божья благословила в Клыково, я в Клыкове буду. Это было её послушание. Мы как раз в 93-м году пришли в Клыково, и в 93-м году матушка молилась в своей комнатке в квартире дочери в городе Киреевске о том... Понимаете, человек всю жизнь хотел жить в монастыре, но так жизнь сложилась, что она выходит замуж, дети, внуки, и даже приняв монашество, она всё равно не бросает семью, она всё равно продолжает жить у дочери в квартире. Да, она молится, она ведёт монашеский образ жизни, но это все в мирской среде, среди мирских людей, не близких тебе по духу. И матушке всегда хотелось иметь близких по духу людей: монахов, монахинь. И она, зная день своей кончины, она знала день своей кончины, она молится Матери Божией о том, чтобы Матерь Божья хотя бы в конце её жизни благословила пожить в монастыре. И Матерь Божья ей является в 93-м году, это не сон, это не привидение, она является в комнате, беседует с матушкой Сепфорой и говорит о том, что ты не переживай, ты в миру не умрёшь, жди, за тобой приедут священники из Клыкова. Это 93-й год. Мы в 93-м году приходим в Клыково. Но даже если бы мы в 93-м году приехали, поселить матушку было негде. Потом, представьте себе, что она получает от Матери Божьей благословение и два года ждёт, она могла бы попросить чад найти это Клыково, сесть на машину, приехать, и сделать все сама. А что её благословила Матерь Божья? Ждать. Вы понимаете? Вот мы иногда хотим быть духовными, мы любим поступать по-своему. Наша же воля должна всегда главенствовать. И Господь нашей волк должен угождать. А вот когда человек духовный, когда человек высокодуховный, то он как солдат. Сказано — сделано.

Константин Мацан:

— Игумен Михаил (Семёнов), наместник мужского монастыря Спаса Нерукотворного пустыни в селе Клыково Калужской области сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Итак, мы спрашивали вас о жизни матушки Сепфоры, и вы начали очень интересно рассказывать.

Игумен Михаил (Семёнов):

— Я до приезда в Киреевск, о том, что есть благословение Матери Божией не знал. Я ехал совсем по другому поводу. Хотя, конечно, были какие-то... Общаясь с отцом Илием, он меня один раз спросил: ты знаешь матушку Сепфору? Я говорю: знаю. Езжай к ней, она вас будет окормлять. Я не понял. Общаюсь с отцом Илием регулярно, нужды в окормлении сторонним нету. И что он благословил — я не понял. Да и ехать было не на чем, у нас машины не было. Но когда у нас возникли трудности, у меня был помощник, тогда он тоже был Сергеем, сейчас он игумен Никон Краснов, село Шалово, Мещовского района, настоятель храма. Возникло общее мнение, что надо ехать к молитвеннице. А матушку Сепфору все знали как великую молитвенницу. У нас возникло такое желание, прямо энтузиазм, и мы поехали молитв о помощи просить. И мы на перекладных, на каком-то поезде из Козельска до Тулы, в общем, на перекладных добирались. Доехали до этого Киреевска. Отец Никон матушку Сепфору знал больше, потому что он в Клыков пришел немножко позже, и ездил по Оптинским делам тоже в командировки, очень часто заезжал и ночевал у матушки Сепфоры. То есть он знал её ближе, больше, чем я. У меня была только одна встреча, про которую я уже рассказал, когда она меня благословила, что мы вместе будем жить. И когда мы приехали в Киреевск, он зашёл, взял благословение у матушки Сепфоры и пошёл на кухню. Я зашёл второй. Ну сидит такая согбенная маленькая старица, тогда ей было 99 лет. Ты кто? Я говорю: Феодосий. Я тогда был инок Феодосий. Она говорит: какой Феодосий? Вопрос был мне тоже понятен, потому что к ней ездил монах Феодосий из Оптиной пустыни, он был келарем. И она уточнила: какой Феодосий? Я говорю: клыковский. Она говорит: как клыковский? Представляете, она соскакивает с кровати, как девчонка, прыгает, в ладоши хлопает: слава Богу, слава Богу, приехали! Я сижу в недоумении: Ну приехал какой-то Феодосий с какого-то Клыкова, не понятно: с чего радость — то такая? А она прыгает, скачет, радуется, цветёт. Потом она успокоилась и стала мне всё объяснять. Она меня до утра не отпускала. Я вам могу сказать, что вот всё, что сейчас в Клыкове, я в первую ночь об этом обо всём узнал, услышал. Она мне все рассказала. Она мне просто все рассказала. Наперёд она всё знала. Вы знаете, матушка Сепфора — это тот человек, мне кажется, у неё не было граней духовных возможностей. О ней много можно разговаривать. Именно об этом качестве. Ну вот если вы это на свое радио пустите, то я расскажу. Естественно, меня где-то глодало сомнение. Ну встретился, она мне какие-то откровения говорит, я её ещё плохо знаю, и обсуждаю что-то, я употребил такую дежурную фразу, которую многие священники говорят: надо взять благословение. Я тогда сказал, там, ну, у Иоанна Крестьянкина. Она мне говорит: а я тебе что, не старица? Я свое место знаю, я вторая. То есть по духовной значимости, по иерархии старческой. Я, пытаясь узнать, кто первый, начал перечислять всем вам известные имена. Нет. Какой-то затворник, которого никто не знает. Вот он первый. Но даже вторая среди нам всех известных старцев — это очень серьёзно. Это та недооцененная святая, которую мы сейчас ещё не канонизировали, мы даже её жизнь не понимаем, потому что всех смущает, что она вела мирскую жизнь. Дочери, внуки, какая духовная жизнь?

Кира Лаврентьева:

— Но есть такие святые. Семейные.

Игумен Михаил (Семёнов):

— А глубина духовной жизни в том, то она за всю свою жизнь никогда ничего не делала по собственной воле. И вторая её черта — она была подражательница Матери Божией, она никогда ни о ком плохо не думала. Она просто не грешила. Вот как вам так: святая, которая никогда не грешила? Даже в мыслях. Она просто плохо не думала о людях, вообще никак. Вот просто никак. Это такой позитивчик. Вот даже общаясь с ней, это просто цветочек такой, извините, мне тогда было 23, ей 99, но вот этой грани не было, потому что в таком возрасте старичок — это такой уже маразматический человечек, который чудит, а тут ясный ум и не женский, не чувственный, потому что женщины любят иногда играть своими манерами чувственными. А это такая мягкая и любвеобильная, с одной стороны, как женщина, а с другой стороны, очень чёткая. Там компромиссов нет. С ней нельзя заигрывать как-то, всё, она очень строгая в этом плане. Вот такая святая.

Кира Лаврентьева:

— Вы изменились рядом с ней? Вот человек, который был до жизни с матушкой Сепфорой и стал после её ухода — это один и тоже человек?

Игумен Михаил (Семёнов):

— Тут ушат благодати и всего, что на меня вылилось, я освоить сразу не мог. Извините, я не мог за полтора года жизни с матушкой Сепфорой стать святым человеком, я не мог. И потому, всё, что она говорила тогда — это до сих пор вкладывается. Оно до сих пор вкладывается. Любому человеку, который хочет изменить свою жизнь в духовном плане нужен образец. Книги не помогут. Извините, книги не помогут. Они не тот уровень образца. Они к чему-то другому приведут, но не к святой жизни.

Константин Мацан:

— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Напомню, игумен Михаил (Семёнов), наместник мужского монастыря Спаса Нерукотворного пустынь в селе Клыково Калужской области был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона были Кира Лаврентьева и я Константин Мацан, спасибо, до свидания.

Игумен Михаил (Семёнов):

— До свидания, всего хорошего.

Все выпуски программы Светлый вечер

Другие программы

Актуальная тема