У нас в гостях был глава Гильдии словесников Сергей Волков.
Мы говорили о том, как научить современных молодых людей видеть и чувствовать красоту и глубину художественной литературы, и как прививать любовь к чтению.
А. Пичугин
— В студии светлого радио приветствуем вас мы этим вечером: Алла Митрофанова —
А. Митрофанова
— Алексей Пичугин!
А. Пичугин
— С удовольствием представляем гостя! В ближайший час эту часть «Светлого вечера» вместе с нами и с вами проведёт Сергей Волков — учитель русского языка и литературы, председатель «Гильдии словесников». Здравствуйте!
С. Волков
— Здравствуйте!
А. Митрофанова
— С чего пошла идея нашего сегодняшнего разговора? Я объясню для наших слушателей, что я побывала у Сергея на «Родительском интенсиве», который проводился в Москве в Центральной детской библиотеке на Октябрьской площади. И вопросы, которые там поднимались, с которыми лекторы выступали, были сформулированы, например, так: «Почему наши дети не читают или читают не то?», «Как помочь гиперактивному ребенку разобраться со сложными текстами, помочь ему научиться грамотно писать?» и т.д. В общем, там было огромное количество аспектов. Естественно, я приехала и слушала всех выступающих с открытым ртом. И, Сергей, огромное вам спасибо, еще раз позвольте уже лично об этом сказать. Мне кажется, что вы делаете потрясающе интересные вещи! И я стала изучать вопрос. Думаю, что же это такое? Оказалось, что всё это организует «Гильдия словесников». Я захожу на сайт Гильдии и вижу здесь массу полезнейшей информации о том, как сегодня можно говорить о русской литературе и вообще о литературе, как можно читать вместе с детьми, как можно вместе с ними отправляться в эти невероятные путешествия, которые называются книгами, при том, что XXI век, мягко говоря, не самое лучшее, комфортное, удобное время для чтения. У нас такое количество альтернативных источников информации, которое тоже на нас сыплется с разных сторон, и нужно каким-то образом успевать ее переваривать, а чтение предполагает такую серьезную внутреннюю работу (если мы о серьезных книгах говорим), что, в общем, конечно, она не входит в топ-5 приоритетов или интересов среднестатистического школьника. И вот «Гильдия словесников» проводит какую-то невероятную работу, вы ездите по всей стране, выступаете в школах, проводите открытые уроки, вы выступаете перед директорами школ в Общественной палате. В общем, много всего! И я надеюсь, что вы нам сегодня об этом обо всем расскажете. В общем, судя по вашему лицу, я вас озадачила таким количеством вопросов. (Смеется.)
С. Волков
— Да, столько всего… Я думаю, неужели мы все это знаем и можем?
А. Митрофанова
— Вы всё знаете и можете! Вы просто делаете, и делаете, и делаете!
С. Волков
— Спасибо вам, что пригласили!
А. Митрофанова
— Давайте с начала начнем. Как появилась «Гильдия словесников»?
С. Волков
— «Гильдия словесников» оформилась как ассоциация юридически совсем недавно, ей чуть больше года. А до этого люди, которые ее сделали, много лет делали какие-то общие дела. Например, уже больше двадцати с лишним лет издается журнал «Литература» в издательском доме «Первое сентября». Я там — главный редактор, и вокруг этого журнала собралось много учителей из разных регионов страны, которые работают творчески, которые хотят развиваться, которые не только читают, но и пишут. Пишущий учитель — это учитель, выходящий на какую-то новую ступеньку своего развития. И люди, которые организуют в тех городах, селах, небольших поселках какие-то страшно интересные дела. И постепенно с этими людьми мы стали какой-то одной большой командой, и в какой-то момент нам доверили проводить Всероссийскую олимпиаду школьников по литературе. И вот я руковожу как раз такой методической комиссией, которая разрабатывает задания для этой олимпиады. И мы делали какие-то встречи, и в какой-то момент поняли, что остался один шаг, нужно стать юридически оформленной организацией.
А. Митрофанова
— Узаконить отношения?
С. Волков
— Да, и мы это сделали. И это позволяет нам собирать свой опыт на сайте, о котором вы так тепло отозвались. Спасибо вам большое! Мы приглашаем всех родителей этот сайт посетить. Там действительно много материалов и для детей, и для родителей, которые хотят разбираться в литературе, в школьной программе, в том, как читают дети. И там есть много материалов для наших коллег, учителей литературы. И еще перед тем, как «Гильдия словесников» решила всё-таки организоваться в «Facebook (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)» возникла такая группа, которая называется «Методическая копилка», и там учителя со всей страны (сейчас, там, по-моему, более 3000 человек, между прочим!) стали делиться друг с другом секретами своего мастерства.
А. Пичугин
— Это закрытое сообщество?
С. Волков
— Оно закрытое, но туда просто подается заявка, и человека принимают, особенно если он пишет, зачем ему там надо быть.
А. Пичугин
— То есть 3000 человек — это не всё учителя русского и литературы.
С. Волков
— Нет. Там есть и родители, и студенты, и просто люди, которые хотят в этой среде вариться, потому что там довольно много интересных людей и интересных идей. Вот такие точки какой-то активности меня очень радуют! И Гильдия их просто аккумулирует.
А. Митрофанова
— Вы сказали о том, что в регионах происходит масса всего интересного. Ну, если, конечно, во главе угла стоит учитель, который может на себя взять инициативу и «замутить», что называется!
С. Волков
— Да, всё разворачивается от конкретных людей. Вот, например, смотрите, есть в городе Челябинске физико-математический лицей, и там есть учитель литературы — Нелли Михайловна Пащук — неравнодушный, интересный, яркий человек. И вместе с директором этого лицея, математиком и поэтом — Александром Евгеньевичем Поповым, они придумали фестиваль «Открытая книга», куда стали приглашать современных писателей. Всё началось, по-моему, с Захара Прилепина и Сергея Шаргунова, а дальше он пять или шесть лет существует, и туда приехали все! Просто открывайте список «Большой книги» или ещё какой-то премии…
А. Митрофанова
— Варламов, Быков.
С. Волков
— Были и Варламов, и Быков, и Марина Степнова была.
А. Митрофанова
— Майя Кучерская.
С. Волков
— И она была! Кого не назовите — все были! Даже министра образования мы туда возили, он там урок физики давал детям. Хотя вроде бы, при чём тут литература? Просто возникла какая-то такая точка, к которой подключился весь город: книжные магазины, вузы. Это стало делом уже каким-то таким общим.
А. Пичугин
— А это важно (я сейчас не хочу брать большие формы) в масштабах Челябинска? Или это важно в масштабах небольшого количества людей, которые всё это организуют?
С. Волков
— Там большое количество людей в результате в этом участвуют, потому что писатели, которые туда приезжают десантом, выступают не только в лицее, но и…
А. Пичугин
— И в книжном магазине, например.
С. Волков
— Да, и в местных вузах, а их довольно много там. И это сразу становится заметным!
А. Пичугин
— Но гуманитарная прослойка же очень невелика.
С. Волков
— Конечно, это так было всегда. И когда мы с вами говорим о благословенном XIX веке, мы забываем, что людей, которые…
А. Митрофанова
— 5% грамотного населения!
А. Пичугин
— Да-да!
С. Волков
— Их было, наверное, тысяч десять в стране. И в этом смысле мы не гонимся, что ли, за количеством. Просто важно, чтобы на карте страны появлялись такие точки, которые испускают из себя некоторую энергию, излучают ее, и примагничивают к себе таких же людей из других мест. Вот только что, в конце апреля прошла уже, по-моему, девятнадцатая встреча вокруг Достоевского. Проходит она в небольшом городе Новгородской области Старая Русса. Там есть музей Достоевского, и вместе с учителями литературы, вместе с преподавателями вузов они собирают такую ученическую конференцию. И приезжают ребята из разных городов страны со своими докладами по Достоевскому. Курирует это Татьяна Касаткина — очень известный исследователь Достоевского. И в этом году, благодаря гранту «Русский мир», который, в частности, получен и потому, что заявку поддержала «Гильдия словесников», эта конференция стала международной, и туда приехала большая делегация из Италии. И, понимаете, для Новгородской области, для Старой Руссы — это уже большое традиционное событие.
А. Митрофанова
— Конечно, событие!
С. Волков
— И есть куда приткнуться детям, которые хотят больше, которые изучают, любят Достоевского. Вот такая точка есть, мы её показываем и говорим: «Смотрите, она ритмично пульсирует, можно к ней присоединяться в течение года. Вот можно сейчас поехать в Челябинск, сейчас поехать в Старую Руссу…» Вы не поверите, но мы ездили целыми делегациями на Сахалин, где неравнодушные учителя придумали выездную школу по филологии, которая называется «Филоложка»…
А. Митрофанова
— Как интересно!
С. Волков
— И она приходит в прекрасном месте на берегу каких-то там сказочных озер, посреди сопок и тайги, и целую неделю они там проводят в литературных играх, боях. И преподаватели из Москвы едут им туда помогать.
А. Митрофанова
— Они это для школьников организуют?
С. Волков
— Да, для школьников. А в Москве происходит два раза в год совершенно замечательная штука. Она называется «Свободная встреча свободных учителей в свободное от работы время», когда мы собираемся в какой-то гимназии (началось это в одной из лучших гуманитарных гимназий Москвы №1514) и целый день проводим в таких вот, знаете, методических беседах, семинарах. Мы показываем друг другу, как мы можем, что мы можем. И в этом году в феврале приехали люди из 25 городов страны, включая Сахалин, Новосибирск, Красноярск, Крым. Люди за свои деньги покупают билеты и едут! Вот у нас говорят, что «равнодушные, скучные учителя», но есть и такое, когда люди за свои деньги приезжают, чтобы повариться в среде тех, кто в профессии не превратился…
А. Пичугин
— Не закостенел.
С. Волков
— Да. Во что-то такое скучное.
А. Митрофанова
— В автомат по воспроизводству слов.
С. Волков
— Да-да. И это очень нужно людям, потому что, как сказать, это энергетическая подпитка. Учитель — это же очень такая затратная профессия. К концу учебного году учителя выжаты просто как лимоны. А тут подпитка друг от друга! И когда я вижу, что люди идут-идут, их там приезжает под сотни человек, и просто посчитали, что это 25 городов, а это пятая встреча — идет по нарастающей! И уже у нас есть заявки: «А давайте проводить эти встречи где-то в Санкт-Петербурге, чтобы приезжал Запад! А давайте в Новосибирске, чтобы приезжала Сибирь!» И вот мы планируем сейчас такие вещи делать. Пока основная наша активность идет через сайт, потому что через сайт можно говорить с людьми в разных городах и странах. Но такие события, которые живут в отдельных, но не столичных даже точках, меня больше радуют, когда это происходит в разных городах. И это очень здорово, это надо всех вместе собирать, всё аккумулировать. И самое главное, чтобы люди чувствовали свою востребованность. Кроме того, мы сейчас стали активно сотрудничать с совершенно замечательным местом — это центр «Сириус» — центр для одаренных людей, который открыт в Сочи. Он открыт, мне кажется, года полтора назад. Это проект главы государства, президента Путина, который проходит в совершенно роскошном четырех или пятизвездочном отеле, который находится в первом ряду отелей около моря. Вот отдали этот отель, прямо целый гостиничный комплекс детям, и каждый месяц туда приезжает примерно по 600 детей со всей страны по направлениям: наука (то есть там химики, физики, математики), спорт, искусство. И вот открыли литературно-творческие смены, которые мы сейчас тоже наполняем как бы своей активностью, сотрудничаем с коллегами из Санкт-Петербурга, которые курируют совершенно замечательно эти смены. И важно то, что туда дети из разных городов подают заявки сами — не нужно ни учителей, ни органов управления образования, ничего! На сайте центра «Сириус» ты подаешь свою заявку и приезжаешь. Тебе оплачивают билет из любой точки страны. Сначала билеты не оплачивали, потом выяснили, что регионы не дают детям этих денег, и тогда федеральный центр взял на себя и это. И двадцать один день они там живут в совершенно королевских условиях. Они постоянно учатся, к ним туда привозят первоклассных специалистов в их области. То есть, если там фигуристы, то с ними, не знаю, тренеры наших олимпийцев работают. Там лучшие музыканты, художники, ученые. Вот я как-то летел самолетом с Нобелевским лауреатом по химии, то есть он ехал что-то рассказывать детям. И я просто призываю всех родителей и детей страны пользоваться этой возможностью. Каждый человек, каждый ребенок может подать заявку и там оказаться. И вот, мне кажется, что в эпоху, когда нам кажется, что всё плохо и все устали, и ничего нигде не происходит, вот нам хотелось бы чтобы Гильдия стала такой точкой, которая бы собирала людей, у которых есть с чем прийти, чтобы вступить в резонанс друг с другом и усилиться.
А. Митрофанова
— Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Сергей Волков — председатель «Гильдии словесников», учитель русского языка и литературы. Сергей, а можно поговорить о вашем личном опыте преподавания? Вы упомянули сейчас в первой части нашего разговора, что в Челябинске, в физико-математическом лицее есть совершенно уникальная такая лаборатория, площадка, где собираются любители литературы в широком смысле, и к ним туда приезжают разные писатели, и они как-то вместе всё это обсуждают. И вот из лицея физико-математического, как ни странно, из одного учителя это всё выросло. У вас самого есть опыт преподавания в физико-математическом классе…
А. Пичугин
— В школе. 25 лет в 57-й школе.
С. Волков
— Да.
А. Митрофанова
— Преподавания русского языка и литературы. Я слышала ваше выступление, в котором вы сказали, что вы заходите однажды в класс, у вас тема «Чехов», и вы видите огромное количество формул на доске, и когда задаёте вопрос: «Что это?» — дети, в общем, начинают рассказывать, и вы понимаете, что они рассчитали площадь «вишневого сада» на перемене, пока суть да дело.
С. Волков
— Да, было такое.
А. Пичугин
— Я знаю таких детей, я тоже когда-то преподавал.
А. Митрофанова
— И потрясающие вещи, по-моему, очень живые такие! Но это для учителя, наверное, не самая простая ситуация, когда постоянно нужно… Или, наоборот, простая ситуация, если он склонен к импровизации? В общем, поделитесь, пожалуйста, вашим опытом, что вы для себя за эти долгие годы преподавания вынесли, что самое главное всё-таки для словесника, когда он заходит в класс, для того чтобы контакт с детьми сохранять, для того чтобы им было интересно то, что они читают?
С. Волков
— Мне кажется (не знаю, насколько это самое главное, но в список главного точно входит), что учитель, заходя на урок, должен оставаться самим собой. Не то чтобы он переступает какую-то черту и дальше он на себя надевает какую-то специальную маску, специальные интонации и что-то такое специальное делает. Урок — это продолжение жизни или часть жизни. Поэтому надо быть собой, говорить с ними как с людьми, быть готовым ко всему, ничего не бояться, даже если они посчитают площадь «вишневого сада» и предложат тебе стартовать с этого.
А. Митрофанова
— Так это же здорово, по-моему! (Смеется.)
С. Волков
— Ну, а если у тебя конспект урока написан? А тебе вот… Никогда не забуду мальчика, который, когда я вошёл в класс, стал тянуть руку (я тоже уже рассказывал, но пусть и слушатели тоже узнают). Я говорю: «Чего тебе надо?» — «Я понял, о чем стихотворение «Выхожу один я на дорогу»!» — «Ну понял — иди рассказывай!» Хотя у меня в планах совсем другое, ну ладно. Он выходит и говорит: «Это стихотворение о возникновение пространства», — и так на меня смотрит, как мол…
А. Пичугин
— Математическая школа!
С. Волков
— Ничего, ладно. Он говорит: «В начале не было ничего, — и так на меня покосился, пойму ли я его со своим IQ, — или нуль-пространство!» Ну хорошо, поняли. Дальше он на доске рисует: «Выхожу один я», — и ставит точку. «На дорогу» — из точки появляется луч. «Передо мной кремнистый путь блестит» — приобретает очертания эта линия. «Ночь тиха. Пустыня», — он рисует плоскость. «Внемлет Богу» — вертикаль. «И звезда с звездою говорит», — он рисует плоскость сверху. И возникает кубик, который они рисуют на геометрии. И вот не было ничего, и возник трехмерный мир, в котором сейчас потечет время, потому что сказано: «Уж не жду от жизни ничего» — это в будущем, «Не жаль мне прошлого ничуть» — это в прошлом. Вот, смотрите, стихотворение про то, как возник Божий мир: не было ничего — вдруг стало всё. Красиво? Красиво! Чушь собачья, конечно, но: «Садись, пять! Молодец!»
А. Пичугин
— Лермонтов в гробу переворачивается?
А. Митрофанова
— Не факт! Может быть, рукоплещет! (Смеется.)
С. Волков
— Не знаю, но самом деле это очень здорово!
А. Пичугин
— Я не спорю, что это очень здорово!
С. Волков
— И очень ценно, что они не боятся высказывать свои мысли.
А. Пичугин
— Ну это же еще к вопросу о конспектах. Я прекрасно помню, как и нам в институте на «Педагогике и психологии» говорили, что ни в коем случае не опирайтесь на свои конспекты и слепо им не следуйте.
С. Волков
— Но вот учителей, к сожалению, заставляют готовиться к урокам, писать всё более чудовищные конспекты. Сейчас придумали какие-то технологические карты, где надо расписать все вопросы, ответы, виды деятельности, которые в этот момент происходят. В общем, что-то безумно чудовищное!
А. Митрофанова
— В смысле ответы детей расписать?
С. Волков
— Ответы детей, и там…
А. Пичугин
— Меня так и не заставили, я раньше ушел.
С. Волков
— Много-много всего. И я помню, что в одном из регионов на учительском семинаре мне одна учительница, знаете так, элегически-медитативно (меня именно тон поразил — не скандально, не как-то ещё) мне говорит: «Вы знаете, нам нужно в августе сдать планирование из 12 колонок на весь год вперед. Я вот двенадцатую колонку не понимаю!» Я так и все первые одиннадцать не понимаю!
А. Митрофанова
— Да! Что за двенадцатая колонка? (Смеется.)
С. Волков
— И она говорит: «А мы должны указать «пробелы», которые мы будем ликвидировать? Вот как мне в августе заложить «пробел» на февраль, чтобы я его ликвидировала в марте?» Она этого не знала!
А. Митрофанова
— Это безумие, конечно!
С. Волков
— Да. Ну, в общем, вот. Зато их контролируют! Потом кладут дневник ученика, тетрадь, журнал, чтобы все совпало под одной строчкой.
А. Митрофанова
— Какой… Я воздержусь от эпитетов!
А. Пичугин
— А я спрошу, если вы не возражаете. В одном из ваших интервью… Это то, по поводу чего со мной все постоянно спорят. Я не знаю, у меня не хватает уже аргументов, чтобы как-то это убедительно доказать. И спасибо, что вы в одном из интервью сказали, что дети не меняются. Нет детей, которые сейчас были бы хуже, чем 20 или 50, да и 200 лет назад. И все дети в любую эпоху абсолютно одинаковые. Со мной все начинают тут же спорить, что раньше были лучше…
А. Митрофанова
— И раньше вода была мокрее, сахар — слаще, дети — умнее.
А. Пичугин
— Да, естественно. Я не понимаю почему!
С. Волков
— Нет, понятно, что меняются формы.
А. Пичугин
— Формы меняются, да.
С. Волков
— Меняются одежды, меняются гаджеты.
А. Пичугин
— Меняется восприятие, гаджеты, книги, «Facebook (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)».
С. Волков
— Но глобально, пока человек будет умирать, он будет примерно одинаков, потому что главное, что он мучительно решает, это вопрос: «А зачем я здесь, если всё это имеет свой предел? А имеет ли это на самом деле предел или нет?» И вот эти экзистенциальные вопросы, вопросы страха и ожидания смерти, они посещают человека в разном возрасте, в том числе и в подростковом, с которым мы сталкиваемся в школе. И пока это так, люди глобально ничем отличаться друг от друга не будут. Они будут так же болеть, так же любить и ненавидеть, так же бояться, они будут хотеть признания.
А. Пичугин
— Да!
С. Волков
— И вот эти базовые вещи в детях сохраняются. Поэтому большая ошибка, мне кажется, видеть в новых формах новое содержание и пугаться этих новых форм. Да, они современнее, быстрее, они пользуются кучей разных систем связи, разговаривают на каком-то другом языке.
А. Пичугин
— А кто мешает выучить еще один язык?
С. Волков
— Нет, просто это всё формы. А на самом деле…
А. Митрофанова
— А содержание, да…
А. Пичугин
— А содержание одно.
С. Волков
— Да. Они приходят в этот мир, они в него вступают, он их пугает, они хотят занять в нем какое-то место, а мест всё меньше. И растет какая-то агрессивность, может быть, а на самом деле под ней таится желание быть признанными, быть полюбленными, понятыми, выслушанными. Они всё так же пишут стихи, как и писали, они всё так же признаются в любви, они всё так же там…
А. Пичугин
— Жалеют котенка.
А. Митрофанова
— Собачек.
С. Волков
— Да. Мне кажется, если на эти вещи обращать внимания больше, то ничего такого прямо страшного я не вижу.
А. Пичугин
— Но я от ваших коллег это слышу периодически: «Вот были ещё двадцать лет назад, а теперь — чудовище!»
А. Митрофанова
— Но двадцать лет назад говорили ровно то же самое!
С. Волков
— Ровно то же самое, да!
А. Пичугин
— То же самое! И 150 лет назад то же самое говорили.
С. Волков
— Да-да.
А. Митрофанова
— И это то же не меняется, кстати говоря! И это пройдет. Сергей, вы знаете, когда вы сказали про вот эти основные вопросы, которые возникают в связи с осмыслением факта того, что человек смертен, порой даже внезапно смертен, у меня был разговор с моими студентами, когда как-то до меня дошло, почему им так невероятно трудно сегодня читать… Я в этой студии, по-моему, уже приводила этот пример, но мне хочется ваше мнение узнать. Почему им так невероятно трудно бывает «продираться» через классические тексты русской литературы: через Пушкина, Гоголя, Блока и т.д. Я им говорю: «Скажите, а я правильно понимаю, что вам ваших сверстников в разных точках планеты понимать сейчас легче, чем русских классиков?» Они говорят: «Да». Я говорю: «То есть мы с вами сейчас на занятиях по литературе фактически учим еще один иностранный язык?» Они говорят: «Да». Тогда я им задаю вопрос: «А зачем нам с вами это делать?» И у них начинают как-то там скрипеть мозги, потому что им как-то интуитивно очень интересно читать, но для них это невероятный труд, и они пытаются для себя найти ответ на вопрос: «Зачем? Ради чего весь этот труд?» И они выдают ответ, собственно, тот, который дали вы, но своими словами, что все эти книжки, которые мы с вами берем, — про жизнь, про смерть и про любовь. Язык может меняться, но эти вопросы никуда не ушли, с ними надо как-то разбираться. То есть они для себя в этом смысле находят какие-то очень важные ответы или подсказки, или векторы, направления. Мне интересен ваш опыт в этом смысле. Как вы с детьми говорите на эти темы, точнее сказать, с какими вопросами или размышлениями потом они к вам приходят по поводу жизни, смерти, конечности нашего бытия и т.д.?
С. Волков
— Ну, понимаете, так сейчас глобально прямо ничего умного не придумаю. Просто, мне кажется, что роль учителя в том, чтобы быть медиумом таким, посредником между этим миром текстов, часто их пугающих своим объемом или сложностью языка, или необходимостью как-то через это «продираться», и детьми, чтобы встретить и тех, и других, и чтобы они поняли, что за каждым текстом стоит тоже живой человек, который от себя оставил в этом мире, как говорил Бродский, «часть речи», и нужно с ним вступить в диалог. Потому что читать книги — это такая возможность прожить еще много разных жизней, не проживая их на самом деле, и познакомиться с большим количеством людей. Вот интересно, что после школы мир подростка включает… Если проанализировать, каких взрослых он знает, то из этих взрослых большая часть будет литературными персонажами, потому что в реальности он знает свою семью и какое-то количество еще возможно друзей семьи и учителей в том числе. А вот тех взрослых, в чей внутренний мир он залез… Условно говоря, Печорина он знает на таком уровне, на каком он может не знать ни одного взрослого в реальности. И это такие модели очень важные для них, для такого вот «проигрывания», что ли.
А. Пичугин
— Не слишком ли они иллюзорные?
С. Волков
— Конечно, иллюзорные! И, вообще, читать книги вредно! Мы помним, что Татьяна Ларина, начитавшаяся книг, не знала дальше жизни.
А. Пичугин
— Безусловно. Но «собрать и сжечь», конечно, мы помним!
С. Волков
— Это тоже сложный вопрос, как бы нам не фетишизировать литературу, не делать её…
А. Митрофанова
— Идолом таким!
С. Волков
— Да. Здесь тоже… Мне кажется, что просто, если человеку интересно чем-то заниматься, то он может со вкусом рассказать другому человеку, показать это или жить в этом. И находятся люди, кому это становится интересным именно через тебя. Вот так вот. Ты что-то в этом находишь, и ты умеешь про это рассказывать интересно, и дети заманиваются, идут за тобой, не все, конечно, но для многих людей чтение становится каким-то поворотным, важным моментом, и всегда удача, когда человек начинает читать. Он не читал, а потом начинает, и ты как-то ему помог: просто что-то прочел вслух, какая-то мысль вдруг заронилась… Я не знаю, это такой живой процесс, которому очень трудно мне какие-то обобщения дать.
А. Пичугин
— А возраст здесь важен? Скажем, вы пришли к нему преподавать в его 10-м классе, а до этого он не читал.
С. Волков
— Такие примеры есть у каждого учителя и не один, когда действительно ученик зачитал именно в старших классах.
А. Пичугин
— И вы научили его читать, и он начинает уже с другой литературы. То есть он прожил без «Трех мушкетеров», без Жюль Верна, без Тома Сойера, возможно.
А. Митрофанова
— Я тебя не хочу расстраивать, но сейчас, мне кажется, очень многие дети живут без «Трех мушкетеров» и Жюль Верна!
С. Волков
— Да, Жюль Верна читать очень трудно. Вот выясняется, что да. Я читал его в детстве с большим удовольствием, всё! Но сейчас открываешь и понимаешь, что это…
А. Митрофанова
— Об этом, кстати, на «Родительском интенсиве» потрясающе интересно рассказывала Галина Юзефович, которая, я надеюсь, тоже к нам сюда придет. Она сказала, что если вы ждете, что ваш ребенок будет с фонариком под одеялом так же, как вы в детстве, читать Жюль Верна, то это вряд ли. Возможны, конечно, какие-то исключения, но большинство детей уже по этому пути не пойдут. Потому что у современного ребенка, который привык смотреть современный видеоконтент, на одну минуту двадцать монтажных склеек, а у Жюль Верна, если его открыть, первые пятьдесят страниц — это экспозиция. Она родителям дала совет: «Вы сами откройте его и начните сейчас перечитывать, и спросите себя: а каково вам вот сейчас, когда вы уже смотрите современное кино, читаете современные книги, которые несколько по иному принципу всё равно строятся». Так что, здесь это просто надо как данность тоже принять, мне кажется.
С. Волков
— Да, но я бы все-таки во всех наших, так сказать, умозаключениях никогда бы всё не обобщал.
А. Митрофанова
— Это правда!
С. Волков
— Мне очень нравится Чехов с его мыслью индивидуализировать каждый отдельный случай. Он, как врач, знал, что нет болезней, а есть конкретные люди, которых надо лечить. Каждый человек индивидуален. Я знаю какое-то количество детей, которые читают очень сложные тексты. У меня есть выпускник-математик, которого я сейчас с большим удовольствием читаю в «Facebook (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)». Ему сейчас за тридцать, по-моему, уже, наверное. В общем, такого серьезного возраста. Или я его состарил? В общем, короче говоря…
А. Пичугин
— Около тридцати.
А. Митрофанова
— 25+.
С. Волков
— Он перечитывает и читает впервые забытых писателей XIX века.
А. Митрофанова
— Ого!
С. Волков
— И мы сейчас на сайте открываем такую рубрику, он туда пишет, там уже будет пятнадцать писателей такого второго плана или полузабытых. Там есть люди, которых я вообще не знал. Он их читает сплошняком, он читает сплошняком журналы XIX века. Он нам написал потрясающую статью о письмах матери Тургенева — это такое чтение! Как она писала!
А. Митрофанова
— А это его текст? Я его видела.
С. Волков
— Он выискивает такие… Вот что это? Современный человек! Он сам пишет, он — писатель, он уже стал писать. Но он ходит такими тропами в литературе и через соцсети так это подает, что хочется за ним идти, какой-то ручеек, так сказать, к этому приводит. Есть дети, которые мне приносят… Вот я одиннадцатиклассников всегда просил мне не дарить бронзовых лошадей, помните, как в фильме «Служебный роман» с этой лошадью. Я говорю: «Вот вы будете уходить из школы, подарите мне ту книжку, которую вы хотите, чтобы я прочел». У меня собралась довольно большая библиотека, она стоит в школе, и я там очень много чего ещё всё-таки не прочел, даже из подаренного, но там есть очень толстые, очень сложные книжки, есть книги, написанные в предшествующие века (в XVII — XIX веках), за рубежом, есть какие-то талмуды. Вот меня совершенно искушает просто (я забыл даже автора), и я помню мальчика, который умолял меня много раз прочесть эту книгу, она называется «Путем всякой плоти» — это какой-то толстенный роман, мне кажется, начала XIX века, то ли английский, то ли какой-то еще. И я на него смотрю все время и думаю, что мне надо это прочесть, потому что я чувствую, что меня к этой книге тянет. Наверное, мне надо еще немножко постареть и тогда это взять. Просто есть дети, которые взыскуют (извините, за высокое слово) сложности. И если мы изначально будем подходить к ним, как к тем, которые точно уже ничего не могут, давать им маленькое, понижать планку, то мы этих детей обманываем. Мне кажется, надо быть готовым ко всему.
А. Пичугин
— Давайте продолжим через минуту. Я напомню, что в гостях у нас сегодня Сергей Волков — председатель «Гильдии словесников» и учитель русского языка, литературы. Алла Митрофанова, я — Алексей Пичугин. И через минуту мы вернемся в эту студию.
А. Митрофанова
— Ещё раз добрый, светлый вечер, дорогие радиослушатели! Алексе Пичугин, я — Алла Митрофанова. И напоминаю, что в гостях у нас сегодня Сергей Волков — председатель «Гильдии словесников», учитель русского языка и литературы с большим стажем, большим опытом. И вообще, Сергей, то, что вы рассказываете, — это какие-то очень вдохновляющие вещи, потому что, правда, есть этот тренд на брюзжание во все времена о том, что раньше вода была мокрее, сахар был слаще, дети — умнее и прочее, а сейчас ничего не читают, и все такие уже какие-то отмороженные. Ну, мягко говоря, всё не так. Разного много в нашей жизни — просто надо внимательно к ней приглядываться и останавливаться в шаге от обобщения. Вы знаете, мне бы очень хотелось вернуться на ваш сайт «Гильдии словесников»: http://slovesnik.org, где масса каких-то полезнейших, интересных материалов и подсказок о том, как можно с детьми говорить о литературе. Ну, например, вот этот самый вопрос языка, если иметь в виду, что сегодняшний язык отличается от языка XIX века и прочее. И вот я читаю статью, где рассказывается, что на самом деле первые фейковый аккаунт (популярное явление сегодняшнего времени, и для разных целей они создаются: чтобы потроллить, ради рекламы, ради продвижения и прочее) был у Александра Сергеевича Пушкина! Вот мне очень близок этот подход, потому что, когда я, например, на занятиях по литературе с моими студентами пытаюсь говорить о феномене популярности Ахматовой — это, знаете, они как-то с трудом понимают. Но когда я им говорю про то, что «я на правую руку одела перчатку с левой руки» — это мем начала XX века, они мгновенно включаются, они понимают, про что речь. То есть это такой перевод с русского на русский, что ли, но вот они включаются. Расскажите, пожалуйста, как вообще строится, что это за поиск такой, что такое «фейковый аккаунт» Пушкина, и как вы сами к этому относитесь?
С. Волков
— Мы на сайте действительно стараемся давать материал разный. И у нас есть две рубрики, которые мне очень нравятся, и которые, мне кажется, могут быть полезны и родителям, и детям, и учителям. Вот о первой вы сказали — она называется «От смайлика до селфи», и авторы ее совершенно замечательные преподаватели литературы и русского языка из Белоруссии (я советую всем подписаться на нее в «Facebook (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)») — Анна Северинец. Она пишет очень много всяких зарисовок со своих уроков, и я просто поражаюсь тому уровню, который в преподавании существует в ее гимназии. Насколько я понимаю, это пригород или город недалеко от Минска. Она придумала и даже написала такую книжку, которую, по-моему, не опубликовали, и следующую вещь. В общем-то, мы с вами говорили, что все люди похожи, разнятся только формы какие-то, которые предоставляет им жизнь для выражения. И, конечно, писатели XIX века были бы страшно довольны, если бы у них были соцсети, они были бы их мощными потребителями.
А. Митрофанова
— Ох, они бы там разбежались!
А. Пичугин
— Мне тоже так кажется. И кто-то даже пытался представить, как это будет выглядеть.
С. Волков
— Да-да! Ну я прямо вижу Пушкина в ссылке в Михайловском, у которого было бы там твиттеров просто миллион в день, и везде бы он был! Ну, в общем, короче говоря, потребности-то у людей одни и те же, это просто формы для общения. И вот она заметила, например, такую вещь, как можно детям объяснять того же Державина. Державин — поэт конца XVIII — начала XIX века, довольно далекий от них по языку, но вот, например, он очень любил изображать еду такую вот прямо…
А. Митрофанова
— Очень любил!
С. Волков
— Это описание обедов: багряная ветчина, зеленые щи с желтком, румяно-желтый пирог, сыр белый, раки красные, и «с голубым пером, что смоль янтарь — икра».
А. Митрофанова
— И все они прекрасны!
С. Волков
— Да. И если посчитать количество цветов… И она начинает разговор о Державине так: «Ну мы же все фотографируем еду и выкладываем в «Instagram (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)». Почему?»
А. Пичугин
— Вот я и говорю, что визуализировать еще бы это всё!
С. Волков
— Да. Так получается, что Державин делал то же, что мы сейчас делаем, когда мы в «Instagram (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)» выкладываем фото.
А. Пичугин
— «Instagram (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)» еды, да!
С. Волков
— Да. И она соединяет, и делает Державина предшественником «Instagram (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)». Это как бы проводит ниточку такую, то есть она делает Державина понятным современному школьнику. Или когда Пушкин придумывает свою систему повествователей в «Повестях Белкина» — там же он придумал очень много персонажей, от которых идет этот разговор. Опять, психологически современному подростку это можно понять через понятия «фейковых аккаунтов», когда человек заводит…
А. Пичугин
— Для разных целей.
С. Волков
— Да, для разных целей как бы ложный аккаунт в соцсетях, и от разных своих ипостасей ведет, так сказать, разговор. Вот Пушкин этим и развлекался в тех формах, которые у него были тогда. Это вот одна история, через такие штуки она соединяет разные эпохи. Или там Афанасий Никитин — как один из тех, кто вел тревел блог, когда он ездил за три моря.
А. Митрофанова
— Конечно!
С. Волков
— Ну почему нет? А второе, мы подумали и почувствовали этот запрос от взрослых. Они нас просят: «Смотрите, мы выросли, нам сейчас 30-35 лет. Мы, наконец, стали по возрасту теми людьми, для кого, собственно, и создавалась русская классическая литература». Она ведь не писалась для детей и подростков, и то, что мы читаем сейчас в школе — для взрослых людей: и «Онегин», и «Герой нашего времени», и романы Толстого, Достоевского, и Чехов — это всё для людей более старших, чем наши школьники. «Вот мы наконец дозрели! Расскажите нам, что это было? Вот когда мы были в школе, всё это изучали, а теперь мы только готовы! Плюс у нас свои дети, которые сейчас изучают эту школьную программу, плюются, не понимают, и нам бы с ними про это поговорить. Расскажите нам, поговорите с нами об этом!» И мы открыли рубрику, которая называется «Школьная программа для взрослых», где мы рассказываем о самых классических произведениях на понятном, человеческом языке. О чём бы можно было бы подумать взрослому человеку, когда он читает «Онегина»?
А. Митрофанова
— О!
С. Волков
— Или те же самые рассказы Чехова? Или стихи Пушкина? И вот оказывается, что у этих материалов огромное количество просмотров, людям они нужны. Людям нужно не только писать про это, надо с ними общаться. И сейчас большой запрос на лекционную такую, урочную деятельность. Нас просят проводить уроки для взрослых с детьми, мы тоже к этому присматриваемся и, видимо, будем это делать, потому что такое живое общение позволяет как-то всем соединиться вокруг, в общем-то, такого интересного дела. И пока мы на сайте это делаем, и я очень рекомендую (у нас программа выходит с вами в конце мая, начинается лето) зайти в наш специальный раздел «Летнее чтение»: что читать детям, которые учатся в разных классах…
А. Пичугин
— Для взрослых тоже, я смотрю, есть там.
С. Волков
— Да. И можно посмотреть, что это списки от разных учителей литературы. Важно, что они — авторские. То есть яркие учителя литературы предлагают те списки, которые они рекомендуют своим детям в своих гимназиях или лицеях, или школах на лето. Вот можно к этому подключаться. Когда мы выложили эти списки, у нас сайт «рухнул», потому что оказалось, что это огромный запрос.
А. Пичугин
— Ну это у вас еще и как всё написано! Я открыл, посмотрел, оказывается это ваш текст! «Чехов родился, когда Толстой уже подступал к «Войне и миру». После смерти Чехова Толстой проживет ещё шесть лет».
С. Волков
— Да, это вот одна из таких загадок Чехова. Он действительно появился в литературе, когда всё уже было написано, и за свою короткую жизнь, которая уместилась внутрь жизни Толстого, он сумел стать одним из трех наших самых опознаваемых в мире авторов.
А. Митрофанова
— Да, «топ-3», это правда!
С. Волков
— «Топ-3» — точно!
А. Митрофанова
— Вы знаете, вообще, по поводу того, как подбираться к таким темам, узнать историю «на ощупь», что ли, — вот это очень важно! Я помню, как меня поразило, когда я узнала, что Кафка был чешский еврей, который писал и думал по-немецки. Пока я разбиралась в этих парадоксах, я начала его как-то, как мне кажется, лучше понимать, что ли. А то, что вы написали про Чехова — это тоже из серии про историю «на ощупь». А я у вас на сайте сейчас, в свою очередь, в рубрике «Что читать?»… Я тут как раз зашла в «Школьную программу для взрослых» и смотрю на текст с хештегом «пушкинонегин» — о том, как мы не умеем быть счастливыми.
С. Волков
— Это совершенно выдающийся текст, написанный, мне кажется, одним из лучших учителей литературы страны. Пусть простят меня все коллеги, я всех очень люблю, но и они согласятся, что Оксана Вениаминовна Смирнова, которая работает в Свято-Петровской гимназии в Москве (это такая частная православная школа), — это один из наших просто флагманов, это человек, который умеет рассказывать простыми, глубокими, точными, человеческими словами о литературе, как устно на уроках (я много раз это видел), так и письменно. И вот она ведет у нас рубрику, которая называется «Курс молодого словесника», где рассказывает о всяких тонкостях профессии. А статья об «Онегине», на мой взгляд, должна быть прочитана просто каждым человеком, потому что это не только об «Онегине», но и о нас самих, действительно, о нашем каком-то ментальном коде, что ли, который здесь зашифрован, и представлен Оксаной Вениаминовной так просто и захватывающе полно! Вот вы были на «Родительском интенсиве», и она как раз об «Онегине» рассказывала и о Толстом, о «Войне и мире»…
А. Митрофанова
— Да-да, и я была свидетелем того, как это происходит, когда сидит целая аудитория родителей, которые всю неделю работали. Это суббота, день. То есть в принципе день, когда можно заниматься либо домашними делами, либо отдыхать, но, как правило, либо одно, либо другое. Но почему-то они «задвинули» свои домашние дела, они пришли сюда, причем даже заплатили деньги, сидят и… Ну всё равно, понимаете, мысли в такие моменты могут быть где-то далеко: там кто-то в гаджете пишет смс-ки про то «разогрели ли суп?», условно говоря, и всё такое. То есть мы все прекрасно понимаем, какое количество дел может быть в нашей голове параллельно, тем более, когда речь идет о женском сознании, а там в этой аудитории было много именно мам, таких заботливых, настоящих, хороших мам. И дальше Оксана Вениаминовна начинает говорить, и аудитория, все мамы, озабоченные, одним ухом слушающие, а другим погруженные в какие-то свои дела, другой частью мозга, мгновенно… Это прямо как-то какой-то волшебный эффект — они разворачиваются к ней, они опускают куда-то поглубже в сумки все свои гаджеты и включаются в ту игру, которую она предлагает.
С. Волков
— Она её предлагает по «Войне и миру».
А. Митрофанова
— Понимаете, по «Войне и миру»!
С. Волков
— Да, это высокое искусство!
А. Митрофанова
— Да, этот талмуд, который, я не знаю, «не осилил, потому что много букв»! И вот этот самый талмуд начинает раскрываться, как что-то такое, что имеет ко мне самое прямое отношение — ко мне, к моей жизни, там сказано про меня! И это для меня очень важно услышать и понять! И она буквально, не пользуясь никакими спецэффектами…
С. Волков
— Вот это то, что объединяет как раз многих из членов нашей «Гильдии» — это люди, преподаватели, которые умеют рассказывать о литературе так, что это становится рассказом о тебе самом. Книга, которую ты читаешь, приводит тебя вглубь самого себя. И я просто радуюсь, когда наши коллеги так умеют и так делают. И когда я вижу их… Вот совершенно замечательное целое созвездие коллег работает в гимназии №1514, они организуют для детей выездные гуманитарные лагеря, где несколько дней буквально филологического и не только, но и театрального, и исторического такого праздника вокруг какой-то одной проблемы, которую они выбирают, скажем, «Сад в литературе». И несколько дней они живут в этом литературном…
А. Митрофанова
— В саду! (Смеется.)
С. Волков
— В культуре даже, в саду! Марина Моисеевна Бельфер — главный словесник этой школы — собрала вокруг себя отличную, замечательную команду живых, молодых душой и телом людей. И такие школы просто радуют. И такие учителя, которые встречаются в Москве, и не только в Москве, а рассеяны буквально по каждым… Вот моя коллега Надежда Ароновна Шапиро — тоже один из звездных наших учителей литературы, как-то летала на Чукотку с семинарами.
А. Митрофанова
— Ух ты!
С. Волков
— И одно из самых сильных впечатлений, она говорит: «Вот я лечу много часов и подо мной страна. И я смотрю вниз и вижу населенный пункт. И я думаю, что здесь тоже есть школа и здесь тоже читают «Евгения Онегина». И от этого становится как-то так хорошо!» Я подумал: «Вот какой же взгляд интересный у учителя литературы на пейзаж из окна самолета». В огромной стране все читают одну и ту же книгу, и это тоже хорошо!
А. Пичугин
— Примерно в одно и то же время ещё бывает!
С. Волков
— И с этим уже не совсем так.
А. Митрофанова
— Возможны варианты.
С. Волков
— Но тем не менее, это то, что нас скрепляет и продолжает нас скреплять.
А. Пичугин
— Сергей Волков — председатель «Гильдии словесников» и учитель русского языка, литературы сегодня в программе «Светлый вечер» на светлом радио. Про школы поговорим, может быть? Насколько я знаю, свой собственный проект запускается? Или, по крайней мере, проект, в котором вы принимаете активное участие, — это школа в Москве, вновь создаваемая при поддержке фонда «Дар». Опять же, если я ничего не путаю. Всё верно?
С. Волков
— Почти всё верно. Это не мой проект, я в нем участвую. Это проект фонда «Дар», который организует школу. Она называется «Новая школа», находится на Мосфильмовской улице в Раменках, и туда собирают разных интересных, ярких учителей. Мне предложили возглавить там кафедру словесности, и я неожиданно для себя согласился, потому что люди, которые эту школу задумали, они, несмотря на то, что занимаются в этом деле разным, все с какой-то хорошей «сумасшедшинкой» во взоре, они хотят сделать новое, интересное, яркое место. А всё, что рождает какую-то энергию, что обещает ее продуцировать в той точке, в которой это будет происходить, всё почему-то привлекает мое внимание. Меня не хватает уже на многое, но, мне кажется, что в этом какой-то залог жизни. И я с большим интересом, с большой тревогой в этот проект сейчас погружаюсь. Школа открывается 1 сентября, сейчас идет туда набор, там достраивается здание.
А. Пичугин
— С 1-го класса?
С. Волков
— С 1-го по 8-й класс там будут. Я двадцать пять лет работал в государственной школе, в школе с давними традициями, очень известной московской 57-й школе.
А. Пичугин
— Да, конечно.
С. Волков
— А это совсем новая для меня история, хотя в частных школах я немножко подрабатывал. Но, может быть, она мне позволит как раз выйти, как и Чехову, скажем, какая-нибудь неожиданная поездка на Сахалин позволяла выйти из рутины существования и открыть новые горизонты. Вот здесь я прямо ощущаю такую точку, и я надеюсь, что здесь будет своеобразная площадка Гильдии, мы будем организовывать там и открытые лекции для всех: для взрослых, для детей, независимо от того, учатся они или живут рядом, не важно. И очные проекты Гильдии будем здесь проводить. Вообще, просто знайте, что на карте педагогической Москвы образуется новая, яркая точка.
А. Пичугин
— Но это не первый подобный опыт фонда «Дар», потому что совсем недалеко они переехали. Их первая такая экспериментальная площадка была в 261-й школе, прямо там же рядом.
С. Волков
— Да. Я не знаю, насколько территориально это совсем близко…
А. Пичугин
— Это Кастанаевская и Мосфильмовская улицы, 15 минут пешком.
С. Волков
— Да. У них есть уже в бэкграунде вот такой опыт проектов в этой школе. И многое мне там понравилось. В частности, то, что центром школы они делают театр, и через театр они приводят детей и к чтению, и к разговорам на одном языке. В этом смысле Шекспир…
А. Пичугин
— А как это? Поподробнее об этом можете рассказать?
А. Митрофанова
— Это очень интересно!
С. Волков
— Я вам сразу скажу, что, когда я откликнулся на их предложение о встрече, то был настроен совершенно пессимистически. Я — уставший, мне не хочется работать уже в школе, и, мне кажется, что я уже эмоционально выгорел.
А. Митрофанова
— То есть даже с вами такое бывает?
С. Волков
— Да через день! Это у меня сегодня хороший день, вы меня вдохновили, а то я могу такого всего наговорить «кислого». В общем, короче говоря, когда я стал разговаривать с Юлией Вешниковой — директором этого фонда, то услышал очень важные для себя вещи, что, взяв новую школу, они не выгнали оттуда детей, условно, «дворовых», от которых можно было избавиться, и на новом месте набрать себе других. Нет, они хотели учить всех! И как они выучили? Они стали с ними ставить «Ромео и Джульетту»! И эти дети, довольно трудные по началу, недоверчивые, очень сложные, в том числе, я так понимаю, воспитательно, полукриминальные и т.д. И они под влиянием Шекспира вдруг превратились в союзников, и совсем другая история возникла. И я подумал: «Интересный ход!» Второе, что из той школы они никого не берут в новую, хотя там уже люди, с кем они работают, чьи сильные стороны они знают. Зачем, почему? А чтобы не разорять место, чтобы оно продолжалось! Вот вроде бы перед нами бизнес, но бизнес, который строится на каких-то человеческих отношениях и на понимании того, что правильно. Мне кажется, это очень такие хорошие сигналы для меня.
А. Митрофанова
— Это здоровое начало! Юлия Вешникова была в нашей студии, рассказывала нам о деятельности фонда «Дар». И, кстати, уважаемые слушатели, эту запись, как и все остальные записи нашего «Светлого вечера» и других программ, которые выходят на радио «Вера», можно найти на сайте http://radiovera.ru, и там в поисковике забить, например, «Юлия Вешникова», и вы сможете послушать эту программу. Действительно, это потрясающе интересно, это такая школа с человеческим лицом. И когда они приходили в самую простую школу, на которой иные бы поставили крест и решили бы, что здесь в этом здании надо провести капитальный ремонт и всё начать с нуля — ничего подобного!
А. Пичугин
— Ну она не была прямо самой простой…
А. Митрофанова
— Они именно свою миссию видели в том, что есть вот эти дети, как Бог дал, вот такое у нас наполнение, будем с этим работать!
С. Волков
— Как вам сказать, вот если есть социально-ориентированный бизнес, если есть человек с большими деньгами, который эти деньги вкладывает в создание в России школы, то я думаю, что это прекрасно. И пусть будет много разных школ. И сейчас такой «бум» строительства школ разными людьми с деньгами. Вы знаете, что и в Подмосковье строится огромная школа…
А. Пичугин
— Нет, не знаем!
С. Волков
— Школа «Летово»! Мне кажется, что о ней сейчас много говорят.
А. Пичугин
— Ну у нас всё-таки не совсем образовательный канал, поэтому, если вы об этом расскажете чуть подробнее, то было бы здорово.
С. Волков
— Ну это тоже такой очень амбициозный мегапроект, кстати, выпускника 57-й школы. Там строится огромный кампус, и обещаны райские…
А. Пичугин
— В Летово, на Калужском шоссе?
С. Волков
— Где-то там в Подмосковье, я точно вам не могу сказать, это лучше проверить.
А. Митрофанова
— Это мы проверим!
С. Волков
— Есть замечательный проект школы, где будут учиться дети и жить там с приёмными семьями, то есть это дети, приемные в семьях. И там строится и жилье для этих семей, и какая-то школа мечты на берегу Байкала. Это строит «Умная школа». Может быть, вы о ней слышали? И это тоже такой инновационный проект. И вообще всё это радует в условиях относительной нестабильности, которая в нашей стране есть. Люди, которые вкладываются таким образом в образование, в воспитание детей достойны всяческого поощрения.
А. Митрофанова
— Мы сейчас с вами говорим всё-таки про особые школы. Но большую часть школ в нашей стране составляют те, которые самые такие обычные, стандартные. Кому-то повезло с педагогами по литературе. Если мы о литературе сегодня говорим, хотя, собственно, это любого предмета касается, что, если повезло с учителем, то ребенок включится и будет этим интересоваться, а если не повезло, то не будет. Кому-то не повезло. Вот вы как словесник, какие советы могли бы дать родителям, да и школьникам тоже, если, к примеру, занятия по литературе в школе неинтересны, но вместе с тем, понятно же, что там такой пласт смыслов в этом «космосе» под названием «русская литература», что надо как-то с этим выстраивать отношения, находить общий язык. Посоветуйте что-нибудь, пожалуйста! Какие шаги?
С. Волков
— Сейчас есть масса возможностей учиться, помимо школы. Вообще-то, школа перестала быть таким местом, которое одно лишь оно исключительно дает образование. Есть очень много возможностей через Сеть. Есть замечательные ресурсы, такие как «Арзамас», который каждую неделю выкладывает образовательные материалы.
А. Пичугин
— Да!
А. Митрофанова
— Все мои студенты в «Арзамасе» «пасутся»! Молодцы!
С. Волков
— Есть книжный ресурс «Горький». Есть, в конце концов, наша Гильдия, которая… Мы почти не имеем ресурсов денежных, и вот работаем, что называется…
А. Митрофанова
— На энтузиазме?
С. Волков
— Да, и тем не менее тоже что-то делаем. Есть вот этот центр «Сириус», о котором я вам рассказывал, куда любой ребенок может попасть. Только надо зайти на сайт и подать заявку, и тогда, оказавшись в среде своих, кто интересуется этим же, ты получаешь такой импульс, заставляющий тебя искать-искать. Есть система олимпиад. Всероссийская олимпиада школьников объединяет огромное количество детей. У нее четыре этапа, и школьный этап — очень массовый. И чем раньше ребенок в это дело включается, тем с большей вероятностью он подключится к системе… Ведь, что такое олимпиада? Мы придумываем разные интересные, яркие, необычные задания в своей сфере. Это много-много таких заданий, задач, проектов, в которых можно участвовать. И чем раньше подключился, тем больше КПД. Есть много олимпиад, которые организуют вузы. У нас на сайте есть очень полезный раздел как раз олимпиадный, где представлены все олимпиады в стране, которые дают преференции при поступлении в вузы со всеми заданиями последних лет. Можно туда заходить и просто там тренироваться. Тоже этого исключать нельзя! Есть, наконец, всякие лектории, в которых в той же Сети можно найти ярких, интересных людей, которые рассказывают о литературе. То есть не надо… У меня был один ученик, который сказал очень важные для меня слова. Тогда он был восьмиклассником, а сейчас он уже взрослый, имеет детей, я не знаю, считает ли он так же, но мне слова эти запали в душу, и я продолжаю так же считать. Он сказал, что человек — это всегда подлежащее, а обстоятельство — это второстепенный член предложения.
А. Митрофанова
— Прекрасно!
С. Волков
— Вот я, скорее, за то, что человек — сказуемое, то есть это всегда действие, это всегда слово, но то, что обстоятельства действительно второстепенны по отношению к человеку — я продолжаю так думать. И вот тот же самый Чехов, о котором мы с вами сегодня говорили, какое количество жизненных обстоятельств он преодолел, какое количество миров он создал, и даже не в литературе, а реальных, которые продолжают жить (это и Мелихово, и Ялта), и есть масса людей, которых он поддерживал, и продолжают расти те деревья, которые он посадил, и расти они будут: кипарисы — 500 лет, а оливы — 1500! И когда он сажал их (а это были прутики на каменистой почве), то прекрасно понимал, что он не доживет даже до того, чтобы они превратились бы хоть в какие-то деревья. А сейчас, когда вы приезжаете в Ялту, в его дом, вы видите, что это Никитский ботанический сад, только в миниатюре. И это будет продолжаться еще много-много веков. Вот это Чехов, который был болен чахоткой, который мерз, потому что в этом доме не было нормальных печей, который, извините, страдал поносом, и кис, и тух, наверное, и он возделывал этот кусок земли, он делал сад, он писал при этом тот же «Вишневый сад» на бумаге. Надо просто работать, мне так кажется! Надо понимать, что человек должен быть сильным! И, слава Богу, у нас такие люди не перевелись!
А. Пичугин
— Спасибо вам большое!
С. Волков
— Вам спасибо!
А. Пичугин
— Приходите к нам! Очень рады!
А. Митрофанова
— Напомню, дорогие слушатели, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня был Сергей Волков — председатель «Гильдии словесников», преподаватель, учитель русского языка и литературы. А программу для вас провели: Алексей Пичугин…
А. Пичугин
— Алла Митрофанова! Всего хорошего!
А. Митрофанова
— И напоследок напомню адрес сайта «Гильдии словесников»: http://slovesnik.org. Спасибо!
С. Волков
— Спасибо!
«Генерал Владимир Константинович Витковский». Константин Залесский

Константин Залесский
Гостем программы «Исторический час» был историк Константин Залесский.
Разговор шел о судьбе яркого военачальника русской императорской армии — генерала Владимира Константиновича Витковского, о его участии в Первой Мировой войне, в Белом движении, а также о жизни в эмиграции.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Все выпуски программы Исторический час
«Путь иконописца». Мария Глебова

Мария Глебова
У нас в гостях была доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Мария Глебова.
Наша гостья рассказала о своем пути к вере и знакомстве с отцом Иоанном Крестьянкиным, об удивительных людях, повлиявших на ее путь в иконописи, а также о своем участии в работе над созданием иконы Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской.
Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева
Диакон Игорь Цуканов:
— Добрый вечер, дорогие друзья. «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. У микрофона, как обычно в это время, в студии Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Диакон Игорь Цуканов:
— Диакон Игорь Цуканов. И сегодня мы с Кирой очень рады представить нашу сегодняшнюю гостью Марию Олеговну Глебову. Мария Олеговна, добрый вечер. Мария Олеговна — доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, преподаватель также копирования в Суриковском институте, человек, который лично имел радость, такую благодать лично общаться и знать отца Иоанна Крестьянкина, да?
Так что у нас сегодня будет о чём поговорить. Мария Олеговна, добрый вечер.
Мария Глебова:
— Здравствуйте, уважаемые отец Игорь и Кира.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну вот, вы знаете, первое, с чего я хотел, честно говоря, начать наш разговор, это такая важная для меня, например, тема, потому что у нас в храме есть курс, последние несколько месяцев, курс, мы рассказываем о новомучениках нашим, прихожанам, потому что у нас храм царя Николая. А вы участвовали в создании вот той самой знаменитой иконы новомучеников и исповедников Церкви Русской, которая была написана как раз в стенах ПСТГУ к 2000 году, когда состоялся юбилейный архиерейский собор, на котором был прославлен Собор новомучеников и исповедников. И мне хотелось попросить вас рассказать, как вообще эта икона создавалась, и какую роль, какое значение новомученки в вашей жизни играют, если можно.
Мария Глебова:
— Икона эта создавалась как бы не то, что была поручена Святейшим Патриархом Алексеем, была поручена нашему университету, отцу Владимиру Воробьёву, который являлся членом комиссии по канонизации. Было благословение разработать эту иконографию. Председатель комиссии был тогда митрополит Ювеналий. И нас собрали преподаватели, сказали, что вот мы будем разрабатывать эту икону. Мы были представлены митрополиту Ювеналию, и были изложены некоторые задачи, что необходимым условием, что в центре должен быть храм-мученик, храм Христа Спасителя. Также должны в этой иконе быть отражены разные мучения новомучеников в разных концах нашей страны. И мы делали разные эскизы, все преподаватели, нас человек было 5, разные композиции, у нас до сих пор сохранились эти планшеты. Сначала мы думали сделать эту икону наподобие иконы Всех русских святых, разработанной матушкой Иулианией. То есть как бы русскую землю и разные группки святых, как бы куски земли. Там у неё же, насколько я понимаю, тоже с севера на юг есть распространена ориентация. И мы так тоже распределили. В центре у нас был храм-мученик. Но как-то не приняли эту икону. Ещё мы думали, что по бокам вот клейма с отдельными святыми, потому что русских святых, конечно, много, но какие-то есть наиболее чтимые, а здесь как-то хотели именно прославить святых, очень большие списки были, и хотелось отразить ещё наиболее ярких новомучеников и какую-то часть их жития. В общем, была у них такая задача очень большая.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну да, грандиозная.
Мария Глебова:
— Ну, конечно, саму иконографию у нас разрабатывал отец Владимир и наш декан, отец Александр Салтыков. И отец Александр, и отец Владимир, они сами потомки новомучеников. Вот у отца Александра его отец был членом общины российской, он сидел за веру, известны его стихи, которые он написал в заключении. И также известно, что когда он отбывал ссылку, последние годы ссылки были у него в Гжеле. И он, будучи искусствоведом, возразил, что у нас есть Гжель, это благодаря только отцу отца Александра Салтыкова.
По-моему, он Александр Александрович тоже. До ареста он был директором Пушкинского музея. Вот это был очень грамотный человек, и богословски, и как бы в истории искусства он очень обширные были у него знания. И эти знания он передал своему сыну, отцу Александру, и своему племяннику, отцу Владимиру Воробьеву. У нас вот отец Владимир очень разбирается в иконописи. То есть это редко настолько глубоко, такой у него хороший вкус, ну редко встретишь такого священника. Но это всё благодаря тому, что их в детстве водили в музеи, очень много с ним общался отец отца Александра. Он просто их вдвоём как бы образовывал. Вот, и поэтому они взялись тоже, отец Александр и отец Владимир, за богословскую часть этой иконы. Мы были исполнителями, мы сами придумывали сюжеты, композиции, но идея была отцов, корректировал как бы наши эскизы, вот как бы вся эта комиссия, митрополит Ювеналий, мы делали эскизы, мы привозили туда, в Донской монастырь, показывали их, вот, и нам делали замечания. Постепенно, как бы, канонизация святых, она шла как бы постепенно, то есть у нас постепенно заполнялись пустые места, то есть этих святых было очень много, и они добавлялись и добавлялись. Это было очень сложно, потому что вот мы начинали отрисовывать, говорили: надо ещё вписать нескольких святых. В результате там огромное количество, ну, больше трёхсот у нас святых в среднике. Конечно, таких икон не существует. И была задача, вот как это связать с клеймами. Это сложная была задача тоже. Вот сам средник мы всё равно использовали какие-то наработки матушки Иулиании, вот это как бы переливание нимбов друг в друга, мы шли от пятен, как бы, от пятен голов, то есть некоторые головы у нас соединены, так тоже на её иконе Собор русских святых, потому что, если мы бы делали по-другому, но она тоже, в свою очередь, посмотрела, ну, это наблюдала в древних иконах, вот, чередование там у нас поворотов голов, вот, очень сложно было, а у нас был тональный эскиз, перевести его в цвет. Сложная была задача, тоже продумывали. И тут очень много говорил нам отец Александр о символике цвета. Например, что вот у нас патриарх Тихон, он в зелёном облачении, митрополит Кирилл в красном. Вот он как бы, ну, как бы их подвиг тоже как-то... Я сейчас много не вспомню, но он как-то это всё объяснял. Они очень хорошо, например, у отца Владимира дедушка, он общался с митрополитом Кириллом. У него есть письма...
Диакон Игорь Цуканов:
— Смирновым.
Мария Глебова:
— Смирновым, да. У него есть, думаю, письма от него, какие-то памятные подарки. То есть митрополит Кирилл с детства был близок к отцу Владимиру, он собирал о нём, пытался найти его письма, найти... У него были какие-то документы, он собирал, митрополит Кирилл, долгое время о патриархе Тихоне тоже. В общем, всё это было утеряно. Надо отца Владимира, конечно, спрашивать, я сейчас боюсь соврать, но он очень следил за каждым ликом, как мы его пишем, похож, не похож. Мы бросали жребий и писали каждый какую-то свою группу святых, как их и свои клейма.
Диакон Игорь Цуканов:
— А кого вы писали?
Мария Глебова:
— Я писала митрополита Кирилла, разрабатывала убиение митрополита Владимира, ну, со своей студенткой я писала. И ещё я писала икону, где забирают священника у престола. И что-то ещё. Ну, и в среднике тоже. Ну, деисус ещё. Я деисус разрабатывала со студентами. Ну, мы все отрисовывали средник, и у нас очень большое было количество ликов в среднике. А также я... ну, просто вот мы все рисовали, и как-то все очень спорили, вот. А я училась в Троице-Сергиевой лавре, и как-то... Ну, как-то мне так Господь открыл, что у нас не получалось какое-то время. Ну, в цвете все разные люди. Я всех подчинила и просто сориентировала цветовой строй иконы на икону «О тебе радуется» Дионисия. Ну, как бы вот не то, что я прям срисовывала, но просто я ее сориентировала по цвету, заритмовала клейма по цвету. Ну я вот отвечала за цветовую всю часть и замешивала всем колера, потому что иначе эта работа начинала выходить нецельной. На меня очень все ругались, но всем пришлось смириться, и работа очень цельная вышла. Просто я замешивала каждый цвет, каждую опись, требовала исполнения, чтобы четко придерживались к цвету. Если бы такого не было, эта бы икона, она и так многолюдная, она бы просто развалилась бы по цвету, ну, и невозможно было бы смотреть. Но также я смотрела, чтобы личное было, тоже приём, написания был один, одежды, следила и за цветовой, и за такой структурой. Вот как бы мой вклад был. Ну и лики разрабатывала наравне со всеми. Но цвет я просто взяла в свои руки, потому что в Лавре мы много копируем, и у меня опыт был больше, чем у остальных в копировании, опыт с цветом, и я немножко всех уговорила меня слушаться.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, скажите, пожалуйста...
Мария Глебова:
— Сначала жаловались, а потом все уже радовались. Икона, в общем, цельная.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну, потому что результат прекрасный, да. Мария Олеговна, скажите, пожалуйста, вот вы ведь крестились уже в таком, ну, можно сказать, взрослом возрасте, да? Вот как это получилось, учитывая, что все-таки у нас в церкви есть традиция крестить детей еще маленькими? То есть ваши родители как-то сознательно решили дождаться, чтобы это было именно ваше решение?
Мария Глебова:
— Ну, знаете, мы в детстве ходили в храм, но мы были некрещеные. Вот мы и живем рядом с храмом Архангела Гавриила, и нас всегда на Пасху водили. Мама водила, мама была крещеная, а мы нет. Мы на крестный ход ходили, ну, как-то вот там яички там носили. В общем, как-то появлялись мы в храме, но мы были некрещеные. И когда я поехала вместе, я училась в московском лицее художественном, мы поехали на практику на раскопы в Псков, и как раз столкнулись с Псковщиной. И там мы очень много верующих людей встретили, там прям была такая святая Русь. Когда мы попали в Печоры, мне показалось, что мы в 17 век попали. Сейчас, конечно, Печоры уже другие, там были какие-то странники. Там были чуть ли не в веригах люди, в каких-то лохмотьях, какие-то в старых русских каких-то одеждах, я не знаю, и такие просто, ну, бородатые какие-то странники, там настоящие были странники, люди, которые прямо, ну, то есть такая прямо... Это был 1986 год, вот. И меня настолько это всё поразило, Печоры, что, конечно, и Троицкий собор. В Троицком соборе тогда служил, он уже сейчас пожилой, отец Олег Теор. Интересно, он тогда был молодым, а потом он заболел раком и исчез. Все думали, что он умер. А он очень молился, постился и исцелился от рака. Его не лечили, вот как-то чудом. А сейчас вот он такой почитаемый очень старец.
Но мы его знали, он с нами разговаривал очень много, с молодёжью.
Печоры, что, конечно, и Троицкий собор. В Троицком соборе тогда служил, он уже сейчас пожилой, отец Олег Тэор. Интересно, он тогда был молодым, а потом он заболел раком и исчез. Все думали, что он умер. А он очень молился, постился и исцелился от рака. Его не лечили, вот как-то чудом. А сейчас вот он такой почитаемый очень старец. Мы его знали, он с нами разговаривал, с молодёжью. Потом там вот митрополит Иоанн, я его помню. Вообще там, конечно, на Псковщине такая вера была сохранённая. И приходы, и люди какие-то были. Вот это всё мы увидели. Конечно, так всколыхнулось. И вот у меня подруга, она поехала в Порхов. Её пригласила, она плакала, и к ней подошёл отец Рафаил Огородников и говорит: вот не хотите приехать к нам чай попить? И она поехала, а я как раз тоже зарисовывала находки. Мы работали на раскопе, раскапывали деревню XII века, вот нам попадались даже кресты, кресты до Крещения Руси, то есть там были, вот мы их зарисовывали, эти находки, и как-то я вот очень унывала.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть кресты вот этих первых храмов, которые еще при Ольге, да, были?
Мария Глебова:
— Да, при Ольге это были янтарные кресты, вот я просто прямо помню эти находки, и металлические там, и каменные были крестики нательные, тапочки 12 века, вот, и 9 века, там разные были находки, мы слоями снимали деревню около прямо, это на Завеличье было, рядом, недалеко от Троицкого собора, и там, ну, чтобы перед стройкой в Пскове каждый слой снимается, зарисовывается, находки зарисовываются, а потом уже следующий слой.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, дорогие друзья, у нас в гостях Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Свято-Тихоновском гуманитарном университете, преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Так-так, Мария, продолжайте, пожалуйста, про Псков, это очень интересно.
Мария Глебова:
— Ну и ещё как бы рассказать, что вот мы учились в лицее, у нас было несколько подруг, мы очень много рисовали в разных стилях, очень много по музеям ходили, наброски, пейзажи. И вот в этот момент, мне было уже 16 лет, у нас это девятый, это у нас шестой класс или пятый,
по-моему, пятый класс ещё был, да. И у меня был какой-то свой стиль письма такой, и как-то я чувствовала, что в этой стилистике, в которой я пишу, я чувствовала уже какой-то тупик, вот это вот муки творчества, то есть мне хотелось что-то другого языка какого-то. То есть у меня очень цветная была живопись, очень такие тонкие отношения. И как-то вот что-то мне хотелось другого, как передать свет, я думала. Ну ещё разные, я всё время, мы там до трёх ночи писали в Пскове белые ночи, мы вот писали, писали. В свободное время от работы мы всё время занимались живописью, я всё время с этюдником ходила. Помню, что мы очень бедно жили, нам нечего было есть, там очень маленькая была зарплата, какие-то корочки хлеба, всё время рисуем, куда-нибудь ездили, там рисовали, в общем, везде. Как бы занимались живописью, я чувствовала, что у меня какой-то тупик в моём творческом пути, и тупик какой-то мировоззрения. Я вот хотела креститься, но как бы я не знала, как к этому подойти. И вот моя подруга, она поехала в Порхов, познакомилась с отцом Рафаилом, и потом приехала такая счастливая к нам, а мы вот уже там всё сидим, рисуем эти находки, ужасно скучно, грустно, почему-то какая-то тоска такая, пишешь одно и то же, как-то не можешь вырваться из этой стилистики живописной, хочется чего-то другого, а не можешь это найти. Это такой вот кризис какой-то и внутренний, и в творчестве, и какой-то внутренний. И, в общем, когда мы её увидели такой счастливой, я тоже захотела поехать туда, в Порхов. И отпросилась с работы и поехала в Порхов вместе с этой подругой своей. Туда мы приехали. Вот, я думаю, только креститься я точно не буду, потому что я не готова. Ну, к крещению я читала, что надо очень готовиться. Я не готова, пускай даже... А все же подходят, говорят: давай, мы тебя покрестим. Я говорю: нет, я буду готовиться. Вообще, я ехала, думала, только бы он меня не крестил, отец Рафаил. Я откажусь. Мы пришли в такой домик, такая избушка, двор какой-то, мухи там летают, какие-то котята ползают. Зашли туда, и он увидел меня, говорит: ну нет, крестить мы тебя не будем. И я думаю, ну и хорошо. В общем, там все чай пили, какие-то были люди, вот была жена Булата Окуджавы, я видела, потом ещё какие-то очень, вот отца Василия Рослякова, он туда приезжал, какие-то были люди, батюшки, вот отец Никита там был. Я помню, отец Виктор был такой очень лохматый, чёрный такой, как цыган, монах Гришка. Вот они там все туда приходили.
Кира Лаврентьева:
— В общем, публика такая довольно колоритная.
Мария Глебова:
— Да. И какие-то были очень такие богемные и московские люди, и такие какие-то монахи. В общем, там помогали чай разливать, в общем, ну я всё думала про крещение, вот как-то про своё, ну вообще, что, и отец Рафаил очень такие духовные беседы вел интересные за столом, такие, ну как бы, ну как-то немножко всех поддевал так, и меня тоже. Но я была вот очень погружена в то, что мне хочется креститься, как это сделать, как подойти к Богу, молилась я всё время. Вот я даже ничего не замечала, что там, я даже не очень помню, потому что для меня это всё не существовало. Очень много я молитв читала каких-то своих, вот такой путь к Богу вот был у меня. А потом всё-таки, по-моему, как-то я услышала, что все едут в Печоры к отцу Иоанну какому-то. И я сказала, что я тоже хочу. И я поехала как раз с этим Гришкой, монахом таким чёрным, страшным. Но мне было всё равно. Я помню, что у меня и одежды какой-то не было, какое-то было платье, было холодно, какие-то, ну ещё какая-то крайняя нищета, но дух парил, я вообще была вся в молитве. Мы поехали туда и оказались в Печорах. Меня они поразили, конечно. Мы стояли на службе, и после литургии в Сретенском храме вышел такой очень радостный человек, такой действительно похожий на Айболита. Это отец Иоанн был. Он так на меня очень как-то мимо, вскользь посмотрел, как будто меня нет, разговаривал с Гришей. Он говорит: вот у нас некрещённая. Он говорит: ну, надо её крестить к Преображению. И тогда же на меня не смотрят, говорят: как твоё имя? Я говорю, Мария. Ну, думаю, если уж креститься, то уж с именем Марии Магдалины. Он говорит: ну, какой у тебя день рождения? Я говорю, ну, ноябрь. Он говорит, ну, тогда у тебя Блаженная Мария будет. Вот думаю, ну, вот ещё. Вот тоже как-то я расстроилась. И вообще он сказал, чтобы меня покрестили, и я приехала в Печоры уже причащаться. И вот потом я поехала опять на работу, но уже как-то у меня уже радость такая была в сердце большая. Там какие-то находки, доделала дела, и обратно поехала в Порхов. Вот Рафаил меня исповедовал вечером, а утром меня покрестили. Вот, ну как-то всё, он очень много шутил, он такой очень был добрый человек. Ещё, что меня подкупило, в те годы была бедность большая, а он нас всё время угощал, он покупал ящиками фрукты, а там были ещё какие-то бедные дети жили, там много людей жило, какая-то женщина, ну вот её муж бросил с детьми, мы все поедали эти груши, персики, такой прям отец такой, каких-то собачек он ещё, кошечки, все у него там ели. Люди какие-то несчастные там было много. Потом всё время он подавал каким-то милостыню, за ним бежали. Такой очень любящий человек. Меня это поразило, конечно. Нигде такого не увидишь. Такая монашеская любящая душа, любящая всё живое. Он ещё мух не разрешал убивать, потому что это живая тварь, объезжал лягушек на машине. Какой-то удивительно такой нежный человек, добрый ко всему, живому, сострадательный. Видела после, как приезжал к нему отец Тихон, сейчас митрополит. Он был тогда ещё послушник, жил в Москве как-то, он унывал. И я видела, что отец Рафаил его утешал, очень как-то разговаривал с ним, и очень много за него молился. Вот мы видели, что он как-то поклоны много кладёт. Мы говорим, батюшка: за кого вы молитесь? Он говорит, вот за этого Георгия, чтобы он с пути не сбился. То есть он очень много вымаливал его.
Вот, наверное, благодаря ему и как-то его жизнь так сложилась. Ну, в общем, как бы меня покрестили, и я вечером... Такой ночной поезд был, поехала в Печоры. В Печорах была служба, я первый раз причастилась на Преображение. Такое было большое счастье. И потом отец Иоанн сказал, чтобы к нему пойти. А там очень много всяких женщин, на какой-то меня источник. Меня там уморили молениями, то есть я часа в три уже попала к отцу Иоанну. Отец Иоанн принимал при входе в братский корпус, там была комната, и он обнимал каждого человека, клал его голову на грудь. Это какое-то такое счастье, что даже описать невозможно. Встреча с таким человеком. Это, наверное, ни на что не похоже. У него огромные глаза. Он заглядывал тебе в твои глаза, и твоя душа просто таяла. Просто ты весь как ребёнок на ладони был. Это действительно такое усыновление было.
Конечно, кто видел такое, это человек никогда не забудет. Вообще большое счастье каждому увидеть такого человека. Можно описывать, но благодать, её невозможно описать. Как вот он с тобой молитвы читал, как говорил, это невозможно. Кто это видел, это на всю жизнь путь такой в жизни даёт, путь веры как бы. Вот, наверное, вера, она так и передаётся как бы из...
Диакон Игорь Цуканов:
— Из рук в руки, да. Вот, дорогие друзья, если кто-то сомневался, что, так сказать, задавался, может быть, вопросом, кто у нас сегодня в гостях, я думаю, даже потому, как Мария Олеговна рассказывает, мы можем понять, что это живописец, потому что ваша речь, она очень живописна, да. Себе просто представляешь очень живо вот всё то, о чём вы рассказываете. У нас в гостях сегодня доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Мария Олеговна Глебова. Также Мария Олеговна преподает в Суриковском институте, она преподаватель копирования. У микрофона Кира Лаврентьева, я диакон Игорь Цуканов. Мы вернемся в студию буквально через несколько секунд. Пожалуйста, не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, у нас в гостях Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Свято-Тихоновском гуманитарном университете, преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, вот хотел задать вам вопрос о ваших еще наставниках, потому что я прочитал в одном из ваших интервью, что вашим преподавателем по иконописи была такая Екатерина Сергеевна Чуракова, одна из ближайших учениц как раз матушки Иулиании Соколовой, которую вы уже упоминали. А благодаря матушке Иулиании мы вообще, как я понимаю, ну, может, я ошибаюсь, вы меня тогда поправьте, но мы имеем ту иконописную школу, которая, ну, вот это преемство дореволюционной такой старой классической иконописи, оно произошло в нашу жизнь уже как раз через матушку Иулианию во многом. И вот Екатерина Сергеевна была таким вашим преподавателем. Вот что вам помнится о ней и как, может быть, какую тоже роль она сыграла в вашей жизни?
Мария Глебова:
— Ну, Екатерина Сергеевна, я вообще из семьи художников, конечно. Самую большую роль во мне сыграла моя мама. Как бы она меня и наставляла. Но вот в иконописи, конечно, открыла иконопись моя преподавательница Екатерина Сергеевна Чиракова, как бы основной был завет: учитесь у древних икон. Мы очень много копировали, сама она тоже очень много копировала, реставрировала. Она была очень интересный человек, такая личность.
Она была чадом отца Иоанна Маслова. Она строгой жизни была, у неё был распорядок, хотя она была уже очень пожилой человек, но и до самой смерти она очень рано вставала, вела дневник каждый день. Она меня научила работать, ну, даже учиться — это тоже работа. То есть она говорила, что на день себе надо задачу ставить, и обязательно её выполнять. То есть распределять время. Но сама она так и работала. Она очень много сделала. Почти весь ЦАК и многие храмы в Лавре отреставрированы именно ею. Но в ЦАКе просто почти каждая икона отреставрирована ею. Это большой труд, и реставрация такой...
Диакон Игорь Цуканов:
— ЦАК — это церковно-археологический кабинет в Лавре.
Мария Глебова:
— Да, церковно-археологический кабинет. Ну, также, когда мы только поступили, мне, конечно, она не очень понравилась. Какая-то бабушка, вот у других молодые учителя, а у нас какая-то бабушка, и она всё время ходила по классу и говорила, мол, «положи, Господи, хранение устом моим». Мы её что-то спрашиваем, и она не всегда рассказывала.
То есть мы хотели её расспросить про матушку Иулианию. Она говорит: «Это для меня очень дорого, и я это на ветер не бросаю». Она вот не любила как бы выносить что-то так. То есть она очень такой сокровенный была человек. Ну, стихи она знала, даже пела нам. Она очень богата культурно была человек. Мне вот это очень было близко, потому что учиться я у неё училась, она очень приветствовала все мои начинания, я очень много ездила, копировала, даже вот к овчиннику ездила, она всё это поддерживала, мне это очень нравилось, разрешала всё, разные работы делать. То есть я такой человек активный, она меня как бы поддерживала в этом.
Вот я копировала в Кремле, очень много общалась с реставраторами. И, конечно, там я узнала, что у нас очень великий педагог, потому что она известная очень реставратор. И вообще их род, ну, как бы отец её, братья, они все реставраторы очень известные. Благодаря имени Екатерины Сергеевны открывались многие возможности по копированию. Вот, например, в Кремле мне давали прямо в руки Рублёва, и я копировала. Вот.
Также вот больше всего меня поразило, что она очень точно видит цвет. Вот тоже мы делали выкраски в Благовещенском соборе Московского Кремля, были на балконе, до икон метров 20-30, и она сделала выкраску. Мне показалось, что она ярковатая. Ну, я не сказала, но она мне дала её, я думаю: ну ладно. А когда спустили эти иконы, я приложила, этот цвет был один в один. То есть это очень, у неё точные были знания, древние иконы. Потом она сама была очень хороший художник. Я потом уже, когда бывала у неё в гостях, видела её зарисовки, альбомы. Вообще их семья, у неё папа учился у Серова.
К ним, ну, как бы друг их семьи, был Корин, и к ним часто приходил Нестеров, вот, советовался с ними о своих картинах, в доме остались какие-то памятные вещи об этом. Вообще, сам дом, они все его построили, разукрасили всей семьёй, все художники. Там резные были колонны у этого дома, все стулья были сделаны из каких-то коряг, столы, ложечки, всё выточено, потому что братья скульпторы были. В общем, весь дом был живой, всё было расписано. Это было просто какое-то торжество искусства. И вообще всё, что у Екатерины Сергеевны было, всё было живое, красивое, интересное. Она такая была, очень самобытный человек. И очень любила икону древнюю. Она мне сказала, вот держись, древней иконы, и тогда всё будет хорошо. Вот такой завет. И я тоже стараюсь своим ученикам это передавать, не придумывать, а держаться за традиции. Потому что вот тоже недавно была беседа с Евгением Николаевичем Максимовым. Он сказал, что он как бы понял, что
вот почему нам нужна традиция? Это как благодать передаётся от отца к сыну. Вообще вот что в церкви как бы. От старшего к меньшему. Так и мы вот от древней иконы мы перенимаем. Мы не своё что-то создаём, а мы вот как бы это воспринимаем то, что уже есть, и дальше это храним. Как благодать она передаётся, ты не можешь её придумать, но её обязательно надо получить.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну еще на Стоглавом соборе же было заповедано, что писать, как писал Андрей Рублев.
Мария Глебова:
— Это да, но это как бы слова такие каноничные, а вот как понять это изнутри? Вот тоже интересное такое наблюдение академика. Вот он говорит, что я сам до этого додумался. Тоже интересно.
Кира Лаврентьева:
— Я вот как раз на эту тему хотела спросить, Мария. Радостно, конечно, видеть вас в нашей студии сегодня, помимо того, что вы очень интересный многогранный человек, вы ещё очень благоговейно говорите об иконописи. Это уже так, наверное, нечасто встретишь, хотя я не каждый день общаюсь с иконописцами, художниками, но всё же пересекаюсь и по роду профессии, и просто среди знакомых есть такие люди. Да, тоже прекрасные и замечательные, но что я хочу спросить. Ведь раньше, прежде чем художник брался за образ, он же постился, молился, не разговаривал. Если он какой-то помысел в себе там допустил, не дай Боже, он бежал к старцу, потому что у него, например, мог не прописываться образ. Вот он видит, что у него не пишется образ так, как нужно, он начинает вспоминать, может быть, он что-то не исповедовал. Я так много читала об этом, что, может быть, это, конечно, гипертрофированно, я понимаю.
Мария Глебова:
— Может быть, сейчас это существует, но, может быть, в другом виде?
Кира Лаврентьева:
— Почему я спрашиваю? Какое-то вот это благоговейное отношение. Я понимаю, что невозможно, когда у тебя там семьи, дети, и ты иконописец, поститься перед написанием каждого образа 40 дней. Я понимаю. Но какая-то форма все-таки аскезы, она хотя бы проговаривается на уровне обучения?
Мария Глебова:
— Ну мы читаем молитвы перед началом всякого доброго дела, потом читаем молитвы Алипию Иконописцу и преподобному Андрею Рублеву. Ну, понимаете, благоговейные ученики, они так это и несут. Другие, ты их не проверишь. Но я молюсь перед работой. Стараюсь, когда ответственное что-то пишу, причаститься и писать. Ты сам образ не напишешь. Особенно, когда срисовать некогда. Это только особая благодать просто.
Ну, все по-разному, но вот я просто, ну, акафист читаешь или там слушаешь, как бы, сейчас получается, что ты пишешь и слушаешь. У нас, конечно, очень заняты руки. Руки, но я часто слушаю службу просто, акафист, канон там, песнопения кто-то слушает. Ну, кто как может. Ну, стараюсь на литургию ходить, вот, когда пишу часто.
Ну, конечно же, исповедоваться. Мы все ведём такую церковную жизнь. Да, это не искусство. Это всё-таки такая... Ты создаёшь святыню, конечно, иконописец обязан быть чистым человеком. Вот даже если человек живёт уже, он как бы грешит, всё равно молитву Иисусу творить стараешься. Я не знаю, мне еще помогает очень природа, но я стараюсь, в Москве ты пишешь — как-то это не так, я вот стараюсь писать на природе, у себя на даче мне нравится сидеть, там слушать что-то, писать, чтобы было тихо, спокойно, мне это очень важно. Я даже мастерские не очень люблю совместные, люблю одна писать, мне легче сконцентрироваться. Ну, конечно, общество — это прекрасно. Может, потому что я преподаватель, но мне нравится уединение.
Диакон Игорь Цуканов:
— Дорогие друзья, сегодня в гостях у «Вечера в воскресенья» Мария Олеговна Глебова, доцент кафедры и иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. У микрофона Кира Лаврентьева, я диакон Игорь Цуканов.
Кира Лаврентьева:
— Я просто почему спрашиваю? Ну, вопрос мой, наверное, наивен для вас, и вообще рассуждения такие детские, может быть, немножко, но всё же мне кажется, что благоговение нельзя терять. Всё-таки иконопись, да, это ведь не обычная живопись.
Мария Глебова:
— Да, это совсем разные вещи. Я не знаю, мне просто, я как бы не дорассказала, когда я крестилась, я сразу стала писать иконы, мне вот стало тягостно заниматься светским искусством. Да, я была очень счастлива, что я потом уже оставила всё светское. Хотя я часто пишу пейзажи, природа меня просто радует. И мне кажется, что в иконах очень много от природы красок. То есть вот так, сидя в серой Москве среди каких-то домов, ты не напишешь хорошо. Всё-таки природа — это такой, как бы, Дом Божий такой. И нам много можно, художникам, взять из этого творения Божьего, для своей работы. Конечно, мы не такие аскеты, как раньше, но мы как бы со смирением, с покаянием пишем иконы и как бы стараемся следовать поэтому святым этим образам, которые написали наши предшественники, которые были высокой духовной жизни, молиться. Вот я не знаю, для меня вот, ну и копирование, ты как бы постигаешь этот образ, это большое счастье, углубляешься в него. Я думаю, что такого нового что-то современный человек едва ли может прекрасного создать, хотя бы соприкасаться.
Диакон Игорь Цуканов:
— А вот как сегодня работает иконописец в том смысле, что очевидно, что он пишет иконы по заказу, я не знаю, храмов или каких-то благотворителей, но вот как это происходит? Вот приходит какой-то
проситель, то есть тот, кому нужна икона, говорит, что вот мне нужна икона, там, святителя Николая Чудотворца, например. Вот насколько иконописец, скажем, ну, свободен в том, чтобы, вот, существует же много, множество иконографических типов, допустим, иконы святителя Николая того же самого. Насколько иконописец свободен в том, чтобы написать конкретного святителя Николая, вот именно такого, а не какого-то другого? Или обычно вас ставят в какие-то жесткие рамки, что вот только так и никак иначе?
Мария Глебова:
— Да по-разному. Ну, я всегда беседую с заказчиками, и прислушиваются очень многие люди, объясняю, что там светленький лик такой живоподобный, что это, как бы, это времён упадка такое изображение. Как мы говорим о том, какой образ лучше. И вот часто заказчики прислушиваются, то, что они с уважением относятся, даёт то, что ты можешь как-то сделать достойный образ, выбрать образец хороший, доказать заказчику, что именно это хороший образец, и стоит его делать, что он и грамотный, и в традиции выполнен, что он духоносный этот образ, художественно прекрасен. Ну, объясняешь это, объясняешь почему. Некоторые прям не верят, но постепенно перестраиваются. Вот такой диалог, он сейчас почти повсеместный, потому что людям часто нравится, ну, как в музыке попса, так им нравятся такие какие-то слащавые образы, безвкусные из интернета, и вот получается, что заказчик, благодаря иконописцу, он образовывается тоже. Получается, что для иконописца сейчас необходимы знания, вот, в принципе, наш вот университет, он много знаний даёт, у нас немножко маловато практики, часов, но уж знаний у нас даётся более чем, то есть у нас очень грамотные выходят ребята. Некоторые даже искусствоведами начинают работать, кто не такой талантливый, потому что очень гуманитарное, достойное такое образование дается, и они вполне способны к диалогу.
Диакон Игорь Цуканов:
— А какое количество выпускников после того, как они уже заканчивают ПСТГУ, действительно остаются, иконописцами, становятся? Кто-то ведь уходит на какие-то другие стези, да?
Мария Глебова:
— Ну, понимаете, вот, например, я в своей мастерской. У меня, конечно, такое образование, такое, может быть, тяжёлое, я очень много заставляю заниматься, но вот мои почти все работают выпускники в профессии. Но тоже идут, например, в мастерскую ребята, которые действительно хотят учиться, работать, ну, как бы у нас очень жёсткий режим, я опаздывать не разрешаю, занятия начинаются, прогуливать не разрешаю. Как-то так.
Диакон Игорь Цуканов:
— А если прогуливают или опаздывают?
Мария Глебова:
— Ну, объяснительные пишут.
Диакон Игорь Цуканов:
— Но вы за это не отчисляете?
Мария Глебова:
— Нет, мы не отчисляем, но я просто стараюсь, чтобы была дисциплина. Вот, потому что...
Диакон Игорь Цуканов:
— Екатерина Сергеевна как раз, да?
Мария Глебова:
— Ну да, чтобы люди, чтобы мы успели пройти всё, потому что у нас очень много устных предметов, а если всё-таки быть иконописцем, надо очень много практически работать. И для этого надо много учиться, потому у нас ребята приходят часто вообще без художественного образования. И вот так, ну, как бы такая милость Божья, очень у нас хорошие есть преподаватели, окончившие Суриковский институт, они могут обучить рисунку, живописи, и вот получается, что многие ребята учатся и академическому, и иконописи, параллельно, но без этого нельзя. Вот, как отец Иоанн сказал, что надо научиться сначала рисунку, живописи, чтобы рука была верная и сердце верное, а потом уже начинать заниматься иконой. Вот отец Иоанн Крестьянкин, когда благословлял меня на учёбу по иконописи, он говорил, что обязательно надо, чтобы был хороший рисунок и живопись. То есть он меня благословлял учиться, чтобы я хорошо училась по этим предметам, потому что в иконописи это всё очень важно.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть можно ли сказать, что вся ваша деятельность, художественная жизнь, она проходит по благословению отца Иоанна? Так и получилось, да?
Мария Глебова:
— Ну, он очень помог, когда я поступала учиться, мы поступали с его благословения, учились, какие-то проблемы были. Потом уже батюшки не стало, у меня духовник, отец Владимир Воробьёв, какие-то я вещи спрашиваю. Человек должен трудиться, но Господь ведёт человека, у нас каждый день что-то происходит, какие-то задачи, какие-то события. Мы должны по-христиански проводить свою жизнь, освящаться молитвой, богослужением, таинствами. Вот такой труд благодатный, это, конечно, большое счастье. Трудиться и преподавать мне тоже нравится. Иногда, конечно, я устаю, потому что институт — это всё-таки некое заведение, там эти экзамены, просмотры всякие бывают сложные. Это не просто мастерская. График, какие-то сейчас всякие там требования такие бывают тяжёлые. Ну, всё равно очень приятно общаться с ребятами вот такими молодыми. Есть очень хорошие, искренние такие сердца, трепетные души. Очень приятно сталкиваться с такими вот ребятами.
Да все хорошие, и как бы радостно, когда как-то у них жизнь устраивается, работа. У нас не много уже выпускников, все, в принципе, даже кто многодетные мамы, но они даже всё равно ещё умудряются рисовать. Но это сформировало их как личности, вообще иконопись. Многие, прям, много детей, но у них очень творческие семьи, и дети все рисуют. Значит, даже если они сами мало рисуют, всё равно это то, как они освятились иконописанием, как дало благодать их семьям, их детям. Я тоже считаю, что это прекрасно.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, ну вот вы сказали, что вас благословил на занятие иконописью, на обучение в Лаврской иконописной школе отец Иоанн Крестьянкин, а вот дальше, после вашего первого знакомства в 1986 году, вы ведь продолжали с ним общаться, да?
Мария Глебова:
— Да, ну вот как раз батюшка очень следил, чтобы я хорошо училась в МСХШ, чтобы занималась рисунком, живописью хорошо, чтобы закончила хорошо. Он говорил, что всё это, за всё ты дашь ответ на Страшном суде, за каждое пропущенное занятие, за каждую несделанную работу, что очень важно, мастерство, чтобы было у художника, чтобы, если я собираюсь писать иконы, то моя рука должна быть крепкой, глаз верным, и сердце отдано Богу. Только тогда можно приступать к иконе. Говорил: неизвестно, вот как ты будешь учиться, выйдет из тебя иконописец, не выйдет. То есть иконопись — это уже какая-то награда такая художнику, вот, а не то, что это вот художник одолжение делает, что он занимается.
Диакон Игорь Цуканов:
— Не ремесло.
Мария Глебова:
— Не ремесло. Вот. Также всегда мы болели, когда там родственники у нас там... Я помню, что я ещё как бы батюшке написала помолиться, была какая-то опухоль у наших родных, вот. И мы просили его молитвы, и опухоль рассосалась. Вот такое чудо было у нас. Потом тоже вот часто, ну, как бы отец Иоанн участвует в жизни, мы чувствуем его молитвы, чувствуем какое-то особое присутствие его в своей жизни.
Диакон Игорь Цуканов:
— До сих пор?
Мария Глебова:
— До сих пор, да. Ну, советов очень много давал. Вот самое большое, что он для меня сделал, вот я, например, не очень слушалась свою маму, всё время куда-то уезжала, убегала, что-то искала где-то. А он очень следил, чтобы дети очень почитали своих родителей. Его была задача, чтобы в послушании рос человек. И он всегда спрашивал мнение, как вот мама думает. Вот как мама думает, так мы и поступим. И у всех моих друзей также отец Иоанн, он как бы вернул детей родителям. Это очень много, потому что действительно, что может быть без послушания, без почитания своих родителей. И вот он как бы всегда о своей маме рассказывал. Также я помню, что была тогда угроза в церкви. Пожилой митрополит Виталий, в Зарубежной церкви, он как-то не следил за действиями своей церкви. И началась такая, ну, как можно сказать, экспансия на нашу территорию. То есть начали организовываться приходы новые, каких-то священников сманивали в зарубежную юрисдикцию. Потому что он был старенький, и как бы, видимо, не мог за этим следить. И обычно не самые достойные священники шли, ну как бы предавали, ну как бы нарушали клятву, и образовывались новые приходы. И вот мы тоже ходили к такому священнику, который был чадом отца Иоанна, и постепенно он перешел в Зарубежную церковь. И вот отец Иоанн нас собрал тогда и стал с нами говорить. Им легко говорить зарубежом, что мы предали, что мы сотрудничали с властями, а сами бы они прожили? Говорит, меня Господь вёл через этапы. И Господь меня хранил. Он так трогал свои волосы, говорил, у меня даже волосы не тронули. Настолько Господь вот был со мной в тюрьме. Говорит, когда я шёл, в этапе было объявлено, в этапе священник — волосы не трогать. Говорит, и вот, разглаживал свои волосы, говорит, и вот я же назорей.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть его не остригли, как заключенных.
Мария Глебова:
— Не остригли, да. И он очень осердился на все эти события, что такое происходит в церкви, и поддерживал людей, чтобы они оставались в нашей церкви, не переходили в зарубежную юрисдикцию.
Но потом пришёл, сменил его митрополит Лавр, и как-то наши церкви воссоединились. Интересно, что я, как немножко пострадавшая от этого, от Зарубежной церкви, писала икону новомучеников на воссоединение церквей. Её дарил патриарх Алексей, тоже так интересно было. Ну вот новомученики, они очень близки, и вот отец Иоанн ушёл в День новомучеников, и писали мы на канонизацию эту икону. Как-то в моей жизни они особое участие обо мне принимают.
Кира Лаврентьева:
— Огромное спасибо за этот разговор. Мария, честно говоря, мы с отцом Игорем радостно удивлены. Спасибо вам большое, что вы пришли сегодня в нашу студию. Дорогие друзья, это был «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, у нас в гостях была Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов были диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Мы прощаемся с вами до следующего воскресенья, а вам, Мария, желаем помощи Божьей силы, радости.
Мария Глебова:
— Спасибо большое.
Диакон Игорь Цуканов:
—Спаси, Господи.
Кира Лаврентьева:
— Всего доброго. До свидания.
Все выпуски программы: Вечер Воскресенья
«Уверенность в себе». Протоиерей Алексей Батаногов, Елена Браун, Светлана Чехова
В этом выпуске «Клуба частных мнений» протоиерей Алексей Батаногов, юрист, подполковник внутренней службы в отставке Елена Браун и предприниматель Светлана Чехова размышляли о том, что может давать христианину уверенность в себе, как отличить это от ложной самоуверенности и как доверие Богу помогает в жизни.
Ведущая: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Клуб частных мнений