«Педагог и ученики: как передавать знания?» Сергей Цыбульский

Беседа из цикла про образование, который Радио ВЕРА организует совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», которая объединяет учителей, руководителей школ и детских садов, родителей и всех тех, кто работает с детьми и занимается их духовно-нравственным развитием.

У нас в гостях был учитель истории в школе «Золотое сечение», лауреат конкурса «Учитель года Москвы — 2014», методист по предмету «Основы религиозных культур и светской этики», общественный методист, теолог, президент фонда священномученика Александра Хотовицкого Сергей Цыбульский.

Мы говорили о роли педагога в школе, о том, как находить общий язык с современными школьниками, а также о том, почему в школах важно изучать основы православной культуры — и как это делать правильно и интересно.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, здравствуйте, дорогие друзья! Меня зовут Кира Лаврентьева. Сегодня мы будем говорить об образовании, эти беседы мы организуем совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», который объединяет учителей, руководителей школ, детских садов, родителей, всех тех, кто работает с детьми и занимается их духовно-нравственным развитием. Сегодня у нас в гостях Сергей Леонидович Цыбульский, учитель истории в школе «Золотое сечение», лауреат конкурса «Учитель года Москвы — 2014», методист по предмету «Основы религиозных культур и светской этики», общественный методист, теолог, президент фонда священномученика Александра Хотовицкого — вот так нам сегодня повезло, искали медь — нашли золото. Здравствуйте, Сергей Леонидович.

С. Цыбульский

— Здравствуйте. Я думал, сейчас уже передача закончится...

К. Лаврентьева

— ... а я все вас представляю. (смеются)

С. Цыбульский

— Ну, так получилось. Извините, дорогие радиослушатели, приходится заниматься всем.

К. Лаврентьева

— Вы знаете, Сергей Леонидович, удивительно, что в нашей студии оказался учитель истории — мужчина и еще по совместительству, я так понимаю — классный руководитель, то есть ваш опыт классного руководства многолетний?

С. Цыбульский

— Ну, уже нет. Сейчас я не являюсь классным руководителем, потому что в школе, где я сейчас работаю, у нас нет такого понятия, как «классный руководитель», у нас тьюторство, то есть каждый учитель берет на себя такую обязанность тьютора и руководит направлением, развитием ребенка. Причем школьник сам выбирает себе тьютора, ему предлагают, и он говорит: «мне нравится больше, ближе вот такой учитель или вот этот». И это совершенно другая история, но это школа современная, за этим как раз и будущее. А классное руководство — да, было. Был грешок классного руководства, я работал тогда в школе 1409 на Ходынке и как раз вот был классным руководителем.

К. Лаврентьева

— Ну и что вы думаете, что вам ближе: классное руководство или тьюторство? Что лучше, что ближе к душе?

С. Цыбульский

— Вы знаете, когда я был классным руководителем, у меня был непростой класс, но, наверное, любой учитель, который является классным руководителем, вам скажет: «да у меня тоже непростой класс». Простых не бывает, всегда есть какие-то сложности.

К. Лаврентьева

— А какой возраст детей?

С. Цыбульский

— Классное руководство обычно с пятого класса, они заканчивают начальную школу, четвертый класс, и вот, пожалуйста.

К. Лаврентьева

— И шесть лет.

С. Цыбульский

— Да, с 5-го по 11-й класс. Может быть, в 10-м и 11-м поменяются, когда уже дети расходятся по разным направлениям, это математика, какие-то биологические классы, там уже чуть-чуть по-другому всё это. Но, тем не менее, с пятого по девятый уж точно — они твои, и занимайся. Но в это время я поступил как раз в Высшую школу экономики на программу «Управление образованием» и пытался применять технологии, которые мы там проходили, давать больше возможностей ребёнку самому раскрываться, самому как-то действовать, принимать решения, высказывать свою позицию. Например, классный час я проводил, мы ставили там какие-то важные вопросы, которые нам нужно, необходимо решить, допустим, поздравить девочек или организовать какой-нибудь праздник школьный, классный, и я садился на заднюю парту и говорил: «Ну вот давайте, выбираем, кто сейчас проводит наше собрание, кто из вас?» И такие шестиклассники там: «Давайте я! А давайте не я, давайте он!» И вот здесь надо себя чуть-чуть взять в руки, сидеть и ждать, когда они реально выберут, реально начнут голосовать. Нужно правила им придумать, обсудить вместе с ними эти правила. Конечно, мне сейчас скажут: «да вы что, там сорок человек, кто там будет?..» Но в этом-то и заключается то, что называется образование, вы же понимаете смысл слова «образование» — образ, это, с одной стороны, образ, с другой стороны, вы создаете этот образ, вы лепите вот этого человека, который создается вами, и не только: тут и семья, и окружающая среда, и вы, и все это в результате формирует личность. Личность, которая будет в дальнейшем работать, руководить, управлять, и в конце концов, именно к этой личности вы имеете шанс зайти в кабинет медицинский и сказать: «Здравствуй, Маша...»

К. Лаврентьева

— «... я твой учитель».

С. Цыбульский

— Да, да, да.

К. Лаврентьева

— Сергей Леонидович, но вы все равно описываете функции, конечно, наставника — не исполнителя услуг образовательных, а наставника, учителя такого, даже, может быть, духовника местами, такого вот отца детям, нет?

С. Цыбульский

— Да, скорее всего могу сказать — да. Потому что это требование современного образования к человеку, который руководит детским коллективом, ну реально. И это не наши эксперименты где-то в России, в Москве, это повсеместно, во всем мире общая такая тенденция, чтобы научить ребенка принимать самостоятельное решение. Ведь наша советская школа эта железобетонная никогда не давала никаких решений принять самостоятельно фактически: нужно так и никак по-другому, никакой альтернативы не было. В современном мире мы должны развить критическое мышление, увидеть проблему с разных сторон, а это всё формируется постепенно, это не сразу даётся. И вот вы затронули такую тему духовника. Я человек религиозный, я не имею права в школе демонстрировать свою религиозность, и смысла я в этом тоже особо не вижу, потому что мы многонациональное, многорелигиозное государство, у меня в школе, в классе могут быть люди разных религий, конфессий, национальностей, и я не могу их обидеть.

К. Лаврентьева

— Да, но духовника я имела в виду в таком всеобъемлющем смысле, такая Арина Родионовна, такой наставник.

С. Цыбульский

— До революции такой человек назывался «дядька». Учитывая, что я с бородой, это вполне подходит, такой «наш дядька». (смеются) Даже не знаю, с чего тут начать сложная тема. Однажды у меня получился такой случай: столкнулся я с проблемой, точнее, меня поставили на класс специально помочь разобраться. Помните, такая проблема вот этих «синих китов» была, да?

К. Лаврентьева

— Да, страшное дело.

С. Цыбульский

— Да-да. И это был как раз тот период, когда дети активно в соцсетях пытались искать каких-то друзей, друзья направляли их по всяким нехорошим вещам, и вот какое-то муровое поветрие, дети резали себя, причиняли себе вред, наносили себе повреждения, и мы не могли понять, как это искоренить. Начали заниматься, искать, с родителями встречаться, организовывать собрания вплоть до приглашения на собрание инспектора местного полиции по работе с детьми как раз. Это реально важная проблема, которую надо вместе сообща решать и на уровне разговоров, и еще что-то делать. И мы поехали в конце мая во Псков. Едем такой компанией, небольшая группа, человек пятнадцать, примерно половина класса, в том числе, вот эти активные детишки, девочки, которые рассказывали всякие истории своим одноклассникам что надо делать так вот, и так далее. И я вместе с еще одним родителем, папой, он служащий полиции, два таких мужика, взяли на себя такую нагрузку, еще у нас там было несколько человек учителей... Нет, по-моему, там были не учителя, а родители. И вот мы приезжаем в Псково-Печерскую лавру, я специально попросил показать нам мощи, как раз вот эти подземные захоронения. Но, понимаете, это же все на уровне какого-то... на детей это, конечно, произвело впечатление. И мы заходим в Успенский собор, и начинается дождь. Ну, слушайте, будни, дождик, дождливая погода, Лавра пустая Псково-Печерская почти, какие-то там ходят туристы, паломники. Дождик, из Успенского собора выйти нельзя, там дорога большая до автобуса, и мы ждем. В соборе нет никого, там несколько человек. Какой-то монах сидит, не буду его называть. Спросил: «А кто это?» Мне говорят: «Ну это вот наш старец». Я такой думаю: так! Вот мы здесь оказались, наверное, не случайно. Наверное, надо что-то делать, ведь есть проблема, действительно, у ребят, и она такая достаточно сложная, потому что это такая ментальная история. И я их подвожу к этому монаху, подошел к нему, фактически встал на колени и сказал: «Батюшка, вот у нас такая-такая проблема», объяснил ее в несколько слов. Говорю: «Пожалуйста, поговорите с ребятами». А это класс, наверное, седьмой. И вот они встали вокруг, и он стал беседовать. И вот пока шел дождь, он с ними разговаривал. А я отошел, думаю, не буду мешать своим авторитетом, тихонечко так ушел, там за столбик встал, и он с ними говорил. Как отразился этот разговор на душах детей мы не знаем, и я не знаю, но я знаю точно, что многие потом переосмыслили эту ситуацию, и это сейчас потрясающе интересные личности выросли, кто-то бизнесом своим занимается, кто-то создает какие-то стартапы, кто-то занимается неимоверными технологиями, еще что-то, еще что-то... Но иногда я думаю: ну, не случилось бы такое, и все бы свели на какую-то там беседу в классе. А вот образование и, наверное, задача учителя — это не только непосредственно в классе говорить, но проживать какую-то часть жизни вместе со своими учениками. Например, у меня последние чуть ли не двадцать лет не бывает каникул фактически, потому что я всегда провожу это в каких-то поездках, археологических лагерях, художественных лагерях вместе с художниками организовывал, мы ездили по Европе, рисовали с детьми, там еще что-то, то есть постоянно, постоянно, постоянно. И когда где-то к августу остаюсь один на каникулах, мне все время хочется чему-то кого-то научить. Думаю: да успокойся ты, еще чуть-чуть, и все, 1 сентября, вперед!

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, дорогие друзья. Меня зовут Кира Лаврентьева. С радостью напоминаю вам, что у нас в гостях Сергей Леонидович Цыбульский, учитель истории в школе «Золотое сечение», теолог, общественный методист, президент фонда священномученика Александра Хотовицкого, и еще очень много всего интересного, я вам обязательно напомню. Знаете, вот вы рассказываете эту историю, а я специально нашла цитату гениального педагога и публициста Константина Дмитриевича Ушинского, где он говорит о том, что «преподаватель должен иметь необыкновенно много нравственной энергии, чтобы не уснуть под убаюкивающее журчание однообразной учительской жизни». И вот то, что вы рассказываете, конечно, «однообразной учительской жизнью» не назовешь, но и нравственной энергии у вас хоть отбавляй, конечно, Сергей Леонидович, и это очень здорово, и самое главное — творчества какого-то, и вдохновения. Вот даже хотела спросить: а что нужно учителю, чтобы он мог вдохновлять детей, наставлять, учить? Сама ответила на свой вопрос после вашей истории.

С. Цыбульский

— Да, спасибо большое. Вы молодец.

К. Лаврентьева

— Сама спросила, сама ответила, можно дальше беседовать.

С. Цыбульский

— Если про энергию — не знаю. Но, в конце концов, большая проблема выгорания у учителя, конечно. И нам положен раз в десять лет такой отпуск, но никто этим не пользуется, все продолжают работать, это связано прежде всего, я так понимаю, конечно, с небольшой зарплатой и с проблемами, может быть, какими-то финансовыми. Но я никогда не занимался в своей жизни ничем, что бы мне было неинтересно, вот прям реально. Если мне это интересно, я этим займусь, если мне это неинтересно, зачем этим заниматься? Мне была интересна история с детства, я занялся историей потом, когда уже поступал в институт, выбирал, но это конец 90-х годов, знаете, сложно было, как раз была война в Чечне, и надо было реально поступить. Мама очень переживала, и я пошел в педагогический институт и не пожалел об этом, наверное, какой-то этот потенциал... Но, знаете, на меня очень повлиял опыт и работа моих учителей, что в школе, что в институте, и я иногда прямо повторяю, копирую их какие-то уроки, какие-то их лекции, какие-то материалы, просто память хорошая, и я столько лет помню все эти моменты, и я считаю, что вот как они преподавали, мне тоже так же нужно. Некоторые уроки в пятом классе, в шестом, я провожу, как проводил мой учитель, потому что мне кажется, что если я запомнил, то уж остальные точно запомнят.

К. Лаврентьева

— Сергей Леонидович, а почему история? Почему вы именно исторический факультет изначально выбирали? Понятно, что вы потом еще много где учились, образования разные получали, вы теолог, вы еще много кто и преподавали много где, все это мы еще сто раз повторим и обсудим, но все-таки очень интересно узнать про ваш выбор, чем он был обусловлен?

С. Цыбульский

— Я коренной москвич, родился на Нижней Красносельской улице, а там рядом один храм, второй храм, монастырь, все это в руинах таких, дома старые, все разваленное в советское время. Но, слава богу, эти дома тогда еще были, сейчас это просто все снесено. И, конечно, среда играет свою роль, когда ты лазишь, смотришь, интересуешься всем, а что здесь... Ну, смотрите, я вышел во двор, это был класс, наверное, четвертый-пятый, гуляли, какое-то огромное дерево росло, его спилили, а я играл там с ребятами, и мы копали под корнями этого дерева, и я выкопал икону Параскевы Пятницы, медная такая иконка вместе с Архангелом Михаилом. Ну, слушайте, это влияет на вас, знаете, раз так — и из-под корня дерева ты вытаскиваешь что-то непонятное.

К. Лаврентьева

— Но вы пошли в историки, не в археологи.

С. Цыбульский

— Шесть лет у меня был лагерь археологический в Крыму вместе с Сергеем Юрьевичем Внуковым, который копал крепость Евпатрион между Саками и Евпаторией. Мы присоединились к его экспедиции, он принял мою идею с детьми приехать туда, со школьниками. Он, конечно, сопротивлялся и говорил: «Что я тут с детьми делать буду?» Я говорю: «Детьми буду заниматься я, а вы отдельно». Но каждое утро после завтрака мы приходили и копали, раскапывали, искали, я тачку таскал, облегчая детям труд, но это было интересно. Наверное, свой интерес я прививал им. Тут недавно встретил каких-то выпускников своих, и они говорят: «Давайте поедем, давайте еще! Мы так мечтали, нам так это нравилось». Но они воспринимали это лето, знаете, как летняя дача такая: начинается июнь, я их собираю, мы садимся на поезд, едем через все эти границы, приезжаем в Крым, и вот море, степь, раскопки и путешествия по разным важным местам, и Мангу́п-Кале́, и Чуфу́т-Кале́, и старые города, то, что мне было интересно, я этим занимался. А потом в Италии то же самое я делал: брал детей и когда была возможность, мы летали туда, и Рим, и Флоренция, и Венеция, и все что угодно.

К. Лаврентьева

— Что это дает? Какой это опыт давало детям?

С. Цыбульский

— Опыт разнообразный. Во-первых, они отрываются от родителей, по большому счету, от родительской карточки или кошелька, и они учатся, например, экономить и правильно рассчитывать свой какой-то маленький бюджет. Были случаи, когда приехал и все потратил на какую-то безделушку, и чего? Ну, это опыт. Конечно, у меня были какие-то там родительские деньги, заначки, все прочее, я ему выдавал. Еще научиться жить в коллективе, научиться совместно решать какие-то вопросы, дежурить, убираться, застилать постель. Я работаю сейчас в частной школе, это определенный уровень достатка семьи, и некоторые дети не умеют, ну потому что им и не надо, за них все это делается, и это не плохо и не хорошо, просто это вот такая реалия. Но тем не менее, вот в такой ситуации, в такой поездке, а куда ты денешься? Необходимо привести себя в порядок, нужно как-то за собой следить, нужно почистить зубы, нужно собрать вещи вовремя, вовремя выйти, рассчитать маршрут, рассчитать время. Наверное, и родители этим занимаются, но в общей такой большой поездке, в таком выезде именно эти навыки отрабатываются. И вообще, если мы говорим про школу будущего, школу современную, которая отличается от советской школы, вот все время говорят «школа советская была сильной, мощной» — да, она в свое время сыграла свою роль, она была действительно такой и тут спорить нечего. Но просто реалии поменялись, общество поменялось, все поменялось, дети по-другому мыслят, читают, смотрят. Они не умеют читать текст, например, они воспринимают его по-другому, мозг у них по-другому с детства построен. Вы вот им даете гаджет этот, и он с двух месяцев, наверное — ну чтобы не кричал, мультик смотрел, у него формируется по-другому мозг, восприятие и клиповое сознание, он не воспринимает текст полностью, он не может прочитать, «Война и мир» это вообще нереально, даже краткое содержание, и у вас, получается, просто другие дети, другое общество. И вот есть такие навыки 21 века, как, например, цифровая грамотность, ну как без нее в современном мире, ну что это такое? У меня подруга работает в одном очень серьезном, так скажем, министерстве, и вот они там неделю переводили тексты из Excel в Word — то, что она пришла и сделала там за полчаса — это реалии, это современные реалии, ребята, вы должны просто грамотными быть специалистами. И, соответственно, есть еще критическое мышление, способность к обучению, самообучению, и главное — непрерывному образованию, вы понимаете, сейчас очень много нового и очень быстро внедряется, и вы должны быть на волне, вы постоянно должны обучаться, потому что все время обновляются, появляются новые знания, они быстрее появляются. Вспомните, в конце 19 века телефон изобрели, и мы им пользовались 100 лет, 100 лет с этим проводом мы ходили по квартире, разговаривали. И вдруг у вас один гаджет, второй гаджет, третий гаджет, вот посмотрите, у вас обновляются айфоны, сколько там — раз в год, а раньше это немыслимо было. И новые знания появляются, поэтому сидеть на одном месте со знаниями, которые вы получили в школе и как вам учитель рассказал, так оно и есть — да учитель вообще сейчас почти не нужен. Получается, что то, что я могу им рассказать — это уникальные знания, опыт свой собственный, анализ там какой-то, я могу из разных источников музейных, историй разных. А так, в принципе, можно прочитать где угодно и когда угодно, хочешь, в час ночи просыпайся, открывай интернет и у тебя 35 учебников будет, любой выбирай, хочешь — английский, хочешь — французский, хочешь — на русском читай, хочешь — одного автора, хочешь — другого автора, хочешь — «Википедию», хочешь — не «Википедию».

К. Лаврентьева

— Но почему-то такое изобилие как раз дает полное отсутствие желания открывать эту «Википедию», интернет...

С. Цыбульский

— Я не знаю, у кого отсутствует желание, если вам необходимо, нужно открывать, и вот этот навык-то и нужно воспитывать в ребенке.

К. Лаврентьева

— Я не про себя, я вот как раз про нынешних подростков.

С. Цыбульский

— Ну так это навыки 21 века — умение учиться. Умение учиться. Здесь ты не можешь сказать ребёнку: «Ты должен учиться!» Он говорит: «Ну конечно, да, да, да». Ну и пошёл дальше. Это не обучение, это бесполезно, от слова «халва» во рту слаще не станет. Вы должны показать и научить его, а это-то самое сложное. Вот мы уходим от школы знаний к школе как раз навыков, умений, потому что знания можно получить где угодно. Вы можете сейчас на каких-то островах сидеть, на берегу моря, и вы всё равно онлайн можете получить любую информацию, получить любую необходимую, в том числе, фактически профессию. Но отработать навыки определённые — это невозможно так вот просто, и это, конечно, задача современной школы, по крайней мере, мы так считаем и так считают во всём мире.

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, дорогие друзья. Напоминаю, что у нас в гостях Сергей Леонидович Цыбульский, учитель истории в школе «Золотое сечение, лауреат конкурса «Учитель года Москвы — 2014», методист по предмету «Основы религиозных культур и светской этики», общественный методист, теолог, президент фонда священномученика Александра Хотовицкого. Меня зовут Кира Лаврентьева, мы вернёмся после короткой паузы.

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, дорогие друзья. Напоминаю, что у нас в гостях Сергей Леонидович Цыбульский, учитель истории в школе «Золотое сечение», лауреат конкурса «Учитель года Москвы — 2014», методист по предмету «Основы религиозных культур и светской этики», общественный методист, теолог, президент фонда священномученика Александра Хотовицкого. Вы знаете, Сергей Леонидович, раз я вас так старательно представляю, давайте мы...

С. Цыбульский

— Мне вас как-то даже жалко. Может, вы как-то сокращенно, просто «у нас в гостях Сергей Цыбульский», и все, на этом точка. (смеются)

К. Лаврентьева

— Давайте мы все-таки расскажем нашим слушателям, что такое общественный методист, что такое методист по предмету «Основы религиозных культур и светской этики», какую роль вы играли в разработке этого курса?

С. Цыбульский

— Никакой.

К. Лаврентьева

— Но я методист. (смеются)

С. Цыбульский

— С 2009 года он был разработан без моего участия. Но реально, очень сложный, очень тяжелый вопрос, и вы сейчас прямо больную тему затронули для многих, ну и для меня, в частности. Мы должны понимать, что наша история, литература построена на христианских ценностях, христианской морали, например, нравственности, и вот основа — это, конечно, евангельское слово, это то, что легло в основу в принципе русской культуры такой. И вот без понимания основ рушатся культурные коды такие, мы не понимаем Достоевского, мы не понимаем Толстого до конца, нам сложно понять поведение каких-то князей, царей и так далее. Может быть, оно, с одной стороны, в общем-то, и не нужно, а с другой стороны, вся наша история, как одна моя коллега сказала: «А зачем мне это надо знать? Я же живу спокойно, вот у меня кошка есть, еще что-то. Вот зачем мне знать, как Александр II Освободитель освобождал Балканы? Какая мне разница?» Но это с одной стороны. С другой стороны, жить такими «иванами, родства не помнящими» в таком вакууме — это нереально, невозможно, потому что мы видим сейчас, что происходит, нас просто подомнут, сожрут, другая культура просто придет на это место. Свято место пусто не бывает. И вот чтобы понимать, зачем мы туда, на Балканы-то пошли, что нас связывает, вообще любое событие, начиная от Александра Невского, заканчивая Дмитрием Донским. И вот, понимаете, и если эти культурные коды сейчас разорваны, а они разорваны, потому что в 17-м году произошло жуткое событие, мы с 17-го по 21-й год участвовали в такой жуткой кровопролитной Гражданской войне, в которой побеждает та сторона, которая навязывает совершенно другую культуру, другие традиции, другие правила, антирелигиозную. Ну что тут скрывать, Советский Союз — это тоталитарное антирелигиозное государство. Ну давайте не будем играть: «зато там в космос полетели», еще что-то, это не меняет основы того, какое это было само по себе государство.

К. Лаврентьева

— Что Церковь была гонима.

С. Цыбульский

— Конечно, естественно. Давайте, я как историк уже в этом поучаствую, скажу, что во время войны, когда разрешают избрание Патриарха и открывают какие-то храмы и церкви — знаете, ну почитайте документы, во время Ялтинской конференции перед советским правительством ставится вопрос нашими союзниками.

К. Лаврентьева

— Да — что вы прекращаете гнать Церковь.

С. Цыбульский

— Да, мы вам поможем, а вы прекращаете гонение на Церковь. И когда тут у нас какие-то мифотворцы начинают сочинять, что у нас там, не буду сейчас называть, главный человек чуть ли не в монашество ушел — ребята, да что вы! Просто необходима была помощь, поддержка, оружие, деньги нужны были, а это одно из условий: поддержка Церкви — ну хорошо. А в 1988 году Рейган четко говорит Горбачеву: «прекращайте уже, ну покажите, что вы демократию действительно какую-то хотите тут у себя. Почему Церковь-то в таком состоянии держите?» Стенограмма есть, что тут придумывать-то? Никто не думал разрешать это 1000-летие Крещения Руси, и тут вдруг со стороны попросили, ну сделали. Тоталитарное жуткое государство, которое в результате настолько поменяло, настолько сломало все наши христианские, евангельские основы, что мы, конечно, забыли все это. Но надо справедливости ради сказать, что даже при антирелигиозном состоянии, все-таки советская мораль и нравственность имела в основе христианские традиции.

К. Лаврентьева

— Так она еще шла оттуда, с дореволюционных времен.

С. Цыбульский

— Ну естественно, потому что в 30-е годы прекратили все эти футуристические издевательства над культурой и сказали: так, все, возрождаем дореволюционное, потому что нам необходимы грамотные инженеры, школу возродили заново, такую же, как в царской России, нам необходимы такие-то, такие-то, нам нужны вообще нормальные семьи, а не то, что вы тут придумали. И в результате, когда в 90-е годы перед нами встал вопрос о свободе, 1991 год, крушение Советского Союза, что мы стали возрождать? Ну мы попытались возродить старые традиции — не получилось. Потому что вот эта вот основа-то, которая лежала — это евангельские ценности дореволюционной Руси, России, мы их не восприняли, мы их не поняли, для нас они были чужды. Внешние формы мы восприняли, мы пошли в храмы, мы стали их возрождать, многие очень действительно стали читать Евангелие, но это же единицы, понимаете? И в результате такое вот непонимание, такое лубочное христианство, по сути дела, мы стали возрождать во многом. Христианство без Христа.

К. Лаврентьева

— Ну как умели, да.

С. Цыбульский

— Как умели. Ну и так вроде бы неплохо, зато свечки умеем ставить. Но а Христос-то где? И вот в результате мы построили такое странное общество абсолютной свободы в 90-е, начало 2000-х, когда делай всё, что хочешь, а ведь мы, как христиане, понимаем, что мы действительно свободны, мы внутренне свободны, но мы свободны в этих рамках нравственности и ценностей, которые нам Христос приносит — это заповеди, это нравственные евангельские требования, крещение, покаяние, мы в этих рамках живём, и они должны быть у каждого христианина, иначе смысла нет, и поэтому мы должны читать Евангелие, понимать, что хочет от нас Христос. А у нас происходят очень сложные такие изменения внутренние и в результате вот этой полной абсолютной анархии свободы, люди же не все были христиане, у нас после Советского Союза сколько было таких людей интересующихся, но тем не менее, и происходят такие, во многом подмены понятий разных. И вот мы приходим в результате к обществу, которое, по сути, с какими-то размытыми традициями, правилами, моралью, которая: «я хочу так, а я хочу по-другому, ну и пожалуйста». Ну, это так не бывает. В этом плане я с удивлением, наверное, смотрю и завидую где-то в какой-то момент на европейскую культуру, которая... Ну, сейчас изменения жуткие происходят там, но тем не менее, посмотрите, 60-е годы, 70-е годы, они держались, они пытались. Вот мы встречались в Государственной Думе с представителями Германии, Америки, они хотят переехать в Россию, потому что там они не могут, там они уже потеряли вот эти основы христианской культуры, они хотят приехать сюда, потому что мы говорим о том, что мы хотим сохранить основы, евангельские такие заветы. И вот, понимаете, такие очень сложные истории с этими экспериментами, с моралью, нравственностью, с семьями, с людьми привели к тому, что мы встали перед очень серьезной проблемой: у нас в России нет единой сформированной культуры, христианской культуры в частности. И когда встал этот вопрос, в 2009 году вот как раз был введен предмет «Основы религиозной культуры и светской этики», потому что нужно было хотя бы на таком школьном уровне объяснить детям, будущим гражданам нашей страны, о том, что такое хорошо и что такое плохо, реально. Когда я преподавал «светскую этику», это тоже предмет, который я могу преподавать, это такая предметная область, которая включает шесть модулей и вот можно выбирать, там светская этика, буддистская культура, христианская культура, мировые религии, и вот когда я преподавал светскую этику, я говорю: «Давайте посмотрим мультфильм «Что такое хорошо и что такое плохо» — слушайте, никто не знал. Маяковского никто не читал, не смотрели и не в курсе, не читали им в детстве эти книжки. Вот нет понятия, что такое хорошо и что такое плохо, вот этих вот границ, рамок, и в результате, конечно, государство берет на себя это, и оно пытается объяснить, показать, рассказать. Ведь модули, с 2009 года я каждый год участвую в собраниях родительских в четвертом классе, впервые у родителей происходит выбор, свободная такая история, когда родители собираются на собрание, и их задача — просто сделать выбор из шести модулей, либо этот, либо этот, либо этот, какой хотите, и по закону об образовании, вот что вы выберете, так оно и будет, и вам должны обеспечить необходимые условия, пожалуйста. И каждый раз я сталкиваюсь с огромной проблемой: родители спрашивают: «Зачем это нужно? Почему мы это должны?» Я говорю: «Слушайте, мы же не выбираем математику, хотим мы или не хотим, или русский, например. В стандарте об образовании этот предмет внесен. Ваша задача — просто выбрать». Но почему-то для нашего родителя очень сложно: вот как это — в школе выбирать? Это во-первых. А во-вторых, они все время, там одна женщина сказала: «А я не хочу вообще, чтобы ребенок знал про то, что существуют вообще какие-то религии. Я так воспитываю, что он ничего об этом не знает, никаких религий нам не надо». Говорю: «Подождите секундочку: в пятом классе он будет читать учебник, где появляется и иудаизм, и буддизм там объясняется, и мифология древнегреческая, и так далее. Вы как это себе представляете?» — «А я так хочу!» Вот это, вот оно: «я так хочу», это еще одна огромная проблема — воспитание наших родителей, которые приводят детей, к сожалению, мы видим эти лакуны, привет из 90-х, этой всеобщей дозволенности. И в результате государство придумывает такой вот предмет, предметную область — «Основы религиозной культуры и светской этики», никакой религии, просто объяснение основ хотя бы каких-то, как храм выглядит, что такое икона, какие праздники существуют. Тут есть вопросы, но тем не менее, хоть как-то. И предмет «Основы религиозной культуры и светской этики» включает в себя «Основы православной культуры», конечно, методистом, которой я и являюсь. А второй, очень важный — это «Основа духовно-нравственной культуры народов России», он тоже принят с 2009 года. Вот сейчас Патриарх как раз выступал, дело в том, что с 2025 года этот предмет фактически убирается и заменяется такой «светской этикой», так скажем, и у нас как раз возникают вопросы и проблемы, как сформировать общую культуру народов Российской цивилизации, при этом давая такую возможность самостоятельно придумывать родителям, в каждых семьях своя собственная какая-то традиция, но общая-то должна быть тоже.

К. Лаврентьева

— Да.

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, у нас в гостях историк, теолог, учитель истории в школе «Золотое сечение» Сергей Леонидович Цыбульский. Меня зовут Кира Лаврентьева. Сергей Леонидович, у вас есть большой опыт общения с детьми, непосредственного общения с детьми, классного руководства, преподавания в разных школах. А вообще, что нужно делать учителю, чтобы помочь ребенку определиться в жизни, чтобы помочь найти себя, чтобы найти свой логос, если говорить какими-то духовными понятиями? Какая роль преподавателя в этом во всем?

С. Цыбульский

— Такой сложный, конечно, вопрос, потому что он касается будущего. Ну и вообще, в принципе, образование — это вклад в такое далекое будущее. Представляете, десять- одиннадцать лет обучения в школе, потом, допустим, вуз, а у нас, кстати, почти 92 процента идет в высшее учебное заведение, это очень хорошо.

К. Лаврентьева

— Ну правда, хорошо.

С. Цыбульский

— Да. И в результате, дальше человек определяется со своей профессией, со своими какими-то интересами, занятиями. Как раскрыть? Фактически это, помните, как в притче о талантах, это сложная история, но у нас сейчас создана, во-первых, психологическая поддержка, у нас есть центры психологические, которые помогают профориентацию провести ребенка. Вся проблема, на самом деле, у нас в основном — это то, что родители всегда хотят, чтобы дети прожили фактически их жизнь, вот в чем история-то. Ты видишь, что ребенок, ну не хочет он заниматься музыкой, но ты же его тащишь туда, потому что музыка, как тебе говорили, это очень важно.

К. Лаврентьева

— Но это ведь правда, очень важно.

С. Цыбульский

— Это очень важно, но он мучается, мучается определенное количество лет, потом бросает этот инструмент, ненавидит эту музыку, ненавидит, соответственно, всех, кто к этому приложил руку, и вспоминает эти детские годы как какую-то каторжную работу. Зачем? Многие бегут и тащат на спорт, многие еще куда-то, «потому что ребенок должен заниматься спортом». Кто сказал, что именно ваш ребенок должен заниматься спортом? Вы его привели на спорт, а он потрясающе рисует. Ребята, у него классно это получается! А папа очень любит хоккей, и он решил, что вот хоккеем парень должен заниматься, потому что парень должен заниматься спортом. Пускай он там переломает свои пальцы и никогда не будет рисовать, это девчачья какая-то история. Господа, посмотрите на своих детей, посмотрите со стороны, не через ваши хотелки: «я хочу, чтобы...», потому что, слушайте, Кира, вы не представляете, если вы посмотрите внимательно зачастую на родителей класса — это же просто состязание какое-то между собой. Кто-нибудь приходит и говорит: «А я вот отправил своего ребенка туда-то». И тут же другие: «Так-так-так, мы не отправили, быстро-быстро собираем-собираем-собираем!»

К. Лаврентьева

— Так и есть, я сама мать.

С. Цыбульский

— «А у меня мой вот это...» — «Ага, наш-то еще что-то не дошел до этого, ну-ка быстро его туда!» И вот начинается состязание. Вы между собой состязаетесь?

К. Лаврентьева

— Нет. Кажется, что что-то упустит ребенок.

С. Цыбульский

— А при чем здесь ваш ребенок-то? Что он упустит? Он тихо, спокойно развивается. И нужно не от вашего желания или от какого-то желания вашего соседа, с которым вы конкурируете своими детьми, а посмотрите, что ребенку-то нравится, придите и пройдите тесты, посмотрите, какие у него направления, какие у него таланты, может быть, есть. Есть хорошая книжка такая: «Гении и аутсайдеры», соответственно, вот как вы сами, родители, формируете детей-аутсайдеров, потому что в школьном возрасте очень важен месяц, когда родился ребенок, когда он пошел в школу, и всегда те, которым, допустим, уже исполнилось семь лет или восемь лет, когда они уже в сентябре-в октябре приходят и начинают заниматься, неважно чем, спортом, музыкой, еще что-то, они всегда будут опережать ребят, которые родились в апреле, в июне и так далее, потому что у них разница полгода, а полгода — это очень важный момент для развития мозга и для развития навыков и тела, и мышц, и всего. И вот поэтому перестаньте экспериментировать над детьми, дайте им возможность раскрыться самим, посмотрите со стороны, и если вы видите, что ему нравится фотографирование, отведите в кружок фото. Не понравится ему там — ну хорошо, пускай он займется чем-то еще, пускай он попробует себя, но не замыкайтесь на чем-то одном, причем на том, что вы хотите, это же не вы живете эту жизнь, это он будет жить эту жизнь. И, конечно же, надо договариваться, договариваться родителям, школе, детям между собой, школа — это как площадка между родителями, учителями и ребенком, и здесь не должно быть какого-то прямо одного мнения, и оно обязательно должно быть главное и важное, и я не слышу, что там он хочет, мало ли, чего он хочет, он еще ничего не знает, а вот я знаю. Ну слушайте, у каждого разные таланты, они скрыты иногда бывают, вот помогите просто его раскрыть в своем ребенке, и все. Может быть, это не сразу будет, но почему вы считаете, что он обязательно должен быть каким-то юным гением? Не все гении. Вот у нас, например, профессия учителя массовая, нас больше миллиона человек, представляете? И все время говорят, вот вы только недавно сказали про оказание услуг или что-то такое...

К. Лаврентьева

— Это ужас. Я сказала это с большим скепсисом.

С. Цыбульский

— А я так не считаю. Вот я действительно оказываю услуги, ну реально. Вот ко мне приходит ребенок и говорит: «Я хочу поступить в институт, мне нужно подготовиться к ЕГЭ», я эксперт ЕГЭ — ну, окей, давай заниматься. Это же услуга. А все остальное, вот поездки, разговоры с ребенком, это уже не услуга, это уже то, что и называется образованием.

К. Лаврентьева

— Педагогика.

С. Цыбульский

— Да, это уже педагогика. Если бы все те, кто занимались педагогикой, действительно были бы ниспосланы богом сверху, у нас если каждый бы был Макаренко или там Ушинским... Ну, это как музыканты, сколько музыкантов заканчивают школы, консерватории, но что-то Моцарта и Сальери там раз-два, ну а что, не так разве? А так вот мы же умеем преподавать, мы же знаем, как это правильно делать, но гениев-то не так много, и этих вот людей, которые создавали свои школы, направления, их тоже не так много.

К. Лаврентьева

— Сергей Леонидович, тут даже вопрос не о том, чтобы стать знаменитым, богатым и гением, а о том, скорее, чтобы ребенок был счастлив, вы, наверное, об этом говорите, то есть вы перенаправляете сейчас внимание родителей с поиска гения в своем ребенке на него самого, разглядеть, что в нем есть, что ему самому интересно, чтобы он был счастлив, вот это же очень важно.

С. Цыбульский

— Конечно.

К. Лаврентьева

— Ну а если он в 10-м классе, пубертат, шестнадцать лет, тяжелый возраст, он сегодня говорит, что он экономист, завтра историк, послезавтра айтишник. Ну правда, мотает же человека, гормоны, настроение...

С. Цыбульский

— Ну не так сильно уж прямо мотает.

К. Лаврентьева

— Ну бывает, передумывают дети, я слышала несколько историй, и вот как к этому относиться? Вы готовились к одному, а он тебе говорит: «Мам, нет, я буду поступать вон туда».

С. Цыбульский

— Это его выбор. Ну, это реально его выбор, потому что есть такой момент, когда вот у меня некоторые знакомые после окончания школы взяли тайм-аут, год никуда не поступать. И это есть такая практика, я должен вам сказать, не обязательно бежать за всеми вперед куда-то, абы куда, неважно. Все поступили, и я поступил. Ну, дорогие мои, дайте ему выдохнуть после школы, например. Да, я понимаю, есть возможность куда-то уйти, свернуть, не туда пойти, не в ту компанию попасть, там еще что-то, это другое. Но если у вас нормальная семья, и если вы понимаете, что ребенок пока не определился до конца — ну ничего страшного, какие-то курсы, там еще что-то, возможности. Вот у меня у друзей дочь, ей дали свободный год, она выбирает, куда действительно хочет, потому что за год этот она посмотрела какие-то вузы, посмотрела какие-то профессии. Ну, о каких профессиях люди знают в 11-м или в 10-м классе, о тех, о которых родители рассказали? Поэтому вот это, конечно, такая гонка: быстрее, быстрее поступить, все поступают, я тоже должен ЕГЭ сдать, что-то еще. Но вот дайте, выдохните в конце концов в какой-то момент, это во-первых. Во-вторых, выберите, и вот Болонская система, которую все так критикуют активно, вот она про это: четыре года поучился бакалавриату, и ты понял вдруг, что это не твое. Ну вот не твое. Ну хорошо, а тогда магистратуру ты можешь поменять кардинально и получить другое совершенно образование. И, конечно, здесь перекосы есть. Ко мне пришла девушка после окончания бакалавриата музыкального отделения, преподаватель музыки, говорит: «Хочу в магистратуру поступать, я поступила на историка, научите меня быть историком». И я говорю: «Ну хорошо, ходи на уроки, давай. Ты даты-то знаешь исторические?» — «Нет, я музыкант как бы». (смеется) Вот такого быть не должно, но должны какие-то быть приблизительно близкие специальности, естественно. Ты поступаешь, и ты в какой-то момент понимаешь, что это не твое, но у тебя есть базовое образование бакалавриатское, техническое или гуманитарное, и дальше вы как раз делаете шаг уже следующий свой.

К. Лаврентьева

— Спасибо огромное. Напоминаю, что наши регулярные беседы об образовании мы организуем совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», который собирает лучшие и самые интересные опыты работы в области образования и воспитания. Узнать подробнее об этом проекте, стать участником или поддержать его можно на сайте clever-lab.pro. Меня зовут Кира Лаврентьева и напоминаю, что у нас в гостях сегодня был Сергей Леонидович Цыбульский, теолог, историк, общественный методист, учитель истории в школе «Золотое сечение» и лауреат конкурса «Учитель года Москвы — 2014». Огромное спасибо за этот разговор, Сергей Леонидович, мы будем вас с нетерпением ждать еще в нашей студии. Большая радость была с вами пообщаться. Всего вам доброго, до свидания.

С. Цыбульский

— Спасибо вам, до свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Рождение детей и многодетность». Священник Алексей Дудин
• «Евгений Онегин»: драма потери себя». Протоиерей Павел Карташев
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой