«Особенный ребенок в семье. Помощь детям с особенностями развития». Лия Сергеева

Нашей собеседницей была мама четверых детей, один из которых особенный — Лия Сергеева.

Мы говорили с Лией о семье, о жизни с особенным ребёнком и том, как чудесным образом получилось осуществить её проект милосердия — открыть Центр реабилитации детей с особенностями развития «Серафим» в грузинском посёлке Уреки.

Ведущая: Анна Леонтьева

---

А. Леонтьева

— Добрый светлый вечер. Сегодня с вами Анна Леонтьева. Как всегда, мы говорим о семье. У нас в гостях Лия Сергеева — мама четырех детей, мама особого ребенка, создатель центра абилитации и реабилитации детей с особенностями развития «Серафим» в поселке Уреки в Грузии на берегу Черного моря. Добрый вечер.

Л. Сергеева

— Добрый вечер.

А. Леонтьева

— Лия, мы уже говорили с тобой в программе (кто захочет, может послушать) о твоем особом ребенке, о том, как он рождался и как он изменил твой мир. Я напомню, что Серафим пришел в этот мир, мягко говоря, непросто, а точнее говоря, очень непросто — это ребенок, который родился с ДЦП, перенес операцию на сердце. Я правильно говорю? Ты можешь продолжить, каждая женщина имеет право рассказать о своих родах.

Л. Сергеева

— Я не уверена, что я очень хочу это рассказывать, потому что это было очень тяжело, честно говоря. Серафим пришел в этот мир раньше времени, прилично раньше времени, он перенес инсульт при рождении, у него не раскрылись легкие. Когда ему было 6 дней, он перенес операцию на открытом сердце, чем, конечно, очень ранил в самое сердце всех, кто имел к нему отношение, потому что... Наверное, мы так и не смогли пережить эту трагедию. Безусловно, мы приняли самого ребенка, мы его очень любим, это обожаемый малыш, но, конечно, внутри-то ничего не заросло, внутри-то продолжает кровоточить. И, конечно же, мы продолжаем жить с ощущением того, что и наши сердца, глубоко распаханные его рождением, и наши жизни, и наши судьбы. Я благодарна ему за то, каким он пришел, каким он живет, что он переносит ежедневно, какую боль, какую горечь. И я считаю, что он продолжает менять наши жизни тем, какой он есть. Безусловно, ничего бы не было — ни благотворительного фонда, ни реабилитационного центра, ни Грузии, наверное, в нашей жизни, если бы не Серафим. Но при этом при всем это очень трагичная, очень тяжелая, очень больная любовь, которая продолжает скручивать нас в очень тугие пружины и заставляет делать что-то, чего, безусловно, мы, наверное, бы не делали, а продолжали бы просто жить, зарабатывать деньги, радовать друг друга, и не более того. Вот, как-то так.

А. Леонтьева

— Знаешь, у меня в передаче была матушка Светлана Зайцева, у нее много детей и последний особенный. И она сказала такую замечательную фразу о том, что это «тренажер души». Мне очень понравилось это выражение. Я правильно понимаю, что ты... Читая твои тексты в социальных сетях, я поняла, что ты, хотя мы с тобой об этом уже говорили, но почему-то для меня это стало очевидным только сейчас — что ты оставила в Москве бизнес и переехала в Грузию, когда у тебя на пути встретились вот эти замечательные магнитные пески. Расскажи немножко об этом.

Л. Сергеева

— Ситуация была в том, что, из бизнеса, наверное, он меня вышиб даже чуть раньше, потому что это была какая-то совершенно ненормальная история. То есть я же была достаточно успешна в бизнесе и работала с крупными компаниями, крупными проектами и так далее. Но с рождением Серафима, стоило мне взять какой-то контракт или какой-то заказ, он моментально сваливался либо в больницу, либо в реанимацию. И когда это произошло уже несколько раз, я поняла, что что-то не то. И начала по нему смотреть — если он начинал ухудшаться, я уже начала отказываться от заказов. И я поняла, что Господь меня куда-то ведет, я не очень понимала, куда. Мы прошли от терний к терниям в Москве, в Санкт-Петербурге, в Европе абсолютно безрезультатно, оставили там все возможные деньги. И потом произошла ситуация, которую сложно назвать непромыслительной, потому что в мою жизнь Грузия вошла намного раньше — она нашла меня в виде няни, которая растила мою среднюю дочку Сашку. И она ее растила с ее 9 месяцев. Эта няня прикрыла меня от агрессии моих же родственников, зная всю ситуацию: против меня в судах, в полиции, в прокуратуре были все мои родственники во главе с моей матерью, которая пыталась отобрать у меня старшую дочь. А за меня внезапно встали грузины. Это было задолго до рождения Серафима. Совершенно чужие люди, которые знали всю правду. И, соответственно, когда мои дочери были еще совсем маленькими, эти самые грузины говорили им, что если вы будете хорошо кушать и слушаться маму, вы вас возьмем на лето в Грузию. Сейчас я смеюсь, что они, наверное, слишком хорошо кушали. Маму они не очень хорошо слушались, но кушали нормально (смеется). Мои-то грузины остались в Москве, а я-то переехала в Грузию, не имея национально никакого отношения к Грузии, потому что мои корни русско-еврейские. Ну, я должна была быть Лея, просто родители решили, что я буду Лия. А в Грузии Лия, как у нас Наташа, и меня всю жизнь спрашивают: «Вы грузинка?» — я говорю: «Да я не грузинка!» А потом выяснилось, что я живу в Грузии внезапно. Суть была в том, что девчонок моих забрали в Грузию на лето, чтобы мы могли хоть чуть-чуть выдохнуть с мужем и посвятить время себе и Серафиму, потому что, конечно мы были совершенно измочалены бесконечными больницами и реанимациями, операциями, реабилитациями и прочим медицинским сопровождением нашего брака. И мы приехали сначала в Грузию, отдали девчонок, их увезли на лето. И потом мы приехали в августе забирать их уже обратно, стоял очень удушливый август, а Тбилиси это просто сковородка. И они же нам сказали: «Что вы торчите в Тбилиси? Поезжайте на море». А у нас было несколько свободных дней, это был первый отпуск с момента нашего бракосочетания. И мы подумали: правда, а чего это мы торчим в Тбилиси, поедем на море. Куда ехать, непонятно. Территория от Батуми до Анаклии достаточно длинная, протяженность черноморского побережья. И потом я вспомнила, мне же говорила какая-то девчонка знакомая, что вот там Уреки, магнитные пески какие-то. Вот, поедем-ка мы в Уреки. То есть случайно было выбрано место.
И мы приехали туда, ходили гулять, в первый день мы наткнулись на кабинет ЛФК и мы подумали: о, прикольно! Мы же не планировали никакую реабилитацию. И решили — ну, пусть, ребенок заодно что-то получит. И ребенок начал купаться в бассейне, купаться в море, получать ЛФК в этом кабинете с массажисткой. Мы его закапывали, как нам местные люди сказали, в черный магнитный песок. Но при этом были в абсолютно расслабленном состоянии. То есть, чтобы вы понимали — когда мы едем целенаправленно на реабилитацию, мы тоже настроены пахать, как родители, то есть делать упражнения, помимо того ежедневного, что и так делается, всегда мы включаемся. А тут мы не делали ничего кроме того, что я перечислила. И вдруг внезапно выяснилось, что ребенок начал прогрессировать, то есть для меня это был абсолютный шок, потому что мы оставили астрономическую сумму денег и в Москве и в Европе безрезультатно, мы были уже привыкшие к тому «а чего вы хотели? Мы занимаемся только год, у вас такой тяжелый ребенок». И вдруг у меня ребенок начинает прогрессировать через несколько дней. Я думаю: ничего себе! И он начал лучше спать, лучше есть, у него перестало высыпать на те продукты, на которые было, наладилось пищеварение, он начал набирать вес. Я была очень-очень удивлена и начала задавать вопросы тем людям, которые там были. Я говорю: «Что происходит?» — "Ты что, не знаешь? Это же черные магнитные пески«.— «Я ничего не знаю, я из Москвы». Они же живут очень расслабленно, они привыкли к тому, что эта сокровищница бесплатная абсолютно, она доступная — любой человек может приехать, пойти закопаться и так далее. То есть они живут с этим. А мы-то ничего об этом не знаем. И я была очень-очень удивлена. Я продолжала наблюдать прогресс, потому что еще через несколько дней он заговорил — это был абсолютный шок.

А. Леонтьева

— Чудо какое.

Л. Сергеева

— Да в том-то и дело. Ребенок, мальчик, которому год и семь, который перенес совершенно тяжелейшие травмы и вмешательства на самых первых днях своей жизни, вдруг начинает повторять до пяти сложных слов и словосочетаний в день. Я понимаю, что здесь какое-то непонятное происходит. Начинаю еще больше привязываться к местным: «Слушайте, а здесь вообще какая-то реабилитация есть для таких детей?» Мне говорят: «Вай мэ! В советское время было, а сейчас ничего нет. Была программа государственная „Мать и дитя“, которую должны были профинансировать, потом правительство поменялось, проект был заморожен за недостатком финансирования». И ничего нету. Как такое возможно? Как?

А. Леонтьева

— Такое чудо, магнитные черные пески...

Л. Сергеева

— Я говорю: «Не может быть!». То есть у меня в голове возник дичайший совершенно диссонанс. Я помню, что я просто не поверила своим ушам, поэтому я пошла и посмотрела — два единственных санатория, где хотя бы были массажисты. Но если один санаторий — это реально советского типа старый санаторий, с трещинами в стенах, с санузлом системы дырка в полу, с кушетками, которыми продраны до «мяса», с массажистами, которые и ночуют на этих кушетках. А второй был передан в частные руки и теперь там золото на мраморе. И, например, группу реабилитологов могут вызвать, только если заезжает какая-то очень состоятельная группа лиц, вплоть до того, что тамошний невролог рассказала мне, как девочке из Словакии через телевидение, эсэмэсками, прознав про эти магнитные пески, собирали средства, чтобы разместить ее в этом дорогом санатории. Всё собрали, прилетела семья, девочка тяжелая. А в этом санатории ей сказали: «Вы знаете, нам сейчас невыгодно для вас вызывать реабилитолога. Вон там песочек, идите и закопайтесь». То есть вот так. Диссонанс во мне увеличился. И я помню, что я ходила по набережной, там есть променадная улица, и доказывала мужу: «Саша, здесь обязан быть реабилитационный центр — он здесь должен быть. Точка, без вариантов. Быть этого не может, что его тут нету». Мне Саша радостно крутил пальцем у виска и говорил: «Ты что, с ума сошла? Сюда придется переезжать». Я говорила: «Нет-нет, мы что-то удаленно порулим, трали-вали». Мы же в Москве только что дом достроили. И бизнес там, и девчонкам тоже там надо идти в школу и так далее. То есть, короче говоря...

А. Леонтьева

— Это целое изменение жизни.

Л. Сергеева

— Я даже не предполагала, насколько.

А. Леонтьева

— Например, для москвича это очень сложно себе представить.

А. Леонтьева

— Хочу напомнить радиослушателям, что у нас сегодня в гостях Лия Сергеева — мама четырех детей, мама особого ребенка, создатель центра абилитации и реабилитации детей с особенностями развития «Серафим», названного в честь особенного ребенка Лии, в поселке Уреки в Грузии на берегу Черного моря. То есть, когда пришла эта идея, я очень тебя понимаю, потому что я тоже в свое время хотела уехать из Москвы.

Л. Сергеева

— Я не хотела вообще!

А. Леонтьева

— Я тоже не хотела. Вернее, как: я не хотела уехать из Москвы... Расскажи.

Л. Сергеева

— Я работала в юности в других странах, потому что у меня был хороший английский, я успела поработать в других странах. И я никогда в жизни не была поравалитиком, и я не предполагала, что я вообще могу куда-то уехать из Москвы, я никогда не хотела ни эмигрировать, ничего. То есть, наоборот, первое время в Грузии я очень сильно тосковала, страдала, скучала прямо до физических ощущений в теле, насколько мне дико хотелось вернуться, послать куда подальше всё то, что я здесь затеяла. И я даже не ожидала этого, что такой период может быть в моей жизни.

А. Леонтьева

— А твои дети, которые тоже московские дети?

Л. Сергеева

— Давайте вернемся в 2016-й год — на тот момент мы прогуливаемся по набережной и спорим о том, как это всё будет. Мы забрали девчонок как раз, несколько дней мы провели в Уреки и потом присоединились к старшей дочери. И мы, в общем-то, должны были уже улетать. И в этот момент Серафим заболевает. А надо сказать, что в Уреки очень высокая влажность и любые респираторные заболевания у таких детей моментально переходят в пневмонию, особенно если они когда-то были на ИВЛ, как это было с Серафимом, за сутки ОРЗ перешло в пневмонию. И в итоге, я сказала: «Саша, ты как хочешь, я ребенка в таком состоянии в самолет не посажу». Саша улетел, я осталась в Уреки наедине со своей безумной идеей. И я решила, что сейчас я начну действовать. И я действовала на смех всех грузинам, потому что они думали, что это какая-то безумная женщина...

А. Леонтьева

— Маленькая хрупкая женщина.

Л. Сергеева

— Маленькая хрупкая безумная женщина. (Смеется.) Для них такая активность была очень удивительна. Они первое время говорили: «Она с приветом немножко». Только потом, когда мне удалось убедить вселенную в том, что здесь есть реабилитационный центр, они уже начали включаться и помогать. Но это было год этак на третий моего действа. Короче говоря...

А. Леонтьева

— Мои дети сейчас сказали бы, что это сексизм грузинский.

Л. Сергеева

— Не знаю. Мне, честно, не очень важно. У меня это проявление любви к сыну, просто деятельное.

А. Леонтьева

— Я имею в виду грузин, которые посмеивались над тобой, как над женщиной.

Л. Сергеева

— А это неважно. Просто люди, живущие в Грузии, крайне неторопливы, они очень спокойные, они живут в совершенно другом темпе, не так, как живут москвичи. Привыкшие к совершенно другому течению событий. Они просто другие. И мне, конечно, интеграция в менталитет не дается до сих пор. Я могу сказать, что, может, я и не сильно жалею об этом. Но при этом при всем никто из них не сделал реабилитационный центр. А детей больных от этого меньше не стало. Это не мое какое-то превозношение, потому что я, о Господи, сдалась бы, наверное, этак раз 500 по дороге, если бы не благословение, которое заперло меня в Грузии.

А. Леонтьева

— А что за благословение?

Л. Сергеева

— Сейчас я расскажу. Суть в том, что Серафим заболел и две недели он проболел. И за эти две недели я нашла здание и поняла, что реабилитационный центр будет вот там. Тогда, когда я его уже нашла, я улетела в Москву. Год я торговалась, потому что оно стоило на 25 процентов дороже. Мне удалось выбить хорошую качественную цену. И тогда я впервые начала сборы, хотя это всё выглядело невероятной авантюрой, могло выглядеть как угодно, все эти годы это выглядело... Я не знаю, кто были все эти люди, которые верили мне, но я безумно благодарна им за то, что они смогли найти тот участок души, который им подсказал, что я их не обманываю.

А. Леонтьева

— А как твоя семья, твой муж к этому относились?

Л. Сергеева

— Тяжело все относились. И я тяжело относилась. Всем было очень тяжело, потому что на следующий год я уже прилетела с частью собранных средств, беременная четвертым ребенком. Прилетела, внимание, на лето. А тут мы можем процитировать песенку про то, что «я так хочу, чтобы лето не кончалось», потому что лето так и не закончилось. Суть в том, что я прилетела на лето, и я совершенно не понимала, что делать. Я внесла первую часть средств за ипотеку за это самое здание. Не понимала, что с ним делать дальше, потому что я металась из стороны в сторону — стоп, подождите, нам, наверное, нужны архитекторы, нам нужны, наверное, юристы, нам нужны какие-то строители... То есть я продолжала нащупывать — у меня же ни опыта, ничего, потому что я занималась совершенно другими делами, никогда в жизни ничего не пыталась возводить, строить. Есть за плечами, может, несколько ремонтов, но не более того. Я на тот момент отловила подопечную женщину, которая ехала в Псково-Печерский монастырь. Надо сказать, что у меня образование, помимо психологического, есть еще и повышение квалификации по душепопечению, я окончила Православный институт «Со-действие» по факультету душепопечения и продолжала во славу Божию бесплатно принимать подопечных. И вот, одна из подопечных ехала в Псково-Печерский монастырь.
И я, находясь в состоянии совершеннейшего раздрая, ей говорю: «Спросите, что мне делать с этим со всем? Я не понимаю, я не знаю, куда мне бечь?» А мне же скоро рожать. И это, извините, четвертое кесарево, после тяжелейшего Серафима. И я не знаю вообще... Она говорит: «Ну ладно, если попаду, я спрошу». Она попала и спросила. И мне было выдано благословение не покидать Грузию до тех пор, пока я не открою реабилитационный центр.

А. Леонтьева

— Ничего себе! А кем?

Л. Сергеева

— Отцом Адрианом (Кирсановым), Царство ему Небесное. И я была, мягко скажем, шокирована. Позвонила мужу и говорю: «Тут у нас такое дело, кажется, мы остаемся в Грузии...» (Смеется.)

А. Леонтьева

— Приковали. Как он отреагировал?

Л. Сергеева

— Грузия — очень властная дама сама по себе. И это было не первый раз, когда она меня оставляла в себе. Я это уже знала, что если Грузия захочет, она возьмет меня в себя. Потому что в предыдущий раз мы опоздали на самолет, не вылетели вовремя и так далее. Я уже почувствовала, что у нее...

А. Леонтьева

— Цепкие лапки.

Л. Сергеева

— Да. Муж сказал: «Давай-ка мы позвоним нашему духовнику и попросим перепроверить, потому что мало ли что, какие искушения снисходят на различных людей. Может быть, эта женщина ошиблась, что-то услышала не то, обманула, всякое бывает. Давай перепроверим». И я задала вопрос через секретаря своему духовнику. И мне приходит ровно тот же ответ. И я понимаю, что, кажется...

А. Леонтьева

— Кажется, что идти уже больше некуда.

Л. Сергеева

— Я понимаю, что девкам-то надо было в школу, а мне-то надо было рожать. И, в общем, короче говоря, я остаюсь в Грузии, я начинаю какую-то бурную деятельность. Я поняла, что раз уж я тут и раз уж нас послало на фиг 6 архитекторов и 4 юриста, то надо это лето хоть как-то провести с пользой. Я пишу сообщение в соцсетях о том, что дорогие друзья, у меня есть огромный дом в Уреки, кто хочет, пожалуйста, приезжайте поправить здоровье не по ценам курорта, а за ту денежку, которую вы готовы пожертвовать. Почему? Потому что здесь творится Божье дело, творится реабилитационный центр. И сколько захотите, столько вы и оставите. Первой семьей, которая приехала, была семья священника Алексея Костина. С матушкой, с тремя сыновьями. И эти люди засучили рукава, начали фигачить, по-русски говоря, — таскать диваны, какие-то окна ремонтировать... То есть они впряглись и начали помогать.

А. Леонтьева

— Они всей семьей начали помогать?

Л. Сергеева

— Да. А мне же поднимать вообще ничего нельзя. И Серафима поднимать тоже нельзя, я же уже на большом сроке. А дел невпроворот. В общем, я была им очень-очень благодарна, потому что это было очень значительным действием на тот момент. Начали подтягиваться другие люди. И из Грузии, из России и Украины, люди приезжали на машинах и так далее. То есть это лето было очень-очень бурным. А уже ближе к осени я уже на пробу поняла, что надо ехать в Тбилиси. Опять, вдруг внезапно мой подопечный оказался в Тбилиси, причем подопечный — грузин, московский грузин, понимаете. То есть когда я с ним познакомилась, он увидел мой эфир на «Спасе», нашел меня в соцсетях. А я была впервые в Тбилиси. Он мне говорит: «Я грузин». Я отвечаю: «А я в Тбилиси, в храме Александра Невского прямо сейчас». А он говорит: «А вы знаете, там мой духовник». То есть до смешного. Это был июнь 2016-го года. Я потом вернулась в Москву, мы с ним познакомились. А потом он стал крестным моего младшего сына. Так вот, этот самый грузин был в Тбилиси на тот момент, я ему звоню: «Георгий, вы не могли бы меня выручить. Дело в том, что там сейчас сдается квартира, а меня в Тбилиси нет, — а я при этом должна заехать куда угодно послезавтра, без вариантов. — Вы не могли бы поехать, посмотреть». Он говорит: «Конечно, я съезжу». Он приезжает туда, я спрашиваю: «Там жить можно?» — «Да». — «Скажите хозяину, что я послезавтра заеду». Он говорит: «Хорошо». И, соответственно, он договаривается с хозяином, я беру шмотки, детей и еду.

А. Леонтьева

— И переезжаешь. На этом подвесим на минуточку интригу, потому что история захватывающая. Напомню, что с вами Анна Леонтьева. Мы говорим о семье. У нас в гостях Лия Сергеева — мама четырех детей, мама особого ребенка Серафима, создатель центра абилитации и реабилитации детей с особенностями развития, который называется в честь Серафима, в поселке Уреки в Грузии. Мы вернемся к вам ровно через минуту.

А. Леонтьева

— Сегодня с вами Анна Леонтьева. Мы говорим о семье. С нами Лия Сергеева — мама четырех детей, мама особенного ребенка Серафима, создатель центра абилитации и реабилитации детей с особенностями развития, названного в честь сына «Серафим», в поселке Уреки в Грузии на берегу Черного моря. Ты рассказываешь о том, как приезжала в Тбилиси. У меня к тебе такой вопрос, который чуть-чуть собьет тебя с повествования, но мне очень важно его задать. Ты рассказываешь, как ты после особенного ребенка и всего, что ты пережила с Серафимом, решила завести четвертого ребенка. Я сначала ошиблась, думала, что Серафим младший. И, конечно, вопрос: как ты на это решилась?

Л. Сергеева

— Никак я не решалась, оно само... Честно.

А. Леонтьева

— Хочется услышать что-то героическое, а тебе отвечают не так,

Л. Сергеева

— Я абсолютно негероическая. Это, вообще, большая иллюзия. Я человек очень слабый, пугливый, эмоциональный, мне точно так же бывает и больно и страшно. И я, как Чебурашка, который всю жизнь ходит и ищет себе друзей и постоянно попадает в какие-то нелепые ситуации. Вот я, по сути, сама нелепица — я совершенно, абсолютно негероический человек. То есть меня регулярно пытаются представить, как Родину-мать — это вообще не я. Вообще. Ну, я всегда везде теряюсь, я не могу отследить, что голодна или я устала или нуждаюсь в посещении места, где пудрят носик или еще что-то. То есть реально за мной приглядывают мои дети и мой муж. Реально, вот до такого. И у меня есть момент такой, что дуракам закон не писан — то есть если мне что-то в башку вштырило, то я это и начинаю реализовать. И пока умные думают, дураки делают — это вот про меня. Потому что все эти 4 года (здесь непечатное слово написано) я выслушиваю о том, что у меня нет плана, у меня нет денег, у меня нет поддержки, спонсоров. У меня вообще ничего нету — я просто как дурачок, понимаете, который просто берет и делает. И не потому, что я такая самоуверенная, а потому что я дурочка. Именно потому, что я не хитровыдуманная. Если бы у меня был план, если бы у меня были какие-то суперсхемы или еще что-то, наверное, я открылась бы раньше. Наверное, я привлекла бы каких-то спонсоров, наверное, сейчас всё было бы зашибись, и я бы не устраивала истерики в соцсетях. И так далее. По большому счету, я себе реабилитационный центр наревела.

А. Леонтьева

— «Наревела» — хорошее слово.

Л. Сергеева

— Ну, правда, наревела. Как ребенок трехлетний, который мороженку себе наревел. То есть по большому счету я наревела, потому что каждый сбор я писала, просто размазывая сопли по лицу, то есть я рыдала, когда я писала каждый текст. Просто не в каждом тексте я писала о том, что я не вижу букв из-за того, что я реву. Но эти тексты цепляли людей, потому что это — правда, потому что это просто написанная любовь к сыну и больше ничего. Вот и всё. У меня нету абсолютно никакого... Знаете, есть такие женщины, которые слона на скаку остановят и хобот ему оторвут. Я побегу позади слона, на случай, если он вдруг решит меня сшибить. Понимаете я трусиха, каких мало.

А. Леонтьева

— Лия, другой тогда вопрос. Он тоже важный, хотя он кстатический. Всё, что я вижу в твоих социальных сетях, почему я даже в детях немножко запуталась, потому что это всё — центр, центр, центр... Как выглядит твой день? Обычный день твой как выглядит?

Л. Сергеева

— (Смеется.)

А. Леонтьева

— Тебя вообще видит твоя семья?

Л. Сергеева

— Они меня видят валяющейся на диванчике, на котором я проживаю, и тупящей в телефон. Потом я иду на кухню и говорю «почему здесь такой (опять непечатное слово написано)». (Смеется.) А потом кто-нибудь из детей делает мне чай или кофе, потому что они знают, что если я не поем, я буду орать. Честно. У меня бесконечный бардак, это правда, это прямо то, в чем я живу. Знаете, как Шрек на болоте.

А. Леонтьева

— Теперь я лучше представляю твою жизнь. То есть ты такая мама-трудоголик.

Л. Сергеева

— Нет. Нет! Я мама-лентяйка. Еще раз говорю: моя территория — я должна завести стирку — раз, это моя территория; я должна что-то приготовить, потому что я люблю готовить. Но если мне некогда, то тогда готовят уже дети. Трудоголизма в моей жизни нет, и я его ненавижу, потому что трудоголизм практически разрушил нашу семью. Наша семья сейчас находится в очень тяжелом состоянии, честно говоря. Это был трудоголизм моего мужа. Его работу я не люблю, наверное, больше всего на свете, при всем уважении к его стремлению обеспечивать семью, но...

А. Леонтьева

— Тебя сейчас поймут очень многие женщины.

Л. Сергеева

— Это его главная «женщина» — она пережила его первый брак, и у меня есть подозрение, что она может пережить и второй, к сожалению. Терпеть не могу. Я прямо счастлива заявить это во всеуслышание — терпеть не могу. (Снова непечатное слово написано.) Так вот, я не трудоголик абсолютно, но при этом при всем я понимаю, что мне критично делать то, что я люблю. И поэтому я очень благодарна Господу за то, что он меня все-таки вывел из бизнеса. В бизнесе я тоже была успешной, мне нравилось то, чем я занималась и продолжает нравиться. Но при этом при всем сейчас моя жизнь обрела смыслы — те смыслы, без которых она была бы абсолютно пустой. Даже при наличии семьи и детей. Честно. Потому что...

А. Леонтьева

— Очень хорошо сказано.

Л. Сергеева

— Ну, как есть. И эти смыслы зачастую бывают мне важнее многого другого. В этом плане я неприступна, непреклонна и буду продолжать быть таковой. Потому что я снова вышла на клирос — для меня это важно, мне даже стали доверять вести службы в храме Александра Невского в Тбилиси. Для меня это критично. Для меня критично иметь возможность одевать людей, давать пищу, давать лекарства, собирать детей из бедных семей в школу. И у нашего фонда 486 бенефициаров в самом бедном регионе Грузии, в Гурии. И только открыв реабилитационный центр, от главы муниципалитета я узнала, что, оказывается, не только в Уреки не было реабилитационного центра, а в Гурии вообще. Я этого не знала. Я просто продолжала делать то, что я хочу и что было нужно, то, что я Господу обещала. Вот и всё. Но для меня важно, увидев какое-нибудь сообщение в соцсетях «я одинокая мама с тремя детьми, у меня сломался холодильник, помогите», иметь возможность взять и подорваться. Имея грузовик и имея холодильник в реабилитационном центре, который был заменен на больший, просто сказать человеку: «Так, мы разворачиваемся, сейчас холодильник заберем и отвезем в Кобулети». То есть это радость, это счастье — для меня лично. Вот такая я придурочная. И для меня вот это вот дает очень много ресурсов и много сил. Вот так. И это то, что приходится терпеть моим детям и моему мужу. И это, что очень удивляет грузин, которые стоят, курят, попивая вино и почесывая оголенное пузо, когда я разгружаю груженый «Форд», потому что я в очередной раз привезла какие-то пожертвования куда-то, и, соответственно, я, маленькая хрупкая девочка, я вешу 54 килограмма, я разгружаю «Форд», а они продолжают чесать пузо (ну, по-русски), Но меня не особо это дело колебет. Я хочу делать свое дело, мне это важно. И это мои смыслы и моя жизнь. А кому не нравится, тот живет отдельно.

А. Леонтьева

— Скажи, пожалуйста, твой центр уже заработал?

Л. Сергеева

— Да.

А. Леонтьева

— Ты его, как ты точно сказала, наревела. Он открылся, приехали врачи. Что там происходит? Во-первых, что происходит сейчас с Серафимом?

Л. Сергеева

— Во-первых, Серафимка был в обеих тестовых группах, которые нам удалось принять этим летом. Я невероятно счастлива, что нам все-таки удалось, потому что иначе меня тут не было в Москве. Я не была здесь 4 года, честно оттрубив у «мартена».

А. Леонтьева

— Как батюшки сказали.

Л. Сергеева

— Как есть. Отец Адриан уже скончался, отец Владимир Волгин еще служит, слава Тебе, Господи, который мой духовник. И я могу сказать, что Серафимка, конечно, улучшается. Конечно, он уже не в том возрасте, когда мы ждем каких-то резких скачков, потому что «золотое время» компенсации травм головного мозга до годика, «серебряное время» до трех лет, «бронзовое время» до 7 лет. Ему почти 7, и мы понимаем, что всё уже будет не так быстро. Но я невероятно счастлива, что я смогла ему это дать. И что я все-таки это сделала. И я ставлю перед собой бо́льшие задачи. То есть мы сейчас будем организовывать фандрайзинг для того чтобы наши пациенты могли там жить бесплатно, будем собирать средства на храм Серафима Саровского в Уреки. Мы уже там приобрели участки для этого дела, и есть благословение владыки. То есть это то, что... Но уже не такое, как про реабилитационный центр, я уже имею свободу перемещения, меня уже не задерживают в Грузии. Но суть в том, что, конечно, судьба очень причудлива. И я могу сказать, что если первые годы я просто до безумия мечтала вернуться в Москву, то оказавшись в Москве, я поняла, что сколько бы я сейчас отдала, чтобы быть в Тбилиси. Вот так. Просто такая сильная любовь.

А. Леонтьева

— А дети твои тоже так полюбили Грузию?

Л. Сергеева

— Я не знаю. Конечно, им очень сложно, потому что они потеряли здесь все свои связи. И с друзьями и родственниками мы общались только по скайпу. Конечно, это не очень просто для всех. Не очень просто. И супруг, мы встречались с ним... Встречались в течение полутора лет, потому что он работал в Москве и прилетал всего лишь на несколько дней в Грузию. И через полтора года ему удалось согласовать себе удаленный график, и он переехал за один вечер до локдауна. То есть 18-го числа самолет уже не пустили. 17-го числа я стояла в аэропорту и читала молитвослов, чтобы только его впустили. И он прилетел последний рейсом, который впустили в Грузию. До этого, за два дня я орала в трубку: «Саша, у тебя тут... (непечатное слово написано)». Собрал чемодан, прыгнул в транспорт, оказался в Минске, из Минска вылетел в Тбилиси. Я орала громко, но я дооралась — он успел: всё согласовал и успел прилететь накануне. И следующий рейс уже не пустили.

А. Леонтьева

— Мы говорим с Лией Сергеевой — мамой четырех детей, мамой особого ребенка Серафима, создателем центра абилитации и реабилитации детей с особенностями развития под названием «Серафим» в поселке Уреки в Грузии на берегу Черного моря. Значит, сейчас ваша семья полностью воссоединилась в Грузии. Скажи, пожалуйста, а сколько у вас из семьи еще в твоем центре? И что происходит? Происходят ли там тоже какие-то чудеса, как все время с тобой?

Л. Сергеева

— Смотри, у нас в центре никто не живет. Центр это как поликлиника — туда приходят, получают процедуры.

А. Леонтьева

— Зарываются в пески...

Л. Сергеева

— Нет, в пески зарываются на пляже. Потом приходят в центр. Он находится где-то метров 600 от пляжа. Нам муниципалитет, большое ему спасибо, выделил транспорт и оплачивает его. И их возят, потому что дети-то неходячие. И, особенно, если дождик, тяжеловато. И, соответственно, мы им сняли первый этаж в хорошей гостинице, удалось, слава тебе, Господи, на фандрайзинге собрать деньги, чтобы все эти потребности закрыть, хотя это тоже выглядело безумием. А потом выяснилось, что я была единственной в Грузии, кто решил эту задачу. Это смешно. Честное слово, больше никто не решил задачу проживания пациентов — все говорили, даже те врачи, которые, как и я, занимались тем, что обеспечивали, например, реабилитацию детям с особенностями развития, они все равно говорили, что семьи должны жить за свой счет, либо приезжать—уезжать, если они из этого же региона. А я приняла решение — я поняла, что они не могут не только реабилитацию себе оплатить — Грузия вообще бедная, а Гурия вообще бедная, то есть там просто капец в этом плане.
И, соответственно, я говорю себе: так, они оплатить себе не могут — ага, значит, надо на фандрайзинг еще десятку тысячи лари. Та-ак, ну ладно, — решила я и пошла смотреть отели. И нам удалось снять первый этаж нормального отеля, безусловно, не фешенебельного, но там были комфортные номера и мне было критично, чтобы это был именно первый этаж, потому что, не дай Бог, мокрая лестница, влажные тапочки — это была бы трагедия, если бы, не дай Бог, мама с неходячим ребенком на руках поскользнулась или что-то. И, короче, удалось и эту задачу реализовать. Они жили в гостинице, и мы точно так же там жили вшестером в четырехместном номере. В тесноте, конечно, с какими-то конфликтами, обидами друг на друга. Ну, а что, по-всякому бывает. Но зато, в итоге, прожили. Они приходили в сам реабилитационный центр, с ними занимались и врачи, педагоги и специалисты. У нас подобралась очень крепкая команда, неожиданная, этим занималась наш главврач, она собирала команду. Я сказала, что нужны спецы, она проводила собеседования, она подбирала персонал, она искала и так далее. Собрали реально очень и очень серьезную команду. И — коня. Коня.

А. Леонтьева

— Что значит — коня?

Л. Сергеева

— То и значит — у нас одним из наших специалистов был конь.

А. Леонтьева

— Та-ак.

Л. Сергеева

— Которого звали Золото. Этот конь приходил к нам и после курса реабилитации катал детей — это иппотерапия, которая реализована только в одном реабилитационном центре в Грузии, помимо нашего.

А. Леонтьева

— А конь к вам откуда пришел?

Л. Сергеева

— Из соседней деревни пришел конь.

А. Леонтьева

— Привели?

Л. Сергеева

— Конечно. Это было, конечно, классно, потому что дети получали и магнитные пески, плюс микроклимат во время сезона, плюс море, плюс комплексную терапию, плюс коняшку. И мы буквально в самые первые дни начали получать результаты. Я не ожидала абсолютно. Я, вообще, такой человек, мне жить легко, дурачкам легко живется, в том плане, что у меня ожиданий — у меня не было того, что сейчас мы как бабахнем. Вообще не было. Я думала: открыли — Господи, слава Тебе. Можно лечь и уснуть, потому что настолько... Последние недели перед открытием реабилитационного центра были безумно нервными, я аж закурила на радостях. Ужасно нервными — без сна, на кофе, в слезах, ну, тяжело безумно. Еще наложилась ситуация в семье, что мы начали с мужем какие-то терки тереть совершенно непонятные. И, короче говоря, это всё происходило ни дичайшем нерве. Я была абсолютно без ожиданий, как вдруг начали случаться чудеса. Чудеса-то, конечно, рукотворные, но не без Божьего Промысла.

А. Леонтьева

— Расскажи про чудеса, какие-то добрые истории.

Л. Сергеева

— Короче говоря, у нас была малышка Нино, у которой был гемипарез. Она крохотная-крохотная, лупоглазая, кудрявая малюточка, которой годик с небольшим. И у нее были парализованные ножка и ручка с одной стороны — это называется гемипарез, когда с одной стороны. Разумеется, с ней работали специалисты, она получала полностью комплексную реабилитацию, плюс коня, плюс песочную терапию. И буквально самой первой у нас была она, и через несколько дней она самостоятельно подняла и ручку и ножку.

А. Леонтьева

— Как прекрасно.

Л. Сергеева

— Это было невероятно. То есть для меня это было просто, знаете, я как будто отвлеклась от всего того, что меня прибивало к асфальту, потому что я продолжала находиться в тяжелейшем состоянии, я не понимала, где мы возьмем деньги. Я же всегда, знаете, — я делаю, а потом думаю, потому что мозгов нету. Ну, честно, ну, правда. Это про меня, к сожалению. Это так. Если бы я могла...

А. Леонтьева

— Считай, что мы тебе поверили.

Л. Сергеева

— Если бы я могла всё предусмотреть, я бы, наверное, вообще не взялась за это. Короче говоря, потом еще один мальчик Сандро вдруг заговорил. То есть он не говорил вообще. И потом, буквально через несколько дней после Нино, он начал говорить фразами. И потом его мама не могла заткнуть: «Боже мой, он разговаривает! Он болтает! Сандро, сколько можно?» Грузины, они же люди эмоциональные: «Вай мэ!». (Смеются.) Короче говоря, он начал говорить, то есть откуда что берется. Мальчишка со спина бифида — это тяжелейший диагноз, тяжелейший, генетический и неизлечимый — он встал. Он встал. Он не умел стоять, ничего...

А. Леонтьева

— То есть он не стоял.

Л. Сергеева

— Он встал, и у меня есть фотографии. Но это было еще не всё. К концу курса он в стенах реабилитационного центра по слогам сказал «дэ-да», что значит «ма-ма». У нас рыдали все во главе с главврачом. Рыдали навзрыд. И мама беременная рыдала навзрыд. Это было светопреставление просто. После этого точно так же — очень и очень бедная семья была, присланная из Гергетилецкого монастыря матушкой Емилией. Соответственно, они сказали, что там очень всё тяжело, у них ни денег, ничего — возьмите их, пожалуйста. Мы их взяли даже посреди курса, то есть вне обозначенных дат. Мы не берем денег, но берем ребенка. Была задержка физического развития. Ребенок сел. На следующий день я объелась «Наполеоном», который принесла его мама, потому что мама принесла реально целый поднос домашнего «Наполеона». Я его увидела и решила: «О-о-о, у нас есть пироженка!». (Смеется.) Под вечер я ходила с беременным пузом, и думала: «Боже мой, зачем я так объелась!» (Смеется.) Ну, мозгов-то нету, я же и объедаюсь точно так же, меня можно оттащить только за уши.

А. Леонтьева

— Какие чудесные истории происходят, и прямо у тебя на глазах.

Л. Сергеева

— Да! Да! И я поняла, что, Господи, всё не зря. Все-таки, все-таки, все-таки. Знаете, мне вспомнилась ситуация, — конечно, сейчас кто-нибудь надменно поведет бровью: что это она тут это самое... Ситуация была такая, когда от нас отказались 6 архитекторов и 4 юриста, и я понимаю, что ну всё. Я помню, что я была в здании реабилитационного центра: ну, вот ты и пришла, красотка — всё, тупик, ничего не будет. И я расстроилась, я разрыдалась, я уснула. И в каком-то типа тонком сне я увидела самого Серафима Саровского, который очень близок и мне и моей семье и так далее. И я смотрю, он у меня прямо на участке, где реабилитационный центр, с лопатой копает землю. Я спускаюсь, выбегаю: «Что происходит?» — «Давай-давай. Я сейчас буду копать, а ты земличку-то отбрасывай». Я говорю: «Ну, ладно». И он лопатой поднимает землю, и я ее начинаю отбрасывать. И он мне показывает, там внизу яма: «Вон они, наши бумажки, наши документы, вот они».

А. Леонтьева

— Ничего себе.

Л. Сергеева

— «Ты продолжай земличку-то отбрасывать, продолжай».

А. Леонтьева

— Та-ак.

Л. Сергеева

— И я потом переезжаю в Тбилиси, это же было самое первое лето. И через несколько месяцев потихоньку-потихоньку создается благотворительный фонд, оформляются все документы, мы получаем официальное решение Минздрава о том, как именно мы должны реконструировать здание для того, чтобы оно соответствовало всем стандартам детского медицинского учреждения. Тихо-тихо, тихо-тихо... Есть такое выражение в Грузии — если у нас «потихоньку» или " по чуть-чуть«, то у них там «тихо-тихо» — «нэла-нэла». И у нас тихо-тихо начало потихоньку двигаться — просто не надо было торопиться.

А. Леонтьева

— Земельку-то надо отбрасывать просто.

Л. Сергеева

— Да, ты еще поработай. А то ты решила, что сейчас всё так быстро будет, а ни фига. Ну, вот и всё. Я продолжала, и вот так вот получилось.

А. Леонтьева

— Лия, необыкновенный рассказ. Но осталось еще несколько минут, очень мало. Но я хотела бы, наверное, чтобы ты рассказала, как можно помочь твоему центру, потому что после твоего потрясающего горячего рассказа, я думаю, что найдется очень много желающих. Как помочь?

Л. Сергеева

— Во-первых, я хотела бы для начала извиниться, потому что я в очередной раз вела себя безобразно внутри этой передачи. (Смеется). И мне очень стыдно. Извините меня, пожалуйста, потому что я и всякие плохие слова употребляла, и вообще, и проблематику какую-то. Но, честно, я человек тяжелый, слабый, грешный и никакого ни героизма, ни благочестия во мне абсолютно нет — это чистая правда, это совершенно не попытка как-то превознестись, это наоборот, не с высоты моего благочестия, а с глубины моего падения и без всяческого кокетства сказано. Поэтому...

А. Леонтьева

— Посыпав себе голову пеплом, все-таки скажи, как помочь центру.

Л. Сергеева

— И не только пеплом. Я могу честно сказать, что если вдруг у вас будет желание, то, конечно, все наши реквизиты есть и на сайте www.Seraphim.live. И вы можете найти меня на «Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)», я там, правда, тоже плохо себя веду. (Смеется.) И в других соцсетях. И через Анну Леонтьеву тоже, которая, в отличие от меня, хорошо ведет себя в студии, можно найти. Я абсолютно дружелюбна, абсолютно... То есть звоните, пишите, шлите деньги, как всегда, можно почтой. Ну, это я просто дурака валяю. Если есть желание, короче говоря, меня совсем несложно найти, пощупать и расспросить о любых вариантах взаимодействия — руками, мозгами, деньгами, чем-то еще, идеями. Всё это несложно. Я на связи. Не ругайте меня — на самом деле, я стараюсь, просто не получается.

А. Леонтьева

— Лия, спасибо тебе огромное. Сегодня с нами плохо себя вела Лия Сергеева — мама четырех детей, мама особого ребенка Серафима, создатель центра абилитации и реабилитации детей с особенностями развития «Серафим» в поселке Уреки в Грузии на берегу Черного моря. Лия, спасибо тебе за откровенный разговор. С вами была Анна Леонтьева.

Л. Сергеева

— Всегда пожалуйста.

А. Леонтьева

— Спасибо. Всего тебе доброго.

Л. Сергеева

— Взаимно.