М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита». Протоиерей Павел Карташёв

У нас в студии был настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы Одинцовского района протоиерей Павел Карташёв.

Разговор шел о спорных моментах и христианских образах в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита».

Этой беседой мы продолжаем цикл из пяти программ ко дню рождения М.А. Булгакова.

Первая беседа с ректором литературного института имени Горького Алексеем Варламовым была посвящена судьбе и жизненному пути Булгакова.

Вторая беседа со священником Антонием Лакиревым была посвящена повести «Собачье сердце».

Третья беседа с Екатериной Каликинской была посвящена циклу рассказов «Записки юного врача».

Четвертая беседа с ректором литературного института имени Горького Алексеем Варламовым была посвящена роману «Белая гвардия».

Ведущая: Алла Митрофанова

---

Алла Митрофанова

– «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, здравствуйте, я Алла Митрофанова. Напоминаю, текущая неделя, собственно, сегодня уже пятница, завершающий рабочий день, посвящена в этом временном сегменте в нашем эфире разговорам о Михаиле Афанасьевиче Булгакове, у которого, собственно, 15 мая был день рождения. И последний в этом цикле на данный момент. Надеюсь, будет продолжение когда-нибудь. Разговор мы решили посвятить его роману «Мастер и Маргарита», роману, который, можно сказать, такой итоговый в его жизни. Он очень много лет работал над ним. И, наверное, справедливо будет сказать, что роман и не вполне завершен. То есть до последнего, пока Булгаков еще мог работать, он своей супруге Елене Сергеевне какие-то последние правки диктовал, он уже сам не мог писать, потому что уже и зрение было утрачено, и он сам был очень слаб в силу болезни. До последнего Елена Сергеевна под его диктовку вносила в этот роман какие-то правки. В нашей студии протоиерей Павел Карташёв, настоятель храма Преображения Господня в селе Большие Вязёмы. Отец Павел, здравствуйте.

Павел Карташёв

– Здравствуйте, здравствуйте.

Алла Митрофанова

– Очень-очень вам благодарна, что вы согласились прийти и поговорить на такую тему, как многие говорят, неоднозначную, сложную. «Мастер и Маргарита», такой роман, соблазнительный, кто-то даже говорит бесовский. Вы знаете, честно вам скажу, когда я в детстве прочитала этот роман, и прочитала несколько раз подряд, настолько была заворожена слогом Булгакова, и вообще Булгаков на долгое время стал моим любимым писателем, вот именно в детстве. Это сподвигло меня к тому, чтобы от детского Евангелия перейти к Евангелию взрослому. Потому что, когда я читала «пилатовы главы» в «Мастере и Маргарите», интуитивно чувствовала, что что-то не так, что-то не так. Это не совпадает с той картиной, которую я из своего детского Евангелия получила. И как раз к этому моменту уже у нас в доме появилось и взрослое, собственно, оригинальное Евангелие на русском языке, конечно. И я стала его с большим вниманием, с большим интересом читать. И вот, получается, Михаил Афанасьевич Булгаков стал таким хорошим, важным в моей жизни, серьёзным мостиком к тому, чтобы к Евангелию отнестись с большей глубиной, чем было. Вот мой опыт таков. Расскажите, пожалуйста, о вашем открытии этого романа, когда вы впервые прочитали его, какое влияние он на вас оказал, если оказал?

Павел Карташёв

– Даже затрудняюсь, с чего начать... Вы знаете, вот мне... Я для начала скажу честно, и я, наверное, буду пытаться быть честным до конца, и рискую вызвать несогласие у многих. Мне приходилось по этому поводу, меня приглашали когда-то, ну, 10-15 лет назад в школы, однажды даже в вузе перед филологами, я высказывал своё мнение, и не у всех встречал согласия. Дело в том, что я как-то... первое моё впечатление от романа, который я прочитал, не помню точно, но это была середина 80-х годов. Причем, наверное, это была та самая сокращенная журнальная версия. А потом уже в 90-е годы, и готовясь к выступлениям, я уже прочитал, конечно, полный текст. Ну, насколько... Ну, сейчас вот после всех текстологических усилий достигли того, что перед нами полный текст романа, вот, и к тому времени я параллельно, прочитав до конца второй раз уже священником, уже взрослым человеком. Первый-то раз моё впечатление, оно было очень смутное, и я бы не сказал глубокое, скорее для меня это был какой-то карнавал бахтинский. (Смеются.) Это что-то было такое многоцветное, яркое и московский быт у меня не вызывал никакой симпатии, вся вот эта фактура колоритная жизни московской 20-х годов. Она как-то не завораживала меня. А «пилатовские главы»... вот этот, собственно, роман Мастера, но и не Мастера, как потом начинаешь вдумываться. То, что, собственно, а ведь и не Мастер.

Алла Митрофанов

 – Кто на самом деле его написал, этот роман, да?

Павел Карташёв

– Вообще-то, если... знаете, здесь надо оговориться вот, сказать какую важную вещь. У нас часто очень в литературведении это уже, можно сказать, стереотип, трафарет, шаблон, мы пытаемся, читая произведение, выявить, обнаружить намерение автора, его замысел.

Алла Митрофанова

– Что хотел сказать автор? О да!

Павел Карташёв

– Что хотел сказать автор, на мой взгляд, это рассуждение в пользу бедных.

Алла Митрофанова

– Абсолютно с вами согласна.

Павел Карташёв

– Мы имеем перед собой то, что автор сказал.

Алла Митрофанова

– Кроме, знаете что, кроме «Ревизора» и развязки «Ревизора» в случае Гоголя, потому что мы знаем, что через 10 лет после основного «Ревизора» Гоголь всё-таки сказал. И есть дневник писателя Фёдора Михайловича Достоевского, есть его записные тетради, где он местами очень подробно объясняет, что хотел сказать. Вот, пожалуй, два исключения.

Павел Карташёв

– Нет, а исключением может быть каждое произведение. Одно дело, «что хотел сказать автор», на этом построена вся литературоведческая работа. Я вот, например, помню, когда я там выступал в среде, ну, еще в молодые годы, литературоведов: «А в вашем докладе отсутствуют черновики, эпистолярное наследие, критика и запись устных высказываний автора», –  я говорю: – Вы знаете, у меня такой счастливый случай, мой автор не оставил после себя никаких следов, ни черновиков. Он по поводу своих произведений ничего не писал в письмах, и вообще был очень скуп на устный комментарий. Они говорят: «Как так?», – я говорю: – Вот вы представляете, как я изловчился!

Алла Митрофанова

– Изловчился!

Павел Карташёв

– Поэтому, дело в том, что если без смеха и без шуток «что хотел сказать автор» и что сказал – одно другого не отменяет. Мы можем, конечно, привлечь экстралитературные всякие материалы, сказать что, а кроме того. И я сторонник привлечения вот такого дополнительного освещения предмета, на который устремлен наш взгляд. Но можно подходить к произведению, и это вполне правомерно, допустимо и нужно. С одной стороны, перед нами завершенный вполне или нет, но всё-таки текст романа, который в процессе исправлялся, дополнялся. Булгаков был в поиске более адекватного его замыслу названия романа, там от «Копыто инженера» до «Мастера и Маргариты», «Князь Тьмы» и прочие-прочие переходные имена. И вот эти названия отражали и уточнение некоторых очень существенных, идейных, таких тематических, концептуальных моментов самого романа. Но всё-таки мы с вами... Почему мы обращаем внимание первоначальное и преимущественное на сам текст? Потому что именно сам текст о себе говорит в массах читателей. А в наше время из театральных подмостков одна за другой следуют экранизации, и уверяю вас, что никто не будет, вы знаете, никто не будет обращать внимание на то, что «а вот Булгаков там-то и там-то хотел уточнить то-то и то-то». Всё-таки мы имеем дело с фактом, с событием самого романа, произведение. А Воланд в романе говорит, что факт вещь упрямая. Поэтому давайте, прежде всего, говорить о том, что автор сказал!

Алла Митрофанова

– Помните как это у Довлатова: одно дело, что автор хотел сказать, другое, что сказал, и третье, что сказалось.

Павел Карташёв

– Третье, что сказалось – это неизмеждая рецепция произведения, и вот эта рецептуальная критика – это тоже целое направление в литературоведении, как мы его воспринимаем в разные времена. Очень интересный подход к произведению, и действительно не только в разные времена исторические, но и в разные времена биографические. Мы же по-разному прочитываем в зависимости от нашего опыта. Так вот, я сейчас вернусь к вашему вопросу. Первое, у меня было такое некоторое недоумение, я был человеком взрослым. И близким, не помню, жене ли, или кому-то из близких, я сказал, cейчас скажу вещь, которая не всем понравится, но, оказывается, она нашла отклик, и у одного читателя, который много потрудился над романом, это у режиссёра Бортко, который снимал сериал телевизионный, он позиционирует себя, заявляет о себе как об атеисте, и поэтому для него он пытался, как он сам сказал: «Стряхнуть с романа всю мистику, и оставить фельетон». Вот насчёт фельетона я даже с ним парадоксально где-то согласен. Ну, а мистику, может быть, он, ну, не может считать, увидеть. Ну, ладно, это его совершенно дело, его право. Так вот, у меня было первоначальное впечатление, что передо мной громадный, развернутый бойко написанный, красочный, даже где-то так вот остро и метко фельетон советской действительности, обличающий её, безусловно, этого нельзя ни понять, ни увидеть, вот, но тем не менее, потом я уже спустя какое-то время я читаю, что к роману-то Булгаков приступил, будучи опытным фельетонистом, и несколько лет посвятив в ведущих московских газетах этому труду, созданию именно вот такого жанра, текстов, несколько лет этому посвятил, вот, и поэтому, конечно, его умение так ярко, вкусно, колоритно представить деталь, оно ну, скажем так, пригодилось ему для создания этого романа. А вот уже когда, будучи несколько лет в священном сане и, ну, естественно, вооружённый совсем другими не просто знаниями, а, может быть, внутренним опытом, я уже перечитал этот роман, и он на меня произвел впечатление скорее обескураживающее и никуда не деться. Я говорю честно, я говорю правду. Я в данном случае хочу подчеркнуть, что когда я говорю о романе, я хочу говорить о нем все-таки как священник, а не как литературовед.

Алла Митрофанова

– «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, в нашей студии протоиерей Павел Карташёв, настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы. Говорим сегодня о романе Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита». И отец Павел уже обозначил...

Павел Карташёв

– Свою позицию.

Алла Митрофанова

– Желание, да, именно как священника, а не как литературовед, порассуждать об этом произведении. Давайте тогда быка за рога, отец Павел.

Павел Карташёв

– Давайте быка за рога.

Алла Митрофанова

– Поделюсь своей рецепцией. Мы же допускаем, что и наше собственное прочтенин безусловно оно может...

Павел Карташёв

– Слава Богу, мы не кегли! (Смеются.)

Алла Митрофанова

– Возможно, да. С моей точки зрения, собственно, камень предконовения главный в этом романе, вот эти все споры, которые в 90-е годы бурно вспыхнули, начались там: этот роман, он там апология Христианства, или он в пику Евангелиям написан. Вот это вот все как-то пародия на Евангелия, или что это такое. Вы знаете, с моей точки зрения, то, что в этом романе есть так называемые «пилатовы главы», то есть искажённая версия Евангельских событий – это попытка понять, а что было бы, если бы Христос был не Бог, а просто очень хороший человек. Ну то есть это вот такая, знаете, версия, если угодно, вот то, что Толстой сделал с Евангелием, выкинув оттуда все чудеса, отредактировав его по-своему, да, и вот мы получили такого Христа, прошу прощения, да, прости, Господи, такого, знаете, социалиста: правильные вещи говорит, да, но мы знаем, что в Иудее I века и раньше тоже такое количество вот этих странствующих проповедников было, которые говорили очень правильные вещи. И что мы сейчас знаем об их учениях? Ну, об этом, может быть, историки могут рассуждать.

Павел Карташёв

– Да, конечно.

Алла Митрофанова

– Переворачивает мир, факт Воскресения Христова!

Павел Карташёв

– Да.

Алла Митрофанова

– И то, что Воскресение Христова Толстой вымарывает из Евангелия...

Павел Карташёв

– Как и Булгаков.

Алла Митрофанова

– Да. Булгаков, с моей точки зрения, делает немножко другое. Булгаков, мне кажется, сознательно показывает. Я могу ошибаться, да.

Павел Карташёв

– Ну да, вы сказали, попыткой показать, что было бы...

Алла Митрофанова

– Если бы Бога не было.

Павел Карташёв

– Если бы Бога не было, но мы тогда склоняемся к другой версии «что хотел сказать, но что не сказалось».

Алла Митрофанова

– Вот это я даже не претендую, что хотел сказать автор, я рассказываю исключительно о том, как я это вижу.

Павел Карташёв

– А, понятно.

Алла Митрофанова

– Вот обезбоженная страна! Бывает обезвоженный организм, а бывает обезбоженная страна.

Павел Карташёв

– Которая, тем не менее, принесла сонм новомученников и исповедников.

Алла Митрофанова

– Верно! Но Воланд приходит не к новомученникам и исповедникам, к тем людям, которые знают, что ему ответить, и которые близко его к себе не подпустят. А он приходит к людям, которые Бога выкинули за скобки своей жизни, и он ими как игрушками, как бусинками вот так вот перебирает, и они ничего, ничего не могут ему противопоставить. И вот, говорит Воланд, если вы…

Павел Карташёв

– Их судьба, она сделала доступными их воздействия.

Алла Митрофанова

– Конечно!

Павел Карташёв

– Сатаны!

Алла Митрофанова

– Если хотите, говорит Воланд, вот вам, пожалуйста, вот вы Бога не хотите, да, и у вас его и нету, и замечательно, говорит Воланд, и смотрите тогда, как всё было: «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого дня весеннего месяца ниссана...», – и далее по тексту. И Воланд начинает излагать вот эту свою версию событий. То есть мы начало романа Мастера узнаём не от Мастера, мы узнаём его от Воланда. У меня ощущение, что Воланд Мастеру продиктовал этот роман.

Павел Карташёв

– Однозначно!

Алла Митрофанова

– И он его высосал как художника, потому что художественный дар – это дар от Бога.

Павел Карташёв

– Да, если Священное Писание для нас богодухновенно, то роман Мастера дьяволовдохновенен.

Алла Митрофанова

– Да.

Павел Карташёв

– То есть, как бы, всё наоборот, зеркально наизнанку.

Алла Митрофанова

 – Да, совершенно верно.

Павел Карташёв

– А кто вдохновитель вот этого произведения? Воланд! А Воланд это кто? Ну, в конце концов, сам Мастер говорит: «Вчера на Патриарших прудах...»,  в психиатрической лечебнице.

Алла Митрофанова

– Да: «Вы встретились...».

Павел Карташёв

– «... вы встретились с сатаной», – вот, и как его там, дух зла, просто, открытым текстом.

Алла Митрофанова

– Открытым текстом.

Павел Карташёв

– То есть, а сатана и начинает повествование, он его и развернул. Дальше уже покатился этот ком спихнутый. И дальше покатился, наматывая какие-то подробности. Но даже, можно сказать, самая главная встреча, производящая на нас глубокое впечатление, это встреча с Иешуа Га-Ноцри, Понтия Пилата в первом рассказе, который от Воланда. Да, это так, но... И это во все времена так было, когда человек грешит, или отказывается от чего-то, или вообще что-то отрицает, очень важное для жизни, он становится доступным тому противоположному, то есть антиподу, -анти, то есть тому, что вместо, что против. Но это же закон природы, если падаешь сверху, то непременно вниз, а если поднимаешься снизу, то уж вверх. Поэтому, если ты отказываешься от Бога, то ты становишься добычей Его врага. И действительно, к кому получил доступ главный, здесь я, моё отношение, да, главный герой романа, самый обаятельный, самый привлекательный, самая яркая личность, фигура, персонаж, Воланд. Именно, потому что и Мастер там в тринадцатой главе появляется, и Маргарита, когда нужно Воланду, появляется ещё позже, и вообще все они возникают по мере надобности, и вся свита Воланда беспрекословно, шутя, смеясь исполняет его волю. Этот так называемый, о нём мы слышим в Страстную Пятницу, «всесмехливый ад». Вот, кстати говоря, так, думаешь, и у меня эта ассоциация возникала. Я когда читал этот роман, я понимал, что вообще-то, на мой взгляд, Москва, а не именно «пилатовы главы» – это главная сцена романа. И именно сюда, а не в прошлое, пришёл сатана. Именно здесь разворачивается, это его визит, его прибытие в Москву, которая некогда претендовала на то, чтобы быть новым Иерусалимом. А до этого еще Третьим Римом, и теперь вдруг в ней церкви разрушены, в ней литургия кое-где еще совершается, и в ней беснуются люди, которые вдруг обрадовались. Мне вспоминается «Бесы» Достоевского, описания офицерского собрания: « ... бога раскассировали. И визжат довольные», –  вот это вот визжит Москва под крик «Аллилуйя».

Алла Митрофанова

– Да, фокстрот «Аллилуйя». Ну это, конечно, вообще, страшное.

Павел Карташев

– Этот знаменитый Грибоедовский, то есть вот этого особняка, который был для Союза писателей.

Алла Митрофанова

– И не только. Вы знаете, помните вот эту сцену, когда Воланд стоит на крыше Пашкова дома и созерцает Москву...

Павел Карташёв

– Да, финал романа.

Алла Митрофанова

– ... лежащую перед ним. Какие-то в центре, вот это вот, понимаете, центр Москвы, сердцевина арбуза.

Павел Карташёв

– Да-да.

Алла Митрофанова

– И там какие-то ветхие лачуги.

Павел Карташёв

– Храма Христа Спасителя уже нет!

Алла Митрофанова

– Да! На месте вот эти ветхие лачуги, которые там внезапно видит Воланд, откуда они там возьмутся напротив Кремля, это самострой! Это люди, которые приехали откуда-то из деревень, из сел, из регионов в Москву, им надо где-то жить, они на месте взорванного храма Христа Спасителя, вот эта вот обезглавленная Москва, и на месте вот где был храм Христа Спасителя, вот они там начали строить вот эти самые ветхие лачуги. Это страшная метафора, на самом деле!

Павел Карташёв

– Конечно!

Алла Митрофанова

– Это даже, ну как, это не то, что метафора, это слепок жизни. Но то, что Булгаков вот это вот так описывает, это страшная метафора состояния, в котором была Москва в то время. И мы помним прекрасно, что хотели построить на месте храма Христа Спасителя.

Павел Карташёв

– Да, ужас!

Алла Митрофанова

–  Да, вот сейчас там, знаете, у нас повсюду бюсты Сталину появляются. А ведь это человек, при котором должны были построить...

Павел Карташёв

– Заказчик, главный вдохновитель.

Алла Митрофанова

– Да, да. Заказчик и главный вдохновитель Всемирного Дворца съездов мирового советского правительства.

Павел Карташёв

– Да, да, да.

Алла Митрофанова

– Самым высоким зданием в мире оно должно было быть и с гигантской статуей Ленина на вершине.

Павел Карташёв

– Гигантской статуей Ленина, с прожекторами из глаз, вообще ужас какой-то, с вертолетной площадкой на макушке.

Алла Митрофанова

– Да ужасно.

Павел Карташёв

– Ну, то есть даже какая-то карикатура, если бы так вот непредвзятым взглядом на это посмотреть. Но, да, и вот мы с вами, когда ... опять, к впечатлению первоначальному, первая встреча. И вот, когда я читал этот роман, по мере углубления в него, я ещё по-настоящему не вдумывался, не дал себе труда читать критические работы и всякие исследовательские, которые, кстати, появились ещё, например, такая фамилия Галинская, которая и археологию, и палеографию, можно сказать, ну, в аспекте романа изучала, всякие параллели исторические, там, тамплиеров, альбигойцев, масонов, а ещё глубже углублялась в гностицизм и в апокрифы, которые, конечно же, отпечатлелись в романе существенно и серьёзно. Сознание Булгакова сейчас, вот если с научной точки зрения подойти к нему, с такой, можно сказать, медицинской, литературно-медицинское сознание Булгакова было эклектично. Чего там только, какие не всплывают там в этой бурлящей воде обломки каких учений. И иногда некоторые современные литературоведы, например, там Яблоков отмахивается, говорит: «Да не надо, будем изучать это произведение как только литературное», – ну, если бы! Во-первых, никого бы никогда не заинтересовала просто красота слога.

Алла Митрофанова

– Это правда.

Павел Карташёв

– Это какое-то пустозвонство. А важно, что сказал! И не просто, что сказал, а кому противопоставляет сказанное – с кем воюет, как говорят, против кого дружат и с кем дружат.

Алла Митрофанова

– А вы думаете, Булгаков воюет?

Павел Карташёв

– Я думаю, что Булгаков воюет, исходя, это мое мнение. И вот здесь-то мы как раз обращаемся к экстралитературным обстоятельствам создания романа. Если позвольте, в двух словах. Но я, конечно, сейчас не буду касаться никаких острых моментов, хотя о них знаю. И это меня, не могу от этого отмахнуться и вымарать из своей памяти. В 1910 году этот сын, сначала доцента, потом профессора Киевской духовной академии, окончательно, по свидетельству сестёр, сохранивших благочестие и веру, снимает с себя крест и заявляет, что он больше не церковный человек, в церковь ходить не будет. Потом он получает медицинское образование, и по своему медицинскому образованию, в частности, он был и человек, который занимался венерическими болезнями. Ну, деталь такая, она пригодилась ему для описания внешности Воланда, например, в дальнейшем. Потом, значит, он стал морфинистом. Деталь такая, она казалась бы, ну что мы поминаем грехи другого человека? Да я бы не поминал ни за что, если бы не перечитывая его первое произведение «Морфий», я бы в нём не увидел звонки и предсказания, и какие-то уже интуиции и приёмы, которые очень ярко заявляют о себе в романе «Мастер и Маргарита», то есть галлюцинации. Те самые галлюцинации, которые имел автор «Морфия», они вдруг здесь всплывают! Причём иногда текстуально очень близко. И я думаю, ну если бы я такой, знаете, дотошный исследователь всего творчества Булгакова, ах, вот откуда корни-то, вот откуда появляются эти сцены.

Алла Митрофанова

– Важно здесь отметить, мы говорили уже об этом в наших эфирах, всё-таки Булгаков, мне кажется, это его сила духа и, конечно, подвиг его и его первой супруги Татьяны Лаппа.

Павел Карташёв

– Которую он так коварно бросил!

Алла Митрофанова

– Да.

Павел Карташёв

– Я все время вставляю свои ядовитые замечания, простите. Но я не могу!

Алла Митрофанова

– Человек смог безо всякой реабилитации, которая есть сейчас, без всех этих 12-шаговых программ, человек смог слезть с наркотика сам. Вот это, это практически невероятно! Это, знаете, я снова и снова говорю, что у нас два великих писателя есть, которые, ну, один величайший, да, другой, скажем так, просто великий, Достоевский слез с...

Павел Карташёв

– С иглы игры.

Алла Митрофанова

– Да, завязал с игроманией, из любви к своей жене. Булгаков смог слезть с иглы морфия. Вообще, и это чудо, на самом деле!

Павел Карташёв

– Это чудо, конечно.

Алла Митрофанова

– Это сила духа.

Павел Карташёв

– Это чудо, и  можно было бы задуматься о том, что, во-первых, опыт этот, он никуда деться не мог, к сожалению. Этот отрицательный опыт общения с тем миром, который открывается через вот эти вещества. Вот это с одной стороны, с другой стороны, есть ещё один маленький такой штрих-момент – это жизнь Булгакова семейная, нравственная, при всём, ну, Шиловской, последней жене Елене, ну, человек, да, преданный и всё, которая, кстати говоря, подписывала иногда свои письма Булгакову: Твоя ведьма. (Смеются.) Cо мной трудно говорить, я отдаю себе отчёт.

Алла Митрофанова

– Нам сейчас прерваться надо буквально на пару минут, отец Павел, а потом мы вернёмся к разговору. Да, и я понимаю вот это желание о жизни Михаила Афанасьевича поговорить в связи с романом.

Павел Карташёв

– Да нет, только как подсветка. Я готов сейчас полностью углубиться в факты романа. И у меня есть свой подход к этому именно как священника, который ... Священник это кто? Это человек, который постоянно действует в церкви, осуществляет христианские таинства. И вот в сакраментологическом аспекте очень интересно рассмотреть роман.

Алла Митрофанова

– Протоиерей Павел Карташёв, настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы проводит с нами этот «Светлый вечер». Я, Алла Митрофанова, через пару минут вернёмся.

Алла Митрофанова

– «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, о романе «Мастер и Маргарита» говорим сегодня с протоиереем Павлом Карташёвым, настоятелем храма Преображения Господня села Большие Вязёмы. Отец Павел, о фактах романа, заявленных в романе, собственно, ход событий, что там совершается и прочее, прочее. Вы как именно священник хотите поговорить, порассуждать. Предлагаю вот такую тему для начала. Вот смотрите, мы знаем, что в романе повествование крутится вокруг событий Страстной Седмицы.

Павел Карташёв

– Да.

Алла Митрофанова

– И мы теперь уже знаем...

Павел Карташёв

– Среда, Великая Среда.

Алла Митрофанова

– Да, начиная с Великой Среды и вплоть до Великой Субботы. То есть это роман, в котором есть Великая Среда, Великий Четверг, Великая Пятница, Великая Суббота.

Павел Карташёв

– В Великую Субботу все исчезают, потому что Воскресение надвигается.

Алла Митрофанова

– И нет Воскресения. Это роман, в котором нет Воскресения Христова.

Павел Карташёв

– А вы знаете, а вот я читаю и говорю, а ведь не случайно они все смылись, убрались перед Воскресением.

Алла Митрофанова

– Конечно, ну, их природа понятна.

Павел Карташёв

–  То есть оно есть.

Алла Митрофанова

– Оно есть, но оно остается за...

Павел Карташёв

– Оно грядет, оно вас сейчас сметет!

Алла Митрофанова

– А вот Алексей Николаевич Варламов, потрясающий писатель, исследователь и, слава Богу, и гость нашей студии, сделал открытие в связи с романом «Мастер и Маргарита». Дело в том, что одним из поворотных моментов в работе над этим произведением для Булгакова стало 18 апреля 1930 года. Это день, когда ему позвонил Сталин в ответ на письмо Булгакова советскому правительству, чтобы ему либо разрешили работать, либо отпустили его за границу, выпустили его из страны, потому что он к этому моменту он стал уже запрещенным писателем, и все его пьесы перестали идти на сцене. Для него это было... На сценах! Разных театров, для него это было мучительно.

Павел Карташёв

– МХАТ, Вахтанговский, да.

Алла Митрофанова

– Да, совершенно верно. Пушкинский театр тоже, театр имени Пушкина. Для него это было мучительно. Ему необходимо было чувствовать реализацию. Как и любому талантливому человеку, автору, конечно. И его письмо было таким криком отчаяния. И в ответ на это письмо, поскольку накануне еще застрелился Маяковский, я думаю, это тоже как-то повлияло. Сталин позвонил Булгакову. И вот это 18 апреля 1930 года и тот лукавый разговор, который Сталин повел с Булгаковым, они, можно предположить, серьезнейшее влияние на дальнейший ход событий оказали. Дело в том, что Пасха в 1930 году была так же, как и в этом – 20 апреля. И получается, что Сталин Булгакову звонил в Великую Пятницу, в середине дня. То есть это вот примерно то время, когда в храмах совершается чин изнесения Плащаницы. И понятно, что ни Булгаков, ни Сталин не церковные люди, да, давно от этой темы вообще ушли. Но...

Павел Карташёв

– Сталин? Ну, в курсе, как и Булгаков. Вообще они в какой-то степени коллеги.

Алла Митрофанова

– Да, они в курсе. Ну в общем...

Павел Карташёв

– Один получил домашнее воспитание в христианской среде, учился в Киевской гимназии, в которой углубленно изучался, ну, как сейчас мы бы сказали углубленно, закон Божий.

Алла Митрофанова

– Он Евангелие прекрасно знал. Конечно.

Павел Карташёв

– И все разговоры... Отец Булгакова был человеком очень общительным, и профессура, и преподаватели Киевской Духовной Академии там были. И были там патрологи, и были историки Церкви, и поэтому на слуху у Булгакова было и манихейство, и оригенизм, и многие прочие ереси, и разговор об апокрифе шёл. То есть Булгакову не нужно было заново совершенно спичку вытачивать из сосны – открывать для себя этот мир. Он, в общем-то, имел доступ, он знал, куда идти. Знал, где искать, это первое. Но что касается Сталина, мы все всегда вспоминаем, что он выгнанный из семинарии человек за кощунство. За страшное кощунство! То есть и тот, и другой прошли через христианское образование, оно их не преобразило, не изменило, и тот, и другой имели в своей биографии факт отречения. С отречения от Христа начинается и роман.

Алла Митрофанова

– Сложно в отношении Булгакова, всё-таки сложно, мне кажется, говорить прям о прямом отречении. Да, он из церкви ушёл, но, как и Елена Сергеевна, третья его супруга, свидетельствующая, что человеком он был всё-таки по-своему, по-своему религиозным.

Павел Карташёв

– Угу. Крестился перед кончиной.

Алла Митрофанова

– И, ну как, не то чтобы крестился... Ну как?

Павел Карташёв

– «Руку отрежу, – сказал Азазелло». (Смеется.)

Алла Митрофанова

– Вот именно, понимаете, то есть он прекрасно понимает значение и крестного знамения, да, и это значение передаёт в романе. Что самое страшное, оказывается, для этой нечисти, которую мы в романе видим, что человек будет в диалоге с Господом Богом.

Павел Карташёв

 – Да!

Алла Митрофанова

– И нечисть, понимаете, начинает угрожать даже людям, что только попробуй перекреститься, «отрежу руку», кричит Азазелло.

Павел Карташёв

– Да, но ты же от слов твоих оправдаешься, от слов своих осудишься, и мы опять возвращаемся к началу. А что нам оставил роман «Мастер и Маргарита»? Вы вначале сказали, что для многих он, некоторые называют читатели его соблазнительным, другие — прямо сатанинским, а третьи и наоборот — апологией Христианства. Я где-то посередине. Я считаю, что это огромный большой соблазн. И если бы меня спросили, ни в коем случае я бы «Мастер и Маргарита» не запрещал читать. Мне только когда я в школе выступал, мне говорят, знаете, какой-то факт вопиющей несправедливости – мы читаем с вами некую версию, некий такой извод апокрифический евангельской истории, написанной в 20 веке, и с вами не изучаем оригинала. Как бы мы к нему ни относились, но Булгаков полемизирует. С ним он так или иначе, он так иначе вокруг этой темы вертится, потому что слово Божие и та версия, принятая Церковью, сформировавшаяся, так сказать, выкристаллизовавшаяся за века в Церкви версия Евангельских событий, она, вдруг о ней заявляется, что Воланд обращается к Михаилу Александровичу Берлиозу, редактору журнала «Богохульник», а на самом деле существовал «Безбожник».

Алла Митрофанова

– «Безбожник», да.

 Павел Карташёв

– И председателю Московского союза литераторов МАССОЛИТА говорит: «Ну, кто-кто, а вы-то должны знать, что ничто написанное в Евангелиях не случалось никогда, не происходило никогда!», – и Берлиоз, да, конечно, он же на это и претендует, что ни хорошо, ни плохо нельзя говорить, а надо говорить об этих событиях и о самом Христе только таким образом, чтобы показать, что на самом-то деле, на самом деле это совершенный миф, это вымышленная фигура. Это произведение художественное, и поэтому он Ивана Бездомного, Понырёва, упрекает не за то, что он очернил Христа, а за то, что очернённый он предстаёт необыкновенно живым, ярким и убедительным, что так или иначе, но он был. А важно-то сказать, что его не было. Что его не было! А так кто же тогда правит миром? Если не на кого опереться, если от кого-то, самого Высокого, Верховного, мы отказались, то тогда «tertium non datur» – третьего не дано, что если ты не вверх, то ты вниз, если ты не вниз, то ты вверх. Если ты отказываешься от Бога, ты тогда примыкаешь к Его противнику. К...? А кто такой сатана? Противоречащий.

Алла Митрофанова

– И это верно. Вот сейчас, слушая вас и снова и снова в голове прочитывая начало романа, вы знаете, отец Павел, все равно не могу отделаться от своего читательского восприятия. Наверное, если правильно вас понимаю, вы считаете, что Булгаков солидарен с той версией Евангельских событий, которую Воланд излагает. С моей точки зрения, нет!

Павел Карташёв

– С моей точки зрения... Понимаете, в чём дело? Вот поэтому-то мне и понадобилось понять, а почему самый главный ведь вопрос – а что он хотел этим сказать? А чего он добивался? Что он заявил во всеуслышание? Что он нам предъявил? И вот тут вот разворачивается последовательность событий, ведь совершенно неубедительно было бы со стороны автора вдруг сказать «Я считаю так-то и так-то». Да мало чего ты считаешь. Но когда художественно ты разворачиваешь перед нами панораму с самого начала и до самого конца, то тут волей-неволей, как сказал один исследователь, он сказал, ну, хорошо, предположим, мы с вами сталкиваемся с... Другой исследователь сказал, что мы с вами имеем дело с самым прелестным романом русской литературы XX века. Но не в смысле прелестным, очаровательным, милым, ярким.

Алла Митрофанова

– В духовном смысле от слова «прелесть».

Павел Карташёв

– От слова «прелесть», от слова «обман». А про Воланда говорят, что это самый обаятельный, самый привлекательный герой романа. А что такое обаяние? Это морока, это искушение, это наведение на грех, совращение согласно словарю Даля. А также блазнить-соблазнять это манить, мерещиться, заманивать. Куда заманивает роман? Поначалу необыкновенно весело, остроумно, блестяще, да еще с таким слогом. Ну, вот «всесмехливый ад» он заманивает куда? В Великую Пятницу, в которой совершается погребение Христа. И в следование, безусловно, за Воландом. Мы должны проделать от самого начала, от Патриарших прудов до балюстрады, до террасы на Доме Пашкова весь этот путь, и не иначе. И вот эта хохочущая стихия к концу всё чаще убавляет свой смех, становится всё более серьёзной, и последнее вот это шествие в пропасть сатаны с его свитой, свита-то уже – кот Бегемот, юноша... Все такие очень серьёзные и мрачные, исчезли клыки.

Алла Митрофанова

– Безрадостные.

Павел Карташёв

– Безрадостные совершенно. Обнаруживает свою мрачную чёрную правду в конце. Она обнаруживается. И вот мы тут, ах, вот кто скрывался за всеми Фаготами и Бегемотами! Вот он, оказывается, и Азазелло. Вот эта сатанинская свита, эти рыцари – это демоны-убийцы. И вот что же нам делать тогда? И тогда я отвечаю себе на вопрос. Ну вот, хорошо, я читатель, я, предположим, внимательно очень всё прочитал, я впитал все эти скользкие моменты. Как читать, как понимать это произведение? И вот прежде всего, прежде ответа, скажем, что надо понимать произведение, что произведение искусства входит в читателя, в зрителя, в слушателя, не только через рассуждение, не только интеллектуально, через голову, но прямее и глубже – через иррациональное восприятие, через чувства. И мы с вами с этого и начали. И вот один из внимательных читателей романа он сказал: «Тёмная мистика произведения помимо воли и сознания проникает в душу человека – и кто возьмётся исчислить возможные разрушения, которые могут быть в ней тем произведением произведены?» То есть, ну это как говорится факты, все это такая упрямая вещь. И вот тут-то очень важно нам буквально, если позволяет время пунктирно проследить с чего начинается и чем заканчивается, и очень важно через что проходит, потому что произведение – роман Булгакова «Мастер и Маргарита» он подчинён некоторым извечным от Аристотеля, Аристотелем сформулированным законом построения художественного произведения, где-то ближе, после середины, ближе к концу там кульминация, по всем законам композиции литературного произведения, потом некий катарсис, так сказать, пускай даже в кавычках очищение, а потом развязка. А потом развязка! И вот если от самого начала, а это случайно, что они встречаются на Патриарших прудах? Почему не на Чистых? Почему не на других?

Алла Митрофанова

– Именно на Патриарших!

Павел Карташёв

– Нет, на Патриарших!

Алла Митрофанова

– Булгаков там даже трамвай запустил специально для того, чтобы на Патриарших встретиться.

Павел Карташёв

– Чтобы всё сошлось.

Алла Митрофанова

– Да.

Павел Карташёв

– И вот Патриаршие пруды, патриархи, эпоха патриархов, то есть та предыстория, которая предваряет Новый Завет, то есть те события, находящиеся в центре произведения – Патриаршие пруды. А потом что происходит? А потом происходит некое такое подобие, оно потом развернёт свои крылья, оно потом во всей силе себя заявит – благовестие. Но антиблаговестие! То есть на самом деле вправляет мозги людям тот, кто говорит: так как вы привыкли думать – это неправильно. Вот как правильно!, – вот что было на самом деле! И первый читатель романа в 60-е годы, наша читающая публика, мы как её называем, советская интеллигенция, которая десятилетиями была лишена возможности с этим знакомиться, она вдруг это открывает. И вы знаете, сработал, может быть, некоторый рефлекс. Всё самое ценное из-под прилавка. (Смеются.) Есть такие распределители, вот мы их решены, а вот некоторые счастливчики, они имеют к этому возможность. Аааа, вот оказывается, никакой не Иисус, а Иешуа Га-Ноцри, и никакой там не Назарет, а Гамала, и никакое не родословие у евангелиста Матфея, а родства нет, и вообще какой-то сириец!

Алла Митрофанова

– Подождите, а вы знаете действительно людей, которые так думали?

Павел Карташёв

– Ещё как! Рядами!

Алла Митрофанова

– Потому что мне-то исключительно вот люди, которые в 60-е годы читали романы, они говорили, что так это же стало шагом к чтению Евангелия.

Павел Карташёв

– Да!

Алла Митрофанова

– Мы впервые услышали об этой истории, и они тогда не фокусировались на том, что…

Павел Карташёв

– А вот это самое главное на впечатление первое.  – «Ах!», – вздох, – «А нам-то голову морочили эти церковники!»

Алла Митрофанова

– А-а-а, такого я не слышала.

Павел Карташёв

 – Столетиями, да! А тут, оказывается, вот как на самом-то деле всё! Ой, ну спасибо Булгакову, человек-то тем более образованный.

Алла Митрофанова

– Протоиерей Павел Карташёв, настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы проводит с нами этот «Светлый вечер». Мы говорим о романе «Мастер и Маргарита» Михаила Афанасьевича Булгакова. Интересно, отец Павел, вы знаете, потому что мне-то как раз другая реакция чаще встречалась. Люди более старшего поколения рассказывали мне, что когда вышел этот роман, Евангелие было не достать, но они что-то знали, где-то что-то доносилось до них о Евангельской истории, и здесь они получили возможность погрузиться в атмосферу, но не восприняли буквализм событий Булгаковым описанных. И вы знаете, отвечая на вопрос, ну, не «что хотел сказать автор», да,  а как я понимаю, про что на самом деле этот роман. Вот чисто сейчас своей читательской трактовкой поделюсь. Роман, как мне кажется, о том, как опасны сделки с дьяволом. Вот позвонил тогда Сталин Булгакову в Страстную Пятницу 1930 года и согласился Булгаков на те условия, которые Сталин ему предложил, и как он потом жалел, понимаете. И отсюда, из этой точки начинает разворачиваться вот эта линия, и Мастер, и Маргарита, их же вот в тех первых редакциях, которые известны до 1932 года, там ни Мастера, ни Маргариты не было. Они появляются там в начале 30-х, скажем так, после этого разговора. Вся вот эта линия, связанная с тем, что Мастер пишет роман, Воландом ему продиктованный, она после этого разговора. Страстная Пятница и события вокруг Страстной Седмицы и в «московских главах», и в «пилатовых главах». «Пилатовых глав» тоже, ну, в общем-то, их не было, да. Это все после разговора со Сталиным. То есть вот эта сделка с дьяволом в романе, она как связующее звено появляется уже в 30-е годы.

Павел Карташёв

– В 1929 году, я тогда не договорил еще одну очень важную вещь, когда были написаны первые страницы романа, мы должны учитывать еще тот факт. Я обращался когда к биографии Булгакова, в 1921 году и в 1923 году писалась «Дьяволиада», то есть к теме дьявольщины, дьявольского воздействия, проникновения в жизнь Булгаков подступал, он её опробовал. И в письме 1925 года он уже пишет о том, что он задумал, ни много ни мало, роман о дьяволе. А в 1929 году распространяется у нас тут и пропаганда, «безбожная пятилетка» и так далее. Булгаков непосредственно приступает к самым главным идеям, он их прописывает.

Алла Митрофанова

– Ведь важно пояснить, что Булгаков, при том, что он церковным человеком не был, но он не был безбожником. И безбожники в нём вызывали чудовищную реакцию!

Павел Карташёв

– Он предлагал свою версию. Он был человеком, на мой взгляд, но сейчас давайте тогда пройдемся с сакраментологической точки зрения. Он был человеком, у которого вызывало неприятие, если он не был, согласно вам, безбожником, но тут очень тонко отслоить, абсорбировать, то он был бесцерковником.

Алла Митрофанова

– Не церковным человеком.

Павел Карташёв

– Антиклерикалом.

Алла Митрофанова

– Насчёт антиклерикалом не знаю, но вот...

Павел Карташёв

– Ну, знаете...

Алла Митрофанова

– Ну, не церковным человеком.

Павел Карташёв

– ... когда писатель Иоганн из Кронштадта отчаянно отплясывает в ночь со Среды Великой на Великий Четверток, в ночь Тайной Вечери. А Тайная Вечеря она вот только что – 12 членов Президиума МАССОЛИТА собрались, и потом в полночь грянул под визг «Аллилуя», и это ... И кто пляшет-то? Иоанн Кронштадтский. Ну грубо! Михаил Афанасьевич, грубо! Иоанн Кронштадтского, всенародно почитаемого недавно священника, вдруг вывести под каким-то уродом. Это, ну, зачем? Зачем?

Алла Митрофанова

– Мне всё-таки кажется, отец Павел, что это вот, знаете как, это реакция Булгакова на стихийствующее безбожие, которое захлестнуло страну.

Павел Карташёв

– Ну, Михаил Афанасьевич, ну, или какие-то страсти отбили у тебя способность понимать, как слово твоё отзовётся. А что... Знаете ещё что у меня? Тоже о впечатлениях. Я когда читаю романы, думаю, так, табличка «Перелыгино». Ах, Переделкино имеет в виду. Понятно. То есть, он даже где-то признался в романе, легитимизировал зависть. То есть, да, он необыкновенно гордый и очень завистливый человек. И это прослеживается во всем романе! Он так шельмует, и так он вот по столу возит всех тех, кто его обижает. То есть человек, которого обделили, он постоянно вокруг этой темы, что он не у кормушки, что он не у благ жизни. Ну, слушай, ты навязчиво, ты действительно так по этому поводу переживаешь? Мне кто-то возразит. А ты попробуй вот так пожить! А на самом деле жизнь была не такая уж прямо лишённая всего. Она была лишена славы, когда ему говорили: «Ваш роман, он дойдёт до публики, вы ещё прославитесь», – он говорит: «Нет, я хочу сейчас!» То есть, ему нужно было сейчас признание. Сейчас! То есть, ну, тех самых плодов христианской жизни – смирение, кротость, скромность и так далее, их, конечно, мы не наблюдаем, мягко говоря.

Алла Митрофанова

– Давайте будем откровенны. Для художника, для талантливого человека, для остроталантливого человека эти дары, они, ну, вообще, грандиозное сокровище. Они встречаются крайне редко. То есть, мы тут кого не возьмём. Понимаете, если будем сейчас личностно разбирать, все наши великие, они страдали, ну как, мы простые смертные и то с трудом смирение стяжаем, им, великим, в разы сложнее!

Павел Карташёв

– Конечно!

Алла Митрофанова

– У них и уровень вызова совсем другой.

Павел Карташёв

– Совершенно верно.

Алла Митрофанова

– Поэтому давайте вот пусть покоится с миром Михаил Афанасьевич.

Павел Карташёв

– Да, не будем судить его. Я не хочу превращать. Но если вернуться к фактуре романа и очень внимательно читать, на Патриарших прудах сначала трижды, вспомним таинство Крещения, происходит отречение от Христа. Потом трижды происходит призывание нечистой силы, когда она, в конце концов, из этого жаркого дня вдруг конденсируется сначала в виде Коровьего, а потом непосредственно сам приходит – он явился! Одна из версий романа – он появился, наконец вот. После этого что начинается? После этого начинается Великая Среда, в Евангелие читаем о том, что падшая женщина возливала на главу Христа миро – здесь Аннушка, Анна – Благодать, проливает не миро, но масло. И голова Берлиоза отрублена, потом её не находит. Потом она в финале романа возникает уже, как и положено в самом главном таинстве масонов – головой, из которой пьют кровь.

Алла Митрофанова

– Вот, отец Павел, ведь это же всё про то, что бывает, если сделка с дьяволом заключена. Тогда вся твоя жизнь — это не образ Божий, а обезьяна. Ты тогда, вот, вот тогда с кем ты соединяешься, вот. И посмотрите, какова, какая страшная участь Мастера и Маргариты в конце за то, что они в эту сделку тоже вступили. Маргарита открытым текстом говорит: «Дьяволу, я отдала бы душу, лишь бы только знать, где он!» Вот тебе, пожалуйста. Сразу же появляется Азазелло, «Маргарита Николаевна, давайте вот вам крем», то-се, пятое-десятое, во столько-то будьте готовы, вперед. Что в самом конце? Где они оказываются? Это же это страшно! Там Маргарита Мастеру, которая, видимо, уже совсем там практически смотреть не может по сторонам, она им начинает описывать, вот там дом с какими-то там чуть ли не венецианскими стёклами...

Павел Карташёв

– Это «Фауст» Гёте!

Алла Митрофанова

– ... там прекрасная местность и прочее, прочее. А вот посмотрите, как заранее Булгаков описывает это же самое место в сне, который видит Маргарита накануне встречи с Азазелло: «Приснилась неизвестная Маргарите местность – безнадежная, унылая, под пасмурным небом ранней весны. Приснилось это клочковатое бегущее серенькое небо, а под ним беззвучная стая грачей. Какой-то корявый мостик. Под ним мутная весенняя речонка...». Вот всё, все топонимы, всё совпадает. Речонка и осинка, и вот это...

Павел Карташёв

– Да-да.

Алла Митрофанова

– То есть это то место, куда их отправит Воланд. «... безрадостные, нищенские, полуголые деревья, одинокая осина, а далее, – меж деревьев, –  за каким-то огородом бревенчатое зданьице, не то оно – отдельная кухня, не то баня, не то чёрт знает что», –  прости Господи. «Неживое всё кругом какое-то и до того унылое, что так и тянет повеситься на этой осине у мостика. Ни дуновение ветерка, ни шевеление облака и ни живой души. Вот адское место для живого человека!» Вот куда на самом деле Воланд отправляет Мастера и Маргариту!

Павел Карташёв

– Да-да.

Алла Митрофанова

– И в каком Мастер состоянии? Ведь чего он его лишает? Он его памяти лишает!

Павел Карташёв

– Памяти лишает.

Алла Митрофанова

– Память у Мастера стирается! Какое страшное наказание за сделку с дьяволом. Это же, что такое человек без памяти? Что такое писатель, художник без памяти? Все, он...

Павел Карташёв

– Вообще всех связей в романе нет. В романе нет Святой Троицы, нет Отца, нет Его Сына и нет Святого Духа. В романе практически отсутствуют образы детей, за исключением вот когда Вальпургиева ночь,  полёт Маргариты, там мальчик и некоторые, и косвенно Фрида, которая душила платком своего ребёнка. В романе нет образа родителей. То есть это отсутствует такая линия отцовства-сыновства. То есть связи разорваны. А когда нет связей, когда человек голый, предстаёт без. Не исторический человек, а ситуативный, им, конечно, очень легко манипулировать. Ему... у него, он разорвал, отказался от традиции и не мыслит, не переживает ответственности за своё продолжение, за своё грядущее. Он вынут из истории! Он вынут из истории, и образ того, чего он заслужил, ну, там ещё и другое описание есть: «Неужели же вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели же вы не хотите подобно Фаусту...» Там, правда, Вагнер это был: «...сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся...»

Алла Митрофанова

– Обман! Всё обман, дьявол отец лжи.

Павел Карташёв

– Совершенно...

Алла Митрофанова

– Это всё обман.

Павел Карташёв

– Так ведь... Вот смотрите дальше. Кульминацией романа является чёрная месса. Вместо вина и хлеба, которые прилагаются в Кровь и Тело Иисуса Христа, там кровь убитого человека, которая становится вином. Этого вина причащается преобразившаяся на глазах сатана, Маргарита и вся мировая нечисть – вампиров энергетических, которым это нужно для обновления, для того, чтобы они продолжали своё нечестивое существование под покровительством сатаны. Но это кульминация, это то, что мы видим, и в этом отражаются все те воспринятые, усвоенные. Безусловно, Булгаков очень подробно читал всё. Например, мы у тамплиеров находим, что они поклонялись чёрному большому коту. Я когда это узнал, думаю, Господи, и это прочитал. У альбегойцев, что они манихейцы. А он, одна из его книг была «История Альбигойских походов». А теперь моё маленькое открытие, если позволите, о романе. Чем заканчивается роман? Роман заканчивается тем, что роман дописан, и что не нужно будет этого циклического, постоянного, в новомесячие беснования и возвращения, отпускает по разрешению сатаны, автор своего героя: «Свободен, свободен, он ждёт тебя». Кто ждёт тебя? Тот, с кем ты свой спор или свой разговор так и не решил. Тебя ждёт тот, кого ты казнил – Иешуа Га-Ноцри. И вот они идут по лунной дорожке. И здесь даже учение Григория Саввича Сковороды, который считал, что Луна это и лунный свет, и лунная дорожка, это тот самый покой, путь к покою, которого заслуживает истинный человек, он не писал истинный христианин. И вот самое важное. После укола в голове Понырёва всё меняется, и от постели к окну протягивается широкая лунная дорога. На эту дорогу поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем, Понтий Пилат, понятно, и начинает идти к Луне. Рядом с ним идёт какой-то молодой человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом. Отказывает Булгаков Иешуа Га-Ноцри в Преображении, там, в Воскресении. Идущие о чём-то разговаривают с жаром, спорят, хотят о чём-то договориться. «Боги, Боги, — говорит, обращая надменное лицо к своему спутнику, тот человек в плаще, – Какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, – тут лицо из надменного превращается в умоляющее». Это кульминация романа. Это одна из самых главных мыслей. Знаете, почему? Предваряю. Потому что это архиересь в Христианстве. « – Ведь её не было! Молю тебя, скажи, не было? — Ну, конечно, не было, — отвечает криплым голосом спутник, — это тебе померещилось. — И ты можешь поклясться в этом? — заискивающе просит человек в плаще. — Клянусь, — отвечает спутник, и глаза его почему-то улыбаются. — Больше мне ничего не нужно! — сорванным голосом выкрикивает человек в плаще и поднимается все выше к луне, увлекая своего спутника. За ним идет спокойный и величественный гигантский острухий пес». Это что? Это апокатастасис! Это учение о всеобщем восстановлении, отменяющее вообще всю историю, и все ее трагические события, и все казни, и все жертвы, и вообще путь к Богу! То есть это возвращение циклическое, а Луна здесь один из главных символов. Что такое Луна? Это символ убывающий и возрождающийся, убывающий и возрождающийся, по кругу ходящий, платонический, эллинский, античный циклизм, которым был заражен Ориген и очень многие его последователи. И эту-то ересь оригенизма, то есть всеобщего восстановления неправильного понятого, ее называют архиересью в Христианстве, потому что она вообще Христианство отменяет.

Алла Митрофанова

– Не могу согласиться с тем, что это мировоззрение Булгакова. То, что он это знает и в романе передаёт – это сто процентов. Но у меня постоянно вот это, знаете, ощущение, что Булгаков...

Павел Карташёв

– Здесь ни при чём!

Алла Митрофанова

– Нет, ну как сказать, он автор, он, естественно, при чём. Но это не стоит отождествлять, оригенизм с его собственным мировоззрением. Что, вот как я прочитываю финал романа, понимаете, там же и Левий Матвей приходит просить за Мастера и прочее, прочее. Как страшно породить в своей голове настолько детализированную реальность, отличную от Божьего мира, ведь эта реальность может тебя проглотить.

Павел Карташёв

– Она и проглатывает, почему...

Алла Митрофанова

– Она может материализоваться и прийти за тобой. Вот эта трагедия, которая происходит с Мастером.

Павел Карташёв

– Да-да.

Алла Митрофанова

– Я считаю, что с Булгаковым такой трагедии не происходило. Ведь он, понимаете как, в его жизни было очень много всякого разного символизма, и Господь, надеюсь, его не оставил. Булгаков скончался в Прощёное воскресенье. Знаете, тоже и с Алексеем Николаевичем Варламовым мы говорили об этом. Для тех, кто произведения Булгакова любит, и, ну, понятно, что «Мастер и Маргарит» — это текст сложный, и как вот мы сейчас с вами спорили, все программы можно еще, я не знаю, неделю так сидеть и разговаривать, и все время будет о чем.

Павел Карташёв

 – Да.

Алла Митрофанова

– Но отнестись к Булгакову...

Павел Карташёв

– Снисходительно?

Алла Митрофанова

– Снисходительно, да.

Павел Карташёв

– Это наш долг!

Алла Митрофанова

– Вот. Ну, я не знаю, что наш долг, но мне кажется, что вот этот призыв есть в дни его кончины, в Прощеном воскресенье.

Павел Карташёв

– Может быть, да. Мы же привлекали биографию. Ну и дай Бог, в общем, мы никому... Господи, я думаю, найдутся в жизни Булгакова те моменты, на которые милость Божия смогла бы опереться.

Алла Митрофанова

– Абсолютно точно.

Павел Карташёв

– И мы должны. Но, с другой стороны, знаете, когда вдруг от богословов или кого-то ещё слышишь, что: «Ну, безусловно, я считаю эту книгу талантливой», – у меня невольно возникает: А какой же гранью этой глумливой буффонады вам наиболее понравилась?

Алла Митрофанова

– Ой, отец Павел!

Павел Карташёв

– Вот отец Павел сегодня вообще вам дал...

Алла Митрофанова

– Жару! (Смеётся.)

Павел Карташёв

–  Да!

Алла Митрофанова

– Ну, ничего. Ну, что делать?

Павел Карташёв

– Ну простите!

Алла Митрофанова

– Такой роман.

Павел Карташёв

– Да, он у меня вызвал свои мысли.

Алла Митрофанова

– И все равно я буду отделять в своем сознании мировоззрение Булгакова от той...

Павел Карташёв

– От того, что получилось.

Алла Митрофанова

– Да. Воландовской буффонады, которая здесь описана. Мне кажется, что это Булгаков пишет в пику. Посмотрите, куда вы катитесь. Посмотрите, если вы вынесли Бога за скобки, вот во что превратится ваша жизнь. Если вы заключили сделку с дьяволом, вы окажетесь там же, где Мастер.

Павел Карташёв

– А какой-то заводной безбашенный человек скажет: «Ну и чего, и классно!»

Алла Митрофанова

– Господи, помилуй! Надеюсь, что у Бога и для него найдется какое-то вразумление.

Павел Карташёв

– Ну дай Бог, дай Бог! На этой ноте, дай Бог!

Алла Митрофанова

–Протоиерей Павел Карташёв, настоятель Преображенского храма села Большие Везёмы, провёл с нами сегодня этот «Светлый вечер». Я, Алла Митрофанова. Прощаемся с вами, до свидания.

Павел Карташёв

– Спасибо.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Отношение к смерти в Новом Завете». Священник Александр Сатомский
• «Ценность семьи». Анна Мугачева
• «Успение Пресвятой Богородицы». Протоиерей Павел Карташёв

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов