«Кирилл и Мефодий». Светлый вечер с прот. Александром Тимофеевым (24.05.2018)

А. Пичугин

— В студии светлого радио приветствуем вас мы: Алла Митрофанова —

А. Митрофанова

— Алексей Пичугин —

А. Пичугин

— Сегодня здесь, в этой студии, вместе с нами и с вами этот «Светлый вечер» проводит заведующий библейским кабинетом Московской духовной академии протоиерей Александр Тимофеев. Здравствуйте!

Прот. Александр Тимофеев

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— Мы с вами выходим в эфир в День славянской письменности и культуры. В последние годы это такой довольно масштабный праздник, в разных регионах России проводятся совершенно разные мероприятия, в Москве очень широко отмечается. Это ещё и день памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Как считается, благодаря Кириллу и Мефодию мы имеем письменность — мы как потомки славян, потомки тех славян, которые населяли нашу землю. Хотя вот непосредственно Кирилл и Мефодий, вопреки тоже такому довольно распространённому заблуждению, никогда здесь не бывали, то есть в современной России, в её политических нынешних границах, Кирилл и Мефодий не были. У них была так называемая Моравская миссия в 60-е годы девятого века.

А. Митрофанова

— Ты поясни только: где Моравия. Там Чехия, Словакия.

А. Пичугин

— Вот. Нет, там не только Чехия и Словакия. Великая Моравия — это такое небольшое раннефеодальное славянское государство, которое включало в себя нынешние части, естественно не полностью, Венгрии, Словакии, кусочек небольшой Чехии.

Прот. Александр Тимофеев

— Собственно, в первую очередь Чехию, всю Чехию, кусок Словакии...

А. Пичугин

— Маленькую часть Польши и часть Украины небольшую.

Прот. Александр Тимофеев

— Часть Австрии и Венгрии небольшую. Такое специфическое расположение было, но по месту обитания славянских племён. Рядом ещё располагалась Паннония — это опять же частично Австрия, Венгрия и Словакия. То есть вот Моравия и Паннония, если на карте посмотреть, без карты трудно объяснить, но примерно вот эти современные территории. Поправлю: Кирилл и Мефодий всё-таки были на территории нынешней исторической — а Хазарская миссия? Мы это с вами не можем упустить.

А. Пичугин

— А, ну да...

Прот. Александр Тимофеев

— Дело в том, что в своё время именно Кирилл, ещё как Константин Философ известный, был послан для диспута к хазарам. Надо понимать, в каком положения Россия...

А. Митрофанова

— «К неразумным хазарам».

Прот. Александр Тимофеев

— Ну как сказать. С одной стороны, неразумные хазары: они неразумные, когда переоценили степень своих возможностей. А на самом деле Россия, Русь тех времён, была данником у Хазарского каганата. И Хазарская миссия — где они были? В Крыму были, даже дальше где-то, потому что...

А. Пичугин

— Какие-то части, возможно, Краснодарского края.

Прот. Александр Тимофеев

— Да, то есть они были в Причерноморье совершенно точно.

А. Пичугин

— Но это именно морское путешествие. Нужно понимать, что они плыли на корабле.

Прот. Александр Тимофеев

— Разумеется, морское. Потом, из Фессалоник довольно недалёкий через Босфор и Дарданеллы путь. Кстати, очень такой важный момент в истории проповеди Кирилла и Мефодия — именно Хазарская миссия. Потому что по дороге они зашли в Крым, там участвовали в обретение мощей святителя Климента, папы Римского, который, собственно, апостолом Петром был поставлен, как мы знаем.

А. Митрофанова

— А! Там Херсонес же — там море как-то вынесло ковчег с...

Прот. Александр Тимофеев

— Конечно. Первый епископ Рима — Лин; потом Анаклет, а Климент по списку третий римский епископ. Это в дальнейшем сыграло очень значительную роль, то есть это им помогло. Я напомню, что Кирилл — он равноапостольный, похоронен в храме Климента Римского, мощи его в итоге в Рим перенесены. Я бывал несколько раз в Риме в этом храме, где, по указанию папы Римского и погребён был святой равноапостольный Кирилл. То есть это такой очень важный момент. Дело в том, что во время Хазарской миссии они впервые столкнулись вот так вот близко с этим запросом на существование какой-то литературы, в первую очередь, конечно, церковной, то есть Священного Писания и богослужебных текстов на славянском языке. Вот это был первый такой важный момент. То есть нельзя сказать, что не было вообще никакой славянской письменности — она была.

А. Пичугин

— Давайте всё-таки будем говорить о том, что в Хазарской миссии они так близко со славянами не знакомились. Это уже Моравская миссия — это непосредственно знакомство со славянами. Любимый вопрос у всех на истфаке на первом курсе, на первом же зачёте: откуда есть пошла Русская земля? Даже анекдот такой, наверное, помните на эту тему.

Прот. Александр Тимофеев

— Кстати, в Корсуни, в Херсонесе, славян присутствовало большое количество.

А. Пичугин

— Но это кто были? Это были наёмные люди.

Прот. Александр Тимофеев

— В том самом Паннонском житии Кирилла и Мефодия как раз упоминается о беседе, как говорится, со славянами в Корсуне непосредственно.

А. Пичугин

— Мне кажется, что это какая-то довольно поздняя вставка. Потому что это кто могли быть? Это могла быть какая-то торговая миссия или же военные наёмники.

Прот. Александр Тимофеев

— Торговая миссия, путешественники разные — кто угодно. По крайней мере упоминается даже какое-то славянское протописьмо, которое — мы сейчас можем фантазировать: «черты и резы»...

А. Пичугин

— Вот! Самый главный вопрос: когда они пришли к славянам, они что нашли вообще в качестве письменной культуры у них?

Прот. Александр Тимофеев

— Смотрите, какая культура письменная могла существовать. Вот в отсутствии памятников мы можем, как говорится, по косным упоминаниям поспекулировать на эту тему, но упоминаются «черты и резы» какие-то, то есть какой-то вид письма. Точно идентифицировать даже не удаётся, что это: идеограммы, пиктограммы — что это за письмо.

А. Митрофанова

— Черты и резы — всё же понятно: черты.

Прот. Александр Тимофеев

— Да. Или это вид какого-то уже буквенного слога, буквенного письма. Потом, не надо забывать, что использовался рунический алфавит, использовался греческий алфавит, то есть для передачи славянских посланий могли использоваться иностранные алфавиты довольно активно. Другой вопрос, что ни один из них не идентифицировался собственно со славянским письмом, кроме вот этих черт и рез каких-то. А черты и резы, наверное, были трудно понятны для торгового какого-то обмена, для международного общения.

А. Пичугин

— На эту тему есть исследования граффити Святой Софии.

Прот. Александр Тимофеев

— Есть, да. Там много чего интересного, но если перейти непосредственно к Моравской миссии, там тоже интересный момент такой. Моравия — это первое самостоятельное славянское государство, даже, может быть, мини-империя такая небольшая.

А. Митрофанова

— То есть первая попытка объединения славянских народов. Как Карл Великий в Европе объединял франков с норманами...

Прот. Александр Тимофеев

— Ну не всех славянских народов, но, по крайней мере, первое самостоятельное, которое причём рождалось в явном противостоянии с германцами, с немцами — христианизированы уже и те и другие. При этом сильнейшее влияние немецких, как мы знаем, церковных деятелей, ведь рядом крупные города с епископами, вот, пожалуйста: Регенсбург и прочие. То есть сама территория была уже подконтрольна. Там существовали монастыри, существовали братства, которые... нам известны бенедиктинского устава монастыри, которые по уставу Бенедикта Нурсийского. Но на каком языке они могли читать Священное Писание и совершать богослужение? Очевидно, на латинском.

А. Пичугин

— Совершали миссионеры римские, которые стояли или во главе этих монастырей, или во главе приходов, которые там мало ещё существовали.

Прот. Александр Тимофеев

— Ну не римские, а в первую очередь, конечно, немецкие. Хотя славян уже было достаточное количество среди монахов простых, но их избегали поставлять в священники, например, и так далее. То есть ввиду определённого, видимо, уровня латинской грамотности и, соответственно...

А. Пичугин

— Ну как и у нас — не сразу!

А. Митрофанова

— А можно одно уточнение? Я прошу прощения. Тут два историка в студии, а я, как всегда, как белая ворона, и вклиниваюсь в разговор. Но всё-таки мне бы хотелось понять, разобраться: вы говорите о том, что Кирилл и Мефодий к нам пришли... даже вы, по-моему, об этом ещё подробно не говорили. Я хочу понять: кто их послал. Всё-так это была Византия или это был Рим? Они с чьей миссией к нам сюда пришли, кто их на это благословил? Вот о противостоянии славянских и германских земель вы упомянули, но у меня почему-то было ощущение, что миссия Кирилла и Мефодия каким-то образом с Римом связана всё-таки, не только с Византией.

Прот. Александр Тимофеев

— Да, разумеется. Давайте уточним, что, во-первых, Византия — это уже понятие новой европейской исторической науки. Константинополь — это Новый Рим, и всё это, в общем-то, Римская империя, которая себя, несмотря на очевидные отличия греческой и римской части, всё-таки осознавала единым культурным пространством. Если уж не языковым, то культурным и религиозным — точно. То есть не надо нам позднейшие реалии пытаться добавлять. Поэтому не надо преувеличивать противостояние между Константинополем и Римом того времени: то, что было позже уже через несколько столетий, там и близко такого не было. Хотя, конечно, были схизмы, расколы, но не только между Римом и Константинополем — и между другими кафедрами недопонимание было.

А. Пичугин

— Там внутри империи такое творилось, что...

Прот. Александр Тимофеев

— Конечно! Поэтому всё-таки не нужно преувеличивать. Всё-таки это единая ещё Церковь Православная, в которой существовала пентархия...

А. Митрофанова

— Это что такое?

Прот. Александр Тимофеев

— Это пять, скажем так, наиболее крупных кафедр, которые сейчас мы считаем патриаршими. То есть Римский епископ был первый по чести, второй — Константинопольский, разумеется. А здесь возникает вопрос уже: вот эти древние римские и греческие кафедры какие? — Константинополь, Александрия, Антиохия — древние столицы; Иерусалим — ради чести. И тут славяне — мощные народы, которые по сути за пределами империи древнеримской, которые наконец-то христианизируются быстро, и с ними нужно что-то делать. Если до этого, в предыдущие века, проблема стояла с христианизацией готов, например, галлов каких-то, которые жили за пределами империи, то здесь вопрос очень серьёзный: вот мощные славянские времена...

А. Пичугин

— Ещё конец девятого века — очень тяжёлые время для Византии самой.

Прот. Александр Тимофеев

— Тяжёлое, да. Но Византия с честью вышла из таких нескольких раундов противостояния с арабами, сохранила, слава Богу, территории, хотя частично они отпали, то есть вот восточные провинции. Но сейчас не будем в это углубляться. Но славяне всё-таки рассматривались как такая важная сила. Закончился иконоборческий период, закончилось противостояние, первый этап, с арабами — слава Богу, как говорится, спаслись. Теперь вопрос о миссии. Вот именно в девятом веке активно развивается миссия. В Константинополе несколько патриархов... там происходит низложение и избрание то одного, то другого.

А. Митрофанова

— Фотий, по-моему, такой фигурировал.

Прот. Александр Тимофеев

— Фотий очень известный, действительно, выдающийся деятель, безусловно, просвещённейший человек, библиотекарь, то есть светило науки на самом деле.

А. Митрофанова

— При этом довольно суровый, насколько я понимаю. Его иногда с нашим Патриархом Никоном сравнивают.

Прот. Александр Тимофеев

— Не знаю, я не вижу близких параллелей Патриарху Фотию, но это, безусловно, интеллектуал. Но интересно, что как раз при Патриархе Фотии активно начинает развиваться миссия. Параллельно какие процессы идут: в Киеве в это время появляется первая группа не только миссионеров, но история с Аскольдом и Диром, которые пошли воевать с Константинополем — вот эти древние цари русов. Их море разметало, мы знаем, они крестились после этого — можно почитать эту известную историю. И первый, миссионерский ещё, епископ в Киеве, по сути дела, в это время должен появляться.

А. Пичугин

— Десятинная церковь появляется...

Прот. Александр Тимофеев

— Десятинная церковь — это позже, при князе Владимире. Мы говорим о событиях больше чем за сто лет ранее, то есть это одновременно происходит. Кстати говоря, наш упоминаемый, как мы церковный диптих читаем: первого митрополита Киевского Михаила мы поминаем. Он, скорее всего, не Киевский митрополит времён князя Владимира, а, скорее всего, это миссионерский епископ, поставленный в Киев вот в эти времена как раз Аскольда и Дира, Патриарха Фотия. То есть он остался у нас в диптихе как первый, сейчас эта история расшифровывается. Надо сказать, что очень сложно, но тем не менее в двадцатом веке вроде бы расшифровали, что, скорее всего, всё-таки речь идёт о попытке христианизации столетием раньше. И в это же время Хазарская миссия Кирилла и Мефодия, когда Константин Философ отправляется для диспута. Византия ведёт на тот момент активнейший богословские диспуты с кем? Кто от хазар? У хазар верхушка иудейская — диспуты идут с иудеями. Идут диспуты с мусульманами активнейшие, то есть эти диспуты при стечении народа — чья вера победит, и тут надо отправлять искуснейших людей. Вот Константин Философ как знаток и философии, и языков, и богословия, видимо, блестящий оратор, видимо, блестящий защитник Православия на этих диспутах — вот он посылается то туда, то сюда, скажем так, как руки того же самого Патриарха Фотия.

А. Митрофанова

— То есть это такое фактически ток-шоу, но только с очень важным значением.

Прот. Александр Тимофеев

— Да. И девятый век крайне даже, может быть, не характерный для Византии — он активно миссионерский, очень активно миссионерский. Как говорят, Византия не очень активной в миссионерстве была, больше там рассчитывали на постепенное какое-то, может быть, даже стихийное распространение Христианства, а вот здесь как раз самое миссионерское время. А если говорить про собственно вот эту Моравскую миссию, то есть в 863 году в Константинополь приходит посольство от великого моравского князя Ростислава — того самого первого создателя, наверное, первого славянского государства — с просьбой прислать учёных людей. То есть он обращается, вот я буквально процитирую: «Земля наша крещена, но нет у нас учителя, который бы наставил и поучил нас, и объяснил святые книги».

А. Пичугин

— Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня протоиерей Александр Тимофеев, заведующий библейским кабинетом Московской духовной академии. Мы, в День славянской письменности и культуры, в день памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия говорим об этих людях, говорим об их миссии. И вот сейчас как раз отец Александр перешёл непосредственно к главной нашей теме: к тому, как же и почему Кирилл и Мефодий появились на славянских землях.

А. Митрофанова

— А можно, пока мы ещё в эту тему не углубились, небольшой вопрос? А кто они, собственно, сами были? Мы знаем их сегодня как братьев Кирилла и Мефодия. По-моему, Кирилла изначально звали Константин — это уже имя, которое он в схиме принял. Да?

Прот. Александр Тимофеев

— Константин — совершенно верно, да.

А. Митрофанова

— А что это были за люди? Потому что про эпоху мы сейчас чуть-чуть поговорили. А что за личности вот эти два святых человека, благодаря которым мы сегодня умеем читать и писать фактически теперь уже на русском языке? Они были первопроходцами, потом, чуть позже, поговорим об их учениках. Я так понимаю, что всё-таки не они до конца довели дело организации у нас письменности. Но какими чертами характера надо обладать, чтобы в такое время, когда тут какие-то хазары, тут франки, тут Византия, тут Рим... Вообще, я не знаю: как сориентироваться? У человека нет в это время интернета, у него нет вообще никакого доступа к каким-то источникам информации, которые ему позволяли бы в одной точке пространства ориентироваться в том, что происходит вокруг. И при этом они идут в какие-то совершенно неведомые для них земли, организуют там алфавит, даже два — кириллицу и глаголицу, — организуют там обучение, переводы книг. И всё это каким-то абсолютно таким ручным трудом и своей головой.

Прот. Александр Тимофеев

— Но ещё и ножным, потому что зачастую приходилось пешком ходить. Действительно, это колоссальный труд, нам сейчас трудно это представить. Давайте немножко о них — о святых Кирилле и Мефодии. Они были родными братьями, отец в Фессалониках, в их родном городе, занимал высокое положение, то есть был заместителем главы города, скажем так, заместителем мэра, говоря современным языком. У них разница около 12 лет, то есть Мефодий — старший, Константин — младший был. Причём Мефодий был военачальником, причём воевал в тех многочисленных войнах, в которых тогда Восточно-Римская империя вынуждена была участвовать. Он активно участвовал, был военачальник, то есть он порядка 10 лет был даже управляющим одним из славянских княжеств на границе Византии, то есть он в этом смысле вёл активную политическую жизнь. Константин немножко другого склада человек: он изначально был таким вот книжным, как бы мы сказали, книжным, кабинетным учёным, может быть, склонным к изучению языков. Но у них стремления были общие, и отец их был очень благочестивым, и они оба стремились к монашеству, что интересно. И хотя Константин был тоже при дворе императора, но он последовал за братом. Мефодий, прослужив в армии, выйдя в отставку, ушёл на гору Олимп — вот ту самую, знаменитую. То есть Олимп, на самом деле, был центром монашества, там масса монастырей было. И там, упокоившись от военных трудов, Мефодий предавался молитве. То же самое и Константин, то есть он ушёл сознательно от карьеры придворной, то есть он не женился, не занял никакой должности сановника — мог бы, разумеется, ему и предлагали. Там очень почётная должность, которую он мог с успехом занимать, это библиотекарь — как раз Патриарх Фотий был в своё время был библиотекарем. Но они всё время стремились к уединению, и всё время их из монастыря вызывают. То есть они стремятся Богу служить и, видимо, чувство долга и послушания у них превалировало. Вот это очень важно — что оба они осознают свою миссию как служение Богу и людям, ради которой приходится жертвовать своими собственными желаниями. Конечно, в покое, в монастыре молиться, поститься, читать книги — о чём ещё можно было мечтать для человека такого склада? А тут просит Патриарх отправиться — приходится идти, при том, что у Константина слабое здоровье.

А. Митрофанова

— Слушайте, вообще, конечно, это очень интересный тандем.

Прот. Александр Тимофеев

— Константин ведь молодым умер — в 42 года, именно просто переутомившись в этих путешествиях, тяготах.

А. Митрофанова

— Да и немудрено. Я просто думаю, что тандем — смотрите: один стратег, получается, если он военачальник, значит, у него стратегическое мышление развито, и тактическое, собственно, тоже; другой филолог. И вот они вдвоём со своими вот этими талантами фактически перевернули нашу жизнь.

Прот. Александр Тимофеев

— Ну да. Мефодий недаром и игуменом монастыря был, и в дальнейшем стал архиепископом. Кстати говоря, с точки зрения церковного поминания, мы всегда не Кирилл и Мефодий, как в светском, а Мефодий и Кирилл, потому что Мефодий-то — архиерей, а Кирилл всё-таки монах. Поэтому его первым: Мефодий и Кирилл — учителей словенских поминаем.

А. Пичугин

— Кстати говоря, да!

Прот. Александр Тимофеев

— В светском воспоминании, обратите внимание, Кирилл и Мефодий больше видим, потому что, видимо, кириллица — из-за азбуки. А в Служебнике у нас, посмотрите: Мефодий и Кирилл — учители словенские.

А. Митрофанова

— А давайте теперь поговорим собственно про азбуку. Кириллицу-то кто создал?

Прот. Александр Тимофеев

— Давайте. Когда их приглашает в определённый момент великий моравский князь Ростислав к себе, чем они занимались? Вообще их пригласили, если по-славянски прочитать житие, там — «наставить нас на всякую правду». «Правда» — это подразумевалось «право слово», то есть требуется перевод и толкование канонических и юридических текстов. Это интерес князя Ростислава. Кроме того, он приходит и видит нужду в славянских монахах. Надо обратить внимание на бенедиктинский устав. Там ведь было принято внимательное чтение Священного Писания — именно у бенедиктинцев. Древний устав Бенедикта Нурсийского, напомню, что он был заимствован у египетских монахов когда-то, то есть древний такой православный восточный устав, то есть на Запад он пришёл, поскольку Бенедикт был учеником восточных монахов. Священное Писание прочитывалось полностью, причём там интересно, даже не нормировано: «Читаем до тех пор, пока игумен не скажет: «Хватит!» Вот там чтение с рассуждением, с размышлением. Вот есть такой термин «мелете», то есть внимательное, молитвенное чтение, по-славянски буквальный перевод этого слова «поучение» — поучение в Священном Писании, то есть читаем, размышляем, толкуем, применяем к своей собственной жизни. Это глубочайшее изучение Священного Писания, каждого его слова — это касалось и Ветхого и Нового Завета. Разумеется, это лучше делать на родном языке. На латыни это сложно делать — вот откуда идёт запрос на перевод. Вот эти братья моравские просят перевести. Собственно, они начинают перевод, и для этого создаётся специальное письмо — это глаголица, изобретение Константина Философа. Причём он очень быстро... видимо, он размышлял на эту тему уже: если вы глаголический алфавит посмотрите — там оригинальное написание букв.

А. Пичугин

— Хорваты его используют до сих пор...

Прот. Александр Тимофеев

— Глаголическое письмо активнейшим образом использовалось в Новгороде, например. У нас масса глаголических памятников. И в Киеве встречается, береста встречается, вот несколько лет назад на костях нашли надписи глаголические.

А. Пичугин

— Да-да. Я к тому, где сейчас может среднестатистический человек, наш слушатель, увидеть глаголическое письмо не с экрана компьютера, а вживую. Если кто-то будет из вас в Хорватии, в Загребе, например, там есть.

Прот. Александр Тимофеев

— Причём хорваты католики сейчас, но тем не менее в качестве своего национального наследия они используют до сих пор... вон в Загреб приедете, там граффити даже, краской пишут глаголицей, то есть совершенно живое письмо. Молодёжь, конечно, пишет...

А. Митрофанова

— Слушайте, а красиво, наверное?

А. Пичугин

— Красиво, я тебе фотографии покажу из Загреба.

Прот. Александр Тимофеев

— Красиво, между прочим, да.

А. Митрофанова

— У меня брат увлекается граффити, я ему покажу. Думаю, что это такая интересная идея, между прочим.

А. Пичугин

— Всё! Теперь стены наших домов будут разрисованы!

Прот. Александр Тимофеев

— Потом даже славянские монахи говорили, что «наше письмо лучше греческого». Почему? Потому что специального для перевода Евангелия, для перевода Святого текста было сделано и собственно делалось под церковную деятельность какую-то. А у греков что там сначала было? Всякие языческие нечистые тексты писались этим письмом. Во всяком случае, глаголица. Он где-то за полмесяца буквально это письмо, видимо, отрабатывает. Оно удивительное действительно: чем-то напоминает грузинские, армянские начертания букв, но видно, что специально создано.

А. Митрофанова

— Простите, отец Александр, вы сказали за полмесяца?

Прот. Александр Тимофеев

— За полгода. За полгода где-то примерно считается, если по житию.

А. Митрофанова

— То есть он за полгода создаёт алфавит и письмо? Это что за мозг вообще такой?

Прот. Александр Тимофеев

— Создаёт алфавит. Он уже, видимо, размышлял, я так думаю, на эту тему во время своих путешествий. У него уже было хорошее знание славянского языка, начиная с Фессалоник. Фессалоники, кстати, если мы помним, это столица Македонии — греческий город, там славян было много. Он всё-таки и фонетику, звукопередачу славянскую учитывал, то есть это хороший алфавит, предназначенный именно для передачи особенностей славянской речи, славянского языка. И вот первый памятник, видимо, это Четвероевангелие, причём, видимо, весь текст, а дальше вообще всё Священное Писание Нового Завета. Значит, самое первое от Кирилла и Мефодия что дошло до нас — это весь Новый Завет, то есть славянский Новый Завет — это дело их рук непосредственно. Причём интересно, что среди филологов долго спор шёл: какое Евангелие первично. Есть такое понятие как «апракос-Евангелие», а есть понятие «тетр», то есть Четвероевангелие. Сейчас поясню для слушателей. «Апракос» — это славянский термин, от греческих слов происходящий: «а» — отрицательная частичка; «пракос» — это немножко искажённый глагол «прато» — «делаю». То есть буквально если переводить: Евангелие, которое читается в недели или в праздничные дни. То есть подборка праздничных чтений, то есть когда на буднях не читается. В основном, если мы возьмём миссионерский храм, храм приходской — ну когда там могли читать? Богослужение совершалось в праздничные дни: в воскресенье и праздники. Поэтому нужен был не полностью евангельский текст, а зачала, подобранные под эти праздники. А вот интересно, что, поскольку, по всей видимости, первичен вот этот «тетр»... То есть что такое Четвероевангелие? — полный текст, когда всё сразу переводится. Он был сделан, видимо, по заказу тех самых бенедиктинских монахов, которые читали Евангелие ежедневно, а не только на праздники, то есть оно им нужно для такого созерцательного чтения. Поэтому, к счастью, мы имеем изначально Кириллом и Мефодием переведённый полный текст Священного Писания — вот это очень интересно. Повторюсь, что это глаголический текст.

А. Пичугин

— У нас небольшой перерыв. Мы вернёмся обязательно к нашему этому очень интересному, как мне кажется, разговору через минуту ровно. У нас в гостях сегодня протоиерей Александр Тимофеев — заведующий библейским кабинетом Московской духовной академии. В день памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, в День славянской письменности и культуры мы говорим о том, как же мы здесь, в славянских землях, письменность получили, а дальше, с помощью культуры, развивали. Алла Митрофанова, я — Алексей Пичугин. Через минуту снова здесь.

А. Митрофанова

— Ещё раз добрый «Светлый вечер», дорогие слушатели! Алексей Пичугин, я — Алла Митрофанова. И с удовольствием напоминаю, что в гостях у нас протоиерей Александр Тимофеев — заведующий библейским кабинетом Московской духовной академии. Мы, в День славянской письменности и культуры, говорим о тех людях, благодаря которым мы эту письменность и культуру, собственно говоря, и имеем. Здесь, может быть, сегодня для кого-то преувеличением звучит, что письменность и культура — это те две вещи, которые у нас благодаря Кириллу и Мефодию. Отец Александр, может быть, краткое такое отступление от нашей основной темы: насколько связан вот этот толчок в развитии культуры с тем, что в народе появляется письменность? Почему это принципиально важный момент? И почему так получается, что в большинстве культур именно с перевода сакральных текстов письменность и начинается?

Прот. Александр Тимофеев

— Во-первых, это же не просто перевод сакральных текстов. Евангелие необходимо знать, читать для христианской жизни, то есть был, конечно, у самих равноапостольных Кирилла и Мефодия миссионерский интерес. Но опять же, ещё раз повторяю, они монахов, которые не новоначальные были, а пришли в монастырь давно, выполняют запрос, то есть они уже читают, знают, изучают. И разумеется, если мы ранжируем тексты, что первое переводили, для христианина самое важное? Конечно, Евангелие — слово о Христе, слово Самого Христа. Поэтому с Евангелия, разумеется, начинается перевод. Что касается вопроса о том...

А. Митрофанова

— Письменность и культура. У нас же говорят сегодня часто, что, слушайте, вот Дохристианская Русь — там тоже была богатейшая культура и так далее. Просто от неё либо мало что осталось, либо то, что осталось, сейчас замалчивается — я такую тоже точку зрения слышала.

А. Пичугин

— Да, что где-то это под каким-то спудом хранится, что пока ещё не нашли.

А. Митрофанова

— При этом есть другая точка зрения: что всплеск в развитии культуры начался именно после того, как у нас появилась письменность. Кто прав-то в итоге?

Прот. Александр Тимофеев

— Если так рассудить трезво: что нам может предложить Дохристианская Русь? Разного рода языческие сказки, сказания какие-то мифологические, причём довольно примитивные.

А. Пичугин

— Поздние. Смотрите, что у нас есть, из даже сказаний, раньше девятнадцатого века, обнаруженного (неразб.) киевского цикла?

Прот. Александр Тимофеев

— У нас ничего нету, кроме как... в христианских же летописях обрывочных сведений нет, то есть всё остальное — это реконструкция, ни одного языческого текста до нас не дошло. Все эти «Голубиные книги» и прочие вещи — довольно поздние подделки или реконструкции. То есть у нас нет языческих текстов. Вопрос: насколько они были ценные. Обычно обвиняют, что злые христианские монахи всё сожгли, богатейшую культуру уничтожили. Ну а что могла эта культура предложить?

А. Пичугин

— Что-то ценное — то оно бы было позднее инкорпорировано просто в Христианство.

Прот. Александр Тимофеев

— В том-то и дело. Вот ценные вещи, с философской, исторической, культурной точки зрения, допустим, в той же греческой культуре, они всё-таки вошли: Платон, Аристотель.

А. Митрофанова

— Хороший пример!

А. Пичугин

— А в Стамбул приезжаете — колонны стоят, ещё оставшиеся не просто от императорского, а ещё и древнегреческого...

Прот. Александр Тимофеев

— Даже представлявшие собой действительно что-то ценное, допустим, произведения языческие, очевидно, но эпические: Гомер, Гесиод — то есть самые первые произведения европейской литературы, 8–7 век. Для христиан они представляли интерес — да, они сохранились, до нас дошли. Видимо, ничего такого уж совсем выдающегося, чтобы можно было поставить на другую чашу весов, не предлагало славянское язычество. Ведь народ-то был всё-таки дикий, варварский.

А. Пичугин

— А потом, мы что имеем в виду под славянскими землями? Это южные славяне, это нынешняя Восточная или Центральная Европа? Или это наша Центральная Россия, в которой мы сейчас находимся? Если мы говорим про Центральную Россию, то здесь славяне появляются очень поздно, гораздо позже, чем... Первые самые приходят примерно после миссии Кирилла и Мефодия — там 9–10 век. Здесь они встречаются с финнами, чья культура сохранилась гораздо лучше, кстати говоря. И финно-угорские культуры мы можем проследить до сего дня в дальних подмосковных рязанских сёлах. У Рыбакова есть целое исследование северных культур, которые в свою очередь хорошо вошли в христианскую жизнь. Хотя Рыбаков, конечно, странный исследователь.

Прот. Александр Тимофеев

— Может быть, пораньше: первые славянские переселенцы, наверное, в седьмом веке у нас здесь, в Средней России, появляются. Они постепенно вытесняют финно-угров, воюют с ними и так далее.

А. Пичугин

— Термин «Древняя Русь» сохраняется до двенадцатого века примерно в наших землях.

Прот. Александр Тимофеев

— Во всяком случае, мало что ценного могли предложить. Смотрите, первое оригинальное произведение славянское наше — что это? Ученик Кирилла и Мефодия Климент Охридский, замечательный совершенно ученик, а я хотел бы сегодня обязательно отметить, что, помимо известных Кирилла и Мефодия, вообще мы должны почитать как минимум пять его ещё выдающихся учеников, хотя только в Моравии насчитывалось порядка 50 учеников, в Паннонии ещё 50, то есть их довольно много было. Но вот пятеро, которые действительно потрудились для нашей с вами культуры, то есть мы имеем от них осязаемое наследие. Значит, это Климент Охридский — он был Величским епископом. Охрид — это современная славянская Македония, не греческая Македония, как говорят: бывшая югославская республика Македония.

А. Митрофанова

— На границе с Албанией, да.

Прот. Александр Тимофеев

— Охридское озеро пополам делится между Албанией и Македонией. И вот будучи вытесненными из Моравии и Паннонии, собственно уже после смерти Кирилла, вынуждены были вернуться туда — они, кстати, там бывали уже, Кирилл и Мефодий, раньше. И вот их ученики начинают с Охрида, то есть это уже Болгарское царство, это мы не о Моравии говорим, не о том славянском царстве, а о новом, так называемом Первом Болгарском царстве. Охрид сыграл колоссальную роль. Вот Климент, как считается, был первым славянским миссионерским епископом. Он был назначен Величским, а это значит, что это вообще территория Албании, как ни странно. То есть с другой стороны от Македонии — Охридское озеро, это Берат современный, если посмотрите на карту, там вот этот городок. И с титулярным Величским наименованием Климент, как миссионерский епископ славян, продолжает дело Кирилла и Мефодия. Он переводит, нам точно известно, Цветную Триодь, например. Что такое Цветная Триодь? Это наше самое главное богослужебное песнопение — Пасха. Каноны Иоанна Дамаскина, которые были буквально за сто с небольшим лет до него сочинены, произведения Космы Маюмского — вот эти замечательные вещи он переводит для славян, чтобы они не только Священное Писание могли читать, но и богослужение, в первую очередь, конечно, пасхальное, совершать на своём родном языке. Об этом мы знаем из жития Климента Охридского. Спустя почти два столетия после него знаменитый Феофилакт Охридский, или Феофилакт Болгарский, толкователь Священного Писания, он им оставил. Феофилакт сам был греком по происхождению, но вот он пишет житие своего замечательного предшественника. И вот там первыми, собственно, произведениями являются проповеди Климента Охридского — это первое оригинальное дошедшее до нас произведение славянской культуры, рождённое уже славянским гением. Оно очень красивым языком написано, на вот этой новой азбуке создано, произнесённое, разумеется, в связи с совершением богослужения.

А. Митрофанова

— А эта азбука всё-таки глаголица или кириллица? Потому что этот момент мы тоже так завесили чуть-чуть, а хочется прояснить.

Прот. Александр Тимофеев

— Первоначально как раз использовали глаголическое письмо — вот в Охриде глаголическая традиция. Охрид — замечательный город, кстати говоря, в Македонии современной. Тем, кто в нём не был, рекомендую посетить, он немножко сейчас в стороне...

А. Митрофанова

— Алёша сидит, кивает — он не был, а я была, он мне завидует.

А. Пичугин

— Вздыхаю, да. Потому что у меня какая-то необъяснимая совершенно любовь к Балканам. И единственная, пожалуй, из стран, которая мной не исследована, это Македония.

А. Митрофанова

— Гештальт незакрытый.

А. Пичугин

— И гештальт незакрытый, да, абсолютно. А Алла была.

Прот. Александр Тимофеев

— Вот если кто-то составляет список городов, которые хотел бы посетить до того, как покинет этот мир, тем православным славянам, по крайней мере, я рекомендовал бы Охрид туда внести. Город совершенно уникальный, красивейший. Во-первых, там пресноводное озеро — 700 или 800 метров над уровнем моря, они его делят с Албанией пополам. Очень красиво, там можно и покупаться летом. Я там много раз бывал: и на конференциях, и с семьёй туда, кстати говоря, съездил, то есть там прекрасный такой город. И там масса древних храмов осталось, совершенно замечательная балканская культура: великолепные росписи древние, фрески.

А. Пичугин

— Я сейчас, мне кажется, выйду из студии уже...

А. Митрофанова

— И пойдёшь покупать билет!

Прот. Александр Тимофеев

— Да, и в Скопье — столице Македонии... Охрид немножко в стороне — там ещё надо несколько часов на машине ехать...

А. Митрофанова

— Ой, они очень разные, мне кажется.

Прот. Александр Тимофеев

— Да. Там, кстати, можно остановиться, посмотреть. Там на берегу, например, в самом Охриде, храм Климента Охридского, где, собственно, его мощи находятся. Он, кстати, не Охридский — он был Величский, он перенесён был туда. Этот храм был разрушен, потом восстановлен, слава Богу. На берегу Охридского озера монастырь святого Наума Охридского расположен — древнейший храм. Заходите, там такие колонны и на них сохранились вот эти граффити как раз глаголицей, глаголические, то есть какие-то паломники приходили и ковыряли там, писали глаголицей. Представляете?

А. Митрофанова

— «Здесь был Вася», — на глаголице, да?

Прот. Александр Тимофеев

— Более благочестивые обычно надписи, хотя имена тоже оставляли. Там есть несколько надписей таких есть — вот очень интересно. Там просто помолиться, посидеть в этом древнейшем месте славянской культуры — с девятого века всё это начинается, там всё очень интересно. И вот отсюда начинаются первые шаги вот такой собственно славянской культуры. Параллельно в храмах ведётся богослужение на греческом языке, и появляются первые храмы славянские — вокруг Охридского озера как раз, начиная с разных сторон. Причём то, что мы говорим Албания — это современная Албания. Вот эти албанцы православные, они на самом деле ассимилированные славяне, вот эта часть албанцев, потому что албанцы разные есть. Православная Церковь Албании состоит из этих же самых славян, то есть мы их, с точки зрения этноса, может быть, к западным болгарам бы отнесли. Потому что болгары же тоже разные: есть болгары тюркского происхождения — Болгарский каганат же был когда-то, они переселились сюда и ассимилировали местное население славянское. Собственно македонцы, вот эти жители Охридского озера, это самые такие славянские славяне как раз вот из южных славян, но это я полушутя говорю.

А. Митрофанова

— Интересно. Кириллица-то когда появляется в итоге?

Прот. Александр Тимофеев

— Кириллица появляется позже. Понимаете, кириллицу ввёл не Кирилл. Когда мы говорим про Первое Болгарское царство — это Преслав, знаменитая столица, Преславское царство, царь Симеон Первый — царь Первого Болгарского царства. Там пытаются продолжить вот эту линию культуры, но из-за сложности, видимо, глаголицы изобретают алфавит, который называется в честь Кирилла, первоучителя, кириллицей. Как понимаете, кириллица гораздо больше, чем глаголица, похожа на греческий алфавит. И кириллица уже из Преслава распространяется — это уже начало десятого века. То есть параллельно какое-то время существуют два алфавита довольно долго, они на Руси вот у нас в домонгольский период ещё продолжают встречаться параллельно, но постепенно кириллица вытесняет глаголицу. С Преславом и с Болгарским царство вообще интересно, смотрите: Святослав — отец равноапостольного князя Владимира. Он очень любит Болгарию, помните? Он захватывает Болгарию. Вот там упоминается Переяславль какой-то, предполагают, что это и есть Преслав, судя по всему, но нет однозначного, правда, мнения.

А. Пичугин

— Очередной Переяславль. Их много у нас. Три только ныне существующих — один под названием «Рязань».

Прот. Александр Тимофеев

— Да, очень славянское название города такое: «переять славу», видимо, у кого-то. И вот интересно, что как раз оттуда, из Болгарии, заимствуется комплекс богослужебных книг при крещении Руси. Понимаете, 988 год — дата крещения Киева, вот то самое — на реке Почайне, притоке Днепра. Весь комплекс богослужебных книг, Евангелие, Апостол, полностью вся литература — ведь у нас нет никаких следов в Киеве нового перевода — всё берётся прямо оттуда, из Болгарии, уже готовое. И мы с вами от этого македонского текста видим полную зависимость, то есть всё то, что появляется у нас на Руси, имеет прямое преемство от Климента Охридского, посредством Преслава, переложения на кириллицу, и от Кирилла и Мефодия, соответственно. То есть у нас в Киеве появляется после крещения, самая такая прямая традиция оттуда идёт.

А. Митрофанова

— Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня протоиерей Александр Тимофеев — заведующий библейским кабинетом Московской духовной академии. Мы говорим о Кирилле и Мефодии — тех самых людях, благодаря которым мы сегодня имеем наш алфавит, нашу письменность. И благодаря их ученикам, из которых отец Александр пять особо так выделил, потому что кириллицу изобрёл не Кирилл, она появилась позже — она названа в его честь. Вот всё-таки когда пытаешься понять: а как же шло распространение этого нового языка, как его называют — кто-то церковнославянским, кто-то старославянским и так далее... Вот получается вы про Моравию говорили, про вот это сплетение Чехии, Словакии современных, части Польши, я так понимаю, что там всё-таки миссия провалилась, там не вышло именно у Кирилла и Мефодия. А то, где получилось — Болгария — вот это как раз земля, которая дала какие-то обильные плоды.

Прот. Александр Тимофеев

— Миссия не то чтобы провалилась, её всё-таки агрессивно прикончили в каком-то смысле, потому что там борьба очень серьёзная была вот именно не только латинского, но и в целом немецкого влияния. И сама Моравия испытывала очень сильное давление окружающих государств. В общем, её мадьяры, венгры, окончательно разрушили. Там само славянское государство практически прекратилось. Мы знаем, что и сейчас Чехия и Словакия под сильнейшим немецким и латинским влиянием долго находились. С чем приходилось Кириллу и Мефодию полемизировать? С так называемой трёхъязычной ересью, то есть была распространённая идея, в первую очередь у латинских богословов, конечно, что возможно и богослужение, и Священное Писание иметь только на трёх языках. Вот как была подписана дощечка над Крестом Спасителя по-еврейски, по-гречески и по-римски — вот это три священных языка. Соответственно, можно иметь Священное Писание только на них. На еврейском, допустим, богослужения не было, но Ветхий Завет был на еврейском — его принимали. А так — либо греческий, либо латынь. Соответственно, условием распространения Евангелия или вообще Христианства был обязательно переход на латинский язык, например, если мы возьмём Запад. В Константинополе, конечно, другая была идея, то есть там вполне допускали в пределах Византийской империи и миссий этих, даже считали это хорошим делом, перевод Священного Писания и богослужения на языки народов, на которых им было бы понятнее и ближе.

А. Митрофанова

— По сути Кирилл и Мефодий боролись с этой трёхъязычной ересью. У меня тогда возникает вопрос, может быть, неудобный, простите: если тогда для распространения и лучшего понимания людьми Священного Писания и богослужения решили перевести с латыни и греческого на национальные языки вот эти тексты, почему тогда сегодня настолько консервативны мы в вопросе сохранения именно церковнославянского языка именно как основного языка богослужения? Это не повторение той самой?.. я не хочу сказать в данном случае «ереси», но почему тогда Византия позволяла разные переводы, а сейчас мы стоим на одном языке?

Прот. Александр Тимофеев

— Для этого есть причины, давайте попробую их как-то перечислить. Вот одна из причин — это всё-таки действительно единство славянского мира. Вот я прекрасно помню, как я со своими детьми, которые приходят в наш храм, разумеется, они маленькие ещё были, мы путешествовали по Балканам неоднократно. Вот сын мой, ему 10 лет, приходит в храм, слышит славянское богослужение, говорит: «Папа, они молятся на русском!» — открытие ребёнка. То есть когда мы разговариваем с македонцами, с сербами, в принципе мы друг друга понимаем... Обычно я вот общался как с сербами, с македонцами? Они говорят на сербском — я их понимаю, я говорю на русском — они меня понимают. Вот такое интересное общение. Но когда мы приходим вместе в храм, то полностью понимаем всё. Хотя сейчас они отчасти переходят от славянского — и сербы, кстати говоря, и македонцы, — то есть используют элементы своих родных языков. У них, допустим, ектеньи переведены на македонский или на сербский язык. С Македонией вообще проблемы — они, к сожалению, в расколе, это очень такая большая боль на самом деле.

А. Пичугин

— Но их сейчас Болгарская Церковь признаёт.

Прот. Александр Тимофеев

— Они очень рассчитывают, что мы им поможем — македонцы. На самом деле надо бы помочь, потому что там раскол, конечно, по политическим причинам.

А. Пичугин

— Да, абсолютно! Там нецерковная составляющая.

Прот. Александр Тимофеев

— Там есть церковная составляющая...

А. Пичугин

— Но она страдающая составляющая, так скажем.

Прот. Александр Тимофеев

— Сербы не хотят им давать автокефалию, хотя на самом деле, конечно, Охридская кафедра гораздо старше даже по времени происхождения — она автокефальной была, когда ещё Сербской не было вообще. Есть такая проблема. Но я хотел сказать, что македонцы нынешние очень переживают, и было бы очень неправильно называть их злостными раскольниками — они очень хотят единства. То есть я с македонцами общался и с предстоятелем неоднократно Церкви Македонской, и с епископами, и со священниками, и с простыми людьми. Что это за раскольники, которые хотят единства? Они как раз, наоборот, хотят быть вместе со всеми православными. Я считаю, что мы незаслуженно их игнорируем, может быть, отчасти по той причине, что балканские проблемы мы всегда через сербов рассматриваем, а это не очень правильно: у сербов есть свои проблемы, свои интересы, но мы не можем весь этот балканский узел проблем через сербов рассматривать.

А. Митрофанова

— Так, хорошо, но у нас при этом сохраняется всё равно...

Прот. Александр Тимофеев

— Да, но вернёмся к нашим проблемам богослужения. То есть, например, вот это единство славянских народов, которое сейчас агрессивно, между прочим, опять со стороны... а всё те же действующие силы: Евросоюз, допустим, который навязывает свою стандартную модель общества, языка и так далее всем славянским странам. И это как раз в противовес такому славянскому единству — это же проблема, и эта проблема во многом симметрична той, с которой столкнулись Кирилл и Мефодий: самостоятельность, самобытность, оригинальность славянской культуры, славянского языка, которые они отстаивали, не будучи славянами, будучи греками. То есть они умели это ценить и уважать — это дорогого стоит. И поэтому просто отказаться от славянского языка — это было бы неправильно. То есть можно и нужно заниматься исправлением богослужебных книг, переводами параллельными, но не полностью же отказываться. Потом, вообще исторически мы знаем, что язык древний, на котором столетия или даже тысячелетия молится, допустим, нация, он является её достоянием. К примеру, давайте вернёмся во времена апостолов. Апостолы на каком языке разговаривали? На арамейском — это имперский язык, который после вавилонского плена у них был. А Священное Писание на каком языке читали и на каком языке проповедовали в синагогах? На еврейском. То есть такое же соотношение между арамейским и еврейским примерно, как между русским и церковнославянским.

А. Пичугин

— Но оба языка живые: арамейский на тот момент был живым.

Прот. Александр Тимофеев

— Еврейский был живым исключительно как богослужебный язык, вот больше ни в каком смысле. На нём если и говорили... но я тоже могу по-славянски говорить — я проповедь могу на славянском сказать. То же самое, как раввины в первом веке могли говорить на еврейском. Другой вопрос, что он потому был жив, что люди читали Священное Писание, изучали, в синагогах он использовался: псалмы пели на каком? — на еврейском, не на арамейском. Очень интересный момент: при этом существовала традиция параллельного чтения, с переводом, с толкованием. Например: читается на древнееврейском текст, а потом... как вот ещё в ветхозаветных синагогах была традиция «таргумов»: Ветхий Завет переводится устно на разговорный арамейский и произносится некоторая проповедь, толкование, объяснение, чтобы более доходчиво объяснить. На самом деле славянский язык начинался когда-то с этого самого. Посмотрите: богослужение. Что значит миссионерское богослужение во времена, например, Климента Охридского или Кирилла и Мефодия? Вообще богослужение, если греческое, то на греческом языке, латинское — на латинском. Но при этом прочитав Священное Писание на латыни или на греческом, останавливаемся и читаем на славянском — вот с чего начиналось. То есть для лучшего понимания. То есть если ориентироваться на традицию апостолов, у которых то же самое было богослужение... более того, я вам скажу, что греческие переводы Евангелия родились именно в таком смысле, то есть Евангелие от Матфея мы знаем, что было на еврейском сначала написано — для евреев, которые знали иврит хорошо. А потом устно, вот как таргумы переводились на греческий — вот известная проблема соотношения в первых Евангелиях: какой текст первый — синоптическая проблема так называемая, она известно, как решается. То есть греческий и еврейский ещё в первоапостольской общине сохранялись. И у Кирилла и Мефодия была, по сути дела, та же система. И сейчас мы можем, например: читаем на славянском Священное Писание, прочитал Евангелие или Апостол, параллельно взял и тут же прочитал на русском современном языке. То есть не отказался от древнего текста, но прочитал некоторые объяснения. А дальше, вот так по логике, должна была бы быть проповедь, потому что проповедь в нашем богослужении, вообще, положено после Евангелия говорить.

А. Пичугин

— Это советская традиция — не говорить, потому что были запрещены проповеди, именно были запрещены проповеди после Евангелия. А после уже самого непосредственно богослужения, когда священник рассказывает...

Прот. Александр Тимофеев

— Боюсь, это традиция ещё досоветская: уже в синодальные времена стали неохотно проповедовать люди.

А. Пичугин

— Может быть, проповедовали неохотно и не всегда, но окончательно она была искоренена после Евангелия в богослужебной традиции именно в советское время.

Прот. Александр Тимофеев

— А проповедь, именно как толкование Евангелия, должна следовать всё-таки после чтения Евангелия, потому что это дело миссионерское. Проповедь священника — это продолжение объяснения проповеди апостолов.

А. Пичугин

— У нас остаётся всего несколько минут. Тут важная тема ещё.

Прот. Александр Тимофеев

— Может быть, чуть-чуть вот на этом давайте попробуем сосредоточиться, вот очень важный момент. У меня глубокое мнение, что богослужение на славянском языке — когда люди говорят, что непонятно, — не потому непонятно, что там язык другой. Если вдуматься и вслушаться — это наш вполне себе родной язык, но отличаются где-то окончания и склонения. Но нам понятны на самом деле и корни, и принципы создания слов. Язык непонятен до тех пор, пока человек не вдумывается, не вслушивается, то есть толкования не хватает — вот в чём объяснение. Переведи современное богослужение на русский язык — станет оно понятнее человеку нецерковному? Нет, для него сами темы эти непонятны. Поэтому простым переводом на русский язык проблему точно не решишь. Только проповедью, толкованием, глубоким изучением решается эта проблема, то есть, как бы мы сказали, проблема катехизации, проблема богословского обучения. Я вот это хотел подчеркнуть. Поэтому наивно думать, что если мы перейдём сейчас на русский язык... мы потеряем то, что есть, и не приобретём нового.

А. Митрофанова

— Спасибо! Это важно, да.

А. Пичугин

— У нас буквально пару минут остаётся. Мы ещё не поговорили о том, какие памятники самые ранние до нас дошли славянские.

Прот. Александр Тимофеев

— Вот очень интересные глаголические памятники, например, знаменитое Зографское Евангелие было найдено... был Зографский болгарский монастырь на Афоне, «зограф» переводится буквально как «живописец». В девятнадцатом веке это Евангелие нашли, там такая очень интересная история. Его в итоге подарили императору Александру Второму. Это Евангелие сейчас хранится в Российской национальной библиотеке. Понятно, что в те времена подарок императору был подарочек-отдарочек, который, конечно, очень поддержал жизнь монастыря на тот момент. То есть императоры очень щедро отдаривались — вот эта традиция приобретения рукописей, ну как в своё время Синайский образ тоже был приобретён таким же образом. Это Евангелие сейчас не переиздавалось, но в принципе используют давно активно странички какие-то из него в современных учебниках — можно посмотреть. Очень интересные такие древние рукописи. Вообще, очень интересная тема, мы её, конечно, не успеем сейчас с вами задеть — вот славянская текстология. Сейчас даже издан критический текст под руководством профессора Алексеева в Петербурге — все разночтения в Евангелии. Полностью все четыре Евангелия: от Матфея, от Марка, от Луки и от Иоанна. У нас есть несколько редакций, четыре основных выделяют редакции. Это очень интересное дело, потому что были редакции... Вот есть уникальная редакция святителя Алексия Московского, того самого, который преподобного Сергия благословил на создание монастыря, — вот есть соответствующее Евангелие. Это тоже, кстати, очень интересный момент такой — текст, который сделан... редакция перевода для лучшего понимания — рукой святителя Алексия Московского. Все эти, конечно, славянские памятники заслуживают внимательнейшего изучения и чтения. Это очень интересная тема.

А. Пичугин

— Спасибо большое! Протоиерей Александр Тимофеев, заведующий библейским кабинетом Московской духовной академии, был гостем программы «Светлый вечер». Спасибо огромное. Алла Митрофанова —

А. Митрофанова

— Алексей Пичугин. До свидания!

А. Пичугин

— Всего хорошего, будьте здоровы!

Прот. Александр Тимофеев

— До свидания.