«Музыка Великого поста». Юлия Казанцева

Мы беседовали с кандидатом искусствоведения, пианисткой, лауреатом международных конкурсов Юлией Казанцевой.

Разговор шел о шедеврах классической музыки, посвященных темам Великого поста.

---

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие слушатели. Великий пост, уже, в общем-то, третья неделя, и время это особое совершенно во всех измерениях. И с учетом тех внешних событий, через которые мы сейчас проходим, и тех внутренних, которые, наверное, каждый человек — это отдельный такой космос, и у каждого из нас, конечно, внутри происходит что-то очень свое, и при этом есть разные инструменты, с помощью которых мы это невероятно ответственное время поста, от каждого из нас действительно многое зависит в этой жизни, для нас самих прежде всего от нас самих многое зависит, и есть инструменты, которые могут нам помогать. Это прежде всего Евангелие и молитва. Это, конечно, многовековой опыт Церкви и те тексты святых отцов и опыт святых отцов, которые дошли до наших дней. И, конечно, это музыка. Вот как ни крути, все-таки постоянно в таком напряжении, две тысячи электричества, да, духовной жизни человек, наверное, обычный, простой смертный пребывать не может. Есть еще музыка — гениальная, удивительная, написанная специально для Великого поста и, в общем-то, очень располагающая к тому, чтобы в это время глубже заглянуть в себя. И вот об этой музыке мы хотим сегодня поговорить с Юлией Казанцевой, искусствоведом, пианистом, лауреатом международных конкурсов, потрясающим собеседником. Юлечка, здравствуй. Давно тебя мы не видели здесь лично в студии. Обычно все как-то дистанционно записываемся, но есть такая возможность, слава Богу. Спасибо, что ты с нами.

Ю. Казанцева

— Спасибо, что вы меня позвали сегодня. Я тоже очень рада.

А. Митрофанова

— Музыка Великого поста, музыка, посвященная осмыслению, наверное, ключевых событий для любого христианина, Страстей Христовых, и соотнесением себя с этими событиями. Знаю, что у тебя есть целые программы, посвященные музыке Великого поста и, в частности, цикл твоих лекций выходит сейчас в Академии журнала «Фома» — наверное, об этом тоже скажем несколько слов. И вот сегодня вторник, вчера был день рождения Иоганна Себастьяна Баха, человека, благодаря которому в нашей культуре есть удивительные, глубочайшие музыкальные размышления о Страстях Христовых. Наверное, с него мы разговор и начнем.

Ю. Казанцева

— С него начнем и продолжим, и закончим. Потому что, конечно, Иоганн Себастьян Бах — 337 лет ему исполнилось, но совершенно не чувствуется этой нашей разницы в возрасте. Я вот посчитала, что он старше меня на 301 год, но я, честное слово, этого не чувствую, как будто здесь и сейчас вот он вместе с нами проживает, переживает. Его музыка очень, с одной стороны, сложна, а с другой стороны, она понятна и не требует каких-то объяснений и даже слов. Вот мы будем слушать сейчас «Страсти», а они написаны на немецком языке, я его не знаю, но мне это совершенно не мешает. И я помню свои детские впечатления, когда мне было года четыре, а может быть, три, и я услышала первый раз как раз «Страсти по Матфею» — мои родители играли в четыре руки переложение, — это было самое яркое впечатление. И я помню это ощущение, удивительное такое, знаете, раздирающее изнутри, как это прекрасно и как это грустно, и хочется плакать от этой красоты. Ну маленький ребенок, что он поймет. Ария Петра — я вообще еще не знала, что к чему, а вот эта эмоция, такое прямое вливание внутривенное смыслов — у меня такой образ всегда. Поэтому музыка Баха, мне кажется, именно сейчас, в Великий пост, она не то что необходима, то есть, конечно, можем и не слушать, но она делает немного все осмысленнее, ярче и богаче. То есть для Баха это не была формальность. Он был с детства и всю жизнь очень глубоко верующим человеком, для него музыка это был способ осмысления Евангелия, музыка — это молитва. Даже когда мы с вами как-то обсуждали, когда у него был период, он служил светским музыкантом, и в его обязанности не входило писать музыку для церкви, он все равно ее писал, потому что он не мог иначе. Поэтому, конечно, в первую очередь мы сегодня будем говорить про Баха и про жанр «Страстей». И вот если мы говорим музыка Великого поста, в первую очередь два слова о жанре «Страстей» я хочу сказать, потому что именно этот жанр, он нам и понадобится сейчас в первую очередь. Это не просто духовная музыка, а это музыка, которая говорит, иллюстрирует последние дни земной жизни Иисуса Христа. И это один из самых древних жанров. То есть как вот в IV веке появилась музыка официально, вот средневековые григорианские хоралы зазвучали, так и появились «Страсти» — то есть появилась традиция в определенные дни Страстной недели читать нараспев определенные фрагменты текстов. И да, те средневековые «Страсти», они с нашей точки зрения не совсем музыка — там нет мелодии, нет гармонии, инструментов, и через историю жанра «Страстей» можно смотреть, как развивался музыкальный язык. Как в эпоху возрождения появляется удивительное искусство полифонии, когда множество голосов, нет одной мелодии, они вот переплетаются. И я очень на самом деле рекомендую послушать музыку возрождения, например, «Страсти» Орландо ди Лассо. Как смотришь на звездное небо, вот смотришь и пропадаешь куда-то, мысли все уходят, так вот эти переплетения голосов, они нас выбивают из нашей привычной суеты, из круга мыслей, в которых мы постоянно находимся, круга эмоций, и вот ты понимаешь, что вот он, мир, вечен, чувствуешь какое-то дыхание этой вечности. И следующий этап в развитии «Страстей» — это музыка эпохи барокко. И вот этот новый вид, кульминация жанра «Страстей», называется ораториальные «Страсти». И тут такая историческая справка, что эпоха барокко — это время рождения оперы, а как опера родилась в 1600 году, вот с этого барокко и начинается, опера стала так популярна, что она оказывала влияние на всю музыку, на все жанры без исключения и на церковную тоже. И вот появляются ораториальные «Страсти». То есть оратория — это духовная опера, а «Страсти» — это оратория именно на определенный сюжет, как я сказала, это рассказ музыкальный о последних земных днях жизни Иисуса на земле. И вот, конечно, самая кульминация этого жанра — это «Страсти» Баха: «Страсти по Матфею», по Иоанну, по Луке утеряны, и по Марку частично утеряны, то есть можно послушать, но не полностью.

А. Митрофанова

— А что значит — утеряны?

Ю. Казанцева

— Ой, что значит утеряны, я понимаю, это сложно спокойно говорить. Вот у нас есть шедевры. К сожалению, Бах писал помногу и не очень заботился, как правило, о том, что он написал. Все что он оставил своим детям в наследство — у него не было каких-то сбережений, дома, у него были партитуры, вот он оставил это детям, а дети себя вели по-разному, к сожалению. Кто-то хранил, а кто-то продавал за копейки с аукционов, просто как макулатуру. Поэтому у Баха триста кантат, а до нас дошло двести кантат. Поэтому четыре цикла «Страстей», а у нас есть два цикла. Это вот, к сожалению, загадка, которую мы уже никогда не разгадаем, как звучали вот полностью «Страсти» по Марку, например.

А. Митрофанова

— Ну думаю, что люди, которые занимаются вопросами исследования Баха, если они действительно очень это хотят, я думаю, что вот в вечности, все мы там рано или поздно будем....

Ю. Казанцева

— А в вечности услышим.

А. Митрофанова

— Это откроется, потому что думаю, что музыка Баха, она оттуда.

Ю. Казанцева

— Согласна.

А. Митрофанова

— Родом оттуда. И можно, конечно, говорить, как она воздействует на наш эмоциональный фон, но, думаю, все-таки Бах — это гораздо глубже, чем воздействие только на эмоциональный фон. Соотношу его, поскольку не музыкант и, в общем, безграмотна в плане музыки, но соотношу его с Достоевским, его музыку. Потому что про что Достоевский — он же не столько про эмоции, про какие-то душещипательные переживания, он про трансформацию, которая возможна внутри человека. Почему он так важен всем нам сейчас, Достоевский, почему к нему так, и причем не только к его там «Дневникам писателя», его часто цитируют, обращаются, великое «пятикнижие» Достоевского, вот эти пять выдающихся романов его, которые описывают фундаментальные процессы внутри человеческой души, которые описывают те трансформации, приводящие нас к самим себе и к Господу Богу. Как наш друг, очень умный, глубокий человек выразился: нет другой задачи у нас, для нашей жизни, кроме возвращения к Богу. И вот герои Достоевского, они, там что, например, «Преступление и наказание», что «Братья Карамазовы» — там ты видишь вот этот путь, который, по сути, проходит блудный сын в притче в евангельской, и там вот эти удивительные слова: «придя же в себя». Придя же в себя, блудный сын задается вопросом: а как ему вернуться к отцу? Не рассчитывая сильно там на какие-то преференции, на сыновство, но он понимает, как это важно вернуться к отцу, вернуться к Богу. И этот путь начинается с возвращения в себя. И мне кажется, что Бах в этом смысле, он тоже про возвращение в себя. Его музыка, она, в общем-то, это музыка исцеления.

Ю. Казанцева

— Кстати, знаешь, когда в космос отправляли вот эту знаменитую «золотую пластинку», куда написали всю информацию о человечестве, да, на случай если внеземная цивилизация там получит, чтобы она познакомилась, так вот туда записали часть из «Бранденбургского концерта» Баха. И я полностью с этим согласна, то есть вот квинтэссенция красоты человеческой души, я бы сказала, все это в музыке Баха.

А. Митрофанова

— Слушаем Баха. «Страсти по Матфею» у нас, да?

Ю. Казанцева

— Да, у нас будет вступительный хор, и потом мы послушаем, я про него немного расскажу. А пока просто после оркестрового вступления зазвучит грандиозный хор, там Бах использует целых два хора, даже на самом деле три, еще детские голоса, и перевод:

Придите, о дщери Сиона, оплакивать мне помогите,

Видите — Кого? — видите Жениха,

Видите Его — Как? — словно Агнца...

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Напомню, в нашей студии Юлия Казанцева, искусствовед, пианист, лауреат международных конкурсов, автор циклов музыкальных лекций по самым разных направлениям. Вот, в частности, сейчас у Юлии вышел цикл лекций о музыке Великого поста, о которой мы сегодня и говорим. И сейчас в эфире у нас звучали «Страсти по Матфею» Баха, вступительный хор. Юлечка, обещала несколько слов об этой музыке рассказать. Что это было, что важно понимать про главные смыслы баховских «Страстей», фрагмент которых сейчас прозвучал?

Ю. Казанцева

— «Страсти по Матфею» Бах считал, наверное, самым главным произведением своей жизни — это видно по тому, как он относился к партитуре. Как правило, он довольно легкомысленно относился к своим собственным работам, а тут видно, что он постоянно возвращался, он дописывал, корректировал. Видно, как он заботливо вклеивал полоски бумаги и там что-то вот поверху писал, и разноцветными чернилами писал, там текст евангелиста он красным выделял. И постоянно, вот до конца жизни буквально он возвращался этому произведению. Мне кажется, он хотел, чтобы эта музыка его пережила. И когда партитура стала уже от времени портиться, ее каждый лист, представьте, обклеили таким тонким слоем шелка, чтобы она действительно пережила и нас с вами тоже. Так что сама партитура — это, конечно, чудо, и чудо, что она осталась. То есть это знаменитая история, но не могу ее не рассказать, потому что это действительно чудо Божие, что мы можем слушать эту музыку. А она была продана с аукциона как так же макулатура, и ее купила бабушка Феликса Мендельсона. Причем внуку, то есть Феликсу Мендельсону, было совсем еще мало лет, и он не был еще знаменитым композитором, он просто был мальчиком, который интересовался музыкой. И она вот на вырост, на всякий случай, а вдруг пригодится, купила какую-то странную, толстую партитуру никому неизвестного Баха. И вот мальчик вырос, исполнил ее, и с этого момента начинается возрождение интереса в широкой публике к музыке Баха, то есть это тоже важный такой был исторический момент. А про сами «Страсти» что хочу сказать: если вы будете их слушать целиком, не пугайтесь, если вы, например, не дослушаете до конца — это очень сложно, вот в один присест вот все это объять. Это, знаете, как сел читать Евангелие, и пытаться сразу вот все, от корки до корки прочитать...

А. Митрофанова

— Такие случаи, кстати, есть, когда люди...

Ю. Казанцева

— Ну может быть.

А. Митрофанова

— Митрополит Антоний Сурожский именно так.

Ю. Казанцева

— Может быть, у вас получится послушать, но это скорее маловероятно. То есть нужно настроиться на долгую дистанцию, это произведение, которое мы слушаем всю жизнь. И хорошо, если такая традиция есть, вот во время Великого поста вот как бы мы на нем тоже концентрируемся, потом отдыхаем, через год снова возвращаемся. Строение «Страстей», оно очень необычное: то есть у нас есть действие, драматическое такое оперное действие, у нас есть действующие лица, у нас есть хор, который кричит: «Распни Его!», у нас есть Пилат. У нас есть партия Иисуса, Петр, — то есть ну все вот главные действующие лица, то есть действительно как духовная опера. Хотя нет сценического действия, нет костюмов, этого нет, а плюс к этому есть арии. И вот тут очень важно: в ариях нет действия, а в арии есть осмысление того, что произошло. Мы не будем слушать арию Петра, вы ее сами можете найти, это одна из самых знаменитых арий в «Страстях по Матфею», — ария Петра или ария альта — одна из прекраснейших мелодий когда-либо написанных, от нее сразу хочется плакать. Но когда мы слушаем эту арию, мы проживаем вот здесь и сейчас то, что произошло. Это не Петр поет, это мы с вами переживаем: как же так, Господи, ну как же так? Он отрекся от Тебя? И ария это как рефлексия, то есть Бах чередует действие с постоянным осмыслением: у нас есть хор, потом у нас ария. Поэтому вот проживание этих «Страстей», конечно, очень важно, мне кажется. К тому же сейчас есть переводы на русский текст. Можно слушать без текста, но, конечно, если сейчас есть такая возможность, это все в открытом доступе, можно читать, нужно слушать. И, уверяю вас, это требует работы, но это того стоит.

А. Митрофанова

— Опять же, как и Евангелие обращено к каждому из нас, также и «Страсти» Баха, похоже, обращены к каждому из нас. Вот ты говоришь про Петра — ария Петра, да, — он отрекся, как же так? А мы этого не делали? Ну вот мне кажется. каждый человек, если честно взглянет вглубь себя и на свою собственную жизнь, мы увидим эпизоды, когда мы в ситуации выбора, с Богом мы или нет, мы делаем выбор совершенно не с Ним оставаться. И это не значит, что там опять же, зная историю Петра, мы понимаем: есть путь обратно — вот это самое возвращение в себя, да, и возвращение к Богу для каждого человека возможно. И, может быть, действительно, через музыку Баха это еще, еще одно измерение, через которое можно пристальнее взглянуть на себя. Тем более вот этот Великий пост, он очень особенный, и каждый из нас, мне кажется, к какой-то такой максимальной работе призван. И понимаю, что этим путем, которым прошел Бах, проходили и другие композиторы тоже, то есть это сюжет, к которому многие обращаются, примеряют на себя, пропускают через себя, и свое размышление в музыке, да, фиксируют. И у нас в итоге целая традиция есть вот этих «Страстей» — по Матфею, наверное, ну вот не знаю, какие самые популярные «Страсти», какое Евангелие?

Ю. Казанцева

— Это очень много «Страстей». Рекомендую послушать, например, Телемана — это современник Баха, и Бах очень его уважал и даже переписывал. Это великий Бах переписывал, например, кантаты Телемана. Они были знакомы, очень хорошо друг к другу относились. Сейчас Телеман немного забыт, то есть Бах всех заслонил. У Телемана сорок «Страстей», сорок, вы понимаете, то есть можно каждый день слушать грандиозные произведения, там по полтора, по два часа, удивительной мощи. Вот какой-то, знаете, тоже масштаб Телемана меня восхищает. Поэтому рекомендую «Страсти» Телемана. Потом есть «Страсти» Генделя. В XX веке очень много интересного на эту тему написано. 2000 год, когда Баховское общество заказало четырем композиторам разных культур четыре цикла «Страстей» — как раз то есть, полный цикл. И вот по Иоанну написала русский композитор София Губайдулина. Это потрясающая музыка. Конечно, это музыка XX века, но она и очень русская — там начинается с такого мощного хора под колокольный звон. То есть «Страсти» — это ныне живущий жанр. 2007 год — это «„Страсти“ по Матфею» митрополита Илариона (Алфеева). Как раз музыка очень понятная, тоже очень яркая, вот как музыкальная иллюстрация, это тоже советую послушать. То есть это дух захватывает именно от масштабности такого исторического видения — с IV века по XXI век, и звучат «Страсти».

А. Митрофанова

— Да, то есть сколько существует музыка, столько...

Ю. Казанцева

— Да, и продолжает существовать.

А. Митрофанова

— У нас следующий.

Ю. Казанцева

— Гость.

А. Митрофанова

— Да, следующий гость у нас, да, это Перголези, «Stabat Mater». Наверное, есть смысл несколько слов сказать, что такое «Stabat Mater».

Ю. Казанцева

— Это еще одна музыка, которая звучала во время Великой Страстной недели. До сих пор спорят, кому же принадлежит текст. Там несколько есть вариантов, но это средневековый еще текст, есть и разные уже литературные переводы, то есть это тот текст, на который композиторы, начиная со средних веков, ну вот сейчас, правда, я не уверена, когда последние были написаны, но очень много. И у романтиков есть «Stabat Mater» — у Дворжака, у Пуленка в XX веке есть.

А. Митрофанова

— Песнопение, посвященное Пресвятой Богородице, описывающее Ее...

Ю. Казанцева

— Да, Ее страдания. И вторая часть, традиционно на две части делится, первая описывает Ее страдания, а вторая часть — это молитва, наша молитва к Ней. И, как вы знаете, в искусстве, в живописи, да, Микеланджело, Пьета, — то есть это одна из очень важных таким тем вообще в искусстве, не только в музыке, вот эта картина. И Джованни Перголези написал, наверное, самое знаменитое музыкальное произведение на эту тему. А «Stabat Mater» он написал в 26 лет, когда знал, что умирает. Он прощался с жизнью, и вот это последнее произведение, осознанное прощание. И вот моя вечная такая тема, что как важно все-таки знать, хотя бы в общих чертах, а что происходило в жизни композитора, когда он писал то или иное произведение, что в мире происходило. Потому что иначе слушаешь, иначе воспринимаешь. Он умер от туберкулеза, и вот до того момента, когда понял, что все необратимо, он, в общем-то, был светским композитором, писал очень жизнерадостные оперы, там «Служанка-госпожа» — то есть такая, знаете, как бокал шампанского, просто искрящаяся итальянская жизнерадостность, я думаю, понимаете, да, представляете, как это. И вот 26 лет — жизнь закончилась, только начавшись. Поэтому это и личное произведение, но, знаете, тот момент, когда смерть становится кульминацией жизни — вот так было у Перголези.

А. Митрофанова

— Слушаем Джованни Перголези, «Stabat Mater». Напомню, что в нашей студии Юлия Казанцева, искусствовед, пианист, лауреат международных конкурсов. Я Алла Митрофанова. И после Перголези, буквально через минуту, вернемся к нашему разговору.

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Я Алла Митрофанова. Напоминаю, в нашей студии Юлия Казанцева, искусствовед, пианист, лауреат международных конкурсов. И говорим мы о музыке Великого поста, о Страстях Христовых, о замечательном песнопении, удивительном по своей глубине, каком-то бездонном — «Stabat Mater» вот Перголези сейчас у нас прозвучал в конце первой части нашего разговора. И вот, действительно, Юля отметила, как важно понимать контекст, в котором возникали те или иные произведения. Для Перголези, жизнерадостного композитора, «Stabat Mater» это музыка, написанная на смертном одре в 26 лет, когда он знал, что умирает. И вот этот момент, видимо, опять же предстояния перед Богом, когда душа перед Богом, и когда человек, наделенный невероятным талантом, задает себе вопрос: что главное могу сделать здесь, пока еще я жив, и как своим талантом Господу Богу послужить. Конечно, композиторы, которые обращаются к теме Страстей Христовых, мне кажется, в этом смысле они максимально вот этот талант свой реализуют, и это, наверное, может быть, потому самая глубокая музыка, которая есть. Хотя, безусловно, слушать ее постоянно, наверное, не получится, хорошо, что есть и другая музыка. Но Великий пост — то время, когда все-таки мы призваны максимально глубоко заглядывать в себя. Юлечка, «Семь слов Спасителя на Кресте» — еще один жанр известный, и к которому часто самые разные композиторы обращаются, что известно о его формировании?

Ю. Казанцева

— Первые музыкальные «Семь слов» написал предшественник Баха по фамилии Шютц. Мы его тоже сейчас не помним, а вот Бах его очень уважал. Но самые знаменитые «Семь слов» написал Иозеф Гайдн. И Гайдн, в нашем представлении абсолютно светский композитор, да, автор более ста симфоний, создатель вот этой классической формы сонатно-симфонического цикла. У него и концерты, и симфонии, и оперы, и дивертисменты — то есть абсолютно светский музыкант. И вот что для меня важно, Гайдн, да, до 50 лет писал в основном светскую музыку. Он состоял на службе у князя Эстерхази, и как бы то, что в его обязанности входило, он и писал — то есть оперы, музыку для развлечений, музыку симфоническую для концертов. А потом, когда он вышел как бы на пенсию и уже писал, что хотел, жил как хотел, он вдруг, вот под конец жизни, казалось бы, окунулся в совершенно новую для себя музыку — в оратории, то есть вот эти духовные оперы. И написал свои последние шедевры, грандиознейшие оратории — это «Времена года», которая трактуется именно вот как времена года в параллели с жизнью человеческой, то есть там, кстати, и духовные тексты используются. И оратория «Сотворение мира» — тоже грандиозное музыкальное полотно, вот прямо по библейским текстам, вот такая музыкальная иллюстрация, как создавался мир. И первое его такое масштабное произведение духовное — это как раз «Семь слов». Я прочитаю полностью, как называется это произведение, очень красиво. Гайдн пишет: инструментальная музыка на семь последних слов нашего Спасителя на Кресте или семь сонат со вступлением и землетрясением в конце.

А. Митрофанова

— Землетрясение?

Ю. Казанцева

— Да, в конце будет землетрясение, то есть, как и написано.

А. Митрофанова

— Как в Евангелии.

Ю. Казанцева

— И Гайдн это ярко очень изображает. Действительно последняя часть, землетрясение — там такие удары всего оркестра, что прямо вздрагиваешь. И эта музыка, вот если вы раньше не слушали, она может вас удивить, своей, казалось бы, неуместной светлостью и мажорностью. Вот Баха «Страсти» — сразу понимаешь: да, это страдания, ты вместе с Бахом это проживаешь. А тут мажор, прозрачная, я не могу сказать, радостная музыка, светлая музыка. Вот это мировоззрение той эпохи, это мировоззрение, конечно, Гайдна, человека света. Он иллюстрирует каждое последнее слово. То есть какая была перед ним задача: у него был заказ из Испании, с Кадиса, собора в Кадисе, и ему предложили написать музыкальные иллюстрации к каждому слову. И премьера когда состоялась, даже к этому, наверное, событию не премьера, а какое-то другое слово, священник выходил на кафедру и трактовал, да, толковал каждое слово Иисуса, потом звучала музыка, которая иллюстрировала вот разъяснение священника, и вот так вот семь раз это чередовалось. И плюс к этому вступительное музыкальное слово и заключительное «землетрясение» в конце. То есть такое большое действо, вроде как и музыкальное, а вроде как и не совсем музыкальное. Потом Бах объединил это произведение уже в настоящую ораторию, добавил туда вокальные партии. Ему самому так было вот важно это произведение, что он постоянно к нему тоже возвращался. И нет сомнения, что это произведение, оно очень повлияло на самого Гайдна, на его стиль, вот на появление дальнейших его ораторий. Потому что он потом еще написал вариант для квартета, чтобы, ну понимаете, сложно исполнить, когда нужен такой большой состав — оркестр, хор, а квартет — это гораздо более мобильная для исполнения композиция. Он хотел, чтобы эта музыка звучала. Потом он сделал переложение для фортепиано — и тут уж совсем просто: вот ты сам сидишь дома, читаешь Евангелие и играешь как бы музыкальную иллюстрацию, тоже осмысляешь как бы таким образом. И эта музыка звучала, когда Гайдн ее написал, во всем мире, то есть невероятная популярность — в Вене, в Берлине, в Москве, в Петербурге вот все это звучало. И Гайдн ведь один из тех композиторов, который при жизни стал великим. И при этом оставался удивительно скромным, вот таким вот как из деревни ведь, ведь родился в деревне, вот таким скромным деревенским парнем в душе — у меня такое впечатление, и оставался. К нему никакой пафос, никакая гордыня просто не могла приклеиться.

А. Митрофанова

— Надо же. Это Евангелие, как раз я думаю, это вот работа как раз Евангелия, когда человек в себя это впускает, впускает в себя эти смыслы.

Ю. Казанцева

— И мы привыкли говорить, что Бах вот пятый евангелист, про Гайдна мы, у нас такой, знаете, шаблон: Гайдн — светский композитор. Это так, но я читала его заметки, он пишет о том, что вот у него на столе, он сидел, на клавесине импровизировал, потом садился и записывал. Вот у него на столе стояла фигура Богоматери, и он всегда к Ней обращался, когда какие-то затруднения вот испытывал и говорил, что всегда Она ему помогала. То есть у него простая такая вера, от души, вот как мы говорим, детская, да, — без сомнений, без каких-то поисков, ну или он об этих поисках нам не говорит. Но вот образ Гайдна, еще раз хочу сказать, у меня это личное, конечно, но он меня очень привлекает вот этой своей детской, не знаю, как сказать, светлостью, чистотой и искренностью.

А. Митрофанова

— Юль, а что испытывает исполнитель? Ну когда ты говоришь: можно читать Евангелие, да, вот это переложение «Семи слов Спасителя на Кресте» Гайдна для фортепиано. То есть вот что ты чувствуешь, когда вот здесь у тебя Евангелие, вот здесь у тебя ноты, ты прочитаешь и начинаешь это исполнять?

Ю. Казанцева

— Это волшебные ощущения, Алла. Это причем вот еще раз: эта музыка вначале удивляет своей мажорностью, Гайдн всюду видит мажор. То есть он знает, что это трагические события, но он знает, что все же закончится хорошо.

А. Митрофанова

— Он знает, чем все закончится — Воскресением.

Ю. Казанцева

— Да, это просвечивает. Что я предлагала послушать, и даже тут немножко будет минутка музыкальной теории то что называется. Сонаты, музыкальные сонаты — та форма, которую вот он довел до совершенства. А любая соната начинается с того, что мы видим две темы: первая называется главная, вторая называется побочная. И побочная не потому, что она менее главная, а просто у нее такое название. И смысл в том, что в сонате есть контраст: если обычная будет в миноре, то побочная будет в мажоре. И мы будем слушать второе слово — первая, главная тема будет в миноре, и она иллюстрирует слова разбойника: помяни, мя Господи, когда приидеши в Царствие Твое — минорная тема. Побочная — мажорная, ответ Иисуса: истинно говорю тебе, ныне будешь со Мною в раю.

А. Митрофанова

— Гайдн, второе слово из «Семи слов Спасителя на Кресте» слушаем прямо сейчас.

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Юлия Казанцева, искусствовед, пианист, лауреат международных конкурсов, в нашей студии. Только что мы прослушали второе слово из «Семь слов Спасителя на Кресте» Иозефа Гайдна. Удивительная музыка, конечно, и, Юлечка, спасибо за масштабные такие разъяснения. Для тех, кто хотел бы больше о музыке знать: есть Телеграм-канал Юлии Казанцевой... Как он называется, Юлечка?

Ю. Казанцева

— «Музыка для всех» называется.

А. Митрофанова

— «Музыка для всех». Можно подписываться, слушать, и плейлисты ты там тоже предлагаешь, как я понимаю.

Ю. Казанцева

— Да, я там рассказываю, сама играю, так что мы активно общаемся там.

А. Митрофанова

— Замечательно. И курсы лекций Юлия Казанцева в Академии журнала «Фома», Первый курс, он уже есть, он полностью готов, второй курс вот-вот будет опубликован.

Ю. Казанцева

— Мы его монтируем.

А. Митрофанова

— Да, вы его монтируете, и он как раз посвящен музыке Великого поста. Очень надеюсь, что в ближайшее время будет в доступе. И предлагаю, конечно, всем, кто заинтересуется, проходите на сайт журнала «Фома», и в Академии «Фомы» там можно найти блестящие курсы Юлии Казанцевой. И не только, там курсы и по психологии, и по истории искусства, и по истории литературы — в общем, там масса разных интереснейших есть направлений. Там, например, Александр Ткаченко, Ирины Языкова — блестящие эксперты, и Юлия Казанцева, конечно, тоже. И поскольку говорим мы сегодня о музыке Великого поста, хочется обратиться, наверное, и к русской музыке тоже, и к русским композиторам. Это сейчас очень важно, очень важно знать, какое мощное влияние русская музыка оказала и продолжает оказывать на вот ту музыкальную традицию, которая есть в нашей культуре. В нашей — в широком смысле, я ни в коем случае не выделяю вот русскую культуру, как бы не ставлю ее особняком, не выстраиваю стену между русской культурой и мировой культурой. Мне кажется, все настолько тесно взаимосвязано и переплетено. И вот, Юлечка ты предлагаешь Глинку, да, нам в заключении послушать?

Ю. Казанцева

— Да, то есть я хотела сказать о Чайковском, о Рахманинове, и в конце послушать Глинку. Вот что это было ожидаемо, но, знаете, еще одно такое подтверждение. Чайковский написал, как вы знаете, два очень крупных произведения духовных — это «Литургия Иоанна Златоуста» и «Всенощное бдение». И Чайковский — тоже, казалось бы, светский композитор, вот он обращается к этим жанрам в очень сложные для себя периоды вообще осмысления жизни. И я когда перечитала уже знакомые для меня строки, вот сейчас они, конечно, иначе звучат. Чайковский пишет: «В голове темно, да иначе и быть не может в виду слабо разрешимых для слабого ума вопросов, как смерть и цель, и смысл жизни, бесконечность и конечность ее. Зато в душу мою все больше проникает свет веры, я чувствую, что начинаю уметь любить Бога». Тогда умер его близкий друг, Николай Рубинштейн, и он это очень тяжело переживал, вот как какую-то очень личную утрату, и начинает писать музыку «Всенощного бдения». Вот мы об этом говорили, что когда такие вот действительно вопросы жизненно важные приходится обдумывать, то часто композиторы, они обращаются к духовной музыке. Мы даже с вами, помните, делали программу «Последние произведения» и, удивительным образом, видели, как абсолютно даже светские композиторы в последнем своем произведении обращаются вот именно к духовным жанрам, да, неслучайно. У Рахманинова тоже два крупных духовных произведения — тоже «Литургия Иоанна Златоуста» и «Всенощное бдение». И Рахманинов, и Чайковский, они очень связаны, то есть Рахманинов считал себя наследником Петра Ильича, они были знакомы, и Чайковский тоже видел вот в Рахманинове своего преемника.

А. Митрофанова

— Передал ему лиру.

Ю. Казанцева

— Передал ему, успел передать. И тоже Рахманинов пишет свое «Всенощное бдение» в непростое для себя время — это была Первая мировая война. И Сергей Васильевич переживал все исторические события как личную трагедию, как вы помните. Для него это было не просто где-то абстрактно, в мире происходило, это его рушился мир.

А. Митрофанова

— Это очень понятное состояние. И мне кажется, христианское даже состояние, когда ты не можешь, то есть если даже это происходит, условно говоря, не у тебя на улице, вот какая-то беда, да, ты ее проживаешь как свою личную боль. Это, думаю, многим знакомо.

Ю. Казанцева

— Поэтому вот эта музыка, она не привязана к Великому посту, но, конечно, мне кажется, именно сейчас...

А. Митрофанова

— Конечно.

Ю. Казанцева

— Самое время слушать и Рахманинова, и Чайковского, вот эти их произведения. Мы уже с вами говорили о том, что, когда Рахманинов уехал вот после революции, у него был период долгого-долгого молчания. И он говорил, что я сердце свое оставил в России. Потом он еще написал всего пять произведений вот за 25 лет в жизни в эмиграции. И Рахманинов хотел, чтобы, когда его будут отпевать, а он знал, что он уже скоро умрет, чтобы прозвучал номер «Всенощное бдение», чтобы прозвучали слова старца Симеона.

А. Митрофанова

— «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко». Да, это сильнейшее, конечно, музыкальное переживание. Потрясающе. Просто потрясающе. То есть Рахманинов, действительно написавший очень немного в эмиграции, ментально, такое ощущение, что он продолжал оставаться здесь.

Ю. Казанцева

— Да, душа, сердце, как он сам говорил, сердце оставалось здесь.

А. Митрофанова

— А «Молитва» Глинки, которая прозвучит у нас в конце, произведение, наверное, тоже не впрямую связанное вот с этой традицией Великого поста. Но вместе с тем по глубине, как сказать, вот бывают моменты, когда человек, явно он понимает, что он предстоит сейчас перед Богом. И вот композиторы в музыке они тоже, бывает, предстоят перед Богом. «Молитва» Глинки, она же про это.

Ю. Казанцева

— Да. Знаете, для меня особенное произведение, нетипичное для Михаила Ивановича Глинки. То есть у него есть «Херувимская», у него есть духовные произведения, он же был какое-то время управляющим музыкальной частью придворной певческой капеллы. Но это не относится к капелле, это его именно личные переживания. И вот смотрите, что он сам записал: «Оставшись один в сумерки, я почувствовал такую глубокую тоску, что, рыдая, молился умственно и сымпровизировал „Молитву“ без слов для фортепиано». И когда ее слушаешь, там прямо начало такое очень сумбурное, вот этот весь вихрь чувств, и потом вот начинается молитва. Он эту пьесу потом переложил для голоса и фортепиано, и эта музыка не самая репертуарная, но для меня она такая, знаете, очень личная. Вот как будто мы видим, как Михаил Иванович в тоске рыдал, молился. И, согласитесь, у всех у нас бывают такие моменты. И вот это ощущение, что не один ты такой, и твои все эти метания, они уникальны, но ты не один, что многие через это проходят — и вот, пожалуйста, вот музыкальная такая иллюстрация твоих личных состояний. Для меня это удивительно, как будто вот, знаете, за мной подглядели. А, оказывается, у Михаила Ивановича то же самое было.

А. Митрофанова

— Помогает, конечно, нам музыка, помогает и сейчас, и всегда помогает. Но в такие моменты, как сейчас, наверное, особенно. Михаил Иванович Глинка, «Молитва» прозвучит в конце нашей программы. Юлечка, благодарю, что приехала, что погружаешь нас в этот удивительный мир, помогающий нам, наверное, лучше услышать себя. И, правда, если есть перед нами, если как вот главная задача, да, возвращаюсь к этой замечательной фразе, главная задача жизни человеческой — это вернуться к Богу, вот музыка, она тоже может нам в этом помочь. Спасибо огромное. Юлия Казанцева, искусствовед, пианист, лауреат международных конкурсов, автор просветительских циклов о музыке и об истории музыки, о великих композиторах, была сегодня в нашей студии. Я Алла Митрофанова. И «Молитву» Глинки слушаем в конце.