Поделиться
Любовь Столица
Стихотворения поэтессы, прозаика и драматурга — Любови Никитичны Столицы, впервые встретились мне на страницах отечественных изданий в конце 1980-х — начале 1990-х годов, когда из печати начали выходить поэтические сборники и антологии литературы русской эмиграции. Имя Столицы (оговорюсь, что это — фамилия, а не псевдоним) находилось там, я помню, не в самых первых рядах...
Стилизаторские стихи поэтессы отличались «разбросанностью тем», буйством красок и образов, музыкальной насыщенностью, обострённым интересом к театру, античности и фольклору древней Руси, — то есть — узнаваемыми чертами, характерными для всего нашего «Серебряного века».
Ещё я запомнил, что земные дни поэтессы завершились в начале 1930-х годов в Болгарии, где последние полтора десятилетия своей жизни она была кем-то вроде полномочного посла и представителя русской культуры.
Но вот, в 2013-м году вышел объёмный — два фолианта, по семьсот страниц каждый — двухтомник Любови Столицы: многочисленные стихотворения и незаурядный роман в стихах, поэмы, сказки и пьесы. В издание также вошли и письма Столицы — к Брюсову, Блоку и Андрею Белому, а ещё — и восторженные послания к ней поэтов Сергея Есенина и Клычкова.
Тщательное послесловие к двухтомнику завершалось цитатой из некролога поэтессе, написанного популярным когда-то писателем Александром Фёдоровым.
«...И человек она была — цитирую — благожелательный, добрый, отзывчивый и, что особенно интересно, похожий на свои произведения, очень русская, в каждом слове, в каждом движении, в улыбке и во взгляде. И религиозна была по-русски, по-простонародному, свято верила в русский народ и в возрождение России». Конец цитаты. В память о Любови Никитичне прочитаю её красочное стихотворение «День», написанное ещё до эмиграции и не вошедшее ни в одну из книг.
Люблю деревню я, особенно зимой.
Мой отчий дом люблю и день рабочий мой
Средь деревянных стен из золотистых бревен,
В просторной горнице, где пол – слегка неровен,
И дверь – певучая, и нет ключа при ней…
Где – в сумрак стелются половички синей,
А в солнце – зыблются нежней и желтоватей
Кретон завес и кисея кровати…
Где – высятся простой ореховый киот
И палисандровый затейливый комод,
Где колокольчик есть, взамен звонков, старинный,
А вместо ламп шандал со свечкой стеаринной…
Кругом – всё новое! Всё радует глаза!
А выйдешь на крыльцо – там тоже чудеса:
Сосновый сизый лес весь жемчугами вышит,
Атла́сы алые заря над ним колышет,
И веселят порой серебряный пустырь
Синица синяя иль розовый снегирь.
В снегу – столбы ворот, скворешник и собашник, –
И в вышках сахарных и в пряничных тех башнях
Волшебным теремом выглядывает дом,
Оберегаемый цепным косматым псом.
Но зелен стал восток, а воздух – льдисто-колок, –
И месяц молодой, что зеркала осколок,
Повис и заиграл на дальних пустырях!
В их бриллиантовых и ледяных морях
Бугры легли спиной, как тучные тюлени,
Деревья ж подняли, как тонкие олени,
Ветвистые рога к созвездию Стожар…
Пора домой! Там ждет ворчливый самовар.
Там напишу сейчас чудесные стихи я –
Как зори, ясные, как месяц, молодые!..
Любовь Столица, «День», из цикла «В деревне», около 1915-го года.
...Не правда ли, друзья, есть в этом стихотворении какой-то неуловимый привет Александру Сергеевичу Пушкину, его незабываемым онегинским интонациям?..
