«Неделя о блудном сыне». Прот. Федор Бородин

Мы беседовали с настоятелем храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиереем Федором Бородиным.

Разговор шел об особенностях богослужения в ближайшее воскресенье, в которое вспоминается притча о блудном сыне. Мы говорили о праздновании памяти святых священномученика Ермогена, патриарха Московского и всея Руси, святителя Льва I Великого, преподобного Феодора Санаксарского, 34 преподобномучеников Валаамских и святителя Евстафия Антиохийского. Также отец Федор рассказал о смыслах и значении Вселенской родительской (мясопустной) субботы.

---

М.Борисова:

— Добрый вечер, дорогие друзья!

В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица».

В студии — Марина Борисова и мой сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Фёдор Бородин.

О.Фёдор:

— Добрый вечер, здравствуйте!

М.Борисова:

— С его помощью, мы постараемся разобраться в смысле и особенностях Богослужений предстоящей недели, начинающейся завтра, в Воскресенье о Блудном Сыне — второе подготовительное воскресенье перед Великим постом.

Вот, отец Фёдор, сегодня на утрени мы, первый раз в этом году, слышали, как пели 136 псалом «На реках Вавилонских...». То есть, если, до сих пор, мы слышали лишь дальние отголоски, отзвуки Великого поста, то, с этого дня, мы его приближение уже чувствуем вполне ощутимо.

На завтрашней Воскресной службе мы будем слушать отрывок из 1-го Послания апостола Павла к Коринфянам — из 6 главы стихи с 12 по 20, — и начинаются они фразой, которую очень мы любим цитировать, но ничего мы в ней не понимаем. Чем больше живём в Церкви, тем больше спотыкаемся на том, что смысл её остаётся вне зоны нашего понимания — и души, и разума.

Звучит это так: «Всё мне позволительно, но не всё полезно. Всё мне позволительно, но ничто не должно обладать мною».

Вот, «всё позволительно» — это мы хорошо понимаем, а всё остальное — не очень.

О.Фёдор:

— Ну... не всё полезно — значит, вредно. Та свобода, которая дарована мне от Господа — она должна быть мной окончена тогда, когда я чувствую, что грех мне вредит.

Мне кажется, что одна из характеристик взрослого христианина — это, как раз, чуткое понимание греха, который мне вредит. Я не грешу не потому, что меня накажут, а потому же, почему я не пью соляную кислоту, например, и не режу себе палец пилой, понимаете? Потому, что это — больно, это разрушает меня. Вот, слова апостола Павла — они об этом. Потому, что я сам должен дорасти до того, чтобы понимать, что это я делать не буду — потому, что мне будет плохо от этого.

А вторая часть «... но ничто не должно обладать мною» говорит нам о том, что грех может рассматриваться — в своей крайней стадии, стадии страсти — может рассматриваться, как плен. Когда то, что обладает мною становится сильнее моей воли, да? Фактически, страсть, по определению святых отцов, это навык ко греху, который сильнее воли человека, который укоренён настолько глубоко, что его почти невозможно вырвать. И — как свидетельство того, что человек не таков, как должен быть.

М.Борисова:

— Но почему так важно упоминание именно об этом в подготовительную неделю перед Великим постом?

О.Фёдор:

— А надо вспомнить, что мы не дома, что мы — не на месте.

Понимаете, покаяние — это возвращение. Это — возвращение в нормальное состояние. И это — очень важно. Потому, что мы сейчас будем поститься строже, чем в любое другое время года. Мы будем совершать другие какие-то, может быть, добродетельные поступки, ради Господа. Но мы должны понимать, что мы — не даём Богу взаймы. Мы с Ним не торгуемся, и мы не делаем что-то, что Ему нужно. Мы просто возвращаемся в нормальное состояние. Потому, что в нормальном состоянии — человеческой свободы — человек свободен, прежде всего, от греха.

«Кто кому служит, тот тому и раб», — апостол Павел говорит. Поэтому, надо вырвать из себя этот плен, или — себя из этого плена, и снова стать свободным.

Вот, я помню, разговаривал с одной женщиной, доктором наук, наркологом, которая всю жизнь проработала в сфере помощи алкоголезависимым людям. Это было на курсах повышения квалификации, 15 лет назад, в Новоспасском монастыре. И она говорит: «Я — алкозависимый человек, в ремиссии». «Сколько Вы не пьёте?» — мы её спрашиваем, священники. «Тридцать лет». «А почему Вы — алкозависимый человек?» «Да потому, что я иду мимо киоска, — тогда ещё были киоски, — и я чувствую и знаю всё на вкус, и сколько что стоит, и как что пахнет». Понимаете?

То есть, вот этот плен, когда человек обладаем страстью, когда он не может ей противостоять, он должен быть преодолён. Именно поэтому поётся «На реках Вавилонских...» Израиль — не дома. Он — не у себя на родине, не в земле, обетованной ему Богом. Надо вернуться. И именно поэтому делается акцент этим псалмом, что мы — не на месте. Вернёмся в нормальное состояние!

М.Борисова:

— Вот, о том, как вернуться в нормальное состояние говорит и отрывок из Евангелия от Луки из 15 главы, стихи 11-32 — это известная всем нам притча о блудном сыне. Но столько, сколько толкований существует на эту притчу, наверное, ни на какую другую столько толкований нет. Но, сколько бы мы ни читали эти толкования, всё равно, есть масса нюансов смысловых, которые остаются для нас как бы за кадром.

И, вот, мне хочется сегодня напомнить то, на что обращал внимание митрополит Антоний Сурожский в своей проповеди, посвящённой этой притче. Он говорил о том, что, сконцентрировав внимание на истории младшего сына, мы часто оставляем за скобками историю старшего сына, которая может нас не меньше научить, чем та история покаяния и преображения через падение, которой мы учимся, глядя на перипетии жизни младшего сына.

Вот, что за феномен старшего сына, который никуда не уходил и никого не предавал?

О.Фёдор:

— Старший сын — это труженик отцовский, это его опора и надежда. Это человек, который верен. Но, при этом, он далёк от духа своего отца — он его не понимает. Потому, что он не понимает: «Как это можно просто взять и простить его младшего брата? Его же нельзя простить — он не может быть больше братом!» И здесь разговор — так же, как и в притче о мытаре и фарисее — о том, что то, что происходит в душе человека, Богу видно. А выражается это, и мы можем определить, что с нами что-то не так по тому, что у нас — не то отношение к ближнему.

Речь идёт о чистой совести перед ближним. И проверить себя — даже если мы находимся в доме Отца, если мы всё время в Церкви, если мы никуда не уходим, если мы участвуем в Таинствах, если мы молимся, но, при этом, мы не принимаем своего кающегося брата, мы считаем себя — выше, то, значит, мы не понимаем Отца.

М.Борисова:

— Но, ведь, при том, что... человек же не может себя заставить любить, если он этой любви не чувствует. Вот, старший сын — ну, вот, не способен он к таким проявлениям любви, как отец. Ну, не может... вот... видит он младшего брата, который накуролесил столько, что оторопь берёт, и не может он вызвать в себе искусственно это чувство. Но... а как? Ведь, очень часто это бывает в нашей жизни. Мы умом — понимаем, мы читали Евангелие, мы читали Апостольские Послания, нам, каждый раз, в церкви, на проповеди, напоминают о любви к ближнему, мы — молимся, мы читаем молитву «Отче наш...», но мы не можем себя заставить любить — ну, нету этого чувства!

Вот, видим мы человека, который, как младший сын, накуролесил, и... ну, да, мы понимаем — да, надо его простить, надо его принять. А, вот, сделать ещё какой-то внутри шаг — не в наших силах...

О.Фёдор:

— Но, ведь, любовь к брату — естественна для человека. Они росли вместе, это — младший брат, как можно его не любить? Что-то убило эту любовь. И притча показывает — что. Осуждение. Это — когда я считаю, что я — на месте, и я — прав, и всё должно достаться мне — и отцовское внимание ( вот это «наследство», да?) — оно моё. А он — недостоин.

Любовь — она же... она же убивается, понимаете? И, если я начинаю судить другого человека, любовь — уже умаляется. Любовь — не бесчинствует, не ищет своего... мы помним этот гимн любви. Где там место осуждению? Там нет места осуждению.

М.Борисова:

— Вы знаете, я рискну предложить такой пример из жизни, что ли. Потому, что когда мы... вот... о высоком начинаем рассуждать, мы все согласны. Но как преломить это в собственной, конкретной жизни? Вот, пример.

Довелось мне одно время пожить послушницей в монастыре. Как Вы понимаете, жизнь послушников достаточно физически трудна. Потому, что очень много послушаний, очень много ограничений, люди ещё к этому не готовы, молитвы особой нет, чтобы, всё время, себя ею поддерживать, обуреваемы... там... и страстями, и сомнениями — понятно, что... в общем... ну... не подвижники.

И, вот, на фоне всех этих трудов и испытаний, приезжают... ну... как это сейчас принято говорить, спонсоры. То есть, люди, которые имеют возможность и желание жертвовать.

И, вот, Матушка игумения приглашает их к себе, всячески их ублажает, поит, кормит, тратит на них время, и у этих несчастных послушниц, которые далеко от совершенства находятся, вскипает вот это самое чувство старшего сына: «Ну, почему на нас-то столько времени у неё нету? Вот, у нас — куча всяких вопросов неразрешённых, а, как ни ткнёшься, она всё — либо в отъезде, либо занята. А тут — приехали какие-то расфуфыренные барыни, и, вот, с ними она тут полтора часа беседует, и ей на них времени не жалко...» — вот, вот о чём я говорю. Это — не только в монастыре, это в любой и в мирской жизни такое ощущение бывает часто.

О.Фёдор:

— Это — и в храме, когда священник понимает, что вот этот новопришедший в храм человек требует повышенного внимания, и, значит, большего времени. А человек, который ходит в храм, и всегда здесь, который ходит постоянно на службы, его надо попросить сократить время исповеди. Люди обижаются, конечно.

Мне кажется, что это оттого, что, всё равно, где-то в сердце своём, мы себя превозносим. Мы говорим: «Я достоин другого». Понимаете, мы отодвигаем своё сокрушение сердечное — то, что святые отцы называют «сердечной болью». С этим тяжело жить всё время, но, на самом деле, это и есть настоящая жизнь. Вот, когда «сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит». Это надо в себе возгревать, это надо в себе беречь. И, если в тебе есть это, то в тебе обязательно есть благодарность Богу за всё, что тебе даётся. Может быть, мало, может быть, немного.

Да, мы все помним, как три инока пришли к преподобному Антонию Великому — два задавали вопросы, а третий — просто сидел. Он говорит: «Ну, а ты, брат? Ты проделал такой большой путь — что же ты ничего не спросишь?» — «А мне и увидеть тебя, авва, большое научение», — он говорит. Понимаете?

То есть, ты — за всё благодарен, ты — рад всему, ты — не достоин всего, что тебе дано от Бога — это всё дар, это всё — милость...

«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА»

М.Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям — в эфире программа «Седмица».

С студии — Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Фёдор Бородин.

И мы говорим о смысле и особенностях Богослужений второй подготовительной седмицы перед Великим постом.

Вот, седмица эта называется «мясопустная». Во-первых, наверное, надо нашим радиослушателям пояснить, что это такое — «мясопустная», и — почему.

Вот, перед этим, у нас была неделя, где были отменены постные дни. А теперь вот — какая-то загадочная «мясопустная» неделя.

О.Фёдор:

— Ну... «отпуст» — это значит «окончание», когда будет пусто после этого. Это — последняя седмица, когда мы вкушаем мясо. Потом начнётся «Масленица», или — «сырная» седмица, и там мясо уже не будет употребляться в пищу, и это будет первое ограничение. И это будет удивительно, потому, что все считают, что Масленица — это время, когда надо наесться до отвалу много раз. Нет, не так. Это — время первых ограничений. Вот, оно и придёт. И это будет отпуст на мясо — отсюда и название «мясопустная».

М.Борисова:

— На этой неделе мы будем вспоминать удивительного святителя — удивительного во всех отношениях, мне кажется ещё и потому, что он чрезвычайно актуален. То есть, вся его жизнь, весь пример его подвига — он настолько современен, что иногда даже страшно становится. Я имею в виду священномученика Ермогена, Патриарха Московского и всея Руси. Память его — 2 марта.

Мы привыкли ассоциировать с двумя моментами его биографии имя этого святого. Во-первых, это обретение... чудесное обретение Казанской иконы Божией Матери, и, второе — это его трагическую гибель от голода в Кремле, во время смуты.

Эти две вехи как-то ещё остаются в памяти, но «за кадром» остаётся ещё очень многое в личности и жизни этого святителя, о чём мне хотелось бы напомнить нашим радиослушателям, и поразмышлять.

Во-первых, он попал на Первосвятительское служение в тот момент, когда развалилось, казалось бы, уже всё. Практически, страна осталась без легитимной верховной светской власти. Потому, что череда самозванцев и, собственно, очень сомнительная личность — так называемый, царь Василий Шуйский, который, собственно, и призвал святителя Ермогена взять на себя Патриаршее служение — притом, что в стране было уже два Патриарха. Один был на покое — он ушёл сам, потому, что не мог благословлять то, что, как предстоятель Церкви, вынужден был благословлять. Второй был искусственно посажен на Патриарший престол, но, в результате, сам принял унию, и... как бы... бежал от этого креста.

И, вот, оказывается на этом месте Патриарх Ермоген, который прослыл очень суровым и очень жёстким человеком в церковной среде. И вдруг этот суровый пастырь абсолютно принимает роль защитника Царского престола — притом, что он отдаёт себе полностью отчёт, что за личность сидит на этом престоле. То есть, никаких иллюзий по поводу Василия Шуйского у него нету. И, при этом, он всячески отстаивает его... вот этот... его право занимать этот престол — потому, что он был помазан на Царство.

Что это за странный феномен? Казалось бы, наоборот — все обличают нечестивых правителей, ну, и ты — такой суровый, очень строгий и к себе, и к окружающим, пастырь — ты, вроде как, должен обличать. А вдруг — он становится защитником Престола Царского.

О.Фёдор:

— Ну... нам, христианам, не всегда приходится выбирать между белым и чёрным. Чаще всего, нам приходится выбирать между серым и тёмно-серым. И, конечно, святитель Ермоген прекрасно понимал личность Василия Шуйского. Но, во-первых, это, действительно, был помазанный на Царство человек — то есть, человек, которому дарована благодать Божия, помогающая, если он не препятствует её действию. И, во-вторых, он понимал, что после Василия Шуйского, если того свергнут, будет полный хаос — совсем полный хаос. Поэтому, он его и поддерживал. И мы знаем, что голос Патриарха был очень важен для всех.

Действительно, люди, разуверившиеся в представителях власти — они обратились к власти духовной. И вот эти знаменитые слова смолян, которых призывали оставить, во время обороны от поляков, Смоленск... они пишут: «Теперь мы стали безгосударны, и Патриарх у нас — человек начальный. Без Патриарха теперь о таком великом деле советовать непригоже». То есть, роль в Государстве, которой от него ожидали люди, которая, в принципе, не роль епископа — епископ не этим должен заниматься. Но он услышал это, как задание Божие, увидел это, он понял, что на него надеются, и он взял на себя этот крест, и понёс его. Вот, в этом его, конечно, величие, этого человека.

М.Борисова:

— Я просто хочу напомнить, что, помимо того, что нам известно из учебников истории в школе, по поводу смуты, есть ещё очень важный нюанс того, что происходило тогда в русском обществе.

Русский хронограф от 1617 года пишет, что в смуту «...взбесились многие церковники: не только мирские люди, чтецы и певцы, но и священники, и дьяконы, и иноки многие, кровь христианскую проливая, и чин священства с себя свергнув, радовались всякому злодейству». И этих вот, как раз, крамольников Патриарх Ермоген старался наставить на путь истинный — «иных молениями, иных запрещениями, скверных же и кровопролитников, и не хотящих на покаяние обратитися — тех проклятию предавая, а кающихся истиною — тех любезно приемля, и многих от смерти избавляя ходатайством своим».

То есть, это... представить себе, что нужно было делать... Мало того, Государство рассыпается, так ведь и Церковь рассыпается!

О.Фёдор:

— Вообще, мы плохо представляем себе масштаб того, что Вы сейчас обозначили, как «Государство рассыпается».

1609 год... если я ошибаюсь, простите меня... но это год, когда было убито население двух городов Руси — Углича и Галича. Полностью. Вместе со стариками и детьми. Это сделали поляки. Это был геноцид двух этих городов.

Мы знаем, что чрезвычайно усилились набеги на южные рубежи России со стороны Крымских татар, и, чуть ли не на четверть, сократилось, вообще, население страны в её южных пределах. Такая же участь ждала Малороссию, и это было страшно.

То, что священники, которые, видимо, пришли к священному сану, как... то, что мы сейчас называем «требоисполнители», не понимали своего служения — утешения, умирения, служения людям, они стали вести себя так, как и все остальные разбойники. Каждый стал — за себя. Да, диавол всех разделил.

И, получается, что святитель Гермоген — он не мог рассчитывать на очень многих своих священнослужителей, которые, в принципе, должны были бы быть у него в послушании. Вот, это, конечно, страшная беда.

Поэтому, он увещевает всех, он взывает к совести, он говорит: «Вы стали христоборцами! То есть, когда вы боретесь за себя, вы боретесь со Христом».

М.Борисова:

— Ну... вот... его послания, которые, собственно, и сделали возможным переворот в сознании многих русских людей — тоже как памятник вот этого вот удивительного дара слова. Он писал: «Обращаюсь к вам, бывшим православным христианам, всякого чина и возраста! Вы отпали от Бога, от правды и Апостольской Церкви! Я плачу: помилуйте свои души! Забыли вы обеты православной веры вашей, в которой родились, крестились, воспитались, возросли. Посмотрите, как отечество расхищается и разоряется чужими, какому поруганию предаются святые иконы и церкви, как проливается и вопиет к Богу кровь невинных!

На кого вы поднимаете оружие — не на Бога ли, сотворившего вас, не на своих ли братьев, не своё ли отечество разоряете?

Заклинаю вас именем Господа Бога: отстаньте от своего начинания, пока есть время, чтобы не погибнуть, а мы — примем вас, кающихся».

Вот, после такого обличения — такая концовка.

О.Фёдор:

— Да... это — настоящее архипастырство. Принять кающегося человека, как бы он ни согрешил.

М.Борисова:

— Всегда ли слово может повернуть толпу? И даже не толпу, а толпы, совершенно уже потерявших всякие представления о добре и зле, разрешивших себе всё, людей. Где грань, когда должна быть применена власть и... ну... сила — для того, чтобы усмирить то, что вскипает в большинстве людей? Либо... вот... всё-таки, словом можно ещё что-то сделать, можно как-то остановить?

Потому, что Послания Патриарха Ермогена — они доходили до людей, которые уже, казалось бы, были не в состоянии вообще ничего воспринимать.

О.Фёдор:

— Да, это было слово со властию. А власть, в христианском понимании, предполагает обязанность пресечения генерации зла. Любая власть. Например, власть родительская в детях. Власть, как послушание Богу, предполагает, что тогда, когда твой подопечный тяжко грешит, ты не можешь промолчать — ты должен ему об этом сказать.

И, когда об этом говорит Патриарх, святитель Гермоген, то народ слушает его потому, что... Вот, мы сейчас поём «Великого господина и отца нашего Кирилла, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси»... так, вот, «Великого господина...» — мы сейчас не понимаем, что это такое. А для людей эпохи Гермогена, «Великого господина...» — это чин, равный тому, как поминался Царь. То есть... именно поэтому, в отсутствие законного Царя, или, по крайней мере, уважаемого легитимного, в глазах народа, Патриарх и становится Великим господином. И его власть настолько велика, что, употребляя её по-христиански, он может просто остановить вот это цунами безумия, которое овладевает народом. И мы знаем, что, без его посланий, не было бы и ополчения Минина и Пожарского, и оно бы не победило. То есть, это — необходимое условие восстановления России, как государства — это правильное употребление власти Святейшим Гермогеном.

М.Борисова:

— Удивительно, что, вот, два века спустя, другой будущий священномученик, протоиерей Иоанн Восторгов, писал: «Ныне возродилась русская смута и вновь заволокла русское небо! Опять видим повальное безумие, опять — чары обмана, опять — бесовское омрачение, опять — христоборство! И ныне — кругом взаимный раздор, борьба партий, жадная корысть, интриги, братоненавидение. И ныне — падение веры, падение нравственности. И ныне — лицемерие, коварство, низость и предательство.

И слышится из дали веков мощный заповедный голос великого Ермогена — побороться за веру православную и отечество русское: «Стойте за веру неподвижно, и я за вас — Бога молю!»

В эфире — программа «Седмица».

В студии — Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Фёдор Бородин.

Мы прервёмся, и вернёмся к вам, буквально, через минуту — не переключайтесь.

«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА»

М.Борисова:

— И снова здравствуйте, дорогие друзья!

В эфире — еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы стараемся разобраться в смысле и особенностях Богослужения наступающего Воскресенья предстоящей недели.

В студии — Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Фёдор Бородин.

Вот, на этой неделе мы будем вспоминать удивительных монахов, что, собственно, для нас уже почти привычно в преддверии Великого поста. Но они, мне кажется, очень сильно отстоящие друг от друга по времени и по самому подвигу, они как-то очень перекликаются именно тем, что... ну, как сказать... нету... напоминают, что ли, нам то, что для подвига не выбирают время. То есть, Господь, когда даёт человеку этот подвиг совершить, Он найдёт возможность это сделать в любую эпоху и в любых условиях.

Ну, скажем, вот... память святителя Льва первого Великого — 3 марта — удивительный совершенно святой, который одним своим словом, как и святитель Ермоген, которого мы только что вспоминали, умудрялся останавливать целые армии. То есть, он удержал предводителя гуннов Атиллу от разорения Рима. А в 455 убедил короля вандалов не проливать кровь и не предавать Рима огню. Но удивительно не то. Удивительно то, что он вошёл в историю совсем не поэтому, и святым он признан Церковью потому, что он отстаивал истинное православие — он был председателем на Первом Вселенском Соборе. Вот... что это за личность?

О.Фёдор:

— Ну, вот, такой, разносторонне одарённый человек — «таков подобаше нам архиерей», который настолько весь погружён в своё служение, что абсолютно о себе не боится.

Ведь, Атилла остановился потому, что к нему обратился абсолютно бесстрашный человек, который готов был умереть тут же — ему могли прям тут же снести голову. И он увидел пастыря и поразился — поразился видом святого епископа. Как надо любить свою паству для того, чтобы так рисковать? Да, больше, чем свою жизнь.

М.Борисова:

— Ну, наверное, и дерзновение веры должно быть соответствующим?

О.Фёдор:

— Да, конечно. Я думаю, это то, что рядом в нём — одно и другое. Полное упование на Бога.

М.Борисова:

— Есть ещё святые, которых мы будем вспоминать на этой неделе. 34 преподобномученика Валаамских — 5 марта их память.

Удивительна история, вообще, Валаамского монастыря. Мы ведь редко вспоминаем о том, что, на протяжение веков, эта территория была постоянным местом войны. Потому, что шведские отряды вечно норовили эту землю отторгнуть от Руси и вернуть себе. Там и колонисты шведские высаживались, но, ладно бы, они просто там высаживались, так они, каждый раз, уничтожали монастырь.

И, вот, эти 34 монаха — их просто убили вот эти вот... отряд новообращённых протестантов-шведов. Удивительна... вот... жестокость одних христиан к другим. Казалось бы, ну, какая им разница?

О.Фёдор:

— Мне кажется, как раз, в этом поступке нет... есть ужас, но ничего удивительного нет — он абсолютно логичен. Сам Лютер — отряд был из новообращённых лютеран — это человек, который попрал свой обет безбрачия, причём, не из каких-то страстей, а принципиально. Потому, что он отрицал монашество, как таковое. Он считал его врагом христианства. И женился демонстративно. И, для них, монахи были теми людьми, которые свидетельствовали о другом христианстве — о христианстве, которое не на службе у человека в его временной жизни, а которому можно полностью себя посвятить — исполнению Заповеди Божией: «Очисти прежде внутренность чаши...» Вот, монах этим и занимается, и живёт только ради общения с Господом, приносит этому в жертву всё остальное.

Конечно, это есть обличение, это ненавистно. Поэтому, то, что это закончилось убийством — может быть, исполнились слова Соломона о том, что «мерзость праведник для человека, идущего кривым путём». По-моему, вот такие у него слова есть. Праведник вызывает у того омерзение, отталкивание, отвращение.

М.Борисова:

— Но мне хотелось поподробнее остановиться ещё на одном преподобном, которого мы будем вспоминать на этой неделе — это преподобный Фёдор Санаксарский, память его 4 марта. Я напоминаю нашим радиослушателям, что это — родной дядя адмирала Фёдора Ушакова, который тоже причислен к лику святых.

Вот, мы знаем историю святителя Игнатия Брянчанинова, который отверг светскую карьеру и выбрал путь монашества, несмотря на то, что все были вокруг, по меньшей мере, удивлены, если не сказать — возмущены. Потому, что это было воспринято многими, как... такая... пощёчина общественному вкусу.

А здесь — такая же история, только гораздо более ранняя во времени. Вот, удивительно: казалось бы, мы привыкли... ну... Россия, Российская Империя — православная страна. И мы часто забываем, что в истории Российской Империи были времена, настолько неблагоприятные для монашества... это — весь XVIII век.

О.Фёдор:

— Екатерининское время, прежде всего — ибо, она совершенно не понимала, для чего нужны монастыри, провела изъятие огромного количества имущества и земель у монастырей, очень многие монастыри были закрыты, и их храмы превращены в просто православные приходы. И, конечно — вот это время, когда монашество еле-еле устояло, скажем так.

М.Борисова:

— И, вот, из хорошей дворянской семьи, юноша, которого в Гвардейский Преображенский полк в Санкт-Петербурге, чуть ли не от рождения, записали, и всё замечательно, и, вот, он, в 20 лет — сбежал. Из столицы сбежал — причём, нужно же понимать, что не так всё просто.

Казалось бы, ну, что — выбрал человек другой путь. Ну, а — как? Ты должен, каким-то образом, засвидетельствовать... у тебя должен быть какой-то вид на жительство, у тебя должны быть какие-то оправдательные документы. А тут — вот этот самый дворянский юноша сбегает, и представляется кем угодно, только не дворянином. То его принимают за беглого крепостного, то... там... за какого-то купецкого сына, и, всё время, его норовят отволочь в кутузку, и... значит... по начальству отправляют запрос, кто он такой, и, вообще, откуда он взялся, и что это за бродяга такой?

Вот, казалось бы, такое юродство немножечко, да? Откуда в молодом дворянине — 20 лет от роду, мальчишка ещё — что это за странная тяга к такому... какому-то очень... ну... скажем так... экстравагантному виду подвига?

О.Фёдор:

— Есть такое словосочетание, как «монах от чрева матери». Это человек, который призван к одинокому подвигу и служению, и он любит и ищет его.

Есть очень красивая легенда о том, что будущий старец Фёдор Санаксарский ушёл после того, как, на одной из традиционных попоек, его сослуживец, в пьяном состоянии, поднял бокал, провозгласил тост, и тут же умер. И, вот, есть легенда о том, что это был человек, по имени Андрей Петров — муж святой блаженной Ксении. И смерть этого человека родила двух святых, дала начало пути двух святых — Фёдора Санаксарского и святой блаженной Ксении, которая представлялась всю жизнь Андреем Петровым.

Видимо, это произвело такое впечатление, что жизнь... вот, тебе 20 лет — да, но жизнь может кончиться так внезапно. Что ты скажешь Богу? Как ты перед Ним предстанешь? Вот, мой друг, которого я любил — он уже стоит перед Богом. И это перевернуло, видимо, человека, и заставило заниматься, действительно, самым главным — спасением своей души.

М.Борисова:

— Но ему повезло в том, что у него начало подвига, всё-таки, относилось ко временам правления Императрицы Елизаветы Петровны, которая, в общем, при всех странностях её характера, была очень набожной женщиной, и, по-видимому, очень искренне набожной, несмотря на все особенности XVIII века.

И когда этого вот беглого, странного юношу, всё-таки, поймали и представили Императрице, она не только его простила — ну, как... всё-таки, это было... такое... попрание всех норм общества того времени — но она сказала, что она не вменяет ему побега в проступок, и жалует прежним чином. Более того, она дала ему возможность принять постриг в Александро-Невской Лавре в Петербурге.

Вот... дальше начинается уже совершенно другой путь — потому, что петербургские монахи как-то не очень поняли, что это за человек, и пришлось ему там хлебнуть и клеветы, и всевозможных гонений. В результате, сбежал он из этого самого славного города Петербурга, в поисках нормальной монашеской жизни, и, в результате, оказался там, где оказался. Два года прожил он в Саровской пустыни, и потом... вот... вызвался возродить совсем уже пришедшую в полный упадок Санаксарскую обитель.

О.Фёдор:

— Но и там жизнь его была полна скорбей и клеветы, и были тяжёлые испытания.

М.Борисова:

— Но почему, казалось бы... от своих же? Ну, что такое? Вот, ведь, мы говорим: монахи — это свет мирянам. Ну, вот они — монахи. Вот, целый монастырь монахов — и что происходит? Появляется человек, который, как сейчас говорят, Господом поцелован, и на него все напускаются! Но напускаются-то не миряне, не люди бессмысленные, а те, казалось бы, кто уже просвещён светом Христовым?

О.Фёдор:

— Вы знаете, я закончил Московскую духовную семинарию в 1992 году, и из нашего выпуска в монашество ушли лучшие. Поэтому, у меня язык не повернётся что-либо сказать плохое об этих людях!

Искушения есть у всех. Но, всё-таки, монах, даже если он падает, или что-то ещё... понимаете, это человек, который когда-то, на заре своей законной жизни, которую он мог провести, как все остальные, сказал: «Господи, вся моя жизнь отдаётся Тебе! У меня ничего не будет своего — мне не на что надеяться. Я не знаю, кто будет кормить меня в старости, я ничего не знаю... я доверяю всё Тебе». И, за это самоотвержение полное, Господь даёт им так много, как нам не даёт.

Поэтому, да — иноки свет миру, всё равно, остаются. Несмотря на то, что они — тоже грешные люди. А... давайте, лучше на себя глядеть!

«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА»

М.Борисова:

— Напоминаю нашим радиослушателям — в эфире программа «Седмица».

В студии — Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Фёдор Бородин.

Мы приближаемся в нашем разговоре к завершению нашей грядущей недели. А заканчивается она Вселенской родительской мясопустной субботой — 6 марта. Вот, мне кажется, очень важно понять, вообще, природу этих Вселенских родительских суббот, и особенно поговорить, чем же эта вот мясопустная родительская отличается от всех других.

О.Фёдор:

— Ну, это — первая заупокойная суббота, которая в Уставе древнем названа Вселенской. Вселенской она названа не только потому, что она служится по всей вселенной ( чего тогда ещё не было ), а потому, что в ней поминаются все — все, от века скончавшиеся православные христиане. За кого некому помолиться, кто пропал без вести, кого съели дикие звери, кто сгорел, кто утонул, кто сгинул в пучине морской — мы молимся за всех. И в этом есть, помимо напоминания себе о часе смертном, что является великой добродетелью и помогает очень человеку Великим постом, да и в любое другое время — есть удивительное осознание ответственности друг за друга всех нас, как чад одной Церкви — и тех, кто жил уже, и тех, кто будет жить, и тех, кто живёт сейчас — кто нам не знаком, но кто нам братья и сестры, и за кого надо совершить молитву — потому, что мы все — одно Тело, под Главой — Христом.

М.Борисова:

— Но, вот... в этот же день — 6 марта — мы будем вспоминать святителя Евстафия Антиохийского. Это святитель, который всю жизнь положил на борьбу с арианством.

Нам трудно понять, почему это был камень преткновения, почему именно учение Ария стало причиной такого длительного, а иногда даже и кровопролитного столкновения. Это же, всё-таки, первые христиане. Это те, кто ещё... там... через несколько рукопожатий могли сказать, что они... в общем... первых апостолов... там... либо они, либо их какие-то родичи слышали. И вдруг — вот, такой раздрай?

О.Фёдор:

— Ну, просто вопрос был настолько принципиальный — это центральный вопрос. Это вопрос о том, Бог ли Христос. Это не какой-то второстепенный вопрос.

Точка зрения Ария и его последователей отменяла всё апостольское христианство, всю веру апостолов. Поэтому, Церковь и восстала против этого. Мы не могли этого принять.

Например, вопрос о праздновании Пасхи, о котором дискутировали святые ученики апостолов Востока и Запада, он спокойно решался: вы служите — так, мы служим — так. А вот арианство не могло быть решено спокойно. Если ты арианин, то ты не христианин. Для Евстафия, для Афанасия Александрийского, для других борцов с Ариевой ересью — это был вопрос жизни и смерти.

М.Борисова:

— Но Святитель Евстафий вошёл в память Церкви ещё одним своим удивительным подвигом. Он был тем самым святителем, которого позвали продолжить дело равноапостольной Нины, и крестить и двор Грузинского правителя, и народ Грузинский. И он с этой миссией вполне справился, поскольку он, всё-таки, был епископом, и его задачей было, как бы, организовать процесс Крещения Грузинского народа.

Вот, что такое происходит, когда целый народ просит прислать епископа и крестить его?

О.Фёдор:

— Я думаю, что в сердце любого христианина взрывается целый фонтан радости! И я думаю, что Евстафий этому очень обрадовался. Знаете, ещё, почему? Потому, что крестится народ — это совершенно особое время невероятных чудес для этого народа, являемых через святых. И присутствовать при этом, это, всё равно... знаете... Марина, вот, Вы помните, как открывались храмы в 90-е, и Вы помните, как Вы в этом участвовали. И, вот, вдруг, сейчас где-то это тоже происходит. Вы туда поедете, чтоб вспомнить свою христианскую молодость и радость, которой она была укутана!

Я думаю, что, так же точно, и Евстафий — бросил все свои дела, и с радостью поехал туда! И, Вы знаете, грузинский народ помнит об этом. На берегу Куры, в том месте, где, по преданию, происходило Крещение ( это рядом с древней Мцхетой — столицей Грузии ) расположен совсем небольшой храм. Это — самый древний храм. Он относится, по преданию... кто-то говорит, это V век. И, действительно, там ещё даже кладка такая, нестандартная совсем. Он так и называется — Антиохия. Потому, что Антиохийское духовенство крестило там грузин, и, в память об этом, так и называется.

И, Вы знаете, что для меня было удивительно? Когда я... вот, мы вошли туда с группой — маленький очень храм. Там очень мало места для икон. И там — огромная икона Серафима Саровского. Вот, там, на месте Крещения грузинского народа! Как, всё-таки, мы все в Церкви, как в преддверии Царства Божия, или уже начавшемся Царстве Божием на Земле! Как все наши различия — национальные, во времени — как всё это неважно, да, рядом с такими местами радости!

Для Грузии, вот эта Антиохия — это как для нас Херсонес. Такое же место радости.

М.Борисова:

— Но, вот, удивительно — мы начинаем неделю воспоминанием истории блудного сына, разговорами и размышлениями о покаянии, мы всю неделю вспоминаем великих молитвенников и подвижников, и заканчиваем, казалось бы, вот такой скорбью — мы вспоминаем усопших без покаяния христиан, и вдруг — такой аккорд, такой радостный аккорд: воспоминание святителя, который Крестил целый народ!

О.Фёдор:

— Мы... простите, Марина, не соглашусь. Мы не вспоминаем умерших без покаяния — мы вспоминаем всех, в том числе, и этих людей. Мы, вообще, всех вспоминаем — всю Церковь, которая уже отошла в мир иной, в лице вот этих вот людей.

А аккорд радости — естественно! Потому, что покаяние — это радость. Есть мои любимые слова у преподобного Исаака Сирина. Он говорит: «Покаяние — это трепет души перед Вратами Рая». Это не условие начала дороги, это — ты покаялся, и ты уже перед этими Вратами! Ты ещё жив, ты ещё на земле, они ещё закрыты. Но вот эти слова Христа и Иоанна Предтечи: «Покайтеся, потому что приблизилось Царствие Божие!» — вот, ты покаялся — и вот, ты у Него!

Мы обращаемся к Богу... священник обращается к Богу и говорит: «Яко Ты еси Бог кающихся...» — всё, ты теперь Божий, ты вернулся домой.

Ведь блудный сын ушёл на страну далече — понятно, что эта притча не о том, что он физически куда-то... ушла душа человека. Можно быть и при отце, но просто сердце твоё далеко от Бога. И возвращение — это не значит, что тебе надо куда-то бежать... ну... кроме храма, конечно.

Вот, возвращение — это твоя душа, твоё сердце, внутри тебя, должны вернуться. И, вот, ты возвращаешься — и, оказывается, тебя ждут!

М.Борисова:

— Ну, и... наверное, надо напомнить, что, начиная со следующей уже недели, полновластной уже становится в Богослужении Триодь, о которой мы, неделю назад, напоминали радиослушателям. То есть, вот эти тексты, посвящённые смыслу Великого поста, они постепенно становятся доминирующими.

Если в Неделю о мытаре и фарисее и в Неделю о блудном сыне Триодь появляется только во время Воскресного Богослужения — за утреней, и во время Литургии — то со следующей недели она будет звучать уже постоянно.

О.Фёдор:

— Да. И, хорошо бы, готовясь к службе, посвятить некоторое время внимательному прочтению этих текстов. Или — распечатать и взять их с собой. Потому, что в них — колоссальный опыт христиан, живших до нас — на этой земле, в этой Церкви, — которые начинали уже сейчас серьёзно готовиться к Пасхе.

М.Борисова:

— Но эти тексты можно найти в Интернете...

О.Фёдор:

— Конечно, да — сейчас всё доступно, слава Богу. Даже в храмах появился новый тип людей, которые стоят с планшетами, при выключенном свете ( например, на Великом покаянном каноне ) — и родилось новое название. Они называются «бледнолицые». Потому, что их бледные лица свидетельствуют о внимательном отношении к Богослужению.

М.Борисова:

— А Вы считаете, что, всё-таки, нужно текст держать перед собой, или же — лучше прочитать его дома, и прийти, всё-таки, сосредоточиться на восприятии на слух и на, всё-таки, попытках помолиться, при этом?

О.Фёдор:

— Я думаю, что можно — и так, и так. Но мне кажется, что стихиры Великого поста мог бы любой настоятель сделать более доступными для прихожан, если бы они были пропеты с канонархом. Потому, что когда дважды произносится текст — ведь для этого это и делается — уже тогда можно не открывать планшет. Тогда вся конструкция текстовая — она оказывается в уме человека, и легче, значительно, понять. Поэтому, вот, из практики нашего прихода — важные стихиры ( праздничные, или, вот, здесь, триодные ) лучше исполнять с канонархом.

М.Борисова:

— А что Вы ещё посоветуете нашим радиослушателям, именно с точки зрения подготовки к посту? Вот, в своей домашней молитве, в каких-то... перестройке в какой-то своей житейской повседневности...

О.Фёдор:

— Я посоветовал бы постоянно напоминать себе о том, что Христос является нашим Спасителем — потому, что каждый из нас нуждается во спасении.

Вы знаете, мы — меньше грешащие, или больше грешащие, давно в Церкви пребывающие, или ещё не пришедшие — мы все похожи на людей, которые тонут в море, только к ногам одного привязано 400 кг... там... а к ногам другого — 50. В этом — вся разница. Но мы все погибнем, если мы не обратимся, не воззовём ко Христу. Мы — погибающие. Поэтому, Христос — наш Спаситель.

И, исходя из этого, прочитать слова святого апостола Иоанна Богослова, что «Христос возлюбил нас, пока мы были ещё грешниками». Понимаете, Его любовь — бескорыстна. Он любит нас и грешниками. Поэтому Он взошёл на Крест. Вот об этом — весь пост, и об этом — радость Пасхи. Что мы — тонем, а нас так любят, что нас — спасают. Это и есть тот свет Пасхи, который начинает загораться уже сейчас. Там, на горизонте — рассвет.

М.Борисова:

— Спасибо огромное за эту беседу!

Вы слушали программу «Седмица».

С вами были — Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Фёдор Бородин.

До свидания, дорогие друзья! До новых встреч!

О.Фёдор:

— До свидания!

«СЕДМИЦА» НА РАДИО «ВЕРА».