Поделиться
У нас в гостях была ректор православного института «Со-действие» Татьяна Кондратьева.
Мы говорили об иконописи и золотом шитье, о факультетах института «Со-действие», о преподавательском составе, о жизни института, а также об особенностях церковного искусства.
В. Емельянов
— Здравствуйте, это программа «Светлый вечер». В студии Владимир Емельянов...
А. Пичугин
— Алексей Пичугин. Здравствуйте!
В. Емельянов
— Впереди у нас выпускные экзамены — то самое время продолжить наши многочисленные разговоры, которые в течение последнего времени происходят с различными...
А. Пичугин
— Про образование?
В. Емельянов
— Про образование, да, совершенно верно. Разговоры с педагогами различных вузов, с деканами факультетов различных вузов. Сейчас начинаются уже очень скоро дни открытых дверей. И вот мы сегодня хотим вам рассказать об одном из интересных институтов, на наш взгляд. Называется он Православный институт «Со-действие». И наша сегодняшняя гостья — ректор этого православного института Татьяна Кондратьева. Здравствуйте, Татьяна Валерьевна!
Т. Кондратьева
— Здравствуйте!
В. Емельянов
— Сразу первый вопрос логический: почему такое название? Казалось бы, из миллионов слов в русском языке можно выбрать любое другое, но — «Со-действие».
Т. Кондратьева
— «Со-действие» — это перевод богословского термина «синергия». И это название было выбрано очень давно. И немножко для нас неожиданно благословил отец Илий выбрать такое слово. И мы его, когда регистрировали институт, отстаивали в Министерстве юстиции, просили специально позволения и объясняли.
А. Пичугин
— Даже юстиции? А почему юстиции?
Т. Кондратьева
— Да, потому что была уже организация с названием «Содействие».
А. Пичугин
— Ветеранов органов какой-нибудь безопасности?
Т. Кондратьева
— Возможно.
В. Емельянов
— Безопасных дел!
Т. Кондратьева
— А у нас было написано через дефис, чтобы подчеркнуть, что это богословский термин и это именно синергия. «Без Меня не можете творить ничесоже» — девиз нашего института. Мы рассчитываем на то, что люди, которые придут к нам, проникнутся нашей верой в то, что творит не сам человек, но творит всегда с помощью Божией и творит то, что надо Богу.
А. Пичугин
— Давайте сразу разберёмся. Вот Володя сказал в самом начале про день открытых дверей, про то, что сейчас многие молодые люди, наверное, уже выбрали, ну, может быть, кто-то ещё и нет, учебные заведения, где будут продолжать своё образование после школы. К вам могут поступить бывшие школьники по результатам единого экзамена?
Т. Кондратьева
— Нет. Наш институт — дополнительного образования, он рассчитан на людей взрослых и работающих. Когда институт создавался, сразу было предположено, что в Русской Православной Церкви есть институты, есть университеты, и должна быть структура что-то вроде...
В. Емельянов
— Института повышения квалификации.
Т. Кондратьева
— Да. Вот наш институт — такой институт для мирян, где можно прийти и освоить церковную профессию. В основном мы предлагаем профессии, связанные с церковным искусством: у нас есть иконопись, золотное и лицевое шитьё, реставрация, церковное пение и регентование. Вот недавно ещё возникло одно направление, но оно просто логически вытекало из того, что требуется Церкви — это душепопечение. Мы долго думали, как назвать эту специальность, потому что думали о том, что Церкви нужны такие очень квалифицированные социальные работники. Часто приходят люди в храм с какой-то проблемой, обращаются к батюшке и полагают, что их проблема — в области духовного. Но на самом деле это проблема, скорее, душевного или медицинского характера. И на приходе нужен такой помощник.
В. Емельянов
— Речь идёт о психологии, насколько я понимаю?
Т. Кондратьева
— Да. Но поскольку психология преподаётся в других церковных заведениях, то мы работаем с психиатрами. Потому что очень многие люди сталкиваются с чисто медицинскими проблемами: уход за стариками, проблемы с болеющими людьми, проблемы с зависимыми людьми, проблемы с психически больными людьми. Вот мы выбрали такую очень узкую нишу и предлагаем тем, кто ухаживает за такими людьми или тем, кто сталкивается в храме с проблемой консультации таких людей, прийти к нам и получить некоторые знания: как медицински относиться к таким случаям и как с точки зрения Церкви относиться к таким случаям.
В. Емельянов
— Я предлагаю всё-таки о специальностях поговорить чуть позже. Давайте мы расскажем нашим слушателям об истории вашего института, как и когда он появился. Я так понимаю, что появился он на заре вот того всплеска интереса к альтернативному высшему образованию, когда стали появляться многочисленные коммерческие институты. Это, я так понимаю, 93—94-й год.
Т. Кондратьева
— Да, наш институт был зарегистрирован в 96-м году. И сначала он был зарегистрирован как курсы при Отделе катехизации.
В. Емельянов
— Кто стоит у истоков института? Какова была цель его создания?
Т. Кондратьева
— У истоков института стоял отец Иоанн (Экономцев), который тогда возглавлял Отдел катехизации.
А. Пичугин
— Он — бывший ректор Российского православного университета, да.
Т. Кондратьева
— Да. И мой покойный муж — Кондратьев Пётр Олегович. Он был создателем сначала курсов, а потом института. Сначала возникла группа золотошвей, как это ни странно. Они занимались возрождением церковной вышивки. И им нужно было просто юридическое оформление своей работы. И вот с этой группы началась работа нашего института. Сначала он работал как курсы. Женщины пришли, они умели хорошо вышивать, они возрождали это древнее искусство. И надо сказать, что у нас сейчас кафедра золотного шитья одна из самых сильных в институте. И она признаётся другими учебными заведениями как одна из самых лучших в России. Мы очень хорошо учим вот этому древнему искусству — золотному и лицевому шитью. И поскольку женщины занимались церковным творчеством, сразу же стало понятно, что просто мастерства здесь мало. Здесь нужны знания по рисунку, по богословию иконы, и очень много таких вот специфических предметов. Поэтому скоро к золотному и лицевому шитью присоединилась иконопись. И всё это обросло таким двухгодичным курсом теоретических дисциплин. Теперь у нас в институте читается «Введение в Священную историю Ветхого Завета», «Введение в Священную историю Нового Завета», «Литургика», «Догматическое богословие». И вместе с тем читаются специальные предметы, необходимые художникам: «Цветоведение», «Композиция», «История орнамента», «История древнерусского искусства», «История византийского искусства», «Богословие иконы», «Иконография». Вот такое у нас возникло мощное теоретическое дополнение к тому, что делали женщины руками практически.
А. Пичугин
— А по окончании... я могу назвать факультетами эти отделения?
Т. Кондратьева
— Да, теперь это всё факультеты.
А. Пичугин
— По окончании факультетов выдаётся документ какого образца? Что это такое — это диплом или справка?
Т. Кондратьева
— Это диплом, но это диплом не государственного образца, потому что «Иконопись» и «Золотное шитьё» — таких специальностей у государства нет.
В. Емельянов
— Но мне кажется, что те люди, которые занимаются иконописью и золотым шитьём, в общем, уже в рамках этого государства, как граждане этого государства, но они от этого государства добровольно слегка дистанцировались. А собственно, кому, Алёша, предъявлять эту справку или диплом, как ты говоришь? Кому это важно?
А. Пичугин
— Важно человеку.
В. Емельянов
— Мне кажется, что если это такое прикладное мастерство, то тут должно быть понятно: человек хорошо это делает, у него это получается, или он это делает плохо, у него не получается.
А. Пичугин
— Понимаешь, всё-таки есть много людей, которым важно, чтобы им всё-таки выдали какой-то документ. Пускай они его на стенку повесят потом, пускай они его в ящик стола положат, но важно, чтобы была какая-то справка... Есть же много людей, которые ходят и говорят: «У меня есть подтверждение, что я умею это делать!»
В. Емельянов
— Да, самое главное, что у него, по-моему, кроме подтверждения-то, ничего и нет, и делать он ничего... Вы знаете, кстати, Татьяна, я вам хочу сказать, что у нас много встреч и много бесед на эту тему проходит: вот по поводу вообще целесообразности всеобщего так называемого высшего образования — вот надо это или не надо. В моём глубоком понимании, вообще, не каждому человеку нужно высшее образование.
Т. Кондратьева
— Абсолютно с вами согласна.
В. Емельянов
— И именно то, про что говорит Алёша, это вот такая практика, которая вообще никому не нужна. Государство тратит бешеные деньги на образование этих людей, потому что это аренда помещений, это зарплата педагогам, это какие-то учебные пособия и материалы. Я далёк от экономической организации процесса образования, но предполагаю на что идут государственные деньги — на обеспечение инфраструктуры и так далее. В итоге люди получают диплом, не работая по специальностям. Ваше отношение вообще к этой проблеме?
Т. Кондратьева
— Знаете, я действительно обсуждаю много эту проблему в последнее время с коллегами. И мы приходим к такому мнению, что должно быть какое-то базовое образование у человека, а дальше надо дать возможность человеку получать дальнейшее образование в режиме каких-то маленьких мастерских. То есть что-то вот такое маленькое, прикладное, что можно использовать на практике. И в самом деле, сейчас высшее образование стало очень таким громоздким и неповоротливым. Мы в такой очень неопределённой ситуации: непонятно, как применить вот эти полученные знания. Я думаю, что нам достаточно пока удачно удавалось работать именно вот в таком режиме мастерской. Занятия у нас два раза в неделю, мы рассчитываем, что к нам приходят люди занятые, работающие, очень много у нас мам многодетных учатся, которые имеют возможность выделить пару вечеров для того, чтобы поучиться у нас и что-то сделать такое полезное...
А. Пичугин
— А почему «гуманитарный» всё-таки? Я понимаю, что у вас есть, например, факультет православной психотерапии. Но это не совсем гуманитарное направление.
Т. Кондратьева
— Да.
А. Пичугин
— А ещё два факультета — это, скорее, что-то художественно-прикладное. А в названии института есть слово «гуманитарный». К чему оно?
Т. Кондратьева
— Я думаю, что это такой как бы исторический пережиток, поскольку изначально он так был назван. В самом деле, действительно, есть о чём подумать, может быть, и изменить немножечко.
В. Емельянов
— А почему ты считаешь, что православная психология — это не гуманитарное направление?
А. Пичугин
— Психотерапия! Психология, наверное, да, а психотерапия...
Т. Кондратьева
— Действительно, специально подчёркиваю, что психотерапия, чтобы обозначить почётче ту позицию, которую мы занимаем: что мы медицинские даём знания людям.
В. Емельянов
— А преподают психотерапию у вас медики?
Т. Кондратьева
— Врачи.
В. Емельянов
— Ага. Врачи — вот профильная специальность.
Т. Кондратьева
— Да.
В. Емельянов
— А вы преподаёте что-нибудь в институте?
Т. Кондратьева
— Вы знаете, я одно время преподавала в институте такой предмет, мы его условно назвали «Библиотерапия». Я по специальности филолог, кандидат филологических наук...
А. Пичугин
— Да, мы познакомились с вашей биографией!
Т. Кондратьева
— 12 лет я проработала в Академии наук, в журнале «Общественные науки» на английском языке, вела отдел литературы языка. И вот был такой момент, когда надо было на этом факультете психотерапии немножечко расширить преподавание и помочь врачу, который вёл главные предметы. И он мне предложил вести такой курс, типа «Библиотерапии». Дело в том, что люди, которые начинают изучать вот эти медицинские знания, у них очень плохо информация, полученная от врачей, стыкуется с практикой — с тем, что они видят в реальной жизни. И занятия литературой, когда мы обсуждаем какие-то именно психологические или даже врачебные проблемы на примерах героев классической русской литературы... вот поскольку я специалист по литературе девятнадцатого века, я взяла материал, хорошо мне известный. Когда люди на примерах из художественного текста всё это изучают, им это становится гораздо понятнее.
А. Пичугин
— Простите, ещё раз: а как называется?
Т. Кондратьева
— «Библиотерапия».
А. Пичугин
— А речь идёт о книжной терапии или о Библии?
Т. Кондратьева
— Нет-нет-нет! О книжной!
В. Емельянов
— «Библиос» — как «книга».
Т. Кондратьева
— Да. То есть изучение произведений художественной литературы становится таким вспомогательным элементом в изучении души человека.
В. Емельянов
— Напомню, что наша сегодняшняя собеседница — Татьяна Кондратьева, ректор Православного института «Со-действие». Вот у меня небольшие сомнения — ну просто мы дискутируем, обсуждаем, поэтому позвольте мне уж высказать его. Примеры психотерапии и психотерапевтических проблем на основе героев художественных произведений — вот меня смущает вот этот момент. Потому что он же герой художественного произведения. Во-первых, давайте не будем забывать, что врачей среди литераторов было не так много. Ну, сразу: Чехов, Булгаков, несколько ещё можно привести примеров. И, возможно, психотерапевтические проблемы этого героя просто выдуманы, им приданы такие свойства или такие проявления, в клинической картине... в жизни не бывает таких проявлений.
Т. Кондратьева
— Нет, мы никаких таких сложных вещей не изучаем. Просто мы изучаем чувства человека. Ведь очень мало людей, общаясь с другими, замечают, что другой чувствует. Очень легко подметить, что он сказал, что он сделал, и как-то это интерпретировать. А подумать, что человек чувствовал в этот момент — это очень сложно. И этому приходится даже специально обучать. А вот чувства другого в русской классической литературе литературе описаны великолепно: тонкие, какие-то неожиданные переходы, оттенки. Достоевский — это, вообще, кладезь такой примеров, совершенно неожиданных связок, которые возникают в психике: что-то человек смутное почувствовал и вдруг понял. Скажем, я очень часто предлагаю со своими студентами обсудить роман «Идиот»: когда герой идёт и чувствует какое-то наблюдение. Он не может эту странную мысль свою осознать, он не видит, кто за ним наблюдает, но чувствует, что на душе его как-то тяжело. А потом выясняется, что действительно за ним шёл Рогожин (я говорю сейчас о князе Мышкине), наблюдал. И в предыдущем разговоре возникла какая-то вот такая тема убийства, и Мышкин ещё её не понял. Но вот эта мысль и вот это ощущение, что что-то такое нехорошее происходит, у человека возникла. Вот наблюдать за собой сначала: что я переживаю, что я чувствую, какие эмоции у меня вызывает другой человек — этому очень важно научить людей. И этому можно научить именно на примере русской литературы. Или можно подчеркнуть какие-то особенности нашего менталитета. Например, давайте я вас спрошу: есть ли в русской литературе пример дружбы?
А. Пичугин
— Пример дружбы в русской литературе? Конечно, есть. И тут они все задумались, замолчали и стали вспоминать.
В. Емельянов
— Это вопрос из разряда не для эфира, потому что для этого нужно сосредоточиться и думать.
Т. Кондратьева
— Хорошо, «Три мушкетёра» — великолепная дружба четырёх...
А. Пичугин
— Но это не русская литература...
Т. Кондратьева
— Это не русская литература, а я сказала «русская». В том-то и дело, что в русской литературе мы такого примера, чтобы вот так один за всех и все за одного, мы не найдём.
В. Емельянов
— Это вообще утопия, на самом деле: один за всех и все за одного.
Т. Кондратьева
— Да, утопия.
А. Пичугин
— С коньком-горбунком дружили, помнится.
В. Емельянов
— Дед Мазай с зайцами дружил в том числе. Доктор Борменталь дружил с профессором Преображенским. И всё такое прочее.
А. Пичугин
— И тут они начали вспоминать. И вспоминали до конца передачи!
В. Емельянов
— А вы можете привести такой же пример какой-то!
Т. Кондратьева
— А я скажу, что поразительно, что в русской литературе... скажем, Евгений Онегин и Ленский. Пушкин нам предлагает пример дружбы: один друг убил другого.
А. Пичугин
— Вы знаете, там такая дружбы была, что... Алла Сергеевна Митрофанова сейчас бы сказала нам про эту дружбу и разобрала бы подробно.
Т. Кондратьева
— Я вам просто привела пример, чтобы это было наглядно. О чём я заставляю подумать своих студентов: что действительно характерно для русского менталитета, как мы относимся друг к другу, как мы относимся к нашим друзьям, почему дружба может перерасти во вражду. А ведь мы это изучаем со школы. И это у нас в голове остаётся как архитип, как такой вот пример того, что может быть, как мы относимся к другому человеку.
В. Емельянов
— Понятно. Что касается Достоевского, кстати, Пушкина тоже, здесь тоже поле для размышления психотерапевтов очень обширное. Психика одного и другого довольно расшатанная. Вообще, на самом деле на психике творческого человека вообще нельзя никаких примеров ставить. Потому что это люди с пограничной психикой. Потому что в норме всё то, что мы читаем, всё то, что мы видим, в этом относительном понятии нормы, как мне кажется, творить шедевры невозможно. Нужно иметь какой-то сдвиг.
Т. Кондратьева
— Очень сложный вопрос. Действительно, я пыталась на своих занятиях говорить о писателях, но поняла, что это слишком некорректно, это слишком сложно, это действительно нас уводит.
В. Емельянов
— Вообще, очень интересная наука «психология творчества».
Т. Кондратьева
— Это очень интересно, но мы остановились на примерах из художественных произведений. Я просто веду эти семинары так, чтобы заставить людей думать вообще о том, что может быть. И это очень удобно, потому что обсуждать реальных людей часто бывает некорректно. Мы православные христиане, но изучая этот предмет вынуждены пообсуждать какие-то сложные моменты, какие-то проблемные моменты и часто — недостатки. Что, мы будем осуждать какого-то конкретного человека?
В. Емельянов
— Нет, зачем осуждать? Обсуждать и осуждать — разные вещи.
Т. Кондратьева
— Да, обсуждать. А здесь герои произведений, это не реальные люди. И мы можем попробовать поговорить о том, о чём, может быть, в отношении живого человека говорить было бы неуместно.
В. Емельянов
— Понятно.
А. Пичугин
— А куда делся теперь этот предмет?
Т. Кондратьева
— Куда делся этот предмет?
А. Пичугин
— Вы слишком занятой человек, наверное, чтобы...
Т. Кондратьева
— Да. Мне пришлось возглавить институт. Я пыталась оставить за собой этот предмет, но в данный момент это очень тяжело, поскольку кроме того что я занимаюсь институтом, ещё одна моя такая важная работа: мы вместе с другими учебными заведениями, которые занимаются церковным искусством, участвуем в организации Рождественских чтений и проведении большой конференции иконописцев в рамках Рождественских чтений. В общем, вот эта организационная работа съедает очень много времени...
А. Пичугин
— А я всё хочу спросить: я смотрю расписание занятий первого курса на факультете православной психотерапии. «Основы психотерапии и наркологии» у вас значатся. Вот в корпусе прочих предметов, которые у вас преподаются, даже немного странно это смотрится. Я понимаю, что всё это должно к чему-то... к такому общему целому привести, но в данном случае вот этот предмет рассчитан на то, что человек будет понимать какие-то основы наркологии для работы с алко- и наркозависимыми на приходе?
Т. Кондратьева
— Нет, это некоторые основы понимания того, что происходит с зависимым человеком. Но того, что мы даём, достаточно для того, чтобы разобраться и указать близкому человеку. Потому что в основном в Церковь приходят родственники вот этих зависимых людей. Им надо подсказать какие-то первые шаги — что они могут предпринять. Естественно, наши учащиеся не берут на себя ответственность и не могут сделать то, что они не могут. Они должны прекрасно понимать, какие существуют в Москве лечебные заведения, и какая медицинская помощь должна быть оказана: просто отправить дальше по адресу человека, который обратился за помощью. Наши выпускники именно так и работают. Я знаю прекрасно, что они звонят нашим врачам, по каким-то вопросам консультируются. И просто если случай вне их компетенции, они каким-то образом поясняют, куда должен обратиться человек, с которым они работают.
А. Пичугин
— У вас на заглавной странице фотография церкви — красивый храм. Что это за храм? Где, вообще, находится ваш институт? Я так понимаю, что рядом с этим храмом?
Т. Кондратьева
— Да, это храм великомученицы Ирины.
А. Пичугин
— Да, храм, при котором вы существуете, или он при вас...
Т. Кондратьева
— Нет-нет-нет. Мы существуем конечно же при этом храме. 10 лет назад настоятель храма разрешил использовать чердак дома притча при своём храме для нашего института. С помощью благодетелей чердак был перестроен и превращён в мастерские для нашего института. И сейчас храм великомученицы Ирины — это подворье Белорусской Православной Церкви. Настоятель — архиепископ Витебский и Оршанский Димитрий. Владыка присмотрелся к нашему институту и разрешил нам остаться при храме, и слава Богу!
А. Пичугин
— Храм находится на Бауманской — давайте проще.
В. Емельянов
— То есть это соседи твои.
А. Пичугин
— Это не просто мои соседи — мой прапрадед был основным попечителем и старостой этого храма до его закрытия.
В. Емельянов
— Прошу прощения!
А. Пичугин
— Так что это для меня, можно сказать, вдвойне родные места, и вдвойне приятно.
В. Емельянов
— Ну, прямая тропа тебе туда — преподавать.
А. Пичугин
— Преподавать? Не знаю...
В. Емельянов
— Хотелось бы ещё выяснить: какие требования предъявляются к абитуриентам, какие они сдают экзамены, и сдают ли, проходят, может быть, творческие испытания. И вообще, какое профильное образование нужно иметь?
Т. Кондратьева
— Для того, чтобы к нам поступить, на самом деле первое условие — это письменное благословение духовника.
В. Емельянов
— А если нет у человека духовника?
Т. Кондратьева
— Тогда мы беседуем с ним и рекомендуем обратиться к священникам, которые работают у нас в институте, или обратиться на подворье Белорусское — побеседовать. У нас были такие случаи, что...
А. Пичугин
— То есть просто с улицы вы не берёте?
Т. Кондратьева
— Нет, с улицы не берём. Один был такой чудесный случай, когда к нам пришла замечательная кореянка, увидевшая нашу вышивку на выставке, и спросила: «Что нужно сделать, чтобы учиться в вашем институте?» А мы сказали: «Надо стать православным человеком!» И вот она перед Великим постом пошла в храм.
А. Пичугин
— У нас небольшой перерыв. Напомним, что ректор Православного института «Со-действие» Татьяна Кондратьева — гость программы «Светлый вечер». Здесь также я — Алексей Пичугин.
В. Емельянов
— И Владимир Емельянов. Мы, правда, вернёмся буквально через минуту.
В. Емельянов
— Продолжаем наш «Светлый вечер» вместе с Татьяной Кондратьевой — ректором Православного института «Со-действие». В студии Владимир Емельянов...
А. Пичугин
— Алексей Пичугин.
В. Емельянов
— Вернёмся к истории с кореянкой: что же дальше?
Т. Кондратьева
— Как ни странно она стала таким хорошим, верным чадом Русской Православной Церкви — она уверовала, пришла к нам и много лет училась у нас, вышивала.
А. Пичугин
— Вы говорили, что священники с вами сотрудничают. Это священники храма Великомученицы Ирины или это разные абсолютно — московские и не московские.
Т. Кондратьева
— Московские и не московские священники с нами сотрудничают. У нас преподаёт отец Алексий Васильев — преподаватель Свято-Тихоновского института, мы его пригласили читать вероучительные дисциплины. У нас просто хорошие отношения со священниками, которые служат на Белорусском Подворье, и у нас студенты ходят на службы туда и обращаются с какими-то своими духовными вопросами к священникам. У нас много лет вёл отец Валерий Степанов — клирик храма Мартина Исповедника в Москве, — вёл многие дисциплины. И у нас с ним сохранились очень тёплые, хорошие отношения. Мы многих студентов отправляем посоветоваться с ним, если есть какие-то вопросы, ну и решаем с ним наши проблемы.
А. Пичугин
— А смотрю, что у вас Ольга Клодт преподаёт — замечательный иконописец.
Т. Кондратьева
— Да. Ольга Григорьевна замечательный человек — очень тонкий, духовный человек. Она из семьи тех самых Клодтов.
А. Пичугин
— Супруг её покойный был родственником того самого Клодта, который вот и коней отлил, делал. Да, я очень хорошо знаком с её работами.
В. Емельянов
— Вот ещё что мне хотелось бы у вас выяснить: о преподавательском составе вашего института. Лёша назвал несколько фамилий. Но давайте, может быть, подробнее остановимся?
Т. Кондратьева
— У нас преподают очень хорошие профессионалы. И наши коллеги отмечают, что у нас очень маленький, но очень такой профессиональный сложился коллектив. У нас сейчас кафедру золотного шитья возглавляет Ольга Борисовна Дремлюга. До этого у нас возглавляла эту кафедру Ирина Андреевна Кеслер — очень хороший художник. А Ольга Борисовна — её ученица. То есть у нас все преподаватели этой кафедры — это наши выпускники. У нас, действительно, такого хорошего уровня подготовка, что несколько выпускников у нас работали в музеях Московского Кремля. Одна наша выпускница — реставратор тканей международного уровня. Она уехала за границу и говорит: «Если я вернусь, единственное место, которое мне будет теперь интересно, это музей эрмитажа». У нас реставрируются очень хорошие ткани и шьются произведения — как бы за образец мы берём московское шитьё эпохи расцвета...
А. Пичугин
— Это что такое? Какой период?
Т. Кондратьева
— Это Иван Грозный, Борис Годунов, то есть это шитьё...
А. Пичугин
— Пятнадцатый — шестнадцатый века.
Т. Кондратьева
— Да, пятнадцатого — шестнадцатого века. Очень большая проблема, что к нам приходят сейчас люди (и вообще смотрят на золотное шитьё), которые занимаются, так скажем... женщины занимаются дамским рукоделием. Они там пришивают бисер, какие-то камушки и полагают, что это очень красиво. И не понимают, насколько сложно и важно знать рисунок, знать иконопись, и, работая с церковными тканями, быть действительно профессионалом — не просто где-то что-то подшил, пришил, зашил, а знать богословие и знать литургическое значение той вещи, которая шьётся, и относиться к этому как такому церковному деланию. Два педагога у нас руководят двумя мастерскими иконописными: Александр Дмитриевич Мысак и вот Ольга Григорьевна Клодт. И у нас есть кафедра реставрации, ею руководит Геннадий Евгеньевич Колодин — очень хороший реставратор. В своё время он работал над реставрацией иконостасов Московского Кремля. И сейчас студенты под его руководством реставрируют иконы. И результат очень интересный, очень хороший.
А. Пичугин
— А что происходит, скажем, с работами, связанными с шитьём, студенческими? Я знаю, что все покровцы, всё, что используется за богослужением, довольно дорого стоит, и не все храмы могут себе... ну, московские могут, а подмосковные...
В. Емельянов
— Не все московские, кстати.
А. Пичугин
— Большинство московских, большинство подмосковных, а дальше — нет. И есть ли у вас какая-то, может быть, практика, что вот эти студенческие работы вы дарите или за небольшие символические деньги отдаёте в нуждающиеся церкви?
Т. Кондратьева
— Такая практика есть. У нас какие-то работы вышиваются как вклады. Но это всё обговаривается. Тогда сразу студент говорит, что хочет вышить свою работу в какой-то храм — как правило, своему любимому батюшке в дар. И тогда эта работа рассматривается как его вклад в храм. Вот один диплом был вышит очень красивый: со Спасом Нерукотворным и новомучениками по краям — большая, сложная работа, очень такая многодельная, художественно очень сложная и очень цельная получилась. Нам она очень понравилась.
В. Емельянов
— Я смотрю на вашем сайте «Правила поведения и обучения студентов». Я честно скажу, что там всё жёстко достаточно.
Т. Кондратьева
— Да.
В. Емельянов
— Там прям, знаете, как в армии: внутренний распорядок; манера, видите ли, и внешний вид студента. Это что, всё важно действительно?
А. Пичугин
— Я даже не вижу, кстати, где ты это нашёл!
В. Емельянов
— Кто ищет, тот всегда найдёт, Алёша!
А. Пичугин
— А, вижу, всё, да, вижу!
Т. Кондратьева
— Действительно, было всё это написано, поскольку мы Патриаршее подворье. И мы сейчас располагаемся просто на голове владыки — под нами покой владыки и его приёмный зал, а наши мастерские над этим помещением. Все студенты проходят через этот маленький домик и по лестнице идут...
В. Емельянов
— А он живёт там, что ли?
Т. Кондратьева
— Он, когда приезжает и когда служит, то живёт там.
А. Пичугин
— Он в Белоруссии живёт!
В. Емельянов
— А-а!
Т. Кондратьева
— Да, так он в Белоруссии живёт. Но когда он приезжает, мы все соблюдаем очень хороший распорядок и порядок (смеётся).
В. Емельянов
— Всё, я понял, просто думал, что это какая-то другая...
А. Пичугин
— А некоторые пункты в разделе «Манеры и внешний вид студента», они, конечно, возможно, подходят для семинаристов, которые только окончили школу, и со школьной скамьи, семнадцатилетние, пришли (хотя тоже уже, в общем, взрослые люди) в определённое учебное заведение. А для взрослых людей, которые осознанно сделали такой выбор, как-то даже, наверное, странно немного...
Т. Кондратьева
— Возможно, вы мне подсказали, что надо пересмотреть.
В. Емельянов
— А что тебя смутило, Алёша? «Неисправность кранов и бочков»?
А. Пичугин
— Да. Ещё мобильные телефоны. Понятно, что правила какого-то приличия, хорошего тона, конечно, должны подсказывать, что негоже по мобильному телефону... СМС-ки писать, чатиться во время лекций. Но опять же — работающие люди... Я помню, что работал в такой организации, в которой я просто подписывал бумагу о том, что мой телефон должен быть на связи 24 часа в сутки. А я при этом мог бы быть вашим студентом!
Т. Кондратьева
— Но значит, вы были бы очень беззвучным студентом!
В. Емельянов
— Я думаю, что такие исключительные случаи оговариваются. Потому что, Алёш, если ты помнишь, к нам приходят гости, и очень часто духовенство, которые просто не имеют возможности выключить телефон совсем. Они делают его, да, беззвучным, тем не менее во время наших передач они отвлекаются на него, потому что это какая-то срочная информация может быть.
В. Емельянов
— Мы напоминаем, что вы слушаете программу «Светлый вечер». Наша сегодняшняя собеседница Татьяна Кондратьева — ректор Православного института «Со-действие». У нас остаётся совсем немного времени. Давайте вспомним, когда у вас пройдут дни открытых дверей. Что вы покажете тем, кто к вам придёт?
Т. Кондратьева
— Дни открытых дверей у нас пройдут 15 и 17 мая. Мы приглашаем желающих поступить в наш институт прийти. Мы покажем свои мастерские, расскажем о том, какие требования к поступающим. Для того, чтобы поступить на отделение церковного искусства надо принести какие-то свои работы. Совсем с нуля мы не берём людей. А те, кто не умеют рисовать иногда полагают, что их должны научить писать иконы, даже если они никогда не держали карандаш в руках. Таким людям мы предлагаем позаниматься у нас на отделении рисунка и живописи. Или вот в этом году мы ввели курс иконописного рисунка. Очень интересный, хороший курс, на него пошли даже некоторые наши учащиеся, потому что иконописный рисунок сильно отличается от академического рисунка. И для того, чтобы освоить иконопись рисунок должен быть поставлен очень хорошо. А на отделении душепопечения мы проведём такое показательное занятие, чтобы наши абитуриенты поняли, чему мы учим, насколько то, что мы преподаём отличается от психологии, надо ли им это. Побеседуем со всеми желающими поступить и с удовольствием покажем всё, чем мы занимаемся.
В. Емельянов
— А вы не планируете ввести ещё какие-нибудь курсы? Например, колокольного звона — это очень интересно.
Т. Кондратьева
— Да, я знакома со Школой колокольного звона в Москве.
В. Емельянов
— Мозаика и витраж, например.
Т. Кондратьева
— Мозаикой у нас занимаются некоторые студенты. У нас участвовали в создании мозаики на Оптинском подворье в Москве некоторые студенты и приносили фотографии своих работ как курсовые работы. И мы им засчитывали это действительно как курсовую работу, потому что это была работа в реальном храме и реальное художественное задание. И все эскизы, и какие-то этапы работы были сделаны под руководством нашего преподавателя, поэтому мы им это зачли. А рассчитываем мы продолжить нашу работу и что-то создать новое. У нас совершенно неожиданно возникло такое заочное отделение, и мы думаем этот опыт расширять и применять дальше. К нам обратился один очень хороший монастырь: монастырь Марии Магдалины на Святой Земле, в Гефсиманском саду. Матушка решила, что сестры должны получать духовное образование. И они приехали к нам в Москву, изучили нашу программу и поняли, что при их нагрузках на службе и послушаниях, тот объём, который мы даём — это очень удобно. И они попросили нас составить для них программу, мы немножечко её адаптировали. У них на месте есть реставратор с дипломом и художник. Они могут смотреть за тем, как выполняются художественные задания и следить за ними. Поэтому вот этот вариант оказался достаточно реален. Вот мы для них теперь готовим аудио и видео материалы — наши лекции. Я них была пару недель назад и принимала первую сессию. Результат оказался очень хороший.
В. Емельянов
— Алёш, сколько у нас городов вещания? Ты лучше в цифрах разбираешься.
А. Пичугин
— Больше двадцати — 26—28. И это больших городов, а вокруг них ещё есть маленькие.
В. Емельянов
— Вот — сотни населённых пунктов. Если оттуда люди захотят приехать к вам учиться, они могут иметь общежитие?
Т. Кондратьева
— Нет, у нас никакого общежития нет. Мы, к сожалению, ничем не можем помочь, ничего не можем предоставить тем, кто к нам обратится. У нас вот такой опыт есть в режиме очень интенсивного обучения: дать людям основы, отправить их с заданием и потом принять сессию. Вот на опыте этого монастыря мы убедились, что получается. Но я не знаю, как это получится с мирянами, потому что в монастыре всё-таки есть дисциплина, и матушка-игуменья следит за тем, как сестры выполняют своё домашнее задание. И на экзамене они всё сдавали, и действительно вот какой-то элемент монастырского послушания здесь сыграл положительную роль — сессия была сдана очень хорошо.
В. Емельянов
— Вот про колокольный звон, мне кажется, это прям в вашу тему.
Т. Кондратьева
— Я знаю Школу колокольного звона в Москве, я общалась с её руководителем. Всё упирается в помещение, к сожалению. Школе колокольного звона нужно помещение с очень хорошей звукоизоляцией.
В. Емельянов
— А вот ещё вам идея так, на вскидку: скажем, «Православная трапеза» — двухлетний курс.
А. Пичугин
— «Кухня батюшки Гермогена»?
В. Емельянов
— У батюшки же есть плита, он же кушает что-то, есть у него в доме какая-то кухня... Его даже можно кормить этим!
Т. Кондратьева
— У нас периодически возникает идея... У нас очень много женщин, и поскольку все приходят после работы, то всё обучение начинается с трапезы. Периодически возникает мысль о том, что нам надо открывать курсы православной трапезы. Но я думаю, что это не совсем наша тема. А вот есть у нас ещё такая задумка, я думаю, мы попробуем в будущем году её реализовать — это курсы шитья облачений. Это нам близко, понятно.
А. Пичугин
— Прям бизнес!
Т. Кондратьева
— Почему бизнес?
А. Пичугин
— Ну, облачения дорого стоят и всем нужны.
Т. Кондратьева
— Обучения бизнесу не будет.
А. Пичугин
— Я хотел спросить, мне кажется, что это важно — я понимаю, что институт профильно не занимается именно высшим профессиональным образованием.
Т. Кондратьева
— Да.
А. Пичугин
— Но тем не менее для любого института, университета, академии, очень важна научная составляющая: научная работа, участие в конференциях, в том числе международных. И для любого вуза, который даёт высшее образование, конечно, на первом месте в рейтингах это индекс цитируемости. А что у вас с научной работой?
Т. Кондратьева
— Вы знаете, нам в этом смысле индекс цитируемости не нужен. Нам сложно, поскольку мы занимаемся, скорее, практической работой. Но наши разработки в золотном и лицевом шитье безусловно представляют большую ценность для такого круга музейных работников, которые занимаются хранением тканей, описанием тканей. Очень часто мы сталкиваемся с тем, что в научных работах, даже вот последнее, что я смотрела — издаёт музей Московского Кремля, автор мужчина. И он, описывая шитьё древнее, не понимает, как оно технологически было выполнено. Вот мы бы с удовольствием...
А. Пичугин
— Мужчина не может этого понять? А-я-яй, Татьяна!
В. Емельянов
— Гендерный конфликт возник сейчас.
Т. Кондратьева
— Я не думаю, что мужчина не может это понять, тем более что в Европе вышивальщиками были мужчины.
А. Пичугин
— Вот!
В. Емельянов
— Алексей просто тайно занимается вышиванием, поэтому...
А. Пичугин
— Дома, да.
В. Емельянов
— Кстати, я могу назвать и имена. Я лично знаю нескольких уже немолодых людей, моих сверстников, которые прекрасно вяжут — и себе, и жёнам, и детям.
Т. Кондратьева
— Это хорошая, успокоительная работа! Я всё время говорю, что у меня весь институт — душепопечения и православной психотерапии, и весь институт — православное искусство. Потому что душепопечение — это просто искусство подойти правильно к человеку и понять, чем ты ему можешь помочь. А, может, не надо ничем помогать — просто выслушать его и оставить в покое. И то, что я вижу за много лет работы, что на церковное искусство приходят люди иногда, просто чтобы иметь какую-то отдушину. И я вижу, что мы им помогаем часто укрепиться в вере, найти какой-то мир в семье, даже выйти удачно замуж. Очень многие наши студентки посидят, успокоятся и вдруг как-то складывается семейная жизнь. Были там чудеса: вдруг рождался ребёнок, в случае, когда врачи говорили, что у ничего у вас не может быть. Так что волшебная сила искусства, особенного церковного искусства помогает людям как-то успокаиваться и решать какие-то совершенно неожиданные свои вопросы.
А. Пичугин
— Самый банальный вопрос: какие у вас планы на будущее ближайшее? Может быть, это расширение факультетов, может быть, это привлечение новых специалистов, открытие филиала, например, в городах России.
Т. Кондратьева
— Вот открытие филиала и создание программ такового вот заочного обучения...
А. Пичугин
— Дистанционного, как сейчас говорят.
Т. Кондратьева
— Дистанционное образование мы несколько лет рассматриваем: возможно это или невозможно.
А. Пичугин
— Но дистанционно шить не научишь.
Т. Кондратьева
— Да, не научишь. Мы смотрим, что делают наши коллеги, которые пытаются дистанционно учить — получается полное безобразие. Столько приёмов и техник, которые надо увидеть своими глазами, почувствовать своими руками. Можно научить дамскому рукоделию, как я уже сказала, но научить искусству, увидеть рисунок... Там иногда бывают ошибки, когда нужно стежок качнуть на доли миллиметра вправо-влево, если вышивается миниатюра — образ святого. Не получается — это надо чувствовать, куда кладётся ниточка, как она идёт. Какие-то надо знать очень тонкие особенности, которые передаются только в мастерской из рук в руки. И так же в иконописи: надо работать под наблюдением художника, надо работать под наблюдением иконописца. Конечно, работа в мастерской даёт очень много. То, что у нас эта мастерская существует — замечательно. Но постоянно обращаются люди с периферии, пытаются каким-то образом у нас получить образование. Конечно, как-то эту проблему надо решать. Если люди обращаются, надо им в чём-то помочь, какие-то курсы предоставить. Но передача из рук в руки, вот эта проблема обучения — она остаётся.
А. Пичугин
— Ещё раз давайте напомним, что дверь открытых дверей у вас пройдёт 15 и 17 мая. Адрес Православного гуманитарного института «Со-действие»: Второй Ирининский переулок, дом 2, дробь 1, строение 2. Или ориентир: церковь великомученицы Ирины, минут, наверное, 10 от метро «Бауманская» неспешным шагом. На день открытых дверей вы ждёте людей с какого возраста?
Т. Кондратьева
— Мы ждём людей от 25-и до 50-и.
А. Пичугин
— А почему 50-и нельзя?
В. Емельянов
— А после 50-и жизнь кончена?
Т. Кондратьева
— У нас бывают студенты и после 50-и, но просто надо соотносить свои силы.
А. Пичугин
— А что — у многих после 50-и жизнь только начинается.
Т. Кондратьева
— Да, у многих начинается. У нас вот есть студент 75 лет, который ходит и ходит — ему очень нравится у нас учиться. Он у нас уже всё закончил.
В. Емельянов
— Он одинокий, наверное.
Т. Кондратьева
— Он одинокий человек и ему хочется хоть куда-то приходить.
В. Емельянов
— Кстати, Алёша, ты сейчас подсказал прекрасную тему для одной из наших бесед. Когда говорят про кризис среднего возраста — там 28, 30, у кого-то он в 40 начинается и так далее. Да, этот момент — тоже очень интересная тема для обсуждения. Но вот возраст 50 плюс — некоторые люди остаются без работы в этом возрасте. Для мужчины это, в общем, по большому счёту сложнее, наверное, чем для женщины. Давай об этом с тобой подумаем после нашего эфира. Мне бы очень хотелось эту тему развить.
А. Пичугин
— Подумаем, да.
В. Емельянов
— Татьяна Валерьевна, спасибо вам, что вы к нам сегодня заглянули. Спасибо за интересный рассказ о вашем институте. Я напомню, что мы сегодня говорили о православном институте «Со-действие», ректором которого является Татьяна Кондратьева — наша сегодняшняя собеседница. Программу для вас провели: Владимир Емельянов...
А. Пичугин
— Алексей Пичугин. Спасибо, всего хорошего.
В. Емельянов
— До новых встреч.
