«Путь к священству». Архимандрит Симеон (Томачинский)

У нас в гостях был доцент Московской духовной академии архимандрит Симеон (Томачинский).

Наш гость рассказал о своем пути к вере и священству, а также о трудностях и радостях служения Богу и людям.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии — моя коллега Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер...

К. Мацан

— Я — Константин Мацан, добрый вечер. В гостях у нас сегодня — долгожданный собеседник, архимандрит Симеон Томачинский, доцент Московской духовной академии. Добрый вечер!

Архим. Симеон

— Добрый вечер!

К. Мацан

— Не в первый раз Вы у нас в студии, на волнах радио ВЕРА; но впервые вот в этом цикле программ, которые мы вот с Кирой ведем и где говорим со священником о его пути к вере, в вере и о том, какая цепь событий и решений привела к тому, что человек захотел, дерзнул захотеть стать священником.

Вот нам кажется, что этот путь человека к священству — он всегда сопряжен с какими-то поисками, может быть, сомнениями иногда, это какой-то выбор — и вот рассказ об этом пути может, что называется, войти в резонанс с теми вопросами о вере, Боге и церкви, которые есть у слушателей. И вот поэтому сегодня об этом хотелось бы с Вами поговорить...

К. Лаврентьева

— Отец Симеон, давайте без витиеватых вопросов мы сразу Вас и спросим: как же Вы так вот решили идти в священство, в монашество, что это был за выбор? Я так понимаю, монахом Вы хотели стать в идеале где-нибудь в отдаленном монастыре — вот Вы когда-то во Псково-Печерском монастыре пасли коров, у Вас было такое хорошее доброе представление о монашеской жизни, и возможно, оно самое правильное...

А пришлось совершенно по-другому поступить — Вы стали монахом, но в черте города. В черте, наверное, самого большого города в нашей стране, а то и в мире... Расскажите об этом, отец Симеон...

Архим. Симеон

— Я смотрю, Вы хорошо изучили мою биографию... (смеются)

К. Лаврентьева

— Было время...

Архим. Симеон

— Ну на самом деле, я не собирался становиться священником, и даже никогда не мечтал об этом, как вот это часто рассказывают те, кто поступали в семинарию... Вот у меня такого не было вообще. То есть, я там в детстве мечтал, ну, там... футболистом, актером, работником уголовного розыска (смеются) — в таком глубоком детстве, да... Ну вот и учителем, да, преподавателем в школе — это уже, собственно, ближе, и мечта реализовалась... А вот так чтобы священником — такого не было.

Хотя я вот сейчас вспоминаю, наша учительница в школе по литературе замечательная, Нина Даниловна (Царство Небесное) — она как-то... А у нас были такие дискуссии бурные, и вообще она меня очень приохотила, конечно, к этому всему филологическому миру... Так вот, она меня периодически спрашивала: «Так тебе, может, в семинарию пойти?». Я там: ха-ха-ха, какая семинария... То есть, для меня это было — как на луну слетать...

И, собственно, не собирался я быть священником. В этом направлении не думал. А то, что я хотел поступить так вот временно уже в монастырь — это да. И, собственно, уже став монахом, уже по послушанию, как это у нас принято, меня сделали сначала диаконом, а потом священником.

Ну и здесь я уже, конечно, оценил все значение этого труда. Прочитал Иоанна Златоуста замечательные слова, где он сравнивает вот, скажем, даже монашество и священство... Я сейчас, конечно, дословно не воспроизведу, но смысл в том, что как бы это неизмеримо выше и значительнее — служение священника, чем...

К. Лаврентьева

— Даже монаха?

Архим. Симеон

— Да... Что это как, он говорит, какой-то простолюдин в деревне и какой-то значимый человек в столице. Вот как бы так если какие-то светские аналогии проводить, примерно так это можно сопоставить. Поэтому для меня стало понятно, что, в общем-то, это главное в моей жизни, и уже как-то по-другому, конечно, я на это смотрел.

И лучше этого вообще в мире не придумаешь — лучше этого служения. Я поэтому всегда семинаристам, когда мы обсуждаем, говорю: «Слушайте, вы самые счастливые люди, что избрали этот путь»...

К. Лаврентьева

— Ничего себе...

Архим. Симеон

— Ну многие это, конечно, понимают. Потому что, знаете, порой неожиданно люди становятся священниками. Вот у нас, помню, в Курской семинарии учился на заочном прокурор, который так честно отработал свои годы, отдал этому делу, а потом вышел на пенсию (у них же там раньше пенсия) и сейчас стал священником. Ну, это его сознательный выбор такой, и он вполне готов был...

К. Лаврентьева

— Отец Симеон, а почему лучше не придумаешь? Почему это самое лучшее служение для Вас? Что самое радостное в этом служении Вы находите для себя?

Архим. Симеон

— Ну по-моему, это очевидно, мне кажется — хотя, может быть, и нет... Ну, ты предстоишь Богу непосредственно — от лица всего народа, от лица людей... Это служение умилостивления, служение утешения, когда ты можешь помочь человеку, даже не обладая какими-то особо выдающимися качествами — просто в силу того, что твое слово имеет совершенно другой вес. И Господь тебе дает какие-то вещи сказать, которые ты сам никогда бы в жизни не придумал. Ну это реально так...

И я помню, мне давно, я еще не был священником... Мы как-то в Пюхтицах были, мы дружили с матушкой Варварой, и она нас всегда очень тепло принимала — приснопамятная, Царствие Небесное, она святой, конечно, была человек... И мы там с разными монахинями говорили — и одна, помню, пожилая монахиня, которая была много лет помощницей покойного святейшего патриарха Алексия II, она мне говорила: «Ты понимаешь, что такое слово — священник?». А я еще не был священником. Она говорит: «Он же вот скажет что-то — и я так сделаю, ты понимаешь!». То есть, какое это вообще...

К. Лаврентьева

— Ответственность такая...

Архим. Симеон

— Да, то есть глупо как-то этим упиваться, или получать удовольствие от вот такой, скажем так, власти, да — это действительно огромная ответственность, Вы совершенно правильно это отметили. Но в принципе, ты можешь человека утешить, вдохновить, поддержать просто добрым словом — то есть, оно как бы многократно усиливается благодатью Божией. Не потому, что ты там что-то умное говоришь, или вот ты такой замечательный; а просто потому что ты — священник, и вот это так работает, да, как-то загадочным образом...

К. Мацан

— Ну до монастыря и до монашества, как я понимаю, был же филологический факультет МГУ, и Вы — кандидат филологических наук, и сейчас Вы преподаете в семинарии тоже литературу. То есть, литература и наука о литературе никуда из жизни не ушла... А насколько этапом на пути к вере и в вере стала учеба в МГУ — особенно зная личность Вашего научного руководителя Владимира Алексеевича Воропаева, знаменитого специалиста по Гоголю и человека, насколько мы знаем, религиозного?

Архим. Симеон

— Ну конечно, университет — это был главный этап на пути к вере, потому что... Ну, собственно, я крестился только в последнем классе школы. Но это было тоже не очень, скажем так, сознательно, на волне такого вот — это 90-й год был, да — такого возрождения после 1000-летия Крещения Руси... Но как-то после этого в храм я все равно не ходил, и особо не погружался в церковную жизнь.

А вот именно университет — куда я поступал, скажем так, тоже совершенно далеким от церкви, вот те предметы, которые мы изучали — не случайно, в общем, наш факультет отец Артемий и многие другие называли «христианнейшим факультетом», филологический факультет, и оттуда...

К. Лаврентьева

— А так и есть...

К. Мацан

— Церковнославянский язык...

Архим. Симеон

— Да... Древнерусская литература там, понимаете, жития — Феодосия Печерского, например, мы проходили — ну это же вообще потрясение, да... Ну и много чего другого. И преподаватели, многие из которых, большинство были верующие люди, как я понимаю — они никак это сильно вроде бы не проявляли, но ясно, что в их манере преподнесения все равно это ощущалось, чувствовалось...

Ну потом, те люди, с которыми я учился... Хотя там, конечно, были разные. Там можно было пойти в совершенно разные, в совершенно противоположные стороны — куда меня, в общем-то, периодически и заносило...

К. Мацан

— Например, что значит?

Архим. Симеон

— Ну например, мы ездили после первого курса на фольклорную практику, собирать фольклор там замечательный... И были, конечно, замечательные деньки; но и там примерно, как обычно рассказывают, что происходит на картошке — то есть, там эти были обильные возлияния...

К. Мацан

— А, в этом смысле... Я думал, там фольклор какой-то — народным язычеством, может, увлечься, что-то такое вот... Заговоры-приговоры вот, в такую религиозность погрузиться...

Архим. Симеон

— Ну всякое было... Но понятно, что мы же и на филологическом факультете проходили, скажем, и античную литературу, которая тоже там могла увлечь — Котул там со всякими любовными стихотворениями и прочим и прочим... То есть, в принципе, не то что там была какая-то уже одна дорога только, так сказать, в православие... Ну и, собственно, по своим даже однокурсникам я видел, что вектор может быть совершенно разный... Поэтому мне просто повезло.

Ну и мы еще съездили на первом курсе, как я помню, весной как раз, во время учебы чего-то мы сорвались и поехали в Оптину пустынь — ну как, все же должны, если там Достоевский, Толстой, Гоголь...

К. Мацан

— Конечно...

К. Лаврентьева

— Каждый порядочный христианин должен хоть раз побывать в Оптиной пустыни...

К. Мацан

— Каждый порядочный студент филологического факультета должен хоть раз съездить по местам боевой славы Достоевского, Толстого и Гоголя...

К. Лаврентьева

— Да, так и есть...

Архим. Симеон

— Да, абсолютно точно... Но мы были — по крайней мере я был совершенно не готов к этому, потому что там такие службы... Причем это, как я понимаю, был великий пост, да — то есть, вообще особое...

К. Лаврентьева

— (смеется) Выбрали время, конечно...

К. Мацан

— А вот первое яркое осознанное впечатление от богослужения — что это было? Когда вот богослужение, в котором ты принимаешь участие и вот понимаешь, что Бог подлинно есть? Где это случилось?

Архим. Симеон

— Ну наверное, как раз во Псково-Печерском монастыре, где вот я уже позже был...

К. Лаврентьева

— Уже сознательно...

Архим. Симеон

— Ну так, полусознательно... А может быть, даже еще более ярко — мы ездили, помню, встречать Рождество... Первое свое Рождество я встречал в Валдайском, Иверском Валдайском монастыре — который тогда еще только начинался, это еще не был как вот сейчас Валдай у нас — целый такой интеллектуальный центр и духовный...

А тогда это был, в общем, только-только восстанавливающийся монастырь, где было совсем мало монахов. И каким-то образом, какой-то там был лагерь — не лагерь, но что-то там от молодежного движения. И я уже даже не помню, каким образом я туда попал...

Но мы там жили до Рождества где-то неделю, или там дня четыре, встречали там Рождество, и еще потом пару дней. И все время были на службе... Да, там потрясающие эти службы, практически как Страстная седмица, перед Рождеством Христовым — в которых мы участвовали, я даже там что-то читал, мы там стояли на клиросе...

Вот здесь монахи поют, несколько человек — но это тем более было впечатляюще, что это при свечах... То есть, это не был храм такой соборный, где там множество людей, а там было очень мало — только мы, собственно, молодежь, которая приехала, и монахи — несколько монахов...

И, конечно, тексты. Я до сих пор многие из них прекрасно помню — и стихир там, и, понятно, тропарей... То есть, вот это, наверное, самое такое было яркое ощущение от богослужения...

К. Мацан

— Архимандрит Симеон Томачинский, доцент Московской духовной академии, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

Вы в одном интервью сказали вещь, которая меня потрясла. Это было интервью в программе «Парсуна» на «Спасе». Вы сказали, что когда вот, в момент или в процессе священнической хиротонии, то есть, рукоположения в священники — ну, если я правильно помню эту мысль, ну как-то в Вас, если угодно, родилась какая-то любовь к людям не такая, как раньше была, вот какое-то иное отношение, какое-то, может, священническое... Вот какое, что это было?

Это какая-то на самом деле очень потрясающая мысль... В том смысле, что она показывает, как может изменить человека в каких-то кардинальных вещах благодать Божия, которая сообщается будущему священнику вот в таинстве священства. Вот расскажите об этом ощущении — что это была за перемена внутренняя?

Архим. Симеон

— Ну это, конечно, не в сам момент хиротонии... То есть, понятно, что во время рукоположения ты особую благодать ощущаешь, и естественно, это переживания непередаваемые. Но вот то, о чем Вы говорите, я почувствовал через несколько дней. Дело в том, что меня рукополагали в Сретенском монастыре, а потом по традиции сорокоуст мы служим — то есть, сорок дней литургию...

К. Мацан

— Ежедневное богослужение?

Архим. Симеон

— Да, утром и вечером... И достаточно это так сложно делать, тем более, что я тогда возглавлял издательство Сретенского монастыря, и я вообще себе плохо представлял, как все это можно совместить. И меня тогда отец Тихон (нынешний владыка, митрополит) отправил в скит в Рязанской области, чтоб там спокойно послужить. А это была там золотая осень, вообще счастливейшее время, где спокойно можно было вот только молиться, читать...

К. Мацан

— Потрясающе...

Архим. Симеон

— Да, духовные книги... Ну, созваниваться там с издательством, чтобы давать ценные указания, но сильно не погружаться в эту всю повседневность. И да, не в центре Москвы. Действительно это скит. Там, собственно, на богослужения тогда два человека у нас пели, или один даже человек, ну и прихожан там не было. То есть, там только на какие-то праздники приходили рабочие, и тогда там человек так 10-15 собиралось. А так, в принципе, мы служили вот Богу, действительно служили, хоть и с минимумом прихожан — один-два человека...

Ну вот... И как раз когда я несколько дней отслужил в Сретенском монастыре, потом на машине меня повезли в скит. И я просто запомнил этот момент — что я смотрю в окно на людей, и я их вообще как-то по-другому совершенно воспринимаю. Не как раньше. Вот как-то это остро почувствовалось, что...

К. Лаврентьева

— Теперь они Вам — не чужие...

Архим. Симеон

— Да! Ну вот какое-то, знаете, действительно такое пастырское чувство заботы, любви к людям — которое, естественно, не от меня самого, а как-то свыше, да... Оно не значит, что оно всегда во мне присутствует. То есть, оно там может уходить, приходить... Но просто вот в первое время, конечно, это особо чувствуется...

К. Лаврентьева

— Программу «Парсуна» на телеканале «Спас», как я поняла, мы уже с Костей на цитаты разобрали... Его потрясла одна вещь, а меня потрясладругая...

К. Мацан

— Я просто в бытность редактором программы «Парсуна» ее монтировал... И знаю наизусть почти интервью отца Симеона...

К. Лаврентьева

— (смеется) Конкурентное преимущество...

Архим. Симеон

— Это год назад или сколько...

К. Лаврентьева

— Ну на самом деле это, конечно, шутка... Отец Симеон, Владимир Романович Вас спрашивал, что бы Вы написали на дверях ада — проводя некую параллель с «Божественной комедией» Данте, где написано «Оставь надежду всяк сюда входящий». И Вы сказали, что там было бы написано: «Вы предали себя».

И меня тогда, когда я это читала, очень глубоко это действительно потрясло. Это ведь какая колоссальная ответственность — найти как бы некий такой свой логос каждому человеку, найти свое божественное предназначение, которое вот конкретно на тебя возложено! Пока ты жив, получается — ты можешь его искать, у тебя есть эта возможность...

А Вы же как человек исповедующий мирских людей, регулярно как бы с ними в общении находящийся, понимаете, что современному человеку, которому, ну, надо там кормить детей, делать кучу бытовых всяких обязанностей, выполнять разные именно мирские светские послушания — ну, ему, наверное, колоссально сложно остановиться и послушать тихий голос Бога в своем сердце... Отринуть все эмоции, все чувства, все страсти и послушать действительно этот тихий голос, и понять, что действительно хочет от тебя Господь...

Ну это, во-первых, страшно. Во-вторых, это больно может быть на первых этапах. Но понятно, что только это и нужно сделать, чтобы понять, как тебе жизнь свою дальше устраивать...

Но отец Симеон, а как это все возможно соединить в одном человеке? И зарабатывание денег, и вот это вот кручение в мирских заботах, и такую жизнь, чтобы вот потом не попасть в место, где будет написано, что «вы предали себя»?

Архим. Симеон

— Ну, здесь нет противоречия. Это же не значит, что надо отринуть всю там мирскую суету, все бросить там, детей одних оставить и...

К. Лаврентьева

— Уехать в монастырь...

Архим. Симеон

— Да, так сказать... Читать Григория Паламу...

К. Лаврентьева

— Вы вот рассказываете — а у нас с Костей такое сразу мечтательное выражение лица...

Архим. Симеон

— (смеется) Хороший сантехник, который прекрасно выполняет свою работу, придет к людям с добрым отношением, с улыбкой, и хорошо сделает кран...

К. Лаврентьева

— Он уже не предал себя...

Архим. Симеон

— Да, вы понимаете, он гораздо больше добра и света приносит в этот мир. Мы же с вами знаем, как много может быть отравленных...

К. Мацан

— Я как человек, который сейчас делает ремонт, понимаю, как важно, чтобы сантехник пришел с добрым выражением лица и тебя успокоил...

К. Лаврентьева

— Это правда...

К. Мацан

— И сказал: «Знаете, у вас тут такие дела... Я сейчас все вам сделаю, не волнуйтесь, все в надежных руках»...

К. Лаврентьева

— Костина тема пошла...

К. Мацан

— Правда...

Архим. Симеон

— Ну потому что я всегда вспоминаю слова апостола Павла: «Вы едите ли, пьете — все делайте во славу Божию». Ну какое вообще, извините, дело Богу до того, что мы там едим — какие-то сухари там, я не знаю, что там, рыбку там...

К. Лаврентьева

— Да...

Архим. Симеон

— Что делаем там, на углях там жарим... Какое Ему дело? А вот это все — во славу Божию как раз! Наша-то задача как раз — это не я придумал, это многие... Вот святитель Феофан Затворник об этом постоянно, много и ярко пишет — что надо преобразить свою повседневность в этом смысле. То есть, наша миссия — не обязательно какая-то там... на луну полететь, понимаете, и стать первой женщиной-космонавтом... Какое-то чтобы о вас написали там во всех телеграм-ресурсах вот...

А какая-то миссия именно своя, близкая. Например, воспитать детей... Ну там всегда — каждый человек же уникален, поэтому у него есть такая глубина, которую только он знает... И Господь. Поэтому вот в этих... в этой повседневности просто эту глубину надо найти. Не в смысле вот ее надо уничтожить и забыть — и к звездам; а вот, так сказать, через тернии к звездам...

Поэтому здесь мысль... Кстати, Владимир Романович спрашивал не то, что я бы написал на стенах (смеются), а что там, по моему мнению, написано... То есть это...

У нас, к сожалению, вот как мне кажется — это тоже, собственно, не моя идея, от многих священников слышал (ну, не от многих, от некоторых) — есть некий перекос в ту сторону... в смысле вот посмертия, да, загробной жизни. Да чего тут — и я иногда тоже... И в принципе, это правильная мысль — что эта такая жизнь эфемерная, временная, что все главное будет потом, да, после смерти...

И мы немножко вот пренебрегаем в таком нашем дискурсе... как бы пренебрегаем такой земной жизнью — как будто это все второстепенно, неважно... Вот только там молись, постись и слушай радио ВЕРА...

К. Мацан

— Правильно... (смеются)

Архим. Симеон

— Нет, радио ВЕРА как раз надо слушать, чтобы понимать более глубоко смысл своего существования, на мой взгляд. Так вот у нас вот этот перекос — отрицание сегодняшнего дня — бывает, да, вот в пользу какого-то будущего, загробной вечной жизни. Но оно ведь... оно же и формируется сейчас, здесь и сегодня — наше, собственно, то, к чему мы придем...

То есть, мы рисуем свой образ, очищаем икону своей души, и от нас зависит, что в итоге получится. И это как бы вечная, навечно зафиксированная, как вот мы иногда тоже говорим, «фотография души» вот итоговая — что произойдет...

У того же Данте — вот замечательно о нем Борхес написал, что его персонажам посвящено несколько строк, несколько, буквально, терцин, да, в «Божественной комедии» — одному, другому, третьему; но это — вечная жизнь! Представляете, мы о них читаем всего несколько слов, а это — их вечная участь, вот к чему они пришли...

Да, или прекрасный пример там у Льюиса — вот его...

К. Лаврентьева

— «Расторжение брака»...

Архим. Симеон

— Да, «Расторжение брака»... То есть, мы формируем себя — никто за нас эту нашу миссию не выполнит. Конечно, благодать действительно творит чудеса; и Господь все может сделать, и даже простить все ошибки, все, так сказать, что мы там наворотили... Но вообще-то это сейчас в наших руках — свою жизнь привести к чему-то прекрасному и значительному — не с точки зрения вот всего там человечества, а с точки зрения, так сказать, моего внутреннего мира, моего предназначения...

К. Мацан

— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» — архимандрит Симеон Томачинский, доцент Московской духовной академии. В студии у микрофона — моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на радио ВЕРА продолжается, дорогие друзья. У нас в гостях — архимандрит Симеон Томачинский, доцент Московской духовной академии. У микрофона — Константин Мацан и Кира Лаврентьева...

К. Мацан

— Вы сказали об этом поиске предназначения; и поскольку мы говорим о пути к священству и о пути в священстве... А как Вы для себя определяете вот свое предназначение как священника? Если это вообще возможно артикулировать, в словах выразить. С одной стороны, спрашиваю, потому что у каждого человека свое предназначение; с другой стороны, наверное, и у каждого священника тоже в чем-то свое по отношению к другому священнику... Вот что Вы тут чувствуете?

Архим. Симеон

— «Утешайте, утешайте люди Моя», как говорится в Священном Писании. Вот это для меня, наверное, главное — как-то действительно людей вдохновить, помочь, особенно в наши — хотя они никогда не бывают простые — всегда не простые времена вот, но тем не менее. Как-то поддержать людей, вдохновить — вот в этом, конечно...

К. Мацан

— А вот насколько это сложно и что для этого требуется? Я спрашиваю, потому что я помню, в свое время в одной из статей, посвященных нашему замечательному переводчику... не только переводчику — мыслителю Наталье Леонидовне Трауберг, про нее кто-то из ее друзей написал такую характеристику очень емкую: «Она умела утешать»...

Я считаю, например, что я не умею утешать. Вот я лично теряюсь, тушуюсь, я боюсь, что я буду неуместен, что не смогу найти слова, а если нахожу — то нахожу не те...

А вот священник, и Вы в частности, видите в утешении постоянную свою заботу, постоянный объект приложения усилий. Вот что для этого нужно — чтобы утешить человека? Как Вы это чувствуете, что Вы для себя поняли про это, к какому опыту пришли?

Архим. Симеон

— Ну, с одной стороны, это очень просто; а с другой стороны — невероятно сложно. То есть, просто в том смысле, что порой человеку-то немного надо — просто чтоб его выслушали... Просто выслушали, понимаете...

К. Мацан

— Просто быть с ним...

Архим. Симеон

— Да — «и нам сочувствие дается, как нам дается благодать», как у Тютчева... Просто даже там улыбнулись — уже у него там крылья вырастают... Потому что именно то, что ты священник, тебе дает какую-то особую силу, даже какие-то простые слова. Вот в этом смысле это кажется просто, да. Просто надо себя так настроить, что... Ну, выслушать человека, быть внимательным к нему, попытаться на его волну настроиться.

А с другой стороны, это невероятно сложно, потому что в каких-то ситуациях ты понимаешь, что вообще мимо все, не попадаешь. У меня такие бывали неоднократно. Ты либо эту аудиторию не чувствуешь, либо ты говоришь какую-то ерунду просто не к месту, да... И даже можешь там... Это не значит, что если ты священник, то у тебя всегда глаголы Святого Духа, такой профетический... Я тоже всегда своих студентов как-то останавливаю — не надо вот это, так сказать...

К. Лаврентьева

— Корону, корону...

Архим. Симеон

— Да... Это искусство, действительно... Недаром святитель Иоанн Златоуст этому посвятил очень много, вот свои «Шесть слов о священстве» именно — как в этом нужно упражняться, совершенствоваться... Потому что слово — это такой очень сильный инструмент. То есть, им действительно можно человека излечить и вдохновить, а можно невольно порезать и убить...

К. Лаврентьева

— Вы знаете, это колоссально важная тема. Вот я сижу прямо, еле держусь, чтобы не высказаться...

Архим. Симеон

— Давайте, давайте...

К. Лаврентьева

— Я недавно с Федерикой де Грааф говорила на эту тему — она психолог первого московского хосписа как раз, вот духовное чадо владыки Антония Сурожского... И Вы знаете, вот она вообще этому чуть ли не жизнь свою посвятила — чтобы рассказать людям, как важно открывать сердце другому человеку, когда он в этом нуждается.

И я это на себе испытала, отец Симеон, когда у меня очень трудная была ситуация... Я прямо... У меня было несколько конкретных людей, от которых я ждала, что он со мной либо глубоко помолчит, или найдет какие-то глубокие слова... Или подержит за руку, но так, чтобы я поняла, что он рядом...

Вот вы знаете, это какое-то колоссальное умение для нас, для христиан. И она даже говорит о том, что от этого депрессия бывает — если человек не умеет открываться чужой боли. Чужому счастью еще можно более-менее открыться, с ним порадоваться как-то — только главное не завидовать, да.

А чужой боли открываться... Это надо собственный страх отринуть. Потому что мы боимся чужой боли — ну, как бы мы, миряне, и прячемся за масками некими. То есть, мы слышим как бы, что человеку плохо, видим это, и боимся не то сказать, не то сделать, боимся заразиться, боимся погрузиться слишком, слишком самому загрустить — а вот это все никак нельзя...

То есть, она говорит, что очень важно вот именно сердцем к сердцу вот так общаться. И для человека это может быть настолько живительно... Я просто знаю это состояние, когда ты ждешь этого живительного слова... Пусть их будет пять — но они будут из глубины сердца другого человека...

Но отец Симеон, это же вам, получается, с каждым человеком нужно вот так? Ладно для мирянина — он поговорит с другом, поговорит еще с кем-нибудь, еще с кем-нибудь. А священнослужителю, получается, нужно с каждым человеком общаться вот так. И как же это сердце свое живым сохранить в этих реалиях?

Архим. Симеон

— Ну я думаю, что митрополит Антоний как раз, Антоний Сурожский, был образцом в этом отношении. И конечно, мало кто с ним, наверное, может сравниться, и уж... Это некий идеал, к которому мы там стремимся, но ясно, что вряд ли даже близко приближаемся. Тем более, что... Ну вот он рассказывает же, владыка Антоний, что он там, например, сидел там несколько часов, или там даже дней у постели больного мог проводить... Или просто выслушивать человека там часами... Ну поверьте...

К. Лаврентьева

— Это очень сложно...

Архим. Симеон

— При всей благодати священства (смеется) не все это могут. И я бы, наверное, не выдержал... Знаете, сейчас вот дежурят священники в храмах... Ну я помню вот, когда в Сретенском монастыре я был — в основном, извините, там приходили полоумные, скажем так, люди (смеется) — ну реально сумасшедшие... И что тебе там «выносят мозг»... То есть, это же не всегда то, о чем... Ну, мы же тут откровенно говорим...

К. Лаврентьева

— А с другой стороны, с душевной болезнью ты ведь тоже идешь в храм...

Архим. Симеон

— Да... Но я к тому, что мы сейчас как бы всякие аспекты рассматриваем. То есть, нельзя просто автоматически настроиться вот...

К. Лаврентьева

— На каждого...

Архим. Симеон

— Да, посвящать ему столько времени, сколько он захочет. Ну это и физически невозможно, и технически невозможно порой, да... Но иногда это и не надо, понимаете...

К. Лаврентьева

— Это ему неполезно даже...

Архим. Симеон

— Несколько часов иногда, да... Просто здесь хотелось бы заострить на том, что священник очень много может сделать. Ну и мирянин, на самом деле, тоже. Доброе слово и кошке приятно, да (смеется) — мы же знаем. То есть вот мы просто иногда, наверное, преуменьшаем значимость своих слов каких-то, сочувствия, чего-то еще... Мы думаем, что это все второстепенно...

А мы же влияем друг на друга колоссально! Не только там духовенство на мирян, но и в обратном направлении, и друг на друга миряне. Мы же все — это семья людская, да. Вот блаженный Августин в «Исповеди» писал, что, мол, кому я рассказываю это все — даже не Богу, а семье людской, вот всем людям, которые прочитают мою «Исповедь»...

Поэтому мы очень друг на друга влияем, можем помогать или, наоборот, отвращать от чего-то. Поэтому, мне кажется, что вот само это понимание... Как вот Вы сейчас рассказали об этом очень интересно, и эта ваша гостья Фредерика де Грааф — прекрасно... Мне кажется, если каждый будет это чувствовать... Ну иногда буквально вот несколько минут внимания и слова сочувствия...

К. Лаврентьева

— Могут спасти человека...

Архим. Симеон

— Да, да...

К. Мацан

— Отец Симеон, мы с Вами сегодня тоже упоминали книги, литературу и говорили о том, что Вы — филолог, и литература, писатели — такая важная часть Вашей жизни. Не просто как для человека читающего, но и как человека мыслящего, размышляющего. Ваша диссертация по филологии — она по Гоголю, по богословию — по Данте...

И в этом смысле я не могу не спросить о том, о чем мы на радио ВЕРА тоже часто в разных программах размышляем — о том, как дружить с книгами, и какую роль книга иногда может в жизни человека сыграть. Тем более, что сейчас доступ к сокровищам литературы, скажем так, и книгам на любой вкус значительно облегчен.

Например вот, благодаря целому национальному проекту «Культура» по всей стране открываются, как я знаю, модельные библиотеки, и их уже очень много — 825, по информации из открытых источников. И в каждой из них есть и бумажные книги, а есть и возможность подключиться к фондам электронной библиотеки, национальной электронной библиотеки, и там — оцифрованные копии произведений разных писателей, и великих, и, наверное, надо полагать, старых произведений, которые... так вот уже не найдешь книгу бумажную — она оцифрована; и это очень удобно, что она есть в сети, мы этим часто пользуемся. Сайт новаябиблиотека.рф — на нем вот можно такую ближайшую удобную библиотеку с такими возможностями найти...

Доступ есть к книгам, и значит, роль книги может возрастать в жизни человека. И я хотел бы Вас спросить, скажем так, адресно о трех именах из истории литературы. Два я уже упомянул — Гоголь и Данте. А третье — это Грэм Грин. Вы в начале интервью в той же «Парсуне» сказали, что вот себя... когда ведущий просит представиться, сказали «грешный священник, грешный падре», потому что есть герой романа Грэма Грина «Сила и слава» — «пьющий падре». Я только сейчас не помню, как его зовут, хотя я в свое время читал когда, он на меня большое впечатление произвел этот роман...

Понятно, что о каждом из этих авторов можно говорить долго и часами. И я помню, что меня просто поразила Ваша мысль, я ее везде теперь пересказываю — что нас в школе учат, что Гоголь не написал второй и третий том «Мертвых душ», а на самом деле — написал! Потому что второй том — это «Выбранные места из переписки с друзьями», а третий том — это «Размышления о божественной литургии». Вот в этом смысле меня это так поразило, и так согрела эта мысль...

Ну вот я о чем хочу в этом смысле Вас спросить. Мы говорим о Вашем пути к вере, о пути к священству... Вот какое послание Данте, Гоголя и Грэма Грина — от каждого из них какое-то одно — для Вас оказалось в жизни существенным? Вот о чем заставило задуматься в плане веры и, может быть, священства?

Архим. Симеон

— Ничего себе вопросики... (смеется)

К. Лаврентьева

— Сложный интеллектуальный вопрос...

Архим. Симеон

— Да... Это экзамен... (смеется)

К. Лаврентьева

— Рубрика «интеллектуальный вопрос»...

К. Мацан

— Тут нет правильных и неправильных ответов... Какой экзамен! Что в сердце отозвалось...

К. Лаврентьева

— Что в сердце отозвалось?

Архим. Симеон

— Ну вообще в целом я хочу сказать, что книга — это преодоление нашей ограниченности человеческой. То есть, мы можем лучше понять и друг друга, и другие культуры, народы... И вот понять, действительно, что мы — одна семья, вот о чем я говорил. А для священника это вообще особо важно.

Не случайно вот у митрополита Антония Храповицкого замечательная есть работа — «Пастырское изучение людей по творениям Достоевского». Да, то есть, он именно читал Достоевского с тем, чтобы лучше понимать людей и на них уметь настраиваться, как-то сострадать и так далее. То есть, вот подход...

Да, но возвращаясь, значит, что... про Данте, да, Вы начали?

К. Мацан

— Ну давайте, да, в хронологическом порядке пойдем историко-литературном — Данте, Гоголь, Грэм Грин...

Архим. Симеон

— Да, вопросик серьезный... (опять смеются)

К. Мацан

— А мне казалось, это очень что-то такое простое... Я же не прошу цитаты и ссылки на источники давать, и страницу указывать, где эта фраза написана...

Архим. Симеон

— Нет, ну послание...

К. Мацан

— Ну я что имею в виду... Вы занимаетесь много Данте, допустим — занимались, и лекции по нему читали, и диссертацию написали. И наверняка есть что-то, что осталось в сердце не только как научная информация, а для себя лично. Вот то, что внутренне чуть-чуть изменило... Невозможно соприкоснуться с такого рода произведением, как «Божественная комедия» или «Новая жизнь», и остаться прежним — я вот об этом спрашиваю...

Архим. Симеон

— Ну конечно... Это то, что... Данте должен был пройти через все это — ад, чистилище, рай — чтобы измениться. Собственно, там он об этом и говорит Беатриче — что дать ему надежду можно было «лишь зрелищем погибших навсегда». То есть, чтобы он понял, в каком он бедственном положении находится, и выбрался из него, главное — он должен был вот пройти через какие-то очень...

К. Лаврентьева

— Серьезные испытания...

Архим. Симеон

— Серьезные испытания и переживания, да... Не только вот, собственно, само по себе это путешествие, но и то, что он там видел, переживал, впечатления получал — вот он где-то там в обморок падает и... в общем, меня по ходу действия. У Данте, конечно, еще получилось такой вселенский опыт объединить с личным...

Но здесь для меня, если уж говорить об одном каком-то послании, то вот это: прохождение через ад, через все страдания людские, наверное, в каком-то смысле каждый из нас должен пройти. В каком-то виде — это может быть какой-то совсем другой опыт, не такой экстремальный, как у Данте... Но наверное, в этом смысл. И мне кажется, он, собственно, это и вкладывал, как один из главных посылов в своей поэме.

Что касается Гоголя... Тоже — это про все творчество или про какое-то конкретное произведение?

К. Мацан

— Как Вы решите. У меня тот же самый вопрос: вот что осталось в сердце — такое главное, может быть, о вере, о себе, о человеке — вот от соприкосновения с Гоголем?

Архим. Симеон

— Ну, меня, конечно, всегда потрясало, как Гоголь пришел вот к глубокому пониманию Церкви, да, и ее роли в нашей жизни, в творчестве, во всем, да... То есть, будучи таким гениальным художником, он вот таким естественным путем к этой мысли прибыл — что, в общем-то, вот у нас есть такое главное сокровище, как он пишет, да, и мы его не знаем и не ввели в свою жизнь. Как это может быть? Это главное сокровище, это Церковь наша, которая как бы спущена с небес — ну, это вот в его «Выбранных местах», почти дословная такая цитата.

И поэтому, собственно, он переписывал богослужебные тексты, из Миней там, из проповедей... Тетрадки, от него осталось множество — вот как раз Владимир Алексеевич Воропаев это изучал все, нашел, ввел в научный оборот... Вот там и его лира напитывалась, гоголевская, какими-то новыми звуками, и его душа питалась этими соками живительными; и он пытался это донести до множества людей, до своих читателей, да, то есть вот...

И собственно, его последнее произведение — «Размышление о божественной литургии» — вот как венец его творчества. Вот он к чему пришел...То есть, понятно, все это замечательно — литературное творчество, произведения, поиски и так далее. Но вот в итоге мы должны... к этому призваны прийти... «Должны» вообще не люблю слово, говорю своим студентам: «Никогда не употребляйте слово „должны“, все — в проповедях чтобы слова „должны“ не было!»... (смеется)

К. Мацан

— Какой хороший совет всем...

Архим. Симеон

— Да... Призваны, да, скажем так... Призваны...

К. Мацан

— Архимандрит Симеон Томачинский, доцент Московской духовной академии, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

Ну тогда интригующее: Грэм Грин?

Архим. Симеон

— Ну, Грэм Грин — более понятно здесь. Здесь «сила Моя в немощи совершается» — здесь очевиден вот этот посыл... Как раз вот этот роман ярко показывает, что священник может быть вообще никакой — он может быть там сам по себе, по своим качествам далекий от совершенства, и даже не интеллектуал, ничего. Но вот в силу того, что он призван Богом, стоит на этом служении, и главное — что не уходит с него.

Даже осознавая вот свое недостоинство, что он не годится, все, и ничего, но — он как бы вот честно и упорно, несмотря на гонения... И смело, получается — потому что это иногда под угрозой смерти же происходит все... Ну и в итоге так и происходит — он продолжает нести свой крест, так сказать, вот это свое служение. При этом даже совсем не обязательно, что он всегда это осознает, всегда этому радуется — он там и ропщет, и, мы знаем, даже периодически пытается с этого пути сойти, уклониться, но нет — остается на этом пути...

И вот это приносит результат, да! потому что вот он остается для людей вот тем глотком воздуха, вот тем ангелом, который с небес спустился... У нас люди — не только вот в Латинской Америке, но и у нас — все люди очень благодушные, и снисходительные ко священникам... А это иногда даже поразительно бывает — готовы закрыть глаза на многие недостатки и даже пороки священника, лишь бы только он совершал вот свое служение...

Я не оправдываю там, да, понимаете...

К. Мацан

— Да, конечно...

Архим. Симеон

— Так сказать, наших отклонений — духовенства — от правильного пути. Но отношение народа в целом именно таково... Хотя, конечно, молодое поколение, может, у нас более требовательно — не знаю... Это уже отдельная тема...

К. Лаврентьева

— Отец Симеон, насколько монаху легко — как и военному, подобно военному — переезжать из монастыря в монастырь? Вот Вы знаете, я когда читаю биографию наших гостей, я иногда просто удивляюсь: потому что там пять лет в одном монастыре или приходе, семь лет в другом, еще десять лет в третьем; а если семейный человек — то вообще для меня это шок-контент, говоря молодежным языком...

Архим. Симеон

— Ну конечно, семейному человеку, семейному священнику в тысячу раз тяжелее... Это меня больше удивляет, когда там даже с прихода на приход — это же, представьте...

К. Лаврентьева

— Ну да...

Архим. Симеон

— Это у тебя фактически там может быть привязка и к школе, и ко всем этим учреждениям — а тебе там на другой конец города надо... Я уж не говорю о том, когда там куда-нибудь в деревню послали, в село... Монаху, с одной стороны, в этом отношении проще. Но с другой стороны, мы же знаем, что монастырь — это тоже семья, и здесь это не просто какое-то место пребывания...

К. Лаврентьева

— Да, да...

Архим. Симеон

— Дислокации, да... Здесь, конечно, иногда военная используется лексика; но это не совсем бывает подходяще. Потому что игумен — он как отец, братья — они так и называются «братья», да, в монастыре... Ну я, кстати говоря... Со Сретенским монастырем мы сохранили прекрасные отношения — с братией видимся, общаемся... Как-то промысел Божий уже действует... Но я все-таки не переезжал там в другую страну, или...

К. Лаврентьева

— Ну, Вы были в Сретенском; потом Вы были в Курске продолжительное время; сейчас Вы в Московской духовной академии... Это же все равно по-человечески — привыкаешь, отвыкаешь, привязываешься, отвязываешься... Вот этот вот момент — он очень ведь такой незаметный, наверное, для наших радиослушателей, да — кажется там, что вот человек нашел свое призвание, нашел покой в Боге, покой в монашестве, стал монахом вот — и ему хорошо. Но ведь за этим «хорошо» стоит совершенно другая сторона, которая тоже есть крест. И часть этого креста, наверное — вот эти все переезды, которые входят в понятие «жить по послушанию». Раз монах, решая жить по послушанию, он же дает эти обеты — и все, ты уже как бы не отвертишься, ты уже свою волю не проявишь...

Архим. Симеон

— Охота к перемене мест... Это шутка, конечно...

К. Мацан

— Немногих добровольный крест...

Архим. Симеон

— Да... (смеются) Нет, при постриге, конечно — там даже говорится: «Пребудешь ли в монастыре до смерти»... То есть, на самом деле, это тоже не меньшее испытание и крест — на одном месте пребывать. И я на самом деле вот преклоняюсь перед людьми, которые вот это вот донесли до конца...

Но мы, в общем, видим множество примеров — не хочется сейчас каких-то святых приводить, чтобы, так сказать, ничего не подумали... Но Паисий Величковский и другие — им пришлось множество монастырей сменить. То есть, это не является чем-то таким предосудительным или невозможным. Потому что всякие обстоятельства в жизни бывают. Тем более, что сейчас у нас бывает частенько, что меняются и игумены в монастырях...

То есть, вот это вот, честно говоря, не всегда братство и семья вот так выдерживается от начала до конца... Ну и жизнь — она не вписывается, в общем-то, в эти рамки. Поэтому...

Ну мне-то как раз не пришлось уж так сильно переезжать. Потому что, будучи в Курске, я все-таки в братии числился Московской духовной академии. И собственно сам этот переход, хотя и был для меня неожиданным, но как-то он естественным образом произошел...

К. Лаврентьева

— Вписался...

Архим. Симеон

— Да, то есть... Тогда владыка Евгений был ректором Московской духовной академии, и он меня пригласил и преподавать, и перейти в братию, потому что вот это ездить у меня бы не получилось бы все время. И я тогда к отцу Тихону пришел — наместнику Сретенского монастыря. Взял благословение, спросил, как он — он одобрил это, и вот как-то это естественным образом получилось.

Конечно, не безболезненно для всех, но все-таки это не на другой конец там страны... Тем более, мы все Троице-Сергиеву лавру любим, и это действительно для нас такой духовный центр...

А как-то вот склонность к такому... к научной работе, к изысканиям — она у меня все-таки была. А братия академии... Когда, знаете, все занимаются исследованиями, пишут статьи, преподают — ты находишься в этой среде, и это все-таки очень важно, это тебя самого стимулирует, когда в какие-то... В неформальной обстановке подчас, не будем греха таить, мужики что обсуждают? Там машины, там... Ладно, не будем продолжать...

К. Мацан

— Футбол...

Архим. Симеон

— Да, футбол и так далее. В академии что обсуждают? Какие-то богословские темы, философские. Ну самые, так сказать, уже в крайнем случае — какие-то церковные ситуации, тоже связанные с нашей жизнью. А в основном это, действительно...

К. Лаврентьева

— Научная среда такая, да?

Архим. Симеон

— Да, и...

К. Лаврентьева

— Научная, богословская, церковная среда...

Архим. Симеон

— Да, и в этой среде, конечно, ты чувствуешь себя органично. Вот поэтому Курская семинария была командировкой — я понимал, что это временно. И, собственно, за мной сохранялась там и келья в Московской духовной академии. Поэтому я, в общем-то, понимал, что я вернусь рано или поздно туда...

К. Мацан

— Меня так очень зацепило то, что Вы сказали, что Вы студентам говорите, что в проповедях не надо использовать слово «должны». Почему я так на это живо реагирую — потому что, в принципе, когда эта модальность возникает, когда нам говорят, что мы что-то должны, мы закрываемся психологически. И, видимо, есть эта проблема — ну, если это проблема — и в проповедях священников. Поэтому вот Вы на нее внимание обращаете и этому учите.

И поскольку мы говорим о пути к священству, а вот что еще сегодня молодым пастырям Вам как преподавателю важно о священстве донести? Не знаю, может быть, от чего, от каких, может быть, неправильных поступков, от каких-то восприятий священства предостеречь?

Архим. Симеон

— Ну, чтобы это, в первую очередь, не воспринималось как просто профессия, способ зарабатывания денег — это, конечно, самое печальное, да, что может быть. Чтобы, потому что... Ну, даже прямо я говорю: «Слушайте, ну вот вы учитесь не для того, чтобы у вас потом крестик был. Вы все получите сан — это понятно — большая часть, подавляющее большинство. Но наша-то задача — стать хорошими священниками, настоящими пастырями...».

Да, то есть — сострадать людям; быть в состоянии их вдохновить, помочь им. Поэтому как бы вот такая мотивация должна быть... И... Видите, опять — «должна быть»! (смеются)

Да, ну много таких речевых клише, к сожалению, от которых бы стоило избавляться, потому что... Ну что — я никому ничего не должен; кому должен — всем прощаю... (смеются) Мы по себе знаем, что когда тебе говорят вот это «должен», уже как-то это все... Ничего не хочется... Вот...

И конечно, мы как-то пытаемся донести до студентов, что нужно людям помогать сейчас. Не какое-то на них бремя тяжелое накладывать, а стараться их как-то вдохновить. Вот чтобы им захотелось идти...

Одна из целей проповеди — такое еще с классических времен, при Цицероне это было, да — три «У»: учить, услаждать и увлекать. Вот увлекать, movere... Твоя задача — чтобы людям захотелось стать настоящими христианами. Захотелось идти по этому пути — такому непростому, но великому, радостному, прекрасному! Вот надо уметь увлечь — не просто правильные слова там «оттарабанить»...

Ну и вот этот «профетизм», который у нас, к сожалению, бывает у священников — что вот, дескать, я выхожу на амвон, и сейчас глаголы Святого Духа пойдут... А в итоге получается такой благочестивый «бубнеж», да — что вот «за все хорошее, против всего плохого», и ни уму, ни сердцу...

Но чтобы этого не было, нужно серьезно очень работать над своим словом. Ну я поскольку гомилетику преподаю, видите, больное место нашли, нащупали... (смеются) Вот. Поэтому...

К. Мацан

— Гомилетика — это курс в семинариях именно искусства проповеди...

Архим. Симеон

— Да... Поэтому вот, конечно, хотелось бы... Если у них даже будет просто понимание, что к этому надо готовиться, что это надо продумывать, надо настраиваться на аудиторию... Не только даже вот проповедь в храме, а и в любой аудитории там — университетской, не знаю, в детском саду, перед врачами придется выступать... Священник сейчас где угодно... На радио ВЕРА выступает... То есть это, собственно, к каждой ситуации нужна особая какая-то подготовка...

К. Лаврентьева

— Ну вот и мы на радио ВЕРА, и наша аудитория, уверены, очень благодарны за наш сегодняшний разговор. Спасибо огромное!

Архимандрит Симеон Томачинский, доцент Московской духовной академии, был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии была моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Спасибо, до свидания!

К. Лаврентьева

— Всего хорошего!

Архим. Симеон

— Спасибо! До свидания!

---