— Всё-таки «Философы» — удивительная картина! Бывая здесь, в Третьяковской галерее, непременно задерживаюсь возле неё.
— Понимаю вас, Андрей Борисович. Полотно Михаила Нестерова всякий раз открывается по-новому.
— Сейчас, например, меня поразило, как художник передал одновременно и сходство, и различие священника Павла Флоренского и профессора богословия Сергея Булгакова.
— Нестеров использовал для этого особые художественные приёмы. С одной стороны, взгляните, контуры героев намечены как будто под копирку — один и тот же наклон головы, разворот плеч. Но в итоге тонкий силуэт Флоренского в белом подряснике явно контрастирует с мощной фигурой Булгакова в чёрной светской одежде.
— При этом Флоренский в своем жесте — рука на сердце — олицетворяет смирение, а Булгаков — весь готовность к сопротивлению. О решимости свидетельствует и его твёрдый взгляд, и резкий изгиб бровей, и даже непослушный вихор волос, тронутых сединой.
— Булгаков говорил, что в этом портрете отобразились два образа восприятия русского апокалипсиса.
— То есть, революции?
— Да, революции. Картина написана летом 1917 года в доме священника Павла Флоренского в Сергиевом Посаде. Здесь запечатлён канун октябрьского переворота.
— Тревожное время. И потому вполне понятна внутренняя мобилизованность в облике Сергея Булгакова. А вот спокойствие отца Павла Флоренского поражает. Как у него получалось хранить мир в душе?
— Он говорил: «Я научился благодушию, когда узнал, что нас ведёт благая воля Бога». Флоренский встретил испытания без суеты и сомнений. До 1921 года он продолжал служить в церкви Марии Магдалины в Сергиевом Посаде и одновременно работал ученым секретарём комиссии по охране памятников Троице-Сергиевой лавры.
— Он считал для себя возможным сотрудничать с большевиками?
— Флоренский трудился для России, а не для большевиков, и верил, что страна вернётся к Богу. Как член комиссии по охране Лавры настаивал, чтобы в монастыре совершались богослужения. Опубликовал несколько статей о том, что искусство только тогда выполняет свою миссию, когда оно воцерковлено.
— Очень смело по тем временам!
— Эту смелость не смогли погасить ни доносы, ни угрозы. Даже после первой ссылки в 1928 году Флоренский отказался от возможности эмигрировать. По словам Булгакова, отцу Павлу жизнь предлагала выбор между Соловками и Парижем, и он предпочёл Родину. В 1933 году Флоренского осудили на десять лет, а спустя четыре года — расстреляли.
— А как сложилась судьба Сергея Булгакова?
— Сергей Николаевич после революции проявил ту решительность, что видна в его облике на портрете Нестерова. В 1918 году он принял священный сан. Переехал с семьёй из Москвы в Крым, служил в Симферопольском кафедральном соборе. В сентябре 1922 года его арестовали, а в декабре насильственно выслали за рубеж без права возвращения в Россию. В Праге, а затем в Париже отец Сергий полностью посвятил себя служению Богу.
— В том, с какой самоотдачей Флоренский и Булгаков прожили свою жизнь, видится залог святости.
— И её многообразие! Два русских философа, богослова, священника столь несхожи между собой. Но в своей устремлённости к Богу они обрели общность и гармонию. Это единство противоположностей во Христе запечатлел Михаил Нестеров своей работе «Философы» — и славно, что у нас есть возможность видеть эту картину в Третьяковской галерее.
Не откладывайте. Наталья Сазонова
Недавно читала книгу о докторе Гаазе.
За бескорыстную помощь вся Москва 19 века называла его «святым доктором». Я задумалась над его призывом: «Спешите делать добро».
«Делать добро» — здесь всё понятно, но почему «спешите»? Разве можно не успеть?! Можно...
Живёт человек. И всю жизнь только для себя живёт, только о себе заботится. А к концу этой жизни понимает, что бесполезно прожил. Пустая она. Потому что ничего-то в ней для других сделать не успел.
Только не успеть, точнее, опоздать, можно не только к концу жизни, но и пока живёшь. Пока есть силы, и есть потребность и есть случай.
Как-то в интернете наткнулась на документальный фильм о пожизненно заключённых. Осуждённые рассказывали о себе; за что сидят, о чём сейчас думают, о чём сожалеют или... не сожалеют. Меня потрясло интервью с одним заключённым. Мужчина сорока лет, двадцать из них уже отсидел. На вопрос журналиста о чём он сожалеет, ответил: «Знаете, я в тюрьме Евангелие впервые прочёл. Переосмыслил многое в своей жизни. Столько бы мог людям пользы и добра сделать. И никто меня в этом не ограничивал, а не сделал ... А сейчас есть у меня на то и силы и желание, но ограничений много. Столько сделать нужного людям, как на свободе бы мог, в тюрьме не удаётся. Стараюсь, но знаю, что мог бы больше. Вот о чём сожалею».
Я услышала эти слова и вспомнила:
«Спишите делать добро!» Оказывается, такую возможность можно навсегда потерять. Я и не задумывалась над этим.
А недавно поняла ещё один смысл призыва «святого доктора».
Возвращаюсь с работы. Около моего подъезда, на лавочке — бездомный. Так вот сидя, и уснул. Грязный, одет в лохмотья. Рядом с ним — пакет, в нём пол батона хлеба. Сразу захотелось его накормить чем-нибудь горячим. Поднялась в квартиру, глянула в окно; человек не ушёл, лежит, спит. Ну и решила: перекушу быстро, успею. Не обедала, есть хочется. Разогрела еду, поела. А бездомный на лавке всё спит. Стала и ему поесть разогревать. Потом в кладовой одежду подходящую нашла. Всё собрала в сумку и спустилась на улицу. Вышла... а на лавке никого нет! Я туда-сюда; нигде бездомного не видно. Ведь только что был! Две ближайшие помойки обежала — нет нигде! Так и не нашла его. Поплелась со своей сумкой обратно. Ну как же так?! И тут, как ответ, снова вспомнила: «спешите делать добро».
Спешите — значит не откладывайте! Я уверена: Бог через других людей поможет этому человеку, а я свою возможность помочь потеряла. Спешите делать добро!
Автор: Наталья Сазонова
Все выпуски программы Частное мнение
Томас Эдисон и его мать
«Меня сделала моя мать. Она искренне верила в меня», — говорил американский изобретатель Томас Эдисон. Он называл мать своим добрым гением и всегда вспоминал о ней с любовью и нежностью.
11 февраля 1847 года в городке Майлан штата Огайо у торговца зерном Сэмюэля Эдисона и его жены Нэнси родился сын. Мальчика назвали Томасом. Он рос здоровым и жизнерадостным. Едва научившись ходить, малыш всюду следовал за матерью. Отец был в постоянных разъездах по торговым делам, и воспитанием ребёнка занималась Нэнси. Всё время мать и сын проводили вместе. Знакомые и соседи Эдисонов поражались тому, как сильно мальчик был похож на мать. У него были такие же глубокие, внимательные серые глаза. Да и характер точь-в точь материнский — общительный, добрый, открытый.
Стремлением к знаниям Томас тоже пошёл в мать. Нэнси с детства очень хотела стать учительницей, и её отец, приходской священник, дал дочери прекрасное воспитание и образование. До замужества она несколько лет работала в школе. Терпеливо и обстоятельно Нэнси отвечала на все вопросы любознательного сына. А их было множество. Почему птицы летают? Почему на небе облака? Почему горит огонь? Томас с радостью и упоением постигал окружающий мир.
Когда мальчику исполнилось семь лет, он пошёл в школу. Томас ждал этого дня с нетерпением. Но учителям не пришёлся по нраву его любознательный характер. Они называли Томаса неусидчивым и часто наказывали. Так прошло около двух месяцев, и однажды мальчик вернулся из школы с запиской от преподавателя. Нэнси развернула сложенный вдвое листок. На лицо её набежала тень, глаза наполнились слезами... Но она быстро взяла в себя в руки. С любовью глядя на сына, мать прочла записку вслух: «Миссис Эдисон! Ваш сын — гений. Эта школа слишком мала для него, здесь нет учителей, способных его чему-то научить. Пожалуйста, учите его сами».
И Томас стал учиться дома. Нэнси, у которой за плечами был богатый преподавательский опыт, удивительным образом удавалось совмещать хлопоты по хозяйству с ежедневными занятиями строго по расписанию. Под её терпеливым руководством сын очень быстро научился читать и писать. Мать учила его арифметике, истории, географии и физике и всем остальным основным дисциплинам. Когда Томасу исполнилось всего 9 лет, они вместе прочли «Начала» — знаменитый фундаментальный труд Исаака Ньютона.
Миссис Эдисон скончалась в 1871 году, когда её сыну было 24 — он твёрдо стоял на ногах и уже заявил о себе как о талантливом изобретателе и инженере. А через несколько лет о Томасе Эдисоне заговорил весь мир. Благодаря его идеям в дома людей пришло электрическое освещение. Эдисон усовершенствовал телеграф, он изобрёл микрофон и фонограф, открыв эру звукозаписи.
Однажды, будучи уже на вершине своей изобретательской славы, Томас Эдисон решил разобрать старый семейный архив. Среди писем и документов ему попался сложенный вдвое листок, который показался мужчине знакомым. Томас развернул его и ахнул. Это была та самая записка, с которой много лет назад учитель отправил его из школы. Только слова в ней почему-то были совсем не те, что когда-то вслух прочла ему мать. «Миссис Эдисон! — писал учитель. — Ваш сын — умственно отсталый. Мы не можем больше учить его в школе вместе со всеми. Учите его самостоятельно дома». Томас отложил записку в сторону и заплакал.
...Как-то раз Эдисон общался с репортёрами. «Что помогло вам стать изобретателем?», — спросил один из них. И он ответил: «Не будь у меня такой матери, из меня, пожалуй, не вышло бы ничего путного. Только её безграничная вера в мои способности, любовь, соединенная с упорством, нежностью и добротой смогли сделать меня тем, кто я есть».
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
26 апреля. О милосердии
В 31-й главе Книги притчей Соломоновых есть слова: «Открывай уста твои за безгласного и для защиты всех сирот».
О милосердии, — игумен Лука Степанов.