«Петров Пост». Иером. Геннадий (Войтишко)

Мы беседовали с руководителем сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации иеромонахом Геннадием (Войтишко).

Мы говорили об истории, смыслах и значении Петрова поста, и о том, как провести это время с духовной пользой. Отец Геннадий поделился своими размышлениями о словах Иисуса Христа о том, что Его ученики не постятся, пока Он с ними - и о чём это может говорить современным христианам. Также разговор шел о том, что такое Церковь, что значит «быть в Церкви», и можно ли быть причастным Церкви без физического присутствия в храме?

Ведущий: Александр Ананьев

---

А. Ананьев

— Добрый вечер, дорогие друзья! Меня зовут Александр Ананьев, я профессиональный неофит — уже не первый год задаю свои неофитские вопросы золотым людям, которые готовы на них ответить.

С сегодняшнего дня, с 28 июня, начинается Петров пост. Он продлится две недели — до 11 июля. Как его провести? Почему мы постимся Петровым постом? Что делать Петровым постом, какое задание дать себе на пост? Почему так много постов в нашей вере? И самое главное, самый главный вопрос сегодня — что же такое Церковь? И что значит «Быть в Церкви» во всех смыслах?

Об этом и многом другом я хочу сегодня поговорить с руководителем сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной церкви, замечательным собеседником — иеромонахом Геннадием Войтишкой. Добрый вечер, отец Геннадий, здравствуйте!

Иеромонах Г. Войтишко

— Добрый вечер. Добрый вечер.

А. Ананьев

— Скажите, я знаю, что со всеми церковными праздниками поздравлять надо, можно и хорошо. Поздравляют ли с началом поста?

Иеромонах Г. Войтишко

— Конечно. Потому что в пост, если мы смотрим на его идеальное прохождение, это такая история про духовное возрождение. Почему бы не поздравить друг друга с путем этого духовного... или началом пути духовного возрождения, которое мы сейчас начинаем?

А. Ананьев

— Ну, по логике вещей, пост — это время лишений, ограничений, серьезного духовного труда, в общем, испытаний, по большому счету. В общем, ничего хорошего — вот так вот, с мирской точки зрения. Разве с этим поздравляют? Это как поздравлять с выходом из отпуска на тяжелую работу.

Иеромонах Г. Войтишко

— (Смеется.) Ну если воспринимать то, что мы делаем в пост, как сплошное лишенчество, как способ причинить себе вред, зло, травму и прочее — ну, тогда, наверное, можно лишь сочувствовать. Но мы, христиане, относимся к посту (ну, мне так думается) совершенно иначе. Пост, вообще-то, это период подготовки. Вопрос — к чему. Так случилось, что Петров пост, или Апостольский пост — это пост подготовки к празднованию Дня первоверховных апостолов Петра и Павла. И как, собственно говоря, например, Великий пост, это пост подготовки встречи со страстными днями Великой святой Страстной седмицы и, конечно же, встречи Пасхи. Все меняется за время исторической жизни, ну, за время жизни Церкви. И отношение к Посту, в том числе, и к Петровскому, поменялось на протяжении истории. Так что давайте поговорим, что сейчас может быть полезным, и в чем это будет духовное обновление, и за что надо поздравлять друг друга.

А. Ананьев

— Ну, да, о современном отношении к Петрову посту мы поговорим обязательно, потому что тут очень любопытно. А сначала я хочу задать вам вопрос общий — неофитский и такой, может быть, глупый, едва ли провокационный. Когда я только крестился, моя жена открыла мне глаза на истинное положение вещей. Я был уверен, что, ну, пост есть, он готовит нас к Пасхе, это Великий пост, и, в общем, это такое время духовного роста. Потом я узнал, что есть еще Рождественский пост, затем мне жена сказала, что есть вот еще Апостольский и Успенский, затем еще среда и пятница — все тоже, в общем, пост почти. И в итоге получается, что наша жизнь в году, большая половина вот этого года — это пост. Почему так много?

Иеромонах Г. Войтишко

— Например, Рождественский, Великий, Успенский, Апостольский пост (то есть Петров пост) — это все посты, которые приготовляют человека верующего к встрече и празднованию каких-то важных событий в истории Церкви или богослужебной жизни Церкви, будь то праздник Рождества Христова, Пасха Господня и Страстная седмица, Успение Пречистой Божьей Матери и память святых первоверховных апостолов, и вместе с ними — память всех апостолов, которую мы как раз таки торжествуем по итогам этого поста. Это подготовка. А для того, чтобы подготовиться, очень важно в себе разобраться — что внутри тебя происходит. И, с точки зрения правильно выстроенной духовной жизни, вся эта подготовка начинается с понимания, а в чем твои немощи, друг, все ли у тебя хорошо в духовной жизни. Вот ты живешь прекрасной сытой жизнью, все тебя радует, комфорт вокруг тебя, и ты весь идеальный, хотя даже люди, живущие в комфорте, вкусно кушающие и хорошо отдыхающие, тоже позволяют себе быть совершенно духовно разбалансированными, злыми, резкими, раздражительными. Но вернемся к стандартной, обычной, нормальной ситуации. Тебе комфортно, у тебя все хорошо, и ни в чем нужду ты не испытываешь. А что, если отложить в сторону привычный комфорт жизни? Что, если сократить то качество еды, которое сейчас тебе доступно? Будешь ли ты таким же добрым, каков ты есть сейчас, или же что-то поменяется? Вот увидеть свою собственную немощь и увидеть свое греховное состояние вот в реальности... Увидев это свое реальное состояние, дальше возникает вопрос, что с этим всем делать. Вот тут начинается действительно настоящий труд, молитва, евхаристия, приобщение Слову Божию. И, в сущности, обнаруживается, что ты как человек имеешь внутри себя, внутри своего сердца, внутри своей души огромную зияющую рану, дыру размером с Бога, которую ты все время заполнял какого-то разного рода суррогатами, разного рода вещами, которые, казалось бы, из мира сего приносят тебе радость, доставляют удовольствие. И вот, отложив эти радости мира сего, временные, бренные, ты вдруг обнаруживаешь реальность этой дыры. Чем ее заполнить — дыру размером с Бога? Только тем, что ты сможешь быть вместе с Богом, поставить Бога на нужное место в своей жизни, вернее, дать Богу быть на главном месте в твоей жизни, так, чтобы Он стал источником твоей радости.

Смотрите, мы ведь праздновали недавно праздник Троицы, и очень важно в «Молитвослове» это звучало и звучит всякий раз, начиная и предваряя нашу молитву: «Царь Небесный, утешитель, Дух Истины!» Действительно, ведь Бог становится твоим утешением. Он станет тогда утешением, когда ты понимаешь, что ты имеешь острую нужду и потребность, чтобы именно Он был твоим утешением. Ни еда, ни качественный сон, ни гаджеты, ни смартфоны, ни все то, что тебе, подчеркну, доставляет радость мира сего. Если тебе хорошо в мире сем без Бога, но с гаджетами и вкусной едой, сытым образом жизни и, подчеркну еще раз, с твоим комфортом привычной твоей жизни, ну, тогда сложно говорить вообще о христианстве.

А. Ананьев

— Смотрите, какой парадокс. Я не так давно узнал, что в английском «утешитель» звучит как «comforter» — «дарующий комфорт». Не утешение вот именно, а в английском — комфорт, вот такое значение. И получается, что этимологически вот наше слово «утешитель» — оно окрашено вот в это слово «комфорт». И получается, чтобы очистить внутри себя место для утешителя, «комфортера», тебе нужно лишить себя комфорта.

Иеромонах Г. Войтишко

— Да, комфорта мира сего. Вот это очень важная оговорка. Человек не чувствует себя комфортно. Не чувствует — давайте употребим русскую поговорку — не чувствует себя в собственной тарелке, когда он теряет связь с Богом, даже если он это не понимает. И, отложив комфорт мира сего, он вдруг обретает понимание, что без этого утешителя, «комфортера», как вы сказали, наверное, и жизни-то толком нет.

Вопрос, какова мера этого поста, какова мера выхода за границы этого комфорта.

Сейчас модно во всяких таких, знаете, тренингах якобы поставлять себя вне зоны комфорта.

А. Ананьев

— «Выйти из зоны комфорта».

Иеромонах Г. Войтишко

— Да. И тогда ты обнаруживаешь, кто ты есть на самом деле. Поместить себя в такое пограничное даже состояние, состояние экзистенции — это вообще какое-то такое удивительное явление. Но вот выйти за рамки комфорта, обнаружив свою подлинность, какой ты есть на самом деле. Но вот не каждый может с этим справиться, и не каждый может справиться вообще вот с этой зоной некомфорта. Хотя понятно, что неофит, наверное, бросается во все тяжкие всегда — уж если поститься, так поститься ой-ёй-ёй как, уж если молиться — так чтобы все соседи понимали, что голова падает об этот бетонный пол. Но во всем должна быть мера, соотносимая с твоими силами и возможностями.

А. Ананьев

— «Вопросы неофита». На Светлом радио сегодня мы беседуем о Петровом посте с иеромонахом Геннадием Войтишкой. Смотрите, отец Геннадий: Рождественский пост готовит нас к великому празднику — к Рождеству Христову. Успенский пост готовит нас к светлому, очень важному празднику Успения Пресвятой Богородицы. Великий Пост готовит нас к Воскресению Христову. При этом Апостольский, Петров пост готовит нас к празднику, значимость которого у меня в голове неочевидна — День памяти святых апостолов Петра и Павла. Замечательных апостолов среди учеников Христа было много. И святых вообще очень много. И вот дорогих моему сердцу святых — святитель Николай, святитель Спиридон. Господи, да что далеко ходить — батюшка Серафим Саровский.

Иеромонах Г. Войтишко

— Или Сергий Радонежский.

А. Ананьев

— Или Сергий Радонежский. Мой небесный покровитель Александр Невский. Ну, их много. При этом вот мы таким большим, большим постом готовим себя к Дню памяти именно святых Петра и Павла. Почему?

Иеромонах Г. Войтишко

— Конечно, есть некоторая трансформация смысла и назначения того поста, который вот сейчас начинается. Изначально в некоторых регионах большой ойкумены, то есть, территории распространения христианства в Византии, Петров пост или тот пост, который совершался после дня Пятидесятницы, он праздновался или, там, совершался в разное по длительности время — например, неделя могла быть. Это мог быть пост для тех, кто не смог прожить Четыредесятницу во время... ну вот проходить как пост, потому что мог находиться, там, с караваном в путешествии где-то, или какие-то возникали другие обстоятельства, и для тех, кто не мог пройти поприще Великого поста, была такая возможность совершения поста после Пятидесятницы. В других регионах это была возможность подготовиться к пришествию паломничества в Рим, например (ну это если мы говорим про Запад). И в этом смысле назначение поста после Пятидесятницы было разным.

Имеет смысл говорить о смысле, который мы обнаруживаем, наверное, сейчас, прикасаясь к поприщу Петрова поста. Я неоднократно делаю такую оговорку и называю его Апостольским. Мне кажется, очень важно сейчас обратить внимание на именно этот апостольский смысл поста — на размышления о том, что Церковь наша утверждена трудами апостолов. Не просто она святая, принадлежащая Богу — она еще святая соборная и апостольская церковь, утвержденная трудами и на вот преемственности апостольского служения, которое не прерывается до сих пор. Это служение проповеди Евангелия, служение Благовестия.

И вот в какой степени я как христианин имею принадлежность к этому Благовестию, насколько Евангелие актуально в моей жизни, в какой степени апостольская проповедь, ко мне адресованная, актуальна, и в какой степени моя жизнь может становиться свидетельством для внешних и, может быть, для ближних о моей вере — вере, доверии Евангелию и Христу, Иисусу Христу, тому самому, о котором мы читаем и знаем лично и из Евангелия, из вот той настоящей жизни Церкви здесь и сейчас. Вот, мне кажется, об этом стоило бы говорить вот в нынешних условиях, касаясь Петрова поста.

А. Ананьев

— Готовясь к нашей беседе, я нашел замечательную цитату протоиерея Игоря Перекопа: «Петров пост, — пишет он, — способствует осмыслению того, что есть Церковь, что есть церковная жизнь, и кто мы Церкви, и в чем ее предназначение, в чем наше предназначение в ней и, наконец, кто мы друг другу. Петров пост — самое подходящее время задуматься об этом и всмотреться в себя. И дать честный ответ на вопрос самому себе: а в Церкви ли мы?»

Иеромонах Г. Войтишко

— Прекрасные слова.

А. Ананьев

— Как ответить себе на этот вопрос, отец Геннадий? Вот я, 43-летний неофит, стараюсь исповедоваться и причащаться регулярно. Сказать, что жизнь моя состоит из поста и молитвы, было бы большим преувеличением. Сказать, что я все знаю, тоже неправда. Сказать, что общение со священниками и с духовником занимает огромное место в моей жизни — тоже не так. Каковы критерии при ответе на этот вопрос?

Иеромонах Г. Войтишко

— Для того, чтобы понять, принадлежу ли я Церкви, можно попытаться для начала ответить на вопрос, что есть Церковь. Я бы не стал сейчас разворачивать масштабный ответ на этот действительно такой огромный вопрос — что есть Церковь. Но мне кажется... мне по сердцу определение Церкви как семьи, которая утверждена была и создана Господом Иисусом Христом. Он является главой этой семьи. Это семья, у которой есть свои чада. И это люди, чада чувствуют свою общность, причастность друг другу и этому главе. Эта причастность выражается в молитве, в общении, в общении с главой семьи и вообще с Богом, общении друг с другом, в причастии, в том числе, и друг друга — ведь мы причащаемся и Христу, и друг другу. Это сохранение преемственности в том самом Божьем Слове, в евангельском слове, которое мы восприняли непосредственно от Христа, и к нам это слово дошло через апостолов. Ну и, кстати, это слово живо, действенно сейчас и обращается Богом, кстати, к каждому верующему в его «здесь и сейчас». По-разному это происходит, не будем сейчас конкретизировать. Конечно же, у Церкви есть... Однозначно, у каждой семьи есть некоторая однозначно понимаемая преемственность и традиции, и рукоположения, и какой-то иерархии, в том числе. Я не буду касаться сейчас этих догматических вопросов — наверное, для неофита это, может быть, рано еще было — об этом говорить. Но мне хотелось бы, чтобы человек, который размышляет о своей принадлежности Церкви, дал себе ну как бы ответ на простой вопрос: «Ты чувствуешь себя членом семьи, которая называется „Христианская церковь“, „Православная церковь“? Именно членом семьи?» И вот здесь следующий может быть уточняющий вопрос: «А в че6м это может быть выражено?» Не существует христианина, мне кажется, вне конкретной евхаристической общины, то есть приходской общины, которая собирается вокруг таинства евхаристии, литургии, прежде всего. Если отлучен от евхаристии по тем или иным причинам, по соображениям того, что, «ну, мне достаточно раз в полгода» или «мне достаточно раз в месяц», это, вообще-то, будет уже, конечно, вызывать вопросы — принадлежишь ли ты этой общности, может быть, самой такой главной, которая есть в Церкви. В какой степени ты являешься причастником этой соборной братской или, там, сестринской молитвы, со всеми теми святыми, которые наполняют эту Церковь? Ведь мы говорим о Церкви... Когда мы говорим о Церкви, мы имеем в виду не только здесь живущих, здесь и сейчас, но и тех, кто перешел уже в Вечность, и тех, кто достиг Царствия Небесного. Они живы, они помогают, они откликаются на наших призывы о помощи, на нашу благодарность, на нашу молитву, в конце концов. Мы понимаем, что этот организм, эта семья существует по каким-то принципам — принципам свидетельства о Боге. Я так вот обтекаемо говорю то, что можно было бы назвать более таким суровым словом «дОгмат» или «догмАт». Ведь, собственно говоря, что это такое? Это образ Бога, который передается чадам Церкви для лучшего понимания, Кто есть Бог и кем Бог не является. Я осознаю, во что я верю и в кого я верю, и что значит для меня вера. И, наверное, самый главный вопрос: если мы говорим о Христе как о главе этой семьи, в какой степени сам Христос есть глава моей жизни? В какой степени я сам рулю в своей жизни «от ветра головы своея», а в какой степени Сам Господь действует в моей жизни? Мне кажется, вот отвечая на эти вопросы, можно дальше увидеть, принадлежишь ли ты Церкви или нет. Или же это иллюзия, или же ты просто номинально, декоративно присутствуешь в этом названии — «Церковь», никогда не переступая ее порога.

А. Ананьев

— Это непросто. Это непросто — найти в себе мужество ответить на все эти вопросы честно. Ну вот взять хотя бы...

Иеромонах Г. Войтишко

— Зато как интересно!

А. Ананьев

— Да. на это, в общем, жизни, может, даже и не хватить земной. Вот вы говорите: «Чувствуешь ли ты частью себя этой семьи?» Но давайте предположим, что внутри у меня теплится надежда, что я чувствую себя, когда вот прихожу в храм, когда вижу знакомого священника... Господи, да незнакомого на улице вижу — я чувствую себя частью этой семьи. Но ведь мало чувствовать! Семья — это, в первую очередь, дело, это поступки, это какие-то действия, это какая-то ответственность.

Иеромонах Г. Войтишко

— Конечно.

А. Ананьев

— А какая у меня ответственность перед Церковью? Вот скажу честно... Вот если сейчас вы меня спросите, обратная связь от меня какая в Церкви — записки, пожертвования, свечи покупаю. Ну, иной раз, там, священники из моего храма попросят меня в Фотошопе чего-то сделать, потому что у меня это получается лучше, чем, там, у них, и я с удовольствием иду им навстречу. Но ведь это же я... Для семьи-то делаю гораздо больше. Понимаете, о чем я говорю?

Иеромонах Г. Войтишко

— (Смеется.) Конечно.

А. Ананьев

— То есть, у меня с моим работодателем отношения получаются крепче и теснее, чем с любимой Церковью. И у меня все время зудит внутри: а не обманываю ли я кого-то в этом смысле? А не лукавлю ли я в этом вопросе? А в Церкви ли я, в конце-то концов?

Иеромонах Г. Войтишко

— (Смеется.) Если вспомнить, как называется главное богослужение Церкви — литургия...

А. Ананьев

— «Общее дело».

Иеромонах Г. Войтишко

— «Общее дело». Вот в какой степени то, что происходит здесь и сейчас, вот в локальном пространстве, например, того храма, который вы часто посещаете или начинаете посещать? «Быть вместе с братьями и сестрами на молитве», — вот так было бы еще точнее сказать, правильно. В какой степени вот эта локальная Церковь, можно сказать, есть ваше общее дело, а в какой степени вот общее дело в той самой большой Церкви, Русской церкви, например, или во Вселенской церкви? Имеете ли вы ответ на этот вопрос? Пока давайте не будем на него отвечать, просто обозначим, что он существует.

Недавно мы проводили вебинар и пригласили к разговору удивительного человека — Олега Воскресенского. Он миссионер, проповедник, кстати, один из преподавателей семинарии в России, но сам он живет уже 30 лет в США. И он рассказывал о той разнице, которую он ощущает в русских приходах в Америке и в русских приходах в России. Он выразил это удивительным образом, когда где-то в России, в глубинке — я, честно говоря, забыл, что это был за городок — он был в церкви и заметил, как ковер, расстеленный в храме, подвернулся, ну, и некрасиво лежал. И он подошел, вернул все на место, чтобы все было красиво и аккуратно. И он сказал, что «я в тот момент испытал столько на себе испепеляющих взглядов, специально поставленных на служение этому ковру бабушек, что даже он, имея такой, знаете, скажем так, «опыт тефлонового покрытия», был смущен. (Смеется.) Он сказал, что «вот у нас на приходе в Америке этого бы не было никогда — такого отношения». Ну как — ты в семье идешь, и ты же видишь, что у тебя ковер свернут, как-то неправильно лежит. Ты же поправишь это все, ну потому что дома ты так поступаешь. В церкви ты, вот здесь... Многие думают, что это вотчина специально поставленных людей. И вот это отношение к Церкви как к действительно вотчине специализированных каких-то... или, там, специалистов... В специальном облачении, например, духовенство. Церковь — это вот про них, вот в этих рясах, подрясниках, с крестами, с панагиями. Или, там, уж ну, ну... Ну давайте еще добавим тех специальных людей, которые стоят у подсвечников или расстилают эти ковры, поют на клиросе. Так вот нет, это не про специальных людей, поставленных вот так. Да, в Церкви, в семье есть специально поставленные люди на определенное служение. Но Церковь — это большая семья, подчеркну, людей, у которых есть интерес ко всему, что вот в этом доме происходит. И они испытывают чувство ответственности за то, что ковер плохонький или он криво лежит. Потому что дома, как рачительный хозяин, он поправит этот ковер. Почему он этого не сделает здесь?

И вот это вопрос, на самом деле, о развитии нашей церковно-приходской жизни — в какой степени мы удовлетворены просто форматом «пришел — ушел», где ты даже не знаешь имя человека, который стоит слева и справа от тебя, ну, и, может быть, даже толком-то не особо знаешь, как зовут священника, который что-то там вещает с амвона. Ведь, повторю, общность и принадлежность, и общее дело начинаются со знания человека — другого, с вхождения в общение с ним. Если ты входишь в это общение, это не просто коммуникация — это со-участие в жизни друг друга. Конечно, здесь есть и другая крайность, когда люди, проявляя неделикатность, влазят в самые глубины души, куда, ну, как бы хочется сказать: «Слушайте, оставьте меня в покое, не надо так назойливо и неделикатно».

Но возвращаюсь к этой мысли. Есть ли соучастие в жизни друг друга.

Потому что... Еще знаете вот, про что я хотел бы здеьс, наверное, в этом контексте сказать? Опять же, есть прекрасная русская поговорка: «Церковь — не в бревнах (то есть не в зданиях, не в строениях, не в стенах), Церковь — в ребрах». То есть, Церковь — это про людей, а не про сооружения, про вот это внешнее. Просто все внешнее помогает людям — людям, именно людям — собираться ради Христа. «Двое или трое соберетесь Во Имя Мое. Там Я буду посреди вас», — так говорит Господь. Вот я имею это общение, со-общение и со-участие в жизни другого вот в этом пространстве, именуемом «Церковь». Главный вопрос здесь будет вот таков.

А. Ананьев

— Вопрос с привлечением приснопамятного сферического «коня в вакууме»: можно быть с Богом, но при этом не собираться?

Иеромонах Г. Войтишко

— Да все в этой жизни возможно. Нет такой глубины ада, из которой человека Бог не мог вытащить, если сам человек этого захочет. Но мне кажется, Господь так устраивает этот путь спасения через встречу с другим и, прежде всего, человеком, для того, чтобы помочь выбраться из самой главной трясины, самого главного болота. Это болото замкнутости на себе и, в конечном счете, эгомании, эгоизма, бытия мимо и self &I — «я, я, я». Вот только одиночество, на самом деле, такое очень свойственное для мира сего сейчас, это есть выражение ада. Ада — замкнутости внутрь самого себя и на самом себе. И для того, чтобы произошел этот разворот вовне, требуется кто-то иной. Вот если мы посмотрим на образ Святой Троицы, ведь наш Бог — это не единица, это не какой-то абсолют одного лица, Самодостаточного. Ну как владыка Антоний говорит, Антоний Сурожский: «Если бы Бог был бы единицей, то есть, единственным лицом, тогда он был бы, наверное, вот таким абсолютным нарциссом, самодостаточным и не нуждающимся ни в человеке, ни во всем мире. Если бы это была двоица, тогда была бы это тоже замкнутая друг в друге ситуация. И им тоже не был бы нужен кто-то.

Когда мы говорим о Троице, мы говорим о том, что вот эта замкнутость разрывается и начинается вот то самое удивительное общение в любви, с самоотдачей каждого из лиц Троицы двум другим. И вот это же тоже образ семьи. Посмотрите: мужчина и женщина встречаются, любят друг друга, и у них появляется третий (или третье, третьи — дети), множество детей. Умножается жизнь. И вот эта замкнутость одного преодолевается во встрече с любимым, с любимой. И этот выход продолжается во встрече с их детьми, которые приходят в этот мир, — и благодаря их любви (этих двоих), и благодаря Божьему благословению.

И вот когда мы встречаемся в Церкви с другим — в наших приходах, в наших приходских общинах, — мы действительно выходим за рамки своего собственного эго. И, в какой-то степени, это выход из зоны комфорта. Потому что другой — он неидеальный, он со своими колючками и шипами. Понятно, что мы все стремимся и каким-то образом (ну, надеюсь, каким-то образом) привести в «пушистое» состояние... (Смеется.) Но тем не менее. Тем не менее, мы причиняем друг другу боль, когда соприкасаемся друг с другом — и еще и потому, что у нас собственные, назовем так, духовные покровы оголены, и любое прикосновение может казаться болючим, больным.

Мы встречаемся с другим и вместе преодолеваем собственную замкнутость, собственные духовные болячки. Вместе. Так обещал нам Господь: «Двое или трое собирайтесь, и Я посреди вас». Выходите из этого собственного эгоизма, собственной замкнутости.

Наверное, когда мы говорим о том, что можно быть с Богом и ни с кем не общаться, либо это совершеннейшая, ну просто исключительная ситуация великих подвижников, которым необходимо уйти в пустыню для того, чтобы собрать себя, для того, чтобы сосредоточиться на молитве. И так делал, между прочим, Сам Господь, Который уходил на 40 дней в пустыню и не общался ни с кем, кроме своего отца. Но удалиться от общения с братьями и сестрами не всегда означает потерю отношений с Богом. С другой стороны, это же ведь исключение из правил, это не может быть правилом. И, уходя в пустыню, и сам Господь возвращался. На проповедь, например, он вышел после этих 40 дней пустыни. А говоря о святых — они возвращались из отшельничества в какое-то уже иное общение со своими братьями, например, по монастырю или же для встречи с другим человеком, как это было, например, с Марией Египетской. Да, вот этот ее опыт пребывания в пустыне, молитве и преображение ее, обожение, на самом деле, венчается встречей с другим — старцем Зосимой. Удивительно.

Но мы — друг для друга. Вообще, мы, люди — мы один удивительный организм. Человек — это можно, наверное, так очень образно сказать, — это одно существо, но многоипостасное. Каждый из нас является личностью-ипостасью вот этого большого существа под названием «человек». Наверное, можно применить такую метафору. Можно так порассуждать об этом. И поэтому, встречаясь с другим, мы встречаемся и, в том числе, с образом Божиим, запечатленным в этом человеке. Так что уж, отвечая на ваш вопрос, можно ли быть с Богом и ни с кем не встречаясь, — наверное, да, но это исключение.

А. Ананьев

— Благодаря вам я по-новому взглянул на заповедь «Плохо человеку быть одному». Раньше мне казалось, что плохо — значит грустно, невесело, печально44. И вообще как-то... Ну, лучше вдвоем. А сейчас понимаю, что «плохо» значит «вредно», «опасно» и «разрушительно».

Отец Геннадий, мы сейчас прервемся на минуту, у нас полезная информация на Светлом радио, а через минуту продолжим разговор в программе «Вопросы неофита».

А. Ананьев

— Как провести Петров пост? Почему мы постимся этим постом? Что делать? Какое, может быть, задание дать себе на этот пост? И что значит «быть в Церкви во всех смыслах» в день начала Петрова поста? В программе «Вопросы неофита». Я беседую с руководителем сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной церкви иеромонахом Геннадием Войтишко. Меня зовут Александр Ананьев.

И, понятно, это. в общем, знакомая всем картина — часто православные христиане, если не противятся Великому или Рождественскому посту, то вот не молчат, когда дело доходит до так называемых «летних» постов — Петрова и Успенского. В особенности для Петрова, всегда находятся благовидные причины не поститься. И вот они обычно говорят: «Ну, я обычно не пощусь в этот пост». Потому что действительно многие считают, что он для тех, кому, ну, как-то не сложилось попоститься Великим Постом... С Великим, вроде, все, слава Богу, как-то хорошо, я молодец, поэтому в Петров пост можно как бы продолжить жарить шашлыки. И... Ну, как-то так отдыхать.

Иеромонах Г. Войтишко

— (Смеется.)

А. Ананьев

— Тем более, что время — отпуск, все обычно куда-то едут — ну какой тут пост?

Интересно не это. Интересно то, что один из приятелей мне сказал, что это, скорее, удел того, кто посвятил свою жизнь целиком служению Богу, — поститься Петровым постом. Есть в этом доля истины, или же он заблуждается? Я задумался.

Иеромонах Г. Войтишко

— У нас много чего досталось от монашеского образа жизни. Практически весь круг нашего богослужения — фактически, монашеский устав богослужебный. Но что же значит, тогда нам надо выкинуть в мусорную корзину все то, что мы...

А. Ананьев

— Не выкинуть, но, по крайней мере, понимать. Я вот не так давно узнал, что великая покаянная молитва, которая Великим Постом читается, она же, в первую очередь, обращена к монашествующим. «Дух праздности, уныния не даждь ми». Это те...

Иеромонах Г. Войтишко

— А не монахам — пожалуйста? «Пусть он у меня остается — и дух праздности»? (Смеется.)

А. Ананьев

— А не у монахов гораздо более простые проблемы! Нет, у них более простые проблемы, понимаете? Монахи — это люди, которые уже поднялись на много ступенек наверх, и вот они столкнулись вот с этими сложностями. Мне до таких сложностей еще как улитке до Луны.

Иеромонах Г. Войтишко

— Да нет, всё у всех, как у обычных людей! (Смеется.)

А. Ананьев

— Мне бы не кидаться сковородками в самых любимых, мне бы не грешить направо и налево. Мне бы вести хоть сколько-нибудь благопристойный образ жизни. До уныния мне еще очень и очень далеко.

Иеромонах Г. Войтишко

— М-м... Я сомневаюсь. Знаете, я бы по-другому даже сказал. Я абсолютно убежден, что в какой-то степени, ну, при определенном попущении, монахи и не монахи ну ничем не отличаются от всего. Потому что человек везде человек, будь то он монах, будь то он мирянин. Человек везде человек. И даже в монастырь можно уйти... Я специально это слово употребляю, хотя правильно было бы сказать, в монастырь приходят. Уйти из мира, бежав от проблем, и прийти с этими проблемами, и жить постоянно в монастыре эти же самые проблемы, потому что от себя никуда не убежишь. И все те же самые страсти. Все те же самые уныние, праздность, вся вот эта гадость, которая свойственна человеку, его поврежденной природе. И она свойственна, будь ты монах, будь ты мирянин, будь ты хоть трижды митрополит или какая-нибудь самая последняя уборщица. Это не имеет никакого значения. Ты человек, и твоя природа такова. Просто люди благодаря, наверное, конечно, Божьему призыву идут каким-то путем, который помогает вот это все преодолевать — все, что свойственно стандартному набору повреждений человеческой природы. И если мы говорим о том, что да, Петров пост — это такая история, которая началась благодаря монахам, да, я не буду с этим спорить, не буду возражать. Но вопрос не про то, как это было когда-то, — это хорошо на специализированных семинарах по исторической литургике. Вопрос — что из этого может быть полезным здесь и сейчас. Я берусь утверждать, что апостольский пост может быть полезным человеку, и это хороший, это прекрасный инструмент, который Церковь предлагает каждому человеку, будь ты монах, будь ты мирянин. И этим инструментом, конечно, ты можешь воспользоваться и можешь сказать: «Нет-нет, я сейчас к этому не готов». В Церкви есть эта определенная свобода. Но надо понимать, что Церковь зла не предлагает. Вот это абсолютный факт.

Вопрос, как пользоваться этим инструментом вот в твоих нынешних обстоятельствах жизни. Ведь одно дело — конечно, если мы рассматриваем образ монашеской жизни в какой-нибудь египетской пустыне какого-нибудь условного VII-VIII века, это одна история. А мы живем в мегаполисах, в ситуациях постмодерна и цифры. Что мне делать здесь и сейчас? Не в египетской пустыне тогда, а сейчас, здесь? И, конечно же, это вопрос о главном — каков ты, человек здесь и сейчас? Что тебе мешает быть тем самым образом Божьим, о котором, к которому Господь тебя призывает? Стать подобием Бога, стать подобием Христа что тебе мешает, что тебя отделяет от этого подобия?

Актуальный извечный вопрос — что инструменты, которые дьявол обращает на голову человека, они могут в своей изощренности и технологиях меняться от века к веку. И вот сейчас, конечно, если мы рассуждаем о посте, на мой взгляд, невозможно не говорить о так называемом информационном детоксе, уж извините за такое импортное слово. Невозможно не говорить о воздержанности, о погружении в социальные сети, социальные медиа, о непрестанной зацикленности на гаджете, на всей этой цифровой среде, когда она становится не инструментом тебе в пользу, а средством твоего порабощения внимания. Если ты там, то чаще всего ты не в молитве, а значит, и не в Боге. Но это одно из рассуждений.

Но, возвращаясь к смысловому содержанию, например, того же апостольского поста, наверное, это еще и размышление, как вот в этом веке постмодерна мне жить с евангельским свидетельством, жить с Евангелием, жить с апостольской проповедью и преемственностью, воспринятой от апостолов. Я чувствую эту преемственность, я чувствую свою духовную, эмоциональную, интеллектуальную связь с апостолами, о которых я знаю из Евангелия, знаю из их посланий, из книг деяний святых апостолах. Я знаю что-то о них в принципе, хотя я Церковь именую и мы все ее называем апостольской. И вот в этот век постмодерна и цифры каково будет, может быть, мое служение, давайте так, в широком смысле назовем «апостольство мое» вот это, и каково это апостольство вообще в Церкви в эпоху постмодерна и Церкви, и сейчас, здесь в нашем мегаполисе или в удаленных уголках той же России и других мест канонической ответственности Русской церкви? Мне кажется, этот пост — прекрасный повод для размышления о той роли Церкви, которую она играет, может играть, и что мешает этому здесь и сейчас в нашем обществе. Каково мое лично действительно место в этом служении Церкви, как этой семье? И, с другой стороны, размышления о том личном свидетельстве, о Евангелии, которое может быть для моих ближних и дальних людей, с которыми я соприкасаюсь в обыденной жизни?

А. Ананьев

— То есть, у вас нет ощущения, отец Геннадий, что в мирской жизни ну вот такие, как я (я, в первую очередь) со своими этими смартфонами, пультами от телевизора, семью работами, ипотекой, недосмотренным сериалом, на бегу, в пробках пытались одной рукой натянуть на себя какой-то монашеский устав... Естественно, ничего не получается, естественно, из этого получается что-то смешное, но все равно как-то стараюсь. Нет такого ощущения?

Иеромонах Г. Войтишко

— Знаете, мне кажется, пост, вообще-то — такой период остановки. Ну хватит бегать. Ну посмотри, ты выдыхаешься уже. Ну... Ну отдышись, остановись. Какие семь работ? Какая беготня? Какая молитва в беготне? Остановись и подумай, кто ты есть. Ответь себе на главный вопрос: кто ты, зачем ты и куда ты идешь? Quo vadis? Камо грядеши? Куда ты идешь, человек? И человеком ли ты себя ощущаешь и осознаешь?

Пост — это время остановки. Да, у нас таких возможностей остановиться и подумать предостаточно. Например, та же божественная литургия — это реально какие-то моменты остановки вот того самого маховика беготни, в который погружен человек. Не зря Господь, кстати, предупреждает о страшнейшей опасности, и по степени значимости называют самую страшную опасность последней. «Не упивайтесь вином». Вернее, «не объедайтесь» — понятно. «Не упивайтесь вином» — тоже понятно. «И не отягчайте сердец ваших суетой житейской». Сейчас, наверное, может быть, эта фраза бы звучала еще более жестко. Потому что одна из таких страшнейших и опаснейших, в силу своей неочевидности, наверное, таких веревок, которые забрасываются сатаной на горло человека, это как раз таки замотать его в этой самой житейской беготне, когда уже действительно ни на что сил не остается — ни на молитву, ни на общение. Даже вот тот недосмотренный сериал — он и тот остается недосмотренным, и от него нет никакого удовольствия. Эта беготня в колесе без смысла и без какого-то толка — это реально сатанинский инструмент. Так что остановитесь, подождите. Не надо бежать. Вот, может быть, сейчас вот сделайте эту паузу, отдышитесь. Пост реально — это возможность отдышаться, привести себя в нормальное состояние.

А. Ананьев

— «Вопросы неофита» на Светлом радио. На них сегодня отвечает руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной церкви иеромонах Геннадий Войтишко.

О посте Спаситель, в частности, говорит, говоря об апостолах: «А когда они потеряют меня, будут поститься». Я так понимаю, именно из этих слов Христа рождается сама идея поста. Во-первых, так это или нет? А во-вторых, как их следует понимать? Почему, лишь потеряв Христа в земной жизни (хотя они же не теряют Христа, Он же остается с ними всегда — и здесь, и там, везде), апостолы должны начать молиться... поститься, в смысле?

Иеромонах Г. Войтишко

— Потому что в будущем вместе с Ним весь фокус внимания как раз таки учеников Христа сосредоточен на Нем самом — на их божественном учителе. Вознесение происходит. И да, конечно, сошествие Святого Духа, которое постоянно... присутствие этого Духа постоянно напоминает о всем том, что они видели, о чем их руки осязали. И что исходит из их сердца? Конечно же, напоминание Духом Святым о сути Евангелия. И Сам Господь сказал: «Се Я с вами до скончания века». Это абсолютная правда.

Но человек вот живет в той реальности, в которой он живет. И вещи мира сего — они действительно уводят внимание в разные стороны. И действительно есть у человека способность, будь ты апостол, будь ты совершенно рядовой человек, иногда расфокусироваться, иногда отвлекаться вниманием от того главного — Того (с большой буквы) Главного (с большой буквы), Самой Личности Иисуса Христа, самого Бога. И, повторюсь: пост — это время такой внутренней сборки, внутренней концентрации, сосредоточения, сбора сил. Не просто задача себя убить, привести в состояние немощи, неспособности никакой активности, нет. С одной стороны, конечно, это, я подчеркну, это момент внутренней сборки. С другой стороны, вспомните еще одно евангельское место, где Господь говорит: «Род же сей (о бесовщине) побеждается постом и молитвой». Вот эта внутренняя ограниченность человека напоминает еще о том удивительном свойстве действовать Богу в мире. Сила Божия совершается в немощи человеческой. Удивительно: когда мы чувствуем, что я, я, я уже не могу, или еще не могу, или вот я на себя не могу опереться, я хочу опираться на Бога, я хочу, чтобы Бог действовал через вот эти руки, через мои умения, через мои таланты, я хотел бы, чтобы Бог действовал в этом мире, — вот тогда совершается реальное чудо. И это способность, с одной стороны, увидеть, что не я, не моими руками в этом мире что-то происходит и, тем более, бесы изгоняются, а Божьим Именем, Именем Иисуса Христа. Увидеть эту свою собственную немощь, свою слабость, свою потребность в том самом утешителе, в том самом Боге, имя которого Любовь, которой так не хватает этому миру. Вот про что этот пост, про что потребность молиться в тех ситуациях (молиться и поститься), когда есть какой-то сложный жизненный момент.

К сожалению, между прочим... Вот в этом контексте я хотел бы сделать одну ремарку. К сожалению, я наблюдаю за тем, что мы, наверное, к сожалению, утратили важное свойство поста... вернее, так: важное свойство духовной жизни — начинать пост или проводить какое-то время поста перед очень значимыми или важнейшими событиями своей личной жизни. Они могут быть действительно торжественными, или, может быть, очень, наверное, сложными какими-то испытаниями. Но вот это — это момент приготовления, внутренней сборки. Часто мы не начинаем этот личный пост в контексте личных каких-то событий, уповая на то, что, да ну достаточно вот этих общеустановленных постов. Мне кажется, в этом есть некоторый перегиб, и должно было бы, наверное, все-таки обратить внимание на возможность и необходимость поститься перед каким-то значимым для себя событием. Но вот еще раз подчеркну: поставить это время внутренней сборки, сосредоточенности, отложения того, что расхолаживает тебя «радостью» так называемой, в кавычках беру, «радостью» мира сего.

А. Ананьев

— Но думаю, что такая традиция, связанная с постом перед личными событиями, она все равно так или иначе сохранилась, по крайней мере, в моей жизни. Я очень хорошо помню, как в детстве мама, показывая... Я, вернее, показывал маме: «Давай откроем вот эту вот банку с консервированными персиками или вот эту банку с маринованными грибами». Она говорила: «Нет, это на Новый год, это мы брать не будем».

Иеромонах Г. Войтишко

— (Смеется.)

А. Ананьев

— И тогда я понимал, что надо собрать себя в кучу и дождаться Нового года, и вот тогда мы откроем все эти вкусные штуки.

У меня еще очень много вопросов к вам, отец Геннадий, в отношении вот этой смысловой связки — постом и молитвой, насколько возможна молитва без поста и чего мы теряем без поста. Но я думаю, что это будет разговор... тема разговора нашей следующей встречи. А завершить наш сегодняшний разговор я хочу все-таки вопросом об этом посте, который начинается сегодня. Чем он отличается от остальных вот в жизни? Какие особенности связаны с ним? Вот как его следует провести? И, может быть, есть какая-то особенная цель, которую можно поставить перед собой, чтобы вот пройти его с максимальной пользой для себя? Чем он отличается от остальных, в первую очередь?

Иеромонах Г. Войтишко

— Ну, так получается, что Петров пост, если мы говорим об исключительно уставной его части, том, что касается устава Церкви, конечно, он не такой жесткий и суровый, наверное, как Великий пост. Он более легкий в своем несении, и допускается, например, употребление рыбы, хотя, конечно, от мяса предлагается отказаться. Конечно, надо различать формат поста монахов и мирян. Конечно, есть некая разница. Но, повторюсь, вот, конечно, стандартные есть вопросы про то, что можно кушать, а что есть нельзя. Вот мне не хотелось бы скатываться в этот календарь питания, точно не хотел бы. (Смеется.) Но могу сказать — он гораздо более простой. Рыба допускается, кроме, наверное, может быть, там, среды и пятницы.

Но вот на что бы я хотел бы обратить внимание. Наверное, все-таки на необходимость прочтения размышления над Евангелием, над тем, что дали нам апостолы. Мы Евангелие получили из рук апостолов. Свидетельство о Господе Иисусе Христе мы получили из их записей, из их свидетельства. И мне кажется очень важным сосредоточить внимание именно в этот пост на размышлении над Евангелием. Очень важно. Над «Книгой деяний святых апостолов», над текстами Посланий апостолов. Почему они так говорят, что здесь имеется в виду. Это же, на самом деле, бездонный кладезь и мудрости, и красоты, и всего того, что объемлет эта не объемлемая ничем глубина Слова Божия — вот внимание к Евангелию. Наверное, главный фокус, я бы предложил главный фокус Петрова поста или Апостольского поста — главный фокус все-таки поставить на Евангелии.

Второе — я бы, конечно, обратил внимание и предложил бы обратить внимание на подвиг апостолов. Ведь мы не все знаем из Нового Завета об их служении, и есть другие источники. И было бы здорово изучить, например, путь апостола Петра — что он делал, как он это делал, что это вообще за личность, что это за человек? Апостол Павел, другие апостолы, евангелисты — что мы о них знаем? Вот, может быть, в этот пост в этом году удастся, ну, например, глубоко вникнуть в житие, в биографию, давайте так скажем, для неофита — ну, например, евангелиста Матфея. Или первоверховного Петра. Не в том просто, знаете, таком фабульном переложении хрестоматийного жития, а чуть глубже, а чуть содержательнее. А может быть, еще было бы здорово посмотреть, как это нашло свое отражение в искусстве. То есть, это такое богатое поле для мысли, для сердца, для созерцания и для ума, в конечном итоге.

И, самое главное, это вопрос еще. Вот мы знаем об апостолах или не знаем что-то о них. Но мы знаем ли самих апостолов? Вот у нас лично произошла с ними встреча, с этими живыми свидетелями Евангелия? Ведь у Бога все живы. Это святые, которые пребывают вот в том деятельном состоянии ответа на нашу молитву и участия в помощи нам. Мы знаем Петра, мы знаем Павла... Не мы, а я, вот лично, конкретно — Иван, Петр или Фома. Мне это имя не просто что-то ли говорит, но имею ли я опыт соприкосновения с этими личностями, с этими удивительными людьми в молитве? И не просто в молитве, а в каких-то отношениях. Вот вы говорили в самом начале о святых. Мне кажется, замечательно, когда у верующих, живущих здесь, сейчас на земле, есть некий опыт именно отношений с тем или иным святым, к которым они обращаются. Не просто по рекомендации «Молитвослова», а вот какого-то опыта жизни вместе. Ведь познание — это не означает «знание о...», это означает «жить вместе». «И вошел Авраам царь, и познал ее». Это какое-то интимное сближение друг с другом. Вот если мы говорим об апостолах, насколько имеем этот опыт познания их апостольского служения?

А. Ананьев

— Спасибо вам большое, отец Геннадий! Разговор доставил и мне, и, я уверен, нашим слушателям, огромное удовольствие и дал пищу для размышлений и поддержку на ближайшие две недели. Спасибо вам большое! Приглашаю вас продолжить беседу однажды в будущем.

Иеромонах Г. Войтишко

— Спасибо! Всего доброго!

А. Ананьев

— Руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной церкви иеромонах Геннадий Войтишко и я, Александр Ананьев. До следующего понедельника! Всего доброго!