«Память о предках». Алексей Чегодаев, Сергий Попов - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Память о предках». Алексей Чегодаев, Сергий Попов

Поделиться Поделиться
Вид с вечерней улицы на подсвеченные окна

Сегодня в семь вечера у нас в студии член президиума Всероссийской общественной организации «Союз отцов» Алексей Чегодаев и многодетный отец, автор проекта «Своего рода» Сергий Попов.

Разговор шел о том, как знание родословной своей семьи позволяет сохранять духовную и молитвенную связь поколений и чем помогает в воспитании детей.

Ведущая: Анна Леонтьева


А. Леонтьева

— Добрый светлый вечер. Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Алексей Чегодаев, член президиума Всероссийской общественной организации «Союз отцов», автор проекта «КрутОтец». И Сергий Попов, многодетный отец, социальный предприниматель, автор проекта «Своего рода», по генеалогии и истории семьи. Добрый вечер, дорогие.

А. Чегодаев

— Добрый вечер.

С. Попов

— Здравствуйте.

А. Леонтьева

— Ну что, я, наверное, сразу объясню радиослушателям, почему мы говорим не Сергей Попов, хотя перед нам сидит не батюшка, а Сергей попросил все-таки называть его Сергий — в честь Сергия Радонежского, и вы обещали рассказать, с какого момента вы так делаете.

С. Попов

— Да, попробую рассказать. Немного такое личное, публично не рассказывал об этом никогда, только отдельно кому-то. Меня назвали в честь преподобного Сергия Радонежского, и для меня, если это корректно будет звучать, этот святой был неким таким абстрактным человеком, с непонятным житием, и неким таким добрым батюшкой, который старец, ну там какие-то чудеса, что-то делал — у меня не было с ним личных отношений, вот я бы так сказал. А у меня всегда было много гордости: если мейнстрим — мне неинтересно. Вот такой мейнстрим и любовь у нас в стране к Преподобному, она как-то меня немножечко, скажем так, не создавала какого-то дополнительного интереса к изучению его личности. И ну как бы святой и святой. И некоторое время назад там произошло ряд необычных моментов, но самой такой точкой было, когда меня всегда бабушка поздравляла с днем преподобного Сергия Радонежского — это 8 октября и 18 июля, и супруга у меня очень почитает этого святого, и она всегда ездит в Лавру в эти даты. И было 17 июля вечером, и я абсолютно забыл, что день преподобного Сергия Радонежского, не вспоминал об этом, и мне не нравилось, когда меня называли Сергий. Бывало, что у нас в коллективах наших ребята: о, Сергий, Сергий, — мне казалось это каким-то неестественным таким, отталкивающим. И сидя на работе, я думаю в моменте: а почему я Сергей, а не Сергий? Ведь меня назвали Сергием, и когда причащаюсь, подхожу к Чаше, говорю, что я Сергий, в храме я Сергий. Меня крестили и записали, имя дали в честь конкретного человека — Сергий. Почему я Сергей? И меня эта мысль настолько осенила, вот как-то она меня пробрала до ужаса. Вот как недавно в храме отец Димитрий Богомолов рассказывал, как он на рабочем месте вдруг осознал, что Бог есть и Евангелие есть истина. И вот какое-то осознание такое меня посетило, что я же Сергий, почему я Сергей? Я стал выяснять, когда появилось имя Сергей, и я не нашел никакого аргументированного ответа, когда это имя появилось, почему перешло с «и» на «е». И более того, я всегда считал, что переводится как «высокочтимый, почтенный», а на самом деле происхождение имени Сергий — это «слуга Бога». И вот это все отрефлексировав, я уж не мог работать, я уже был в каком-то, не знаю, непонятном состоянии. Вот это происходит на рабочем месте.

А. Леонтьева

— Такое впечатление, да, осенило вас.

С. Попов

— На следующий день я про это не вспоминаю, что день Преподобного завтра. И утром 18-го мне пишет один игумен из монастыря, почему-то он вспомнил про меня и пишет: с днем преподобного Сергия Радонежского. И я вспоминаю, что сегодня праздник, и для меня это такое было радостное ощущение, я не знаю, как его передать. И я пишу супруге, она почему-то забыла, что день Преподобного, замоталась, забегалась. И я осознаю...

А. Чегодаев

— И пишешь: я в паспортном столе.

С. Попов

— Почти так, да, и все. И вот то, что я рассказал, может показаться каким-то странным, может показаться чудачеством или юродством, но с того момента я, если есть возможность, представляюсь Сергием, как оно и есть.

А. Леонтьева

— Спасибо за этот рассказ, очень хороший. Будем называть вас Сергием, никаких с этим проблем нет.

А. Чегодаев

— А Сергий так издалека начал. Я бы, знаете, сделал акцент на то, что судьба Сергея — потому что мы познакомились как с Сергеем, мне очень сложно будет, поэтому как получается, — она связана с тем, что возникли вопросы, связанные с тем, почему мы вот так вот себя ведем.

А. Леонтьева

— Как?

А. Чегодаев

— Почему дети себя так ведут, почему, и знаете как, есть много организаций, экспертов по родословным, по построению деревьев — сейчас же даже в школах, там во 2-м и в 6-м, по-моему, классах дети тоже строят. Но Сергей так просто и понятно мне на примерах рассказал, что слушай, это все дело в корнях наших. И вот это очень интересно. Я бы вот попросил Сергея как раз рассказать о том, как ты пришел еще к этой теме. У тебя в жизни столько изменений сейчас, мы просто знакомы...

А. Леонтьева

— Я дополню Алексея, что мы еще не представились, что проект «Своего рода» (он так называется: «Своего рода») — это проект поиска предков— прадедов, прабабушек, в общем, восстановления своей родословной. И я вам должна сказать, дорогие гости, что я в свое время, как-то у меня много рассказов там про прабабушку, прадедушек, а чего-то нет, каких-то рассказов. И когда постепенно ушли из жизни там бабушка, дедушка, потом мои родители, я вдруг поняла, насколько много я у них не спросила, и этой информации я уже никогда ниоткуда не узнаю. И так же ушли бабушкины подруги. У нее были такие две подруги — Искра и Единство. Представляете себе, одну звали Искра, вторую — Единство.

А. Чегодаев

— Это имена?

А. Леонтьева

— Да, потому что так называли вот после революции, такие вот, ну в честь Ленина там какие-то имена были.

А. Чегодаев

— Ну Сергей понял. Искра.

А. Леонтьева

— И вот этих бабушек я тоже не опросила. Поэтому я думаю, что сегодня очень важная тема, которую начал Сергий, и давайте вот поговорим об этом, да, как вы это нашли.

А. Чегодаев

— А вы заметили, кстати, название какое? Не просто «Дом традиций» или как часто «Родословная» называют. А просто «Своего рода».

А. Леонтьева

— «Своего рода». Шикарное название.

А. Чегодаев

— Что-то с окончанием, мне кажется.

С. Попов

— А хотите я расскажу, как название появилось?

А. Леонтьева

— Да.

А. Чегодаев

— Да мы уже просим об этом.

С. Попов

— Я сначала начну тогда, как я ушел в генеалогию, скажем так, с головой, как хобби вышло из-под контроля и стало профессией. И более того, я рефлексировал над этим, не так давно задумываясь, когда я действительно, когда зародился первый интерес. Я нашел дневник школьный, наверное, класс за 8-й, может быть, и там вот такие как бы пустые клеточки, надо их заполнить. И у меня там не очень много заполнено — там бабушки, дедушки, имена прадедушки. И вспоминая еще, я думал, с чего же это все началось. Стал вспоминать, как мы беседовали с бабушкой, то как она с любовью рассказывала о своих родителях, о своих предках. И я понял, что для меня точкой входа, как и для всех, может быть, в генеалогию — это через тех, кого любите и кто вам с любовью передает любовь к своим родителям. Отец Павел Флоренский, по-моему, у него есть лекция о генеалогии или как-то так, небольшие заметки, и он там говорит, что многие воспринимают генеалогию как дело скучное и неинтересное — ну что там, какие-то имена предков. И он подчеркивает, он, по-моему, ссылается на какого-то ученого, он говорит, что для тех, кого не любили родители или для тех, кому родители не могли с любовью передать вот это вот, рассказать о своих предках, для тех вероятнее всего закрыт будет вход в генеалогию, им это сделать тяжелее. И здесь важно понимать, что вход туда, в историю семьи, он лежит через родителей. И зачастую это является причиной того, что мы откладываем или не изучаем и не интересуемся, ну вот это наши родители, бабушки и дедушки.

А. Леонтьева

— Совершенно точно.

С. Попов

— И только когда какая-то история — там предок дворянин или там что-то героическое, мы начинаем туда искать, смотреть. А на самом деле вот здесь, вот в первых ступенях, на каких-то коротких дистанциях, в первом колене, во втором, лежит такой пласт информации, такой пласт ресурса и всего интересного, что мы, к сожалению, понимаем только тогда, когда кто-то уходит. Вот, например, дедушка, бабушка из своих предков, с которыми я рос в детстве, я их заново переоцениваю каждый раз и заново их узнаю, и заново их изучаю, и я думаю: как же, почему не общался, почему не знал?

А. Леонтьева

— Ну они слава Богу, еще живы, да?

С. Попов

— То есть бабушка одна жива, другая бабушка нет, дедушка умер, к сожалению. И то есть для меня генеалогия была хобби, я просто увлекался, интересовался, что-то рассказывали, я записывал, был такой исследовательский интерес. И постепенно он стал все больше меня увлекать. Люди видят, что я занимаюсь генеалогией, самые сильные посты в социальных сетях были у меня на тему генеалогию — про дедушку, еще про кого-то, — я вижу, что они больше всего собирали лайков, я вижу, что это как-то у людей отзывается. Люди видели это и спрашивали, а что вот по родословной, а что там-то. И более того, если хотите, расскажу отдельно, мы организуем один из самых больших семейных сборов в России по одной из веток. И вот в рамках этого сбора мы много различных мероприятий, активностей делаем. И люди, видя это, тоже начали задавать вопросы, интересоваться, то есть стала эта история более публичной. И крайней такой точкой было, это есть такой фонд «Еда днесь», благотворительный, они кормят нуждающихся на «Белорусской» каждый день. И руководитель этого фонда, Владимир Харлов, мы с ним дружим, он говорит: Сергей, мы тут ездили с волонтерами в паломническую поездку, я им рассказал про тебя, у них всех очень большой интерес узнать родословную, чтобы ты рассказал. Я говорю: Володя, я и так еле успеваю, очень загружен учебой, работой, семья. Я говорю: давай так сделаем, вот арендуй зал, собери ребят-волонтеров, я приду и разом всем расскажу. Он это сделал, я сделал мастер-класс. После этого мастер-класса я увидел, какой большой спрос, большой интерес к той теме, и стал все больше погружаться и больше интересоваться. И иногда я консультирую индивидуально, то есть рассказываю человеку о том, как узнать историю семьи. Вот с одной из таких консультаций я возвращался домой, и жена говорит: ну как, что, где был? Я говорю: да вот, девушку консультировал, рассказывал ей про родословную и, говорю, в каком формате, говорю, это как своего рода коучинг, мы индивидуально общаемся, я как бы вот говорю, где как что искать, своего рода. Она говорит: своего рода? Ну да, своего рода. И я понимаю, что здесь такая вот игра слов. И я думаю: это гениально просто.

А. Леонтьева

— Слушайте, какая классная история.

А. Леонтьева

— Я напомню нашим радиослушателем, что у нас в гостях Алексей Чегодаев, член президиума Всероссийской общественной организации «Союз отцов», автор проекта «КрутОтец». И Сергий Попов, многодетный отец, социальный предприниматель, автор проекта «Своего рода», по генеалогии и истории семьи. Так вот как-то говоришь, и может смазаться: автор проекта своего рода. Своего рода, по генеалогии.

А. Чегодаев

— Мне кажется, это специально так задумано, так получилось. Супруга плохого не посоветует. Это знаете как, вот близкие люди вроде бы какие-то моменты могут чувствовать и сказать. Мы даже вот с женой недавно смеялись, что жена те же самые вопросы задает как эксперт, например психолог, только бесплатно. Да, вот копирайтинг, только бесплатный. Я знаете, что здесь хотел вот Сергея спросить. У меня был случай, ребята рабочие работают — ну там объект просто был, и у бригадира что-то не очень складывалось с командой. А команда, она на своем языке говорит, а это татары ребята были. И что-то не то. И мы приехали с товарищем одним, и как раз застали — бригадир с ними общается. И он такой: что-то вы ребята какие-то наглые, вы откуда? И они называют село. Ну это я уже потом узнал, где-то там, Нижегородская область. Он говорит: ух ты, а вот этих знаете? А вот этих знаете? Эти ребята пошушукались на своем и пошли работать. Потом этот бригадир говорит: слушай, что ты им сказал-то? Ты же ничего не сказал, почему они так начали воспринимать? А он говорит: ты понимаешь, я генеалогией давно занимаюсь...

А. Леонтьева

— Ничего себе.

А. Чегодаев

— И просто вот раньше как, села есть определенные, есть истории, и там все равно есть какие-то фамилии. А так как я различным людям помогал, просто в памяти у меня вот это всплыло. И, видимо, они сочли за своего, поэтому этого бригадира стали слушаться — ну вот как-то свой человек пришел.

А. Леонтьева

— Хорошая тоже очень история.

А. Чегодаев

— Были ли какие-то истории у тебя, Сергей, которые действительно открывали такие области, именно вот прикладные, понятные для нас, практические?

С. Попов

— Я всегда стараюсь генеалогией, брать из нее что-то прикладное. И в этом для меня на самом деле ее интерес особый. То есть не просто узнать имена предков, а сделать из этого какой-то конкретный продукт, или какое-то понимание, или какой-то смысл новый. И сейчас вспоминаю опять прабабушку, когда я отмечал, что то, где родилась бабушка, это все Ольховка, и рядом там Паревка, нашего района, и люди там отличаются от людей в других селах. И я думаю: а как так могло произойти, отчего, почему? Там люди добрее что ли, а здесь такие? И я стал историю села чуть изучать, и узнал, что у нас оттуда несколько епископов. Один в том числе там рядом родился, это епископ Афанасий Ковровский, если не ошибаюсь, который «Русь Святая, храни веру православную», вот он из той местности. И я понимаю, что вот этот вот некий такой, то ли пласт, какие там были люди, оно отражалось на том, какие люди в селе рождались. И следующим было таким моментом, и тогда я еще ребенком в юности это изучал и рефлексировал. И еще когда я изучал, сделал родословную такую коротенькую, из того что мне бабушка рассказала, я обратил внимание, что от того, какой человек в той или иной ветке (потому что я и боковые ветки составлял), зависела судьба в некоторой степени — ну зависела, это грубо сказано, то есть там другие факторы. Но если люди, скажем так, были неблагополучные, у них были страсти какие-то ярко выраженные или пороки, это отражалось на судьбе их детей, их потомков. И те предки, которые, наоборот, были хорошие, так скажем, судьба их потомков складывалась благополучно.

А. Леонтьева

— Более благополучно, да.

С. Попов

— Да, более благополучно. Тогда я осознал с таким прямо каким-то трепетом тоже, что от того, как я живу сейчас, будет зависть жизнь десятков и сотен людей. В некоторой степени, конечно, они сами определяют, ситуации, конечно, возможны разные. Но то как я сейчас буду жить, как я вложу что-то своим детям или внукам, то есть я сейчас не только о себе думаю или своих детей непосредственно воспитываю, я влияю на жизнь сотен, тысяч людей, если в дальнейшей перспективе, то есть я влияю на жизнь, может быть, города, села, страны. И вот эта ответственность тогда, которую я осознал, и будучи юношей, она меня тоже очень поразила и удивила. И вот это как раз то, что из генеалогии можно взять интересного.

А. Чегодаев

— Очень мощно.

А. Леонтьева

— Очень мощно.

А. Чегодаев

— Анна, помните, вот вы вопрос задали мне на прошлой передаче? Алексей, говорите, у вас пост в канале: представь ребенка, которому уже 25 лет.

А. Леонтьева

— Да.

А. Чегодаев

— Вот мне кажется, в разы мощнее представить, что у тебя 25 внуков, правнуков.

А. Леонтьева

— А я, знаете, о чем подумала, вот пока вас слушала, Сергий, я подумала о том, что, конечно, наши предки влияют — ну это моя, чисто моя мысль, влияют на нас и на наши судьбы. Но мы можем стать тем звеном, вот, например, если твои предки не очень там, как такие правильные, то мы можем быть тем звеном, на котором это остановится. Мы можем там, не знаю, прийти в Церковь и прийти к Богу, и тогда мы можем и отмаливать следующие наши поколения, за которые мы всегда молимся, потому что следующие поколения — это наши дети. И, может быть, отмаливать и наших предков тоже. Ну это я так, знаете, сказала эту мысль, потому что люди, которые не знают своей генеалогии, да, или у них были какие-то вот предки не такие, чтобы они тоже не отчаивались.

С. Попов

— Так и есть. И более того, я добавлю. Вот у меня дядя, отец Георгий Жилин, священник, мы с ним на эту тему разговаривали, и он говорит, вот такую мысль, как вы сейчас сказали, я высказываю, и он говорит: сто процентов, это как в хоккее. Если несется шайба, если она несется негативно, в твои ворота, ты должен ее остановить и принять. Если ты запускаешь шайбу, как в хоккее, ты должен передавать дальше. То есть вот как твой дедушка запустил — ты передал дальше, внук запустил, она идет к воротам противника. А если негативно, обратно — ты должен ее остановить. И вот в таком контексте, сто процентов, мы должны, если мы видим...

А. Леонтьева

— Какой доступный, простой, прекрасный образ.

С. Попов

— Мы должны либо остановить, либо запускать дальше. Еще один момент я хочу сказать. Это некоторые, наверное, люди, ошибка, заблуждение того, что мы там или хорошие, или плохие, или предки у нас или хорошие, или плохие. Все же знают, что есть законы удвоения предков — у нас два родителя, четыре дедушки и бабушки, по восемь пра...

А. Леонтьева

— Да.

С. Попов

— И так далее. И даже в восьми коленах, у кого-то из этих восьми веток мы можем что-то взять. Не обязательно берем от мамы и от папы, или от бабушки или от дедушки. Мы можем взять что-то там от бабушки бабушки — в своей внешности или в каких-то чертах характера, если глубоко изучать, это может проследить. Поэтому неизвестно, условно, что мы берем от кого что-то плохое и что-то хорошее, от кого из предков. Если в каждом роду, как показывает практика, очень часто встречается, у кого были там, страдали за веру, а кто-то, наоборот, был гонителем, кто-то был таким человеком, кто-то был другим. И здесь нельзя делить на черное и белое, а нужно всегда искать, смотреть и разбираться. И зачастую, даже если биография предка кажется какой-то негативной, не значит, что это так. И тоже могу рассказать один пример, если хотите.

А. Леонтьева

— Давайте.

С. Попов

— Расскажу чуть в абстракции. Есть один человек, который, изучая родословную, осуждал своего прадеда за то, что он был вот таким-то — то есть он там нехорошо себя вел, так скажем, в семейной жизни и в целом были у него трудности некоторые. И чем больше он погружался, тем ему как-то негативным фоном все это отражалось. Он смотрел и думал: ну неинтересно изучать предка, который не герой и такой весь. И только когда он повзрослел, этот человек, когда он сам женился, когда он стал думать, смотреть, рефлексировать, какие трудности бывают в семейной жизни, что он есть сам, что есть там проявление гнева, какие у человека есть страсти, как они могут выражаться, и понял, что какой он, вот тогда он понял своего прадеда, перестал его осуждать и стал его понимать. Не зря говорят, что в чем осудишь, в том сам будешь. Господь иногда и очень часто попускает нам совершить тот же грех, который мы осуждаем, который мы совершаем. Если мы на какого-то из предков ставим клеймо — вот он был алкоголиком, а этот бил жену, а этот там вообще такой, то мы, значит, себя не знаем. Если мы познаем себя, любого из предков, даже, казалось бы, негативного, мы осуждать не будем. Я вот сейчас говорил, хороший или нехороший — это такая фраза тоже...

А. Леонтьева

— Условная.

С. Попов

— Условно, да. Нет хороших и плохих.

А. Леонтьева

— Ну да. Потому что вы сказали вот эту фразу, что кто-то был там таким, а кто-то там верил, а кто-то был гонителем веры, например. И я вспомнила, что мой прадедушка Евсей, по еврейской линии, он как раз был революционером. Но на самом деле это была еще та волна революционеров, которые еще верили, что все происходит правильно. Он, строго говоря, не был гонителем веры, а он верил в светлое будущее, в коммунизм, в равные возможности для всех. И он не был плохим человеком, он был партийный босс, про него какие-то вот у меня статьи остались в газете «Правде» тогдашней. А по другой линии был священник. То есть получается, что два дедушки друг на друга, в общем, шли войной. Но оба они как бы верили в то, что они делают какое-то доброе дело. Ну просто вот как иллюстрация к вашим словам.

С. Попов

— Да, так и есть. И более того, бывает, что чтобы узнать что-то интересное о ком-то из предков глубже или какой-то факт, бывает, что надо погрузиться в ту историю, которая неприятна. Вот я знаю много примеров, когда, например, там прадед человека, он был не очень путевым, а его кто-то из предков или там в сторону по этой линии, по маме или по папе, был человеком опять же или священником, который был репрессирован за веру. И зачастую человек этой историей не интересуется, этой частью. Потому что, например, бывают родители в разводе, с папой не общается, бывает там: мне по папе ничего не интересно, там все непутевые.

А. Леонтьева

— Да, очень популярная история.

С. Попов

— А вот по маме. А надо вот эту историю с разводом перешагнуть, папу понять, простить, попробовать: а какой там дедушка, а бабушка, а дальше что, а где? И там такой ресурс открывается, через который, может быть, вы и отца лучше поймете, и отца сможете полюбить. Хотя тут бывают заходы с разной стороны.

А. Чегодаев

— Ты прямо темы такие поднимаешь, Сергей, — понять, полюбить, это бывает очень сложно. Вот ты говорил, что проводишь как раз встречи и рассказываешь, как это сделать. И вот Анна вначале говорила, что не успела спросить. Вот есть ли какой-то инструмент, подход, как правильно поговорить, чтобы собрать эту информацию? Тем более, может быть, когда испытываешь какие-то вот такие даже чувства, порой неоднозначные. Все-таки страна пережила такую эпоху, где прямо базовый фундамент, морально-этический, он менялся несколько раз, и это непросто.

А. Леонтьева

— Согласна, да.

С. Попов

— Да, если с прикладной точки зрения, без психологии и философии, а конкретно, я думаю, да не только я думаю, отцы об этом говорят, что наш обязанность — это сохранить историю семьи, то как она передалась до момента настоящего, чтобы передавать ее детям. Мы можем к ней относиться по-разному, мы можем кем-то из предков интересоваться, какой-то частью истории увлекаться, какой-то не увлекаться, но на нас лежит обязанность, как на поколении, сформировать все максимально в виде, в котором это возможно, и это передать. Соответственно, если с этой позиции смотреть, на нас лежит обязанность как минимум поговорить со своими мамой и папой, бабушкой и дедушкой, с теми, кто живы, и зафиксировать, что они знают об истории семьи и передать. Или, по крайней мере, положить на полку до времени — может быть, ваши дети или ваши внуки этим заинтересуются. Потому что, когда они уйдут, у них не будет возможности об этом узнать, а у вас есть сегодня, даже если вам не очень интересно. Для этого нужно сформировать перечень вопросов, выписать и представить, что мы хотим составить биографию человека или резюме. Вот, например, есть бабушка, я хочу о ней все узнать. Можно поговорить с бабушкой. Если бабушка ушла, можно поговорить с мамой. И по порядочку: когда родилась, где родилась, почему дали такое имя, где училась в школе, где жила, с кем играла, с кем дружила, куда пошла работать, почему пошла работать, какая обстановка была на работе. И все-все-все, что можно собрать, чтобы сделать биографическую справку на человека. И вот так по каждому из предков постараться узнать. Бывает очень часто, когда мы спрашиваем: расскажи о том-то, кто-то говорит: ой, да я ничего не знаю про него, ой, да у него вот так-то. Так диалог не построится. Нужно прийти — чай, хорошая обстановка, с кем-то из родственников, погрузиться в воспоминания, достать какие-то фотографии, и сказать: мне очень важно поговорить. Если возможно, записать на диктофон и включить камеру. Давайте в формате интервью. Я вам просто позадаю вопросы, а вы поотвечаете. Если там это мама там, ну это естественно, и просто фиксировать. И вы удивитесь тому, сколько вы узнаете, сколько откроется, сколько сами родители, бабушки и дедушки сами вспомнят. Потому что вопрос задаешь — нет, не помню. А, да, вот точно, вот это было. То есть ну вопрос даже по-другому задаешь...

А. Чегодаев

— Ты сейчас очень хорошо сделал вот этот акцент на фотографии и на вещи. Вот у меня тоже был случай, когда бабушка такая: а, камера, еще что-то такое. Потом достаю машинку: а это что такое? Расскажи там, а как это было? А покажи. А фотки... И все.

А. Леонтьева

— И она забывает про камеру, да. Напомню, что сегодня с нами и с вами Алексей Чегодаев, член президиума Всероссийской общественной организации «Союз отцов», автор проекта «КрутОтец». И Сергий Попов, многодетный отец, социальный предприниматель, автор проекта «Своего рода», по генеалогии и истории семьи. У микрофона Анна Леонтьева. Мы вернемся к вам через минуту.

А. Леонтьева

— Сегодня с вами Анна Леонтьева. Наши гости — Алексей Чегодаев, член президиума Всероссийской общественной организации «Союз отцов», автор проекта «КрутОтец» и Сергий Попов, многодетный отец, социальный предприниматель, автор проекта «Своего рода», по генеалогии и истории семьи. Слушайте, ну интереснейший завязался разговор. Вот в первый части программы, Сергий, вы сказали с чего начать, то есть вот с такого интервью мамы, папы, бабушки, дедушки — открываются такие каналы, да, по которым уже можно еще больше узнать информации.

С. Попов

— Да, так и есть, и дальше это увлекает. Вот знаете, я, к сожалению, к несчастью даже, скажем, сегодня в монастыре вашем первый раз. Страшно подумать. Мне кажется, нет в Москве места, где не ступала моя нога. Я пришел, думаю: почему я здесь никогда не был? И вот то же самое с родословной или с поездкой туда, куда мы все время откладываем или к общению с кем-то из родственников, до которых мы никак не доедем. Это вот, наверное, какое-то такое ощущение. То есть где-то надо себя пересилить, где-то надо себя преодолеть — приехать, позвонить, прийти в гости. И вот как раз у вас будет ощущение: почему же я не сделал этого раньше? То есть это вас увлечет. Это мало кого может оставить равнодушным, когда ты что-то узнаешь о своих предках, ты даже о себе узнаешь.

А. Леонтьева

— А вы знаете о своих предках до XVII века?

С. Попов

— Самое глубокое мы установили — до 1588 года, даже до XVI.

А. Леонтьева

— До XVI. Потрясающе.

С. Попов

— Да, по некоторым до XVII, XVIII, XIX — я сейчас по двенадцати линиям работы провел. Ну совместно, там какие-то ветки дяди помогают, где-то кого-то специалисты.

А. Чегодаев

— Страшно посчитать даже. Значит, двенадцать линий — это сколько поколений? Шесть?

С. Попов

— Везде по-разному. То есть где-то там знают до пятого колена, где-то вот у нас получается, сколько — до четырнадцатого.

А. Чегодаев

— Это сколько тысяч человек?

С. Попов

— Это очень много тысяч. Если так сложить.

А. Леонтьева

— Ничего себе. Такая толпа предков за вами.

А. Чегодаев

— Ну примерно?

С. Попов

— Ну вот у нас по линии, по которой мы проводим семейные сборы, Шуваевых, там более четырех тысяч. И здесь по другим линиям, там где-то триста человек, где-то несколько сотен — то есть так они у меня блоками посчитаны. И где-то за счет ширины. Вот мы по Шуваевым самое большое собрали, там, конечно, и в глубину и в ширину. Где-то в глубину какие тут трудности? Могут на каком-то этапе документы отсутствовать, и где-то веке там на XVIII происходит какой-то затык, дальше не получается идти. Но здесь хотелось бы еще мысль такую сказать, что не настолько важно, насколько вы глубоко или насколько широко или какое большое количество, а то, насколько качественно вы подошли к исследованию. Можно начать погружаться, как я сказал, с разговора о истории семьи, узнавая о бабушках и о дедушках. И возможно личность даже, которая здесь рядышком, дедушка или бабушка, прадедушка или прабабушка, помогут что-то новое приобрести, и что-то новое узнать, и какие-то вещи пересмотреть вот на этом этапе. Даже если не будете знать, кто у вас жил там в XIX веке или в XVIII. Потому что не все доходят туда или так глубоко. Поэтому здесь надо начать с простого.

А. Леонтьева

— Сергей, а вот вы пишете в своем канале, что вот эти вот исследования помогают вам задуматься о том, кто вы и как вы воспитываете детей. Сколько детей, кстати?

С. Попов

— У меня трое, маленькие, я молодой отец. Это очень помогает. Особенно после...

А. Леонтьева

— Вы же еще, наверное, им даже рассказать не можете, если они у вас...

С. Попов

— Нет, вот старшая дочь, Аня, я даже за ней записываю то, что она говорит часто, особенно период — у Чуковского была такая книга «От трех до пяти», интересные фразы, которые дети произносят.

А. Леонтьева

— «От двух до пяти».

С. Попов

— И вот от двух до пяти — это был самый такой возраст, дочка очень начала рано говорить, и у меня уже целый список разных фраз. И то, как она понимает какие-то вещи, в том числе связанные с родословной, меня очень удивляли. Там, например, прабабушка, которая бабушка умерла, она помнит ее, маленькой еще. И мы говорим, что она умерла и вот могилка, и еще что-то — и она осознает, что она на небе, что она живая душой, и много таких вещей, которые очень удивляют, как ребенок все это схватывает. Мы часто на кладбище ходим и деток с собой берем. И нет, не пугаемся, и дочке интересно на кладбище, она всегда: я с тобой, я с тобой. И здесь были на Ваганьковском недавно, и ей там что-то сфотографировать и посмотреть. Она, конечно, свое видит — тут цветочки, тут что-то. Но для нее это не смерть, для нее это вот то, что мы можем взять, приходим на кладбище — можно же плакать, а можно порадоваться, помолиться и вспомнить что-то. И вот она как ребенок, она что-то такое считывает. И это в других моментах проявляется.

А. Леонтьева

— Считывает — хорошее слово.

С. Попов

— А так, когда берешь у кого-то интервью или с кем-то общаешься, и ты, получается, смотришь на жизнь человека сверху. То есть ты плюс для себя принимаешь какое-то оценочное суждение о нем, и ты понимаешь, как люди думают о человеке, как он жил, как он их воспитывал, детей, например, своих, если рассказывают об отце. И я сразу начинаю рефлексировать и смотреть, какой я отец, и как дочь обо мне расскажет. И как важные какие-то вещи, которые я не вижу — прабабушка мне рассказывает о своем отце, а я сразу проецирую, что это дочь рассказывает обо мне. Или то, как моя бабушка любила своего отца, моего прапрадеда, и мне хотелось найти, он пропал без вести, и я понимал, что для нее это важно, так же как важно дочери больше проводить времени со мной. И отсутствие отца сегодня, может быть, прежде всего в силу работы, может быть, ничем не хуже, чем то, что там моей бабушки отец пропал без вести. То есть тогда вынужденно люди пропадали — война, сегодня мы сами где-то зарываемся, в каких-то заботах. И я начинаю больше думать, как вот ситуацию исправить, больше проводить с детьми, додавать то, что вот недодавали в голодном детстве нашим бабушкам. То есть это постоянно рефлексия и смысл какой-то новый, который можно брать из общения.

А. Леонтьева

— Потрясающе. А у вас в предках были каких-то священники, кстати?

С. Попов

— Священников не было, были репрессированные за веру. Это у нас там целая семья вот как раз, если интересно, расскажу про семейный сбор большой, который мы проводим ежегодно, уже пять лет подряд, в этом году планируем шестой сбор. И у нас ежегодно собирается около ста человек родственников. И вот по этой линии мой прапрадед, Шуваев Петр Дмитриевич, он был репрессирован за веру — 10 лет лагерей и часть родственников тоже вместе с ним — кого-то расстреляли, ему дали срок. И мы об этом узнали, к сожалению, тоже очень поздно. Моя бабушка, например, не знала, что он был в лагерях, она его помнит девочкой. Но когда он вернулся, видимо, этого периода не помнит, когда он был в лагерях, когда он вернулся, он просто вот жил дедушка и жил. Нам говорили, что он просто дедушка. Потом, когда мы сделали большой семейный сбор в 2019 году, там уже другие родственники сказали, что дед Петр был репрессирован за веру. А для меня, как верующего, это было чем-то ну из грани фантастики. Потому что я интересовался темой репрессий, и для меня это было как вот там: у тебя дедушка президент, ты знаешь? Да вы что! И вот это из этой серии. И я решил направить запрос в архив ФСБ, получил его дело, фотографию, и для меня это, конечно, было очень, наверное, это изменило мою жизнь, можно так сказать. Не будет это даже звучать громко, так оно и есть, это изменило мою жизнь.

А. Леонтьева

— Алексей, а вот когда вы познакомились с Сергием, у вас тоже возникло такое желание изучать своих родственников? Вы что-то знаете вот по своей родословной?

А. Чегодаев

— Я начал это делать раньше, начал это делать по собственному желанию, побуждению. Я даже не знал, это потом я уже познакомился с рядом людей, которые как-то имеют к этому отношение. И началось это как раз с диалогов с бабушкой, с дедушкой. Я тогда еще не думал, какие корни, как влияет это на моих детей. Это вот постепенно открывается, как какое-то прямо вот приключение, какие-то интересные моменты. Например, знаете, вот причем не дед, это бабушка рассказала. Дедушка военным был, и в какой-то момент он приехал в Москву, потому что он служил то в Венгрии, то в Тамбове, ну был проездом, скажем так. А, он ехал на обучение как раз в академию в Санкт-Петербург, в Москве подошла к нему женщина и сказала: ну ты же Чегодаев? Давай к нам, приезжай работать там. И что-то, и дальше ничего не пошло. И отец спрашивает: как так? Вот как так, ты просто взял и ушел? Ты с ними не поддерживаешь контакт? Это же не просто так вот, на улице...

А. Леонтьева

— Да.

А. Чегодаев

— Представь, да, вот что это такое? И он говорит, что, слушай, что-то они в какую-то торговлю звали, какие-то торгаши вот. И что-то меня задело, я же офицер. И я говорю: не жалеешь? И он сначала такой: да нет, что там жалеть. Но все равно эта история вспоминается. Понимаете, вот зацепка жизни, можно было восстановить какие-то корни. Ведь человек узнал вот по чертам лица, да, практически, подошел, сходу назвал фамилию — ну как это вот, как не провидение.

А. Леонтьева

— Чудо какое-то, да.

А. Чегодаев

— И но вот эти какие-то жизненные вещи, установки, порою нам мешают воспринять свою историю рода. Вот Господь нам дал эту возможность. И вот таких историй собиралось интересных достаточно много. И у дедушки есть альбом, боевой путь как офицера, потому что он как начинал в 44-м году, вначале он, как и многие подростки, приписал себе пару лет. Потому что с историей рода, это просто невероятно. Вот представьте: Одесса, папа — это татарские корни, а мама — это польские и еврейские корни. И там фотографии смотришь, и говорю: ну как это вот случиться могло, что это? И вот, с одной стороны, есть история, связанная с именами и цифрами — где был, что делал, фотографии, с людьми. А есть истории еще каких-то событий и случаев.

А. Леонтьева

— Да, вот это очень.

А. Чегодаев

— Вот это собрать невероятно интересно. И вот что последнее время мне интересно — это вот, может быть, сейчас как раз и Сергея спросим. Вот книга жизни. Я вот стал задумываться: а что мы помним? Потому что, например, по одной ветке не передается информация, нет практически ничего.

А. Леонтьева

— Да.

А. Чегодаев

— А по другой много таких событий, мы помним на несколько поколений. То есть вот истории, они как-то вот передаются. И хочется, чтобы обо мне вспоминали дети, что-то делать вот как-то, что у тебя вот как правильно... Хочется сказать: жить, — но здесь, наверное, что-то другое. И что-то другое можно узнать тогда, когда ты спрашиваешь у бабушек и дедушек: вот расскажи об этих людях, — о чем они говорят? Это какие-то поступки, дела, и что-то что осталось в памяти, какие-то памятники. Может, какой-то даже простенький стишок, какая-то песенка, что-то, постройка какая-то на благо чего-то. Не просто дом. Вот, кстати, мало кто вспоминает о каких-то там домах для себя. А вспоминают о том, что как-то повлияло на жизнь других. И вот я последние годы как-то не занимался изучением, сделал паузу в изучении своего рода. А мне стало интересно смотреть вот на поступки и вот в своей семье, и в других — вот что же останется в памяти? Сергей, вот ты можешь прокомментировать?

С. Попов

— Да, Алексей, подтверждаю полностью. Вот именно об этом я и говорю, когда если вы не готовы погружаться там глубоко или пойти, обращаться в архивы или не понимаете, куда и что делать, можно начать с самого простого — это собирать вот эти истории о своих родителях — маме, папе, бабушке, дедушке. И даже на основе их это можно сделать очень большой материал, который будет бесценен как для вас — вы узнаете много нового, так и для ваших детей. И здесь каждая вот эта история, она уникальна. И важно в разговоре просто родителей, бабушек, дедушек подвести к воспоминаниям об этом. И поэтому важно задавать правильные вопросы: а вот это, а вот это, расскажи вот то. И этих историй бесконечное множество. И что самое главное в этих историях, что вообще самое главное в генеалогии родословной — если у нас Радио ВЕРА, мы можем называть вещи своим именами, правильно?

А. Леонтьева

— Так.

С. Попов

— Самое главное — это то, что мы можем молиться за умерших предков и должны молиться. И это в свое время было тоже одно из таких откровений для меня и дополнительная мотивация к изучению рода — то, что глубина молитвы зависит от того, насколько я человека знаю. Вот для меня прадед — известный человек, много историй бабушка про него рассказывала, хотя он был простым крестьянином: как он жил, как он общался, что он делал, как он с кем-нибудь разговаривал, что он там не пил, не курил, не ругался матом, был очень верующий и прочее и прочее. И для меня его конкретный образ. Вот, кстати, сейчас вспомнил одну историю, которую очень хочется рассказать.

А. Леонтьева

— Напомню нашим радиослушателям, что у нас в гостях Алексей Чегодаев, член президиума Всероссийской общественной организации «Союз отцов», автор проекта «КрутОтец». И Сергий Попов, многодетный отец, социальный предприниматель, автор проекта «Своего рода», по генеалогии и истории семьи. Расскажите, что за история.

С. Попов

— Сейчас закончу эту мысль, тогда расскажу историю, если позволите. То есть собирая информацию о наших предках, чем больше мы соберем, тем глубже узнаем, в том числе через разные истории, тем мы будем, скажем так — простите, если это будет звучать грубо, — качественнее предстоять за них перед Богом. То есть я, например, поминаю: Пафнутий, Ларион, Никифор, Филимон... Василий — и у меня сразу образ прадеда, фотография, какой он, Василий. А здесь я просто имена назвал. Для Бога и это ценно, но опять же, понимаете, да?

А. Леонтьева

— Да, я согласна с вами.

С. Попов

— Поэтому каждый какой-то факт — а какой он был, как он себя вот здесь повел. И вот, например, про прадеда рассказывали, как он уходил на фронт, как он нес на руках дочек, и как играл песни, как его провожали. Как он, его посадили в машину, он соскочил, вернулся, кричат, зовут его. И когда началось СВО, я допустил, что возможно тоже можно там оказаться, и для меня было самым таким тяжелым, что придется дочек оставить. И для меня вот этот образ прадеда, как его провожали, то есть он тогда был настолько ощутим, конкретен и понятен. То есть мы сегодня говорим в абстракции, что может быть война, и мы все уйдем, там, да. И мы понимали, когда была мобилизация в моменте, что действительно можем сейчас уйти, я понимаю, что я оставлю дочек. И вот он был в плену, он бежал, из плена, сбил там ноги, лежал в госпитале. И я понимал, с каким осознанием он бежал, понимал, почему он бежал, понимал, как он тосковал по дочкам — у него шесть дочек, у прадеда. Ну это просто вот то, что только чувственно можно понять, изучая свою семью. То есть когда ты рассказываешь о ком-то, в абстракции опять же, без конкретики, когда вы это переживаете чувственно — о себе, о своем дедушке, бабушке, — это меняет жизнь. И историю я хочу рассказать следующую. Вот этот человек, про которого я рассказываю, прадед, Гришин Василий Миронович, он для меня сформировался, и был некоторый его образ, то есть какой он человек. И однажды я приехал в гости к родной сестре бабушки —это его дочь. Моя бабушка его дочь и родная сестра тоже его дочь. И у этой сестры муж был, Царство ему Небесное, Анатолий. И я увидел, и он нам там экскурсию проводил, показывал, рассказывал, был очень гостеприимен, был такой великодушный. И мне пришел помысел, я был тогда еще юношей, мне пришел помысел, что он очень похож на Василия Мироновича, получается, на своего тестя. Я думаю: какая-то глупая мысль, почему она пришла и все. Почему, ну вот так вот я решил: он великодушный и он великодушный. Но я прямо с этой мыслью сжился, я для себя решил, что я прадеда своего никогда не видел, а вот этого дедушку Анатолия я видел. Пусть он для меня будет вот таким прадедом, я когда буду молиться, я буду его представлять, своего прадеда, как вот я видел Анатолия. И спустя, наверное, лет десять ко мне попадают в руки записи, воспоминания прабабушки, жены вот этого человека, про которого я рассказываю, который пропал без вести, в которых она говорит: когда вот у кого мы гостили, сестра бабушки, привела своего молодого человека тогда, Анатолия, знакомиться с ней, она говорит, как же он похож на твоего папу. То есть он действительно оказался, и это подтвердилось воспоминаниями, но спустя время, он действительно оказался похож на ее папу. Ну и говорят, что мы выбираем мужей, похожих на пап. Но здесь получилось, что я прадеда не видел, а видел ее мужа, дедушку. И, если он действительно на него похож, как это говорила прабабушка, которой я тоже не застал, то сейчас я, не видя прадеда, но видя вот этого дедушку Анатолия, я могу уже с уверенностью подтвержденной утверждать, что он действительно был таким.

А. Леонтьева

— Потрясающе.

С. Попов

— И для меня это еще больше, вот это какой-то золотник, которые вот в родословных исследованиях может, наверное, только Бог дать. Очень сложно найти и такое откровение испытать. Ну вот это получилось.

А. Леонтьева

— Очень пронзительная история. И я, знаете, у меня муж общается с подругой своей мамы. Мама уже ушла, а осталась ее подруга, очень интеллигентная бабушка, ей больше девяноста. И я думаю, почему он так вот, часами? Она звонит — понятно, что он, может быть, один у нее остался из общения. Она такая монахиня в миру, у нее такая трагическая биография, погибли и внук и, в общем, такая вот бабушка. И я как-то приехала к ней в гости. И я, знаете, была поражена. Вот вы говорите: конкретные истории. Она в очень ясном уме, она рассказывала просто какие-то военные свои воспоминания. Она была, конечно, еще маленькой во время войны, но это так звучало вот, что это никогда ниоткуда — ты знаешь там события войны, ты знаешь какие-то истории такие большие. Она рассказывала, как она идет, и ей дали вот такой вот батончик хлеба на всю семью, и она даже его не подгрызает, а она просто лижет его. Ну ей нельзя было, наверное, его есть по дороге. И она просто лижет, чтобы вкус хлеба почувствовать. И вот эти какие-то маленькие детали, когда она рассказывала, я поняла, почему муж вот так любит разговаривать вообще с пожилыми людьми, не только с предками. А вот такие истории, прямо их, наверное, тоже надо собирать. Потому что они же уходят, все эти истории, про войну особенно.

С. Попов

— Да, и даже если не готовы пока сделать какое-то интервью с предками и как-то на это выделить время, пробуйте брать телефон и включать камеру между делом. Зашли в гости, там десять минут у вас есть, и просто как бы вот в такой нестандартной форме: бабушка, улыбнись. И я так делал в свое время. И когда бабушка ушла, сейчас бесценный видеоархив записей, где бабушка что-то говорит или делает. Я недавно открыл тоже, меня на слезу пробило.

А. Леонтьева

— А кстати, да, это очень хороший совет.

С. Попов

— Мы с бабушкой сидим рядом, просто сидели как обычно, такой бытовой момент. Бабушка не очень любила, когда ее снимают, и жена решила нас снять. И бабушка поет песенку «Слава Богу за все, слава Богу за скорбь и за радость», и я рядом с ней подпеваю. И я когда смотрел это видео недавно, это бесценно. Поэтому создавайте такие же семейные архивы для себя, и это будет бесценно, поверьте.

А. Леонтьева

— Да, еще сейчас же такая возможность есть. Вот эти видео, они же доступны каждому.

А. Чегодаев

— А теперь про детей и гаджеты. Такой вот совет мой. Ребенка тут просил что-то помочь сделать, и хотел поснимать, и он как-то был против. А я говорю: слушай, а можешь ты сам поснимать? И он снимает с таким удовольствием, и главное, что на ребенка никто не реагирует, это очень удобно. Это, знаете, вот когда появились первые камеры такие, «мыльницы», и даже это вот история деда моего, он мне подарил первый фотоаппарат «Смена-8м». И думаю: ну какая-то, маленький объективчик. Вот у деда — это фотоаппарат, это понятно, а это что такое, непонятно. Ну он научил, там просто очень, все механическое, но очень просто было. Эти простые снимки до сих пор у меня дома они хранятся, много таких как бы вот даже мусорных. И я помню, что с ними многие ходили. Я был тогда маленький, дедушка мне не все до конца рассказал, просто он учил там по науке. А недавно был всплеск, и вот такие фотоаппараты, даже реплики делали специально. Потому что было очень модно фотографировать, как говорят, от пояса, сразу вот, с руки — раз, не особо настраивая, там самые простые настройки, не требовалось такого вот тщательного...

А. Леонтьева

— Да, тщательного, всей этой возни.

А. Чегодаев

— Это еще до «мыльниц» всех, до «мыльниц». И это определенный давало и тон, и свет, и такой тембр фотографий. Это красиво, это здорово, и знаете как, это же тоже часть такой истории. Но главное, что это незаметно, люди не обращали внимания. Поэтому вот такими фотоаппаратами снято очень много, даже на выставках вот таких вот показывали кадры, когда люди более живые, не постановочные. И все самые хорошие фотографии, снятые моим дедом, это не где мы просто вот стоим, вот как на фотоснимке, вот главный рода и все остальные. А это живые фотографии, там что-то какие-то мы обсуждаем разговоры, рядом с клумбой, вот вместе стоим. Эта клумба рядом с филармонией в городе Тамбове, и я прекрасно помню, что там обсуждали, смотря вот эти фотографии. Это вот часть истории. Так что вот детей надо вовлекать, им нравится фотографировать, снимать. Я вам точно скажу, вот сейчас с восьми лет вот полезное использование телефона — у меня ребенок научился монтировать видео. Так что вот вам еще пара рук в помощь.

С. Попов

— Да, и совместная какая-то деятельность с детьми. Зачастую, кстати, запрос на генеалогию возникает, когда мы чувствуем, что дети от нас отрываются в переходном возрасте. И как-то вот некое такое...

А. Чегодаев

— В преклонном?

А. Леонтьева

— В переходном, подростковом вот этом вот ужасном возрасте, тяжелейшем для многих.

С. Попов

— И нужно какое-то общее дело, чтобы с ними как-то сохранять отношения. И вот если какое-то общее увлечение найдется, а им может быть генеалогия или путешествия.

А. Чегодаев

— О том-то и речь, что сама генеалогия, название сложное — цифры, какие-то имена непонятных людей. Это вот, знаете, есть у меня история, она не моя, а она вот произошла с другом, вот я, можно сказать, практически свидетель. Был такой момент, разговор, он и еще один человек из деревни, преподаватель. И там в контексте там разговора одна дама говорит: слушай, да ты же мне обещал, говорит, винца принести. Он говорит: нет. Она говорит: подожди, как это, ты же мне обещал, говорит, винца принести. Да нет, я не мог такого обещать, потому что вся моя деревня умерла от алкоголя. И как-то он так вот сказал про это, и тема закрылась, все осеклись, она поняла, что не в ту сторону. Через несколько минут возобновляется разговор: слушай, ну а как ты вообще время проводишь? Ну вот ты приезжаешь. Он говорит: на кладбище хожу. Ой, ха-ха, на кладбище он ходит... — ну начинается вот это обесценивание. Он говорит: а я что, сказал какую-то глупость? Почему ты так реагируешь, что в этом плохого? И вот, он говорит, я прихожу и встречаюсь со своими предками. Мне есть о чем поговорить с ними. И вот то же самое. Приходим мы на кладбище — это просто ритуал или нам есть о чем поговорить. И есть о чем поговорить при детях.

А. Леонтьева

— Очень важная мысль.

С. Попов

— А я приготовил историю для вас.

А. Леонтьева

— Ой, с удовольствием послушаем.

С. Попов

— На тему кладбищ. Эксклюзив, рассказывается публично впервые.

А. Леонтьева

— Давайте.

С. Попов

— Правда, писал в канале немножко, но всю картинку не раскрывал. Вот духовник благословил рассказать. У меня есть проект, связанный с поиском информации о репрессированных священнослужителях в Тамбовской области, называется «Мартиролог». И я собирал информацию про священников, которые были репрессированы, и любой факт был мне интересен. И я в разных каналах, чатах в регионе делал рассылочку: если вам что-то интересно, если вы что-то знаете, присылайте. И мне написала девочка, говорит: вот фотография, вот это вот у нас такое-то село, вот тут моя бабушка маленькая, а вот тут она вместе со священником всей семьей, а священник был репрессирован. Я нахожу информацию о нем и вижу — то, что она называет, из какого она села, что моя прабабушка оттуда же. Я говорю: о, как круто! У меня появляется особенный интерес, я прошу ее узнать там что-то еще дополнительно. Она уточняет у своей бабушки и говорит: а бабушка сказала, что мы с вами родственники вообще. Меня это еще больше удивляет. А та ветка как раз, по которой мы соприкоснулись, она плохо у меня исследована. И одна из легенд этого плохого исследования была в том, что мой прапрадед похоронен на Ваганьковском кладбище. Это как раз отец вот этой прабабушки, которую я упоминаю. Он в 30-е годы приехал сюда, в Москву, нанялся ремонтировать крышу Ваганьковского храма, остался, привез сына, и вот они тут жили и в храме помогали. И это была легенда. То, что там он захоронен, это никем не подтверждалось, и никто не знал, где место захоронения. И чтобы получить информацию о захоронении, нужно там было подтвердить родство, а у меня там отсутствовал документ, мне отвечали из архива, что нет даты рождения, метрическая книга за этот год прабабушки утеряна. Я думал, что не могу найти информацию. А он умер в 1947 году. Но мне тогда говорили, что в военные годы. И там же в архиве сказали, что тут все горело в войну, ничего не сохранилось, да кто тебе с 47-го года могилу найдет. И тебе максимум скажем, в каком она квадрате, а квадрат огромный, это там сколько тысяч захоронений, вряд ли ты что-то найдешь. И я эту историю оставил. Когда эта история случилось необычная, вот с этой девочкой, и с тем, что оказалось, что мы какие-то родственники, я решил просто наобум направить запрос к ритуалу, чтобы мне подтвердили, что такой-то, такой-то (годы — прямо диапазон им поставил) умер и похоронен на Ваганьковском. Мне дают ответ: действительно, такой-то, такой-то в 47-м году умер и похоронен на таком-то квадрате Ваганьковского кладбища. И я вот первое примерно то же, что рассказывал — готов был сорваться с работы, бежать сразу на кладбище, искать. Потом я выяснил, что тот квадрат, на котором это все находится, этих квадратов два, и общее количество захоронений там несколько тысяч, оно просто огромнейшее. Ну я решил просто попытать удачу и пойти искать это захоронение. И сейчас еще небольшое отступление сделаю, что было перед этим. Вот это как раз в тему святых и некоторых таких необычных моментов, которые часто в родословных исследованиях случаются, и которые, может быть, и зачастую служат чем-то таким, что в жизни есть что-то необычное. И, может быть, даже каким-то послужит триггером для того, чтобы прийти в Церковь, или к Богу, или над чем-то таким вечным задуматься. Помню, был на встрече там со священником, отцом Димитрием Рощиным, и там рядом это было, на «Фаворе», рядом есть храм на Маросейке, и там мощи отца Алексия Мечева. И перед этим, как отправиться на эти поиски, я выбрал субботу как раз, я слушаю интервью отца Кирилла Каледы, где он рассказывает как раз на Радио ВЕРА о своем пути к священству. Рассказывает, что у него дед был священномучеником, и рассказывает, как они в детстве молились о том, чтобы они могли найти могилу своего дедушки. Он же у них был репрессирован и не знали, какая его судьба. Ну вернее не знали, что его расстреляли, им говорили, что он умер. И я решил так же, думаю, вот в простое душевной обратился, вернее просил, а потом они нашли, узнали, как он был захоронен, узнали вернее, что его расстреляли, как это было. И я думаю: наверное, надо как-то вот так сделать. Я подхожу к мощам отца Сергия Мечева в этом храме и говорю так, по-простому, что найти это захоронение почти невозможно, моего прадедушки, помогите мне, святые, Господи, помоги. И дальше поехал на Ваганьковское кладбище, там есть еще такой старец Валентин Амфитеатров — может быть, тоже про него слышали, это известный священник дореволюционный, и тоже к нему на могилку подошел и в храм зашел, и говорю: Господи, ну это невозможно найти на этом кладбище вот так захоронение, прийти и найти его. Только чудо возможно. И вот с таким ощущением я пошел. Еще вот в Телеграм-канале выложил, что вот, я иду искать захоронение.

А. Леонтьева

— Да, это была детективная история.

С. Попов

— Понятно, такой хайп немножко. Ну как бы я, честно сказать, сомневался, что это возможно. И я пришел, там есть захоронения, которые современные, а есть которые такие заброшенные, старая часть кладбища. И ходя там, я просто увидел, что захоронение 40-х годов, оно вряд ли могло сохраниться, за ним не ухаживали, то это невозможно. И где-то час походя, я уже понял, что это бесполезно. Думаю, надо либо кого-то нанимать, каждую могилу просматривать, еще как-то. Но тут как в моменте я так — раз, меня повело куда-то в сторону, туда сделал шаг, прошел между проулком, решил завернуть, опускаю голову и вижу — захоронение. Крест, надпись, фамилия. И причем крест того года, вот как захоронения были 47-го года, 40-х, там они видно, где — ну то есть его не облагораживали, не ставили ничего нового. Ну для меня это было...

А. Леонтьева

— Ну чудо, конечно. Спасибо вам большое за этот рассказ. Спасибо, дорогие, вообще за эту очень важную тему. Она теперь стала для меня более важной. Дорогие радиослушатели, пойдите поговорите с вашими бабушками, дедушками, мамами, папами, пока они у вас живы. Потому что потом вы эту информацию нигде на найдете. А сегодня у нас в гостях был Алексей Чегодаев, член президиума Всероссийской общественной организации «Союз отцов», автор проекта «КрутОтец». И Сергий Попов, многодетный отец, социальный предприниматель, автор проекта «Своего рода», по генеалогии и истории семьи. С вами была Анна Леонтьева. Спасибо огромное.

А. Чегодаев

— Спасибо.

С. Попов

— Спасибо.


Все выпуски программы Светлый вечер


Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов

Мы в соцсетях
ОКВКТвиттерТГ

Также рекомендуем