«Праздник Изнесения честных древ Животворящего Креста Господня. Медовый Спас. Успенский пост». Священник Николай Конюхов

Священник Николай Конюхов. Фото: vk.com

Наш собеседник — клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве священник Николай Конюхов.

Мы говорили об истории, смыслах и особенностях Успенского поста. Также разговор шел о значении праздника Изнесения честных древ Животворящего Креста Господня, который приходится на первый день поста, и почему в народе по традиции этот день называют «Медовым Спасом».

---

А. Митрофанова

— Добрый светлый вечер, дорогие слушатели! Я — Алла Митрофанова. Продолжается «Светлый вечер» на радио «Вера», и сегодня будем говорить, продолжать разговор, точнее сказать, о самом начале Успенского поста.

Сегодня 14 августа. Это дата, под которой несколько разных наименований, расшифровок. Прежде всего, конечно же, это Изнесение Древ Честного Животворящего Креста Господня. В народе этот праздник называется «Медовым Спасом». Почему это так, тоже будем говорить, и насколько эта традиция имеет отношение напрямую к духовной жизни, ну, и о разных других аспектах. И, конечно же, о том, в чем же смысл Успенского поста, который вот так вот, на закате лет нас догоняет и сподвигает к каким-то очень серьезным внутренним усилиям, хотя, казалось бы, это вот последние дни, когда, наоборот, можно хоть немного выдохнуть перед началом нового учебного года и нового этапа рабочего года, и так далее. С нами на связи священник Николай Конюхов, клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве. Отец Николай, добрый вечер!

Иерей Н. Конюхов

— Добрый вечер.

А. Митрофанова

— С праздником и с началом поста! Ведь принято же, да — люди друг друга поздравляют с началом поста?

Иерей Н. Конюхов

— Ну, мы, православные, общаясь, друг друга поздравляем, у нас как бы все время есть поводы для радости.

А. Митрофанова

— Вот не очень понятно, почему начало поста — это повод для радости и поздравления. Объясните, пожалуйста.

Иерей Н. Конюхов

— Нам все время нужны какие-то специальные условия. «Русский человек широк, — как говорил Достоевский, — я бы сузил». То есть и нам очень тяжело иногда себя в какие-то рамки вогнать, и мы очень хотим наконец начать свою духовную жизнь, и все у нас никак не получается, и мы ждем каких-то специальных условий, точнее, сами себе их создаем. Церковь как общность идей вот учредила несколько постов, в том числе и Успенский пост, который появился как вторая часть компенсационного поста — то есть те, кто не постился в Великий пост, постились еще и летом, причем, постились достаточно долго — там, после Пятидесятницы и до Успения. Но потом как бы из-за немощи разделили на две части: убрали месяц июль, и одна часть поста — до праздника Петра и Павла, а вторая часть поста начинается с 14-го до 27-го, то есть до праздника Успения. И поскольку пост — это вот такое время, когда как раз можно немножко отвлечься от суеты, от каких-то повседневных бытовых вещей и сосредоточиться на духовном делании... Там, ну, немножко побольше помолиться, немножко поменьше объедаться шашлыка и как-то побольше уделить времени для богослужений в своей жизни и так далее.

А. Митрофанова

— Ой... Да. Все, конечно, логично и понятно, отец Николай. Вернемся еще к теме Успенского поста, потому что, знаете, есть высокая планка, которую нам Церковь ставит, задает, а есть реалии нашей жизни. Ну, разберемся с этим чуть позже. А давайте поговорим сейчас о сегодняшнем дне — 14 августа. Откуда берет происхождение этот праздник — Изнесение Честных Древ Животворящего Креста? И слова странные — «изнесение» и «Честное Древо»... Ну, в общем, требуется определенная расшифровка, наверное, и пояснения. И какое отношение события давние, XII века, по-моему, чуть ли не туда корнями уходит этот праздник, имеют к нашему времени?

Иерей Н. Конюхов

— Любой церковный праздник имеет к нам непосредственное отношение, потому что мы заново переживаем события, хоть двухтысячелетней давности, как-то Рождество Христово или Успение Богородицы и так далее. То есть для нас все это актуализируется в богослужебном круге.

А история происхождения праздника действительно интересная. Название праздника славянское, поэтому, может быть, не всем понятно. «Изнесение» — это означает «вынос», то есть непосредственно когда берут крест. Он находился в царском хранилище, в специальном месте, и его выносили непосредственно для чего? В Константинополе в августе начинались всякие болезни. И существовала такая традиция, что 1 августа выносили Древо Креста, то есть большой деревянный крест, и носили его по деревням, по селам, и люди выходили, служились какие-то молебны, в том числе водосвятные  молебны, и люди получали вот через свою молитву, обращение к Богу помощь. То есть, вот там когда болезни всякие, это все людям очень тяжело, и они вот обращаются, начинают обращаться к Богу. Поэтому это вот еще такое греческое происхождение этого праздника — оно есть.

И вообще было принято в Константинополе в первый день каждого месяца служить водосвятные молебны. Ну, и так вот он там и учредил — сейчас у нас тоже после окончания богослужения в 4 часа тоже совершается водосвятный молебен.

Также имеется и «русский след», о котором всегда очень любят писать, потому этот праздник еще называется Праздник Всемилостивому Спасу и Пречестной Пресвятой Богородице. Это уже XI век, связанный с князем Андреем Боголюбским, царем Мануилом. Это царь Константинопольский и наш князь, которые вместе воевали, ну, каждый на своем участке. Как наши воевали с булгарами (ну, не с теми болгарами, а с язычниками, с племенами варваров, потому что их тогда называли булгары), царь Мануил — на своем фронте, и оба, как православные императоры (ну, точнее, не императоры, один — православный император, а другой — православный князь), выносили иконы Господа и Богородицы для воодушевления воинов. И все воины молились им, и даже, как говорится в летописях, было какое-то чудесное знамение, то есть свет исходил от иконы Господа. И благодаря вот этому молитвенному подвигу русских и греческих войск они одержали победу. И было так принято у наших предков победы приписывать не себе, не своему ратному как бы могуществу, не своим физическим каким-то или другим силам, а связывать непосредственно с вмешательством Божьих сил — что Бог благословил нас, и мы к Нему обратились, Он нас благословил, у нас все получилось. И, как в древнем псалме говорится, «не мне, не мне, но Имени Твоему воздам хвалу» — то есть люди привыкли не себя прославлять, не силу своего оружия, а говорить: «Господь нам помог».

Поэтому учредился (еще раз, опять же, это было 1 августа по старому стилю, а 14-го — по новому) и как бы еще и такой чисто русский праздник Всемилостивому Спасу и Богородице. И там был тоже обычай выносить Крест Господень, он полагался на центр храма, служились тоже молебны, и вот уже учредился непосредственно и у нас такой праздник, уже не связанный только лишь с греческим.

А. Митрофанова

— Очень богатая история, получается, у этого дня. И вот интересно — а как же так, чисто случайно совпало, что и греки в Константинополе именно в этот день одержали победу, и князь Андрей Боголюбский именно в этот день, не сговариваясь? Там чуть ли даже не примерно в одно и то же время и чуть ли не в один год это все происходит! Как к этому относиться? Вот просто даже с точки зрения, ну, как сказать... Вот, знаете, иногда смотришь кино, в котором очень много...

Иерей Н. Конюхов

— ...все совпало.

А. Митрофанова

— Да, да, разных совпадений. И у зрителя сразу же недоверие возникает к происходящему на экране. Ну не может в реальной жизни быть такое количество пересечений совершенно случайных, совпадающих людей во времени, пространстве и так далее. И, наверное, все-таки сценаристы тут что-то подколдовали слегка?

Иерей Н. Конюхов

— Безусловно, какие-то исторические даты — они не являются всегда непосредственным... вот как у нас 9 Мая — День Победы. Ну, слушайте, там были и серьезные сражения, и там были и 7 мая, и 8 мая, которые сейчас в Европе принято отмечать. То есть просто выбран какой-то день — удобный или какой-то символически значимый. Понятное дело, что война — она не идет один день. То есть там были разные этапы. Но тут нужно сказать, что в греческих как раз источниках мы не находим упоминания, что царь Мануил вот именно в этот год, именно в этот месяц, именно в этот день совершал какой-то военный поход. Но были другие военные походы, которые... конечно же, можно представить, что он как раз благодаря победам в них благодарил Господа и Богородицу. А в наших русских летописях именно так это и описано. Но поскольку хроника там достаточно подробная про Андрея Боголюбского, то можно проследить, что именно в это время происходили эти события. И потом просто, видимо, конечно, какие-то праздники — они видят, что они совпадающие или пересекающиеся, и они в одну дату входили. Для нас это не является чем-то там... подтверждением того, что это не было. Для Церкви очень важна рецепция. Любой праздник проходит через почитание. Если для людей это актуально, то это остается. Если бы это было просто чем-то высосанным из пальца, поверьте мне, очень быстро это бы все ушло. В Церкви остается только то, что действительно имеет важное значение для верующих, и они получают... приходят, тут молятся, поклоняются Животворящему Кресту Господню и получают действительно для себя благодатную помощь.

А. Митрофанова

— Да, здесь, конечно, вопрос — а для нас-то сейчас этот праздник, прежде всего, День Изнесения Честных Древ Животворящего Креста или День освящения меда? Вы как думаете?

Иерей Н. Конюхов

— (Смеется.) Ну, для нас освящение чего-либо — это всегда вторично по отношению к празднуемому событию и по отношению к литургии. Потому что на литургии идет самое главное освящение — освящение через Святых даров хлеба и вина, которые становятся Телом и Кровью Христа. И для человека, который хочет освятиться, то есть стать святым, для него принципиально важно именно причащение. Самый лучший способ приблизиться к Господу и с Ним опытным путем пообщаться — это как раз причащение Святых даров. И оно бывает не только в какие-то специальные такие праздничные дни, оно может быть в любой, даже будний, день. Но в такие дни особенно, конечно, важно — люди приходят, в том числе, чтобы помолиться вместе в храме и вместе вступить с Богом в таинственную связь через причащение Святых даров. А освящение вербы, куличей, освящение даже воды, освящение меда или освящение яблок — это уже как бы такое вторичное, совсем в этом нет ничего плохого принципиально. Конечно, это люди получали урожай, да? Вот в это время обычно у людей был урожай меда. Пасечники могут вам об этом много чего рассказать. И они приносили плоды этого урожая для того, чтобы освятить. Это была логика верующих людей — что все, что у нас есть, это данное Богом. «Хлеб наш насущный даждь нам днесь», как говорится в молитве «Отче Наш». То есть мы понимаем, что вот нам Господь подал, вот все у нас получилось, урожай у нас вырос, там, яблок, сколько есть, там, каких-то плодов, и вот мед. Мы приносим, как бы Бога просим благословить, чтобы эта пища нам была в пользу. Да, но, безусловно, это вторично по отношению к, например, Животворящему Кресту Господню. Животворящий Крест — это символ вообще нашего христианства, это символ нашей победы — победы Господа над смертью. И мы немножко тоже к этой победе присовокупляемся — ну потому что верим, что если Христос Воскрес... Как апостол Павел говорит, что Он и сам воскрес — умер и воскрес, нам дана надежда, что мы тоже умрем и воскреснем, и тоже будем с Богом жить вечно.

А. Митрофанова

— В программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня священник Николай Конюхов, клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве. Отец Николай, ну вот смотрите, сегодня день, который все-таки гораздо больше известен именно как Медовый Спас, чем как День Изнесения Честных Древ Животворящего Креста Господня. Словосочетание само — «Медовый Спас»... Потом будет Яблочный Спас, потом Ореховый Спас... Я вот так думаю и даже читала критические замечания, причем, священнослужителей, на этот счет — нет ли принижения такого в том, что мы соединяем два совершенно разноуровневых смысла? Мед — это мед. А Спас — это, извините, Господь Наш Иисус Христос. И то, что мы к Имени Бога присоединяем такие прилагательные — там, «Медовый Спас», «Яблочный Спас» и так далее, — вот просто если так задуматься, это вообще корректно, это правильно? Я понимаю, что это традиция. Но мы же на традицию тоже можем критически посмотреть и попытаться каким-то образом ее осмыслить? Что вы думаете об этом? Словосочетание само по себе, да?

Иерей Н. Конюхов

— Обязательно нужно критически... вообще не выключать голову. То есть когда ты приходишь в Церковь или становишься частью Церкви, это не означает, что нужно выключать голову, и критическое мышление — это одна из важнейших составляющих, которая должна оставаться обязательно. И вот рецепция церковная, о которой я уже говорил, она в том и состоит, что постепенно какие-то вещи понимают христиане, что они не нужны, а какие-то вещи, наоборот, нужны. И какие-то вещи становятся догматами — например, «Символ Веры», которые мы на каждой литургии поем. А какие-то вещи могут видоизменяться, в этом ничего нет странного.

То, что вы говорите по поводу Яблочного Спаса, там, Орехового Спаса, Медового Спаса, — конечно, это все идет из народа. То есть это вот какие-то народные традиции, не связанные, естественно... Если в заглянете в Типикон или в какие-нибудь богослужебные книги, нигде такого вы, конечно же, не увидите. Чаще всего это такие более светские обозначения. То есть это какие-то ярмарки, на них это пишут большие какие-то баннеры, какие-то рекламы, еще что-то. В церковной среде, кстати, среди духовенства и среди вот как бы богослужебной, опять же, литературы такого вообще нету. Это именно народные названия, как, там, пост у нас назывался «Филиппки», или еще что-то такое. Какие-то вещи вообще есть вредные, связанные с тем, что праздник Иоанна Богослова считался Днем Ивана Купалы. То есть какие-то языческие рудименты, пережитки языческие оставались и привязывались к христианским уже праздникам. Безусловно, это вредно, это, как вы правильно сказали. Десакрализирует само понятие вот этих священных слов — «Спас», «Господь», «Иисус Христос», «Честное Древо Креста Господня». И поэтому это может быть употребительно вот так вот, именно в народе, и это нельзя насильно изживать. Уже мы проходили то, что... Тут можно только заниматься просвещением, чем, собственно, и занимаются те самые батюшки, о которых вы говорили, и официальные церковные спикеры, когда спокойно, без всяких агрессий говорят, что «вот давайте все-таки обратим внимание на первостепенные вещи, на важные вещи». А в том, чтобы освятить мед, виноград, яблоко, орех или еще что-то — в этом нет ничего зазорного, но, естественно, это не является предметом нашей веры. Это, скорее, последствие нашей веры — как такая вот приятная позиция. Ничего в этом плохого нету, но, как вы правильно сказали, не стоит умалять тот высокий богословский уровень, которым написаны богослужебные тексты, в которых есть... В каждом празднике есть серьезный богословский смысл, и, в первую очередь, имеет смысл на нем концентрироваться. Но это через вот образование, через просвещение, через правильное участие мирян в литургической жизни, прежде всего, в евхаристической жизни. И через вот такую, как сказали бы раньше, «разъяснительную работу».

А. Митрофанова

— А вы искали же, наверняка, для себя ответ на вопрос, почему внешние формы более, ну, привлекательны, что ли, чем то глубинное содержание, о котором вы говорите?

Иерей Н. Конюхов

— Конечно.

А. Митрофанова

— Почему гораздо проще нам прийти в храм, чтобы яблоки освятить или мед, как это делается в сегодняшний день, чем поучаствовать в литургии? Ну, а почему, правда? Что с нами не так?

Иерей Н. Конюхов

— (Смеется.) Ну, не то, что «с нами не так». Просто мы состоим из двух частей. То есть мы же не ангелы. Вот ангелы — они существа бесплотные, то есть у них нет тела, соответственно, только дух. А мы состоим из двух частей. Ну, бывают две системы –дихотомичная, трихотомичная, но мы сейчас будем говорить, что человек состоит из души и дела, да, допустим? И вот мы — существа более телесно-духовные, и наше христианство призвано нас, наоборот, сделать более духовно-телесными. То есть наша телесность — она никуда не денется, и не всегда наша телесность является чем-то плохим или греховным, ни в коем случае. Потому что Бог, по нашей вере, является Творцом всего мира, в том числе, и нашего тела. Поэтому у нас нету какой-то ненависти, как у Платона кто-то там или у гностиков были, там, какие-то идеи, что тело — это темница души. Нет. Поэтому мы к физическим вещам относимся достаточно спокойно, а иногда даже и радостно. Но приоритет составляет именно духовное. Для нас, по идее, какие-то такие вещи, связанные с освящением, там, яблок, или чтобы свечечку поставить, или что-то освятить — это просто проще. Для того, чтобы вот какие-то глубокие вещи понимать или богословские вещи — это нужно, соответственно, больше усилий. А человек — он как вода, он течет туда, куда проще. Вот. Хотя Христос сказал нам наоборот — не искать легких путей, потому что легкий путь — он ведет обычно не туда. И нам нужно искать вот да, узенькую тропиночку, которая ведет в Царство Небесное. Но это все дело, я могу сказать, наживное. Знаете, ребенок — он сначала тоже учится на каких-то таких простых символах. То есть сначала он, там, слушается, может быть, там, за страх, то, что, там, Баба-Яга или милиционер, или еще что-то такое... Там, вот я дочке говорю: «Ты будешь много есть сладкого — у тебя будет диабет», да? То есть немножко я преувеличиваю гротескно. Понятно, что если она даже... Я говорю: «Съешь вот пять конфет — у тебя будет диабет». — для того, чтобы она послушалась, чтобы она поняла, что это может привести к каким-то серьезным последствиям. Вот так же иногда... Ну, то есть в таких вещах. А потом уже ты с ребенком не разговариваешь так — он вырастает, и ты с ним уже как со взрослым. Так же и тут: некоторые христиане — они в таком еще «детском» немножко находятся... у них детская еще вера, привязанная, прежде всего, к чудесам, к паломничествам, к освящению тех или иных предметов — к каким-то таки м вот внешним символам, которые не являются ни в коем случае, я говорю, опять повторюсь, плохими вещами. Но это лишь этап — то есть от внешних форм нужно обязательно переходить к внутренним формам. И существует очень большая опасность, если человек не сделает этого шага от внешнего к внутреннему, потому что очень часто происходит так, что внешнее так и остается внешним, и у человека со временем просто это все рассыпается. То есть если он так и не сделал следующий шаг, к сожалению, это может быть критической опасностью для дальнейшей его веры.

И, знаете, я сталкивался с людьми, с молодыми людьми, которые выросли в религиозных семьях, учились, может быть даже, в воскресной школе, а потом вырастали и теряли веру. То есть они абсолютно теряли всякую связь и с храмом, и сами не интересовались уже больше этим. Когда ты начинаешь спрашивать — что, почему, — они говорят: «Нас учили только обрядам. Нам говорили, что вот здесь нужно не есть мясо, здесь нам нужно идти, потому что нужно идти». И никто не позаботился о том, чтобы проникнуть в смыслы. Христианство — очень интересная религия, очень глубокая. Это очень серьезная мировоззренческая система. И, безусловно, нам нужно от внешних форм все-таки переходить к внутренним.

А. Митрофанова

— Отец Николай, а вот в этой мировоззренческой системе, как вы сказали, какое значение все-таки уделяется внешним формам? Вот смотрите, мы же неслучайно проходим через посты. И сколько бы ни говорили, что пост — это главное, чтобы не есть людей, и так далее, но вот начинаешь разбираться, и все равно вот эта внешняя форма, ограничение, самоограничение в еде, в рационе, в каких-то развлечениях, в том, чтобы... -- некоторые люди, например, кино не смотрят во время поста, и так далее, — оказывается, все равно имеет значение. Вот имеет, как ни крути. И даже сейчас часом раньше в эфире мы говорили с замечательным священником, который напомнил, что сегодня еще и День памяти мучеников Маккавейских. И их учитель Елеазар пострадал ровно за то, что отказался есть свинину. Ему, причем, предлагали такой, как это сказать... вариант компромиссный: «Давай-ка, мы тебе приготовим какое-нибудь разрешенное мясо. Ты, как человек своей веры, ну, по твоему уставу, свинину не имеешь права есть. Но мы тебе приготовим другое мясо, ты его съешь, Бог будет знать, что ты не согрешил, а при этом тебе жизнь сохранят, потому что те, кто тебя пытает, пытаются как раз, хотят тебя заставить сделать то, что твоей верой не разрешено». И он сказал: «Ну а как же? А люди увидят и подумают, что я свинину ем. Как же я предам? Вот как я доверие людей предам?» И он отказался и пострадал. Казалось бы, вот нам сейчас из XXI века, — из-за какой-то сущей ерунды! Потому что христиане сейчас — ну пожалуйста, любое мясо, все, что хочешь, да? Все тебе позволительно. Другой вопрос, что не все полезно. Но выясняется, что вот эти внешние ограничения тоже имеют определенный смысл.

Иерей Н. Конюхов

— Безусловно. Если бы они не имели смысла, Церковь бы, опять же, просто бы отсеяла это за ненадобностью. Получилось наоборот — что был только один, там, пост в древности, а сейчас их уже четыре. Соответственно, это не просто имеет значение, но имеет и определенный смысл и необходимость даже для нас. Безусловно, внешние формы — они очень часто проявляют внутренние вещи. У нас есть же и другая опасность — как бы жизнь, качнувшись влево, качнется вправо, как у Бродского написано. То есть люди иногда слишком уходят во внешнюю сторону, а некоторые, наоборот, говорят: «Мы верим в Бога в душе, мы принимаем христианскую нравственность, но ничем мы заниматься не будем — никаких постов, никаких участий в богослужении. Зачем в церковь ходить? Бог у меня в душе». Вы, наверняка, с таким сталкивались и слышали такие рассуждения. Поэтому внешнее — это выражение внутреннего: «Вот как у нас, у христиан, принято». Например, я люблю свою жену, я ее обнимаю, дарю ей цветы, ухаживаю, стараюсь помочь ей в домашних делах. То есть я люблю ее внутри, как говорят, в душе, но я это внешне и проявляю. Соответственно, было бы странным, если бы я этого не делал. Было бы у нее впечатление, что я лицемерю. То есть я декларирую ей свою любовь, но ничем не подтверждаю ее. Соответственно, то же самое — по отношению к Богу. Если ты декларируешь свою любовь к Богу, почтение к Нему, считаешь Бога своим... Знаете, как после Крещения человек говорит: «Верую яко Царю и Богу». То есть для нас и Царь, и Бог, для нас — высший авторитет в нашей жизни. Ну и, соответственно, если мы говорим об этом, то это как-то должно проявляться вовне. Очень было бы странно, если бы это оставалось только лишь некоей декларацией. Грош цена была бы нашим словам. А пост — это, скорее, больше даже не то, что жертва Богу. Это, скорее, дисциплина самого себя. Это как вот занятия в спортзале. То есть мы ходим, занимаемся спортом... Мне в свое время врач настоятельно рекомендовала, чтобы я уделял этому внимание. И, представляете, это непросто. (Смеется.) Все, кто начинал это поприще, знает, что очень тяжело заставить себя пойти куда-то чем-то заниматься вместо того, чтобы лишнее время уделить самому себе, тем более, его мало. И вот ты после работы идешь и еще, там, час занимаешься какими-то физическими нагрузками. Но это необходимо — и для здоровья твоего, и для самочувствия, и для как бы общего такого ощущения бодрости. Потому что от тебя зависят дети. Ты работоспособность теряешь, когда ты не следишь за собой, расползаешься. Соответственно, этим нужно заниматься. То же самое и в духовном плане — если ты не умеешь говорить себе «нет», не умеешь бить себя по рукам, то это очень быстро приводит к тяжелым последствиям. То есть начинается все с маленького, да? Вот с таких детских вещей — отказать себе в какой-то очень вкусной пище — там, в мясной пище. Или отказать себе от социальных сетей, или вот, как вы говорили, кино, там, какое-то. Вот человек привык каждый вечер смотреть сериалы. Дети его просят почитать книжку, жена просит с ней поговорить о какой-то теме. А человек вот прилип к телевизору или, там, к компьютеру и не может уделить никому внимания. И вот тут необходим навык, умение себе в чем-то отказывать. Умение говорить, что «подожди-подожди, есть вещи важнее, давай не будем идти так, как мне удобнее, так, как мне хочется».

Я одному ребеночку, который пришел ко мне на исповедь, мы с ним разговаривали (ну, там ребеночек — уже отрок восьми лет), говорю: «Знаешь, чем отличается взрослый от ребенка?» Он такой: «Чем?» Я говорю: «Ребенок делает то, что ему хочется, а взрослый делает то, что ему надо, вот, по правде». То есть мы стараемся именно иногда переломить какие-то свои желания. То есть очень хочется спать, но я все равно встаю к ребенку и кормлю его. Очень хочется есть, но я терплю и иду натощак причащаться. Очень хочется полежать на диване и ничего не делать, но я встаю и помогаю жене. Нужно уметь себя преодолевать. Вот без умения говорить себе «нет» или, например, мы будем говорить «вперед», ни о какой духовной жизни не может быть и речи.

А. Митрофанова

— В программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня священник Николай Конюхов, клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста. Говорим сегодня о празднике Изнесения Честного Древа Животворящего Креста Господня, о Медовом Спасе и о начале Успенского поста. И о том как раз, откуда взялся Успенский пост, как он появился в нашей жизни и в церковном календаре, вот об этом — буквально через минуту. Я — Алла Митрофанова, не переключайтесь.

«Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие слушатели! Я — Алла Митрофанова, и напоминаю, что на связи с нами священник Николай Конюхов, клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве. Еще раз здравствуйте, отец Николай!

Иерей Н. Конюхов

— Да, здравствуйте!

А. Митрофанова

— Мы будем сейчас, во второй части нашей программы, говорить о смыслах Успенского поста. Но прежде всего хочется понять, откуда он взялся. Вы в первой части нашего разговора сами обозначили: первоначально был один пост. Причем, если я правильно понимаю, это Великий пост, у него в Священном Писании есть обоснования. Мы знаем, что Господь 40 дней постился в пустыне — например, да? Вот как один из таких стержневых моментов, когда мы задумываемся о смысле Великого поста. Откуда взялись остальные? Ну про Петров понятно — там те, кто не успели Великим постом что-то сделать, вот у них есть Петров пост. А Успенский? Вот как он появился и в связи с чем? Когда мы понимаем обоснование, смысл, нам становится проще идти по этому пути. Поэтому хочется с этим разобраться.

Иерей Н. Конюхов

— Я уже говорил об этом, повторюсь — что, действительно, в древности был пост вот установленный... Еще как Христос постился 40 дней в Евангелии, то в Церкви существовал пост, связанный с праздником Пасхи, связанный с людьми, которые собирались принять крещение в Великую Субботу с оглашенными. И первоначально там были по-разному... В том числе, там был пост не то, что 40 дней, а 40 часов. То есть там был пост — непосредственно начиная со Страстной Пятницы люди вообще ничего не ели. То есть пост — это в древности понималось не то, что мы едим одно и не едим другое, а пост — это полный отказ от пищи, а иногда и от воды. Поэтому полтора дня вообще не есть и не пить ничего — для древних людей это тоже было как вариант поста. Потом он прибавлялся — сколько-то дней, потом вот установилось 40 дней.

А тот пост, о котором мы сегодня говорим, он связан с тем, что для тех людей, кто не постился в Великий пост, был как бы компенсирующий пост — летний. И был он тоже продолжительный, тоже занимал больше месяца. То есть он начинался после Пятидесятницы. И потом, современная литургическая наука говорит о том, что как раз разделили этот пост из-за того, что все-таки было тяжело все лето поститься. Как бы только недавно был Великий пост... И его сократили. То есть вот июль месяц — его убрали, он стал опять непостным. И остались две части вот этого компенсационного поста — как одна часть стала Петровским постом, который сейчас заканчивается праздником Петра и Павла, а другая часть стала постом Успенским, потому что она заканчивается праздником Успения. Это то, как, если с исторической точки зрения, этот пост появился.

Ну, а сейчас для нас любой пост является, в том числе, дорогой к празднику. Вот сейчас будет праздник Успения Божьей Матери — один из таких трех очень важных праздников, которые имеют свой собственный пост. То есть, если первоначально эта часть появилась просто как остаток вот этого компенсирующего поста, то сейчас это уже самостоятельный пост, связанный, прежде всего, с праздником Успения.

Почему мы говорим, что это дорога к празднику? Потому что чтоб был праздник, нужно сначала совершить некие действия подготовки. То есть когда мы хотим... Вот любой человек, который занимался свадебными приготовлениями, скажет, что это очень хлопотно, нужно много потрудиться в этом плане, чтобы свадьба пошла так, как задумывают жених и невеста. Нужно и с тем связаться, и туда пойти, и, там, за месяц записаться в ЗАГСе, и то, может быть, может и не быть мест на свободные даты для росписи. Ну, и так далее. То есть люди знают, что к любому важному событию, будь то экзамен, свадьба, я не знаю, день рождения для некоторых, это такое важное событие, к которому нужно готовиться. Для нас, христиан, любой церковный праздник — это важное событие, мы заново переживаем каждый раз — через богослужебные тексты, через собственное молитвенное участие, через вот такую совместную церковную молитву — вот все эти события, связанные с дорогими нам людьми. Богородицу мы почитаем как святую, пресвятую, то есть первую среди святых. Безусловно, она для нас занимает особое место как Матерь нашего Бога, Матерь Иисуса Христа, богочеловека Иисуса Христа, и мы, конечно же, в эти дни, которые связаны с ее жизнью, для себя особенно отмечаем. Успение, как я уже говорил, это великий праздник, в котором есть свои особенности, в том числе и богослужебные особенности. Выносится изображение гробницы Божьей Матери, которая называется Плащаница, центр храма, и люди с благоговением, с любовью приступают и вспоминают об этом празднике. Удивительно еще, что на третий день, когда апостолы пришли, они не нашли тела Богородицы. То есть, по церковному преданию, Господь забрал тело Богородицы на небо. То есть прежде времени воскресил и забрал к Себе. Поэтому для нас, конечно, эти события важные, и мы готовимся. Вот поэтому у нас сейчас такое время подготовки — всего лишь две недели, небольшой пост, но важный.

А. Митрофанова

— Вы меня простите, пожалуйста, отец Николай... (Смеется.) Вы когда сказали про подготовку к празднику или к экзамену, я сразу вспомнила два эпизода из собственной жизни, когда я вела себя как отменная двоечница, но при этом, знаете, я не понимаю, как все вышло. Я абсолютно с вами согласна — чем больше вложишься в подготовку, тем больше потом ощущаешь краски праздника. Это вот, например, на Рождество, когда, там, с детками большие семьи сидят и вот готовят какие-то игрушки, или пряники выпекают, и так далее — вот этот праздник, ожидание праздника не менее важны, чем само событие, к которому готовишься.

Но был в моей жизни экзамен один, очень сложный, который я, в итоге, не сдавала. Я получила за него «автомат». Причем, получила абсолютно незаслуженно. Я не понимаю, как так вышло. Если бы я этот экзамен сдавала, наверное, ничего бы не вышло. Ну, то есть у меня бы не  было такой вот хорошей оценки. В день, когда... Собственно, поставили мне «автомат», потому что преподавателю очень понравилось мое выступление. Как оно ему понравилось, я тоже не очень понимаю. В день этого выступления я опоздала на половину пары. Я готовила доклад — я опоздала на половину пары, я явилась с перекошенным лицом, и то, что я говорила, я сейчас даже не помню, я не помню содержание этого доклада. Я помню, что все было как-то очень невпопад. А опоздала я потому, что моя соседка по общежитию — у нее в то утро случился очень резкий приступ аппендицита, и мы, опережая собственный вопль, вызывали «скорую», помчались с ней больницу, пока ее  там на операцию срочно отправляли, и так далее. Короче, на последние деньги (или даже, по-моему, бесплатно, что ли, меня довезли — тогда еще попутки ловили в Москве, можно было так доехать) я добралась до института и влетела вот на эту пару, и чего-то там такое пролепетала. Я не понимаю, как это вышло — я вам совершенно точно говорю, что я не готова была ни к этому докладу, ни, тем более, впоследствии к экзамену, который... Вы понимаете? Но проскочила. Но я не готовилась. Вот... Вот понимаете? Вот такой парадокс. И то же самое было с нашей свадьбой. Ну это уже другая немножко история. Просто прокомментируйте — а как так бывает? Когда человек, казалось бы, ничего — пальцем о палец не ударил, — и его — раз! — и вот так, что называется, «пронесло». Или, проецируя на нашу сегодняшнюю тему, на праздник — вот явился в непраздничной одежде на брачный пир, и — раз! — и все случилось!

Иерей Н. Конюхов

— Аллочка, тут связано с тем, что, вы знаете, Он помогал... Если я правильно помню, у Амвросия Медиоланского, была фраза, что если человек служит другому человеку, помогает, проявляет свою любовь, то Христос начинает служить ему. И поэтому вы проявили любовь к своей подруге, поехали с ней в больницу, внимание к ней проявили — и как бы вот так вот получилось, что добро вам вернулось, и вы сдали «автоматом» сложный экзамен. Такое в жизни достаточно часто бывает. Поверьте мне, я сам с этим сталкивался — что когда ты иногда отказываешь другим людям в помощи и говоришь: «Я занят, я должен заниматься», то потом у тебя может даже и хуже получиться, хотя ты занимался. То есть у нас всегда любовь — она стоит выше правил. То есть Христос — Он говорил, что да, не человек для субботы, а суббота для человека. То есть понятно, что в нашем случае пост — для человека, а не человек создан для поста.

Такое бывает, но, с другой стороны, у нас есть притча другая — о десяти девах. Пять из них были мудрые, пять — юродивые. Если вы вспомните, вот эти пять юродивых — они не позаботились о том, что вообще придет Христос, они не продумали эту вещь, они не подготовились как бы, да? И, в итоге, они не вошли на брачный пир — им сказали, что «извините»... Христос сказал: «Я вас не знаю». Потому что те, кто действительно ждет Христа, он Его ждет по-настоящему. И, безусловно, бывает, человек в последний день вдруг ощутил желание прийти в храм и помолиться, и причаститься, и, поверьте мне, Господь ему даст и помощь, и благодать, но это, скорее, исключение, чем правило. То есть нет такого правила, что ты всегда в последний момент вбегаешь... Один раз пронесло, один раз не пронесло. И для христианина это... Нужно понимать, что пост — это не обязаловка. Это не то, что вот не будешь ты поститься — Христос тебя не будет любить. Он тебя будет любить, если ты вообще даже никогда в жизни не будешь поститься. Это другой совершенно вопрос. Это связано уже с твоей любовью к Богу, с твоим ощущением, с твоими внутренними обязательствами. Что ты сам себе говоришь, что «да, я должен вот в это время как-то себя в чем-то ущипнуть». Для чего? Чтобы стать более свободным. Если я буду всегда ориентироваться на какие-то исключительные случаи и всегда думать, что я успею в последний вагон последнего поезда, то это не так. Вот у меня несколько раз в жизни было, что, наоборот, я понадеялся как раз... Вы знаете, как Христос процитировал, когда Его искушал дьявол? Он говорит: «Не искушай Господа Бога твоего». Когда он предложил Ему спрыгнуть с крыши, помните, с кровли храма? Дьявол Ему предложил и сказал: «Тебя же ангелы поймают — ну чего ты?..» И Христос говорит: «Не искушай            Господа Бога твоего». И я вот несколько раз в жизни как раз это очень плотно ощущал — что ты надеешься, говоришь: «Господи, ну Ты же мне поможешь? Ну Ты же как бы решишь мои проблемы? Вот я сейчас до последнего сидел, дурака валял, и вдруг вспомнил, что я на электричку опаздываю, бегу, говорю: «Господи, ну Ты ж мне поможешь?» Ну как бы... И ты не успеваешь на электричку и стоишь растерянный на вокзале, и смотришь вслед уходящему паровозу. Но понимаешь, дорогой, пока ты не научишься внутренней дисциплине, Бог твои проблемы за тебя решать не будет — вот такого характера. Потому что для тебя это вредно.

Я тоже, знаете, не всегда за дочкой застилаю постель. И она, может быть даже, как-то и хотела бы, чтобы я это сделал... (Смеется.) Но я говорю: «Дочур, давай все-таки... Нужно учиться какой-то самостоятельности».

А. Митрофанова

— В программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня священник Николай Конюхов, клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста. Мы говорим о начавшемся уже Успенском посте. Отец Николай, удивительную вещь вы сейчас произнесли среди прочего: чтобы стать свободным... Вот мы все хотим стать свободными. Какая связь между постом и свободой? На первый взгляд, вообще никакой, извините! (Смеется.)

Иерей Н. Конюхов

— Да, очень правильно вы подняли эту тему для меня. Мне очень часто ее тоже ставят в упрек. Я беседовал с одним атеистом, он прямо сказал, что это какое-то несоответствие, да? Знаете, в Евангелии очень много парадоксов. Христос говорит, что именно кроткие, например, наследуют Царство. А обычно... Там, Александр Македонский не был вообще ни разу кротким, и он всех, значит, мечом побеждал и завоевал, был великим воином и завоевал большие территории. Или вспомните каких-то великих воителей. Вот именно они наследовали царства. А тут, в Евангелии, говорится, что наоборот. И что именно последние станут первыми. Почему? Вот что это за парадокс, да? И что, действительно, оказывается, в христианстве когда ты себя в чем-то ограничиваешь, ты становишься более свободным. Но тут как понимать свободу? Если понимать свободу как вседозволенность — то есть я что хочу, то и ворочу, — то, конечно, христианство не о такой свободе говорит, а по апостолу Павлу — свобода от греха. То есть нас порабощает грех, делает нас рабами, мы становимся рабами греха. И мы уже несвободны. Мы уже делаем не то, что захочется нашему сердцу, а то, что хочется нашему желудку или еще чему-то. Все это прекрасно знают — что человек как бы неволен. Он, может быть даже, и хотел бы... Вот я сейчас читаю еще раз, в очередной раз перечитываю с радостью Федора Михайловича Достоевского, «Братьев Карамазовых», и там как раз вот этот Федор Павлович, который старший Карамазов, которого убили, вот он как раз говорит, что «у меня есть прекрасные порывы, но вот это всё — всё время скатывается в сладострастие». То есть вот сладострастие настолько им владеет, что даже вот эти прекрасные порывы он не может реализовать. То есть это все остается только лишь каким-то шутовством.

Это вот страшная несвобода. Страшная несвобода, в которую каждый из нас может попасть. И Церковь — а Церковь, по нашему понимаю, это мать, — как заботливая мама, говорит нам, что «вот здесь вот можно чуть-чуть себя ограничить», «здесь тебе бы полезнее было бы вот это», «а здесь хорошо бы, чтобы ты реализовал себя именно так». И если мы будем слушать мудрую нашу мать, то есть вероятность, что мы приобретем большую свободу, и в следующий раз мы не будем зависеть от каких-то вот таких довлеющих над нами внешних факторов.

А. Митрофанова

— Интересный пример вы привели из «Братьев Карамазовых». У Достоевского вообще очень часто ведь экстремальные такие случаи возникают в романах. (Смеется.) И даже я бы рискнула сказать, что практически все его сюжетные линии построены на исследованиях человека в экстремальных обстоятельствах, потому что там наиболее, наверное, полно и ярко раскрывается наша суть.

Иерей Н. Конюхов

— Да, да.

А. Митрофанова

— А вот есть Алеша Карамазов — казалось бы, полная противоположность своего отца, человек, неподвластный вот этому самому сладострастию. Там это слово действительно так часто употребляется... А вот Алеша — он свободен?

Иерей Н. Конюхов

— Как любой молодой человек он хочет быть свободным. И у него есть добрые вот эти порывы, некая мечтательность и желание... Но поскольку он юноша, в любом человеке, наверное, есть потенциал к тому, чтобы... Как бы плоть — она немощна. Дух бодр, а плоть немощна. И в любом человеке может пробудиться... Если вспомнить, там, эпизод с Груней, то, конечно, и он тоже смутился. То есть любой человек, если его поместить в каких-то обстоятельства, понимает, что и в нем бурлит кровь, и ему непросто вообще как бы отказаться от всего. И поверьте мне, монахи, которые уходят в пустыню, они не от счастливой жизни уходят туда, а потому что понимают свою немощь. Чем сильнее человек осознает свою немощь, тем больше он старается над этим работать. Поэтому Алеша Карамазов — просто он человек, который, может быть, более осознанно и заранее пытается в эту сторону идти и об этом думать, во всяком случае, размышлять и как-то стараться... У него вот какое-то потрясающее это, как Федор Михайлович заметил, внутреннее какое-то целомудрие — оно, конечно, его спасает. У нас большая с этим проблема, потому что люди — они теряют целомудрие, даже не столько в физическом плане, сколько во внутреннем плане, когда, там, с пятого класса уже сейчас дети настолько сильно погружены в информационные потоки, настолько уже доступность всего и вся, что они достаточно быстро теряют эту какую-то внутреннюю целостность, и им тяжело. В этом плане не то, что они виноваты, а просто им тяжелее. Им тяжело, они как бы... Я же вижу, как они мучаются. Ко мне приходят вот подростки на исповедь — и прямо мне их очень жалко и очень хочется им помочь. Да. И не всегда есть даже какие-то вот простые способы, чтобы помочь. Это как бы целая история.

А. Митрофанова

— Ой, понимаю очень, как это непросто... Но, знаете, возвращаясь к Алеше Карамазову — вот, казалось бы, он там лучший из лучших. Но вы привели пример с Грушей... Там есть примеры еще, как он, ну, уже вполне себе... находясь рядом со своим любимым старцем Зосимой, ожидал, что тот, конечно же, после смерти будет прославлен как святой, и после смерти старца Зосимы выясняется, что он не свят. Ну, или, во всяком случае, видимым образом не свят, потому что следы тления на его теле есть. Есть эпизод, когда, пожалуйста, перед знаменитой этой легендой о Великом Инквизиторе ему рассказывает брат Иван историю про мальчика, которого загрызли собаки, и спрашивает, что сделать с барином, который мальчика затравил. Алеша говорит: «Расстрелять». У него, действительно, внутри все кипит, и он... и он тоже не святой, он тоже не совершенный человек. Был бы он совершенным человеком, как Господь Иисус Христос, он бы, конечно, и этого миловал, и того миловал, и так далее. Но у него так не получается. Если Алеша Карамазов — такой прекрасный и замечательный, и он недотягивается, то нам-то что делать? Вот сейчас, пожалуйста, Успенский пост. И ты заранее понимаешь, что ты, ну, извините, эту высоту не возьмешь — ты не Сергей Бубка, ты не умеешь так прыгать. Вот. И как быть? И что тогда? И смысл тогда какой?

Иерей Н. Конюхов

— Я... Знаете, вы привели пример Алеши Карамазова, а я вспоминаю другой пример — Иоанна Кронштадтского, который уже прославленный святой. Если вы почитаете его дневники, то у него тоже было не всегда просто. Он тоже иногда и сердился, и вступал в конфронтации, и с женой ссорился, и еще что-то. То есть, понимаете, люди — они люди. У нас один человек, которого по-настоящему можно назвать святым с большой буквы, — это Христос. Потому что Он богочеловек, и Он действительно не грешил никогда. На нем не было никакого греха. А святые люди — как бы мы читаем жития, мы привыкли, что у них было все всегда ровно и гладко, но это не так. Святые и мучились, и переживали, и сомневались, и многие из них в юности совершали какие-то дурные поступки, как Мария Египетская. Поэтому тут уже вопрос в том, что да, как бы переживания человека... И Алеша, безусловно, в каких-то вещах ошибался — где-то он слишком идеалистически смотрел. Очаровывался, а нельзя очаровываться, чтобы потом не разочаровываться. И, как мы с вами сегодня говорили, должно быть более глубокое основание, более духовное такое основание для того, чтобы потом какие-то внешние формы нас не могли смутить. А по поводу высот — безусловно, у нас очень серьезный устав Иерусалимский, монашеский устав. В Типиконе расписаны правила именно для монашеской жизни — то есть, там, сухоядение в будние дни, допустим, Успенского поста, там рыба только один раз — на Преображение, какие-то там... когда-то масло можно, когда-то масло нельзя... Ну, конечно же, мы должны понимать, что это вот такой монашеский устав. Хорошо, что у нас есть высокая планка. Я вспоминаю рассказ про одного архиерея, который в алтаре на кафизмах, когда читались кафизмы... Вы знаете, что можно сидеть во время кафизм, даже миряне, если устали, могут присесть на лавочку в храме, когда читаются кафизмы. И вот этот архиерей в алтаре стоял. Батюшки садились, там, как-то отдыхали, а архиерей стоял. И к нему как-то подошел один священник и спросил: «Владыка, а что же вы стоите?» Он говорит: «Видишь, вон там батюшки сидят? Если, — говорит, — я сяду, то они лягут». (Смеется.) То есть нам нужна какая-то высокая планка, которая нам будет помогать как бы не скатываться. Вот. Я сам по себе знаю, что если нельзя, но очень хочется, то можно.

А. Митрофанова

— (Смеется.)

Иерей Н. Конюхов

— Вот. Мы всегда спрашиваем... Нам же врач говорит, что нам нужно соблюдать диету — вот это нельзя, это нельзя. «Ну а вот... вот если немножко этого съесть, то можно?» Он говорит: «Нет, вообще нельзя!» Потому что ну как бы диету либо соблюдаешь, либо не соблюдаешь. Там, это связано с болезнью. Вот то же самое и тут — у нас высокий достаточно вот такой устав. Это не означает, что мы будем его весь полностью выполнять, тем более, что в условиях города, в условиях, я не знаю, многодетной семьи... Вот у меня, там, когда с детьми я остаюсь, я не представляю, как вообще можно выполнить монастырский устав — и надо ли его исполнять. Тут уже нужно просто включать голову, да? А по поводу того, что... Раз уж мы в очередной раз заговорили о посте, давайте еще раз проговорим, что по поводу еды, допустим — это только пятое место занимает. То есть по поводу еды это мы в пятую очередь должны воспринимать пост. Вот когда мы каемся, например, что не соблюдали пост, это, в первую очередь, идет, там, первые четыре места — по поводу того, что мы ссорились, например, с кем-то, да? Вот на первом месте — то, что вот мы не исполнили заповедь любви. Пост, в первую очередь, это время особой любви. Вот если мы во время поста не исполнили заповедь любви, это нарушение поста, мы должны в этом каяться. Второе: пост — время милосердия. Время милосердия — то есть кому-то мы помогали, где-то мы нашли возможность накормить голодного, посетить больного, как-то поучаствовать, одеть замерзающего и так далее, так далее. То есть вот какое-то милосердие проявить. Пост — это, в первую очередь, прежде всего, прежде еды — вот я вам называю вещи, которые до еды стоят, — любовь, милосердие. Третье — это, безусловно, богослужение, то есть молитва. Участвовал ли ты в молитве, как ты вообще там — ходил в храм, не ходил, участвовал... В обычное время, может быть, ты не так часто посещаешь храм, а тут ты нашел время, чтобы все-таки пойти на богослужение целенаправленно как-то, осознано, помолиться вместе. Раньше ты, может, причащался раз в год или два раза в год, а тут ты все-таки нашел возможность пойти и поисповедоваться и причаститься в Успенский пост. Вот это на третьем месте. На четвертом месте — воздержание от каких-то страстей, связанных, как мы с вами говорили — от осуждения, от гнева, от вот таких вещей. Удержать себя в каком-то сластолюбии, да? И потом это плавно переходит в плавную часть — в пищу. То есть, понимаете, на пятом месте еда. До еды у нас еще куча всякой работы. И очень странно, что мы как раз, когда приходим на исповедь и говорим о нарушении поста, мы имеем в виду именно что мы печенье съели, в котором есть яичный порошок. А почему мы не говорим о том, что я супругу обидел или, там, с детьми не погулял, а вместо этого занимался какой-то ерундой? Это куда более серьезное нарушение поста, чем если ты чего-то съешь.

А. Митрофанова

— Вы знаете, опять же, вот часом раньше мы с отцом Андреем Рахновским говорили тоже о смысле воздержания, и он отметил такую вещь, которая сейчас, правда, очень часто ускользает от нашего внимания: смысл воздержания в том, чтобы сэкономленные средства на продукты, которые мы в обычное время употребляем, отправить, переслать или потратить на тех людей, которые нуждаются. Вот это то самое измерение, наверное, которое касается милосердия, то, о чем вы сказали. А о чем еще стоит помнить во время Успенского поста? Вот какие себе вешки поставить? Как вообще проверить себя — иду я той дорогой или не той, чтобы не происходило таких подмен понятий, о котором мы сейчас сказали, что у нас внешние формы правда выходят вперед вот этого внутреннего содержания, и любовь оказывается последним вагоном в этом паровозе?

Иерей Н. Конюхов

— Ну, прежде всего, в зеркало посмотреть, наверное. Христос говорит, что если ты постишься, то не делай мрачного лица, не посыпай голову пеплом как бы... (Смеется.) А, наоборот, умойся, приведи себя в порядок. То есть вот в зеркало посмотреть, в первую очередь, на себя внешне, то есть что в пост я должен быть более добрым, наоборот, более чистым, более светлым — это первое. И в зеркало, которое зеркало души, — это наши ближние. То есть спросить у наших ближних: «А как вот, я вас ничем не обижаю? Как я себя веду вообще — прилично, неприлично? Чем мне помочь?» Прийти... Сын к маме подходит, говорит: «Мамочка, вот сейчас пост идет, я особенно хочу как-то тебе помочь. Может быть, есть какое-то для меня задание?» Или муж к своей жене подходит, говорит: «Дорогая, давай, я там тысячу лет не мог снять шторы, постирать. Давай, я вот сейчас как раз найду на это время. Потому что у меня пост — время, когда я хочу очень себя немножко поприжать, свое «эго». И странно... Для христианина вообще странно, если он в воскресный день не в храме. Для него это очень нелогично, неправильно. То есть это, опять же, повторюсь и буду тысячу раз повторять, что это не обязаловка. Никому мы не должны. Когда говорят: «Христианин должен быть в храме». Никому мы ничего не должны, мы люди свободные. Христос нам даровал свободу — пожалуйста. Но для нас это абсолютно логично. Для нас это понятно. Потому что когда день рождения у супруги, то я с утра приношу супруге букет цветов. Если у Христа День Воскресения Его, то я прихожу и радуюсь вместе со всей Церковью. Если я христианин, и я не общаюсь с Христом через причастие, то что ж такое-то? Вот вы сказали про вешки. Вот вешки — это именно такие отметины для нас, что через наших ближних мы узнаем, любим ли мы Бога. То есть если мы... Как Иоанн Богослов говорит: «Если вы не любите ближних, которых вы видите, как вы можете любить Бога, Которого вы не видите?» Вот можно посмотреть на ближних — как они, во время поста более от вас получают внимания как-то, и теплоты, и любви, или наоборот? Это первое. И второе — это вот, конечно, богослужебная жизнь. Давайте сейчас вот... Ну небольшой пост — может быть, побольше сможем помолиться, уделить внимания как-то Богу. И чтобы это внимание было качественным. Потому что, к сожалению, иногда мы Богу: «На тебе, Боже, что нам негоже. Я, так и быть, два часа постою в храме ради Тебя», но это будет время... «вырванные годы», как говорят на Украине. Потому что человек просто два часа потерял из жизни. Он не молился, наблюдал за какими-то действами, может быть, иногда слушал хор, но больше осуждал, там, бабушку, которая, там переставляла свечи или как-то шаркала ногами. То есть будем стараться во время поста... особенно стараться, чтобы во время поста наша молитва была осознанной. Чтобы наши ум и сердце участвовали в нашей молитве, и особенно когда мы находимся на богослужении. Я бы пожелал бы себе, в первую очередь, и всем нам более сознательного, более внимательного участия в богослужении — и в дни праздников, и в обычный день, в любой день, когда совершается богослужение, или когда мы стоим на молитве.

А. Митрофанова

— Спасибо вам большое за разговор и за ваши разъяснения. В том ракурсе, в котором вы сейчас рассуждали, рассказывали про пост, я думаю, он вполне сочетается даже со временем отпуска. И можно взять себе, какую-то определенную планку поставить — ну, например, уделять больше внимания своим близким. И как раз отпуск очень даже сочетается с этой задачей. И... Посмотрим, конечно, посмотрим... Мы понимаем, что мы все несовершенны, но пытаться стоит. Если, как вы говорите, не ходить в спортзал, то ничего хорошего из этого не выйдет для тела... (Смеется.) То же самое, наверное, и для души. Благодарю вас за такую прекрасную беседу в начале поста. Священник Николай Конюхов, клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста в Москве, был сегодня с нами на связи. Я, Алла Митрофанова, прощаюсь с вами. До свидания!

Иерей Н. Конюхов

— До свидания!