«Путь к священству». Иеромонах Назарий (Рыпин) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Путь к священству». Иеромонах Назарий (Рыпин)

* Поделиться

У нас в гостях был исполняющий обязанности игумена Введенской Макарьевской Жабынской пустыни иеромонах Назарий (Рыпин).

Наш гость рассказал о своем пути к вере и священству, о том, почему выбрал для себя именно монашество, а также о святом преподобном Макарии Жабынском.

Ведущий: Константин Мацан


Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, уважаемые друзья, у микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня иеромонах Назарий Рыпин, исполняющий обязанности игумена монастыря Введенской Макариевской Жабынской пустыни. Добрый вечер!

Иеромонах Назарий:

— Добрый вечер!

Константин Мацан:

— Давайте сразу расскажем нашим радиослушателям, где этот монастырь находится.

Иеромонах Назарий:

— Монастырь находится на тульской земле, в Белёвской и Алексинской епархии, это разделённая Тульская митрополия, юго-западная часть Тульской области, на границе, фактически это угол получается — там три области: Орловская, Калужская и Тульская.

Константин Мацан:

— То есть монастырь на стыке разных областей. Ну я ещё раз напомню нашим радиослушателям, что в этом часе «Светлого вечера» по вторникам мы говорим о пути человека к священству, в вашем случае ещё и к монашеству. О том, как цепь разных событий привела человека к служению алтарю, и нам кажется, что это разговор не столько специальный, не только биографический, в том смысле, что человек на пути к вере наверняка отвечает себе на какие-то вопросы, находится в поиске, что-то узнаёт о себе, о Боге, о мире, который Бог создал, и через это возрастает. И вот нам кажется, что те вопросы и те ответы, которые, допустим, есть в вашем пути, как и в пути каждого человека, могут оказаться релевантными любому человеку, который задумывается о Боге, своих отношениях с Богом. Может быть, пока только присматривается, может быть, только смотрит со стороны на религиозную традицию, но ищет, находится в поиске. Вот, мне кажется, путь человека к вере и в вере всегда состоит из каких-то этапов, важных встреч, событий, которые делят жизнь на до и после. Вот были ли такие этапы у вас?

Иеромонах Назарий:

— Безусловно, мы все слышим о Боге, слышим о вере, но не всегда наше сердце откликается на эту информацию, и у человека бывает стоит какой-то стопор, и человек отказывается принимать это Слово истины. Но наступают чаще всего какие-то события в жизни человека, которые заставляют его задуматься: о том, зачем я живу, всерьёз, по-настоящему. И от того, как человек сможет дать себе ответ на этот вопрос, зависит сможет он встретить на своих путях Бога или нет. Очевидно, что в моей жизни тоже такой вопрос возник, видя какие-то несоответствия того, что человек создан для счастья, для радости, но мы видим вокруг много скорбей, искушений. Это вынудило меня задуматься: почему так? И вот какие-то болезни, скорби стали постепенно подводить к мысли о Боге, потом постепенно Господь совершил эту тайну встречи с Ним. И когда она случилась, не было ни малейшего сомнения в том, что я нашёл, что искал.

Константин Мацан:

— Смотрите, вы говорите об опыте скорбей, искушений, и думаю, я понимаю, о чём вы говорите. И не дерзаю вас просить об этом рассказывать более подробно, в деталях, это не нужно.

Иеромонах Назарий:

— Это очевидно, да

Константин Мацан:

— Я думаю, есть другой аспект этого вопроса. Ведь нас слушают люди разные, в том числе, как я сказал, ищущие. И не секрет, что нередко, люди, которые на религиозную традицию со стороны смотрят, думают, что другие верующие, они верующие, потому что нечто плохое в жизни случилось. Вот пока гром не грянет, мужик не перекрестится, и в принципе, вы в каком-то смысле своими словами этот стереотип подтверждаете.

Иеромонах Назарий:

— Не совсем так.

Константин Мацан:

— А как?

Иеромонах Назарий:

— На самом деле, у человека есть какая-то неудовлетворённость жизнью. То есть он понимает, что всё то, чем он живёт внешне, и чем живёт большинство в обывательском смысле, это не совсем то, ради чего вообще стоит жить, по большому счёту. И, наверное, скорби меня лишь подтолкнули к каким-то размышлениям, но потом уже, наверно, не было скорбей, но был внутренний поиск: а для чего вообще всё это? Как мне дальше жить, если я не понимаю, для чего я живу? Вот этот вопрос меня очень мучил.

Константин Мацан:

— А вы на него ответ обрели?

Иеромонах Назарий:

— Безусловно.

Константин Мацан:

— Как можно ответить на вопрос о смысле жизни? Каков ваш ответ? Понятно, что это будут, наверно, простые слова какие-то, но мы попытаемся их расшифровать потом.

Иеромонах Назарий:

— Ну я немножко должен подумать. Не хочется так, как-то очень поверхностно отвечать. Я думаю, для чего человек живёт, это, прежде всего, для радости. Вопрос в том, как мы эту радость понимаем. Это радость знать Бога, радость знать Его любовь, ощущать её на себе, это радость бытия, которую по-настоящему ты только в Нём можешь испытать. Радость общения с другими, потому что совершенно другие грани открываются других личностей в Боге, когда ты живёшь Им, с Ним. Понятно, мы все не соответствуем этому идеалу, понятно, мы все до него не дотягиваем, как хотелось бы, но всё же к этому стремимся.

Константин Мацан:

— А как началось ваше знакомство с Церковью? Именно знакомство с церковной жизнью, с храмом, с приходом, с богослужением. Не секрет, что для многих, кто только начинает свой путь в вере, не так-то просто даётся это знакомство. Какие-то вещи непонятны, какие-то смущают. Вот как вы проходили этот этап?

Иеромонах Назарий:

— Ну, наверно, нужно сказать, что я вырос в не совсем церковной семье, но моя прабабушка была глубоко верующим человеком, настоящей церковной христианкой, родившейся ещё задолго до революции, ещё до революции у неё родилось несколько детей, кто-то после революции родился. Она умерла в моём младенчестве — мне было два года. От неё осталось много книг, икон, Библия осталась старая, Евангелие. И каждый раз, когда я всё это в чулане находил, по своему детскому любопытству, меня охватывал трепет внутри, я не понимал, что это. Какое-то волнение и именно благоговейное чувство, я это ощущал, наверное, это было первое религиозное чувство, ещё не вполне осознанное. Какие-то просфорки иногда бабушка приносила, это было, может быть, два раза в жизни. А в конечном счёте отправной точкой послужило моё желание обрести подлинную религию, я не знал где есть она, потому что не был близко знаком ни с одной из религий. И мой приятель, может быть, он ещё не был другом, но близкий человек достаточно, мы с ним в тот момент общались. У него был такой опыт, он пытался причащаться, ходить в Церковь, и вот эти беседы с ним о смысле жизни, о религии, они как-то меня подтолкнули к тому, чтобы задуматься всерьёз о христианстве. Потом я попал на беседу с одним известным петербуржским священником. Владимир Цветков, такой протоиерей был, он проводил беседы с молодёжью. Я попал на беседу по святителю Игнатию Брянчанинову, по-моему, по 5-му тому. И вот эта беседа перевернула моё сознание. Ещё когда мы возвращались после беседы, шли до станции метро до ближайшей, у меня было такое чувство, что это атомный реактор со мною рядом идёт. Вот в нём столько энергии, такая мощь внутренняя, которую я душой своей ощутил, своим сердцем. Я сейчас понимаю, что это не было его. Это божественная благодать, которую священник в себе носит, не ощущая порой её, но вот Господь мне это приоткрыл. На следующее утро я уже пошёл и крестился совершенно осознанно.

Константин Мацан:

— А вы помните, что было на этой беседе? О чём говорил священник? Что вас так потрясло? Что легло на сердце или что вошло в резонанс с внутренними вопросами? Мы же обычно с каким-то внутренним запросом приходим на такие встречи и хотим в чём-то разобраться.

Иеромонах Назарий:

— Не могу вспомнить, что именно он говорил. Это были какие-то аскетические беседы, но он затрагивал и сравнение, по-моему, с другими религиями, он говорил о прелести, если я не ошибаюсь, и какие-то были достаточно простые слова, мудрые отеческие слова, но которые коснулись глубины моего сердца. Тот поиск, который был до того момента, он окончен был. Сердце сказало: «Христос есть истина». Хотя и до того, я, когда сталкивался с образом Христа, я это помню: в кинематографе, в литературе, меня всегда это заставляло осознавать, что Христос есть Истина. Но где-то я не был готов это принять, что Христос — это тот, за Кем надо идти. И только здесь это на самой глубине произошло моего сознания, на сердце.

Константин Мацан:

— Не могу не спросить здесь на эту тему. Я думаю, слова, что Христос есть истина, кому-то даже могут показаться требующими пояснения. Почему? Потому что в нас, как мне кажется, стереотипно сидит представление, что истина — это некоторое положение вещей, это некоторая идея, теорема может быть истинной или ложной. А христианство говорит, что истина — это не что, а Кто.

Иеромонах Назарий:

— Безусловно.

Константин Мацан:

— Вот как это, если угодно, проживается на практике вами? Почему это важно, что это значит, что истина не что, не какая-то мысль, или идея, или положение, с которым нужно согласиться, и тогда ты христианин. А Истина — это Кто, это Сам Христос. Вот мы вроде эту фразу произносим как некую черту христианскую важную, может быть, центральную, а что стоит за этими словами?

Иеромонах Назарий:

— Попытаюсь ответить. Истина в том, что Христос есть Творец и Создатель мира, и собственно истина содержится в Нём Самом. Потому Он есть начало всего существующего, Причина нашего бытия. И Он есть Слово Истины, как о Нём говорит Священное Писание ещё, то есть Он есть та бесконечная правда, которую мы все в жизни ищем. В Нём есть Альфа и Омега, начало и конец всех наших исканий, смятений. И в конечном счёте истина в нём Самом содержится как в Первопричине всего существующего и, прежде всего, как ответ на все мои внутренние запросы, все интеллектуальные запросы. Безусловно такая Сверхистина. И, может быть, я сейчас не смогу правильно ответить на этот вопрос, но по, крайней мере, попытался, как смог.

Константин Мацан:

— Если вернуться к вопросу о знакомстве с церковью, вы, когда крестились, наверняка стали участвовать в богослужениях, обычно этот опыт очень яркий, запоминающийся, важный, радостный. Как вы его вспоминаете?

Иеромонах Назарий:

— Ну был какой-то порыв, наверное, даже какая-то эмоциональность, потому что я бежал с радостью для этой встречи со Христом, может быть, сейчас не хочется такие вещи открывать, но для меня это было каким-то событием огромным в жизни. Потому что по милости Божьей, так оно и есть, я это говорю не как фигура речи, а действительно это было окончанием поиска и сознательным выбором. И Крещение для меня было началом новой жизни. Хотя мне священник об этом сказал, на Крещении — готов ли я, потому что у меня был такой немножко неформальный вид. Я был налысо пострижен, но как-то тогда мне так хотелось себя выразить, ещё до прихода в Церковь. У меня была серёжка в ухе, тогда это было не так популярно, но кто-то носил, я имел общение в таком кругу молодёжи петербургской. И он сказал: «Ты понимаешь, что это отказ?» Я ответил — да. Он сказал: «Посмотри, что это у тебя?» Я тут же это снял, мне даже стало стыдно, что я забыл. Это было элементарно для меня, и она была только потому что я забыл, а не потому что я хотел себя выразить в том момент. Но так или иначе, крещение произошло, это было для меня значимым, памятным событием. Хотя та восторженность, которая была, она прошла. Наступил момент делания, когда надо что-то исполнять. И вот тут начался какой-то труд, я заболел в тот же день, проболел более пяти дней. Это было для меня недоумением: почему? И только потом я понял, что за эти пять дней болезни Господь отвёл все те ненужные встречи, разговоры, весь тот круг людей, которые меня обычно окружали. Они как-то ушли дальше по жизни. Только на 5-й день я смог прийти причаститься, когда мне стало легче. Это тоже было радостным, значимым событием для меня, потрясением. Потом уже началась какая-то более поступательная жизнь — исповеди, причащения, богослужения, которые стали открытием. Очень много читал, как губка, напитывался этими новыми знаниями, которые как будто всю жизнь искал, ждал и, наконец-то, их нашёл.

Константин Мацан:

— Иеромонах Назарий Рыпин, исполняющий обязанности игумена монастыря Введенской Макариевской Жабынской пустыни, сегодня с вами и с нами в программе «Светлый вечер». Если позволите, я бы хотел чуть подробнее обратиться к этой теме, к той субкультуре, в которой вы общались, будучи среди петербургской молодёжи. Вообще, в историях о приходе человека к вере это, мне кажется, очень интересная и очень важная вещь. Та среда, которая была до, как меняется к ней отношение после прихода к вере, я не говорю об отношении к людям. Люди везде люди. И не о том, что нужно порвать старые связи, не общаться с друзьями, наверное, я не знаю, что вы скажете. Но переосмысливаешь себя, оставляешь прошлое за спиной. Тяжело ли это? Как потом уже в свете новой жизни, которая вам открылась, как вы рассказываете, вы вспоминали, осмысляли то, чем жили раньше? Это было какое-то отвержение, протест или этот опыт, который вас сформировал, который у вас был, его не нужно отрицать? Его нужно переосмыслить и взять с собой в чём-то лучшем? Не знаю, что вы скажете?

Иеромонах Назарий:

— Безусловно, что-то нужно брать. Не случайно Господь в Евангелии нам говорит о том, что человек книжный подобен мужу домовитому, то есть который берёт из старого и из нового сокровища. Но, к сожалению, мы, когда приходим к Богу, точнее, Господь нас к Себе приводит, входим в соприкосновение с миром веры, имеем порой не всегда ревность по разуму, и хочется от всего совершенно отречься. Иногда это необходимо, потому что, не имея укоренённости в вере, не имея подлинных знаний ещё, всё то, что прежнее у нас было, оно может нас как-то обратно возвращать, скажем так,пытаться, по крайней мере, вызвать сочувствие, симпатию, поэтому по-другому, наверное, и нельзя было. Но уже с годами, когда прожил достаточно в Церкви, понимаешь: что-то может пригодиться и приносит пользу. И от какого-то общения всегда я не отказывался. Я вспоминаю, когда один из моих знакомых приезжал в монастырь, мой же собрат, послушник, мы как-то говорили на эту тему. Он сказал, ты знаешь, я считаю, что не нужно никому отказывать. Я с ним полностью согласен, я считаю, что Господь даёт им этот шанс — прийти к Себе, вот Он приводит их к себе, пусть даже через тебя, пусть они попробуют, пусть они побудут. И для меня это действительно было таким моментом истины — его слова. Приезжало не так много людей, но кто-то интересовался, кто-то присматривался, кто-то даже стал церковным человеком, и такие были.

Константин Мацан:

— А ваш путь к священству, раз мы сегодня об этом говорим, вот с чего начинался? Как вы впервые задумались о священстве, о монашестве в том числе. Как эти две вещи были связаны?

Иеромонах Назарий:

— Ну для монаха этот вопрос проще решается, потому что, как мне сказал наш покойный отец Венедикт, архимандрит Оптиной пустыни, потому что большую часть монашеской жизни — 29 лет — я прожил там, я только год в Белёве. Он сказал, что монашество — это дело добровольное, ты сам избираешь этот путь, а священство в монастыре — это послушание, то, что тебе даётся как твоё послушание в монастыре. То есть ты не решаешь — игумен сказал, что мы решили тебя рукоположить, духовный собор твою кандидатуру утвердил, считая это возможным, священноначалие утвердило, в данном случае это был святейший Алексий II — патриарх покойный тоже. Священный сан был принят мною, ну понятно, что я советовался со старцем, с духовником, но в основном, конечно, был выбор монашества, я и уходил в монастырь даже не помышляя о священстве, была одна только цель — желание послужить Творцу. Каждый из нас, когда соприкасается с миром веры, живя в миру, понимает, что в миру не так просто жить по Евангелию. Мир всё-таки очень сильно сопротивляется Евангелию. Понятно, мы все видим, что мир, как говорится, во зле лежит. Но во зле, в каком смысле, что в нём много страстей, много энергии греха, и она, конечно, вызывает сочувствие нашего сердца, нас искушает. Но хотя это не означает, что в монастыре нет искушений, но всё же мир очень сильно сопротивляется и мешает жить по Евангелию. Мне, по крайней мере, так это представлялось на моих первых шагах в вере. И читая отцов, что монашество — это более удобный путь для спасения, я как-то стал задумываться: а почему нет, почему мне не примерить это к себе? Постепенно это нашло глубокий отклик в сердце, особенно после прочтения книги старца Софрония, архимандрита, о старце Силуане. И окончательное решение пришло именно после этой книги о том, что я хочу и готов уйти в монастырь. Я посоветовался с тем священником, у которого исповедовался в тот момент, это был как раз тоже монашествующий. Он меня поддержал в этом, тем более я пытался заниматься в тот момент Иисусовой молитвой достаточно усиленно. Ну хотя это, в принципе, путь всей жизни, особенно монаха, это мне тоже помогло во многом, выбрать именно этот путь.

Константин Мацан:

— А долго ли вы были монахом в постриге, но не в сане?

Иеромонах Назарий:

— К сожалению, совсем недолго. У нас тогда это практически совмещалось очень одномоментно. Я не знаю почему так, но отец Венедикт всех тех, кого он считал как игумен, как опытный духовник, возможным к принятию священного сана, то обычно совмещал и постриг, и рукоположение. Ну это издержки 90-х годов, потому что тогда не хватало священников.

Константин Мацан:

— Да. А почему именно Оптина пустынь?

Иеромонах Назарий:

— Это некая тайна, наверно. Хотя я вспоминаю ещё, кажется, это был 88-й год, я впервые об Оптиной услышал. Нет, я ошибаюсь, 91-й год. Где-то в начале года по весне я где-то увидел такую перетяжку на Невском проспекте, она рекламировала какую-то выставку, что-то связанное с Оптиной, у меня сердце откликнулось на это. Потом мой знакомый приехал из Оптиной пустыни, я ещё был не крещён в тот момент. Вот он как-то немножко ругал её даже. Он был из хиппи. Я хотя не был сам ни хиппи, ни панком, но я...

Константин Мацан:

— Серёжка-то была в ухе.

Иеромонах Назарий:

— Была, да. Ну я с ними общался, дружил со многими, у меня это вызывало какие-то симпатии, но так по-настоящему не стал ни тем, ни другим, ну и слава Богу, по большому счёту.

Константин Мацан:

— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы, напомню: сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» иеромонах Назарий Рыпин, исполняющий обязанности игумена монастыря Введенской Макариевской Жабынской пустыни. У микрофона Константин Мацан, не переключайтесь.

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, уважаемые друзья! У микрофона Константин Мацан, в гостях у нас сегодня иеромонах Назарий Рыпин, исполняющий обязанности игумена монастыря Введенской Макариевской Жабынской пустыни, мы продолжаем наш разговор. Меня очень заинтересовало и согрело, что вы упомянули старца Силуана Афонского, знаменитую книгу отца Софрония Сахарова о старце Силуане. И вот вы сказали в прошлой части программы, что это стало последним аргументом в пользу того, что вы избрали монашеский путь. А вот каков для вас облик старца Силуана, а может быть, и старца Софрония тоже, вот что в старце Силуане, например, вас так согревает? Какой пример того, кто такой христианин — он даёт? Вот его облик христианина и монаха — это про что? Что бы вы сказали?

Иеромонах Назарий:

— Для меня старец Силуан был, наверно, такой глыбой, можно даже так сказать без преувеличения, духовной, человеком удивительной собранности и очень сокровенной жизни, ведь он был очень неведом даже тем, кто жил с ним в монастыре. Меня это очень поразило, и о нём узнали только благодаря старцу Софронию, он открыл его миру. И его сконцентрированность на Христе, то есть его постоянный вопль к Богу. Его душа была собрана собственно, как свет через увеличительное стекло, в одну точку. Вот это меня в нём очень поразило. Не случайно в нём открылся дар сердечной молитвы очень быстро, потому что он был внутренне к этому подготовлен, в нём была огромная решимость быть со Христом, вот это самоотвержение колоссальное. То о чём он говорил: что порою приходят монахи в монастырь и имеют ревность, а потом уже читают газеты и разговаривают о каких-то посторонних вещах. А он пронёс эту ревность через всю свою жизнь. Ну и о старце Силуане можно сказать ещё одну очень хорошую мысль, её выразил архимандрит Ефрем Ватопедский. Он сказал, что старец Силуан для нас — это Новый Симеон Благоговейный, а старец Софроний — это Симеон Новый Богослов. Потому что Симеон Благоговейный был старцем Симеона Нового Богослова, так собственно он провёл такую параллель для нашего времени, но, наверное, так оно и есть без преувеличения.

Константин Мацан:

—Вот знаменитые слова старца Силуана: «Держи ум свой во аде и не отчаивайся». Как бы вы их истолковали, объяснили, расшифровали людям? Ведь эта мысль неочевидная.

Иеромонах Назарий:

— Ну она требует, конечно, раскрытия определённого, и я, наверно, не скажу ничего нового из того, что мною прочитано. Наверно, о своём опыте говорить не очень прилично, скажем так, монаху...

Константин Мацан:

— Ну почему? А о каком опыте ещё говорить человеку как не о своём?

Иеромонах Назарий:

— Ну отчасти, может быть, да, я могу сказать то, как я понимаю это для себя и учитывая опыт того, что я читал. Ад — это переживание покаяния человеком. Переживание своей греховности, и собственно, такого внутреннего самоотвержения, когда ты не вменяешь себя ни во что. То есть ты, как об этом старец Нектарий говорил, что ты ничто перед Богом. Одновременно ты осознаёшь, что ты человек, но всё же такое глубокое покаяние связано с таким глубоким самоотречением. И вот это вызывает определённую горечь, определённое самоумаление твоё, и ад, собственно, кто-то говорит, о том, что это достойно ада, но это не совсем так. Понятно, что мы можем слова старца Амвросия здесь привести, что покаяние — это предстояние пред дверьми рая над бездной ада. Мы осознаём — я достоин войти в ад по своим делам, но всё же надеюсь на милосердие Божие и чаю райского утешения. Ад здесь становится состоянием души, которое действительно признаёт свою падшесть пред Богом. Но именно «не отчаивайся» — это тот предел, который человек не должен переступать в этой горечи покаяния, которое он мужественно принимает в своё сердце, которое он не боится принять в себя. Потому что отчаяние — это уже та черта, за которую уже демоны гонят душу человека, где нет надежды, но даже находясь в этом, может быть, непокаянии всегда мы должны эту надежду на милосердие Божие не терять, потому что Он есть любящий нас Милосердный Отец, Он есть наша радость, наше счастье. И всё же я оскорблял этот Свет, я наносил Ему это оскорбление своими грехами, своим состоянием души, своими поступками, своими мыслями, словами, но всё же я знаю, что Он любит меня и желает спасти. Вот это всё должно удерживать наш ум.

Константин Мацан:

— Спасибо вам за эти слова, потому что, мне кажется, что даже в церковной православной среде мы цитируем эти слова старца Силуана: «Держи ум свой во аде и не отчаивайся» и каждый раз акцент либо на одном, либо на другом. Либо держи ум свой во аде — такое покаяние, я хуже всех — это одна крайность, другая крайность — не отчаивайся, Господь меня любит, все спасутся и так далее, и можно не париться, быть счастливым. А вы говорите интерпретируя, раскрывая мысль старца Силуана, что необходимо удерживать обе части этого силлогизма.

Иеромонах Назарий:

— Безусловно

Константин Мацан:

— Я, продолжая говорить о святых, хотел бы спросить вас о покровителе вашего монастыря. Наверняка с тем святым, которому посвящена обитель, возникают какие-то личные отношения, насколько это возможно говорить об отношениях со святыми в каком-то духовном смысле. Наверняка это какой-то особенный святой, не просто в ряде других. Вот святой Макарий Жабынский — это кто, во-первых, давайте расскажем тем, кто не знает, и каков его духовный облик?

Иеромонах Назарий:

— Это достаточно сложный вопрос. О дружбе или, скажем, об отношениях со святыми можно говорить, и это правомерно, они складываются так или иначе. Иногда святой нас сам привлекает к себе, являя нам себя и свою помощь совершенно неожиданно, мы знаем это часто из личного жизненного опыта, о себе тоже такое могу сказать: иногда святые, о которых я даже не помышлял, вдруг привлекали каким-то неожиданным, таинственным, непонятным для тебя образом, и ты ощущал их помощь и ощущаешь по сию пору. Но с преподобным Макарием была история, может быть, и он святой, о котором очень мало известно, был период — более ста лет — когда имя его вообще было забыто. Его память возобновлена только во второй половине 19-го столетия, построен храм в честь него ныне существующий на месте его погребения. Очевидно в связи с какими-то нестроениями в монастыре и разорением монастыря неоднократным, мощи, которые были обретены, были вновь погребены под спуд. Но его присутствие в обители очень ощущается, это без преувеличения, потому что он пришёл на пепелище исчезнувшего, благодаря польскому нашествию монастыря, разорённого совершенно. И на этом пустынном месте, где совершенно ничего и никого не осталось, стал строить монастырь. И ему многое удалось: собрать братию, отстроить стены монастырские, храм. И второй поступок, который поражает, который известен из жития, что он жил чуть в удалении, на горке рядом с монастырём, в уединении. Проходя по лесу, он услышал стон, подойдя к древнему дубу, он увидел польского воина, офицера, который изнемогал от жажды и голода, и он хотел напоить его. Но идти до реки, монастырь стоит на берегу Оки, достаточно далеко, и понимая, что он может не успеть вернуться, он уже был пожилым человеком на тот момент, он ударил посохом, там стал бить ключ, он напоил этого воина, своего врага, того кто, может быть, не сам лично, по крайней мере, кто-то из них разорял эту обитель, его родную землю и приносил горе его соотечественникам. Тем не менее он являет заповедь любви к врагам, которую Христос дал как вершину любви. И это два момента, которые о его житии можно сказать, в этом смысле ту заповедь, которую он нам дал в монастыре. А так, мы начинаем каждый будничный день с братского молебна прп. Макарию, прикладываемся к его мощам, оканчиваем день также пением величания, это невозможно сказать. Есть чудеса, которые совершаются по сию пору на источнике в купели, есть достаточно много исцелений и помощи явной, всех приглашаем: кто хочет соприкоснуться с преподобным Макарием, приезжайте в монастырь, милости просим.

Константин Мацан:

— Отдельное чудо — что так получилось, мы специально так не подгадывали, не стремились к этому. Так вышло, что сегодня день памяти прп. Макария Жабынского, 5 октября его имя в святцах, так что неслучаен наш разговор, явно по молитвам святого.

Иеромонах Назарий:

— Безусловно.

Константин Мацан:

— А большой ли монастырь?

Иеромонах Назарий:

— Монастырь небольшой. У него достаточно сложная судьба, хотя он открыт 30 лет назад, в 91-м году Указом Синода он был открыт, но долгое время не было никакой братии, только в начале нулевых фактически игумен монастыря стал собирать братию, покойный ныне архимандрит Никон. Кто-то стал жить, начались богослужения регулярные, до этого они только по выходным совершались, ну и очень много было аварийных ремонтных работ, сделано очень много. Но на сегодняшний день монастырь не лучшее своё время переживает, но всё равно есть более 10 человек братии, есть два священнослужителя, есть третий, но он у нас больной, не служит. Надеемся, что Господь соберёт тех, кто ему угоден, и преподобный Макарий, и Матерь Божья, покровительствующая обители, у нас престол главный в честь Неё, Введение Божьей Матери во храм — соберут тех, кого они хотят.

Константин Мацан:

— Ну вот если сейчас нас слушают, те, кто сердцем откликается на историю монастыря и, может быть, имеет возможность или желание помочь посильно. Какая помощь нужна, какое участие? Трудники ли, которые приедут помогать, поддержка материальная, поддержка, реставрация монастыря, в чём вам сейчас нужна помощь?

Иеромонах Назарий:

— По большому счёту, всё пригодится. И в плане материальном, конечно, там огромный объём ремонтно-восстановительных работ. При том, что три храма действующих и два братских корпуса и небольшая гостиница, но необходимо и храмы доводить до ума, многое приводить в порядок, что-то даже переделывать, то, что сделано было лишь как начало богослужения, чтобы начать, храмы нужно очень много украшать, многого не хватает, братские корпуса нуждаются в ремонте. Территорию надо благоукрашать, стены монастырской до сих пор нет. Мы весной надеемся начать строить каменную ограду, пока она деревянная временная стоит уже несколько лет. Я только вступил в должность — два месяца всего прошло. Нужны рабочие руки, но на самом деле, мы не рабочих рук ищем, а ищем тех, кто действительно хочет послужить Богу и тех, у кого есть желание познакомиться с обителью, познакомиться с уставом. Хочется, я братии говорю всё время от этом, чтобы у нас была какая-то добрая семья. Потому что монастырь — это и есть семья, это есть братство, где игумен — это отец, есть старшие братья — его помощники, есть младшие братья. Но все мы чада одного Отца нашего Небесного. И как прекрасно говорил архимандрит Эмилиан игумен Симонопетра, ныне уже покойный, что в идеале монастырь — это икона Царствия Небесного. То есть те отношения, которые должны быть там, они, конечно, должны проявляться в монастыре. И в этом смысле в монастыре это легче воспроизвести, пусть эта икона не всегда самая удачная, но всё же мы стараемся, чтобы наши отношения были именно таковы, чтобы было взаимное уважение друг ко другу, доверие, братская любовь, согласие, способность слышать друг друга. Нестроения решать не через страсти, а через готовность и возможность друг с другом эти вопросы решать открыто, через игумена и непосредственно друг с другом.

Константин Мацан:

—Я думаю, для тех, кто со стороны наблюдает за церковной жизнью, за религиозной традицией, очень легко подумать, что вот вы были насельником монастыря Оптиной пустыни и назначены игуменом другого монастыря, какой карьерный взлёт, все же к этому стремятся, быть начальниками. Как восприняли на самом деле назначение, ну я понимаю, что это назначение священноначалия, с ним не спорят. Но внутренне? Вы стремились к начальствующей должности?

Иеромонах Назарий:

— Нет, я не искал никаких должностей никогда. Более того, пять лет я прослужил на подворье Оптиной пустыни в Санкт-Петербурге, с 95-го по 2000, и был казначеем, благочинным этого подворья, имел достаточно большую власть, скажем так, и над священниками, которые там были, и над сотрудниками подворья, но я сознательно вернулся в монастырь, потому что меня это не привлекало, мне было как-то сложно в городе проводить монашескую жизнь. И сознательно вернулся, и здесь основания для моего перевода — это было, прежде всего, здоровье. У меня начались проблемы в Оптиной, и с каждым годом они усугублялись, и было очевидно, что это климатические условия. А Белёв, ещё Леонид Кавелин, архимандрит, бывший насельник Оптиной, впоследствии настоятель Троице-Сергиевой Лавры, в историческом описании Крестовоздвиженского женского монастыря, он писал, что (кстати, о нашем монастыре он тоже составил историческое описание), так вот Белёв награждён от Бога очень благоприятным климатом. Поэтому я переходил из-за климата и первоначально был в Белёвском Преображенском монастыре, но наш Владыка, епископ Серафим Белёвский и Алексинский усмотрел возможным назначить меня туда. И предполагалось, быть может, моё настоятельство там, точнее, наместничество, но я как-то на всё это смотрел совершенно как будет, так будет, как Богу будет угодно, не прилагая ничего, чтобы это произошло. Моё сердце поэтому спокойно. Для меня это, наверное, даже радость в том, что Господь это дал, это крест, это очень нелегко, ответственности очень много, попечения, забот, но есть радость осознания и видения того, что тебе доверяет братия, это очень-очень утешает.

Константин Мацан:

— Иеромонах Назарий Рыпин, исполняющий обязанности игумена монастыря Введенской Макариевской Жабынской пустыни, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Мы сегодня говорим о пути к священству нашего гостя, поэтому к этой теме я хотел бы вернуться. Вы сказали о том, что в монастыре священство — это послушание, то есть вы пришли в монастырь. Приняли постриг и очень быстро вас рукоположили, вы к этому не стремились, этого не искали, но это было решение, как бы мы сказали, руководства монастыря. И в этом смысле вы это приняли, но это не было вашим выбором, к которому вы стремились. Но тем не менее всё равно, мне кажется, не может вот просто так бесследно пройти принятие сана священного. Наверняка что-то в себе открываешь, жизнь делится на до и после рукоположения. По крайней мере, так об этом многие наши гости говорили. И даже если человек этого не искал, послушание, благословение быть священником, всё равно начинаешь по-новому себя осмысливать, на себя смотреть, перед Богом, в своих делах, в своём служении. Вот что изменилось для вас, когда вы стали священником?

Иеромонах Назарий:

— Ну это огромная ответственность, и что-то в тебе меняется, оно изменилось, конечно же, и с монашеством, но я вспоминаю, знаете, слова покойного иеромонаха Георгия, который жил у нас в монастыре, это был как раз канун моего пострига, рукоположения, мы с ним тогда жили в лазарете. Он тяжело болел и в том же году и скончался осенью. А я ожидал как раз пострижения и в достаточно скором времени принятия священного сана. Был конец великого поста, я сел, задумался. Он так посмотрел на меня, он уже был из протоиереев, достаточно уже большой путь жизненный прошёл, священства путь, он говорит: «Задумался? Теперь тебе часто придётся задумываться». И вот священство, наверно, какая-то всегда глубокая мысль к Богу, мысль о каких-то судьбах мира, мысль о твоих подопечных, которых Господь тебе вверяет, о своём порой несоответствии этому высокому служению в том числе, это осознание. Это именно так, это неизбежно, но что, может быть, ещё меня поразило в священстве, я достаточно молодым стал священником, около года я пробыл дьяконом.

Константин Мацан:

— Сколько вам лет было?

Иеромонах Назарий:

— Мне было неполных 26 лет, когда я стал священником, достаточно юное создание для священства. Сейчас-то я это понимаю, тогда ещё не очень понимал. Меня послали почти сразу же служить на подворье после рукоположения в Санкт-Петербург, и когда ко мне подошли и спросили: «Батюшка, благословите», я вдруг понял, что я сейчас отвечаю за то, что я сейчас благословлю. И как поступить? Ведь я волю Божию не знаю, она мне не открыта, я не прозорливый старец, и вот эта ответственность меня очень собрала внутренне, что нельзя бездумно говорить о чём-то, всегда надо быть готовым дать ответ, постоянно быть в молитве, насколько это возможно, сосредоточении таком внутреннем, чтобы всё же те, кто тебя спрашивает, получали не твой ответ, а ответ от Бога. Хотя действительно по вере человека священнику иногда даётся ответ, который он даже сам не ожидает услышать из собственных уст, но всё же мы должны повышать и свой образовательный ценз, уметь пользоваться инструментом слова достаточно хорошо. И конечно же, обязательно священник должен быть в молитве, это неизбежно, чтобы иметь возможность отвечать из глубины, которую Господь ему даёт.

Константин Мацан:

— Вы сказали, что, когда к вам впервые обратились за благословением, вы в паузе оказались и по-новому подумали об ответственности священника. Одно дело, когда человек между делом подходит: «Батюшка, благословите стол к чаю накрывать», а другое дело, когда человек обращается с серьёзным вопросом выбора. Вы отчасти уже начали об этом говорить, но как это внутренне переживается? Как не перепутать то, что тебе кажется самому правильным с тем, что ты предполагаешь, что так правильно, потому что такова воля Божья или так правильно поступить по-Евангельски? Как здесь свою волю как духовника не перепутать с волей Божьей?

Иеромонах Назарий:

— Это хороший вопрос. Я вспоминаю слова покойного митрополита Антония Сурожского, он как раз говорил: «Бойтесь, братия священники, бойтесь старчествования, когда ты не являешься старцем». Очень важно в какой-то момент, когда тебя спрашивают и ты не знаешь, что ответить, не дерзать, что-то говорить, а просто сказать: «Давайте помолимся». Как это зачастую делали даже опытные старцы, не говоря что-то от себя. Мы можем сказать, что я не знаю, как, но вот по Евангелию было бы правильно вот так, да? Или из опыта каких-то святых отцов, может быть. Хотя о человеке иногда бывает какой-то свой промысел, но это никогда не идёт вразрез с Евангелием, безусловно, но всё же нюансы у всех разные, свои какие-то перипетии, изгибы его жизненного пути. Но так или иначе важно не брать на себя больше, чем ты можешь брать, где ты чего-то не знаешь, где ты не имеешь внутреннего ответа. Иногда Господь даёт такой ответ в нашем сердце, всё-таки предложить помолиться какое-то время, подумать, и иногда по молитвам, а точнее, очень часто Господь Сам даёт ответ человеку через обстоятельства жизни человека, через то, что происходит, или, может, его сердце склоняется — это очень важно.

Константин Мацан:

— Я бы тогда хотел тот же вопрос только со стороны прихожан обсудить. Потому что, с одной стороны, вы сказали, что по вере человека, который обращается к священнику за советом, через этого священника может отвечать Бог, может являть свою волю, в каком-то слове, совете, который даже сам священник не ожидает, что он такое скажет. Но это именно по вере самого вопрошающего происходит. С одной стороны.

Иеромонах Назарий:

— Да, чаще всего.

Константин Мацан:

— С другой стороны, мы же нередко говорим, что существует тенденция среди верующих людей видеть в священнике даже в обычном приходском едва ли не пророка и обращаться за какими-то советами, за которыми, может быть, и не нужно обращаться. Как бы попытка переложить ответственность с себя на старца, даже не старца, а приходского священника, потому что через него говорит Бог. И на самом деле — это попытка — не я решу, пусть за меня решат. А с другой стороны, опять, возвращаясь к первому тезису, по моей вере Господь должен ответить. Ну не должен, но может. Вот как здесь быть нам: прихожанам, мирянам?

Иеромонах Назарий:

— Ну здесь важно не перепутать инфантильность с действительно верой и желанием услышать ответ от Бога. Зачастую самые простые вещи, которые мы должны решать сами, это наша ответственность.

Константин Мацан:

— Ну даже если мы не говорим о каких-то карикатурных ситуациях, там: «Батюшка, какого цвета мне обои купить?» А если есть запрос. Важная жизненная ситуация, какой-то духовный вопрос, выбор нужно совершить. И опять же я вас спрашивал, как священнику не перепутать, от себя ли ты говоришь или всё-таки от Бога, а как прихожанину, мирянину не перепутать: я сейчас обращаясь за советом, услышу просто ответ священника или всё-таки по моей вере мне открывается воля Божья?

Иеромонах Назарий:

— Ну дело в том, что если христианин уже состоявшийся, церковный человек, то понятно, что с теми священниками, с которыми он общается, он примерно их меру духовного возраста знает, если это жизненный, важный вопрос, было бы странно, если он пойдёт к какому-то молодому священнику решать какие-то серьёзные вопросы. И было бы странно, если бы священник взял на себя такую ответственность, понятно, что это нужно решать с кем-то из более опытных духовников, уже состоявшихся, кончено же, не по-мирски, именно с духовной точки зрения. Они себя совершенно не афишируют и в данном случае это как сложный какой-то врачебный случай, если простой врач участковый или в больнице, естественно, он говорит: «Вам нужен узкий специалист» или «давайте посоветуемся со старшими товарищами, обратитесь к профессору такому-то». Так и здесь, если какая-то ситуация, которая тебе не знакома, вполне возможно, ты можешь отправить человека к тому, чьему опыту доверяешь, может быть, духовника, к которому ты сам обращаешься в том числе, поэтому даже приходской священник является твоим духовником и остаётся им, но он может тебя отправить к кому-то более старшему. Или же может сам этот вопрос задать, и то, и другое возможно, но опять-таки мирянам тоже важно проявлять разум, какую-то взвешенность и не требовать от священника больше, чем он может, то есть не возлагать на него сверхдоверие, там, где действительно нужно искать более опытного ответа.

Константин Мацан:

— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу, за её глубину, у нас «Светлый вечер» был действительно светлым, гостем нашим сегодня был Иеромонах Назарий Рыпин, исполняющий обязанности игумена монастыря Введенской Макариевской Жабынской пустыни. Спасибо ещё раз, и сегодня в день памяти прп. Макария Жабынского мы и о нём узнали, поговорили, и о его монастыре поговорили. У микрофона был Константин Мацан, до новой встречи на волнах радио «Вера».

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем