«Князь Всеволод Ярославич». Гость программы — Сергей Алексеев

Гость программы: доктор исторических наук Сергей Алексеев.

Разговор шел о правителе Руси ХХI века, князе Всеволоде Ярославиче, которого называют одним из самых образованных людей своего времени.

---

Д. Володихин 

 – Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И сегодня наша тема – это биография одного из крупнейших политиков и правителей Древней Руси, человека, который оказался немножечко в тени своего отца и своего сына. Так получилось: великий отец – Ярослав Мудрый, великий сын – Владимир Мономах, а между ними где-то Всеволод Ярославич. Ну вот сегодня мы о нем поговорим, для того чтобы выяснить, насколько действительно значительной была его роль в истории Древней Руси XI века. А для того, чтобы этот разговор не был беспредметным, мы пригласили сегодня к нам в гости, в студию радио «Вера», доктора исторических наук, профессора, главу замечательного историко-просветительского общества «Радетель», Сергея Викторовича Алексеева. Здравствуйте. 

С. Алексеев 

– Здравствуйте. 

Д. Володихин 

– Ну что ж, по традиции, когда мы начинам говорить об исторической личности, в начале передачи следует что-то вроде малой визитной карточки – в трех-четырех фразах значение этой личности или характер ее, словом, то, что наши радиослушатели должны будут вспомнить, когда разговор зайдет о Всеволоде Ярославиче, великом князе Киевском. 

С. Алексеев 

– Всеволод Ярославич был достаточно заметной политической личностью своей эпохи. Он правил в Киеве полтора десятка лет, что на самом деле немалый срок, особенно для начинавшейся уже эпохи усобиц. Он действительно оставил великого сына, который гораздо более известен, чем он, нашим современникам. Он жил в то время, которое уже очень хорошо нам известно по свидетельствам непосредственных современников, и поэтому о нем и его братьях, о его поколении мы знаем, пожалуй, гораздо больше достоверного, чем даже о его великом отце, Ярославе Мудром. 

Д. Володихин 

– Иными словами, его время это была эпоха, когда то платье, тот наряд, который именовался Древняя Русь, уже начал расползаться, но тот кто его носил, великий князь Киевский, со своей ближайшей родней, все-таки пока еще мог удержать его от полного распада. 

С. Алексеев 

– Да, пожалуй, так. 

Д. Володихин 

– Ну что ж, начнем с азов. От источников биографии Всеволод Ярославич, насколько я помню, был не в числе старших сыновей Ярослава Мудрого.  

С. Алексеев 

– Он был его четвертым сыном большую часть времени. Мы не очень хорошо знаем, когда умер его самый старший брат, Илья, о нем вообще крайне мало известно, но с момента своего рождения в 1030 году и до 1052 года, когда умер следующий старший его брат, Владимир, Всеволод был четвертым сыном Ярослава Мудрого. А на момент же смерти отца был уже третьим, ввиду кончины старшего сына и наследника Владимира. 

Д. Володихин 

– Ну что ж, третий – это значит, что перед ним еще пара здоровых и вполне себе претендующих на престол братьев.  

С. Алексеев 

– Да, надо сразу сказать, что Всеволод был четвертым сыном Ярослава Мудрого, рожденным его второй женой, шведской принцессой Ингигерд, в крещении Ириной. Он родился в 1030 году и (редкость для русских князей) имел не два, а даже три имени: родовое имя Всеволод, славянское, крестильное имя Андрей и скандинавское имя Хольти, доставшееся, видимо, по материнской линии. 

Д. Володихин 

– А значение какое-то у этого имени есть? 

С. Алексеев 

– Ну это довольно редкое скандинавское имя, без прозрачной этимологии. Оно, собственно, повторяю, довольно редко и локально встречается даже в самой Скандинавии. Ну вот он его получил, а вместе с ним и сохранилось это имя, вместе с прозвищем Смелый, которое ему, очевидно, дали его скандинавские современники. 

Д. Володихин 

– Ну насколько я понимаю, Всеволод Ярославич не был из числа тех сыновей, на которых Ярослав Мудрый, что называется, ставил как на наследников и продолжателей, он где-то был в отдаленной перспективе, поэтому, очевидно, державной науке его учили не в первую очередь. 

С. Алексеев 

– А вот это не так. Всеволод – да, он был четвертым, затем третьим по старшинству в семье, но родительская любовь от старшинства не зависит. И по всем сообщающим об этом что бы то ни было источникам Всеволод был любимцем отца. 

Д. Володихин 

– Почему же старшие-то получали меньше любви? 

С. Алексеев 

– Ну кто знает. Причина нам неизвестна. 

Д. Володихин 

– А вот кто родился еще от Ингигерд? 

Д. Володихин 

– Самым старшим сыном был Владимир, княживший в Новгороде, и ну соответственно на протяжении более чем десятка лет живший в отдалении от отца, хотя и был его доверенным и был его наследником, правителем второго города на Руси. 

Д. Володихин 

– От какой жены он был? 

С. Алексеев 

– Он был от Ингигерд тоже. 

Д. Володихин 

– То есть, в общем-то, и Владимир, и шедшие за ним все братья, вплоть до Всеволода, они все от одной жены, но тем не менее какие-то любимые, какие-то нет. 

С. Алексеев 

– Ну какие-то, наверное, более любимые, какие-то менее. Какие-то более выделяемые отцом, какие-то менее. Ярослав посадил в различных городах своих старших сыновей – Владимира, о котором я уже сказал, Изяслава – он княжил в Турове, Святослава, который княжил во Владимире-Волынском. А Всеволод из уже подросших сыновей дольше оставался при нем. 

Д. Володихин 

– А, ну может в этом и дело, то есть... 

С. Алексеев 

– Возможно. 

Д. Володихин 

– Какой сыночек ближе, такой и любимей. Может быть, так. 

С. Алексеев 

– Он дал ему очень знатного воспитателя – варяга Шимона или Симона, который был из семьи одного из его давних скандинавских союзников и потом из-за смут бежал на Русь. Человека, позднее прославившегося своим благочестием, большого друга Печерского монастыря, и эту дружбу сам Всеволод позднее от своего воспитания воспринял и унаследовал. Всеволод получил очень хорошее образование. По свидетельству своего сына, Владимира, сидя в дому, он знал пять языков, помимо родного. Мы, конечно, точно не знаем, какие это языки, но можем догадаться. Конечно, одним языком был язык матери и воспитателя – древний северный в его шведской версии. Дальше три языка, очевидно... 

Д. Володихин 

– Даже я бы сказал, версии свеонов. 

С. Алексеев 

– Ну да. Дальше три языка – стандартный набор средневекового эрудита, крайне редкий в то время, но настоящему эрудиту полагавшиеся: греческий, латинский и еврейский – три языка Святого Писания. Пятый язык мы не знаем, но, судя по его активным дипломатическим контактам со степью, можно предположить, что это один из тюркских языков. 

Д. Володихин 

– Ну что ж, возможно. Вот важный вопрос: до смерти отца Ярослава Мудрого, насколько я помню, это 1054 год, он получил какой-либо княжеский стол или все еще оставался в Киеве? 

С. Алексеев 

– Он оставался при отце. И отец его, судя по всему, очень неохотно от себя отпускал. В 1052 году устроил ему высший, по восточноевропейской политической иерархии, брак – сговорил за него византийскую принцессу, что одновременно знаменовало и мир с Византией, с которой Русь до этого находилась если не в прямом состоянии войны, как, ну собственно, с чего все началось, то в состоянии очень натянутого мира. И с другой стороны, весьма подняло и в глазах самих русских и, с другой стороны, в глазах византийцев престиж русской княжеской династии. 

Д. Володихин 

– Ну и сделаем небольшую оговорку: 50-е годы XI века время не особенно благополучное в истории Империи теплых морей, в общем, она скорее в этот момент сжималась, переживала государственный кризис, но даже при этом все еще оставалась великой державой. 

С. Алексеев 

– Безусловно. И мы с точностью не знаем, в каких родственных отношениях находилась жена Всеволода с правившим тогда императором Константином Мономахом. Традиционно предполагают, что это его дочь, те исследователи, которые строже относятся к необходимости упоминания таких вещей в собственно византийских источниках, говорят: нет, скорее не дочь, какая-то родственница. Но так или иначе родившийся 1053 году сын Владимир был от матери наречен Мономахом и, собственно, в источниках жена Всеволода именуется «цесарица греческая». 

Д. Володихин 

– Ну что ж, мы от биографии Всеволода Ярославича, все еще молодого человека, но уже прославленного таким браком, перейдем к той эпохе, которая стояла на дворе. И не его отцу, а ему самому придется впоследствии столкнуться с новой угрозой, угрозой половецких нашествий. Поэтому я думаю будет правильным, если мы вот этот рассказ предварим музыкой из оперы «Князь Игорь» Александра Порфирьевича Бородина, сценой хор «Солнце за горой». 

Д. Володихин 

– Дорогие радиослушатели. Напоминаю вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы с доктором исторических наук, профессором, главой историко-просветительского общества «Радетель», Сергеем Викторовичем Алексеевым обсуждаем судьбу и труды великого князя Киевского Всеволода Ярославича. Ну вот подходит время поговорить не о человеке, а о времени. Мы задели уже немножко, краешком, вопрос о том, что время это не было благополучным, и ну вот после смерти Ярослава Мудрого будет править не Всеволод, сразу скажем, а его старшие браться. Это будет не самое благополучное взаимодействие между наследниками великого Ярослава Мудрого, но об этом чуть позже. Вторая половина XI века. Русь до этого момента уже успела избавиться от печенежской угрозы и предыдущих угроз, которые нависали над нею из Великой степи. До какой степени она готова была принять на щит угрозу новую, до какой степени она была единой? 

С. Алексеев 

– Ну Русь, в принципе, после Владимира, да и до Владимира Святого, единой в строгом смысле слова не была. Это еще раннее государство, где действуют ну в общем, довольно простые и незамысловатые родовые законы: каждый рожденный князем – князь, каждому князю нужен удел. Ну и, кстати, забегая немного вперед, отмечу, что пример взаимодействия между Ярославичами был самым удачным в истории Руси до того момента. 

Д. Володихин 

– То есть имеется в виду, может показаться, что это было плохо, но дальше будет хуже.  

С. Алексеев 

– Нет, раньше было хуже.  

Д. Володихин 

– Ну да, была война все-таки Святополкова и была война Ярополкова. 

С. Алексеев 

– Да, было до этого в каждом поколении Рюриковичей сразу или почти сразу после смерти отца сыновья начинали истреблять друг друга. Физически. 

Д. Володихин 

– И с большим энтузиазмом, надо сказать. 

С. Алексеев 

– Вот. Ярославичи все-таки правили в мире, поделив между собой Русь, в мире между собой... 

Д. Володихин 

– Почти в мире. 

С. Алексеев 

– В мире между собой. Не имеется в виду, в мире там с двоюродными братьями и племянниками. Правили между собой довольно долго, пока не поссорились. Но и тогда все-таки такой резни, как в предшествующих поколениях, не случалось. Русь все-таки уже стала христианской, некоторые вещи делать было нельзя. 

Д. Володихин 

– Понимаете, и хочется зарезать родного брата, но как-то неудобно – что люди скажут? 

С. Алексеев 

– Ну можно и так сказать. 

С. Алексеев 

– Так вот, в принципе, насколько могла быть устойчивой такая система, сказать сложно. В общем, рано или поздно она должна была обвалиться в усобицы, так было во всех странах, где она утверждалась. Но какое-то время балансировать она могла. Что касается кочевнической угрозы – нельзя сказать, чтобы к концу правления Ярослава ее вообще не было, На границах Руси кочевали гузы, они же торки – когда-то союзники русских князей, после ухода печенегов, в общем, естественные противники, потому что кочевому народу нужны продукты земледелия, и набеговая экономика в степи тогда была нормой. 

Д. Володихин 

– Ну это все же не те времена, когда великий князь от печенегов под мостом прятался. 

С. Алексеев 

– Да, конечно. И Ярославичи довольно быстро торков преимущественно разгромили, остались только небольших хорды на границах. А вот потом действительно приходят половцы. Собственно, они приходят еще в тот момент, когда с торками еще борьба не закончилась. И более того, они, видимо, отчасти и подтолкнули эту борьбу, просто погнав торков к границам Руси. Половцы ведь тоже были не едины – это не был кочевой каганат, это не была кочевая империя. Это была совокупность родственных, конечно, но тоже нередко между собой враждовавших, управлявшихся, скорее всего, совершенно разными по происхождению родами и кланами кочевых орд, у которых была своя сложная между собой политика, у которых была конкуренция, бывала и откровенная вражда. Другое дело, что кипчаки были гораздо более многочисленны, чем гузы. 

Д. Володихин 

– Это сразу скажем: половцы и кипчаки это одно и то же. 

С. Алексеев 

– Одно и то же. Половцами их называли на Руси, иногда предполагают, что по светлому цвету волос. 

Д. Володихин 

– Ну соломенные волосы, а солома – это полова. 

С. Алексеев 

– Да, но это одна из гипотез, разные есть. Кипчаки были одним из самых многочисленных кочевых, ну скажем так, союзов союзов племен, и занимали в период своего наибольшего расселения огромную территорию от Дуная до предгорий Алтая. И в общем, те половцы, с которыми имели дело русские князяя, это была только западная окраина этого огромного мира, который назывался Дашт-и-Кипчак – Половецкая степь. В принципе, если бы половцы представляли собой единый союз племен, единый каганат (а у них когда-то было объединение, от которых все эти орды потом отделились), то, возможно, нечто подобное монгольскому нашествию Русь испытала бы раньше. Но этого не было. Первые, немногочисленные еще половецкие набеги скорее прощупывали русскую границу, действовали ханы врозь, часто в конкуренции между собой. И в конце концов, когда половцы действительно стали серьезной и страшной угрозой и нередко опустошали земли Руси до самых предградий Киева, а это приходится, собственно, как раз на конец совместного правления Ярославичей, и особенно на последующие десятилетия, в 90-х годах достигла пика эта ситуация, к этому времени они уже достаточно смешали свою политику с политикой русской. И перекупать их, использовать в собственных междоусобицах, при необходимости, возможно, сталкивать их между собой – все это политики с русской стороны, русские князья уже освоили.  

Д. Володихин 

– Ну а собственное объединение, собственно, русское? До какой степени великий князь Киевский, номинально старший над Русью, но не имевший всей полноты над своей многочисленной родней, рассаженной в разное время по княжениям, до какой степени он мог все это огромное, объединенное кровными узами Рюриковичей, воинство вывести одномоментно навстречу половцам? 

С. Алексеев 

– Не мог. А иначе бы не надо было с половцами вести сложные политические игры. Естественно, что титул великий князь Киевский или, как сам Всеволод начинает себя титуловать, когда окажется правителем, великий князь всея Руси – ну это был громкий красивый титул, означавший старейшину княжеского рода, который теоретически всем вместе отца – ну формулировка из источника XII века: «в отца место». На практике он был именно старейшиной, он не был главой, безраздельным и однозначным. Он не мог приказывать, он мог призывать.  

Д. Володихин 

– То есть, в принципе, управление Древней Русью было не только и даже не столько в руках у великого князя, сколько в руках у сильнейших фигур всего рода. А их могло быть и два, и три, и пять. 

С. Алексеев 

– Верно. Рюриковичи, ну княжеская династия, которую мы сейчас называем Рюриковичами, она осознавала Русь как свое коллективное владение.  

Д. Володихин 

– Ну что ж, вот мы сейчас поговорили об одном аспекте – о половцах и о состоянии единства или вернее неполного единства Руси перед лицом этой угрозы. Но были ведь и другие аспекты. Так до какой степени было сильным влияние той же самой, вроде бы с определенного момента союзной Константинопольской империи на Русь, и что еще влияло на Русь извне? 

С. Алексеев 

– Византия, конечно, влияла, и это влияние увеличилось, когда в 1054 году, во время Великой схизмы и отпадения Западной Церкви, Русь однозначно, естественно, поддержала Константинополь и приняла после некоторого перерыва от греческого митрополита Ефрема, человека по многим признакам очень сурового к русскому христианству молодому и, в общем, иногда и неправо суровому, затем митрополита Георгия, который поучал весьма жестко русских князей правилам, например, совмещения благочестия и любой, даже сколько угодно справедливой войны, наверное, к немалому удивлению русских князей объявив всякую войну грехом. То есть, в общем, конечно, основной канал влияния был связан с церковными делами. 

Д. Володихин 

– Через Церковь. Ну вот помимо дел чисто религиозных, связанных с Церковью, имеются в виду и дела культурные. До какой степени происходила трансляция колоссальнейшего культурного багажа империи на север, к нам, грешным? 

С. Алексеев 

– Естественно, что эта трансляция началась еще при Владимире, и уже при Ярославе она была ну на пике. В Киеве велись переводческие работы, был переведен целый ряд исторических, литературных, богословских памятников греческих непосредственно на древнерусский язык, уже не пользовались только болгарскими переводами, как на самом раннем этапе русского христианства, хотя болгарский канал знакомства с византийским и античным наследием тоже сохранялся. И Святослав Ярославич заказал переписать для себя Изборник болгарского царя Симеона, включавший выборку из многих и многих нравоучительных текстов как античности, так и святоотеческих. Развивается церковная архитектура, работают греческие мастера. 

Д. Володихин 

– Вот что значит: развивается церковная архитектура? Что-то построили крупное, будем хотя бы два-три памятника перечислять. 

С. Алексеев 

– Ну прежде всего великолепных три Софийских собора – в Киеве, в Новгороде и в Полоцке. Но наряду с этим многие и многие другие храмы, вплоть до первых каменных храмов крупных киевских обителей, прежде всего Печерского монастыря, который был построен как раз греческими мастерами. И ну, в принципе, можно перечислять много примеров воздействия культуры греческой на Русь. В частности, наверное, следует упомянуть тот факт, что вместе с греческой цесарицей, невестой Всеволода Ярославича, на Русь пришло три семьи греческих церковных певцов.  

Д. Володихин 

– Ну что же, это полезно. Как, кстати, звали цесарицу? 

С. Алексеев 

– А не знаем. 

Д. Володихин 

– А не знаем. Ну я думаю, от этого она не становится хуже. 

С. Алексеев 

– Конечно. 

Д. Володихин 

– Ну вот что касается этой эпохи, то, насколько я понимаю, влияние Западной Европы, ну за исключением, может быть, традиционных отношений, близких достаточно, со Скандинавией, было ограничено. 

С. Алексеев 

– Да, оно было ограничено. И не только греческое, но и русское духовенство, в частности прославленный святой, второй игумен Печерского монастыря, Феодосий Печерский, настаивали и наставляли князей этим связям не потворствовать и этому влиянию не поддаваться. Ограничить контакты с латинянами, то есть с приверженцами западной Католической церкви минимумом политической эмоциональной необходимости.  

Д. Володихин 

– Ну схизма есть схизма, к тому же нарастала она достаточно долго, в течение веков напряжение то усиливалось, то уменьшалось, но вот к середине XI века, конечно, все это привело к печальному результату, но не сказать, что по вине Константинополя. 

С. Алексеев 

– Конечно. Именно поэтому Русь, даже в период сложных отношений между русской и Константинопольской Церковью в последние годы Ярослава Мудрого, однозначно поддержала именно Константинополь в ходе схизмы. 

Д. Володихин 

– Дорогие радиослушатели, хочу напомнить вам, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. Сегодня у нас обсуждение биографии великого князя Киевского Всеволода Ярославича, одного из крупнейших правителей в истории домонгольской Руси. Мы с вами ненадолго прервем нашу беседу для того, чтобы буквально через минуту вновь встретиться в эфире. 

Д. Володихин 

– Дорогие радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы с доктором исторических наук, профессором, главой замечательного историко-просветительского общества «Радетель», Сергеем Викторовичем Алексеевым, обсуждаем биографию и труды великого князя Киевского Всеволода Ярославича. Ну что ж, настало время посмотреть на то, как складывался этот триумвират Ярославичей – Изяслав, Святослав, Всеволод. Вот умирает Ярослав Мудрый – 1054 год. В условиях, о которых мы говорили – угроза из степи вроде бы не самая сильняа, но постепенно нарастающая, благотворное влияние со стороны Болгарии и Византии, довольно ограниченные связи с Западной Европой, – они должны не только разделить между собою Русь, но и договориться о взаимодействии. Как это происходило? 

С. Алексеев 

– Ну порядок определил сам Ярослав. Он раздал сыновьям города – их на тот момент было не трое, а пятеро. Младшие братья Вячеслав и Игорь умерли через несколько лет друг за другом. 

Д. Володихин 

– То есть те, которые были вслед за Всеволодом Ярославичем. 

С. Алексеев 

– Да, младшие братья Всеволода Ярославича. В Киеве сидел старший, Изяслав, который контролировал также свое изначальное княжение в Турове и Новгород. В Чернигове сел Святослав. 

Д. Володихин 

– Чернигов был фактически второй столицей, когда-то даже, может быть, конкурентом Киева.  

С. Алексеев 

– Ну во всяком случае, это был один из основных центров Южной Руси. В третьем важнейшем центре Южной Руси, Переславле, сел Всеволод. Позднее, в связи со смертью младших братьев, произошло перераспределение их уделов – Смоленска и Владимира-Волынска. Смоленск, в частности, отошел к владениям Всеволода, и там был посажен его сын Владимир. тогда еще совсем юный. Но, в общем, первые годы братья действовали совместно и во внешней, и во внутренней политике. Соперничество между ними, может быть, уже через несколько лет, ну во всяком случае, через десяток лет уже стало ощущаться, но настолько явно, какой-то прямой враждой не давало себя знать. 

Д. Володихин 

– Ну то есть, иными словами, молодые львы Древней Руси выступали единым строем против всех своих врагов. 

С. Алексеев 

– Ну, как правило. Иногда, конечно, пытались действовать в одиночку, когда-то из этого могло входить что-то хорошее, когда-то не могло. 

Д. Володихин 

– Ну и кто сколько правил и чем отметился? 

С. Алексеев 

– Изяслав княжил в Киеве. Ну, по большому счету, он княжил в Киеве три раза. Первый раз его княжение закончилось в 1068 году, и этот первый период его княжения четырнадцатилетний был самым успешным. Это как раз было время единства Ярославичей.  

Д. Володихин 

– Хочется спросить: и за что же его? 

С. Алексеев 

– Первым толчком стало вторжение половецкого хана Шарукана. В битве с ним объединенное войско Ярославичей потерпело поражение, после чего в Киеве началась возмущение против князя Изяслава. С одной стороны, от него требовали раздать оружие киевлянам и сместить непопулярного воеводу, но, по сути, все это подогревалось сторонниками одного из первых возмутителей спокойствия на Руси, полоцкого князя Всеслава, который на тот момент был в плену и сидел в порубе, то есть в тюрьме, в Киеве. Изяслав был свергнут, бежал к польскому князю Болеславу, и в Киеве сел Всеслав. Просидел он год. Когда Изяслав с поляками пошел на Киев, то Всеслав бежал от киевлян. 

Д. Володихин 

– Ну Всеслав для Киева, по большому счету, случайная фигура, он вообще относился к довольно странному роду, правившему на отшибе Руси. Неужели он всерьез претендовал на верховную власть, пришел просто, как бы это сказать, выбросить с политической карты всех Рюриковичей?  

С. Алексеев 

– Я думаю, он больше претендовал выйти из заключения, это была его главная задача. 

Д. Володихин 

– Но тем не менее он решил посидеть на Киевском великокняжеском столе.  

С. Алексеев 

– Ну несколько месяцев посидел, убедился в неуправляемости Киева, находившегося во власти вечевой толпы и, когда выступил с Киевским войском против Изяслава, в Белгороде от этого войска сбежал. А киевляне, оставшиеся без князя, обратились к Святославу и Всеволоду, которые во всех этих событиях не приняли никого участия, чтобы те защитили их от брата. 

Д. Володихин 

– Ну, итак, второе княжение Изяслава. Они, соответственно, убедили Изяслава особенных жестокостей в Киеве не чинить. Изяслав после этого княжил в Киеве еще шесть лет. 

Д. Володихин 

– И за что же его опять? 

С. Алексеев 

– Вот опять. И вот здесь уже мы вступаем в тот период, когда между братьями начинается открытое соперничество. Соперничество началось в первую очередь между Изяславом и следующим по старшинству Святославом Черниговским. Святослав владел огромными землями на Руси, и ему, в результате ряда княжеских рокировок, удалось в дополнение к и без того обширным владениям включавших Черниговскую, Муромо-Рязанскую, Ростовскую и Суздальскую земли получить еще и Новгород, где он посадил своего сына Глеба. То есть, по большому счету, в 70-х годах он уже правил большей частью Руси. 

Д. Володихин 

– Это своего рода русский аналог державы Плантагенетов, которая возникнет в следующем веке в Англии, Франции и на соседствующих землях. 

С. Алексеев 

– Ну другое дело, что своего королевского престола у Святослава не было, в отличие от Плантагенетов, он ему был нужен. Жестокости, от которых Изяслав все-таки не удержался в Киеве... 

Д. Володихин 

– Помогли Святославу. 

С. Алексеев 

– Да, помогли Святославу. Он, в частности, завоевал популярность, укрыв у себя одного из величайших духовных отцов Руси, Антония Печерского, на которого Изяслав прогневался по какой-то причине, связанной с событиями 1068–69-го годов. И в итоге получилось так, что Святослав, в общем, завоевал некую популярность еще и как радетель за киевлян, и за благочестие перед вот таким буйным, несдержанным киевским князем. А Изяслав не раз, надо признать, проявлял несдержанность, сидя на своем столе, в том числе и по отношению к Церкви, и конкретно к Печерскому монастырю. 

Д. Володихин 

– Горячий был человек. 

С. Алексеев 

– В итоге в 1073 году Святослав убеждает Всеволода, что Изяслав против них сговаривается со Всеславом Полоцким. Что там было на самом деле, бог весть, но, в принципе, единогласное свидетельство источников, что скорее всего нет. Но Всеволод, в общем, имевший, должно быть, причины сам быть недовольным братом, поверил Святославу, объединился с ним, и они совместно Изяслава выгнали из Киева.  

Д. Володихин 

– Ну, по большому счету, пошел брат на брата. То есть Всеволод, может, и дал себя убедить, и, может быть, горяч был и скор на руку Изяслав, а по большому счету, с христианской точки зрения здесь зачинщики мятежа выглядят гораздо сквернее, чем сам правитель. 

С. Алексеев 

– Безусловно. И именно так оценили события в Печерском монастыре, что показательно. Хотя там имели основания благодарными быть Святославу. Но Феодосий Печерский отказался поминать Святослава как великого князя. И как его ни убеждали бояре как-то помириться с князем, самое большее, на что согласился в итоге – поминать его вторым, после Изяслава.  

Д. Володихин 

– Ну что ж, Святослав со Всеволодом выгоняют Изяслава, на престол усаживается Святослав. Но Изяслав жив, сбежал и ищет поддержки.  

С. Алексеев 

– Да, он искал ее в Польше. Но на этот раз шурин поддержки оказывать ему не стал, а вместо этого забрал у него деньги. Он позднее искал поддержки у императора Священной Римской империи, у римского папы. Ну и наконец папа, видимо, убедил Болеслава оказать все-таки поддержку зятю. Небольшой нюанс: Болеслав на это согласился после того, как Святослав умер от неудачной операции – разрезания желвака, как сообщает летопись.  

Д. Володихин 

– Как же он правил в третий раз? Вы говорили, что он правил трижды.  

С. Алексеев 

– Да, в 1076 году умер Святослав, на престол вступил Всеволод Киевский – первый раз он оказывается в это время киевским князем. Ну надо отметить, что в тот момент Всеволод, видимо, находился в таком головокружении от успехов некотором. Оказавшись нежданно для себя киевским правителем, он решительно отбирает все возможные уделы у сыновей Святослава, в частности, берет себе и Чернигов. Один сын Святослава, Глеб, изгоняется в это время из Новгорода, другой сын, Олег, оказывается почетным пленником в Чернигове. Всеволод старается объединить Русь под своей властью, можно это так назвать. 

Д. Володихин 

– Но, видимо, от мамы он перенял некоторые принципы устроения самодержавного государства, как это было в Константинополе, а не как это было в Киеве.  

С. Алексеев 

– В этот момент на границе появляется Изяслав с поляками. Всеволод понимает, что ему грозит большая война. А между тем, у него Олег убегает и, в общем, Святославичи представляют реальную угрозу. Кроме того, еще несколько племянников бродят по Руси с амбициями – Ярославичи неохотно давали уделы своим племянникам. 

Д. Володихин 

– И выходит, что надо сдать Киев.  

С. Алексеев 

– Да. И Всеволод договаривается с Изяславом, уступает ему Киев, оставив за собой Чернигов и Переславль.  

Д. Володихин 

– Ну сейчас мы прервемся, для того чтобы напомнить о том, что все это происходит на фоне постепенно нарастающей половецкой угрозы. Отсутствие единства в очень значительной степени губительно сказывается на состоянии русских рубежей. Мы подробнее об этом поговорим позже. А сейчас, я думаю, правильно будет, если прозвучит половецкий марш «Рать идет домой» из оперы «Князь Игорь» Александра Порфирьевича Бородина.  

Д. Володихин 

– Дорогие радиослушатели, несмотря на все эти тревожные мотивы, у нас здесь все-таки светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы продолжаем разговор о судьбе и трудах великого князя Киевского Всеволода Ярославича. Наш сегодняшний гость доктор исторических наук, профессор, глава замечательного историко-просветительского общества «Радетель», Сергей Викторович Алексеев. И следующий мой вопрос. Изяслав после того, как Болеслав дал ему людей и после того, как умер Святослав, а Всеволод не решился с ним сражаться, вновь возвращается в Киев. Но ведь, насколько я понимаю, и он сам в этом Киеве после того, как дважды его терял, держится не особенно прочно. То есть это уже не тот великий князь Киевский, который безусловный, как вы сказали, старейшина, глава, человек с огромным политическим и родовым, родоплеменным авторитетом. 

С. Алексеев 

– Ну, собственно говоря, все эти события придали смелости как раз племянникам Ярославичей, племянникам двух старших сыновей Ярославичей, так называемым князьям-изгоям, которые бродили по Руси и по окрестностям без всяких уделов и очень хотели эти уделы получить. В итоге в 1078 году, через год или даже там через неполный год после того, как Изяслав снова оказался в Киеве, на границах Руси появляются два сына Святослава – Роман и Олег, и их союзник, еще один племянник Ярославичей, Борис Вячеславич с половецкой ордой. Они первым делом обрушиваются на владения Всеволода. Ну естественно, цель Святославичей – Чернигов.  

Д. Володихин 

– Отобрать отчину свою. 

С. Алексеев 

– Верно. И в битве на реке Сожице Всеволод терпит поражение. Надо отметить, что это всего одно из двух сражений, про которые известно, что лично он командовал. Ну и, хотя в скандинавских сагах о нем сохранилась память как о человеке лично смелом, надо признать, что полководцем он, видимо, не был.  

Д. Володихин 

– То есть как воин он был хорош, а как стратег и тактик – не особенно. 

С. Алексеев 

– Собственно вот известно о двух битвах, в которых он командовал – в обеих он потерпел поражение. Битва на реке Сожице была особенно катастрофичной – погибло несколько его бояр, сам он вынужден был бежать в Киев, к Изяславу. И вместе с ним выступил против врага в роковом для Руси сражение на Нежатиной Ниве. Роковым оно стало, поскольку пролилось много и русской, ну и половецкой, естественно, крови. Погиб князь Изяслав, погиб Борис Вячеславич, один из предводителей враждебного войска. 

Д. Володихин 

– Одни из инсургентов, скажем так.  

С. Алексеев 

– Да. Святославичи бежали. А Всеволод после этой кровавой битвы остался единственным победителем и, в общем, опять-таки неожиданно для себя, еще более неожиданно, чем в прошлый раз, правителем большей части Руси. 

Д. Володихин 

– Итак, какой это год? 

С. Алексеев 

– 1078-й.  

Д. Володихин 

– 1078-й. Второе и последнее правление Всеволода Ярославича.  

С. Алексеев 

– Ну и настоящее правление на этот раз, продлившееся пятнадцать лет. 

Д. Володихин 

– Как он себя проявил в качестве государя? 

С. Алексеев 

– Было три основных направления для его внешней, ну и отчасти внутренней политики. Прежде всего сдерживание половецкой угрозы. Этим делом занимался в основном его сын...  

Д. Володихин 

– Владимир Мономах. 

С. Алексеев 

– Владимир Мономах, который теперь сидел в Переславле и постоянно отражал половецкие набеги. Об этом немало написано в его Поучении к детям, автобиографическом его сочинении. Он же окончательно победил переславских торков, которые с этого времени зависят от Руси. В общем, на этом участке в основном деятельность Всеволода или вернее его сына, которому он это доверил, была вполне успешной. 

Д. Володихин 

– Ну, скажем так, не своими руками, но справился. 

С. Алексеев 

– Ну справился руками своего сына – в тогдашнем представлении, почти что своими. Второе направление, естественно, было успокоить Русь и как-то разобраться с теперь уже совсем многочисленными племянниками – после Изяслава тоже сыновья оставались. 

Д. Володихин 

– Заметим, ведь он сам вместе с Святославом затеял на Руси горячую кашу, и теперь он же ее и расхлебывает, когда остался один. 

С. Алексеев 

– Верно. И расхлебывал он ее ну очень сложно. Он старался действовать преимущественно дипломатическими методами, не всегда чистыми. Например, когда Святославичи с половцами выступили снова на Русь, чтобы взять реванш за свое поражение, он подкупил половцев, которые взяли Романа Святославича в плен. А потом контактировавшие с Всеволодом тмутараканские хазары уговорили половцев убить Романа, что те и сделали, а Олега захватили и выслали в Константинополь. После чего Всеволод смог подчинить Тмутаракань, послал туда своего посадника. 

Д. Володихин 

– Но так или иначе все-таки распад Руси, приход хаоса, который через несколько десятилетий все-таки состоится, Всеволод отстрочил, справился с задачей. 

С. Алексеев 

– Действительно отсрочил. Особенно много беспокойства ему доставили князья, которые правили на юго-западе Руси. Там была сравнительно небольшая территория, примерно соответствующая нынешней Западной Украине, Волынь и Галичина, где, в общем, на тот момент находилось пять князей: все племянники Всеволода, все между собой не дружны, кроме трех из них братьев – то есть по сути три отдельных партии, между собой борющихся. Всеволод пытался между ними лавировать, иногда призывать их к порядку руками Владимира, который, соответственно, метался между Переславлем и юго-западом, наводя периодически там порядок. В конечном счете ситуация успокоилась, но ценой, в общем, до сих пор вызывающей такие детективные порывы у исследователей некоторых – загадочной гибели одного из этих племянников, Ярополка Изяславича, человека весьма благочестивого, похороненного в Киеве и почитаемого Церковью. Он был убит одним из своих людей, который после этого перебежал к его соперникам. А с его смертью закончилась усобица. Всеволод очень был опечален его смертью и присутствовал на его погребении, но никаких карательных действий по отношению к вероятным... 

Д. Володихин 

– То есть очень жаль, но хватит, пускай лучше мир будет, чем опят поднимут друг на друга мечи.  

С. Алексеев 

– Да. 

Д. Володихин 

– Решение страшное, но, может быть, на тот момент необходимое. Не зря он, вероятно, византийские политические трактаты читал. А вот третье направление? 

С. Алексеев 

– Всеволод очень большое внимание уделял церковным делам. Это время большого храмового строительства в Киеве. Это время, когда в Киеве был основан первый женский монастырь, Свято-Андреевский, на горе Киевской. И игуменьей этого монастыря, настоятельницей этого монастыря стала дочь Всеволода, Янка. Позднее она лично возглавила посольство в Византию за новым митрополитом – уникальный случай в истории Древней Руси. Всеволод поддерживал Печерский монастырь и, в общем, пользовался уважением в среде братии. Именно при нем монастырь переживает второй расцвет после, соответственно, первого расцвета, связанного с именем Феодосия Печерского. То есть, в общем, в церковных делах Всеволод показал себя правителем благочестивым, заботящемся о новых духовных основах Руси. 

Д. Володихин 

– Можно ли сказать, что он чувствовал себя на Киевском великокняжеском престоле как Киевский царь, аналог Константинопольского императора? Может быть, в данном случае вот это брачное свойство́ его сына, а может быть, просто очень хорошая образованность поворачивали его на путь подражания Византии. Ну во всяком случае в делах церковных, во всех остальных он был заложником ситуации, просто латал ветшающее платье русского единства, а здесь-то он мог проявить себя, свою личность совершенно иначе. 

С. Алексеев 

– Ну во всяком случае, титул князь всея Руси действительно появляется при нем – это то, что мы знаем. И, в общем, известно, что в его кругу предпочтительным было именование его христианским именем, в надписи о его кончине он назван именно князь Андрей. И, в принципе, ну было бы вполне естественно, если бы, будучи женат на византийской принцессе или, как минимум, знатной даме, он воспринял некоторые традиции и византийской политической мысли, и византийского двора, тем более что он практически наверняка знал греческий язык и мог многие тексты читать в оригинале.  

Д. Володихин 

– Но покровительство Церкви во всяком случае и монастырям, в частности, оно было в характере Константинопольской власти, на мой взгляд. Разумеется, оно относилось далеко не ко всем императорам, но уж во всяком случае ко многим.  

С. Алексеев 

– Да. Ну и надо отметить, что к концу жизни Всеволод, в общем, уже собрал значительную часть Руси под своей властью, переведя Святополка Изяславича из Новгорода в Туров. Ну в Новгороде Святополк бы крайне непопулярным правителем, и новгородцы вздохнули с облегчением. И туда был отправлен внук Всеволода, Мстислав Владимирович, в будущем прославленный в Новгороде, очень авторитетный князь, и великий князь Киевский – Мстислав Великий.  

Д. Володихин 

– Ну что ж, мы видим, то что Бог дал человеку познать цену собственных ошибок и собственных грехов. Всеволод однажды поднял оружие на брата, потом много раз оказывался в ситуации крайне тяжелой из-за того, что против него воевала его же, такая же, как и он против брата, родная кровь. И ему приходилось фактически исправлять то, в чем он когда-то принял участие, как инициатор. Он справился, быть может, потому что его воззрения христианские помогли ему отойти вот от этой роли сурового правителя, которую он принял во время первого периода своего княжения в Киеве. Ну а теперь мне, дорогие радиослушатели, остается совсем немного. Я хочу от вашего имени поблагодарить Сергея Викторовича Алексеева, который был в течение передачи моим собеседником, а вашим просветителем, скажем так. Надеюсь, что Всеволод Ярославич как человек не пустой, как человек, который сохранил единство Руси несмотря на то, что она уже стремилась к тому, чтобы развалиться, запомнится вам, не уйдет из вашей памяти. И мне осталось сказать вам: дорогие радиослушатели, спасибо вам за внимание. До свидания. 

С. Алексеев 

– До свидания.