«Князь Борис Михайлович Лыков-Оболенский»

09.07.2023

Поделиться

Дмитрий Володихин

Вместе с доктором исторических наук Дмитрием Володихиным мы обратились в 17 век.

Разговор шел о сложных перипетиях судьбы известного воеводы времен смутного времени князя Бориса Михайловича Лыкова-Оболенского.

Ведущий: Дмитрий Володихин

Д. Володихин:

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И хотел было сказать: у нас в гостях такой-то или такая-то, но обернулся — и нет никого в студии. Вот незадача, придется мне самому сегодня побыть с вами в диалоге, в гордом одиночестве. Но зато у нас с вами будет присутствовать незримо личность одного из выдающихся воевод XVII века: человек, который прославился как блистательный тактик, командир отважный, беспощадный на поле боя и одновременно как весьма неординарный изменник и перебежчик. Речь идет об эпохе Великой смуты, и тогда измена была ну почти что нормой жизни, и только очень крупные личности того времени — кристально честные, порядочные люди, такие как, например, патриарх Гермоген или князь Пожарский, — были избавлены от этой нравственной проказы. Наш с вами герой от нее абсолютно не избавлен, но во всяком случае он человек, который заслуживает прославления не как политик, не как личность, но как полководец высшей марки. Итак, князь Борис Михайлович Лыков. Собственно, для многих современников он был личностью, в какой-то момент превосходивший своими заслугами Пожарского и Минина и, в общем, остальных героев Смуты. И он прославился в первой половине XVII века и остался бы, наверное, человеком, который пребывает в великой славе, если бы не совершил в самом конце своей карьеры, на закате жизни, одну тяжелую ошибку, о которой мы поговорим позднее. Борис Михайлович Лыков-Оболенский — это полная его фамилия, принадлежал к чрезвычайно разветвленному семейству князей Оболенских. Оболенские были самые разные — Серебряный-Оболенский, Репнин-Оболенский, Тростинский-Оболенский. Ну и, в частности, среди прочих, среди десятков ветвей этого рода были и Лыковы-Оболенские — не самая страшная ветвь, не самая младшая, но во всяком случае ближе к верху в этом семействе. И Лыков-Оболенский оказался на одной из первых позиций в этом семействе. Другое дело, что само семейство не относилось к числу первостепенной знати того времени. Оно входило в число аристократии, и многих представителей этого семейства назначали на воеводские должности, они служили при дворе, ну вот в боярскую думу их достаточно долго не пускали, Лыковы-Оболенские в думе представлены на протяжении очень долгого времени не были. И Борису Михайловичу в начале его карьеры ничего такого не светило. Он родился приблизительно (мы не знаем точно) в середине 1570-х годов, и служил при Федоре Иоанновиче, служил при Борисе Годунове. У него была одна особенность, которая подводила его: видимо, у Лыкова достаточно рано начались добрые отношения с семейством Романовых — для Годуновых это было нехорошо. Потому что Борис Годунов расторг прежний давний союз доброй дружбы с Романовыми и отправил их в ссылку, соответственно, и люди, которые находились под подозрением в добрых отношениях с ними, тоже попали если не в опалу, то в полуопалу. Лыков-Оболенский тяжело местничал — то есть определял, кто более знатен, с Дмитрием Михайловичем Пожарским и, кроме того, он был в полуопальном положении, отправился в конце правления Бориса Федоровича Годунова, в Белгород. Сейчас Белгород — это город-громада. А в ту пору это была крепость на пути орд Крымского хана — место опасное, малопривлекательное для столичного аристократа и, в общем, гибельно рискованное в определенных случаях. Положено было человеку аристократического происхождения провести год на воеводстве, после этого он возвращался в Москву, ему давали новое назначение или устраивали при дворе. Борис Михайлович отслужил два срока, два года, и пошел на третий срок. Очевидно, его выдерживали подальше от Москвы, сейчас бы сказали «вымаривали» — ну, в общем, смысл тот, что ему в Москве не были рады. И когда появился Лжедмитрий I и начал войну с Борисом Годуновым, Борис Михайлович Лыков оказался в первых рядах тех, кто изменил Годунову и перешел на сторону Самозванца. Итак, Борис Михайлович стал одним из воевод Лжедмитрия I. Борис Михайлович осуществлял присягу в разных городах юга России на имя Лжедмитрия I, ну а говоря о том, что это истинный государь Дмитрий Иванович, сын Ивана Грозного. И Борис Михайлович вступил вместе с войсками Самозванца в Москву триумфально, в числе победителей. Раньше он, при дворе Бориса Федоровича Годунова, кто был? Ну рында — то есть красивый молодой человек, которого используют для нужд почетной охраны. Рынды в роскошных одеяниях стояли рядом с русским троном, например, когда нужно было устроить почетную аудиенцию иностранным послам. Ну почетно также прислуживал за столом, дальше не двигался. Самозванец дал Борису Михайловичу Лыкову очень многое. Он дал ему боярский чин, высший в Московском государстве, Борис Михайлович, в общем, не добившись никаких побед на поле боя, тем не менее вошел в боярскую думу и, кроме того, очевидно в период правления Лжедмитрия I, он женился на Анастасии Никитичне Романовой — это сестра будущего патриарха Филарета и родная тетка будущего царя Михаила Федоровича. Романовы при Лжедмитрии были в чести, он объявил их своими брачными свойственниками, подчеркивал то, что они для него драгоценны — в общем, старался вокруг себя создать атмосферу истинности его царствования. Ну, конечно, не очень получалось, и в мае 1606 года Лжедмитрий I был свергнут и убит. А надо сказать, что Борис Михайлович Лыков — участвовал он в этом заговоре или не участвовал, мы не знаем, но достаточно быстро он сроднился и со следующим государем, а именно царем Василием Ивановичем из рода Шуйских. При нем Борис Михайлович ну просто-таки расцветает на воеводской службе и вот то, что ему когда-то дали боярский чин, он оправдывает на полях сражений. Да, перебежчик, да, изменник, но вместе с тем человек, наделенный от Бога большим воинским дарованием. И для России удача, что к власти пришел Василий Шуйский, при котором Борис Михайлович Лыков пригодился — пригодился как надо. И для самого Бориса Михайловича это удача. Потому что Шуйский ну если не ставил всерьез на Лыкова — в конце-то царствования, наверное, все-таки ставил, да, но в начале царствования если и не ставил как на одну из ведущих фигур, то все-таки назначал его на должности достаточно обильно, и причем на должности достаточно высокие. Ну что же, 1606 год, август, движение Болотниковщины: провинциальное дворянство пытается использовать условия Смуты, пытается бороться с законным царем Василием Шуйским, двигается на Москву. Под Кромами Лыков вместе с другими воеводами — он там был далеко не первым, но участвовал в качестве одного из боевых воевод в походе. Так вот он встречает болотниковцев под Кромами, но, поскольку вокруг земля горит мятежом, царские воеводы уступают и отступают из-под Кром — неудача. На этой неудаче мы с вами ненадолго приостановимся и вспомним: Лыков поднялся при помощи польского ставленника Лжедмитрия I. Ну что ж, хорошо, у нас прозвучит в эфире «Мазурка» из оперы «Жизнь за царя» Михаила Ивановича Глинки — очень подходящая мелодия.

Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы обсуждаем труды и дни одного из блистательных полководцев русского государства, князя Бориса Михайловича Лыкова-Оболенского. Надо сказать, что как полководец он стартовал не особенно удачно, дебют его, повторяю, закончился отступлением от Кром, и он видел, как Василий Шуйский, царь (ну ни в коем случае не польский, поляки были его злейшими врагами) пока что терпит поражение от мятежников. Борис Михайлович какое-то время отслужил на воеводстве в богатой Рязани — это был признак доверия, во всяком случае уважительного отношения к Лыкову, и в 1607 году он вместе с отрядами рязанского дворянского ополчения выдвинулся на помощь царской армии, которая шла бить по болотниковцам в районе Тулы. Тула — цитадель Болотниковщины, там все основные силы мятежников скопились. Несколько армий Василия Шуйского двигалось туда, и вот одна из них — армия под командованием выдающегося полководца того времени, князя Андрея Голицына, встретилась с основными силами мятежников на реке Восьме. Это начало июня 1607 года. Бойня была страшная, длилось сражение несколько дней. Лыков возглавлял один из полков в армии Голицына. И, кроме того, вместе с ним в этом сражении участвовал чрезвычайно известный человек, будущий лидер Первого земского ополчения, Прокофий Ляпунов. Эта бойня закончилась полной победой царских войск. Надо сказать, что в советское время болотниковцам очень сочувствовали: вот, настоящие революционеры своего времени. Теперь видно, что движение это было в очень значительной степени корыстным, в очень значительной степени объясняется оно никаким не угнетением крестьян и не интересами вольнолюбивого казачества, а прежде всего амбицией провинциального дворянства получить высокие чины в Москве: сменить царя, сменить, может быть, систему политическую и обрести богатство, славу, продвижение по службе. Ну что же, этих замечательных амбициозных людей Голицын, Лыков и Ляпунов на голову разгромили на реке Восьме. И за этот бой Лыков был награжден от имени царя Василия Шуйского золотой монетой. Ну тогда было принято крупные золотые монеты использовать, в качестве медалей их нашивали на головные уборы. Буквально через несколько дней, 12 июня, Лыков участвует в новой битве и в новом разгроме болотниковцев на реке Вороньей. Он опять играет роль одного из младших воевод — опять успех, опять удача. Он в июне—октябре участвует в осаде и взятии Тулы. Там Шуйский не рисковал в штурме города (он был очень хорошо укреплен, Тула — это сильный кремль), он использовал другой ход. В частности, его армия запрудила реку Упу, и полузатопленный город должен был в конце концов открыть ворота. Фактически это была точка в движении Болотниковщины. Отдельные отряды восставших, которые оказались за пределами Тулы, вливались впоследствии в другие антиправительственные армии, но с Болотниковым было покончено, и в этом сыграл одну из решающих ролей Борис Михайлович Лыков. Впоследствии против Василия Шуйского выступает отчаянный авантюрист Лжедмитрий II. Если Лжедмитрий I еще мог кого-то обмануть — какая-то часть русского дворянства, русской аристократии видела в нем, может быть, настоящего царевича, который чудесный образом спасся, многие были в сомнениях: не воюем ли мы против истинного государя? Но, в общем, конечно, Лжедмитрий II никого уже обмануть не мог, это был хитрый прощелыга и шарлатан, которого подняли в качестве живого знамени те, кто хотел от Смуты обогащения, славы и вознесения до уровня лидеров воинства. Понимаете, в эпоху Смуты очень выигрышной была роль полевого командира — сильного, отважного, удачливого, несущего богатство своим подчиненным, — и многие метили вот в такие полевые командиры. Ну что же, вот первый акт борьбы с Лжедмитрием окончился неудачно, а царские воеводы, выступившие под город Болхов против него, в том числе и Борис Михайлович Лыков, потерпели там поражение и отступили. Не разгром, не гибель армии, но все-таки поражение неприятное. И с этого момента начинается постепенное наступление Лжедмитрия II на Москву: он там расположится в Тушинском лагере рядом со столицей, начнет ее осаждать, атаковать, а его полководцы начнут постепенно занимать города и земли по всей России. Ну и вот летом 1608 года в районе города Коломны действовал с отрядом отчаянный сорвиголова, полковник Александр Юзеф Лисовский — глава, пожалуй, наиболее знаменитой банды авантюристов эпохи русской Смуты, который оставил воспоминания о своих подходах. Нарисовал свою одиссею в России светлыми красками: победы, триумф, богатство, слава, бои, отвага, верность честь и тому подобная чушь из уст человека, который просто очень хорошо дрался и очень хорошо грабил. Ну так вот, Лыков встречался с Лисовским дважды, и первый раз он чуть было не завершил карьеру Лисовского навсегда. Лисовский ограбил Коломну, вычистил ее артиллерийский парк, казну, из высокопоставленного духовенства взял заложников — надо было додуматься, из кого, конечно, их брать. И вот в таком отягощении ценностями и артиллерией Лисовский подвергся атаке воевод Василия Шуйского на Медвежьем броде. Надо сказать, что главным воеводой в этой армии был не Лыков, был князь Иван Семенович Куракин — еще один выдающийся полководец того времени, но основную роль сыграл именно Лыков: его стремительная, совершенно неожиданная для Лисовского атака решила исход дела. Остальные русские воеводы фактически его страховали от обхода, ловушки, засады. Лыков фактически решил исход сражения: Лисовский потерял все, что он награбил в Коломне — потерял казну, потерял заложников, потерял парк, потерял даже воинский оркестр. Этот разгром, конечно, стоил Лисовскому надолго его репутации, он постарается впоследствии сквитаться с Лыковым. Лыков вместе с остальными войсками присоединяется к тем, кто обороняет Москву и царя Василия Шуйского от атак тушинцев, то есть лагеря Лжедмитрия II. И 25 июня в большом сражении на Ходынке, которое закончилось разгромом тушинцев и их отступлением, Лыков опять один из главных воевод. И опять он атакует, наносит по врагу контрудар и добивается успеха. Лыков — молодой, в сущности, человек, не такой уж опытный, неожиданно показал дар Божий к тактическим делам. Он был хорош на поле боя, это он доказал неоднократно. В следующем году, 1609-м, Лыкова отправили из Москвы на подмогу князю Михаилу Васильевичу Шуйскому. Михаил Васильевич Шуйский, родственник царя, с севера пробивался на помощь армии с большим корпусом западноевропейских наемников и новгородскими отрядами, шел очень трудно, от сражения к сражению. Только что выиграл сражение под Калязиным, занял Александровскую слободу, и вот туда двигается Лыков и то же самое Иван Семенович Куракин. Везут с собой орудия, добираются с отрядом в три тысячи человек в лагерь Михаила Васильевича Шуйского, участвуют в деблокаде Троице-Сергиева монастыря, который тушинцы осаждали очень долго. И Лыкову дают возможность отличиться самому, лично — дают ему отряд под его единоличное командование для отправки под Суздаль. Но его младший воевода, князь Яков Барятинский, начинает жестоко местничать против Лыкова. В сущности, это была очень странная эскапада — Барятинский явно проигрывал Лыкову в знатности. Он проигрывал, но так проигрывал, что раньше уже неоднократно должен был смириться со старшинством Лыкова, а тут неожиданно начал бунтовать. Даже потребовалось самому царю Василию Шуйскому из Москвы отправить грамоту, которая говорила Барятинскому: смирись, ты не соперник Лыкову и делаешь неправильное дело, что восстаешь против него. Но тем не менее, в общем, это местничество засветило, можно сказать, всю идею будущей миссии Лыкова. Он должен был отправиться на Суздаль вышибать оттуда отряд того же самого старого знакомого, Лисовского. Лисовский, очевидно, по тем громовым раскатам спора между Барятинским и Лыковым узнал, что против него выдвигается войско, подготовил контрудар — и Лыков, в сущности, должен был отступить, ничего не поделаешь, от Суздаля, не выполнив боевой задачи. Неуспех, беда. Но вот в этой истории с последними месяцами правления Василия Ивановича Шуйского Лыков показал и определенную что ли склонность характера быть верным человеку, который представляет собой его родича — Шуйские по материнской линии были его дальней родней. Лыков, легко перебежав от Годуновых, за Василия Шуйского держался крепко. Василий Шуйский потерял своего великого полководца, своего блистательного родича, Михаила Васильевича Скопина-Шуйского — тот то ли скоропостижно скончался, то ли был отравлен весной 1610 года. Он направил большое войско во главе со своим братом, Дмитрием Шуйским, навстречу королевской армии поляков на запад, армия была разгромлена — это настоящая военная катастрофа, у села Клушина. И с этого момента у Василия Ивановича не хватало уже войск даже для того, чтобы защитить свою власть. Отчаявшись в этом, он небольшие отряды последних своих верных бойцов отправил на юг, с тем чтобы они встретили союзных крымских царевичей и, используя их потенциал, нанесли удар по тушинцам. Среди них был Лыков. Он честно, до самого конца старался организовать нападение на тушинцев. И день или два крымцы действительно с ними воевали. А после этого Лыков и другие воеводы спасали положение, выводя свои отряды из-под удара, выводя из-под удара драгоценную артиллерию, успели вернуться в Москву, но все было кончено: Василий Шуйский потерял трон. Запомним: Лыков в некоторых ситуациях изменник и на изменное дело идет легко. В других ситуациях, когда он видит, что защищать надо члена его семьи, он стоит до конца. Человек сильных страстей, человек с неожиданным, переменчивым, может быть, даже взрывным характером. Ну что же, дорогие радиослушатели, в обстоятельствах, темных обстоятельствах Смуты, мне хочется напомнить, что это светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях никого нет. Мы на минуту прерываем нашу с вами беседу, чтобы вскоре снова встретиться в эфире.

Дорогие радиослушатели, это светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И я рассказываю вам об одном из великих полководцев Смуты начала XVII века, князе Борисе Михайловиче Лыкове. Гостей нет, только мы с вами, вы и я наедине. Итак, Лыков оказывается летом 1610 года в составе боярского правительства, то есть Семибоярщины. Никакого русского царя не избрали, побоялись. Страшно боялись польских королевских войск, которые наступали на Москву, страшно боялись тушинцев, которые наступали на Москву с другой стороны. Тушинцев боялись больше, потому что их приход в Москву означал разорение, убийства, уничтожение всякого порядка, ну и, конечно, бы их самих убрали от власти. И здесь, к сожалению, Борис Михайлович Лыков показывает себя с дрянной стороны: он самый, ну один из самых крепких представителей Семибоярщины, он, в общем, весьма изменно ведет себя на этом посту. Он подписывает грамоту, приглашение на престол польского королевича Владислава. Он, в общем, даже готов ходатайствовать перед королем Сигизмундом III о том, чтобы тот сам вместе с Владиславом сделался московским царем. Он вместе с другими московскими боярами и поляками приходит к арестованному патриарху Гермогену и упрашивает его отправить письмо в войска Первого земского ополчения, подошедшего под Москву, чтобы оно разошлось по домам — страшно было, что сейчас придется расплачиваться за свою измену, что сейчас придется отдать власть земскому национальному движению. Надавили на старика патриарха, тот не уступил. Один — блистательный аристократ, который блюдет свою корысть и свою выгоду. Другой — старик, который до конца, до смерти остается на пути верности православию. Ну что тут скажешь? Это Смута. Как выразился замечательный историк XIX века, прямые и кривые были очень хорошо видны на историческом полотне той эпохи. Лыков в данный момент кривой. Но вот наступает 1612 год, под Москву является Пожарский. Земское ополчение Пожарского, и стоящее здесь земское ополчение князя Трубецкого вместе встречают корпус гетмана Ходкевича, отправленного на подмогу польско-литовскому гарнизону, засевшему в столице, разбивают его и осаждают Кремль и Китай-город. А теперь подумаем хорошенько: где Лыков? А Лыков когда-то, вместе с другими представителями Семибоярщины, пустил в Кремль вражеский гарнизон — это он был одним из тех, кто принимал решение о том, что в гарнизон будут допущены враги. Ну он не первым, собственно, главными, кто принимали решение, были князь Мстиславский и родной дядя будущего царя, Иван Никитич Романов. Но вместе с тем, понимаете, какая штука, Лыков был где-то, наверное, на третьем-четвертом месте, и он тоже виноват. И вот теперь он сидит вместе со своими этими поляками, литовцами, в Кремле, а его осаждает Трубецкой и Пожарский. И когда капитулирует Кремль, Лыков оказывается не среди победителей, а среди тех, кто проиграл свое дело. И вот Земский собор в начале 1613 года призывает на царство Михаила Федоровича, первого из династии Романовых, и Лыков оказывается в неожиданно выигрышной ситуации: да, он проиграл, но он был близкий брачный свойственник самого нового государя — он женат на его родной тетке. Ну это же великолепно. И надо сказать, что Борис Михайлович не только избавлен от неприятностей за все свои деяния прежних времен, он служит с необыкновенной, можно сказать, очаровывающей верностью. Вчера был изменник из изменников, сегодня — преданнеший из преданных. Вот опять же его свойство: если семья — то это свято. Он был верующий человек, он строил храмы, он верил в Бога. Очевидно, корысть побеждала в нем веру время от времени, но любовь к семье побежала в нем корысть. Лыков верен семье, наверное, даже больше, чем Господу Богу, таково неотъемлемое свойство его натуры. Что происходит? Лыков в 1613 году, в мае, производит учет государственной казны, которая должна перейти в пользование царя Михаила Федоровича, какое-то время он находится на вторых ролях. И вот в 1614 году неожиданно затевает местническое дело против дяди царя, против того самого Ивана Никитича Романова. И надо сказать, что он с треском проигрывает это самое дело, но вот эта самая эскапада (когда-то против него так же выступал Барятинский) — Лыков ссорился со звоном, со скандалом, так чтобы всем было видно, что он против Романова, на всю Москву этот скандал прозвучал. И после этого Лыков неожиданно пошел в чины. Почему? Видимо, он хорошо рассчитал, что дядя царя был хромой уткой в политике того времени: он в эпоху Земского собора не очень-то радел о своем внуке, Михаил Федоровиче, он сам хотел занять место на престоле. Ему, конечно, не дали. А вот теперь он оказался под боем. Он царский родич, но он порченный царский родич. Лыков выступил против него, и странным образом после этого его карьера пошла в гору. Лыков отправлен вместе с Суздальским архиепископом Герасимом во главе обширной, включавшей значительный воинский контингент, делегации в Ярославль для переговоров с мятежными казаками. Надо сказать, что в этот момент ситуация очень тяжелая, исключительно тяжелая: бунт казаков охватил весь север России. В учебниках об этом не говорится, в научно-популярной литературе тоже не особенно говорится, но ситуация такова, что Россия может развалиться вновь, уже после восшествия нового государя на престол. В сентябре—декабре Лыков и Герасим ведут переговоры с казаками на Ярославской земле, не оканчивается все это удачно. А вот впоследствии Лыков начинает вооруженную борьбу с бунтовскими казаками, и в ноябре—декабре 1614 года одерживает первые успехи. Вы знаете, это была громадная война, множество сражений. Лыков сам вел себя как настоящий казачий атаман — ловкий, стремительный, ведущий постоянно разведку, выбрасывающий вперед легкие отряды, наносящий поражения тут и там. И глава казаков, атаман Баловень, решает, что с севера надо казакам отступить. Они устремляются к Москве и вроде бы ведут переговоры с новым царем Михаилом Федоровичем о том, чтобы их взяли на службу на льготных условиях. Ну и в этот момент у них в тылу оказывается вездесущий Лыков, который стремительно преследовал их, нанося поражение отставшим отрядам. В Москве Лыков предлагает план. Вождей мятежного казачества арестовывают, в этот момент Лыков бьет по лагерю казаков с одной стороны, и знатный человек, Артемий Измайлов, из окольничего боярства, наносит удар с другой стороны. Казаки в 1615 году оказываются полностью разгромлены, это страшное поражение. И это поражение в очень серьезной битве, которая решала судьбу России. Ну представьте себе: мятежная армия опять, как в эпоху тушинцев и Лжедмитрия II, на окраине столицы. Лыков победил их, преследовал до реки Лужа, нанес им новое поражение. Вот здесь интересная особенность этого человека. Он договорился о том, что те, кто сдастся получат помилование, могут отправиться в Москву, и он не тронет никого из них. Царь разберется, но им будет дарована жизнь. Он пленил более трех тысяч человек, ни с одного не снял голову, был честен. Жестокий, склонный к измене человек, без всякого содрогания казнивший казаков до этого, если они попадали в плен, тут честно сдержал свое слово. И впоследствии эти казаки в основном влились в вооруженные силы государства как прощенные, принятые на службу. Ну что тут сказать? Борис Михайлович 18 июля был награжден собольей шубой, позолоченным серебряным кубком, впоследствии был награжден от Михаила Федоровича многочисленными земельными угодьями. Дорогие радиослушатели, понимаете, какая вещь: вот только что на наших глазах взошла на престол новая династия, и Борис Михайлович был главным защитником ее, спас ее от смертельного удара казаков, от смертельной угрозы. Ну и, наверное, правильно будет, если у нас опять прозвучит мелодия Михаила Ивановича Глинки, «Славься русский царь», — уместно, по делу.

С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И я рассказываю вам о трудах и днях замечательного полководца времен Великой смуты, Бориса Михайловича Лыкова. Более никого из гостей в студии нет, а мы с вами ведем диалог через пространство радиоэфира. Итак, Борис Михайлович Лыков в 1615 году —спаситель Отечества. В 1617 году в его судьбе начинается третий звездный час. Первый был при Василии Шуйском, второй — при подавлении казачьего мятежа в 1614–15 годах. В 1617–18 годах Лыков опять выдвигается на сцену большой политики. Итак, дело в том, что после того, как Михаил Федорович взошел на престол, война с Речью Посполитой не прекратилась, и в 1617 году она вновь входит в горячую фазу. Готовится масштабное наступление на Москву, и Лыкова отправляют сначала в Муром для набора войск, потом на воеводство в Можайск — это передовой город, где стоит гарнизон и дополнительные силы, предназначенные для того, чтобы противостоять войску вторжения поляков. Поляки забрасывают под Можайск свои легкие силы, и Лыков удачно отбивает их, то есть в его распоряжении достаточно войск, чтобы дать сдачи полякам. Он пользуется ими виртуозно. У него блистательный помощник, правая рука, младший воевода Григорий Валуев, тоже великолепный тактик и тоже полевой командир, один из самых опытных во времена Смуты. Надо сказать, что до весны 1617–18 года Лыков не только отбивает все атаки противника, он еще и громит его войска, присылает в Москву пленных и сообщает об успехах — он хорош в своем деле. Летом 1618 года перед ним гораздо более серьезный противник — королевич Владислав. Он все никак не опомнится от того, что когда-то его позвали царствовать на Москву, потом там сел Михаил Федорович. Владислав готов поколебать устои Русского царства и все-таки отобрать престол у Романовых и сесть на престол самому. Поэтому он движется с большой армией в Можайск. Это город, который он намерен взять, ну можно сказать, сходу. Ему уже подчинились Дорогобуж и Вязьма. Но в Можайске Лыков. Лыков считает Михаил Федоровича не только своим царем, но еще и своим родным человеком, и он готов драться насмерть. К нему перебрасывают для поддержки армию князя Черкасского. Князь Черкасский ранен в Можайске, Лыков берет под командование его войска и свои, сражается, отражая натиск неприятеля удачно. Потом в Москве начинают чувствовать, что петля вокруг Можайска затягивается, и Лыкову дают приказ: сейчас для подстраховки подойдет армия Пожарского, и тебе, князь Борис Михайлович, надо будет вывести войска, которые застряли в Можайске и отвести их для будущей обороны Москвы. Операция очень сложная: огромный воинский контингент надо вывести у неприятеля из-под носа и при этом не сдать Можайска. Борис Михайлович счастливо со всем справился. Он, в общем, в августе 1618 года без всяких потерь вывел войска из Можайска, оставил там гарнизон, который отбивал наскоки Владислава. И в конечном итоге Можайск не был сдан вообще никогда, Владислав его не взял. Лыков отошел к Москве, он сберег воинский контингент двух армий, своей и Черкасского, привел защитников в Москву. Но тут ему сказали: Борис Михайлович, этого недостаточно. Противник слишком силен, он сейчас обходит Можайск и стремится к Москве, оставив у себя в тылу отважный гарнизон города, который ты только что сам защищал. Нужны люди. Бориса Михайловича отправляют в Нижний Новгород набирать войска. И тут случается ну нечто, близкое к катастрофе: разразился новый казачий мятеж. Борис Михайлович, сидя в Нижнем Новгороде, ощущает себя как человек, с которым вновь случилось то, что уже когда-то было: в Вязниках, на севере России, образуется колоссальный казачий лагерь, строится небольшая деревянная крепость. Тысячи и тысячи казаков угрожают Москве и, в общем, с ними надо как-то договориться. При том что у Бориса Михайловича на этот момент нет сколько-нибудь серьезных воинских контингентов, он не в состоянии раздавить казачий мятеж. Ему из Москвы говорят: покончи дело миром, сделай уступки. Лыков казаков не любит, казаки Лыкова ненавидят. Но им надо договориться. Казаки готовы без боя, не напав на Москву, на льготных условиях приема на воинскую службу отступиться от мятежа. Лыков, понимая, что это очень серьезная уступка, но положение аховое — в этот момент королевич Владислав осаждает столицу, сил у Москвы очень мало, она держится из последних сил. Он договаривается с казаками на тех льготных условиях о мирном переходе казаков на царскую службу. Может быть, ему и неприятно, но он сделал свое дело — он избавил столицу России от страшной, нависающей с севера опасности. Казачий мятеж рассосался. Лыков — октябрь—ноябрь 1618 года — опять герой. И надо сказать, что он договорился с казаками о том, что могут выбирать для себя предводителя воинского: они могут пойти к нему, Лыкову, в Нижний Новгород или пойти в Ярославль, где набирает армию князь Черкасский. Казаки ушли к Черкасскому. То есть получилось так: он договаривался с казаками как агент правительства и договорился, может быть, против своих желаний и стремлений. Но казаки, показывая нелюбовь свою к переговорщику, все-таки отправились в другую армию. Ну что же, так или иначе, повторяю, Лыков свое дело сделал. При Михаиле Федоровиче Лыков в чести: ему подтвердили то звание боярина, который дал ему когда-то Лжедмитрий I, которое утвердил Василий Шуйский, которое утвердила и пропольская администрация времен Семибоярщины. Он возглавляет некоторые крупные правительственные учреждения — разбойный приказ, возглавляет ямской приказ, который ведал почтой в рамках всей России. Он одно время сидит на воеводстве в Казани — очень неспокойное место: 1620–22 год — в Казани помнят еще о настроениях своего рода сепаратизма, то есть в эпоху Смуты Казань могла отделиться от России, были достаточно серьезные устремления к тому, чтобы это произошло. Очевидно, Лыкову надо было управлять Казанью так, чтобы эти идеи ушли из умов казанцев. Ну что же, он ничего не испортил, он, в общем, закрепил Казань за Московским государством. Итак, где-то в 1619 году Смута завершилась. В 1622 году Лыков возвращается из Казани. В течение 20-х — начала 30-х годов он возглавляет разного рода приказы, то бишь министерства того времени. И вот в 1632 году в его судьбе случается, скажем так, выход на новый, четвертый звездный час его жизни, который, к сожалению, не состоялся. Москва затевает освободительную войну против Речи Посполитой. По результатам Смутного времени Речь Посполитая отторгла у России колоссальные территории, в том числе и главное — Смоленск. И правительство царя Михаила Федоровича, в частности, его отец, патриарх Филарет, как величайший сторонник освободительной войны, готовит войско для того, чтобы двинуть его на Смоленск, ударить по гарнизону Речи Посполитой, выдернуть этот город из-под неприятеля и вернуть его России. Ну и готовя эту армию — а ее готовили на протяжении нескольких лет: набирали иностранных наемников, учили русских солдат новому строю, то есть вооружили их, обучили по уставам европейской пехоты начала XVII века. Надо было назначить теперь воевод, которые возглавят это воинство. И был назначен в качестве главного воеводы князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский — еще один брачный свойственник Романовых, безусловно, человек более знатный, чем Лыков. И при нем младшим воеводой, вторым, назначается Борис Михайлович Лыков. Очевидно, ситуация примерно такова: в Московском государстве любят на пост командующего армии назначить знатнейшего человека, которому все будут подчиняться именно потому, что он знатнейший, ни для кого подчинение не будет порухой чести. Борис Михайлович Лыков — ну, скажем так, средней знатности аристократ, не первого сорта и уж тем более не высшего. Он аристократ, но будет ли ему подчиняться вся армия, не будет ли местнических дел? Непонятно. Поэтому назначили вторым. Он опытен, он отважен, он предан династии, он искусен в воинских делах, тем не менее он не первый. Это вызывает у него страшную обиду. Он начинает тяжелый скандал, публичный скандал: он оказывается служить под командой князя Черкасского, он говорит много скверного о Черкасском, говорит публично. За свое дерзкое поведение он оштрафован и оставлен от воеводской службы. Он не поведет армию на Смоленск. И Черкасский не поведет. Их заменит боярин Шеин. Армия потерпит поражение, вернется назад. Шеина — несправедливо, нечестно — осудят и казнят. Может быть, Борис Михайлович Лыков видел то, что дело гиблое. Но он человек отважный, он человек безрассудный даже в таких случаях, он пошел бы и возглавил дело. Но гордыня его не позволила ему подчиниться. Как знать, может быть, он — дерзкий, несколько авантюристичный, чрезвычайно отважный, в выборе средств военной борьбы склонный к атакующему стилю — может быть, он победил бы под Смоленском, может быть, нет. Гадать сложно. Но он упустил свой шанс вновь сыграть исторически важную роль и принести России столь важную победу. Печально. Это крепко испортило его репутацию. Но так или иначе Борис Михайлович прожил еще 14 лет, скончался 2 июня 1646 года, уже в царствование царя Алексия Михайловича. И погребен был в Пафнутьево-Боровском монастыре — как боярин, как князь, как заслуженный человек, с репутацией, которая испорчена, изгажена, но тем не менее все-таки несет в себе следы прежних заслуг. Какое резюме можно сказать, обсуждая судьбу этого человека? Да сложно. Сложно. Лыков был сильной личностью, великим в своих страстях, в дурных устремлениях и в добрых. Много жертвовал Церкви. Боролся с неприятелем на поле боя всегда отважно и самоотверженно. Дважды был злостным изменником — при Лжедмитрии I и в эпоху Семибоярщины. Принес России огромное количество побед на поле брани, в том числе особенно необходимую победу над казаками в 1614–15 годах и героически оборонял Можайск в 1618 году. Как воевода он хорош, своей родне он верен. Перед Богом он и заслужен, и грешен. И вы знаете, не хватает у меня смелости, как у историка, судить его. Тут, видите ли, и хорошего много, и плохого — пестрый, чересполосный был человек. Вот пускай его и судит Сам Господь Бог. Благодарю вас за внимание. До свидания.

Все выпуски программы Исторический час

• «Кючук-Кайнарджийский мирный договор»
• «Образы эпохи в романах Ф.М. Достоевского»
• «Современный русский историк Олег Куц»

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов