Поделиться
Прокопий Пащенко
У нас в гостях был насельник Соловецкого монастыря иеромонах Прокопий (Пащенко).
Наш гость рассказал, как на формирование его отношения к жизни в юношестве повлияли сложные 90-е годы, как почти случайно он оказался в Соловецком монастыре, и открыв в нем для себя новый мир, остался здесь, принял монашество и стал священником.
Ведущая: Кира Лаврентьева
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Что значит „быть солью земли“?» Иеромонах Макарий (Маркиш)
- «Взаимопонимание в семье». Священник Дмитрий и Ника Кузьмичевы
- «Предательства в эпоху Смутного времени»
К. Лаврентьева
—"Светлый вечер" на радио «Вера», здравствуйте, дорогие друзья. Меня зовут Кира Лаврентьева, и я с радостью представляю вам нашего сегодняшнего гостя — иеромонаха Прокопия (Пащенко), насельника Соловецкого монастыря. Здравствуйте, отец Прокопий.
Иером. Прокопий (Пащенко)
—Здравствуйте.
К. Лаврентьева
—Мы говорим, дорогие друзья, как все вы уже, наверное, знаете, в это время, по вторникам в 20:00 всегда о пути к священству наших дорогих и уважаемых гостей. И мы очень любим эту программу, и любим слушать наших замечательных гостей, потому что это всегда удивление, это всегда чудо какое-то, когда ты видишь путь человека, который иногда очевидно не ведёт к священству с детства, и, как мне кажется, сегодня отец Прокопий у нас как раз тот случай, когда не было папы-священника, дедушки-священника, духовной семинарии и духовной академии, и как-то всё более-менее логично и поступательно. Вот такой у нас сегодня будет разговор, и говорить мы будем не только о пути к священству, но и о пути к монашеству. Отец Прокопий, простите сразу заранее, но не могу не спросить: а с чего всё начиналось?
Иером. Прокопий (Пащенко)
—С 1990-х началось всё. Не хочу говорить штампованные фразы о духовном вакууме, но в рассказах о 1990-х, при всей их правдивости, есть и какая-то неправда. Несмотря на то, что многое было нестабильным, люди, которые жили в те годы, многие из них, ну, были на высоте, я бы сказал, если не брать веру, а в такой просто жизни человеческой? И учителя в школе, пусть они были неверующие, соседи, с которыми мы жили, у них были достаточно высокие моральные качества: можно было спокойно оставить ключи от квартиры у соседа, спокойно попросить его о том, чтобы он посидел с твоим ребёнком, но, соответственно, может, это будет звучать банально, но когда в твоём окружении нет ни одного человека, который, действительно, мог бы тебя вывести за уровень этой бытности: качалки, телевизора, прогулок. Был у меня один товарищ, который всё время мне говорил: Паша — меня тогда Ппшей звали — тебе надо на исповедь. Я говорил ему: ты больной, что ли, какая исповедь?! Он пытался мне что-то объяснить, но я видел людей, котррые ходят в храм, при этом, у них какая-то дичь в жизни творится, но связи со своей катастрофой они не видят. И могу привести в пример одного своего знакомого: он просто стал тренироваться, как ему казалось, ножевым боем на кухне, в воображении своём он резал людей и отрабатывал какие-то удары. Со временем он начал сходить с ума, у него появилась какая-то агрессия, он стал бояться того, что на него сейчас кто-то кинется. Но уровень нашего познания о духовной жизни, и даже о душевном устроении человека был настолько низок, что даже очевидная связь: что если человек на полном серьёзе воображает, как он наносит колюще-режущие удары, а потом он начинает сходить с ума — мы её не видели. А потом была такая картина, что я учился в очень хорошей школе, а потом в престижном университете, даже несмотря на то, что был такой высокий уровень статуса в университете, на твоих глазах умирали люди постоянно. Да, это было уже, когда 2000-е заканчивались, скоро шёл уже миллениум. И, кто знает, это было такое поколение, которое просто выкашивалось, в том числе, наркотиками, ну и ещё немножко постреливали: у нас рядом с университетом застрелили авторитета известного, ну и это была некая особая мода: братва, кожаные куртки, но спортивные штаны с кроссовками уже вышли из моды, но появились первые телефоны. И вот эта вся жизнь по понятиям, хотя слова о необходимости отвечать за базар уже ушли, но за неправильное слово можно было сильно огрести. Ну, и вот я жил в такой среде, где никаких представлений о духовном не было, но было понимание, что есть черта, за которую переступать нельзя, и здесь ещё я благодарен своей маме, потому что даже эти банальные слова о том, что, пока не сделаешь, никуда гулять не пойдёшь, в каком-то смысле, они от многого меня спасли. Даже как-то мне пришлось в школе писать итоговую работу, не помню, за какой класс: это была моя дерзкая атеистическая работа, в которой я доказывал, что Бога нет — её даже послали на олимпиаду, но оказалось, что уже поздно. Но я просто помню, что у тебя нет никаких навыков самоорганизации, ты всё лето просидел дома, тебя мама никуда не пускала, но даже это где-то спасло, потому что, когда начало шатать, я могу сказать, и полностью в этом уверен, что даже отличное воспитание, в значении, разумеется, светского воспитания: если не дать человеку понимания того, что такое страсти, то, когда эти страсти овладевают им, его начинает мотать в разные стороны. И, чем более воспитана семья не в плане христианства, а в плане норм светской этики, тем больше его начинает нести, потому что иногда воспитание ограничивается сводом каких-то правил, которые прививаются ребёнку. И, если в данной системе он ещё хоть как-то функционирует, стоит только чуть-чуть координаты сбиваются, как раз, чаще всего, в компании, а у него нет никаких внутренних иммунитетов, я и сам видел таких людей много. И, когда уже начался первый курс института. Я был хулиганом с ангельским лицом, но у многих людей были обо мне очень хорошие представления. На самом деле, я скажу, что грехов было много, но явной подлости я старался не совершать: были, конечно, какие-то нехорошие поступки в моей жизни, как говорил Пушкин, строк позорных не смываю, но я считаю, что то, что я остался в живых, было нечто всё-таки от родителей привито: пусть они и не были верующими, но я тоже прошёл этот период, когда я думал, что мои родители меня не поняли, что они в чём-то виноваты, но это просто подло: осуждать своих родителей за то, что они сделали что-то не так, когда в 1990-е они бросили все силы на то, чтобы я получил образование, осуждать их за то, что они что-то со мной не обсудили или о чём-то не поговорили. И вот это ощущение черты, за которую нельзя переступать ни при каких условиях: ты за неё заходишь, но что-то скребет на душе, ты вспоминаешь маму и останавливаешься. Где-то мне даже такая картинка попадалась: целая огромная овец мчится к обрыву, падает с обрыва, но одна овца вырывается и протискивается в противоположном направлении. Всё — таки, то, что сейчас иногда порицается в воспитании — оно у меня было не жёсткое, а очень доброе, но вот именно есть какие-то правила дома, которые мы не нарушаем. Если мы их нарушаем, это имеет какие-то последствия. Потом, конечно, дети вырываются из пелёнок, как у группы Грот есть такая песня: бумажные крылья не смирить уже ни прянику, ни кнуту, взревет мотор, оставив пустую трассу, и мы сольёмся с серым миром строгих красок. Рано или поздно, классе в 11-м этот мотор взревёт, но, когда я видел, как люди падают в пропасть уже — тогда ещё непонятно было, что это — пропасть, казалось бы: что-то случилось с человеком, хотя было понятно, что пора протискиваться к выходу, но вот так продолжалось до 20-ти лет, при этом у меня были очень разные друзья, и был один такой друг — передам ему привет, сейчас он наверняка меня слышит — мы с ним были как ангел и бес, я бы сказал: мы оба были хулиганами, но он был совсем-совсем. В общем, мы учились в одной школе, его отчислили оттуда. И как-то у нас в школе проходила дискотека, а я был ведущим, как и на все праздники, и тут я увидел его. С трудом уговорил директора отпустить меня на улицу, и мы снова встретились. И вот такое ощущение, когда у человека нет... не хочу говорить банальные слова про духовные ориентиры, но люди, когда у них нет духовных ориентиров, они не понимают, как именно им нужно жить, потому что это — не какая-то интеллектуальная процедура, а образ жизни, когда человек четко понимает, что он делает, а чего — не делает, и для чего. Но вот это ощущение от многих людей, с которыми я общался, и сам я не исключение — это погружение в какое-то болото, из которого ты не понимаешь, как выбраться. Всё-таки, сейчас модно ругать Советский Союз, но скажу честно: в Советском Союзе был институт детства, то есть, были детские загородные лагеря и санатории, где с детьми занимались, детей кормили, детей лелеяли, и, поэтому мне сложно сейчас понять эту риторику про детские сады и количество детей, я с года а детском саду был. И благодаря, может быть, тому, что институт детства там был — я не скажу: святость детства, но детство уважалось. Это не были такие формализованные программы как сейчас, когда ребёнок должен успеть ко всему подготовиться, кучу праздников отрепетировать, и вот это было ощущение счастья детское, но потом ты растёшь, что-то меняется, и ты пытаешься тянуться к этой счастливой жизни, какова она в твоем понимании, но ты погружаешься в болото и не знаешь, что с этим делать. Именно тогда возник запрос на какие-то духовные смыслы. И, пройдя 1990-е и 2000-е годы, я окончательно осознал для себя ложность некоторых гипотез, в частности, проблему депрессии от дофамина: дофамин, по идее, должен закреплять правильную реакцию в человеке, и у нас 1990-е были как раз временем, когда были сняты какие-то табу, и была мода у девочек на определённые вещи. Я говорю к тому, что, даже не рассматривая всё это с точки зрения Бога и духовных законов, а хотя бы законов природы, девочка, по идее, — это будущая мать и супруга, и в природе так не установлено, чтобы у девочки были хаотичные сексуальные контакты, чтобы там не говорили сексологи. Один из врачей даже утверждал, что, если у девушки было более шести мужчин, у неё велик риск остаться бесплодной. Плюс если она курит и пьёт, организм разрушается, то есть, организм начинает сигнализировать человеку, что ты идёшь не туда всеми доступными средствами, вплоть до блокировки дофаминопроводящих путей. То же самое с мальчиками. То есть, всё тебе сигнализирует, что ты идёшь не туда, но тебе кажется, что у тебя просто депрессия, тебе просто плохо, и с этим надо бороться. Ну, а как бороться? Надо веселиться! Но то, что ты называешь весельем, вступает в глубокий конфликт с сокровенной какой-то частью твоей души, этот конфликт углубляется, и для того, чтобы выйти из этого конфликта, тебе нужно ещё больше веселья, и получается замкнутый круг.
К. Лаврентьева
—А я напоминаю нашим радиослушателям, что сегодня у нас в гостях иеромонаха Прокопия (Пащенко), насельника Соловецкого монастыря. Вы ведь сами с этой депрессией столкнулись, с этим состоянием, правда?
Иером. Прокопий (Пащенко)
—Да, я столкнулся, и, к сожалению, многие близкие люди говорили мне: потерпи. Вернее, мне не говорили: потерпи, говорили: соберись, тряпка, держи себя в руках, ты же мужчина. И, отчасти потому, что я сам это видел, мне стали понятны многие депрессивные эпизоды, мне даже самому есть, что сказать. С одним хирургом мы, как раз, обсуждали депрессию подростков, мальчиков и юношей: мне попалось некоторые исследования, в которых утверждалось, что у мальчиков, которые смотрят порно, нарушаются связи между нейронными сетями, и у них пропадает всякое ощущение удовольствия от общения с женщиной, ну и вообще, становится плохо. Несмотря на то, что сейчас нас пытаются убедить: чем больше — тем лучше, но мне понравилось, как сказал этот хирург: вообще, мозг так устроен, чтобы выбраковывались неправильные жизненные сценарии. Ну и, по идее, когда молодой человек видит девушку, вначале у него есть некое чисто ментальное сходство с ней, происходит знакомство, потом они замечают, что у них есть какие-то общие интересы. Иными словами, запускается система, то есть, каскад систем: одна ментальная система запустилась, на её основе — ещё и ещё, потом за ручку подержались, третья, четвёртая, пятая, шестая... и полнота этих систем воспринимается человеком одновременно и как полнота жизни, когда любящие друг друга люди соединяются друг с другом и на духовном, и на душевном, и на телесном уровне. У меня всегда вызывала протест фраза о том, что супруги сходятся только для рождения детей: всё-таки, протоиерей Ириней (Воробьёв) в своей статье «Православное понимание брака» учил, что это — взаимная любовь. Но если человек из всей этой полноты вычленяет только один сегмент — неважно, девочка это делает или мальчик — и они считают, что, если они выделили этот интимный сегмент, в их жизни будет счастье. Получается, что из всей гаммы жизни выделяется одна нота, и она ставится на повтор — это ведёт к деформации. И, чтобы человека как-то на этом пути притормозить, все жизненные ориентиры перестраиваются таким образом, что у человека начинается полный мрак. Но он не думает об этом, он просто думает, что надо перчика подсыпать. И, в итоге, мы имеем хорошее стадо овец, которые бегут вперёд, друг друга толкают в пропасть. Ну вот, и я, примерно, дошёл уже до каких-то пределов, но убеждён в том, что жизнь сохранилась, потому что с детства мне были привиты какие-то понятия о нравственности, не знаю. Было понятие о том, что ты идёшь по улице, видишь пьяного человека — а ты идёшь со своим другом, а друг говорит тебе: Не подавай ему руки. Дашь руку — придётся тащить домой. Ну, что, зима, я не мог прийти, хотя при этом, я воспринимаю это как свою слабость. Ты подаёшь руку пьяному человеку, он за тебя цепляется, просит отвести его домой, но мой друг смеётся и уходит. Или когда человек, который просидел всю ночь в какой-то кутузке, просит у тебя денег, чтобы доехать до пригорода, где он живёт. Ты даешь ему, но тоже воспринимаешь это как слабость, потому что в то время было модно быть крутым парнем, которого невозможно развести, который сам кого хочешь разведёт. И поэтому, то, что ты кому-то что-то отдаёшь, воспринималось так: тебя развели. Но было какое-то внутреннее чутьё, что, несмотря на то, что я не соответствую каким-то критериям правильности, было понимание того, чего делать нельзя. И потом уже, анализируя свою жизнь и жизнь других людей по мемуарам, я понял, что, если человек хотя бы эту ниточку совести, если у него всё потеряно, но эта ниточка совести не оборвана, Господь найдёт, как через эту ниточку егоспасти, каким-то образом, когда совесть призывает человека идти туда-то, на этом пути будет какой-то ключик, какой-то ответ. Такое получилось болото. Я даже сейчас не знаю, какие бы я дал себе советы в то время, потому что у нас была беседа с очень таким маститым терапевтом, он мне перечислял свои регалии, а у меня лицо было ангельское, но я был такой немножко дерзковатый. Он мне перечислил свои регалии, а я говорю: Я — Паша Пащенко. Он спросил меня: чем я отличаюсь таким особенным? А мне просто надоело, что он сидит передо мной и всем своим видом показывает, что он круче. Поэтому, когда я начал дружить с центром святителя Василия Великого, где реабилитируют подростков, имеющих проблемы с законом, пришло понимание того, что, если хочешь найти с ними контакт, будь с ними человеком. Не надо быть запанибрата, иначе просто тебя тоже перестанут уважать, но и вставать на какую-то высшую планку ты тоже ещё не заслужил, потому что пока в их глазах у тебя нет ничего, кроме подрясника. Побудешь с ними, докажешь, что ты — стоящий человек, тогда можешь подниматься на более высокую планку.
К. Лаврентьева
—А был ли такой человек в вашей жизни, когда вам было тяжело? Психолога маститого не берём.
Иером. Прокопий (Пащенко)
—Тогда вообще было не модно вести какие-то разговоры о духовности, если начинались эти разговоры, человека, который вёл их, могли оскорбить. Я не знаю, как, но всё окружение, в котором я был, в нём росли очень хорошие люди. Может быть, я, действительно, просто не заметил людей, с которыми не стоило общаться, у меня был достаточно широкий круг общения от интеллигентского сословия до хулиганья полного какого-то. Но, поддерживая общение, я, может быть, не считал, что с такими людьми — интеллигентами стоит более плотно как-то общаться. Но здесь, кстати, имеет большое значение фактор неорганизованности. Поэтому, я считаю, что даже молодым людям как воздух необходимы банальные навыки самоорганизации. Потому что, несмотря на то, что тебе 20 лет, ты банально не можешь три дела составить так, стобы довести их до конца, элементарно, вовремя приехать на встречу. Поэтому, то, что у нас сейчас происходит сегодня с дистанционным образованием, я считаю, что это — катастрофа, потому что, чтобы чего-то в жизни добиться, банально начать выходить из болота, тебе нужен просто навык усидчивости, как минимум, хоть какой-то навык концентрации на том, что ты хочешь сделать. Иначе ты постоянно будешь хотеть поговорить и обсудить с кем-то, решить какой-то вопрос, но это постоянно выпадает из головы, идёт день за днём, ты разрушаешься, и тебе уже не собраться. Поэтому, лобные доли в мозге растут до 20-ти лет, современные врачи ннврологи говорят о том, что и до 25-ти лет, они отвечают за планирование и целеполагание. Некоторые взрослые считают,, что это все легко, но у людей до двадцати лет эта функция планирования ещё не очень развита. И поэтому, когда они начинают путаться в жизни, им очень трудно. И здесь не надо смеяться над тем, что он сказал, что приедет вовремя, а сам опоздал: он просто не смог самоорганизоваться. Ну и, конечно, могу дать такой добрый совет родителям: как бы ни хотелось покричать — если что-то случилось, кричать не нужно, потому что первый ваш крик приведёт к тому, что ребёнок примет решение на будущее всё скрывать: рисовать вам какую-то приемлемую картинку происходящего, где всё хорошо и отлично, при этом могут быть уже какие-то приводы в полицию, какая-то проблема с наркотиками, с какими-то людьми непонятными, в моё время хоть кредитов не было. И родители в полной уверенности в том, что всё прекрасно, но на каком-то этапе ребёнок выпадает из окошка или что-то ещё с ним случается, потому что родители а какой-то момент начали проявлять недовольство, что что-то в его жизни идёт не так. Конечно, нужно что-то делать, но, скорее, выслушать спокойно, и уже вместе с ним начать думать и обсуждать, как это исправить. Если просто наорать и потребовать что-то исправить, он неспособен это сделать, потому что ему нужен алгоритм: первый шаг, второй, третий, и так далее, и где-то нужно вести за ручку взрослого парня или 18-ти летнюю девушку, потому что ещё не до конца сформировались эти лобные доли, а вместе с ними, какая-то способность планировать.
К. Лаврентьева
—"Светлый вечер" на радио «Вера», дорогие друзья. Я напоминаю, что сегодня у нас в гостях иеромонаха Прокопия (Пащенко), насельника Соловецкого монастыря. Мы вернёмся через несколько секунд.
К. Лаврентьева
—"Светлый вечер" на радио «Вера» продолжается, дорогие наши радиослушатели. У нас в гостях иеромонах Прокопий (Пащенко), насельник Соловецкого монастыря. Меня зовут Кира Лаврентьева, и мы продолжаем разговор о пути к монашеству, наверное, а потом к священству отца Прокопия. И вот, мы уже подошли к тому моменту, когда вовремя и актуально было бы спросить: как вы попали впервые в монастырь? Как вообще познакомились с монашеской жизнью при таких вводных, когда даже о духовности говорить было совершенно не принято.
Иером. Прокопий (Пащенко)
—Ну, просто жизнь стала настолько активной, что родители очень попросили меня подумать о жизни. Ну, и так сложилось, что у папы было очень много знакомых, и, в том числе, через каких-то знакомых он знал и прошлого наместника архимандрита Иосифа, и мне предложили этот вариант для того, чтобы просто посидеть в тишине и подумать о жизни, но тогда мои представления о православии были основаны на передаче «Вокруг света», и там однажды, когда я в пионерском лагере был ещё, мы смотрели этот журнал, и там была вставка про монастырь Шаолинь. Мне казалось, что там у них кунг-фу, а у нас, наверное, что-то другое. Посоветовали мне, конечно, подумать о жизни, и я подумал, что научиться рукопашному бою — это, в принципе, неплохо. Я поехал только учиться рукопашному бою, на самом деле. Я был убеждён, что у нас в монастырях тоже есть какое-то своё боевое искусство. Мы с папой это обсудили, и он сказал мне:Ну, наверное, должно быть. И я всем своим друзьям рассказал о том, что я еду, там какая-то тема, поначалу я вообще мечтал в Тибет куда-нибудь — ладно, не Тибет, не Шаолинь, пусть будут Соловки. Мы с папой приезжаем туда в Великий пост: какая-то каша, какие-то щи. Я спросил отца, куда он меня привёз? Но отец очень просил меня остаться. В этом был, конечно, Промысл Божий, потому что, когда родители привезли меня туда, и когда я уже решил остаться, мне было тяжело обосновать, почему я должен возвращаться. Потому что в начале это было не моё желание, ну, а потом впервые, уже на Соловках познакомился с Богом. Это не было чувство понимания Христа или ещё что-то такое, но мне попалась книга О чувственно-духовном видении духов. Я мало что понял из этой книги, но я был поражён именно глубиной мысли, потому что я к тому времени уже разочаровался в мировой художественной культуре: иногда берёшь какие-то маститые произведения, но мне от природы был дан критичный ум, который, может быть, сейчас мне помогает какие-то выводы делать, поэтому, если у автора какие-то логические несоответствия или прорехи в его системе доказательств, это сразу очень чувствуешь и от этого очень тяжело читать кого-то, потому что все эти ляпы встречаются. И, кстати, по этой причине тот автор, у которого я могу читать только одну его статью, и то, она посвящена его времени, а не его богословия и Жан Клод Ваше — вот эти два автора, у которых очень трудно найти какую-то прореху. И я уже просто дошёл до того, что случилось разочарование в мировой художественной культуре: вот, эти авторы ставят какие-то замороченные вопросы, а на самом деле, и вопросов не стоит, и ответов не даётся. А вот Сергей Бушков «Охота на пиранью» — это хоть какой-то движ. И я уже скатился в такое чтиво, где, по крайней мере, что-то происходит. И на этом фоне Игнатий (Брянчанинов) вызвал глубокое изумление: если в этой среде, где я нахожусь, создаётся что-то такое, значит, это стоит того, чтобы жить. Я взял академический отпуск и решил ещё пожить, но потом у меня появился духовник, и через духовника начала раскрываться моя собственная душа, и то, чего я раньше в своей душе не видел. Какие-то раны стали исцеляться, появилось правильное понимание мира: я понял, что мир на самом деле красив, если у тебя есть правильный взгляд на него, захотелось взять второй академический отпуск, но я никогда не думал, что стану монахом. Вот, у Ивана Кучина, который был популярным исполнителем шансона, когда я учился в институте, есть такая песня Криминальный роман, где взломщик идёт нрабить квартиру одинокой женщины, а она внезапно выходит с ружьём и говорит: Стоять! И она говорит: Вот, вы все мужики такие, а я живу одна, работаю — хоть бы кто приголубил! И песня заканчивается тем, что взломщику стало жалко эту женщину, и он остался с ней.
К. Лаврентьева
—Так и вы в Соловецком монастыре остались. Но не из жалости.
Иером. Прокопий (Пащенко)
—Нет, не из жалости, а потому что встретился с не формальным подходом к духовничеству, действительно, когда через духовника даже то, о чём ты не подозревал, что когда-то может быть, оно перед тобой раскрывается, и раскрывается глубина мира, ну и, даже не то, что это какое-то счастье — это глубокое слово, и даже не блаженство, это вообще непонятное слово, когда как шкурка с лука начинают с человека сниматься какие-то слои грязи, но самому их снять очень тяжело, потому что ты эти слои грязи воспринимаешь как свою кожу, и тебе трудно сделать шаг, чтобы от них отказаться. К тому же, иногда, чтобы приобрести какую-то привычку, нужно сделать над собой усилие, а ты, будучи изнеженным, не готов к этому. В том числе, например, у меня была очень большая страсть к обжорству, я реально страдал и не мог её побороть, меня вообще очень во многом несло по жизни. И вот, духовник дал мне такое благословение, что в Великий пост завтрака нет, а ты принимай пищу через час после всех. А тогда монастырь только открывался, это сейчас у нас полная чаша, а тогда было достаточно скудно, ещё были решётки на окнах. Кстати, ещё тогда, когда я приехал, никто не думал, что в Соловки будут какие-то экскурсии. Я помню, у нас приехали две группы летом, и это была какая-то большая проблема: я помню, как наместник собрал братию и говорил: Братия, у нас тут две группы, у нас есть ГАЗ-66, на котором мы ездили на картошку, давайте мы одну группу посадим на ГАЗ-66 и куда-нибудь повезём. Тогда было скудновато, братия приходила и всё съедала, я думал: А как же я? Но на этом рубеже послушания ты можешь удержаться только через любовь к духовнику. Если ты его уважаешь и любишь, если он для тебя что-то значит, тогда ты, стиснув зубы, я не мог иначе. Может, потому что мама привела, и было так: Умри, но за эту черту не переступай. И постепенно я понял, что от тебя начинает отступать то, что тебя мучило, и постепенно тебе просто стало хорошо. И твой духовник спрашивает: Ты что, не завтракал? Обязательно нужно кушать побольше и почаще! Но тебя уже отпустило, и тебе уже хорошо, горячка ума прошла. Ну, я долго не становился послушником, потому что особенно не стремился. Есть люди, которые просят побыстрее постричь их, но это, наверное, неправильно.
К. Лаврентьева
—Как это верно, какие важные вещи вы сейчас говорите. Вы же ещё очень молоды были, отец Прокопий, сколько вам было лет? Это потрясающе, что ваши родители, не будучи церковными людьми, во-первых, отвезли вас на Соловки: подумай, поживи. И, получается, они были готовы к тому, что потенциально вы можете там остаться? Или они думали, что вы поживёте и приедете новым человеком, а вы новым человеком не приехали и остались там?
Иером. Прокопий (Пащенко)
—Мне было тогда 20 лет, как раз, миллениум. Нет, они не были готовы. Ну, конечно пришлось выдержать какой-то прессинг собственного самолюбия, потому что были какие-то широкие планы на жизнь, но вот здесь, конечно, момент выбора какой-то возникает, и когда у меня спрашивают люди, далёкие от веры: Что такое вообще стать монахом? Сейчас это уже, конечно, не то, что было в 1990-х, сейчас есть у монастырей благоустроенная территория, тогда не было у нас вообще ничего. И, вообще, надеяться даже на какую-то финансовую поддержку людей, тогда этого не было. И одним из моих любимых фильмов, тогда ещё, в 1990-е, был фильм «На гребне волны» с Киану Ривзом, там был исторический смысл, я о нём сейчас упомяну, но этот фильм мне запомнился ещё и тем, что, когда духовных смыслов не было, я все равно что-то из окружающей жизни черпал. И я смотрел: там Киану Ривз — ФБРовец, он охотится за бандой, и вот он сидит в самолёте с Сани, главарем этой банды. У Сани есть парашют, а у Киану Ривза нет, и Сани говорит ему: Ну, все, пока, и прыгает с парашютом, а Киану Ривз сидит в самолете и понимает, что не может больше в нём сидеть, он должен поймать Сани, и вот, он понимает, что у него есть какие-то планы на жизнь и всё остальное, но сейчас он должен прыгать. И у него нет никаких гарантий того, что сейчас он этого Сани достанет в воздухе, но по-другому он не может. Он просто прыгает без всякой опоры, и у Игнатия (Брянчанинова) потом я уже с годами нашёл, как он уходил в монашество, и тело его вопило: Куда ты меня гонишь? В общем, всё в тебе восставало против. Но на уровне, я бы сказал, душевном, человеческом, но какая-то глубина в тебе говорит, что тебе это нужно. У меня даже был один знакомый, который был отцом четверых детей. Его слова мне близки, он говорил о том, что, когда он жил один, у него было много свободных денег, свободного времени, он делал, что хотел, вроде всё классно, чайлдфри — это модно, но внутри у тебя какая-то тревога и беспокойство, что внутри у тебя что-то глобально не так. И, когда у тебя четверо детей, про свободные деньги ты можешь забыть, про поездки — тоже, про свободное время можно вообще не вспоминать. Но вот при всём том, что ты вертишься как белка в колесе, но внутри тебя такой глубокий покой и понимание, что ты идёшь куда надо и всё делаешь правильно. Вот, и у кого-то из духовных авторов даже был такой образ, что, как собака однажды почувствует кровь дичи на клыках, и она мчится за этой дичью, охотники что-то ей кричат, она оюдирает бока о колючки, но ей уже всё равно, уже ничего не остановит её. Но, конечно, я бы не хотел здесь хорохориться, потому что мы с этими трудными ребятами из центра Василия (Великого), у которых есть проблемы с законом, у нас с ними была беседы про логосы, но логосы — это некие духовные идеи, которые лежат в основе всего сотворённого. Логос — это одновременно и суть, и путь к её преображению. Но мы с ребятами разбирали, что у каждого человека и у каждого явления есть логос. И, когда человек пользуется объектами мира в несоответствии с логосом, его жизнь наполняется хаосом. И когда он свой логос ломает, например, логос стола способствует питанию людей. Если мы сделаем стол в виде конуса — это, конечно, будет эффектно, но это будет вне его замысла. И у человека, если он начинает так жить, разгораются страдания, а чтобы погасить страдания, начинаются наркотики и прочие всякие безумства. Тогда ребята спрашивали у меня: Отец Прокопий, а вы свой логос нашли? Я сказал им, что повременю с ответом, чтобы не получилось так, что я отвечу, что нашёл его, но через три года вы приедете на Соловки, там в канаве будет какой-то бомж лежать, вы спросите, кто это такой, а вам ответят, что это — отец Прокопий, который вам лекции про логосы читал. Поэтому, пока человек ещё свой земной путь не прошёл, у него всегда есть возможность оступиться. Бывали случаи, когда люди на вершинах святости оступались, и поэтому все, что я сказал, никак не гарантирует того, что мой путь будет пройден до конца, но всегда наблюдай за собой, потому что на каком-то повороте, на котором ты не предполагаешь, тебя всегда может вынести с трассы. Кстати, и вот это стандартное искушение гордыней — оно монашеское. Но, как говорят мои знакомые, и в большом спорте есть такое: когда ты занимаешься, у тебя рано или поздно возникает желание вызвать на поединок своего тренера, и также, когда ты ведёшь монашескую жизнь, духовник помог тебе выбраться из этого болота, воспитал и взрастил тебя, родил тебя во Христе, ты уже оперился, и на каком-то этапе тебе кажется, что твой свободный полёт духовной мысли слова духовника ограничивают, и, как это ни парадоксально, у тебя начинается протест и первые рывки в его адрес, что, наверное, батюшка чего-то недопонимает, и вот это многолетнее искушение, которое тоже надо пройти, потому что, если человек его не проходит, его просто сносит с трассы, и потом у него начинается очень болезненная, плачевная история. Действительно, может, где-то и так — я могу это сказать тем, у кого такая проблема есть — может быть, духовник и не понимает современные какие-то тенденции, и, если вы проявите к нему любовь и уважение, то в дальнейшем Господь откроет, как эти возникшие нужды удовлетворять, потому что, когда надо было ехать в Москву и принять участие в каких-то мероприятиях, духовник благословил и притормозил меня, напомнив, что это не совсем в монашеской стезе, и здесь нужна осторожность. При этом, если любовь не теряется и просыпается смирение, ты уже понимаешь, как и что сделать, как донести до духовника какую-то информацию. Кстати, мне кажется, что брак супругов очень похож на отношения чада и духовника, потому что даже монашеский постриг похож на подвенечное платье, только душа венчается с Богом. И отношения женатых людей очень похожи на отношения между духовником и чадом, потому что в какой-то момент, конечно, любимый человек начинает тебя ограничивать и навязывать тебе свою волю, а у тебя свои границы, у тебя свои планы, но каким-то образом всё-таки можно двум людям в одной комнате найти общий язык.
К. Лаврентьева
—"Светлый вечер" на Светлом радио, дорогие наши радиослушатели. У нас в гостях иеромонах Прокопий (Пащенко), насельник Соловецкого монастыря. Меня зовут Кира Лаврентьева. Отец Прокопий, но как же так, как же так...Вот, смотрю я на всё это глазами ваших родителей: уехали вы, получается, ненадолго, а остались навсегда. Вот это сопротивление со стороны родственников, оно было долгим, или, всё-таки, в какой-то момент всё пошло на спад, и они смирились?
Иером. Прокопий (Пащенко)
—Ну, во-первых, сестра родилась, точнее, она и была до этого. Ну, там, может быть, в первые десять лет вообще не стоял так вопрос, потому что на 10 лет я вообще выпал со всех радаров, и это было такое радикальное решение. Тогда ещё и сотовых телефонов особо не было, которые сейчас у каждого насельника, да ещё и на полном серьёзе идут дискуссии о том, что телефоны можно давать только тем, у кого послушания. Ну, сейчас всё это забылось, тогда я предполагал, что будет какая-то общественная деятельность, хотя, когда я ещё уезжал на Соловки, меня предупредили, что там не получится отсидеться в силу склада характера, что людей я всё равно найду. Несмотря на то, что я был таким общительным человеком, я предполагал, что общение закончится, и даже первую книжку, которую я написал, я подписал как иеромонах Соловецкого монастыря. Тогда меня уже рукоположили. Просто к нам на Соловки порой очень тяжёлые люди приезжают в больших количествах, и, если у тебя на приходе всего несколько человек, и ты их всех знаешь, то к нам едут потоком люди. И, поскольку я не имею возможности со всеми по два часа что-то обсуждать, я эту книжку написал, она имеет практическую пользу, что посоветовать тяжёлым людям в первую очередь. Я был уверен, что на этом всё закончится, и я буду только монахом Соловецкого монастыря. Но потом всё равно оно вошло, и поначалу мы с родителями этот вопрос как бы не обсуждали, хотя, конечно, я знал их позицию. Не хочу говорить, что это было испытание, потому что, когда ты говоришь о том, что это было испытание, ты невольно говоришь себе: какой я сильный, раз это всё прошёл! Я не считаю себя каким-то сильным человеком, потому что знаю, насколько человек может быть млабым. И я просто видел, как ломаются человеческие судьбы, и тот человек, который бил себя в грудь и говорил, что он ни-ни. Опять же, когда не было духовных книг, было кино Солдат Джейн про морских котиков, где солдат, который говорил о том, что он пройдёт программу, о которой так мечтал и готовился к ней, он первым от неё отказался. Но какой-то был момент всё-таки прыжка в никуда, и люди мне говорили: Ты понимаешь, что обрекаешь себя на отсутствие любой помощи? И тогда ранили эти слова. Сейчас есть люди, которые, действительно, готовы священника поддержать — тогда этого не было. Но и как-то так сложилось, что эти слова — истина: все, кто оставит отца или мать во времена гонений, в тяжёлые времена, он обретёт гораздо больше отцов, матерей, братьев, но и то, что человек ради Бога теряет, 100% он обретает в новом качестве и гораздо больше. То есть, были, конечно, какие-то задатки литературные, были какие-то опыты, когда-то я задумывался о том, чтобы писать. Но, опять же, отсутствие разумной аскезы и какого-то навыка поста приводило к тому, что ты просто не мог собраться и что-то написать: то живот урчит, то позвонить надо кому-то, то хочется что-то посмотреть или чай попить — в итоге, не можешь собраться. И на каком-то этапе мне казалось, что всё — с этими талантами мы прощаемся, с общением прощаемся, всё это потеряно, но каким-то образом, как подснежники, они формируются, и потом всё это выстреливает. И как-то, аак мне один священник сказал, что, когда человек Христа принимает, все те таланты, еоторые в нём были в разброде, они собираются воедино, и каждому элементу, который в его жизни был, вдруг сообщается своё место и смысл. И, соответственно, раскрываются во всей своей полноте даже те таланты, которым человек не сумел найти применение. И, поэтому, то, что как казалось тогда, ты ради Христа теряешь: своё здоровье, свои литературные задатки, своё желание общаться с людьми — потом оно все вернулось к тебе. Нашлись люди, которые теперь заботятся о твоём здоровье, и, когда приезжаешь в Москву... конечно, я очень люблю своих родственников, сестру и всё семейство по линии её мужа, с которым мы сроднились. Но вот эти слова Христа, что, действительно, появляются сотни сестёр и матерей, уровень близости отношений, который сейчас есть, когда ты уже настроился на православие, он, конечно, недостижим, даже ты активно интересуешься, общаешься, это общение на каком-то другом уровне, и оно ограничено. Но сейчас у тебя сотни людей, и самое главное, что ты не испытываешь вот этой эмлциональной угнетённости, потому что когда общение основано не на амбициях или на выгоде: я с ним общаюсь ради этого, а он потом мне сделает это. А сейчас, это — сотни людей, с которыми мы находимся на одной орбите, и это не нагружает усталостью. Конечно бывают периоды, но на это солодка в помощь всем социальным работникам. Мне врач рекомендует: по чайной ложечке в день, месяц через месяц, сироп корня солодки. Я не медик, но когда происходит избыточное уже общение, психика уже не выдерживает. Я не медик, но, как я понял, эта формула имитирует кортизол, то есть, когда у человека большие переживания, надпочечники истощаются, выбрасывают кортизол. Сироп солодки, имитируя кортизол, не даёт надпочечникам постоянно работать, и они не изматываются. И, поэтому, когда у человека очень много общения или просто стресса, это его поддержит. Понятно, что есть и духовные причины, но почему-то Боженька тело тоже нам дал, тело, кстати, является неким тормозом, который нам показывает, что мы сейчас переступаем через какую-то черту, и надо немножко подумать о своём поведении, иначе оно просто сломается. Поэтому, когда общение выходит на новый уровень и становится полным, оно тебя не изматывает. Ну, а там, где совсем слишком, улунчиков можно попить, в том числе.
К. Лаврентьева
—Насколько широка грань у монаха? То есть, общаясь с огромным количеством людей, где ему надо тормозить?
Иером. Прокопий (Пащенко)
—Самое главное — с духовником не разорвать никаких связей, потому что, если духовник опытный, как Антоний (Сурожский) говорил, что, не столько нужно следить за каждым шагом своего чада, сколько за тем, что Святой Дух совершает в его душе, и вмешиваешься тогда, когда эта струя пресекается. Конечно, на первых этапах, может быть, человека нужно воспитывать ежедневно, но в идеале... некоторые люди думают, что православие — это секта какая-то. Неправда. Чем православие отличается от секты? Тем, что, в идеале, чем больше проходит времени, тем меньше человек нуждается в своём духовнике. И я вот с одним духовным чадом, он спросил у меня, не печалит ли меня то, что он мне не звонит. Я ответил ему, что рад этому, поскольку, раз он стал меньше во мне нуждаться, значит, мы шли правильно. Секта, наоборот, человека привязывает с каждым годом. Как анонимные алкоголики: ты должен ходить на группу постоянно, иначе результата не будет. В принципе, в нормальной жизни, от трёх до семи лет, разные сроки. В принципе, пять лет — это не только срок духовной жизни, он есть и в дефектологии: за пять лет полностью обновляются наши нейронные связи, которые несут в себе знания о наших навыках и мире. И потом, в принципе, человек может не так часто общаться со своим духовником, просто для внесения корректировок или ответов на вопросы, на которые ты сам не можешь ответить. Но, в целом, при правильном духовном руководстве... некоторые иронизируют, кстати, что духовник нужен для того, чтобы снять с себя ответственность — где вы таких тупых людей видели? Может быть, они есть, но я их не встречал.
К. Лаврентьева
—Это, знаете, даже не снять с себя ответственность, а, возможно, неумение принять решение. То есть, когда решения всю жизнь принимали за тебя, тебе хочется прийти к кому-то, кто за тебя всё решит.
Иером. Прокопий (Пащенко)
—Такие люди как раз в секты уходят. Конечно, может быть, есть общины, где всё это продвигается, но если духовник адекватный, хотя, опять же, где взять адекватных духовников, потому что, когда люди осуждают, что у нас некоторые духовники себя так ведут, забывают о том, что тех, кто это понимал, у нас просто физически уничтожили. А из 1990-х годов к вере пришли люди, которым сейчас по 50-60 лет, и они принесли с собой, как сказал Христос о книжниках и фарисеях, как хозяева, которые выносят из своей сокровищницы новое и старое. То есть, навыки-то остались советские. Понятно, что в Церкви человек как-то себя облагородит, но важно, чтобы сформировалось новое поколение, как о евреях было сказано: Кости всех, которые вышли из земли Египетской, должны лечь в пустыне, да. Должно в боях сформироваться новое поколение, закалённое в суровой пустыне. И, ро идее, духовник — по крайней мере, как я понимаю, не просто должен отвечать на вопросы, он должен постоянно воспитывать в человеке способность самостоятельно принимать решения. Или, как говорил мне один мой знакомый монах, он в своё время был буддистом, бизнесом занимался, и, когда у него появился духовник, все друзья смеялись над ним. И он жаловался священнику, что все друзья смеются над ним, будто у него нет своей головы. Он сказал: И правильно над тобой друзья смеются, надо думать своей головой. Ты, прежде чем принять решение, собери информацию и тщательно всё разузнай, но перед тем, как решить окончательно, приедь и посоветуйся. И, действительно, поначалу, когда у тебя вообще ноль представлений — надо понимать, что тогда и книг-то особо не было — тогда, конечно, нужно, как ребёнка в первом классе, учить очень детально. Но человек всё-таки самообучающаяся система, потом уже можно подсказать, как можно двигаться в процессе самообразования, и человек станоаится самостоятельнее. К чему это я? К тому, что мне ответил наиболее чётко на этот вопрос: Где найти грань? — один мой знакомый, православный нейрохирург, иногда мы с ним такие вопросы обсуждаем, но вы задали вопрос: Как найти грань монаху? А я тогда лекции об ЛСД вёл и задал ему вопрос: Как понять: видения, которые случаются у человека — они от Бога или не от Бога? И он мне дал замечательный ответ: Мы выстраиваем периферию каких-то навыков и представлений, и, если соответствует истине, есть надежда на то, что то решение, которое у нас в уме созрело, оно конструктивно. Если наши навыки и наша социальная жизнь в хаосе, тогда то, что нам кажется справедливым, возможно, ведёт нас в бездну. Если монаху выстроить систему навыков, он со временем сам найдёт свой путь и вовремя обнаружит отклонения, и, если что, он посоветуется. Это очень похоже на воспитание детей. Это — катастрофа, когда в православных семьях люди воспитывают детей, заранее решая, что для них хорошо, а что — плохо. И, получается, ребёнка воспитывают в какой-то матрице, в этой матрице он довольно неплохо существует, быстро адаптируется, где туалет, где ванная. Но когда он взрослеет и поступает в какой-нибудь университет, там нет туалета и ванной, там вообще всё по-другому — и полная дезориентация. И очень важно, чтобы родители не сразу давали готовый ответ, а вместе с ребёнком обсуждали: Как ты думаешь, это правильно или нет? Ребёнок отвечает, что правильно. А мы спрашиваем, понравилось бы ему, если бы с ним так поступили? Когда мы вместе учимся думать, ребёнок постепенно развивается, и, если он сам в какую-то историю вляпается, у него сработает внутренний сигнал: пора срочно связаться с родителями. Потому что наркотики всегда в шаговой доступности. И также с монахами: у нас все соблазны в шаговой доступности, если есть связь с духовником — слава Богу, Господь как-то устроит, если эта связь с духовником порвётся, то снесёт.
К. Лаврентьева
—Отец Прокопий, спасибо вам огромное за этот разговор. Действительно, есть над чем подумать. Это был «Светлый вечер» на радио «Вера», мы говорили о пути к монашеству, к вере и в вере и о многих очень важных нравственных вещах, хотя отец Прокопий вообще не любит всяких таких терминов, не любит называть терминами некоторые вещи. Он говорит о том, что, чем проще ты называешь явление, тем лучше.
Иером. Прокопий (Пащенко)
—Это не то что я, это — принцип защиты от манипуляции, то есть, как говорил Кара-Мурза, чтобы не стать жертвой манипуляции, постарайся переформулировать то, что твой собеседник говорит, в наиболее простых словах, но которые соотносятся с реальной жизнью, а не с какими-то абстрактными представлениями.
К. Лаврентьева
—Спасибо огромное. Это был иеромонах Прокопий (Пащенко), насельник Соловецкого монастыря. Меня зовут Кира Лаврентьева, и мы прощаемся с вами. Спасибо вам, всего вам доброго и до свидания. Спасибо, отец Прокопий!
