«Красота, свидетельствующая о Боге»

В этом выпуске своими светлыми историями о том, как красота мира или прекрасные творения людей помогли увидеть Бога, поделились ведущие Радио ВЕРА Александр Ананьев, Марина Борисова, Алексей Пичугин, а также наш гость — клирик храма святителя Николая в Тушине священник Стахий Колотвин.

Ведущие: Александр Ананьев, Алексей Пичугин, Марина Борисова

---

А. Ананьев:

— «Какое это чудо, — пишет наша зрительница и слушательница Ирина, — что ни история, то подтверждения, знамения веры. Как же неисповедимы пути Господни! У каждого свой путь к Богу, какие же мы счастливые, что верим в Него. Всем радости, мудрости, сил и благости! Молимся, радуемся постимся. Замечательные ребята, такой прекрасный священник. Великий понедельник, „Светлые вечер“. Слава Богу за все». Это, друзья мои, комментарии к публикации видеоверсии подкаста программы «Светлые истории» в нашей группе ВКонтакте. Заходите, смотрите, слушайте, оставляйте комментарии, каждый из которых на вес золота. К каждому выпуску порядка нескольких сотен комментариев набирается, и читать их какое-то великое утешение. Особенно если они носят какой-то критический характер. Это программа «Светлые истории» — одна из немногих программ на светлом радио, на Радио ВЕРА, которые существуют не только в аудиоформате, который можно слушать в FM-диапазоне в вашем городе или на нашем сайте https://radiovera.ru/, как делают в тех городах, где Радио ВЕРА не вещает. Я недавно был в Нижнем Новгороде, и огромным удивлением и радостью было узнать, что в Новгороде, где не вещает Радио ВЕРА, очень много слушателей Радио ВЕРА, которые вот действительно через сайт и социальные сети нас слушают. Ну и в видеоверсии, которую можно найти в наших социальных сетях, в первую очередь в нашей группе ВКонтакте. Сегодня в нашей программе, во-первых, разрешите представить вам нашего замечательного гостя, священника, которого я в нашей студии не слышал и не видел уже довольно давно, и это огромное упущение. Священника, с которым мы очень во многом созвучны, но в первую очередь мы созвучны в нашем отношении к путешествиям. И это, между прочим, наверное, будет связано с историями, которые прозвучат сегодня в программе...

Иерей Стахий:

— У вас уже прозорливость начинается.

А. Ананьев:

— Нет, это просто старчество, отец Стахий. Вы уже узнали по голосу — те, кто слушают нас в эфире, — клирик храма святителя Николая в Тушине, священник Стахий Колотвин. Добрый вечер.

Иерей Стахий:

— Добрый вечер.

А. Ананьев:

— Как у вас дела с вашей любовью к путешествиям ныне?

Иерей Стахий:

— Любовь никуда не девается.

А. Ананьев:

— А путешествия?

Иерей Стахий:

— Путешествия, конечно, немножко сложнее.

А. Ананьев:

— Преобразовались.

Иерей Стахий:

— Тем не менее путешествуем. Уже и со своими прихожанами моего храма, где много лет я служил, который я строил, мои митинские прихожане, и к ним присоединяются уже и новые прихожане, и просто мои читатели в социальных сетях. И поэтому — уж по крайней мере откуда можно, из Москвы, одним или двумя днями доехать — это невозможно остановить. Потому что это та красота, которая спасает мир, и в том числе спасает москвичей, изнеможденных от созерцания спальных районов новой застройки, старой застройки, и вот это та красота, которой посвящена тема нашей передачи, без путешествий ее было бы в жизни меньше.

А. Ананьев:

— Также я представляю вам, дорогие друзья, своего друга и коллегу Алексея Пичугина, который тоже, в силу там возможностей и открытых границ, тоже любит путешествовать. Добрый вечер.

А. Пичугин:

— Добрый вечер. Здравствуйте.

А. Ананьев:

— И, конечно же, моя коллега Мариночка Борисова, которая собой ныне символизирует, просто иллюстрирует тему нашего сегодняшнего выпуска «Светлых историй». Добрый вечер, Марина.

М. Борисова:

— Спасибо. Добрый вечер.

А. Ананьев:

— А тема у нас сегодня, как уже озвучил отец Стахий: «Красота, свидетельствующая о Боге: истории о том, как красота мира или прекрасные творения людей помогли увидеть Бога». Отец Стахий, благословите начать с вас и вашей истории.

Иерей Стахий:

— Так и быть, по знакомству.

А. Ананьев:

— Да, почему-то я сразу представляю греческие монастыри, о которых вы будете рассказывать, красота которых заставила вас там задохнуться от счастья. Но, возможно, я ошибаюсь, и это будут многоэтажки в Тушине.

Иерей Стахий:

— На самом деле, конечно, я больше всего люблю говорить о себе. Но я бы хотел поделиться такой достаточно свежей историей, тоже связанной с нашими паломничествами, как человек, который любит красоту, который любит и вкладывает в это и время, и средства для ее созерцания, но который абсолютно находится вне богообщения, потихонечку к богообщению приближается. Уже пару лет назад одна наша постоянная прихожанка спросила, можно ли поедет с нами в паломничество в зарубежное ко святыням Грузии ее муж, говорит: ну он у меня не особо верующий. Ну я знаю, что, в принципе, регулярно к паломническим поездкам присоединяются люди, которые как-то так редко в храм заглядывают, только там на Пасху, но оказалось, что вот этот мужчина, он вообще даже некрещеный человек. И, тем не менее, он попал в ритм паломнической поездки, которая отнюдь не расслабленная, которая подразумевает, что раннее вставание, а потом приезд, возможно, и за полночь, и постоянные подъемы где-то пешком, к каким-то горным храмам, и даже, если деваться некуда, мы приехали где-то на службу, то приходится и на службе стоять. Ну или можно кругами ходить вокруг, но от этого служба короче не станет. По идее, человек, который так не имеет некоторого духовного стремления, он должен подумать: зачем? У меня есть какие-то возможности, работа мне позволяет взять и куда-то там отправиться еще, что-то посмотреть в каком-то более комфортном режиме. Зачем это связывать с паломничеством? А тем не менее смотрю — через полгода мы отправляемся ко святыням Албании и Черногории, и кто же в первых рядах записывается...

А. Пичугин:

— Это куда я не смог поехать с отцом Стахием, хотя он мне как-то ввечеру поздно позвонил, я помню, говорит: не хочешь поехать? Нам нужен водитель и человек, который хорошо знает Черногорию. И у меня ребенок должен был родиться, и вообще как-то думаю: ну не получается, вот совсем не получается. Ну съезжу я и не раз еще в любимую Черногорию. Но что-то тут как-то застопорилось все.

А. Ананьев:

— На будущее, отец Стахий: я отличный водитель.

Иерей Стахий:

— Да, уже расширяем наш такой кругозор. Кстати, эта тоже поездка — маленькое чудо. Потому что мы вернулись из этого паломничества последним рейсом, а на следующий день все рейсы между Евросоюзом, а пересадочным был рейс через Грецию, Российской Федерацией были прекращены. Так вот и в этой паломнической поездке тоже был еще один батюшка, который не знал о том, что человек некрещеный, не особо верующий. И вот мы приходим в один малопосещаемый монастырь, Пиперский монастырь, и преподобный Стефан Пиперский, его мощи нетленные лежат в раке, а рака закрыта. Когда приходят паломники, эту раку открывают, однако, в отличие от привычного нам стеклышка, никакого стеклышка нет, там лежат мощи святого человека, пусть они и под некоторым одеянием, облачением, но все равно открытые мощи. Я знаю, что даже для многих глубоко воцерковленных людей вот это некоторое испытание — все-таки страх смерти, он в нас естественен, потому что человек предназначен Богом для жизни, и как-то это уже должно останавливать. И все наши паломники прикладываются. И смотрит батюшка, который второй тоже ездил в нашу поездку, и он так видит — ну как-то человек стесняется вроде. И он говорит: подходи, подходи, прикладывайся. И вот этот муж нашей прихожанки, еще некрещеный, берет и подходит, и уж, ну раз надо, сказали, проявляет истинное смирение и прикладывается к мощам. Для человека неверящего — ты, можно сказать, берешь и прикладываешься, можно сказать, просто к какому-то трупу. Если, конечно, это бы происходило в какой-то большой толкотне, где множество людей, которые толкаются, зажигают свечи, там все волнуются, что почему это очередь медленно движется, пытаются там пролезть без очереди, как порой у многих святынь, возможно, было бы ощущение другое. Но когда ты проходишь, и вокруг эти горы, на них чуть-чуть опускается туман, солнце светит, и солнце еще достаточно низкое, потому что это конец февраля, начало марта, а уже при этом день световой хоть и увеличивается, но тоже достаточно короткий, а позади уже тоже такие уже наши путешествия — повороты среди извилистых ущелий, от одного монастыря к другому, то, конечно, настроение другое. А вот когда ты вдохновился такой красотой, когда тебе Господь взял и показал вот это соединение красоты нерукотворной... А тем более для нас, для людей, которые живут, хоть и среди семи холмов, в Москве, но не особо это замечают, признаемся честно, мы люди равнины, когда мы оказываемся в горах и видим вот это величие Божие. А тут еще к этому присоединяется рукотворная красота — вот эти маленькие уютные балканские монастыри, которые над этими речушками горными стоят, и над которыми тоже возвышаются вершины, то, конечно, уже ощущения совсем другие.

А. Пичугин:

— А мы можем сейчас приостановить нашу программу? Я выйду из студии, а вы потом продолжите.

А. Ананьев:

— Нет.

А. Пичугин:

— Я просто давно я не был...

А. Ананьев:

— Мы мучиться должны вместе, Алексей. Надо терпеть.

Иерей Стахий:

— Но тут тоже, можно сказать, ладно, какое-то уже прямо такое религиозное насилие идет — человек тоже должен сдаться уже в следующий раз. Да тут еще такие риски — вон батюшка взял, завез, чуть вообще не улетели, и там на работу-то не вернешься, и как потом на перекладных добираться. Но нет, через полгода мы снова поехали ко святыням Грузии, уже по новому маршруту, но уже снова в первых рядах, конечно, человек записался, присоединился. Более того, когда стали мы с прихожанами и на какие-то на майские, на ноябрьские длинные выходные выбираться уже там на два-три дня из Москвы, уже к таким не столь экзотическим — это уже не Балканы, не Грузия, уже нет этих гор, уже обычная наша среднерусская равнина, уже привычная нам храмовая архитектура.

А. Пичугин:

— Саша, они в Суздаль поехали.

Иерей Стахий:

— То тем не менее, в данном случае мы поехали совсем не в такой древний город. Были в Задонске. Да, ну чем можно москвича особо удивить в Задонске? Если ты, конечно, как паломник туда совершаешь путь — ну, конечно, ты к святителю Тихону приходишь. Если ты в поисках какой-то эстетической новой архитектурной, культурной вот новизны едешь, то, конечно, для тебя особо ничего нового ты там не увидишь: да, большой собор, да, есть храм рядом поменьше, но вполне все классически, стандартно. Да, тоже, конечно, это красиво, конечно, это тоже, когда с другого берега реки Дон, еще маленького, еще такого не разлившегося, еще неширокого, смотришь — тоже такая красивая панорама. Но тем не менее видишь, что человек, тоже это его вот как-то вдохновляет. А с чего же тут? Можно сказать, ну ладно, красота идет. Так это бы не началось, просто вот этот человек, он очень любит искусство. И обычно он брал жену и говорит: так, поехали в такую-то страну европейскую, смотреть такой-то европейский музей, там такая-то выставка. А теперь поехали сюда. А она ему говорит: ну теперь поехали в обратную сторону. Да, и вот люди, во-первых, красота спасает мир, потому что люди, у которых, возможно, чуть-чуть разные интересы, они находят точки соприкосновения. И, самое главное, вот эта красота приближает к Богу. Пока мы не видим некоторого хеппи-энда. Но на самом деле хеппи-энд — это когда ты все-таки не только стал христианином, крестился, но еще ты умер, попал в рай — вот это хеппи-энд. Поэтому еще никто из нас относительно себя, только относительно святых на небесах, никакого вот счастливого конца не увидел. Тем не менее я надеюсь, жду и молюсь, что тоже уже ставший для меня, можно сказать, таким хорошим товарищем человек потихонечку, через очередную порцию красоты, придет и до купели Крещения.

А. Ананьев:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Отец Стахий, я, прежде чем вас представлю еще раз, я стрясу с вас обещание писать книги. В вас умер или по крайней мере при смерти там Пришвин, и кто еще там писал о природе? Вот обязательно просто вам надо писать. Ваш слог — вы рассказываете так, как будто бы аудиокнигу читаете, и наши слушатели и зрители это уже отметили.

А. Пичугин:

— Отец Стахий напишет книгу, а ты ее прочитаешь.

А. Ананьев:

— Нет, у него прекрасно получается и так. Отец Стахий Колотвин, священник, клирик храма святителя Николая в Тушине, сегодня в «Светлых историях». Также красавица Марина Борисова и Алексей Пичугин, я Александр Ананьев. Тема сегодняшней программы: «Красота, свидетельствующая о Боге: история о том, как красота мира или прекрасные творения людей помогли увидеть Бога». Вот когда вы это рассказывали, отец Стахий, я вдруг осознал одну важную штуку: человек, который любит искусство, не может быть неверующим. Он может быть там формально некрещеным, может быть декларирующим свой атеизм, но ценить искусство, видеть в мазках разноцветной субстанции, именуемой краски, да, красоту и при этом не верить в то, что все это создано Богом... Там да, это человек нарисовал, но миллион человек нарисует красками на холсте что-нибудь, и лишь у одного получится что-то, необъяснимый какой-то космос под этой кистью. И не верить в Бога, по-моему, невозможно.

Иерей Стахий:

— Если ты увидел где-то кадр в фильме в каком-то, и увидел какой-то вид на какой-то собор или если кто-то из друзей выложил фотографию и не подписал, и тебя заинтересовало: а где же это, откуда это идет? Или ты в интернете наткнулся на картину художника, но не знаешь, что это за художник, ты обязательно начнешь выяснять. Потому что тебе это если зацепило не только разум, но и сердце, ты будешь выяснять и посмотришь: ой, этот собор в таком-то городе — действительно тебе будет интересно не только, что: ой, локация известная, можно забыть, а все-таки как его строили, как это сложилось, при каком там, возможно, правителе. Тоже если ты не знаешь художника, ты будешь выяснять, что за картина, что это вот такое влияние, как — дальше вот начинаются вот те самые искусствоведческие вещи, когда судьба художника, там какие-то его поиски, его знакомства, его общение с другими видными людьми, его вдохновенные чувства к какой-то там прекрасной девушке и так далее. По сути, ты все равно идешь к некоторым истокам, ты хочешь понять, как эта красота зародилась. Когда ты видишь нерукотворную красоту, и когда даже ты видишь в том числе рукотворенную красоту, и которая с этой нерукотворенной красотой гармонирует, то ты точно так же пытаешься понять, откуда же ее источник. И рано или поздно тебе придется признать, что источник, он вне нашего мира. Потому что в нашем мире столько некрасивого, столько ужасного, что вот эта красота, которая не растворяется, не затопляется вот этим всем, это настоящее необъяснимое чудо.

А. Ананьев:

— Вспоминается знаменитое:

...помните ли вы

Ту лошадь дохлую под ярким белым светом

Среди рыжеющей травы?

О том, что красоту можно увидеть и в фигуре падшей на обочине полуразложившейся лошади, и это тоже будет настоящая красота? Или нет?

Иерей Стахий:

— Безусловно, если душа человека прекрасна, то, как мы помним, даже Господь нас призывает ко спасению, почему Господь — вот серьезная минутка христологии: как человек приближается к Богу? Бог становится человеком, принимает человеческую природу, и как мы уже, даже человек, не разбирающийся в богословии, просто в храме стоит и слышит, что вот подобное подобным бо призва, яко Бог славится во веки, — вот слышали мы зимой вот эти песнопения. Подобное познается подобным. Мы тоже то, что видим, отражает свет — мы воспринимаем глазами, то что звуковые волны, колебания воздуха — то это мы слышим ушами. Точно так же и чувство красоты, оно возможно, только если есть какой-то уголок красоты в душе. Когда человек, конечно, подавлен, раздавлен или когда он озлоблен, и он может красоту рядом не чувствовать. Он видит рядом с собой, например, своего любимого, там любимую жену или жена видит любимого мужа, но если внутри какие-то страсти, есть вот это зло, то уже это ослепляет, и ты не чувствуешь красоту. Однако вот если красота в твоей душе все-таки живет, есть место — а все мы сотворены по образу и подобию Бога, Бога Творца, и поэтому вот эта красота творческая, она сопричастна каждой душе любого человека, абсолютно никак не связанного с миром искусства, то точно также вот эта красота тебе позволяет увидеть это в том числе вот в падшей лошади. Более того, если мы посмотрим на святых, они видели эту красоту и в самых страшных, падших грешниках. Как увидел Господь на благоразумном разбойнике, что не все потеряно, что есть красота покаяния у него в душе, и сразу его в самое прекрасное место, в рай призвал.

А. Ананьев:

— И если действительно красота в глазах смотрящего, то в глазах Марины Борисовой даже я не так безнадежен и, в принципе, весьма симпатичен. Марина Борисова, что самое красивое приходит в голову, когда мы говорим о красоте, свидетельствующей о Боге? Мариночка.

М. Борисова:

— Ну раз уж мы начали с путешествий, я тоже расскажу о путешествии, которое произошло моим первым Великим постом, в дальние-дальние 80-е годы. Это был первый год моих проб церковной жизни, я ничего не знала и очень мало что понимала. Единственное, что я прочитала, что нужно постараться, по крайней мере на первой неделе Великого поста, вот походить на чтения Великого покаянного канона, потом подготовиться, и вот очень хорошо бы в первое воскресенье причаститься. И мы с подругой, поскольку мы все делали по уставу и инструкции, как в армии — ну у нас тогда было довольно сложно найти человека, который тебя за руку бы взял и повел, и рассказывал бы. Тогда не было ни замечательных передач Радио ВЕРА, ни телеканалов, ни большого количества каких-то книг. Мы решили, что мы все будем делать по инструкции. Ночевать остались с субботы на воскресенье у нее, потому что она была ближе к Площади трех вокзалов, мы решили, что мы поедем причащаться в Лавру, к преподобному Сергию. Но проблема была в том, что мы ехали туда первый раз, ни она, ни я, мы до этого там никогда не были. Ну, естественно, мы полночи читали правило, потом мы затемно вышли из дома, на первую электричку сели. Приехали мы — тогда Сергиев Посад назывался Загорском, — приехали мы затемно. И в тот год была погода такая совершенно зимняя в начале поста, то есть там была такая рождественская картинка: сугробы по колено, хрустят, там морозец, все замечательно, темно, звездное небо, чудесно. Мы выходим на платформу, смотрим, куда народ идет. Мы решили, что все идут в Лавру. А оказалось, что все идут на работу, поэтому все сходили с платформы в другую сторону. Мы пристроились к толпе, вместе со всеми сошли в другую сторону и углубились в Посад, а тогда он был просто деревней — деревенские улицы, неосвещенные дома, закрытые ставни. Мы бродим там посреди сугробов и не можем понять: а где ж тут монастырь?

А. Ананьев:

— Ни навигаторов, ни смартфонов не было.

М. Борисова:

— Ничего не было. И главное, что в этот час люди, которые приехали на работу, быстренько рассосались, и там пусто, там спросить не у кого, нет прохожих. В общем, мы бродили-бродили, прибрели к шоссе. Около шоссе мы встретили какого-то несчастного прохожего, спросили, как же нам попасть в монастырь. Он посмотрел на нас как на умалишенных, сказал, что мы идем в другую сторону. Ну с его помощью мы так выправили свой внутренний навигатор, с приключениями добрались мы наконец до монастырской стены, вошли в святые ворота и увидели очередь. У советского человека рефлекс: он видит очередь — сразу в нее встает. Потом начинает выяснять, зачем и куда она стоит. Мы, естественно, пристроились в очередь и выяснили, что это люди стоят на исповедь, которая проходит в надвратном храме. Замечательно. Спрашиваем: а служба где? А служба в Трапезном храме, она уже началась. В общем стояли-стояли мы в этой очереди, поисповедались. Наше приключение закончилось тем, что к Чаше мы подходили последними. Когда мы вышли из храма, был такой настоящий кустодиевский зимний морозный день: солнце, на небе ни облачка, снег блестит и хрустит, все замечательно. Выходим мы в совершенно полуобморочном состоянии из Лавры, и оказывается, что дорога на станцию идет прямо практически от ворот, но по такому крутому холму. Мы начинаем подниматься на этот холм. Посредине холма я как-то оборачиваюсь — и все, и я не могу дальше идти никуда, потому что посреди этих сугробов и облаков почти в небе висит Лавра. Это очень трудно понять, что происходило с моим зрением, но это было ощущение, то она не стоит на земле, а она висит.

А. Ананьев:

— «Под небом голубым есть город золотой»?

М. Борисова:

— Да почти так. И я, в общем, помню, что я до вершины этого холма шла спиной вперед, потому что я не могла себя заставить повернуться. Когда мы сели наконец в электричку и расслабились, и пришли в такое состояние любви к всему окружающему, а рядом с нами сидела такая простая женщина, говорит: «О, вы из Лавры? — Да. — Ну с праздничком вас». Мы думали, что она поздравляет нас с причастием, а она говорит: «Ну как же, праздник — Торжество Православия». И вот уже практически больше четырех десятков лет, когда начинается Великий пост, я вспоминаю эту историю, и для меня на всю жизнь ключ к Великому посту и к настроению вот этого пути к счастью, зависит от воспоминания вот этой картинки.

А. Ананьев:

— Как же хочется сейчас включить какую-нибудь прекрасную музыку и просто помолчать после этой истории Марины, чтобы ее впитать, не расплескать и не распугать. Но вместе этого мы уходим на короткую паузу полезной информации на Радио ВЕРА. А через минуту вернемся к нашим «Светлые историям».

А. Ананьев:

— «С огромным интересом смотрю эту передачу, — пишет (я не знаю, мужчина или женщина, девушка, юноша) кто-то, кто подписал себя как Синяя Звезда. — Люблю ведущих и всегда благодарна за свет и тепло. Спаси Господи за интересных людей, которых вы приглашаете на передачу». Спасибо вам за этот комментарий, который вы оставили под одним из выпусков «Светлых историй» в наших социальных сетях. Слушать нас можно на радио и на сайте https://radiovera.ru/, смотреть в наших социальных сетях, в частности в нашей группе в ВКонтакте. Это «Светлые истории». Сегодня здесь, в нашей студии на Андреевской набережной, клирик храма святителя Николая в Тушине, священник Стахий Колотвин, Алексей Пичугин и Марина Борисова, которая поделилась восхитительнейшей историей. Мариночка, можно я уточню? Мне кажется, что, если бы вы находились в тот же самый день, в том же самом месте, но не после причастия, вы бы не увидели эту красоту.

М. Борисова:

— Я думаю, что большинство людей, которые помнят свое неофитское прошлое, свои первые шаги в Церкви, засвидетельствуют, что так видеть мир, как видишь первые месяцы после того, как и ты начинаешь входить в церковную жизнь, такого больше почти никогда не повторяется. На каждом шагу он открывается совершенно неожиданно. Это такое возвращение в детство, но с незамутненным восприятием всего окружающего. Но просто в детстве это есть и есть, и ты в этом живешь. А когда ты взрослый проходишь через то же, ты на каждом этом новом мировосприятии тормозишь, запоминаешь и потом складываешь где-то там, у себя. И это очень помогает, когда наступают долгие годы уныния, и ты начинаешь, как драгоценные четки, перебирать эти воспоминания.

А. Ананьев:

— То, что вы, Мариночка, называете «долгими годами уныния», я называю «жизнь». Отец Стахий, действительно ли вот этот вот даже не миг, да, но несколько мгновений после причастия преображают оптику нашу, и мы действительно видим то, что в другое время покажется обычным, как прекрасное?

Иерей Стахий:

— Если мы достояно подготовились к причастию... Причем, конечно, речь не идет о том, что прочитали какие-нибудь там каноны, тоже там взяли масло не подсолнечное...

А. Ананьев:

— У меня теперь образ достойной подготовки ко причастию вот — Мариночка: то есть всю ночь там, нет, полночи читать правило, в два часа выйти из дома, к четырем часам прийти на Площадь трех вокзалов, сесть на электричку, доехать, заблудиться в Загорске и только потом прийти к этому надвратному храму на исповедь.

Иерей Стахий:

— Конечно, конечно. Тут мы смотрим — вроде есть такой объективный момент: человек находится в состоянии такого острого недосыпа — называю вещи своими именами. Однако это состояние, оно приводит к двум полностью противоположным последствиям. Либо человек в таком состоянии находится в нервном и раздраженном: он видит красоту, она его раздражает: ой, солнце блестит — мне глаза оно слепит, да, там, соловьи — спать не дают. Тоже там бабушки берут, приветствуют с праздником — мешаются по дороге там на электричку пройти и так далее. Все тебя будет раздражать. Однако если ты прикоснулся к красоте, которую дает Христос, вот эта внутренняя красота благодати Божией, некоторое созерцание Бога — мгновение, минутка, — то это созерцание преображается. И, наоборот, у тебя точно так же ты не выспался, у тебя обострены чувства, но ты воспринимаешь, наоборот, лучше прекрасное. Поэтому это тоже вот как раз мы, помните, как в 90-е годы была такая реклама: «Просто добавь воды», да? Что если ты идешь по пустыни, и у тебя есть растворимый лимонад, но нету воды, то, конечно, никак он тебе не поможет. И даже если у тебя очень большой груз этого растворимого лимонада (оставим за скобками его какие-то ядовитые побочные свойства). Точно так же и вот прикосновение благодати Божией к нашей душе, даже если она изнемождена, даже если она переутомлена, все равно уже дает заряд не только душе, но и телу — вокруг, из окружающего материального мира, остро и полезно воспринимать красоту.

А. Ананьев:

— И пока, благодаря дорогому отцу Стахию, я буду безрезультатно бороться с мелодией этого рекламного слогана, который у меня сразу же в голове... Вот зачем вы это сделали? Вот есть штуки, которые называются «ушной червь»: вот оно раз тебе запало в уши — все, и ты два дня ходишь и просто так... Зачем вы это сделали? Я предлагаю дорогому Алексею Пичугину рассказать о Суздале. Потому что все-таки, считаю, Суздаль — это самое красивое, что он видел когда-нибудь в своей жизни. Иначе трудно объяснить, почему он большую часть жизни там провел.

А. Пичугин:

— Я, конечно, как генерал, тосты говорить не умею, но за красоту! Ну а что, я не с Суздаля хотел начать. А можно я не с Суздаля? Можно, сам себе разрешил. Я начну с другого места. Если уж мы про путешествия заговорили, то я тоже про путешествия — Стамбул.

А. Ананьев:

— Да ладно! Дай-ка я попробую нарисовать картину. Вот я сейчас нарисую такими жирными мазками, небрежными...

А. Пичугин:

— А я постараюсь сделать так, чтобы не совпало.

А. Ананьев:

— Да, я просто, зная тебя, могу предположить, что такое истинная красота.

А. Пичугин:

— Давай. Балык-экмек.

А. Ананьев:

— Нет, ну зачем так упрощать. Апрельское утро, причем конец апреля. Алексей просыпается в недорогом отеле с видом на...

А. Пичугин:

— Расскажет историю, которую я ему когда-то рассказал, только чтобы я быстрее перешел на Суздаль.

А. Ананьев:

— С видом на Золотой Рог. И просыпается даже не оттого, что сработал будильник или...

А. Пичугин:

— Ой, дай я ее сам расскажу, эту историю, это та самая история.

А. Ананьев:

— А это та самая история?

А. Пичугин:

— Та самая история.

А. Ананьев:

— Ну ладно, хорошо.

А. Пичугин:

— Я просто хотел сказать, что я по-другому зайду. Мы же не можем свести красоту Божиего мира только к лицезрению чего-то вот, чтобы обязательно крест был, вот крест. Я уже не помню, кстати, недорогой....

А. Ананьев:

— Из того отеля, кстати, открывается вид на прекрасный храм и с прекрасным крестом.

А. Пичугин:

— Ты, наверное, не тот отель, я не знаю. Это отель возле Голландской башни, я не помню, дорогой или не дорогой, давно было. Да, это где-то как-то апрель был...

А. Ананьев:

— Для тех, кто не знает, апрель — это лучшее время для визита в древний Константинополь, поскольку там начинают совершенно бешено, неистово, бесстыже цвести миллиарды тюльпанов.

А. Пичугин:

— Я просто действительно часто рассказываю где-то в окружении своем эту историю как иллюстрацию красоты, какой она тоже может быть. Да, я действительно просыпаюсь не от будильника, просыпаюсь я рано. В апреле там часа в четыре светает, около пяти. А известно, что муэдзины, азан — это то, что вот муэдзин произносит с минарета, — начинается с рассветом. И вот как рассвет кочует, да, по времени года, так и азан этот самый ранний тоже кочует по времени года. И там не собор, естественно. Чаще всего в Стамбуле собора у тебя рядом с отелем из окна не будет. Я вот потом тоже бывал в Стамбуле и не раз, и у меня бывали случаи, когда минарет, громкоговоритель на минарете был направлен прямо в окно квартиры. Я этого не знал, с женой не знали, когда туда заселялись, но это другая история. Там чуть подальше был минарет, и азан долетал так мягко, не в уши сразу: о, на! — мягко так, аккуратненько. Но я проснулся от азана, я подошел к окну — действительно, рассвело. Там видна Голландская башня только. Если кто-то представляет Стамбул, эта Голландская башня во все окно, и где-то рядом минарет, где-то рядом азан, призывают мусульман к молитве. Но это не единственный звук. И дальше пространство начинают наполнять другие звуки, доносящиеся до тебя — это чайки, которые над Золотым Рогом, над Босфором. Стамбул же, он весь на воде практически, ну там какие-то дальние районы, конечно, нет. Но если ты туда приехал как турист, ты, в основном, селишься где-то недалеко. И чайки. А дальше начинаются гудки сухогрузов, которые в этот момент начинают там, я как-то ночью наблюдал, когда, видимо, я не знаю, как это у моряков зовется, когда дается какая-то, видимо, отмашка, и вот эти караваны судов начинают свое движение, прерванное глубокой ночью, по Босфору. И вот гудки сухогрузов, азан и крики чаек вдруг пробуждают во мне какое-то вот ощущение непередаваемой красоты. Мог бы на месте азана быть колокольный звон? Наверное, мог бы, но в данном случае это был азан, и вот ты стоишь и думаешь: «Господи, как же хорошо!» Переведите слова азана на русский язык — вы получите совершенно иную молитву. Переложите азан на колокольный звон — вы получите что-то родное, христианское, хотя даже в православии в других странах колокола иначе зазвучат, вот этот вот привычный нам русский колокольный звон, он только у нас есть или в русских православных храмах, если вы оказались где-то в другой стране. Поэтому вот в данном случае вот эта красота, когда я стою и понимаю: «Господи, как хорошо!» — была в сочетании вот этих звуков. Но понятно, что для любого человека представление о красоте, мы говорили в начале нашей программы про верующих людей, то что вот для верующего человека очень явно, что это вот все красота Божиего мира. И как же человек, когда видит вот эту вот нерукотворенную красоту или, наоборот, рукотворную, может и не подумать в этот момент о Боге. Но мы таким образом, мне кажется, несколько принижаем мнение огромного количества людей, которые в Бога не верят, но при этом могут созерцать красоту. Я совершенно искренне считаю, что это божественный дар — умение видеть красоту, это безусловно божественный дар. Дальше кто-то включает в это свое представление Бога, кто-то не включает. Но красоту — про лошадь спрашивали, — я, как Саша прекрасно знает, часто (да я думаю, что и Марина знает, отец Стахий знает, со всеми мы это обсуждаем за эфиром), я часто бываю в небольших городах. Куда приезжаешь и понимаешь, что, к сожалению, церковку покрасить не мешало бы, но денег на это, наверное, нет, что вот эти домки подлатать бы хорошо, а последний раз здесь что-то красили и латали лет 40 назад, а то и еще раньше. А каждый может себе представить среднестатистический русский город — это отнюдь не Суздаль, да, зато от Суздаля недалеко их много: купеческая застройка, уже пообветшалые дома, плохо врезанный супермаркет в один из этих домов, такие без штукатурки храмы, стеклопакет плохо вставлен, но если не стеклопакет, тогда непонятно что, крест покосился. Но ты приезжаешь и чувствуешь пульс... Вот говорим про какой-то мегаполис, да, про Стамбул — ты чувствуешь пульс великого города. Я про Стамбул уверен, что, не дай Бог, конечно, сейчас у нас было в Турции землетрясение, и сейсмологи говорят, что Стамбулу угрожает. Надеюсь, что ничего не случится или оно не будет катастрофическим. Но у меня каждый раз посещение Стамбула вызывает ощущение, что он, что ни произойдет — не знаю, эпохи сменятся, политическая карта мира перекроится сто раз, а вечный город... Я никогда не был в Риме, вот это упущение. В Нью-Йорке был, в Риме никогда не был. И мне очень сложно представить, все говорят: вот Рим — вечный город. Для меня поэтому вечный город — Стамбул в данном случае. Потому что он видел столько эпох, столько менялось правителей, столько менялось стран, столько менялось всего вокруг него, а он стоит и стоит, такой монолитный абсолютно. И ты приезжаешь в такой среднерусский город — у тебя это чувство монолитности, наверное, нет, но вот есть какое-то внутреннее, воспитанное книгами ли, фильмами, картинами, фотографиями, детством, чем угодно, чувство красоты. И ты это чувство красоты, этот пульс маленького города — с покосившимися купеческими домами, с церковкой на пригорке, которая совсем разваливается, храмовым комплексом из которого как, знаете, гнилые зубы, уже (простите за эту аналогию) выпало какое-то количество за последние сто лет построек. Но вот оно стоит, и чувство красоты твое тебе говорит, что вот это оно, что это совершенно точно оно, и ты себя как-то начинаешь чувствовать на месте. Я в тот же год, кстати говоря, когда слышал азан, крики чаек и сухогрузы, через несколько месяцев первый и надеюсь, пока только последний раз, и приеду туда, еще приеду, был в Каргополе. У меня есть такое ощущение (Суздаль в моем рассказе все равно будет присутствовать): Суздаль это или не Суздаль. Вот Суздаль — этот тумблер «Суздаль» переключается редко достаточно. Хотя Суздаль у меня — это не просто место на карте, а это такое широкое географическое понятие. Понятно, что Каргополь слишком далеко, он на Онеге находится, в Архангельской области. И вот я стою — закат, церкви Каргополя — какие-то в хорошем состоянии, какие-то в не очень хорошем... Но вот на меня накатывает вот это ощущение: что вот это — Суздаль.

А. Ананьев:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Что-то у меня дыхание перехватывает уже не в первый раз за сегодняшнюю программу. Слава Богу за все. Сегодня у нас здесь, в студии, клирик храма святителя Николая в Тушине, священник Стахий Колотвин, Марина Борисова и Алексей Пичугин, который умеет рассказать так, что ты начинаешь думать: а что ты делаешь в этом городе, почему ты никуда не едешь? В Суздаль, в Каргополь, в Константинополь — неважно. Такое впечатление, что вся красота остается где-то там, а ты здесь сидишь...

М. Борисова:

— А здесь ее столько...

А. Ананьев:

— Вот именно к этому, Мариночка, я и подвожу. Я не помню, к своему стыду, кто сидел на месте отца Стахия здесь, где у нас обычно сидит священник, которого мы приглашаем к разговору, но он рассказывал, и я знаю, о чем он рассказывал, я это переживал, но, к сожалению, это моменты, которые невозможно там спродюсировать, срежиссировать, как-то подготовить. Потому что чисто теоретически ты можешь взять, приехать в апреле там в Стамбул, вот как Алексей рассказывает, приехать в апреле в Стамбул, арендовать номер в отеле, именно вот с видом на Голландскую башню, и чтобы обязательно еще открывался вид на Босфор. Хотя я не понимаю, как ты умудрился, чтобы и на Голландскую башню, и на...

А. Пичугин:

— Босфора не было видно.

А. Ананьев:

— Золотой Рог, наверное.

А. Пичугин:

— Нет, вот в тот раз вид был только на Голландскую башню.

А. Ананьев:

— Только на Голландскую башню, хорошо. И встать еще в четыре утра или в полпятого, чтобы запах тюльпанов, запах жареных лепешек, вид на Голландскую башню, крики чаек и звуки сухогрузов, они сплелись в одно — и ты можешь это как-то спродюсировать. Другой момент, будешь ли ты от этого счастлив или нет. Может быть, ты откроешь окно, понюхаешь, послушаешь и скажешь: господи, какой бардак! Закроешь окно и скажешь: и что Алексей увидел во всем этом? Непонятно. А вот то, о чем я хочу рассказать, оно вообще неподвластно никакой режиссуре или продюсированию, ты не можешь это спланировать. Допустим, ты идешь в самое неприятное время твоей жизни — утром. Утром, и еще в какое-нибудь такое неприятное время года, — ранней весной. Ну когда уже как бы весна чувствуется, даже не весна, а как-то вот предчувствие весны только-только появляется, вот как бывает в начале Великого поста. И накануне было какое-то потепление, все растаяло, и грязища вокруг невозможная, а утром оно все замерзло, и оно еще и стало скользким. И вот ты идешь, и там небо голубое, и солнце встает. И настроение так себе. И вдруг ты видишь — это вот рассказывал вот этот священник, я переживал такое. И ты видишь: лужа, такая замерзшая недавно, а на ней узоры такие, геометрически правильные. В этой луже отражается синее небо, уголок дома, из-за которого выглядывает солнце, а в луже вмерзла горсть рябины — ветка рябины, вот этих вот рябиновых ягод. И еще как-то так солнце упало на эту лужу, что от нее такие лучики у тебя в глазах, и ты не можешь не остановиться, не посмотреть на это все и не осознать, что вот сейчас ты видишь, возможно, самое красивое, что может быть в твоей жизни. И сейчас момент абсолютного счастья, вот такого, что просто не описать. И об этом даже рассказать невозможно. Потому что то, что ты ощущаешь в этот момент, это, наверное, самый важный, ну или один из самых важных моментов в твоей жизни. Потому что у тебя есть — у тебя нет доказательств, но у тебя есть четкое ощущение, что ты сейчас словно вот Божий свет увидел. Вот как это объяснить, вот как это спродюсировать?

А. Пичугин:

— Я, можно, попробую. Вот два слова просто, прости.

А. Ананьев:

— Ну конечно, конечно.

А. Пичугин:

— Тоже у нас была такая история: мы были молоды, юны, шли с товарищем, он хороший мой друг до сих пор, по Москве: рассвет, мы идем с какого-то мероприятия, все весело вокруг. Он идет и говорит... Лето, начало лета, светает рано-рано, Москва такая красивая. Он: «Леха, как красиво! Включи Гребенщикова, такая Москва красивая, пусть звучит!» А я иду и думаю: господи, какой Гребенщиков... Спать бы скорее... Какая красота?"

А. Ананьев:

— Да-да, именно так.

М. Борисова:

— Я не знаю, может быть, действительно не стоит так уж зацикливаться на каких-то красотах, которые мы видим во время путешествий. Вот с Лешиной этой историей про звуковую красоту, вспомнилась история из давних тоже, начала 90-х годов. Был у меня опыт полугодовой жизни в только что открывшемся монастыре. Ну это отдельная история, что такое только что открывшиеся монастыри в начале 90-х. Кто помнит, кто жил в те времена, тот может себе представить, что это полная разруха, это никакого там уставного житья-бытья. У нас в женском монастыре было две монахини — одна игумения, а вторая сидела все время в келье. А все остальные — это вот такой женский колхоз. Но у нас служба была не каждый день, потому что трудно было какого-то батюшку уговорить туда приехать, чтобы служить...

Иерей Стахий:

— Заманить.

А. Ананьев:

— Заманить, да. Поэтому, когда нам сказали, что на наш престольный праздник приедет архиерей, привезет детский хор, и у нас будет полное великолепие, можно представить себе, как мы готовились к этому целую неделю. Мы по всем сусекам — жили впроголодь и, в общем, сгребли на угощение все, что только можно было, по всем амбарам. И вот все состоялось, все замечательно, все прекрасно: Крестовоздвижение, чудесное начало осени золотой, и служба прекрасная, и хор чудесный. Служба закончилась, архиерея пригласили в игуменский корпус, детей всех загрузили к нам в трапезную, накормили, угостили, все. И вот все, дети ушли гулять, оставались одни вот эти вот сестры, с позволения сказать, и что мы видим: на кухне осталась одна пшенная каша. А она у нас уже в горле не помещается, потому что это наша основная еда. И нас забыли. Вот мы готовили — все, праздник состоялся, вот все прекрасно. Но мы сидим, как вот забытые на собственных именинах. И тут за каким-то, я не помню, зачем я выхожу на улицу. А у нас между сестринским корпусом и игуменским стоял огромный старый клен. И вот, представляете себе, такое уже послеполуденное осеннее солнце, и вдруг сфокусированные лучи падают на этот абсолютно красный клен, и он загорается. Такое ощущение, что это нереально, это какая-то неопалимая купина — смотришь и не веришь. Я смотрю, так потянулись все девчонки из трапезной, все выходят и замирают. И это единственное, что нас тогда полностью примирило с нашим печальным настоящим. То есть мы стояли вокруг, как завороженные дети на елку, так мы глядели на этот горящий огненным таким, красным светом клен, и у нас постепенно возвращалось ощущение праздника и уходила обида.

А. Пичугин:

— А осетрина все равно не появилась.

М. Борисова:

— Осетрина не появились. Но ты знаешь, как-то, в общем, уже было все равно, честно говоря.

А. Ананьев:

— Мне часто кажется, что, когда мы читаем историю о умножении хлебов, рыб или превращении воды в вино, это как раз история из той серии, вот как Марина рассказала, отец Стахий, или это неправильно так думать? Весь вопрос в восприятии. И там, где никто не увидит, там кто-то не увидит ни вина, ни хлебов, ни рыбы, другой будет счастлив, потому что у него все это есть, он все это видит, чувствует, он чувствует вкус этого всего и запах.

Иерей Стахий:

— Конечно, красота, она может быть кулинарная красота, и, конечно, какие-то вкусовые ощущения, они тоже добавляют. Недаром мы все, как любители Царьграда далекого, сразу начали вспоминать, как только его Алексей упомянул, различные кулинарные блюда, которые связаны с этим опытом. Хотя конечно Царьград ассоциируется у нас не с едой. Конечно, это чуть-чуть дополняет картину. Другое дело, что если ты будешь сыт, а красоты ты не увидишь, то Бога тебе будет чувствовать сложнее. Это мое частное мнение, это можно сказать, мое частное пастырское мнение. Потому что если человек, у него нет какой-то тяги красоты, если вот берем невоцерковленного человека или человека неверующего, и дальше, насколько вот он будет приближаться к Богу и насколько он будет возрастать к ближнему, действительно зависит от некоторой расстановки приоритетов, да, к чему он стремится. Даже я вот возьму некоторое такое пастырское наблюдение. Я последние годы редко ходил вот на такую требу священническую как освящение квартиры. Я был настоятелем храма, у меня было два батюшки, и всегда, когда меня просили, я, если люди не возражали, а чаще всего, когда люди звонили незнакомые, просто невоцерковленные, лишь бы кто-то пришел, я отдавал то одному, то другому батюшке. Ну вот когда я только начинал служить и достаточно часто ходил, освящал жилища, всегда я старался остаться с людьми побеседовать, выпить чаю, познакомиться, и многие из этих людей пополнили потом число наших прихожан. А многие стали заглядывать. А многие не пришли вообще. И вот как раз немножко смотришь, что, когда ты приходишь к человеку домой, в принципе, понимаешь достаток семьи. Потому что видишь, что везде батюшка обошел, покропил и увидел, какая там техника на кухне, в ванной, увидел какая там мебель. Когда ты занимаешься стройкой приходской, ты знаешь, сколько примерно будет стоить такая плитка. Потому что батюшка, всегда ему прораб предлагает: батюшка, давайте возьмем вот такую, а ты так на нее смотришь, вздыхаешь и говоришь: нет...

А. Пичугин:

— Мы эту покупать не будем.

Иерей Стахий:

— Закупаем там в два раза дешевле. Главное, чтобы не скользкая, и чтобы детки в воскресной школе не поскользнулись на перемене и так далее. И то есть тут, и вот когда ты видишь, что нет, человек, какое-то у него стремление, вот заполнено какими-то вещами, и достаточно дорогими, но неэстетичными, то скорее всего, увы, очень часто человек... Нет, есть действительно люди, которые уже верующие. Но мы вот берем тех людей, которые позвали освятить квартиру просто потому, что так принято или кто-то сказал, подсказал, посоветовал. Там бабушка сказала: что же ты так давно переехал, ремонт сделал, а до сих пор не освятил. Вот и такие люди действительно редко появлялись потом в храме. И это не потому, что это люди ну как-то плохие, просто вот как-то в душе некоторое стремление к комфорту превысило стремление к красоте. Когда ты стремишься к Богу, это всегда тебе некоторую зону комфорта — вот это модное сейчас словосочетание, даже обидно его немножко употреблять, но как все модное, это на самом деле похищено из святоотеческих древних учений, в том числе и как раз понимание такое, которое русской пословицей характеризуется: «Сытое брюхо к учению глухо». Что человек, когда вот находится какая-то вот абсолютная теплота, уют, и ты находишься в своей берлоге, тебе неохота никуда идти. А когда ты берешь, и даже, возможно, ты там даже не выспался, ты голоден, но ты стремишься к красоте, то ты увидишь, выйдешь и увидишь вот это заходящее солнце, услышишь вот эти гудки и крики, они тебя будут не раздражать и не мешать тебе спать. Вот это сонное состояние не помешает тебе там захотеть музыку какую-то послушать. То есть порой, можно сказать, и Господь нам дает какие-то затруднения, в том числе финансового плана, и просто даже не финансового, но забегались в течение дня, и мы вот не выспавшиеся и голодные ходим в течение дня — не потому, что нам негде спать и нечего есть, а просто сложился у нас рабочий или какой-то семейный график так, что в итоге нам Господь посылает такие моменты и периоды нашей жизни, чтобы мы могли оглянуться на красоту, и через красоту окружающего мира тоже задуматься о Боге. И задуматься о том, как же эту красоту в своей собственной душе отобразить.

А. Ананьев:

— У нас осталось 59 секунд до окончания программы «Светлые истории». За эти 59 секунд я предлагаю каждому дать свой очень короткий ответ на очень сложный вопрос: если человек не видит вокруг себя ничего красивого, действительно ли у него сейчас проблема с его верой? Потому что, если человек близок к Богу, он видит только красивое. И если человек не видит красивое, значит, он почему-то оторвался от Бога. Да или нет?

Иерей Стахий:

— Увы, значит, пока страсти душу чуть-чуть ослепили, от Бога они отделяют. Но Бог все равно рядом. Поэтому страсти из души чуть-чуть отодвинул, и чувствуешь: Господь рядом, источник красоты уже близко.

А. Пичугин:

— Нужно знать все вводные. Так что нет.

А. Ананьев:

— Марина.

М. Борисова:

— Что нет?

А. Ананьев:

— Отлично. Прекрасное завершение «Светлых историй» на Радио ВЕРА. Сегодня мы беседовали с клириком храма святителя Николая в Тушине, настоящим тонким ценителем прекрасного, священником Стахием Колотвиным. Спасибо вам, отец Стахий. Алексей Пичугину желаю, чтобы Господь открывал ему как можно больше границ и возможностей для путешествий и новых впечатлений. Спасибо большое за твой Константинополь.

А. Пичугин:

— Спасибо.

А. Ананьев:

— И Марина Борисова.

М. Борисова:

— Спасибо.

А. Ананьев:

— Я Александр Ананьев. Прощаемся ровно на неделю. Не забывайте, пожалуйста, друзья, что «Светлые истории» существуют не только в аудиоформате, в FM-диапазоне и на https://radiovera.ru/, но и в видеоверсии в наших социальных сетях, в первую очередь в нашей группе ВКонтакте. Пока.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «День Победы»
• «Первые шаги в Церкви». Игумен Филарет (Пряшников)
• «Светлые истории: пасхальные»