«Православная школа «Образ». Сергей Беляев

У нас в гостях был учитель истории в православной школе «Образ» в Московской области Сергей Беляев.

Мы говорили об особенностях обучения в православных школах и о том, как школьное образование соединяется с воспитанием. Также наш гость рассказал, как проводят время дети в летнем лагере в Хороброво, организованном школой «Образ».

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

---

К. Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, здравствуйте, уважаемые друзья! В студии у микрофона моя коллега Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева:

— Добрый вечер.

К. Мацан:

— Я Константин Мацан, добрый вечер. А в гостях у нас сегодня Сергей Беляев, учитель истории в школе «Образ» в Московской области. Добрый вечер.

С. Беляев:

— Добрый вечер.

К. Мацан:

— Мы продолжаем беседовать об образовании, о воспитании, о духовных ценностях, вообще о ценностях в образовании, о том, какими мы хотим видеть наших детей в будущем, что мы для этого можем сделать, почему это важно и какие самые частые ошибки мы, родители, допускаем, как их не допускать и как сделать так, чтобы ребенок вырос хорошим человеком и счастливым человеком.

К. Лаврентьева:

— Сергей, вы преподаете в православной школе, мы с этого начали сегодня нашу программу. И, конечно, первый вопрос, который напрашивается: а существует ли вообще такой термин «православное образование»? Чем отличается, например, православный учитель истории от учителя истории в общеобразовательной школе?

С. Беляев:

— Очень сложно ответить на этот вопрос без предварительной подготовки, потому что, действительно, когда говоришь о терминах, хочется сразу открыть словарь и найти там определение: так, «православный учитель», «учитель в православной школе», но, к счастью, надеюсь, такого термина нет, потому что каждый учитель, который хочет вырасти детей в вере, в каких-то ценностях православных, и не обязательно даже православных, а духовных, он дополняет этот термин своим личным опытом и опытом тех детей, которые ему встречаются на пути. Поэтому я могу сказать, что для меня не было какого-то предварительного установления, какого-то понимания, что это такое, кем я должен быть. Скорее, это был уникальный опыт, и он продолжается, потому что я теперь это чётко понимаю, что православный учитель — это человек, который в первую очередь любит детей, и который старается привить любовь этим детям не только к образованию, но и к другим детям, к взрослым, ко всему важному, что стоит в этом мире любить, и это, оказывается, гораздо проще, чем кажется на первый взгляд.

К. Лаврентьева:

— А как эта любовь прививается? Вот вы провели урок, 45 минут, потом у вас перемена и некоторое время до урока, когда вы успеете, вы успеваете это прививать? Или это всё-таки идёт во время обучения, в течение учебного процесса?

С. Беляев:

— Наверное, самое простое — это во всём, что ты делаешь, чувствовать какую-то заботу о ближнем, образование — не исключение. То есть, наверное, каждый в своей жизни встречался в разных своих жизненных ситуациях, когда он может сказать: вот здесь я чувствовал любовь и заботу, а здесь я не чувствовал. Это может быть в магазине, это может быть дома, это может быть в школе, это может быть на работе, когда к тебе относятся с каким-то терпением, пониманием, сочувствием. Даже если, например, ребёнок не сделал домашнюю работу, можно ему линейкой стукнуть по пальцам. А можно сказать: «ну хорошо, но тогда не обижайся, если я попрошу тебя сделать две домашних работы на следующий урок». И он поймёт так быстрее, и заботу о себе почувствует тоже. Это, конечно, не самый лучший пример, но это первое, что приходит в голову. То есть понимание, терпение, забота, которая проистекает из той же любви, потому что если ты не любишь, то сложно в себе воспитать какое-то терпение, оно вот так вот появляется само собой.

К. Мацан:

— Я сейчас выступлю в не характерной для себя роли «заземлителя» беседы, а то Кира нас так сразу заставила воспарить в область высокой духовности, мы заговорили, может быть, о самом главном, — о любви, как о том, на чём строится работа педагога. Но вот о чём бы я хотел спросить: а школа «Образ», в ней большинство детей — это дети из церковных семей, или же есть категории родителей, которые сами не церковные, но по каким-то причинам посчитали нужным отдать детей именно в такую православно-ориентированную школу?

С. Беляев:

— Да, действительно, большинство, наверное, тут я не поручусь в процентах указать, но скорее всего, большинство действительно из церковных или очень близких к Церкви семей и это естественно, потому что всё-таки церковное образование нуждается в определённой подготовке, то есть с непривычкой трудно, наверное, выдерживать утреннее правило, молитвы перед учёбой, молитвы перед едой, даже если это не такое уж прямо вот обязательное для всех дело, кто-то там может и пропустить, кто-то может и не помолиться со всеми, но не в этом дело. Дело в том, что подготовка, конечно, важна, и поэтому — да, хотя большинство из православных семей, но встречаются и дети, и родители, и даже учителя, которые лояльны к православию, но при этом не являются прихожанами в церкви, исповедниками, какими-то активными членами православной общины, но именно в школе «Образ» это как-то уживается очень легко, вот эти два мира, наверное, потому что отсутствует давление, фанатизм, желание на свою сторону переломить ту часть, которая не соответствует твоему мировоззрению.

К. Мацан:

— А у вас случались разговоры с кем-то из родителей, вот именно таких, не церковных, в чём их мотивация отдать ребёнка в православную школу, это, может быть, просто рядом с домом, близко, вот самое удобное? Или есть у родителей какой-то запрос на нравственную безопасность, на то, что вот там плохому не научат? То есть чего ждут родители от православной школы, именно православной, и насколько это соответствует результату, их ожидания оправдываются или в чём-то не оправдываются, или реальность оказывается более сложной, чем они себе представляли?

С. Беляев:

— Безусловно, как вы только что сказали, в вопросе часть ответа уже содержалась, потому что духовное воспитание, в первую очередь это воспитание уважения к старшим, как я уже говорил, это культурное поведение, это интерес к культурным ценностям. И мне кажется, каждый родитель, не побоюсь этого слова «каждый», хотел бы, чтобы его ребёнок уважал своих родителей, уважал культуру не только своей страны, но и мировую человеческую культуру. Ведь духовное воспитание, оно воспитывает в человеке всё самое лучшее, а каждый родитель хотел бы, чтобы его ребёнок был самым лучшим на свете.

К. Лаврентьева:

— Ну вот интересно, мы так много говорим о духовном воспитании, о духовно-нравственных ценностях, о христианском мировоззрении, о христианских мотивах каких-то, мотивации христианской в преподавании...

К. Мацан:

— Как-то ты со скепсисом об этом сейчас упоминаешь.

К. Лаврентьева:

— Да, и умышленно хочу вот так вот это всё развернуть, чтобы спросить вас о том, зачем это вообще нужно? То есть мы сейчас не говорим о вере, мы сейчас говорим именно об образовании. А зачем, вот на ваш взгляд, нужно духовно-нравственное воспитание, например, ребёнку, далёкому от церковной среды, но который по каким-то причинам учится в православной школе? Таких много, родители отдают таких детей, чтобы защитить их, ну, хотя бы от каких-то крайних вещей, которые чаще всего присутствуют в общеобразовательных школах, это мат ранний, с первого класса, это ещё какие-то вещи, гаджеты, ещё что-то. Хотя недавний опыт общения с преподавателями общеобразовательных школ показал лично мне, что далеко не всё однозначно, и мир не чёрно-белый, в том числе школьный, и православная гимназия — это не всегда светлая сторона образования, а общеобразовательная школа — всегда тёмная сторона. Так вот, я хочу спросить: вот пришёл ребёнок, который, в общем-то, не знает ничего о Церкви, но уважительно относится к верующим ребятам, к его одноклассникам, понимая, куда он пришёл, вот ему зачем преподавать духовно-нравственные ценности? Зачем с ним говорить о нравственности, как, если нет запроса? Вот в чём сверхцель вот этих духовно-нравственных ценностей в школе? Какая сверхцель для учителя это передать? Чем он руководствуется, в чём главная его мотивация? Вопрос такой, конечно, на грани.

К. Мацан:

— Вопросы у вас, конечно...

К. Лаврентьева:

— Да, на грани, ну вот правда.

С. Беляев:

— Нет, вопрос очень хороший.

К. Лаврентьева:

— Сергей, простите, я просто не хочу, чтобы вот этот термин «духовно-нравственные ценности», он был такой вот затёртый, знаете, как «любовь», у нас любовь — это всё подряд, и вот духовно-нравственные ценности, я хочу в первую очередь для себя понять, и чтобы слушатели поняли, что это, в конце концов, такое.

С. Беляев:

— Ну хорошо, обещаю постараться ни разу не употребить словосочетание «духовно-нравственные ценности».

К. Лаврентьева:

— Нет, мы сами его употребляем, поэтому и спрашиваю.

С. Беляев:

— На мой взгляд, всё это очень просто. Когда человека настраивают на что-то серьёзное, отойдём от слов «молитва», «духовно-нравственные ценности», обещал, не буду говорить.

К. Лаврентьева:

— Нет, говорите, говорите, пожалуйста.

С. Беляев:

— Как бы даже вот собраться с силами внутренне — это уже гарантия того, что человек лучше проявит свои какие-то способности, будет лучше слышать, о чём ему говорят, будет вдумчивее относиться к каким-то вопросам, может быть, что-то для себя откроет, может быть, какую-то свою точку зрения сможет изложить, раскрепостится, то есть в каких-то местах для этого прибегают к каким-то дорогостоящим, отвлекающим манёврам, там, бегущие картинки, сложные приложения, может быть, более эргономические сидения, я уж не знаю. А можно просто человеку сказать, виртуально сказать: «будь самим собой и постарайся извлечь самое лучшее из себя». Это достигается массой способов, молитва не последняя из них, потому что всё-таки это соборность, когда люди вокруг встают и делают общее дело, это ощущение, что ты не один, вас много, а значит, вы сила, значит, вера в свои силы уже появляется. А потом определённая серьёзность настроя, то есть избегание каких-то отвлекающих факторов, которых всегда много, если не говорить только о гаджетах — да, это проблема, но это не самая большая проблема. Самая проблема — это суетные мысли вообще, которые преследуют каждого человека в любую секунду жизни, а во время учёбы особенно, потому что слишком много во время учёбы хочется почему-то отвлечься, это вот как назло. И вот поэтому, когда ребёнок приходит в православную школу, его стараются познакомить с самим собой, ему открывают всё самое лучшее в нём и делают для этого всё, создают атмосферу, погружают в определённую вот такую среду образовательную. И это происходит, вот ещё раз повторюсь: массой способов, начиная с молитвы, продолжая внимательным, чутким, заботливым отношением, поддержкой на каждом этапе, соборностью, то есть чувством локтя, чувством близости с теми, кто рядом, и заканчивая, конечно же, определённым духовным ростом, который происходит (я обещал, но я не выполнил своё обещание, к сожалению, без этого никуда не деваться) духовный рост — это то, что человек понимает, что он не зря прожил день, год, жизнь, наконец. И после этого вообще море по колено. И тот же ЕГЭ, о котором так все беспокоятся, для него будет действительно тем самым всего лишь одним жизненным испытанием, как говорится в инструкции к ЕГЭ.

К. Мацан:

— Сергей Беляев, учитель истории в школе «Образ» в Московской области, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Ну да, мы вовсе не хотим обесценивать или как-то под вопрос поставить словосочетание «духовно-нравственные ценности» или «духовно-нравственное воспитание», мы лишь говорим о том, что как раз-таки наоборот, часто его употребляют, как будто бы оно заранее понятно, как будто бы мы сказали эти слова, и, в общем-то, все примерно понимаем, о чём речь, а на самом деле это не так. То есть вот те понятия и явления за этими понятиями, которые кажутся наиболее очевидными, они, как правило, нуждаются в том, чтобы их описать, подумать, прорефлексировать и вот понять, а что за ними скрыто.

С. Беляев:

— Вы будете смеяться, я как раз, когда вы начали говорить, подумал о том, что у меня есть подсказка для слушателей о том, что такое «духовно-нравственные ценности» в простом и понятном изложении. Последний год так получилось, что я преподавал в двух школах, в том числе и в общеобразовательной, и в общеобразовательной я преподавал предмет «Духовно-нравственная культура». И вот программы для этого предмета то ли не существовало, то ли она еще не была до конца готова, но, одним словом, мне пришлось ее домысливать, дорабатывать самому. И на первый план вышло что-то действительно самое очевидное — это праздники разных культур: как празднуют в разных конфессиях, в разных народностях какие-то значимые даты, дни. И это оказалось настолько интересной темой, что из нее все остальные, в том числе и предписанные программы, удалось вывести. И вот когда вы сейчас сказали о духовно-нравственных ценностях, я подумал, что умение вместе радоваться, праздновать — это далеко не последний, если вообще не первый навык, который приобретает человек, как педагог, так и учащийся православной школы, потому что совместные праздники — это такое единение, которое дает незабываемые эмоции. А вот они как раз в школе «Образ», они всегда на высоте, это всегда такие события, которые сложно забыть, да и не хочется, хочется наоборот, чтобы скорее что-то еще подобное произошло. Поэтому вот та ценность, которую, мне кажется, поймет и примет каждый, если познакомится с ней поближе.

К. Мацан:

— А образовательная программа в вашей школе, она соответствует федеральному стандарту? Я имею ввиду, там те же самые произведения по литературе, там те же самые какие-то методички по истории, вы историю преподаете, или там есть какая-то своя специфическая вариативная часть?

С. Беляев:

— Разумеется, она нигде не может, не должна и не будет никогда меньше или более узкой, чем федеральный образовательный стандарт просто потому, что не давая программы в рамках стандарта, нельзя гарантировать сдачу государственной итоговой аттестации. Это нормально, и это, в общем, я приветствую, просто потому, что действительно какой-то необходимый объем каждый ребенок имеет право и должен получать. Но в школе «Образ» удается преподать гораздо больше, потому что на самом деле, как бы эта программа не была сложна для некоторых, тем не менее, она вполне по силам любому человеку, любому ребенку, если он достаточно мотивирован и поэтому преподать удается гораздо больше.

К. Мацан:

— Я спрашиваю не только про объем, а еще про специфику. Ну вот пример: у меня перед глазами есть московская православная школа, в которой ее создатели поняли, что нужно, например, снабжать уроки английского специально написанными текстами. Вот если в каком-нибудь обычном учебнике, помню, мы все в детстве учили топики «London at the Capital of Great Britain and the Economic and Political Centres of the Country», то наши дети приходят в школу и вот читают такие тексты. Или, как сейчас помню, я учил тоже топик в каких-то младших классах, который начинался словами: «America is a great country», вот «Америка — великая страна», это был наш топик, готовый, я это воспринимал без какого-либо критики, но в принципе, почему не «Russia is a great country»? Почему бы с этого не начать топик? И вот в этой школе придумали, что нужно написать тексты, допустим, пускай дети читают тексты не про Лондон, как «Capital of Great Britain», а, допустим, про Амвросия Оптинского. У них будет текст на английском языке, адаптированный на уровне, способны который понять школьники, но вот про свое, про наше, про православное. Предполагается, что вот такое будет происходить как бы проникновение смыслов, может быть, не лобовое, не специальное, вот просто учим английский язык, но на примере текста про условного Амвросия Оптинского. Вот вы к такой практике как относитесь?

С. Беляев:

— Если бы я был учителем английского, наверное, я смог бы более компетентно ответить на ваш вопрос, но начнем с того, что я лично не учил такого топика в школе, хотя бы потому, что у меня с ранних лет был преподаватель, который нас учил немножко по другой системе, зато я очень хорошо помню песенки всякие разные. И вот я на уроках английского школы «Образ» тоже слышал краем уха, что они поют песенки и рассказывают друг другу разные роли, кажется, из Шекспира, но сейчас не поручусь. Мне кажется, что вообще способов изучения, как английского, так и любой другой предмет, очень много. И здесь во главу угла даже стоит ставить не содержание, как бы это крамольно не звучало, а именно сам способ передачи знаний, потому что там уже содержанием каждый наполнит своим, кому что интересно, тот и будет изучать. Человек собирается в Лондон, он сам про него прочитает, если он умеет читать по-английски. Или наоборот, Шекспира захочет почитать, если ему об этом расскажут в школе. Я к этому хорошо отношусь, вот отвечу на ваш вопрос, но с той только оговоркой, что это должно быть интересно. Если сейчас детям в большей степени интересно читать про Амвросия Оптинского, то я уверен, что в школе «Образ» или в любой другой, как православной, так и не православной школе рано или поздно начнут читать про Амвросия Оптинского, потому что человек, который собирается посетить Оптину Пустынь, он скорее будет читать про это место, чем про Лондон.

К. Мацан:

— Теперь вопрос про именно вот то, о чём мы говорим: как и в каких форумах может осуществляться вот то самое духовно-нравственное воспитание? Либо это карикатурный пример: «У нас сейчас урок духовно-нравственного воспитания, садитесь, дети, записывайте. Берём ручки, тетрадочки записываем: „нужно быть нравственным“ и так далее». Я сейчас, конечно, намеренно всё это карикатурно изображаю, но вот другой путь — это вот так вносить струю даже на уровне тем, на уровне того, что обсуждается, родной культуры, родной истории, которая пропитана православием, и вот через это будет это воспитание и просвещение ценностное осуществляться как бы не впрямую, но постоянно. Я вот, скорее, об этом спрашиваю. Не знаю, я вот сейчас пытаюсь просто на ходу придумать пример из истории, вы учитель историю. Сейчас я, может, глупость скажу, но, условно говоря, можно рассказывать про адмирала Фёдора Ушакова, про то, сколько он кого победил, а можно про то, какой он ещё при этом был верующий, и про его дядю, который святой Фёдор Санаксарский. Про Илью Муромца, как про былинного героя или про святого, чьи мощи лежат в Киево-Печерской лавре, в пещерах, ну и так далее. И ведь это же, это всё работает на ту же самую задачу об этом ценностном воспитании.

С. Беляев:

— Конечно, наполнение программ вот такими ценностями, оно выходит здесь на первый план, но здесь же всё очень просто: в православной школе, как правило, преподают люди, которые образованы культурно именно с этой точки зрения, с точки зрения нашей богатой православными ценностями культуры российской, да и не только российской. И поэтому каждый учитель старается в ходе своих уроков что-то привносить из своего личного опыта, и вот давайте поставим рядом учителя, который там всю жизнь разъезжал по Лондонам, по «Greatest Country of the World» Америкам и так далее, без иронии абсолютно, просто привожу в пример. Он, разумеется, расскажет о том, что есть такая статуя свободы, о том, что есть прекрасный Highway U.S.66, расскажет про Empire State Building и так далее, но вряд ли он сможет так рассказать интересно про храмы, про святыни, про подвиги русских былинных богатырей или князей, таких, как Александр Невский, Дмитрий Донской. Причем здесь не менее полно можно снабдить какими-то интересными историями, забавными случаями, взять хотя бы последнюю серию мультфильмов, я немножко отклонюсь от школьной темы, мы с детьми часто смотрим замечательный совершенно мультик про Тугарина Змея, понятно, что там, может быть, не все прямо по летописям, но тем не менее, я уверен, что нет такого ребенка, который бы с удовольствием не посмотрел этот мультфильм и не перенял от него что-то интересное из истории России. Поэтому здесь вопрос в том, на какое место делать акцент, и вот в православной школе просто делается акцент на другое, и все.

К. Лаврентьева:

— Но, смотрите, Сергей, дети там все те же самые ведь, что и в другой школе. Что вы конкретно делаете, когда слышите, например, грубые слова по отношению друг к другу? Когда вы видите, что какого-то ребенка явно дискредитируют, дискриминируют, там, не знаю, обижают? Вы как-то вмешиваетесь в этот процесс или вы держитесь так, ну как-то вот особняком в этой всей истории?

С. Беляев:

— Ну как можно в это не вмешиваться? Здесь даже не слово «вмешательство» уместно, а попытка как-то скорректировать, повлиять. Ну конечно же, мы стараемся это скорректировать. Мне кажется, здесь вообще нет никакой разницы между школой, семьей, работой, обществом любым, когда происходит что-то недопустимое, есть такое слово «буллинг», который сейчас является, в общем, признанной проблемой. Он всегда был такой проблемой, просто не было такого модного слова. Ну, или унижение, дискредитация. Конечно же, в православной школе также, как и в любой другой, будут стараться на это повлиять. Но здесь, понимаете, сложно уйти от фактов, факты — упрямая штука: в православной школе такое случается реже. По простой причине: дети, когда видят мало примеров перед глазами, меньше шансов, что они повторят это сами. Это просто статистика, это математическая составляющая.

К. Лаврентьева:

— Сергей, вы сегодня, конечно, за все православное образование отдуваетесь в рамках нашей программы, но еще тогда один вопрос: нет ли, на ваш взгляд, некоей закрытости пространства в православной школе? Нет ли проблемы, что ребенок выйдет в большой мир и не сможет там адаптироваться в светской вот этой вот всей сфере, со светскими друзьями, студентами? Все-таки как-то приучаешься жить в своей маленькой вот этой вот «кастрюльке», варишься вот в этом мирке, который прекрасен вот как раз своей закрытостью. А что будет потом?

С. Беляев:

— Я мог бы ответить вопросом на вопрос, хоть это, наверное, не очень правильно...

К. Лаврентьева:

— Очень.

С. Беляев:

— Нет ли опасения, что человек, родившийся в семье от определенных родителей, с определенными, может быть, братьями и сестрами, вырастет закрытым человеком, никогда там не женится, не найдет друзей?

К. Лаврентьева:

— Есть, конечно.

С. Беляев:

— Вот ровно такие же шансы, что человек, обучаясь в школе, которая является второй семьей, а иногда и первой, потому что там многие учатся со своими родителями, работающими рядом, со своими братьями и сестрами, которые учатся в соседних классах параллельных — да, если он захочет остаться в этой семье, то он может остаться, и это будет прекрасно, потому что он будет по-прежнему встречаться с теми, с кем он учился рядом, он будет, может быть, работать. Я видел таких людей, которые не уходят из школы, они остаются там работать. Да, они остаются работать волонтерами, воспитателями, педагогами, да кем угодно, это настолько прекрасно, это разве не тот идеальный вариант, ну хорошо, не буду говорить «идеальный», разве не один из замечательных вариантов продолжения жизни — то, чему тебя научили в школе, применить сразу?

К. Лаврентьева:

— В этой же школе.

С. Беляев:

— Да, в этой же школе или в другой похожей. Но я не говорю здесь, что это единственный путь, нет. Приведу простой пример: я активный пользователь соцсетей, как, наверное, любой педагог, это, в общем, такая оборотная сторона педагогической работы. И у меня подписчиков во всевозможных сетях из православной школы едва ли не больше, чем из общеобразовательной, и не потому, что я их там придирчиво отбирал, а потому, что они точно так же, как и все остальные, пользуются всеми современными средствами общения, и я не чувствую в их общении какой-то серьезной разницы. Кроме одной, о которой вы сами упомянули — это сквернословие. Вот это в православной школе, по крайней мере, в «Образе», пресекается на корню, и не потому, что это какая-то вот фобия, а просто потому, что, ну...

К. Лаврентьева:

— Не принято.

С. Беляев:

— Не принято, да. Как есть такие страны, в которых, например, бычки от сигарет или плевки там, считаются уголовно наказуемым деянием. Я сейчас не говорю, что это уголовное деяние в этой школе, но это серьезно рассматривается на педсоветах. Это очень серьезно, этому придается большое значение в беседах с классными наставниками. А в исключительных случаях может даже привести к отчислению, потому что, ну, сложно начинать день с молитвы, а продолжать сквернословием, как-то вот это немножко...

К. Лаврентьева:

— Диссонирует.

С. Беляев:

— Диссонирует, да. Я не хотел бы, чтобы этот ответ, он как-то вот заставил отшатнуться: «ну как так? Вот вы не терпите нового русского языка. А мат — вообще часть русского языка, это наша история». Безусловно! Ну, так изучите, вот проект на эту тему можно защитить, пожалуйста.

К. Лаврентьева:

— Хороший поворот.

С. Беляев:

— Да, да, да. Это пожалуйста, это тоже часть образования, но когда это употребляется как элемент, засоряющий язык, то это, соответственно, пытаются пресечь на корню. Просто это чаще всего, с чем мы сталкиваемся.

К. Мацан:

— У нас в институте был курс русского языка, тоже лекции такие по современному русскому языку, которые стояли в субботу первой парой, и чем ближе к зиме, тем все меньше и меньше людей приходило в субботу на первую пару. Это был осенний семестр, осенне-зимний. И на одной из лекций преподаватель объявил, что на следующей лекции будет лекция про русский мат, его исторические корни, там всякие научные лекции про русский мат. И через неделю в субботу на первой паре зал был битком. Сергей Беляев, учитель истории в школе «Образ» в Московской области сегодня с нами в программе «Светлый вечер». У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан, мы скоро вернемся, не переключайтесь.

К. Лаврентьева:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, дорогие друзья! У нас в гостях Сергей Беляев, преподаватель истории в православной школе «Образ», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Сергей, мы говорим очень много сейчас о том, как создать среду, как вы создаете ее вместе с коллегами в православной школе вашей «Образ», какие средства используете для этого, какие подходы, какие «секретики» у вас есть, делитесь с нами, и спасибо вам за это огромное. Но вот, что хотела спросить: мы знаем, что в мае дети уходят часто одни, а в сентябре возвращаются совсем другие, и часто об этом говорят преподаватели, что отпускали одних детей — получили других, что они там делали за три месяца, у всех по-разному. Но я знаю, что у вас есть еще и помимо школы какой-то летний лагерь, и вот в этом лагере вы, в общем-то, и продолжаете проделанную за год работу с детьми, и хотела попросить вас рассказать об этом.

С. Беляев:

— Спасибо большое за вопрос. Дело в том, что действительно, у нас есть такой лагерь, и это, конечно, большое достижение тех, кто его создал, потому что оно позволяет детям по-настоящему почувствовать себя частью большой семьи, а не учащимися школы, это происходит именно при погружении. Вот, казалось бы, такое погружение что мешает создать в школьном здании, да? Посади всех там в одну большую аудиторию, не выпускай оттуда часов восемь, и как-то погружай. А на практике не получается. Не получается потому, что дети все равно как-то вот определенный цикл для себя воспринимают, что вот они пришли в школу, поучились, ушли. А вот с лагерем так не получается, если уж ты туда попал, то изволь двадцать четыре на семь жить одной жизнью со своими партнерами по парте, коллегами там по проектам и так далее. И это прекрасно, потому что дети перестают быть кем-то вот для школы, они в какой-то момент становятся собой. Очень часто это происходит не сразу, они вот постепенно-постепенно привыкают быть собой, сбрасывают какие-то вот такие «альтер-эго», ну потому что неизбежно в школе стараются быть лучше, чем в обычной жизни ,как-то вот немножко притворяются, а в лагере это очень быстро пропадает. И вот наш летний лагерь «Хороброво» как раз дает такую возможность, потому что там стараются собирать, особенно в июльской смене, только тех, кто учится в школе «Образ». За редким исключением, если кто-то очень просится, то тогда его тоже берут, но, как правило, это вот те же самые, с кем рядом ты учился весь год, после этого можно продолжить с ними общаться, но уже совершенно в другом формате. И в этом лагере происходит настоящее сближение детей друг с другом, потому что они больше ничем не скованы, они могут совершенно спокойно выбирать себе, находить новых друзей, они могут увидеть своих педагогов в совершенно других ролях какие-то, уже не просто наставников, а вот своих коллег. Они могут попробовать свои силы в работе с младшими детьми, потому что там разные возрастные группы бывают, и это, конечно, это совсем другое. После каждого лагеря, как говорят те, кто там был хотя бы раз, туда хочется снова и снова, там даже есть такой гимн, в котором есть слова: «Мы не знаем сами, почему всегда нам в июле хочется сюда». Потому что, побывав в лагере в таком, как у нас, после этого снова хочется туда возвращаться.

К. Лаврентьева:

— Очень заманчиво рассказываете, но сразу надежда вся обрубается, когда вы говорите о том, что это все-таки для учащихся школы. А для других детей? Есть другим детям шанс попасть в этот чудесный лагерь?

С. Беляев:

— Ну конечно.

К. Лаврентьева:

— Уже в августе, видимо, да?

С. Беляев:

— Просто есть еще смена в августе, специально для тех, кто не попал в первую июльскую смену ни тем, ни другим способом. Но тут, понимаете, здесь разницы даже большой нет, ведь лагерь-то, по большому счету, один, просто дети, которые учатся в одной школе, они, как правило, хотят вместе съездить в лагерь, то есть это нормально. И хотя там смена может вместить до ста человек, но все равно в школе «Образ» учится больше гораздо и поэтому, как правило, вот июльская смена там практически переполняется учащимися школы. А в августе все те, кто хочет тоже окунуться в эту образовательную среду, они, надеюсь, я смогу сказать еще, потому что, на самом деле, это и есть то, над чем бьется все образование всегда и везде, потому что раскрыть свои способности можно только при погружении в образовательную среду, потому что учить чему-то одному можно долго и безуспешно, человек будет настраивать только одну часть своего многогранного сознания на то, что именно, на какой канал вот ему преподносят в данный момент. А среда — это значит, что ты дышишь этим образованием, ты его впитываешь через все поры своего тела, ты его чувствуешь, осязаешь, слышишь, то есть все органы настроены на вот это вот получение каких-то важных ценностей. И я понимаю, что я говорю много общих слов, но здесь на примере тоже можно пояснить. Например, в лагере дети живут на территории исторического поместья, которое было построено в начале века, 20-го века. Они могут пообщаться с людьми, которые жили достаточно давно на этом месте, у кого предки жили на этом месте, много поколений похоронены в этих местах, они знают истории, легенды этих мест. Да и сама эта вот территория Переяславского района, она же просто пропитана историей, это земля, на которой родился Александр Невский, это земля, где возникло наше государство, я имею ввиду здесь Московскую Русь. Это земля, которая наполнена православными святынями, постройками историческими. Дети участвуют в даже их восстановлении, они живут на территории одной из таких построек, они могут ее рисовать, лепить, они могут по ней ходить, они могут спать в ней. То есть это вот и есть то самое погружение, та самая среда, которая дает им возможность получать самые разные знания, даже не осознавая до конца, что они их получают. Но потом они просыпаются на утро и понимают, что они знают гораздо больше, и ничего при этом как бы особенно не делали, просто погрузились и всё. Вот в этом и есть уникальность такой вот летней смены.

К. Мацан:

— А для вас, как педагога, как учителя, как человека, что даёт лагерь в личном плане? Вы же тоже, наверное, как и дети меняются в чём-то до смены и после смены, так и вы, наверное, как-то не равны себе вчерашнему, когда всё это заканчивается?

С. Беляев:

— Ну разумеется, для меня это тоже был уникальный шанс познакомиться с «настоящими» детьми, точнее, с детьми, какие они в обычной жизни. Наверное, раскрыть их с какой-то другой стороны, и действительно, не будучи совсем уже стеснённым школьной программой, даже любой там расширенной её версией, а поизучать с ними что-то своё. Например, вот я учитель истории, а мне всегда хотелось поучить их вязать узлы морские, вот в лагере я могу такую возможность реализовать.

К. Мацан:

— А вы вяжете морские узлы? Круто.

С. Беляев:

— Ну, я специально однажды, я просто в детстве был скаутом и учился этому, и как-то никогда не думал, что мне это может пригодиться, и вот однажды мне это пригодилось, и я понял, что это очень интересно. А с детьми это втройне интереснее, потому что они тоже что-то своё придумывают, их можно на скорость заставлять их вязать. В общем, можно это всё комбинировать, это может превратиться в очень увлекательное занятие. Но в данном случае перечислять то, ради чего я бы поехал в такой лагерь, и поеду, безусловно, это пальцев не хватит ни на руках, ни на ногах: можно устраивать вечером костры с пениями песен, можно играть на гитаре, можно ходить в экскурсии, в походы, можно, наконец, купаться, это всё можно делать, и при этом ты ещё и работаешь со своими детьми, ты ещё и получаешь определённый не только образовательный, но и человеческий результат. А что может быть прекраснее, чем совмещать любимые дела с работой? И самое интересное, что даже те, кто никогда не слышал об этом лагере, ну и вообще никогда не был в лагерях, скорее всего, они получат эту возможность именно сейчас, потому что сейчас вот эта смена августовская, она будет абсолютно новой. То есть собран новый формат преподавателей из разных школ, которые именно с тем прицелом собираются, чтобы попробовать новые способы, новые методики...

К. Лаврентьева:

— Интересно.

С. Беляев:

— ... из самых разных школ Москвы, но, разумеется, собранных директором школы «Образ», и я думаю, что это будет интересный опыт и для взрослых, и для детей. Так что «Хороброво» — да, это площадка для экспериментов. А дети, мы знаем, эксперименты любят.

К. Лаврентьева:

— Вы знаете, какой я хотела задать вопрос? Вопрос очень обывательский такой, знаете, прямо ну совсем чайниковый: если вы пошли бы в общеобразовательную школу, и вам бы захотелось рассказать на уроке истории про Илью Муромца, которого мы сегодня уже вспоминали, к примеру, не как про сказочного персонажа, а как про реального святого, частичка мощей которого точно находится в Муроме, в Спасо-Преображенском монастыре. Вот если бы у вас была такая возможность, как бы вы это делали в рамках светского образования? Вот, например, программа «Школа России», возможно ли вот тут вот как-то пройти, протиснуться вот как-то по-умному во всю эту историю, чтобы всё-таки своё мировоззрение аккуратно, но детям приоткрыть?

С. Беляев:

— К счастью, образование предусматривает много способов обучить чему-то новому нестандартным способом. Можно, например, дать детям задание сочинить какую-нибудь интересную историю по мотивам подвигов Ильи Муромца, можно зачитать рэп, например, про этого героя.

К. Лаврентьева:

— Это интересно.

С. Беляев:

— Да, или можно, например, нарисовать карту его походов по историческим сведениям о его подвигах, много способов. Здесь метапредметный подход, он приходит всегда на выручку, то есть ты просто открываешь перед собой там виртуальную карту, берём географию — ага, рисуем карту, берём литературу — сочиняем стихи, берём историю — открываем летопись и датируем, например, события какие-то, рисуем жизненную линию Ильи Муромца, здесь вот интересных каких-то затей может быть очень много. Лично я, когда стараюсь что-то интересно нестандартно преподать, я, как правило, иду из склонностей детей. Я знаю, у меня есть шпаргалочка, где записано, чем интересуется тот или другой ребёнок, и я, как правило, провожу небольшое анкетирование в такой, тоже нестандартной форме: они друг другу рассказывают, я их делю там на небольшие группы, и они рассказывают, чем они интересуются. И если, например, какая-нибудь девочка интересуется модой, то можно взять и найти изображение Ильи Муромца, пусть даже рисованное, это неважно, вот в каком стиле была у него косоворотка, например, или какого там стиля были у него штаны. А мальчики всегда интересуются оружием, например, оружие какое у него было? Вот мой сын, например, он всё оружие всех богатырей в своё время вылепил и пытался узнать, где оно хранится, и сохранилось ли оно. Он был очень расстроен, когда понял, что оно не сохранилось, но есть его образцы. Поэтому здесь, ну, это же действительно вот целая вселенная. Когда мы говорим о человеке, тем более о герое, то известно большое количество подробностей его жизни и поэтому здесь для каждого может найтись что-то интересное: а что он кушал, в каком доме он жил? Чем он занимался помимо того, что свершал подвиги? Здесь даже не как о святом здесь, понимаете, о святом здесь всё проще, можно почитать житие, если люди интересуются таким стилем, таким жанром, то это проще, и здесь они сами, наверное, найдут много и даже того, чего там, может быть и нет, прочитают между строк. А если взять какой-то нестандартный подход для детей, просто интересующихся чем-то новым, то вот вам, пожалуйста — взять его, как человека, и подсунуть под микроскоп, и узнавая о его каких-то особенностях, они узнают о нём самом, и потом уже никогда не забудут, что был такой человек, и почему он был так знаменит, потому что для них он уже будет чем-то особенным.

К. Лаврентьева:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. У нас в гостях Сергей Беляев, преподаватель истории в православной школе «Образ», у микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Сергей, ну ещё вот один вопрос про историю: как вы считаете, действительно ли важно говорить... Мы-то понимаем, что для нас это важно, а вот насколько это нужно и важно — говорить о исторических событиях, исторических личностях и о их мировоззрении? Вот, например, все мы знаем про Александра Невского, все мы знаем о его подвигах, о том, что он сделал для Руси. Ну совершенно величайшая фигура в нашей истории. Но очень мало кто знает, что он, например, умер в прекрасном городе Городец Владимирской области, внезапно, его постригли в схему с именем Алексий, и это действительно удивительная история. Я когда была в этом городе, я очень жалела, что много-много лет до этого я об этом не знала, то есть я сама спросила, сама ответила, конечно, это важно. Другой вопрос: почему, на ваш взгляд, этому уделяется в современном образовании не так уж много внимания?

С. Беляев:

— Я могу сказать, что тенденция к увеличению таких историй налицо. То есть, даже листая современные учебники по истории, все больше и больше, можно сказать, натыкаешься на интересные факты. Причем эти факты, они не только исторические, они и летописные, я здесь немножко должен разделить: бывают факты, которые опираются на источники, а бывают те факты, которые немножко домысливаются, но это некий такой уже анализ.

К. Лаврентьева:

— Былинность такая.

С. Беляев:

— Да, былинность такая. Но этого, во-первых, становится больше, очевидно больше, мне сложно будет это доказать, но мне кажется, любой, кто откроет учебник, там 20-летней давности и современный, он увидит это. Но прелесть еще в том, что к этому все больше и больше интереса благодаря тому, что образование все больше становится ориентированным на запрос детей, а дети всегда интересуются такими вот вещами, чем-то любопытным, чем-то вот заманчивым, такими интересными фактами. И, вы понимаете, чем больше ты с ними сталкиваешься в своем образовании педагога, тем легче его преподать детям и поэтому вот в православных школах волей-неволей люди, которые туда приходят, они этими фактами буквально напичканы, потому что они читали летопись, они читали житие, они знают.

К. Лаврентьева:

— Их ничем не удивить.

С. Беляев:

— Да, это совершенно верно, то есть у них такое образование, это уже даже не образование, это жизненный опыт.

К. Лаврентьева:

— Мировоззрение.

С. Беляев:

— Мировоззрение, да. Это взгляд на жизнь, который предусматривает интерес к такого рода фактам, они распространяются и дальше, поэтому легче потом детям это передать. А почему это важно? Ну так, а что еще может быть важно, кроме как заинтересовывать своим способом преподавания детей? Если им именно это интересно, значит, чем больше ты этого знаешь, тем лучше будет для детей, тем больше они смогут перенять, а значит, тем образованнее они станут по результатом уроков.

К. Лаврентьева:

— Это очень интересно. А когда вы поняли, что хотите стать учителем истории? У нас был учитель физики недавно в гостях, и когда мы шли с ним после программы (открою маленький секрет) по улице, он сказал: «Вы знаете, нет круче специальности, чем учитель физики, нет круче науки, чем физика!» И он так это договорил, что ты действительно ему веришь, знаете, с силой сказанное слово. Вот как у вас это происходило, как вы выбирали профессию?

С. Беляев:

— Я, можно сказать, ее не выбирал, она выбрала меня. Дело в том, что мой папа в силу своей загруженности на работе, он редко бывал дома. Мой отец — археолог, и большую часть времени он проводил либо в конференциях, причем часто международных, это были 90-е, тогда очень много было международных конференций, грантов, различных зарубежных полевых экспедиций, и поэтому мы с ним виделись, как правило, только на выходных, и эти выходные были буквально заполнены нашими длительными прогулками по улицам, во время которых папа рассказывал мне различные истории. И эти истории, они были не то, что вот пересказом учебника истории, а просто были истории, которые так или иначе западали в душу, потому что если мы там проходили какое-то место, папа мог рассказать о нем интересно с точки зрения истории, почему это место может быть интересным. Не просто улица, а когда, кто ее построил, какие на ней здания, кто на ней жил. Если мы проходили мимо церкви, он знал стиль ее архитектуры, почему она на этом месте построена, и почему вообще именно на таких местах строились церкви. Вот такие какие-то факты под таким углом зрения, они формировали определенное мышление, и в процессе своего взросления я начал понимать, что я мыслю, наверное, как историк, или хотел бы мыслить как историк, а потом меня нашла эта работа, но это произошло просто по божественному какому-то, наверное, соизволению, потому что я просто встретился с директором школы, который сказал, что им нужен учитель истории, так и произошло. Я не подавал вакансию, я не искал этого места, оно нашло меня. А потом, я готов присоединиться к словам учителя физики, но только за одним маленьким уточнением: учитель — это самая лучшая профессия, а уж кому что дано.

К. Мацан:

— Мне очень интересно то, что вы сказали про вот эти методы работы с детьми, предложить какой-то нестандартный подход. Я почему об этом спрашиваю? Я не обладаю никаким опытом школьного преподавания, и дети, у меня еще старший только младшего школьного возраста, и тоже с этой областью я пока не соприкасался. Меня что удивило недавно, когда я узнал, что учителя могут на уроке, например, по группам детей разбить, и дать задание: а вот найдите в интернете то-то-то-то. Предположим, тот же Илья Муромец, вот давайте по группам, и прямо здесь делайте презентацию на пять слайдов про него. Я думаю: как здорово и как круто, с одной стороны, потому что у нас в школе этого не было, и дети сами ищут, а когда ты сам ищешь, ты что-то лучше запоминаешь и так далее. С другой стороны, я думаю: нет ли здесь какого-то, если угодно, такого профанирования, потому что открываешь «Википедию», переписываешь, ну что-то узнал, что-то понял, но разве это образование, разве это действительно научение чему-то? То есть не получается ли так, что в погоне за тем, чтобы дети себя раскрывали и творческие задания выполняли, немножко уходит, собственно, такое наставничество учителя, что учитель знает чего-то, чего дети не знают, он носитель какой-то информации, которую просто так не найдешь, он уникум, его нужно слушать, а в интернете много разной ерунды, а перед тобой человек, который тебе расскажет то, что проверено, то, что точно, то, что тебе нужно знать. Что вы об этом думаете?

С. Беляев:

— К счастью, я давно сам столкнулся с такой проблемой. Дело в том, что источники информации можно и нужно изучать с точки зрения умения ими пользоваться, и именно этому учат настоящие учителя, они в первую очередь учат сортировать информацию, которая поступает. Вы знаете, что мы живем в век информации и детское восприятие информации здесь особенно ценно, особенно важно правильно фильтровать, потому что они как чистая доска, они все воспринимают на веру ,и чем больше мусора попадет на эту чистую доску, тем сложнее будет потом расчистить ее. Поэтому, конечно, источниковедение, я не побоюсь этого научного термина, это едва ли не важнейший навык, который нужно приобрести. И, к счастью, я хорошо сам обжегся на этих пустых ресурсах, ненужных информационных базах, что я теперь могу совершенно спокойно, с уверенностью учить детей отличать, вот даже не черное от белого, а просто то, что нужно в большей степени от того, что нужно в меньшей степени, потому что в любом случае от ошибок, от каких-то сложностей в этом вопросе никто не застрахован, но хотя бы умение остановиться, посмотреть на источники, которые тебе предложены, и выбрать из них те, что тебе больше подходят — это уже плюс, это уже большое преимущество над теми, кто просто берет первое предложенное. Я точно был уверен, когда вы уже начали говорить, что здесь прозвучит слово «Википедия». Я бы не хотел занижать ценность этого ресурса, но очень важно не ставить здесь равенство с источником, в каждой «Википедии», и в этом ее настоящая ценность, что у каждой страницы «Википедии» есть подборка источников в конце, и если научиться смотреть сразу в конец... как, знаете в некоторых меню: сначала смотрят в конец, на цену, а потом уже на то, что ты будешь кушать или пить, вот точно так же в «Википедии», я всегда начинаю читать с конца, с источников, и учу детей тому же. Это самый простой пример и очевидный, а в остальном подборка источников — это очень интересно, потому что каждый источник кем-то создан. Если ты через историческое знание учишь понимать о том вообще, что за этим источником кроется, то и интерес к нему будет совершенно другой, не будет желания побыстрее найти короткую дорожку к результату, скорее наоборот, будет желание найти самый любопытный, не открытый никем источник, как когда ты копаешь в пустыне и хочешь найти воду, вот точно так же чистая вода будет твоим результатом.

К. Лаврентьева:

— Вот она, заинтересованность в своей профессии, прямо налицо. А как все-таки найти свой путь человеку, который вот еще не знает, не понял себя, которому все говорят про ЕГЭ и экзамены, которому со всех сторон рассказывают о том, как он должен обязательно все успешно сдать и поступить. И вот такое давление массовое от родителей, от учителей, от общества, какие-то мнимые цели, потому что ты еще сам ребенок, ты еще не понимаешь в 15-16 лет, кем ты хочешь стать. И ведь таких очень много детей, которые не могут определиться, как им найти себя?

С. Беляев:

— Все начинается, наверное, все-таки с веры в себя. Я не боюсь показаться банальным, потому что вера в себя — от этого происходит все. Если ты знаешь, что ты сдашь этот экзамен, то ты его сдашь. Если ты знаешь, что ты справишься с этой задачей, ты ее решишь. А эта вера, она как раз дается чувством общности, когда вас много. Вот представьте себе, против вас там любой богатырь, пусть даже Илья Муромец: если ты один на один, то шансов у тебя один из миллиона, а если вас тысяча, то даже Илья Муромец, наверное, предпочтет дипломатически решить этот вопрос. И вот точно так же с любыми вызовами: если с тобой рядом люди, которые готовы с тобой решать эту задачу, найти свой путь в том числе — почему бы не посоветоваться, да? Почему бы не взять пример, когда рядом с тобой учатся люди, которые уже выбирали этот путь, которые стояли перед такой же проблемой, которые точно так же мучились неуверенностью в себе в какой-то момент или боязнью того, что они не справятся, но в итоге выстояли и победили, то для тех, кто силен духом, кто верит в себя это просто хороший пример. А для тех, кто нуждается в поддержке — это прекрасный помощник. И вот в школе «Образ» я просто видел такое постоянно, что детей помладше буквально ведут к этим вот жизненным испытаниям дети старше, и это происходит повсеместно, потому что они знают, что они могут спросить совета, они знают, что они могут обратиться за помощью. Чаще всего это бывают их же собственные старшие братья и сестры, но таким помощником могут стать и их друзья. И, конечно же, если этого не получается в школе почему-то, то такое практически всегда происходит в лагере, потому что там дети быстрее доверяются друг другу. Если кого-то мучает этот вопрос, бывает такое, что и в пятом классе человек уже начинает думать: «а как же я вот, кем же я стану, что же я буду делать, там, когда на меня свалятся эти экзамены?» Вот именно там они могут впервые слышать: «да не волнуйся ты, всё будет легко вообще-то, всё на самом деле. Надо просто вот, вот это, это и это», перестать, например, бояться. Или, например, озаботиться тем, чтобы исключить там какие-нибудь ночные похождения перед экзаменом, потому что многие совершают просто детские ошибки, и эти детские ошибки, их можно избежать, если у тебя рядом есть те, кто посоветует тебе, как это сделать. Вы знаете, вообще, когда вы спросили про выбор пути, самое простое — это воспитать в себе или воспринять от кого-то уверенность, что ты путь свой обязательно найдёшь. Раз ты пришёл в этот мир, то твой путь уже проложен. Другое дело, что ты дальше выбираешь тот, который именно для тебя больше подходит, но то, что он есть у тебя, залог этого уже — твоё появление в этом мире. И вот если ты с этой верой в какой-то момент подружишься, то тогда дальше уже будет перед тобой стоять приятный выбор ,как выбор, например, в магазине сладостей, это же приятный выбор. Когда человек приходит в магазин сладостей, он же не говорит: «О, боже, ну что же мне взять, пастилу, зефир или мармеладку? О, какой кошмар, нет, я не выдержу!» Вот таким может стать выбор, если для тебя это именно альтернатива.

К. Мацан:

— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» был Сергей Беляев, учитель истории в школе «Образ» Московской области. У микрофона была моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Спасибо.

К. Лаврентьева:

— Всего хорошего.

С. Беляев:

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Невидимая брань». Иеромонах Давид (Кургузов)
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Еженедельный журнал» с Аллой Митрофановой. Выпуск 414