«Одиночество вне и внутри семьи». Прот. Георгий Завершинский

В нашей студии был благочинный приходов Сурожской епархии Московского патриархата в Шотландии и Северной Ирландии протоиерей Георгий Завершинский.

Мы говорили о том, чем уединение отличается от одиночества, из-за чего можно чувствовать себя одиноким в семье, и почему некоторые сознательно стремятся к уединенной жизни, несмотря на призыв Бога: «Нехорошо быть человеку одному». Отец Георгий размышлял, в чем может быть польза одиночества для христианина, и каким образом можно реализовать заповедь о любви к ближнему, если сознательно выбираешь жизнь в уединении.

Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова

---

А. Ананьев

— «Если верой и любовью открыться Богу до конца, то многое станет ясным в болезни и старении, а главное — в человеческой смерти. Ведь как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9)». Именно этими строками завершается книга, которую я сейчас держу в руках, друзья мои. И, в частности, об этой книге, в общем, об одиночестве, старении, болезнях — в общем, обо всем том, чего нам всем не избежать. Вот ипотеки избежать как-то можно, а вот старости, болезни, смерти, одиночества — нет. Вот об этом мы будем сегодня говорить в программе «Семейный час». В студии ведущая Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Какая праздничная тема. Александр Ананьев, который с таким энтузиазмом об этом говорит, что прямо аж дух захватывает.

А. Ананьев

— Ты знаешь, каждый раз, когда я думаю о том, что у меня скоро пенсия, я радуюсь — это же прекрасно.

А. Митрофанова

— Не надейся.

А. Ананьев

— Ну и сегодня мы беседуем с человеком, который всегда радостен, Алла Сергеевна, несмотря на километры, пандемии, закрытые границы — благочинный приходов Сурожской епархии Московского Патриархата в Шотландии и Северной Ирландии, доктор богословия, член Союза писателей, автора такого количества книг, что уже надо выстраивать отдельную библиотеку на радио «Вера», замечательный священник, протоиерей Георгий Завершинский. Добрый вечер, отец Георгий.

Протоиерей Георгий

— Какая радостная встреча.

А. Ананьев

— Радостная.

Протоиерей Георгий

— Искренне рад, дорогие Александр, Алла. И в этой студии возникает какое-то ощущение домашнего семейного очага.

А. Митрофанова

— Так и есть.

А. Ананьев

— Ну да, этого не отнять. Отец Георгий, начну с вопроса несколько провокационного, как мне кажется, и личного. Вы можете мне отказать в ответе. Вы бываете одиноки, вам бывает одиноко?

Протоиерей Георгий

— В хорошем смысле я не просто бываю, я этого ищу.

А. Ананьев

— Так.

Протоиерей Георгий

— Одиночества в хорошем смысле. То есть одиночество позволяет оставаться с самим собой.

А. Ананьев

— Ну, наверное, говорим тогда об уединении.

Протоиерей Георгий

— Ну, нет, уединение — это нечто внешнее, понимаете. Ведь можно оставаться самим собой, быть в одиночестве, в общем, в окружающих людей, где-то, не знаю, даже в компании или в городе, среди шумной толпы. А уединение — это действительно, когда человек один. Да, они взаимосвязаны, безусловно, но не однозначны.

А. Ананьев

— Уединение — это хорошо, это когда наконец тишина, когда можно остаться наедине со своим размышлениями, наедине с Богом, помолиться.

А. Митрофанова

— Жена наконец уснула.

А. Ананьев

— Я не хотел этого говорить, но да.

А. Митрофанова

— Не дергает своими идиотскими вопросами.

А. Ананьев

— Да. Вот это вот тишина и покой, уединение. Но в этом состоянии нельзя жить постоянно. В этом состояние нельзя жить долго. Одиночество — это когда ты заперт в клетке своего вечного, беспричинного — даже нет, причины, наверное, есть, о них мы тоже поговорим, но безвыходного уединения.

Протоиерей Георгий

— Возможен такой подход. Но давайте в рамках вашей парадигмы...

А. Ананьев

— Хорошо, в отрицательном смысле.

Протоиерей Георгий

— Я бы не вкладывал в одиночество отрицательный смысл. Почему я и написал эту книгу. Одиночество как бы высвечивается с одной стороны. Уединение — все-таки это физически, то есть ты действительно один, вот в тишине, в покое — это действительно это прекрасно. Кому-то. А кто-то тяготится этим, кто-то страдает, кто-то ищет, ждет встречи, а ее не происходит. И человек может до отчаяния дойти в том же самом уединении.

А. Ананьев

— Слушайте, это удивительно, потому что вот вы сейчас говорите вещи абсолютно неожиданные. Для наших слушателей хочу уточнить, что я сейчас держу в руках книгу протоиерея Георгия Завершинского, которая называется «Привилегия одиночества: Старение, болезнь, смерть. Православный взгляд». Обязательно найдите эту книгу, она, что называется, для каждого, потому что каждый с этим столкнется. Я был одинок, отец Георгий, я знаю, что такое одиночество. Ну действительно, когда ты живешь в большом городе, когда у тебя много коллег, когда постоянно кто-то звонит по телефону, но тебе неизбывно одиноко, ты один. В общем, даже есть те, кого ты призван любить и, по большому счету, любишь, но тебе все равно очень одиноко. Это было до нашей встречи с Аллой Сергеевной, до нашего знакомства, свадьбы и венчания. Но я был действительно одинок. Я не хочу повторения такой ситуации.

А. Митрофанова

— Добавлю. Отец Георгий, может быть, вы, как пастырь, тоже сталкивались с этим. Бывает, что и в семье человек чувствует себя бесконечно одиноким, не услышанным, не... как сказать... не почувствованным, с этим внутренним миром своим, который не с кем разделить. Парадоксальным образом одиночество в семье, может быть, это даже еще страшнее, чем одиночество в одиночестве.

А. Ананьев

— Мы обязательно посмотрим твоего Феллини. Все тебя слышат, все тебя понимают, прекрати.

А. Митрофанова

— Я вообще не про себя. Я абсолютно счастливый человек. При том что о чем сказал Саша, вот этот опыт проживания одиночества на протяжении многих лет, мне очень хорошо знаком. Поэтому то, что есть сейчас, может быть, мы поэтому так и ценим, бесконечно ценим, просто каждый день благодаря Бога за нашу встречу. Но, понимаете, когда человек живет один и чувствует себя одиноким — это, мне кажется, менее даже катастрофично, чем когда он живет в семье и чувствует себя одиноким. Потому что, если ты живешь один, у тебя еще есть надежда, что как-то это изменится. Господь великий режиссер, мы это знаем, и это меняется, во многих случаях это меняется. А когда ты в семье и у тебя нет взаимопонимания, ты чувствуешь себя — вот тут... Ну через этот опыт я не проходила, не знаю. Но у меня есть друзья, которые так живут. И это больно.

Протоиерей Георгий

— Боль порождаем чаще всего мы сами. И вот боль одиночества — это оно нераскрытое. Но вот еще раз я хотел бы обратить внимание на само название, которое пришло мне на ум, и укрепилось, и в конце концов вылилось в реальное название книги — вот о действительно неизбежном одиночестве, к которому каждый из нас придет, в семье ли мы там, в обществе, в компании, в коллективе работаем ли, ну я не знаю, творчеством ли занимаемся. Действительно, как с чего начал Александр, совершенно правильно, что это неизбежно. Так зачем же нам из этого делать трагедию, зачем же болью-то это обставлять? Давайте к этому отнесемся иначе.

А. Митрофанова

— А нехорошо человеку быть одному, отец Георгий. И что с этим делать? Это не мы сказали.

Протоиерей Георгий

— Но заметим, это сказал не Адам, прошу прощения, это сказал Господь. Обратите внимание, это очень важно, что Адам не выражал никаких своих чувств особенных при этом.

А. Ананьев

— Слушайте, мне не приходило это в голову. Адаму-то было хорошо...

Протоиерей Георгий

— Да, именно. Прошу прощения за этот смех, но он действительно непроизвольный. Но мы не знаем, хорошо или плохо, но во всяком случае...

А. Ананьев

— Нормально. Нормально.

Протоиерей Георгий

— Ну и потом, собственно говоря, одиночество Адама и появление Евы, ведь Ева-то, она из этого одиночества выросла же. Ведь человек спокойно, мирно спал, почивал, понимаешь, тут появилась она.

А. Ананьев

— Смотрел футбол, встречался с друзьями. Никому не мешал.

Протоиерей Георгий

— Никого не трогал, жил себе тихонько. И тут появилась она. Ну и, понимаете, с точки зрения Божественной одиночество как присутствие, как разделенность с Ним этого одиночества, личного, оно не нарушилось, понимаете. И вообще человек — сидя напротив вашей дивной пары, дивной семьи, я все-таки позволю себе сказать, — человек остается все-таки иногда наедине с самим собой. И это очень важно. Даже в присутствии или в отсутствии любимой половины мы все равно ищем этого уединения с самим собой, иначе мы не сможем сделать то, что задумали. Ну вот написать, допустим, проект новой программы, какой-то ошеломительный тезис...

А. Митрофанова

— У нас все проекты совместные, отец Георгий. Саша попал по полной программе.

Протоиерей Георгий

— Я наблюдаю Сашу, который пишет и сосредоточенно, внимательно. И наблюдаю вас, Алла, которая при этом так довольно...

А. Ананьев

— Легкомысленная особа, вы хотите сказать? Не без этого.

Протоиерей Георгий

— Именно. Вы выразили мою мысль, но я этого не говорил.

А. Митрофанова

— Хорошо.

Протоиерей Георгий

— Поэтому все равно человек как-то к этому приходит. Ну простите, ведь и молитва тоже разделенная есть, где двое или трое — да, действительно, литургическая молитва, общее дело, но есть, как мы называем в Церкви, келейная молитва, так ведь. Ну Иисусова молитва обычно келейно или в одиночестве произносится: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Не «нас» — вот пару семейную или кого-то, а «мя», хотя есть варианты уже и вот где «помилуй нас».

А. Митрофанова

— А помните эту притчу чудесную, про трех отшельников на острове?

Протоиерей Георгий

— Толстовскую.

А. Митрофанова

— Да, трое нас, трое вас, помилуй нас. А потом по воде бегут. Это единственная вообще молитва, которую они знают. А миссионер к ним приплыл...

Протоиерей Георгий

— Ну нет, это, знаете, это толстовсто, конечно, чистейшей воды, и ну в хорошем и во всех иных смыслах, то есть я не говорю ни положительно, ни отрицательно. Ну то есть это не притча. Это на самом деле такой вызов, челлендж, вызов человечности, Божеству, вызов самому себе, если хотите. Это художник, это великий гениальный художник выразил, понимаете, в такой простоте своей, в народности, ну мы это проглотили. Но это не Евангелие, и не евангельского духа, и не притча совсем, понимаете.

А. Митрофанова

— Вообще мы Толстого упомянули сейчас в связи с этой притчей — думаю, один из тех людей он как раз, кто одиночество осознавал очень глубоко. И это в его романах есть. Как человек, живущий сейчас в обнимку с «Анной Карениной», ну так скрупулезно читающий этот текст, совершенно точно вам могу сказать: он одиночество знал, и для него...

Протоиерей Георгий

— Так он любил одиночество, простите. Я убежден что любил, иначе он ничего этого бы не написал.

А. Митрофанова

— Возможно, для него бегство в одиночество было. Может ли быть бегство в одиночество вообще?

Протоиерей Георгий

— Я думаю, что нет. Я думаю, это поиск, это ожидание, это встреча, и желание быть в этом еще. А одиночество — нет боли и трагедии, я еще раз хочу это подчеркнуть, доколе мы сами не внесем туда боль, страдание. Ну вот как бы такое неизбывное желание: ну где же она? где же он? где же они? Пусть послушают меня, в конце концов, ну я же такой вот, я что-то важное хочу сказать! И вот тут начинают страдать. А собственно говоря, если что-то важное, действительно глубокое имеешь сказать — ну сохрани это в себе. Открой это перед Богом, понимаете. Разве этого мало?

А. Ананьев

— «Семейный час» на светлом радио, веселый и легкий, непосредственный — говорим сегодня о смерти, старении и болезни. В студии Алла Митрофанова и Александр Ананьев.

А. Митрофанова

— И одиночестве.

А. Ананьев

— Да, обязательно, и одиночестве. И наш дорогой собеседник, благочинный приходов Сурожской епархии Московского Патриархата в Шотландии и Северной Ирландии, доктор богословия, член Союза писателей, протоиерей Георгий Завершинский. И вспомнил один замечательный британский фантастический, ну как и всякий британский, несколько философский фильм, в котором прозвучал такой очень короткий диалог. А дело происходило в баре вечером. Are you here alone tonight? — Вы сегодня здесь один в баре? На что мужчина отвечает: We are all general alone... — то есть мы все, в принципе, одиноки. Об одиночестве говорим сегодня. Правильно ли я вас понимаю, дорогой отец Георгий, что одиночество суть следствие — ну в негативном, разрушительном, неконструктивном смысле — следствие наших грехов?

Протоиерей Георгий

— Ну нельзя не согласиться. Конечно, грех разделяет. Только грех разделяет человека внутри на части. А одиночество способно собрать эти части воедино. Только, конечно, при условии — каком? Присутствия. Ты в одиночестве, но ты присутствуешь. Где? Не знаю пока, где, но узнаю. И вот это ожидание, это намерение, это движение — собирание воедино тех разрозненных, разбитых частей, которые из-за твоих ошибок, каких-то ляпов жизненных, каких-то вот неумных желаний, неправильных, недостойных ожиданий. Ну а что ты ждешь? Почему ты ждешь лучшего все время? А разве то, что есть сейчас, недостойно тебя такого, каким ты есть, ну вот в твоем пусть одиночестве? Но все-таки да, почему привилегия? Потому что на самом деле это особенное состояние, которое является привилегированным, именно, знаете, не хотелось бы каким-то таким образом обращаться, где кто-то особенный выделен там, привилегирован, а вот прочие совсем не так. Нет, конечно, нет. Привилегия к каждому из людей обращена от Самого Бога, Который и есть наша с вами привилегия. Так вот привилегия одиночества — это присутствие Божественное в том одиночестве, которое мы разделяем с Ним лично.

А. Митрофанова

— То есть привилегия побыть с Богом.

Протоиерей Георгий

— Нет, привилегия — Сам Бог. Вот какова привилегия.

А. Ананьев

— Вот я не одинок, я с Богом.

А. Митрофанова

— Именно.

А. Ананьев

— Я не понимаю, причем здесь одиночество.

А. Митрофанова

— Не рассказывайте мне про это.

Протоиерей Георгий

— Нет, погодите, а здесь...

А. Митрофанова

— Не надо, понимаете. Я жила так много лет. Да, ты живешь с Богом, все хорошо. Но у тебя все ноет внутри и рвется на части, потому что...

А. Ананьев

— Нет, потому что одиночество не мешает и не является причиной, что ты с Богом или причиной, почему ты не с Богом, это отдельная история. Ну как мне кажется.

Протоиерей Георгий

— Ну знаете, Александр, здесь я все-таки как бы склоняюсь на сторону лучшей половины вашей семьи. А именно, конечно, это боль, конечно, это страдание. Но дело в том, что Бога-то нет здесь. В этом нет Бога. Есть упрек, может быть. Может быть, какой-то вызов даже Ему. Он не отступает от этого, но ожидает, пока от этого вызова, упрека мы наконец обратимся к осознанию себя предстоящими перед Ним. И тогда скажем: Господи, как Ты, как хорошо быть с Тобой!

А. Митрофанова

— А вот, кстати, точно, да.

Протоиерей Георгий

— Понимаете, и поэтому абсолютно ясно. Я думаю, каждый, многие из нас, наверное, каждый когда-то испытывал состояние как горькое, болезненное, тяжкое. Но и при этом вот такое неспокойное состояние, правда же?

А. Митрофанова

— Абсолютно точно.

Протоиерей Георгий

— Неспокойное.

А. Ананьев

— Неестественное, я бы даже сказал.

Протоиерей Георгий

— Да, именно, неестественное.

А. Митрофанова

— Потому что нехорошо человеку быть одному. Возвращаемся. Это Господь сказал.

А. Ананьев

— В это контексте я хочу вас вот о чем спросить, у меня сразу возник этот вопрос. Привилегия одиночества — вот именно такая постановка вопроса, на мой взгляд, она носит терапевтический характер. То есть человек, который проживает сейчас этот состояние — в силу возраста, болезней, в силу сложившихся обстоятельств, там я не знаю, что может в жизни произойти, чтобы человек оказался в тотальном одиночестве, предельном. Вот он увидит: привилегия одиночества — и поймет, что на самом деле, может быть, это и плюсы есть в этом его состоянии. Хотя, вот как мне кажется, и вы, и я, и даже Алла Сергеевна понимает, что в одиночестве этом на самом деле ничего хорошего нет. Но поддержать человека, который испытывает это болезненное состояние, нужно, и вам в первую очередь, как пастырю и священнику.

А. Митрофанова

— Мне кажется, отец Георгий все-таки о другом.

Протоиерей Георгий

— Да, мне тоже кажется так, что он немножко о другом. Нет, я понимаю абсолютно, дорогой Александр, вы как ведущий, как тонкий регулятор движения, вы нас как бы вызываете, вы провоцируете немножко нас, и это абсолютно ясно, потому что тут же мы выступаем вместе, вот у нас такой получился сегодня триумвират. Поэтому, конечно. Во-первых, там вот важен подзаголовок: «Старение, болезнь, смерть» — то есть как бы путь такой, да, путь неизбежный и неизбывный, которого никто вот не минует. Ну и в конце концов одиночество, которое уже, ну хотим мы этого или нет, но мы окажемся там. И случается, конечно, идеальные пары — он и она, значит, прожили в любви, согласии и умерли в один час, ну да...

А. Митрофанова

— Ой, это было бы прямо совсем хорошо.

А. Ананьев

— Ты свободна в четверг?

Протоиерей Георгий

— И, кстати говоря, чуть-чуть упомяну мой новый роман, который называется «Эликсир свободы». «Привилегия одиночества» — это уже несколько лет назад написанная и изданная книжка. А вот новый роман «Эликсир свободы», там пара, которая вот именно в желании уйти куда-то, улететь вдвоем, уединяется, уезжает в далекий Эдинбург, шотландский город, и там их находят уже поутру, значит, в каких-то клубах, исходящих из колбы какого-то такого газа странного состава, ну фактически...

А. Митрофанова

— Они накурились что ли? Простите.

Протоиерей Георгий

— Ну некоторый элемент тайны.

А. Митрофанова

— Мистики.

Протоиерей Георгий

— Мистики, да. «Эликсир свободы». Вот формула некая, которую они, как им кажется нашли, и вместе они двигаются, вместе они уходят, ну не из жизни совсем, а куда-то улетают.

А. Митрофанова

— Ну такая попытка зайти в бессмертие с черного хода, как я понимаю.

Протоиерей Георгий

— Ну нет, там не совсем то, там связано с феноменом осознанных сновидений. Есть такой ученый, Стивен Лаберж, американский, который вот исследует феномен осознанности во сне: то есть находясь во сне, человек сознает это, и тогда ему дается непостижимая власть над собой, над своей жизнью, потому что ты спишь и одновременно знаешь, что ты спишь. Ты то есть во сне можешь передвигаться в пространстве и времени практически без ограничений, без границ...

А. Митрофанова

— А, и на эту тему есть замечательный фильм у Кристофера Нолана, называется «Начало» — с Леонардо ДиКапри и Марион Котийяр. Там произошла драма, она перепутала сон и реальность. Он помнил, где сон, где реальность, она перепутала, и закончилась ее жизнь трагически.

А. Ананьев

— И испортила жизнь парню.

А. Митрофанова

— И его в итоге тоже.

Протоиерей Георгий

— И это, кстати, та, которая выходила во сне на прогулки в этом знаменитом творении Андрея Макаревича и вот в этом фильме...

А. Митрофанова

— «Когда она летала по ночам».

Протоиерей Георгий

— То есть это тоже из той же сферы. Непонятно, что он имел в виду, но вот осознанные сновидения. Но я не забуду концентрировать наше внимание на этой новой книге, чтобы не рассеиваться, но просто вот пребывание вместе, и вот уход вместе, ну как бы вот такое желание. Но ведь в реальности этого нет, реальность иная. Ну кто-то раньше, кто-то следом, а может быть, не совсем, может быть, какой-то еще живет период. Ну вы же понимаете, поскольку я, как священник, конечно, постоянно имею дело с людьми, в общем, одинокими, глубоко одинокими, пожилыми или в среднем возрасте. Ну ведь вы знаете, и церковь-то привлекает человека вот, ну прошу прощения, может быть, за такой образ, но вот человек одинок, человеку некуда пойти, человек не знает, не может себя найти. Ну куда ему податься? Ну куда пришел мытарь, этот вот грешник, которого ненавидел весь народ, потому что он продажная тварь, извиняюсь, он продался захватчикам. И куда он пошел? В храм, потому что ну нет у него больше пристанища, у этого бедного мытаря. А фарисей там, человек богатый, который благодарит Бога за все что у него есть. Ну до этого еще дойдем. Ну вот некуда больше идти одинокому человеку. Вот потому и привилегия, тут и происходит эта встреча. Но как — не принудительно, не по обещанию, не по программе, а тайно или таинственно, где и когда, на каком этапе — не знаем. На пути в храм, в храме самом, или после того, или вообще неизвестно, когда — не знаем. Ну мы в это верим, мы этого ожидаем, и в этом состоит привилегия самого одиночества.

А. Ананьев

— Есть для меня во всем этом один большой парадокс, который я не могу разрешить. И более того, я даже знаю, что вот вы сейчас дадите ответ, я его услышу, я его пойму, но это все равно не разрешит моего парадокса, потому что на его решение потребуется жизнь. Но, может быть, я на один шаг приближусь к его разрешению. Бог не хочет моей болезни, Бог не хочет моей смерти, нет в том Божией воли. Бог не хочет моих страданий, моего одиночества. Болезнь, смерть, одиночество, кариес — это все следствия грехопадения, следствия моей человеческой грешной, падшей природы. И с этим я ничего не поделаю. При этом вот мы говорим о том, что вот это все, что не от Бога, нам следует принимать: а) с благодарностью, б) находить в этом какие-то преференции и плюсы. Разве это не парадокс?

Протоиерей Георгий

— Ну это такой надуманный парадокс, дорогой Александр, надуманный. Конечно, все что случается, с чем мы сталкиваемся в этой жизни, как принято говорить, приходит от Бога. И в том числе и болезни...

А. Ананьев

— Но болезнь не может быть от Бога. Онкология не может быть от Бога.

Протоиерей Георгий

— Почему? Ну оно приходит. Ну как, что значит, не от Бога? Ну жизнь-то продолжается. И вот почему от Бога, потому что и сама смерть — это только лишь этап, это продолжение, и в этом смысле, конечно, от Бога и смерть даже. Но когда мы смотрим как бы изнутри или из перспективы собственной земной жизни, то нам кажется, что это не может быть связано с Богом. Но, конечно, Бог благ, Бог человеколюбив. И все что с нами происходит, но тогда, поскольку мы существа грешные, как вы сказали, тогда ничего нет от Бога, тогда все надо исключить и сказать, что Бог — это все, что меня не касается. Но ведь это тоже не парадокс, это будет просто абсурд, потому что неправильно. Бог Сам погружается в пучину этого мира, не будучи причастным этому, Он соприкасается со всем. Со всем — со грехом, с болезнью, с жаждой, голодом, страданием, одиночеством, простите. Помните, Христос, смиряется...

А. Ананьев

— С одной целью — чтобы мы выкарабкались из всего этого в жизнь вечную.

Протоиерей Георгий

— Знаете, цель Божия, она многократно превосходит наши представления о ней. И ну мы можем сказать, да, цель Бога, но при этом мы так, ремарку такую делаем, что, конечно, Он Сам знает Свои цели лучше, чем я. Я об этом могу догадаться. Поэтому Христос удаляется на гору в одиночестве, в молитве Он обращается к Отцу. А Гефсиманский сад? В одиночестве, ученики спят. Там тоже избирает апостолов, после того как сходит с горы, но после того, понимаете, здесь одиночество. Ну тоже вот привилегия, полная привилегия пребывания с Отцом, пребывания там, где я должен быть, ради чего я пришел в этот мир. Понимаете. И почему нам об этом сказано, почему сказано об одиночестве Христа? Ведь это можно исключить, ведь никто не знает, что с Ним происходит. Но откуда мы знаем о борении, вот это гефсиманское моление о чаше, откуда мы об этом знаем?

А. Митрофанова

— Если все апостолы спали, действительно.

Протоиерей Георгий

— Ну конечно. Откуда мы знаем? Христос им об этом не рассказывал, понимаете.

А. Ананьев

— Сейчас мы прервемся ровно на минуту, у нас полезная информация на светлом радио. А через минуту продолжим разговор о старении, болезни, смерти, одиночестве с нашим сегодняшним гостем, протоиереем Георгием Завершинским.

А. Ананьев

— И мы возвращаемся к нашему непростому, но очень важному разговору с благочинным приходов Сурожской епархии Московского Патриархата в Шотландии и Северной Ирландии, доктором богословия и автором нескольких десятков книг. Да, отец Георгий, ну как минимум?

Протоиерей Георгий

— Двух.

А. Ананьев

— Двух десятков, хорошо. Член Союза писателей, протоиерей Георгий Завершинский, сегодня вот принес нам замечательную книгу, о которой я давно уже хотел поговорить, она называется «Привилегия одиночества: Старение, болезнь, смерть. Православный взгляд». С вами Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Александр Ананьев.

А. Ананьев

— Если одиночество это действительно неестественно для человека — я просто продолжаю препарировать, отчасти вы уже ответили на этот вопрос. Но вот мне хочется услышать ваш ответ вот на какой вопрос: для чего люди выбирают путь одиночества сознательно? Там монахи-отшельники, монахи, которые живут в скиту, они уходят от человека и живут одни, причем делая одиночество, по сути, образом свой жизни. Ведь понятно же, что главное, чему должен научиться человек в этой жизни — это любовь. Поэтому и Бог Троица, чтобы реализовать эту любовь. Поэтому и у мужа жена, чтобы реализовать эту любовь. Поэтому и дети у нас — чтобы реализовать эту любовь. А тут человек, он как бы отметает вот эту вот задумку Бога о нем и говорит: нет, вот я буду любить в одиночестве. Разве это возможно?

Протоиерей Георгий

— Ну это потребность быть в уединении. Вот как верно такой термин привлекли: в уединении — то есть в удалении от прочих живых существ...

А. Ананьев

— Уединение — это если я в душ ухожу, вот там у меня уединение. А если человек на всю жизнь уходит жить один — это уже одиночество.

Протоиерей Георгий

— Ну хорошо. Ну такой терминологический, может быть, диссонанс, ну вполне так допустимо. Ну хорошо, это не человеческий каприз. Иногда бывает, тогда человек бывает крайне разочарован, и он не выдерживает этого.

А. Митрофанова

— Опять же повести Толстого на эту тему прекрасно иллюстрируют это самое разочарование.

Протоиерей Георгий

— Да, и просто человек не выдерживает, это слишком великое испытание. И мы знаем, что Антоний Великий, чью память мы на днях празднуем в Церкви, он в одиночестве страшные борения испытывал, и есть иконы, где сонмы этих бесов там его со всех сторон, значит, окружают, терзают, растягивают в разные стороны. И это действительно так происходит, но это незримая, невидимая брань, но она неизбежно постигает того, кто дерзает вот так идти, таким путем. И все-таки как бы Церковь нам представляет так, что это призыв, это все-таки Божий призыв, а не человеческий каприз — вот уйти там в пустыню, в скит куда-то. И поэтому, вы знаете, вот в монастырях, допустим, на Афоне и благословение на проживание в скиту очень-очень редко кто получает. Очень немногие. Там совет, значит, старцев Святой Горы, только-только благословение, избранничество, десятилетия человек проживает, его знают уже, и он знает себя, и тогда получает благословение на проживание в скиту, вот в этом одиночестве.

А. Митрофанова

— Могу ошибаться, у меня нет этого опыта, нет понимания, что это такое на самом деле отшельничество. Но, думаю, сознательный выбор человеческого сердца в пользу общения с Богом. Познания, более глубокого познания Бога Троцы, чтобы сосредоточиться на этом. Люди, как правило, потом все равно — ну мы знаем, пожалуйста, из примеров жизнеописания наших святых, преподобного Сергия Радонежского, Серафима Саровского — они живут отшельниками, к ним все равно люди потом приходят. И они этот опыт любви, который открыли для себя в богообщении — ну преподобный Сергий, он вообще исихаст, — начинают потом отдавать людям. То есть все равно это происходит. Но этот опыт любви, они открывают для себя вот в этом каком-то недостижимом для нас, простых смертных, богообщении.

А. Ананьев

— Вот это действительно нам очень трудно понять, и Алечке, и мне. У меня другая установка: хочешь общения с Богом — загляни в глаза своей жене, своим детям и своим родителям — там и увидишь Бога.

Протоиерей Георгий

— Ну позвольте тоже как бы вмешаться, с тем чтобы никто из нас с вами, из наших слушателей не почитал себя таковым, вот каким-то вот в стороне стоящим: ну да, это особенные святые, избранные, ну мы-то кто, куда ж нам... Это совсем не так. Вообще движения сердца Бог очень тонко видит, и ну Бог есть в нас самих, вот в этом движении сердца, которое открывает нам многое о самих себе, чего мы прежде не знали, не догадывались об этом даже. Поэтому, понимаете, рассматривать надо со многих точек зрения, углов зрения, там перспектив, через призму разных взглядов. Но как-то или с чрезмерным одобрением, или с чрезмерным осуждением относиться к тому или другому состоянию — или одиночеству, или, допустим, семейной жизни — это абсолютно Церковь не допускает такие подходы и правильно делает. Почему, потому что это равновеликие состояния, подчеркиваю. Вот совершенно верно, дорогой Александр, вы это так мудро заметили, что в глаза посмотреть другому человеку. Не кому-то на улице, которого ты никогда не знал, а вот ей, ему, которого ты уже ну со всех сторон, во всех, я не знаю, видах...

А. Ананьев

— А почему же не любому? У меня сегодня был прелестный случай, дорогой отец Георгий.

А. Митрофанова

— Ой, правда.

А. Ананьев

— Я дистанционно завел машину из своей квартиры. На улице зима, машина представляет собой сугроб. Думаю: ну выйду пораньше, почищу машину. Выхожу — а машина почищена стоит, как новая, и сосед рядом со щеткой стоит. Я с ним вот просто здороваюсь в лифте иногда, как это часто бывает с жителями больших домов. А он стоит, счастливый — машину мою почистил. Его никто не просил, мы с ним не друзья, мы с ним не сидим вечерами, не пьем чай. Я его даже не знаю, как зовут, понимаете. А он стоит, говорит: а я смотрю, у соседа машина заведена, дай, думаю, почищу. Ну вот разве это не проявление какой-то Божией любви?

А. Митрофанова

— Ну это чудо.

А. Ананьев

— Ну это просто я такой счастливый целый день хожу.

Протоиерей Георгий

— Я вам скажу, что он, ваш сосед, еще более счастливый, чем вы. Вот поверьте. Он от радости, а что еще надо: человек с утра проснулся, у него настроение, он полон энергии. Ну ведь действительно, видит — машина заведена, значит, человек сейчас придет. Дай-ка я ему сделаю, принесу радость, и мне будет хорошо. Вот это замечательно. Поэтому я и говорю, что взгляд в глаза, ну пусть этому соседу. Как вы его не знаете? Теперь вы его знаете, и как близкого вам человека, как того самого ближнего.

А. Митрофанова

— Ой, точно.

Протоиерей Георгий

— К которому проявили милосердие, он оказался теперь уже ближний для вас, а вы для него. Ну а в семье — я эту мысль тоже хотел бы довести до логического какого-то своего завершения, что ну насквозь мы знаем ее, или его, или там вот этих детей, которые ну каждое желание, каждое последующее движение там или слово — ну мне уже известно, что будет. И вот тут наступает момент как раз этой встречи неожиданной, которая мне открывает меня самого и того, кого я, как мне казалось, знаю насквозь, абсолютно с неожиданной стороны. И вот это именно и есть то самое счастье, та самая любовь, та самая радость, которая всегда неожиданна. Вообще любовь, вы знаете, не бывает привычкой. Может быть, кто-то из наших слушателей поспорил бы со мной, может быть, вы поспорите и скажете свою точку зрения, я с удовольствием выслушаю. Но на мой взгляд, любовь — это каждодневная влюбленность, ежечасная влюбленность. Вот если ты не влюблен в свою жену, вот сейчас прямо, здесь, ну значит, там иди пока, походи там, поищи себя самого, приди и влюбись в нее снова. И тогда будет это счастьем для вас обоих. Знаете, ну я об этом смею говорить, поскольку я все время в дороге, в поездке, вот возвращаешься домой и ты по-настоящему любишь свою жену, правда. Ты находишь в ней абсолютно неожиданного человека, которого ты вот только-только встретил в жизни, и опять сердцем всем своим полюбил.

А. Ананьев

— Вот она, польза путешествий, друзья.

Протоиерей Георгий

— Да, да.

А. Ананьев

— Путешествуйте, и вы будете всегда влюблены в свою жену. Я практически приготовил для вас подарок, блестящий образчик софистики, он несовершенен, но красив. И я наконец смог сформулировать разницу между одиночеством и уединением. Уединение, как мне кажется, это когда тебе никто не нужен, а одиночество — это когда никому не нужен ты. Почему у меня есть внутренний протест против выражения «привилегия одиночества», а именно так называется ваша книга, потому что я нахожу одиночество наказанием. Когда ты долго живешь в состоянии: да не нужен мне никто, ну не нужен, я прекрасен сам по себе. У меня есть карьера, у меня есть бары, театры, рестораны, у меня есть приличная квартира, мне сейчас ни до детей, ни до мужа — ну условно, да, я сейчас рисую какой-то такой гипотетический портрет приверженца концепции чайлдфри, условно опять же.

А. Митрофанова

— Ну почему же только чайлдфри? Я знаю людей, которые совсем не чайлдфри, но им тоже никто...

А. Ананьев

— Это схема такая, просто условно.

А. Митрофанова

— Да.

А. Ананьев

— Да. В конечном итоге наступает такой момент в жизни, когда из состояния «мне никто не нужен» ты переходишь в состоянии «никому не нужен я». И вот это наказание — это страшно, это то, что в народе называется: вот будешь старым, никто тебе стакан воды не принесет. За этой простой угрозой скрывается вообще страшная штука. Очень страшная. Я знаю людей, которые всю жизнь прожили для себя, и сейчас они мучаются наедине с телеканалом, оттого что они никому не нужны.

Протоиерей Георгий

— Ну вот все вы нас хотите напугать. Ну что тут скажешь, ну напугались мы, правда, испугались. Правда Алла?

А. Митрофанова

— Ну конечно.

Протоиерей Георгий

— Ну страшно, ну действительно, живешь-живешь... Ну прятался вот Александр со своими проектами, программами, а потом вспомнил: зачем же я, надо мне было все это обсуждать, говорить, кричать об этом. А кто же меня послушает, а кому это интересно? Каждый занят своим. Ну вот теперь, когда уже мне хотелось бы с кем-то поделиться, меня теперь никто не слушает, уже я никому не нужен. Вот страшно как.

А. Митрофанова

— Довольно так улыбается. Отец Георгий, посмотрите на Сашу, такой: да-да-да, развел, развел...

Протоиерей Георгий

— Развел. Ну вот, а я почему привилегия — потому что нужен я. Всегда. Даже когда потерян, со всеми ну расквитался, и от всех отошел, и вот там с каналом «Россия» остался, который мне не нужен, которому я не нужен, каналу «Россия». Ну а кому? Оказывается, есть кому я нужен. Мы же говорим о том, что привилегия-то в том, что я не один. Вы знаете, однажды был эпизод, я когда-то, много лет назад, тоже в путешествии, в одном из путешествий оказался в горах вот там вот, и по такому маршруту далекому, что-то 20 с лишним километров, в абсолютном таком уединении, одиночестве, как хотите это назовите — ни шороха, ни звука, ни птичка там не пролетит, ни листик не шелохнется. Ну такое в горах бывает, понимаете, там от всяких ветров, движений в воздухе все закрыто, и абсолютная тишина. Просто звенящая тишина. Ну ты один, ну там даже какая-то ящерка или мошка не пролетит, потому что никого, ничего нет. И вот в этот самый момент я ощутил, что я не один. Знаете, это настоящее ощущение, глубокое, пронзительное, что я не один. И в этом великое счастье и радость, я не хочу отсюда никуда уходить. Потому что я здесь не один. Понимаете, вот это ну как вот такой экспириенс, опыт я вам привожу, ну думаю, что многие с этим сталкиваются.

А. Ананьев

— Ну это звучит как нечто мимолетное. Вот здесь и сейчас.

Протоиерей Георгий

— Вы знаете, каждое мгновение мимолетно в жизни. В жизни вообще ничего не бывает постоянного, все течет, все меняется.

А. Ананьев

— Бывает — ипотека.

А. Митрофанова

— Тоже меняется.

Протоиерей Георгий

— Ну вы правильно говорите, само слово какое-то грустное такое, такое вот тяжелое: ипотека — ах...

А. Ананьев

— Синоним вечности.

А. Митрофанова

— Ну ладно вам, ну что же такое-то.

Протоиерей Георгий

— Ну а мы над этим посмеялись, нам легко стало. Мы как бы — раз, — и выскочили из-под нее, из-под этой ипотеки. И опять оказались там, где одиночество разделенное, где ты не один, не одна, ты ощущаешь присутствие, присутствие незримо, оно не чувственно, оно не умственно, оно просто факт бытия.

А. Ананьев

— «Семейный час» продолжается на радио «Вера». И сегодня мы беседуем о старении, болезни, смерти, одиночестве — очень жизнеутверждающий разговор у нас с протоиереем Георгием Завершинским, благочинным приходов Сурожской епархии Московского Патриархата в Шотландии и Северной Ирландии. Я Александр Ананьев, с нами Алла Митрофанова. Вот в контексте того, что вы только что сказали, дорогой отец Георгий. Мне очень понравилась нарисованная вами картина — она волшебная, она прекрасная. Я не знаю, может быть, не переживал этого опыта лично, но мне хочется. Внимание, вопрос, минута на обсуждение: этого можно добиться, пожелав этого? Потому что то, что вы рассказали, как мне кажется, это приходит к тебе не по твоей воле, это приходит к тебе само, и ты счастлив, потому что это состояние, оно есть.

А. Митрофанова

— Это как откровение своего рода.

А. Ананьев

— Вот я знаю, я могу пойти в лес. Найти красивую поляну, увидеть там бабочку, но не пережить того состояния, о котором вы говорите — состояния единения и неодиночества. Я буду одинокий мужик бородатый в лесу. Вот и все.

Протоиерей Георгий

— Ну конечно, это к этому Бог понуждаем не бывает, если мы говорим о Боге и Его присутствии. Ну ведь, конечно, можно иначе выразиться, увести разговор в другую плоскость и сказать: ну да, конечно, человек по природе вообще на самом деле — я с этим готов согласиться, по природе, поскольку он стремится не быть одиноким, то он изобретает свое неодиночество, даже пребывая в абсолютном одиночестве. Может быть и так, пусть. Но вот этот, иногда говорят эффект присутствия или не просто эффект, а само присутствие, реальное, тебя и твоего ну визави, вот там, где ты не видишь никого и не слышишь, и не чувствуешь, и не думаешь ни о чем — знаете, это ну как вот как наитие, как какой-то ветерок, ну Дух, Который дышит, где хочет, ветер, который приходит откуда — не знаем, куда уходит — не знаем. И в этом счастье, что мы этого не знаем. Вообще когда-нибудь, наверное, сгребу себя в охапку и напишу книгу о тайне. Ведь на самом деле счастье, что есть тайна. Понимаете, невозможно все разложить и не нужно разложить все по полочкам до конца. Вот одиночество, старение, болезнь, смерть в конце концов — ну давайте просчитаем, сколько лет мы еще проживем, что еще сделаем, каких вершин достигнем, с кем мы еще, чьи глаза увидим счастливые и сами какое счастье, да, испытаем счастье. Но давайте не будем все это прогнозировать, и тайна окажется для нас, ее внезапное появление окажется для нас подлинным счастьем. Не придуманным, а вот теми ста годами одиночества — гениальное звучание, — которые есть вечность. И это есть вечность присутствия тайны. Поэтому я думаю, что опять-таки говорить об этом можно, ну полагаясь на опыт сочувствия, сопричастности. Я убежден, что у каждого это есть, убежден абсолютно. Если этого нет, то оно обязательно будет. Вот откровение, тайна, присутствие и ну вот разделенность, и одиночество, которое перестало быть таковым.

А. Ананьев

— Неожиданный аспект: одиночество рождено тем, что нас слишком много. Японцы, которые живут по пять человек на квадратный метр — ужасно одинокие люди, это факт. Притом у нас не так давно была наша дорогая подруга, Настя Коваленкова, автор тоже целого ряда книг. Вот она выпустила книгу, которая называется «Хорошие люди», посвященную жизни в деревне. И я ее спросил: Насть, ну ты современная женщина большого города, и ты живешь вот сейчас в деревне, практически одна, тебе там вообще не бывает одиноко? На что она сказала: Саша, мне там не одиноко. На другом конце деревни живет еще одна бабушка, а раз в неделю приезжает тракторист. Как мне может быть одиноко? Может быть, действительно одиночество — это сейчас же эпидемия одиночества, сейчас очень много одиноких...

А. Митрофанова

— Ну это два разных одиночества.

А. Ананьев

— Почему?

А. Митрофанова

— То, о чем говорит Настя — состояние наполненности.

А. Ананьев

— Ей реально не одиноко — у нее есть бабушка на другом конце деревни. Ей не одиноко. А если бы она жила в 28-этажном доме 16-подъездном, и у нее было бы там соседей 1200 человек, ей было бы одиноко.

А. Митрофанова

— Ты понимаешь, в чем дело, мне кажется, что когда мы живем в многоподъездном доме, где полторы тысячи соседей, мы начинаем закрываться. Закрываться. Чувство самосохранения, инстинкт самосохранения, я не знаю, что начинает срабатывать, но когда нас действительно очень много, а японцев, ты совершенно справедливо сказал, очень много, и чтобы друг другу не наступить на ноги, они создали целую систему социальных отношений, где проходит по касательной граница, по границам, чтобы не внедряться в пространство другого человека. Из этого очень много разных девиаций. Ну в том числе, чтобы поговорить, чтобы с тобой просто поговорили, и тебе за это ничего не было, люди приходят в специальные кафе и платят. Ну это не официанты, это, наверное, девушки, наверное, молодые люди тоже есть, у которых работа — поговорить. Они не психологи, они не друзья тебе, они просто ты им платишь им деньги, они час с тобой сидят и разговаривают, или могут молчать, или что-то еще. И масса других таких же точно девиаций. Может быть — опять же я не японист, не берусь здесь судить, почему — но, может быть, в силу того что если ты будешь так общаться с друзьями, то ты им будешь тоже чего-то должен, а у тебя на это нет ресурса внутреннего. Так вот мы, когда живем в многоквартирных домах и заключены внутрь самих себя, с самими же собой заключены, потому что ну чтобы как-то уберечь немножечко свое внутреннее вот этот вот пространство, сберечь, сохранить его от других, мы вынуждены отгораживаться стенами от людей.

А. Ананьев

— Это такая гигиена.

А. Митрофанова

— Да, обратная сторона медали — вот это ощущение постоянного одиночества. Настя, которая живет в деревне, где на другом конце есть еще бабушка, а к ней еще приезжает муж, а там еще раз в неделю, может быть, она может поболтать с трактористом, она в состоянии открытости миру и, как следствие, открытости людям. И она наполнена, а не опустошена, как мы бываем в многоквартирных домах. Это два совершенно разных состояния одиночества — наполненности и опустошения.

А. Ананьев

— За что люблю свою жену — она умеет все разложить по полочкам.

Протоиерей Георгий

— По полочкам, да. Ну Алла, вы очень так тонко и очень внимательно разложили действительно этот многоквартирный дом по полочкам. И ну да, так, в общем-то, оно так и есть. Но человек этим не удовлетворяется. Никто из этих жителей, кто-то, допустим, как в моем многоквартирном доме, начинает усиленно, значит, производить ремонт в квартире. Причем постоянно, вот 10 лет я приезжаю...

А. Ананьев

— Чтобы напомнить о себе.

Протоиерей Георгий

— Вот уникальный момент: 10 лет я приезжаю, ну в какие-то моменты, от и до там, и вот в каждый приезд я слышу, как он дрелью там что-то производит в квартире. Ну какое, что тут можно, сколько отверстий пропилить в этих стенах бедных? И у меня ощущение, что этот человек просто так борется с одиночеством. Он так выходит из своей скорлупы, давая понять, что я же здесь есть, вот знайте об этом, пожалуйста, вот вы вверху, внизу, слева, справа. Ну то есть своего рода такой вот протест внутренний, хотя неосознанный, конечно. Вот ваш рассказ и ваш образ, который вы дали, Алла, это ведь тоже протест. Ведь, понимаете, вы протестуете против этого, находясь, вероятно, сама в подобном положении. И подобный протест рождается у всех. Нет такого состояния удовлетворенности той скорлупой или, я не знаю, не буду другие образы приводить...

А. Митрофанова

— Просто понимаете, какая штука... Да, скорлупа — это очень точный образ, очень Достоевский, мне кажется.

Протоиерей Георгий

— Или футляр, помните у Чехова — человек в футляре.

А. Митрофанова

— Есть такое тоже. Просто когда мы загоняем себя в скорлупу от других людей, мы же автоматически и от Бога загоняем себя в эту скорлупу. Он-то от нас не в скорлупе, а мы от него, как следствие, пытаемся...

А. Ананьев

— Или что, может быть, еще хуже: внутри скорлупы мы создаем своего, подскорлупного бога такого...

А. Митрофанова

— Кстати.

А. Ананьев

— С которым у нас, да, как нам кажется, прекрасные отношения — он нами доволен, мы им довольны.

Протоиерей Георгий

— Ну что-то у нас, у вас фривольные такие опрощения, скажем так. Ну Бог ведь есть там, где Он вот непостижим. Ну почему Ему не пройти через эту скорлупу, или футляр, или, извините, гроб? Да везде Он был — и в аду, там вот, сквозь эту толщу, там Он был.

А. Ананьев

— Ох, не мне вам рассказывать, дорогой отец Георгий, как человек ловко умеет запереть свое сердце изнутри.

Протоиерей Георгий

— Не согласен. Не получится до конца. Вот до конца запереть не получится. Хотя некоторые даже из святых отцов считают, что, вообще говоря, возможно, человек способен на такое, что до конца закрыться от Бога. Вообще до конца, до самого последнего конца. Но я вот как-то с этим не соглашаюсь, не верю в это. Ну нет такой скорлупы, которая абсолютно закроет нас от Бога, нет такого идола, которым мы заместим Бога до конца. Ну вот, ну прошу прощения.

А. Ананьев

— Слушайте, вы просто счастливый человек, отец Георгий. Вы говорите сейчас на основе своего собственного опыта. И то, о чем я вам говорю, вам настолько чуждо, что вам кажется, что этого не бывает. А мне кажется, бывает. Я наконец дорисовал себе картину твоей фразы: двери ада заперты изнутри...

А. Митрофанова

— Это не моя, это Льюис.

А. Ананьев

— Ну она твоя самая любимая или одна из самых любимых. Ад — это одиночество. Ад — это место, где нет Бога. Ад — это закрытое изнутри сердце человека, который не впускает туда Бога. Это не связано с возрастом, болезнью. социальным положением, местом жительства. Если ты запер свое сердце изнутри, тебе одиноко, ты в аду. Открой свое сердце — и, вне зависимости от прочих обстоятельств, ты не будешь одинок. А, как хорошо получилось?

Протоиерей Георгий

— Ну Саша, я извиняюсь, мы как-то мы манипулируем всем этим. Ну что это? Вот я закрылся от Бога, вот я открылся, вот как захотел — так впустил, не захотел — не впустил.

А. Ананьев

— Это в моих силах.

Протоиерей Георгий

— Что-то здесь меня коробит, знаете.

А. Ананьев

— Что?

Протоиерей Георгий

— Ну вот давайте, если время осталось, попробуем.

А. Ананьев

— Минута осталась.

А. Митрофанова

— Минута одна.

Протоиерей Георгий

— Ну достаточно. В вечности, знаете, минута обращается в тысячу лет. Итак, ну нет такой манипуляции, это придуманное нами, это иллюзия, это на самом деле фейк такой внутренний, которым мы изобрели, думаем, что это так. Но на самом деле Бог не внедряется в жизнь насильно, но Он не видит этих препятствий. Ну препятствия мы видим сами только, нам кажется, что они есть. Ну конечно, Бог насильно не вмешается. Но Он терпелив и многомилостив, Он ожидает бесконечно. Вы вдумайтесь, мы не можем бесконечно этому сопротивляться, Его ожиданию и долготерпению Божиему. Ведь оно превосходит наше, ну простите, насилие над собой, вот это насильственное одиночество, в которым мы, как вы говорите, заперлись и все. Ну как все? Нет, не все. Настанет момент, потому что нет бесконечного. Вечность ада обусловлена, как говорит нам Писание и святые отцы. Оно обусловлено кем? Создателем. Вечность, вечно только пребывание с Богом. А в аду пребывание называется вечным, но эта вечность обусловлена тем, что мы этого добились и как бы закрылись, хотим там быть. Ну пока хотите — будьте. Но потом это хотение перестанет быть таковым. Оно станет лучик света в темном царстве, и все начинает раскрывается, потихонечку все выползает, и жизнь, оказывается, продолжается. Ну вот.

А. Ананьев

— Я думаю, наши слушатели согласятся со мной в том, что от разговора с отцом Георгием жизнь становится светлее, радостнее и не такой безнадежной, как она кажется, когда тебе очень-очень одиноко, ты болен, ты никому не нужен, ты стар, и дальше будет только хуже. Нет, все будет хорошо. Спасибо вам, дорогой отец Георгий, вот правда, благодарю вас за эту беседу. И простите мне мои провокации. Мне кажется, что без них разговор становится пресным. Сегодня мы беседовали с благочинным приходов Сурожской епархии Московского Патриархата в Шотландии и Северной Ирландии, доктором богословия, членом Союза писателей, протоиереем Георгием Завершинским, который вот принес книгу — обязательно ее найдите — «Привилегия одиночества: Старение, болезнь, смерть. Православный взгляд», автор Георгий Завершинский. Спасибо вам. Спасибо. С вами была Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Александр Ананьев.

А. Ананьев

— Услышимся ровно через неделю.

А. Митрофанова

— До свидания.

А. Ананьев

— Пока.