«Как побороть детскую психологическую зависимость?». Прот. Александр Гаврилов

У нас в гостях был настоятель храма Неупиваемая Чаша в Санкт-Петербурге протоиерей Александр Гаврилов.

Мы говорили о все более встречающейся в современном мире зависимости детей от гаджетов: что лежит в ее основе, влияет ли поведение и личный пример родителей на эту проблему, и что надо переосмыслить в жизни взрослым, чтобы достичь взаимопонимания с ребенком. Также наш гость рассказал о признаках выгорания и поделился, в чем, по его мнению, состоит цена счастья.

---

А. Ананьев 

– Помните, друзья, старую песню группы «Зоопарк»? «Субботний вечер, и вот опять я собираюсь посидеть поговорить»... В эфире светлого радио, радио «Вера» – «Семейный час». За семейным столом собрались поговорить, как всегда – сногсшибательная Алла Митрофанова… 

А. Митрофанова 

– Благодарю… Александр Ананьев… 

А. Ананьев 

– И сегодня у нас в гостях – замечательный собеседник, гость из северной столицы, настоятель храма «Неупиваемая чаша» в Санкт-Петербурге протоиерей Александр Гаврилов. Здравствуйте, отец Александр! 

Прот. Александр 

– Добрый вечер! 

А. Ананьев 

– Очень хочется с Вами познакомиться поближе. Значит, общественность очень хорошо знает Вас по очень насыщенному, информативному и очень сердечному и человечному блогу в инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) – аккаунту, который называется otche.pro: otche про детей, otche про любовь, otche про отношения, про смысл, про жизнь и про главное. Во-первых, буквально два слова об этом канале общения с нами; а во-вторых, какие цели вот лично Вы преследуете, ежедневно обращаясь к людям через этот канал, держа в руках мобильный телефон? В качестве анонса нашей беседы…  

Прот. Александр 

– Ну, все дело в том, что изначально моя деятельность – это работа с зависимыми людьми. Была такая деятельность. Потом, когда мы уже открыли свой реабилитационный центр, когда мы уже познакомились с проблемой зависимости изнутри, мы поняли, что она семейная. И какие бы мы ни давали установки и инструменты реабилитанту, как только он погружается в деструктивную семью обратно, он… ну, имеет шансы недели две не употреблять, а потом опять начинается употребление. Вот, поэтому начали заниматься и с родственниками – так называемыми «созависимыми». Вот… Но когда ребята и их родители начинают заново строить все эти отношения, все получается с нуля. И пришлось начать изучать тему отношений – конструктивных отношений.  

А. Ананьев 

– То есть, перестать лечить симптомы, а начать лечить корень? 

Прот. Александр 

– Совершенно верно, корень. Наверное, это получилось потому, что изначально была своя личная заинтересованность. Потому что брат жены употреблял, потом у меня было несколько друзей очень близких – и не получилось подойти к этой проблеме формально, как-то съехать с нее… Вот, она была такая – именно личная. Поэтому нужно было, чтобы все было хорошо не один год и не два года, а чтобы все было хорошо. 

А. Ананьев 

– Сразу несколько вопросов. Реабилитационный центр – как давно он существует, как много у вас пациентов и какие проблемы вы решаете? 

Прот. Александр 

– Слушайте, лет, наверное, 15 он существует. Это такая организация – «Ручей». И нас сейчас уже очень много, потому что мы – и центр, мы – и постлечебка, и у нас в Питере несколько пространств психологического выздоровления – мы уже такая большая организация. Решаем проблемы: это навыки трезвой жизни самого пациента (клиента), да, и конструктивное общение родственников – выстраивание семьи гармоничной, общение с детьми, если они у них уже есть, или заведение детей, устройство на работу – ну, то есть, все это такое. Вот был на той неделе – причащал примерно 30 человек, плюс персонал – ну, где-то 35-37 человек у нас всего, но проходят реабилитацию где-то человек 30.  

А. Ананьев 

– По какому каналу в первую очередь идет излечение? Вот Вы сказали «причащал», то есть, в первую очередь, это получается духовное излечение. Но то, о чем Вы говорите – это проблемы гораздо более… 

Прот. Александр 

– Психологические… 

А. Ананьев 

– Психологические, да… 

Прот. Александр 

– Вот пришлось ей выучиться на психолога – такая была тоже история… Ну по факту, два канала – психология и духовность, но сложность заключается в том, что они неравномерны. Духовность – это семечко, которое мы сажаем, убираем какие-то обиды, разгребаем какие-то стереотипы – «а попы то, а патриарх сё» – ну, вот это вот… И получается, что мы не можем усилить рост. То есть, мы можем окучивать, поливать, подставлять палочку, да – как апостол Павел говорил, но оно растет само… как бы само, да – через Бога. С психологией получается проще, потому что есть инструменты классические, и мы их используем. Поэтому с технической точки зрения, если приходит обыватель к нам – у нас постоянно там какие-то комиссии и всякое такое – то, наверное, так 70 на 30 – психологии и духовности. Но если глубже пожить там, подольше, то понимание того, что психологии уделяется контекстуально времени меньше, а технически – больше.  

А. Ананьев 

– Буквально на днях (я же тоже очень плотно общаюсь в инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), в частности, со слушателями) одна из слушательниц возмутилась по поводу наших рассуждений о важности психологов. «Зачем, – говорит, – православному человеку психолог? Коль вера слаба – читайте Священное Писание, ходите в Церковь. А психолог нам, православным людям, ни к чему». На что я ей ответил – довольно высокомерно, каюсь – «православному человеку психолог нужен точно так же, как и стоматолог».  Как бы Вы ответили на этот вопрос? 

Прот. Александр 

– Вы знаете, вот вообще, на мой взгляд и на взгляд тех людей, которые со мной общаются – не Церковь, а священство не принимает в большинстве своем психологию.  

А. Ананьев 

– Серьезно, вот даже так проблему Вы формулируете? 

Прот. Александр 

– Да, я бы так сказал. Есть несколько вариантов, почему это происходит. Но именно для чего нужен психолог – получается, что если бы человек воспитывался в конструктивной семье, и он бы имел еще опыт жизни лет там, наверное, 50 – то, наверное, он бы мог… ему не нужен был бы психолог. Плюс – имея такого наставника. Я теоретически понимаю, что такие батюшки существуют – из конструктивной семьи и, значит, с большим стажем. Вот я их не видел просто. Я когда ни встречаюсь с кем-то – ну, уже мозг заточен – я сразу же подмечаю какие-то заморочки, скажем так, в той или иной степени… 

А. Ананьев 

– Как священник или как психолог? 

А. Митрофанова 

– И то, и другое, судя по всему… 

Прот. Александр 

– Я уже запутался, наверное, да… Потому что оно же… психе – это же душа, и тут – гордыня вылезает, тут – эгоцентризм, тут – нечестность… 

А. Ананьев 

– А тут – детские травмы… 

Прот. Максим 

– Тут – детские травмы… А почему он про это так долго говорит? Кто-то долго про гомосексуалистов говорит – очень интересно, почему его так волнует эта тема. Кто-то долго говорит про пьяниц… Ну, то есть, хочешь – не хочешь, а автоматически подмечания идут. Вот… С другой стороны, я встречал людей, которые просто ведут себя, не зная психологии, адекватно. И думаешь: надо же… Мы там учим людей по три года, а он прям на автомате – у него реакция положительная и конструктивная. Такие люди есть. Я, наверное, в силу своих особенностей не встречал таких вот людей-пастырей… 

А. Митрофанова 

– Потому что к Вам приходят с соответствующими запросами, проблемами, вопросами и так далее… 

Прот. Александр 

– Может быть… Наверное… Но я к тому хочу сказать, что психология помогает и дилетанту в духовности, и дилетанту в жизни – то есть, ему не 50 лет, а, допустим, 30, или там, 25. Имея какой-то элементарный набор навыков и схем – ну, простой просто пример приведу, о чем говорить. Вы приходите на свадьбу, на день рождения, и кто-то говорит какой-то тост (все же говорят какие-то тосты). Хитрость заключается в том, что психологи понимают: кто говорит тост – он говорит тост не человеку, а себе. То есть, мы все настолько эгоцентрики… «Встань, скажи что-нибудь, пожалуйста, про дядю Васю!» – «Дядя Вася, тебе, пожалуйста, побольше денег». Это – мне побольше денег! «Дядя Вася, тебе – чтобы жена тебе не изменяла». – Мне чтоб жена не изменяла! То есть, человек… настолько вот он «по поводу себя», что когда он открывает рот, он говорит по поводу себя. Наверное, через 50 лет кто-то до этого дойдет. А если ты учился психологии – ты сразу понимаешь: человек только открыл рот – всё, сразу идет скан всех его заморочек, историй, вот этих вот стереотипов… И если ты понимаешь, что очень легко общаться сразу же, ну… К тебе приходят… В принципе, человек может прийти и говорить о погоде, о Путине, о всем, чем угодно – а ты уже можешь ему сразу же нарисовывать, с чем ему «уйти поработать»…  

А. Митрофанова 

– «Собрать анамнез», да, это называется? 

Прот. Александр 

– Да… То есть, тебе, дружище – подожди, пока оставь жену в покое, вот пока проработай вот это… Ну то есть, это намного эффективнее, мне кажется… 

А. Ананьев 

– Между прочим, Алла Сергеевна очень хорошо знает этот прием – она недавно меня подвергла этому эксперименту, это было любопытно… 

А. Митрофанова 

– Стесняюсь спросить – ты о чем? 

А. Ананьев 

– Эксперимент был очень любопытный – называется «спроси человека, что такое счастье – и он тебе ответит, чего ему в жизни не хватает». 

Прот. Александр 

– Да, да, совершенно верно. В психологии это называется «зеркало». Мы все «зеркалим», так называя… 

А. Ананьев 

– А я честно ответил – а она на меня смотрела потом долго и с любопытством.   

А. Митрофанова 

– Получила важную пищу для ума… 

А. Ананьев 

– Да – с тех пор дома появились эклеры… (смеются) Я занимаю сейчас несколько деструктивную позицию, не давая Алле Сергеевне даже задать вопрос. Но мне правда очень важно это услышать, понять и осознать… Несколько раз Вы произнесли «деструктивные семьи» и «конструктивные семьи». Что такое «деструктивная семья» и «конструктивная семья»? 

Прот. Александр 

– Ну, вы знаете, если вот брать вообще слова «деструкция», «конструкция», то понятно, что это тема оценочная. Но все же можно сказать такую фразу: что конструкция помогает, а деструкция – помогает, но калечит. Ну, возьмите, допустим, вариант: у человека все плохо. В нашем обществе есть такой «прекрасный» уход от «плохо» – это алкоголь. Если бы алкоголь так не работал, его бы столько бы народу не употребляло. То есть, это «прекраснейший» инструмент – забыться на несколько часов и как-то успокоить свое внутреннее состояние… 

А. Ананьев 

– В кавычках! 

Прот. Александр 

– В кавычках, не в кавычках – мы сейчас говорим про… 

А. Ананьев 

– Я сейчас просто боюсь, что нас кто-нибудь… Скажет, что мы благословляем… 

А. Митрофанова 

– Что пропагандой занимаемся… 

Прот. Александр 

– Слушайте, друзья мои, если бы мы сейчас жили в мусульманской семье, то люди подумали бы: о, ничего себе, алкоголь… А тут – люди в 12 лет уже спиваются и… 

А. Ананьев 

– Ужас какой… 

Прот. Александр 

– …значит, уходят в запой… Ну вот, я и в Псковской области часто бываю, и в Ленинградской области – дети в 12 лет уже уходят в запой на три дня!!!  

А. Митрофанова 

– Ой, мама… 

Прот. Александр 

– На три дня… То есть, поэтому… Я не думаю, что для кого-то это секрет… Так вот. Получается, что алкоголь – это деструктивный инструмент. Он, с одной стороны, помогает человеку успокоиться, но – на короткое время, и там есть толерантность к веществу – она растет, да. А в чем минус? Растворяется в этом, как говорится, в этом… растворение приходит и с работой – убивается работа, и семья убивается – растворяется, и здоровье… То есть, с одной стороны, происходит помощь, а с другой стороны – калечение. Возьмем другой инструмент: допустим, молитва. Молитва помогает успокоиться, но она ничего не калечит. То есть, получается, это два инструмента: один – деструктивный, другой – конструктивный. Я для себя, когда вот сам пытаюсь понять, когда меня кто-то спрашивает или анализирую что-то – для меня есть всегда такой образ. Вот представьте: вы стоите перед лесом, перед такими тропиками, и вам надо пробраться туда куда-то. Вам нужна сабля. Вы саблей начинаете махать налево и направо, прокладывая себе путь. Так вот, когда вы потом… Она прокладывает путь, но вы потом открываете руку – а она вся в крови и в мозолях. С одной стороны, инструмент вам помог, но он был деструктивный, потому что он покалечил вас. Конструктивный инструмент – он, как правило… Это тупая сабля. То есть – он работает менее эффективно в настоящий момент времени. Но зато он все-таки работает, и ты открываешь руку – она не натерта, она, значит, не кровоточит. Почему конструктивные инструменты менее эффективны? В смысле – мы не про долгое время, а про быстрое время, да? 

А. Ананьев 

– На перспективу… 

Прот. Александр 

– Ну вот представьте ситуацию – человек «бухнул», и сразу же там, через 20 минут, опьянение наступило – а попробуй так же с молитвой «выровнись»! Это надо себя заставить. Потом ты встаешь, потом ты молишься там этот час, из этого часа ты улетаешь 285 раз – про картошку, про детей, про работу – в лучшем случае с часа тренированный мозг «намаливает» 15 минут. И потом только (в лучшем случае) тебя «подотпустило», потому что ты вспомнил, поблагодарил Бога за все Его благодеяния, и так далее, и так далее… То есть, он менее эффективный в коротком промежутке времени. Или, допустим, тренировки – спортзал. До нее надо доехать; потом надо час-полтора тренироваться; и только в душе, когда ты после тренировки моешься, наступает «приход», и ты такой: «фу, отпустило»… Полтора часа тренировки, плюс доехать! Ясное дело, что люди, когда начинаются у них сложности, и стоит вопрос: выбрать деструктивный инструмент, но быстрый (неважно, что будет потом), или конструктивный, но долгий – большинство, как мы видим, к сожалению, выбирают скорее деструкцию, чем конструкцию. 

А. Митрофанова 

– В программе «Семейный час» сегодня – протоиерей Александр Гаврилов, настоятель храма «Неупиваемая чаша» в Санкт-Петербурге. Отец Александр – специалист широкого профиля в области не только духовной жизни, но и психологии и борьбы с разными формами зависимости. И вы знаете, нам бы хотелось сегодняшний разговор как раз посвятить зависимостям, но в легких таких вариациях, потому что… что касается тяжелых форм, о которых Вы сказали, например, алкоголизм, да – это можно целую серию программ посвятить, и все равно мы в этом до конца (наверняка) не всех аспектов коснемся. А на чем мы хотим сегодня сосредоточиться… Вот смотрите, часто же говорят, что есть такая большая проблема: ребенок и гаджет. Ребенок с головой туда очень глубоко нырнул, и его оттуда не достать – он весь внутри, и у него там целая жизнь, и эта жизнь недоступна и неподконтрольна взрослым (зачастую), и она самому ребенку гораздо более интересна, чем то, что происходит вокруг него… И при этом, в общем, не нами установлено и озвучено правило, что дети во многом ведут себя в соответствии с теми установками, моделями поведения, которые им транслируют родители… ну, и другие окружающие взрослые, но прежде всего – родители. И вот мне хочется понять (поскольку, действительно, дети и гаджеты – это одна из самых частых сегодня тем, всплывающих в публичном пространстве для родителей, заботящихся о состоянии своего ребенка): вот что в поведении самих родителей, по Вашим наблюдениям, приводит к тому, что ребенок может погрузиться в гаджет? 

Прот. Александр 

– Это вопрос очень простой. Но очень неприятный – потому что когда мы видим правду и понимаем по самоанализу себя, что происходит – нам это карябает сердце, и, как правило, мозг находит миллиард причин, чтобы так не подумать, или опровергнуть, или вообще прямо сказать, что «вы ничего в этом не понимаете». Потому что правда – это очень сложно. Схема очень проста: на самом деле, когда мы говорим про детей, как такового воспитания не существует – с психологической точки зрения.  Существует дрессировка. То есть, можно ребенка надрессировать: заправлять кровать, мыть за собой кружки, ложки, выкидывать мусор, ставить правильно книжки… Это будет просто как в цирке – дрессировка. Как правило, дрессировка – это либо рукоприкладство, либо манипуляция психикой. То есть: не дам, отойди, не получишь – ну, это всё такое… все эти инструменты – это, ну… всё нехорошо, скажем так мягко.  

А. Митрофанова 

– Это инструменты манипуляции, по сути? 

Прот. Александр 

– Конечно, конечно. Они либо жесткие, либо менее жесткие, но более долгие… Вот всё это калечит психику.  

А. Ананьев 

– Либо пряники вредные, либо кнуты больнючие… 

Прот. Александр 

– Типа того, да. То есть, это всё – клиенты психологов, психотерапевтов и, к сожалению, психиатров. Вот эта вся история – это всё наработка на клиентов в этой области. Вот… Тогда что происходит? Если нету воспитания, как тогда всё задумано Богом, природой? Всё очень просто. Дети каким-то непонятным образом копируют с родителей контекст – не технику, а контекст. Контекст – это какая-то интересная штука… Это корень, это содержание внутреннего мира личности. Что такое техника? Техника – это как всё это происходит. Ну, самый простой банальный пример. Представьте ситуацию, что папа работает на каком-то заводе токарем, и у него контекст – «я боюсь быть белой вороной, я стадный человек, личности нет». Когда он приходит туда – там все «бухают», ему наливают, он «бухает»… Его употребление – это следствие, а начало употребления – «я боюсь быть белой вороной».   

А. Митрофанова 

– То есть – «я боюсь не пить, потому что все пьют»? 

Прот. Александр 

– Да, да! Ну допустим – я просто даю как пример. Получается, что его контекст – «я боюсь быть белой вороной», его техника – «я употребляю алкоголь». Он воспитывает ребенка. Ребенок не берет технику – ребенок берет контекст. В нашем примере это будет «я боюсь быть белой вороной». Он приходит в школу. У него контекст – «я боюсь быть белой вороной». Там все, допустим, собирают марки – он будет собирать марки. Там все работают… с гаджетами играют – он будет играть в гаджеты. Там все, я не знаю… прыгают со школы – он будет прыгать со школы. Потому что – «я боюсь быть белой вороной». Это передача контекста. Поэтому хитрость… Ну, это, грубо говоря – передача личностных характеристик ребенку. Ребенок так устроен, что его психика собирает у значимых для него людей вот эти все модели поведения – у значимых. То есть, если более-менее отношения хорошие – он копирует папу-маму; если с бабушкой, с дедушкой больше отношения – копирует контекст бабушки-дедушки; а если папы с мамой нет – все равно в интернате будет кто-то, кто в голове ребенка исполняет значимую роль – учитель, завуч или кто-то еще.  

А. Митрофанова 

– Или старшие, соседи… 

Прот. Александр 

– Нет, вот смотрите, как получается. Где-то до 12-14 лет (до полового созревания) контекст значимых для него людей – это превыше. Потом контекст значимых людей уменьшается со временем – примерно это идет где-то до 18-20 лет. То есть, в 18-20 лет контекст родителей… ну, родители – уже незначимые товарищи. Это сделано для того, чтобы ребенок смог выйти из гнезда. Если он будет дальше иметь историю значимого человека, он не выйдет из гнезда. Поэтому природой так устроено… 

А. Митрофанова 

– Вы говорите: «Это сделано для того, чтобы…». Простите – Господь Бог так задумал? 

Прот. Александр 

– Да, это природное. Ну, мы все на этом работаем, живем через это. Как у нас есть реакции, инстинкты, есть какие-то вечные… Ну, возьмите… 

А. Митрофанова 

– То есть – переходный возраст тоже задумал Господь Бог! 

Прот. Александр 

– Конечно! 

А. Митрофанова 

– То есть, вот здесь многие родители должны либо сейчас взвизгнуть и взвиться под потолок – «а зачем это, да?», либо – наоборот, выдохнуть с облегчением… 

Прот. Александр 

– Ну смотрите, простой пример: инстинкты. То есть – когда у нас все хорошо, мы думаем разумом. Как только у нас мегаэкстремальная ситуация – ну, сейчас обвалится потолок, сейчас забегут люди с автоматами, сейчас в кого-то полетит стакан с водой – у нас тут же включаются инстинкты. То есть, что такое инстинкт? Это то, что помогало выжить моему деду, прадеду и прапрадеду, и это… Я даже потом буду думать: да как же я так всё совершил? 

А. Митрофанова 

– «На автомате»…  

Прот. Александр 

– «На автомате», да. Инстинкт – это «на автомате». Кем это задумано? Конечно, Богом – так сделано, потому что если ты не успеваешь отследить реакцию, но тебе надо выпрыгнуть из-под автобуса, вытащить ребенка оттуда или что-то еще – включается какая-то хитрая механика вот этого «автомата», и я делаю то, что я не мог делать. Ну, допустим, самый простой пример: вы идете по улице и, там, поскользнулись на, не знаю… шкурке от банана (ну, глупо так, но все же) – а Вы несете, там… в бутылке молоко или яйца. Вы сделаете нереальные какие-то движения ниндзи… 

А. Митрофанова 

– Чтобы уберечь эту ношу… 

Прот. Александр 

– Вы даже не подумаете – Вы сделаете такой акробатический этюд, а потом такие: «Ничего себе – это я?!». Правда, у Вас там заболит – там, сям, но Вы… Кто будет руководить Вами в тот момент, чтобы яйца не разбились или молоко не разлилось?  

А. Митрофанова 

– Инстинкты… 

Прот. Александр 

– Инстинкты! Задумано Богом… 

А. Митрофанова 

– Понятно. Возвращаясь тогда к вопросу о зависимости – про детей, которые «нырнули» в гаджеты. Получается, что импульс к такой модели поведения они уже «считали» у родителей… 

Прот. Александр 

– Сначала дают родители; а потом, с полового созревания, родительский авторитет уходит. Но люди не могут без авторитетов – и тогда они берут себе авторитет… уже какой есть рядом. Вот почему мы говорим о том, что нам нужны крёстные? Некоторые говорят: вот, крёстные нужны для того, чтобы вот воспитывать в вере, ну… Вот если кто-то занимался практикой – вы понимаете, что это всё красивые слова, потому что… 

А. Митрофанова 

– Ну да… 

Прот. Александр 

– Кроме родителей, никто не воспитает в вере. Если родители – атеисты, а там… ты приходишь раз в три месяца с игрушкой – ты не повлияешь на ребенка. Крёстные зачем нужны еще, помимо всего прочего? Когда авторитет родителей уходит, должны быть друзья родителей и друзья одновременно ребенка. Что-то ему уже не спросить у родителей, но надо у кого-то спросить. И если крёстный – авторитетный человек, а родители понимают и доверяют крёстному, что он объяснит правильно, то ребенок спрашивает у авторитетного взрослого… Как вот обычно без крёстных это бывает – у дедушки с бабушкой что-то спросить, потому что они авторитетнее, чем родители, стали вот – в 15 лет, в 16 лет. Тогда все происходит классно. Если таких авторитетов нету – как правило, выступает тренер какой-то, или интересный учитель. Если и таких конструктивных нету «впереди идущих» – это будут старшеклассники, это будут какие-то… Ну, в наше время, в 90-е годы, это были Брюс Ли, Шварценеггер – все ходили на «качалки», на каратэ, на боксы – потому что это были авторитетные люди. А родители… Смотришь на них в 15 лет – ну, что там, папа с пузом? Это не авторитетно. А вот Шварценеггер… И что заставляет ребенка 15-16 лет идти в спортзал? То, что есть авторитетные кто-то, кто дает новые направления, векторы. А если такого нету – то ясно, что старшеклассники, «гопники»… Ну, и так далее. 

А. Митрофанова 

– Как это работает все-таки с гаджетами? Я пытаюсь понять… Вот смотрите. Ситуация, которая, думаю, многим знакома – усталые родители, усталые взрослые приходят домой, иногда приползают буквально после работы, да… Мы сейчас сталкиваемся с такими стрессами, которых, в общем-то, раньше не было, потому что и скорости все время нарастают нашего передвижения в пространстве, и количество дел, которые необходимо успеть «перемолоть» в течение дня – тоже плотность гораздо выше, чем, скажем, 30 лет назад. И вот, скажем там, в нашем детстве все знали своих соседей по именам в подъезде, ходили друг к другу в гости – это всё было в порядке вещей. Сейчас мы не то, что в гости не ходим – мы просто в лучшем случае визуально знаем, кто вот наши соседи, и здороваемся с ними. А чаще всего мы и… ну, как сказать… бывает, что настолько в своих мыслях человек, что он проходит мимо и даже не замечает, кто рядом. Почему так происходит? Ведь мы… Помимо того, что наросли скорости нашего передвижения – нарастают с какой-то космической прогрессией еще потоки информации, которые на нас валятся со всех сторон, и нам каким-то образом надо успевать это в органайзере, в сознании «упаковывать»… А мы не успеваем! В итоге мы приходим домой – и не то, что нет времени на общение, или желания – хочется «забиться в норку», и чтоб никто не трогал. И я не удивляюсь, что в такой ситуации дети, глядя на уставших родителей, которые, может быть, включили себе сериальчик, или в гаджет в свой собственный уткнулись, чтобы вот просто отключиться хотя бы на какое-то время от всего этого шума, от потока мира – дети смотрят на это: «Ого, а что, так можно, да?». И понеслась… А вот как выйти из этого – я не очень понимаю. 

Прот. Александр 

– Ну, вы знаете, у меня немножко другой взгляд на эту всю историю. 

А. Митрофанова 

– Давайте! 

Прот. Александр 

– Вот Вы говорите об этой истории с точки зрения, ну… Оценка такая: это проблема. Я не вижу в этом проблемы. Я вижу в этом, ну, просто растущий современный мир такой. Ну, возьмите себе простой пример. Сейчас, в современном мире, брак становится на втором месте. То есть, люди живут вне брака в большинстве своем. И многие публицисты, проповедники (и так далее, и так далее) бьют в набат, что с семьей все плохо. А почему не задать вопрос: а почему с семьей все так плохо?  

А. Митрофанова 

– Отличный вопрос! 

Прот. Александр 

– Ведь (ну, на мой взгляд) если это так классно, то дети не пройдут мимо. Тогда стоит вопрос: раз они проходят мимо – значит, для них это не классно – иметь любовь там, то, сё… И вы знаете, может быть, вы не сталкиваетесь – может быть, я сталкиваюсь по роду своей деятельности – такое колоссальное насилие в семье, колоссальнейшее насилие в семье, что дети не выбирают семью. Потому что семья – это хорошо, если это конструктивно. Но вот если мы собираем вот эту всю информацию, да – существует три вида насилия: сексуальное, физическое и психологическое. Самое трудное для психолога – лечить психологическое насилие, потому что оно растянуто во времени, и оно как бы нормально.  

А. Митрофанова 

– А психологическое насилие – это что? 

Прот. Александр 

– Это вот как бы манипуляции, которыми тюкают постоянно, чтобы сделать из тебя раба, и ты делал то, что они хотят в силу своих деструкций. 

А. Митрофанова 

– То есть, сделать из тебя «удобного ребенка» – под себя? 

Прот. Александр 

– Совершенно верно – под себя. Так вот, настолько много сейчас насилия в семье, что когда ребенок вырастает, он говорит: «Я так не хочу – ну, это не вкусно для меня, это не классно». Так вот, не надо заставлять детей «входить в семью». Надо научиться самому показать то, что семья – это классно. Вот тогда, тогда – если не будет там насилия, если будет любовь настоящая, да – мы же все христиане, мы же учимся любви, но почему-то мы можем спасти всех, кого угодно и отдать время кому угодно, но только не своей жене, мужу или ребенку. Любви там нет, как правило, в семье – ну, к сожалению. И дети не выбирают семью. То же самое – с гаджетами. Вот смотрите: всё же очень просто – мир меняется. Мир меняется и, как Вы говорите, потоки информации надо обрабатывать. И дети, хочешь – не хочешь, подстраиваются под современный мир. Да, есть и минусы этой всей истории – что мы не общаемся, мы, значит, не знаем соседей, проще всё это происходит как-то… Но с другой стороны, дети подстраиваются под то, что дает им мир. Что такое мир? Мир – это корпорации, которые продают айфоны, телефоны – и этот мир пропитан всеми нами. И священниками так же – ну, я могу сказать – пропитан. Потому что хочешь – не хочешь… ну, попробуй идти против власти! Ну, это как бы на словах всё так классно, а попробуй – идти против власти! А что такое власть? Власть – это тот, кто делает свой капитал на продаже чего-то. Ну, рынок идет сбыта, и идет очень много электроники. И дети подстраиваются… Мы разрешили этому – то есть, я разрешил как священник, говоря какие-то проповеди, чтобы не быть против чиновников, кто-то разрешил еще… То есть – взрослые разрешили этим гаджетам быть здесь, мир изменили эти взрослые… А дети? Они просто подстраиваются под современный мир, упаковывают большие объемы информации через эти все вещи. Любой ребенок… Ну вот, допустим, у меня инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) ведёт… Да, я – «говорящая голова», я знаю, что говорить. Но как это всё – видюшки, как это всё… «интро» там выходит красивое, как это всё загружается, как там делается таргентинг – ну, это всё делает у меня 15-летний мой сын. У нас с ним такой тимбилдинг – то есть, мы вместе, значит… То есть, он сидел в компьютерах, а я говорю: «Слушай, ну смысл сидеть тебе, и сидеть на игрушках? Вот, можешь через это чему-то учиться». Он сейчас всё это делает, но я на него смотрю – да я, наверное, не разберусь даже за пару лет в этой всей… Оно же всё меняется! Сегодня такие правила в инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) или в вк, завтра – другие… Я еще не понял, а он уже – так-так-так, хоп-хоп – 8-10 каких-то быстрых движений – он уже другое делает… Мне кажется, здесь вопрос надо поставить не так. А: если ты сидишь в гаджете, то это должно быть конструктивно. Допустим: зарабатывай на этом деньги, делай интересные сайты…  

А. Митрофанова 

– Опять же – это от родителей импульс должен исходить…  

Прот. Александр 

– Конечно, конечно…    

А. Митрофанова 

– И мы приходим к тому же самому, вот о чем хотелось бы во второй части нашего разговора поразмышлять. Что нам, взрослым, предстоит переосмыслить в своей собственной жизни, чтобы мы были трансляторами не установки «боюсь», а установки «хочу, делаю, классно»…  

А. Ананьев 

– И «давай направим это в конструктивное русло»… Тем более, что у Вас получается, я так понимаю? 

Прот. Александр 

– Да… 

А. Ананьев 

– Вот об этом мы и поговорим в «Семейном часе» ровно через минуту. 

А. Ананьев 

– И снова добрый вечер! В «Семейном часе» – Алла Митрофанова… 

А. Митрофанова 

– Александр Ананьев… 

А. Ананьев 

– Продолжаем разговор с нашим дорогим гостем из Санкт-Петербурга – настоятелем храма «Неупиваемая чаша» в Санкт-Петербурге, известным петербургским блогером, можно сказать, блогером-священником – протоиереем Александром Гавриловым. Добрый вечер еще раз, отец Александр! 

Прот. Александр 

– Да, добрый вечер! 

А. Ананьев 

– Одна из причин, по которым мы начали вот этот разговор – это была очень конкретная ситуация у меня на работе несколько дней назад. Одна из моих коллег – очень симпатичная молодая женщина, ведущая новостей – пришла на работу с круглыми глазами, в абсолютном шоке. Она просто… У нее руки тряслись, в глазах были слезы… Выяснилось, что ее 15-летний сын – в общем, того же возраста, что и у Вас, отец Александр – оказался втянут по уши с головой, безвозвратно в одну из популярных компьютерных игр – слава Богу, ничего такого деструктивного, это всего лишь игра в виртуальный мир, где ездят какие-то машины, бегают какие-то люди… Но этот виртуальный мир требовал от него абсолютно каких-то реальных денег. И он все эти деньги, которые мама ему тщательно выписывала – «вот это тебе, сынок, на бассейн, вот это тебе на репетитора, а вот это тебе на музыкальную школу» – репетитора вторник-пятница, на музыкальную школа – тогда-тогда… Она выяснила, что в бассейн сын не ходит уже два месяца, в музыкальную школу не ходит, там… с начала учебного года, а к репетитору он ходит вместо двух раз в неделю один, и то не всегда. И теперь единственная задача, которую мама видит – а она в абсолютном шоке – это каким образом  она может оплачивать все это безналичным способом, потому что наличным уже никакого доверия нет. При этом я не думаю, что она делает что-то неправильное. Я ее хорошо знаю – она правда хороший человек, она не из тех, кто будет транслировать неверную модель поведения. Но что-то очевидно пошло не так! 

Прот. Александр 

– Ну давайте прямо сразу: мама проплачивает – стало быть, папы нет, либо папа – «диванные войска». Вот не могу вам сказать, но допустим. Мама проплачивает, мама суетится – то есть, по большому счету, если мама теперь будет контролировать всю эту ситуацию – стало быть, папы нет. Если папы нет, то мама выполняет роль папы и мамы. Стало быть, она, к сожалению, вынуждена еще и зарабатывать. То есть, это уже пошла… ну, мегадеструкция, к сожалению. То есть, ребенок, с одной стороны, видит маму, которая… В принципе, задача мамы – это поддержка, забота, «обнимашки», «целовашки»…  

А. Митрофанова 

– Но не добыча… 

Прот. Александр 

– Вообще не добыча мамонта, ни в коем случае. Но раз она мама – стало быть, все равно она будет добывать много – то есть, времени много она будет проводить на работе. Поэтому у нее не будет времени посидеть, пообниматься… Я сразу вам могу сказать: это мой клиент! Ну, ребенок – это мой клиент. Потому что я очень часто встречал такую фразу про наркоманов и алкоголиков – а, наверное, через 10 лет мы переквалифицируемся в игроманов – то есть, они у нас есть, но не в такой степени; наркотики уже уходят – это сейчас не особо популярно, «алкашка» тоже уходит… Вот то есть, скоро мы будем… 

А. Митрофанова 

– Слава Богу! 

Прот. Александр 

– Да, слава Богу – но на ее место, в принципе, приходит то же самое. Может, даже и хуже – все эти виртуальные игрища… То есть, ребята очень часто говорят такую фразу… Вернее, родители говорят: «Я не понимаю, что тебе было надо. Я же на трех работах, чтобы ты там хорошо одевался, у тебя были лучшие учителя…». Он говорит: «Мама, мне нужна была ты. Я мог одевать не брендовые шмотки, и мог не смотреть большой плазменный телевизор – мне нужна была ты». То есть, получается, что у родителей вопрос «а как время-то на всё это тратить?». Тогда возникает другая схема: на самом деле, маме проще работать, чем заниматься ребенком. Технически проще – любому из нас. Почему мы подставляем ему, там… телефон, чтобы он посмотрел мультики, почему мы ему включаем какой-то там гаджет – мы же их покупаем! Не Дед-Мороз покупает гаджеты… Потому что нам так проще. То есть, хитрость вся в том, что заниматься ребенком сложнее, чем найти где-то денег – даже маме, чтобы заплатить их репетитору, чтобы он с ними позанимался. Другой вопрос: если она не будет много зарабатывать, они «просядут» социально – будут хуже кушать, будет меньше шмоток, может быть, переедут в другую квартиру. Тоже не готовы взрослые идти на такие вещи. То есть, на самом деле маме так проще – себя эгоистически где-то «впахивать» и держать какой-то уровень социальный, чем быть на маленькой работе, мало кушать, одевать какие-то, может быть, шмотки секонд-хенда, но – заниматься ребенком. Вот если так предложить маме – ей будет, ну… тяжело морально. Так всем нам тяжело – это не просто мама такая плохая… 

А. Митрофанова 

– Я очень хорошо понимаю… 

Прот. Александр 

– И мне, и всем-всем-всем так будет тяжело… То есть, получается, что уже пошла деструкция – с ребенком «откупаются». Но в глобальном смысле слова что происходит? Ребенок без «обнимашек», без заботы – а ему нужны какие-то «впереди идущие» – он хочет быть героем, он хочет быть востребованным – он это всё получает в компьютере! То есть, если 10 лет назад надо было употребить героин и стать таким… Но героин дорогой. Сейчас проще скачать какую-то игру и в принципе получить то же самое – «я герой»… 

А. Митрофанова 

– То есть, там будет альтернативная жизнь… 

Прот. Александр 

– Конечно.  

А. Митрофанова 

– Та, которой нет в реальности… Вот она как раз… 

Прот. Александр 

– У наркомана своя альтернативная жизнь – но сейчас это не модно, у алкоголика своя альтернативная жизнь – это немодно, а в компьютере – это модно. Какой делать вывод из этого всего? Ну, как бы я бы порекомендовал. Маме нужно, ну как сказать… не то, что научиться, а полюбить жизнь со всеми ее красками – путешествия (не обязательно в Турцию, Египет – просто по городу), спорт полюбить, полюбить какие-то вот интересные развлечения… 

А. Митрофанова 

– Что это дает? 

Прот. Александр 

– Это дает то, что она меняет свой контекст, ребенок видит этот контекст – то есть, мама… сейчас у нее контекст – трудоголик… 

А. Ананьев 

– А не поздно? 15 лет парню… 

Прот. Александр 

– Вот смотрите, хороший вопрос. Если мы берем литературу, то, как правило, она делится на 2 части: кто-то говорит, что до 3 лет формируется личность, кто-то – до 6 лет. Я отчасти понимаю, о чем идет речь, но спорю с этим. Потому что я видел на практике, когда родители, пока – я немножечко так оговорюсь – пока ребенок находится в семье. Вот ему 16 лет, 17 лет – он все равно в семье. Так вот, когда родители меняют свой контекст, ребенок меняет свой контекст! У меня была прекрасная история – такая, ну, как бы классическая для сегодняшнего случая. У меня был очень близкий товарищ, который был фарцовщиком. Мама его, значит… 

А. Ананьев 

– Спекулянтом? 

Прот. Александр 

– Да, да – по тем временам… Еще джинсы продавал, да… Мама у него, значит, была в институте какой-то там ректор-переректор – и он закончил институт, потому что мама «закончила ему» институт – не любил учиться, всякое такое… И вот, значит, потом и вера пришла к нему, все здорово, он даже алтарничал… И в какой-то момент один из священников убедил его поступить в институт – в РХГА. И на тот момент, когда он поступил, там был собран обалденный, значит, персонал вот преподавательский – просто суперлюди, внутренне суперлюди. И они его «заразили» – и он стал, значит, что-то читать в свои там 35-40 лет, стал писать… И он мне говорит: «Ты представляешь, – говорит, – у меня дети-то – неучи вообще. А я сейчас смотрю – они тоже что-то учат! Тоже где-то там что-то…». Ребенку 15 лет – парню, а девчонке было… ну, наверное, класс 3-й. Двоешники сплошные! И значит – папа по вечерам начал читать-писать, с глазами такими огненными, что-то рассказывать в семье… 

А. Митрофанова 

– Увлекся… 

Прот. Александр 

– Увлекся… И дети увлеклись! Только они увлеклись алгеброй, а он увлекся, значит, христианством. То есть, я видел много таких случаев – этот просто такой… красивый, да. Дети, пока они живут в родительском доме, готовы менять свой контекст, потому что все равно родители есть родители. Поэтому никогда не поздно. Вот когда они вышли из родительского гнезда – я соглашусь с этим убеждением: там уже надо за него молиться и в лучшем случае учиться быть для него другом, чтобы как-то хоть… ну хоть как-то… 

А. Ананьев 

– До того, как включились микрофоны, мне казалось, что та проблема, которую мы будем обсуждать сейчас – это такая суперновая проблема. Раньше ничего такого не было, и мы столкнулись с невероятной высокотехнологичной угрозой и понятия не имеем, как ее решить. Сейчас… я Вас послушал, отец Александр, и понял, что ничто не ново под луной… 

Прот. Александр 

– Вообще! 

А. Ананьев 

– «Спасись сам – и вокруг тебя спасутся тысячи»… 

Прот. Александр 

– Да, да. Займись собой, займи себя… 

А. Митрофанова 

– Про то, как заняться собой и полюбить себя…  

Прот. Александр 

– Это уже более интересный вопрос… Глобальный… 

А. Митрофанова 

– Да, вот это самоупражнение Мюнхгаузена, да, как мы помним – всякий мыслящий человек просто обязан периодически вытаскивать себя за косичку из болота. А каким образом? Вот пример, который Вы привели с папой, увлеченно рассказывающим о своих открытиях в области христианства, вероучения, действительно с головой ушедшим в эти книги – прекрасно, замечательно. А вот мама, которая уставшая, или папа, который уставший – после работы, да (другой просто пример) приходит домой и включает любимый сериальчик. Говорят, сейчас есть даже такая форма зависимости –(кто-то говорит, что она есть, кто-то говорит, что ее нет) – «сериаломания». Есть? 

Прот. Александр 

– Конечно, есть. Можно «подсесть» на всё.  

А. Митрофанова 

– Вот – ну вот «подсели»! Потому что, допустим, так много стресса в окружающем мире, что хочется отпустить, отключить мозги. А получается, что ты, когда приходишь домой, тебе нужно с огненными глазами взяться за какое-то новое дело, в какую-то новую сферу погрузиться – потому что иначе ты своих не «зажжёшь», они у тебя так и будут «тухнуть»… 

Прот. Александр 

– Немножко не так… 

А. Митрофанова 

– Расскажите, как! 

Прот. Александр 

– Все дело в том… Вот то, что Вы говорите – это называется в психологии «выгорание». Выгорание происходит, когда ты занимаешься не тем. То есть, если ты занимаешься своим талантом, и это для тебя – как хобби… Ну да, вот есть такие классические фразы – «как здорово играть на гитаре, и еще с этого зарабатывать деньги». То есть, если я занимаюсь хобби, и оно приносит мне денег – это самая суперская работа. Так вот, на ней никогда не будет выгорания, потому что это – твое хобби, и тебе это нравится. Когда вот такая вещь, что я на работе, пришел весь уставший, смотрю сериал – это человек, уже заработавший себе невроз на работе, потому что эта работа ему не нравится. Уже пошел давным-давно откат, просто у него нету никаких мыслей, сил, энергии и финансов что-то переделывать. То есть, по большому счету: что делает родитель, смотря сериал? Он делает то же самое, что родитель, который «бухает» после работы; он делает то же самое, что девчонка, которая бежит по магазинам что-то покупать; это делается то же самое, когда, я не знаю… человек «заедает» после работы. То есть, по большому счету… 

А. Митрофанова 

– Это формы эскапизма – то есть, бегства от себя… 

Прот. Александр 

– Это формы зависимости – то есть, голова уже гудит, надо что-то… ну, говоря психологическим языком, «заесть проблему»… 

А. Ананьев 

– «Обезболить»… 

Прот. Александр 

– «Обезболить», совершенно верно. Просто у нас всегда существуют в обществе (на данном моменте среза) зависимости, «обезболивающие» конструктивно (в кавычках) и деструктивно. Ну допустим: «заесть» – это не плохо, а «бухнуть» – это, как бы, неправильно. 

А. Ананьев 

– Ну, смотря что заесть и во сколько… 

Прот. Александр 

– Да вот все равно – если вот сейчас спросите у людей, чисто вот опрос: «Вот как вы думаете, если после, значит, работы употребить наркотики – допустим, героин, или съесть тортик – что будет «типа конструктивнее»?», то будет «ну типа конструктивнее» съесть тортик. Хотя в принципе, для биохимии мозга (в принципе) это будет все равно обезболивающее. Просто у одного – один наркотик, ему помогает еда – тортик, а, допустим, алкоголик классический – он сахар не ест. Это вот такая очень интересная разница. Если он ест сахар – он просто пьяница еще пока, просто неудачно пьющий. А вот если «алкаш» – то он не ест сладкое. И ему даешь тортик – он говорит: «не-не-не, я не готов, я лучше вот…». А наркоман – вообще ему все равно, ему главное – дозу. Но в нашем обществе сейчас лучше «сняться» в спортзале, лучше «обезболиться» сериалом, и лучше что-то еще… Это как бы (в кавычках) «конструктивно». Хотя на самом деле это – выгорание, и надо употребить вещество, которое (в кавычках, опять же) «изменит твое сознание». Но если бы человек занимался… Если бы человек себя любил и занимался бы любимым делом, то никакого выгорания бы не было – технически. То есть, первый признак выгорания – ты занимаешься не тем. 

А. Ананьев 

– Мы продолжаем разговор на «Семейном часе». Алла Митрофанова и Александр Ананьев в студии. Мы как раз занимаемся тем и наша работа заключается в том, что мы общаемся с удивительными людьми, получаем за это деньги. Но – так везет не всем… 

А. Митрофанова 

– Вот правда, да… Понимаете, я сама сейчас слушаю Вас и думаю, как много людей… 

А. Ананьев 

– Тот случай, когда мы готовы доплачивать, чтобы вот так вот поговорить – а получается, что это наша работа. Однако везет так не всем. Более того – один мой знакомый психолог сказал, отец Александр, что порядка 80% (сейчас врать не буду – сказать точно не могу) москвичей, спускающихся рано утром в московский метрополитен, едут на нелюбимую работу. Я думаю, что статистика может быть даже еще более удручающей… 

А. Митрофанова 

– Я думаю, что это не только Москвы касается… 

Прот. Александр 

– Конечно… 

А. Митрофанова 

– А многих городов, и не только городов… 

А. Ананьев 

– Ну да, имелось в виду в целом, да – современный человек занимается не тем, и в конечном итоге он занимается – и для меня это тоже было открытием, очень неприятным – он занимается этим только ради того, чтобы оплатить ипотеку в одной бетонной коробке, он ездит в другую бетонную коробку. И вот так… Сколько у него ипотека? Четверть века? И вот он на четверть века – между двумя бетонными коробками, на нелюбимую работу… Естественно, выхода из этого порочного круга (очевидного), пожалуй, что и нет? 

Прот. Александр 

– Любимая работа! Любимая семья! Любимый Бог! 

А. Ананьев 

– А почему ж тогда? Ну, казалось бы, просто, да – любимая работа, любимая семья… А почему ж тогда вот такой процент удручающий спускается каждое утро в метрополитен и едет на нелюбимую работу? В чем проблема? 

Прот. Александр 

– Ну, на самом деле, если в глобальном смысле слова – мы же повреждены первородным грехом. То есть, мы все уже деструктивные – просто кто-то больше, кто-то меньше.  

А. Ананьев 

– Подождите – Вы хотите сказать, так было всегда, и…  

Прот. Александр 

– Конечно! Первородный грех – это, говоря не богословски, а психологически – это «я не выбираю жизнь». Жизнь – это самый дорогой подарок, который нам сделал Господь… 

А. Митрофанова 

– Древо жизни… 

Прот. Александр 

– Да, а я его не выбираю…  

А. Митрофанова 

– Я выбираю плод познания добра и зла – то есть, древо смерти… 

Прот. Александр 

– Да, а я говорю еще: «А чё это? Меня же никто не просил, и я никого не просил. Чё это вы меня «засунули» в эту жизнь? Да мало того – теперь я никогда не умру. То есть, даже когда я умру – я все равно не умру. Что это за дела такие? А мне теперь надо «париться»». То есть – испорченный подарок получился. Это знаете, как… Родители хотели подарить паровозик, о котором мечтал ребенок – а он его взял, покрутил и выкинул. Вот. То есть, мы изначально все повреждены грехом, поэтому мы изначально не выбираем жизнь. И только если я это знаю и работаю над собой, принимая инструменты – я начинаю учиться хоть как-то себя любить. «Возлюби ближнего, как самого себя». Пока я не умею любить самого себя – у меня даже нету шансов возлюбить ближнего. Ну, более простой пример. Здорово быть милосердным – но если я не заработаю деньги, даже 10 рублей – я их не могу дать никому. Вот… То есть, получается, что мы начинаем работать над тем, как полюбить себя. Психология, всякие там... еда… 

А. Митрофанова 

– Духовная жизнь тоже… 

Прот. Александр 

– Нет-нет, духовная жизнь приходит позже. Когда я обломлюсь с тем, что это все не так сильно работает – я все равно больше в минусе, чем в плюсе. Я начинаю искать что-то другое; и тогда уже мне нужен Бог. То есть, когда я понял, что я грешник – раз, и когда я понял, что я не справляюсь с этим – два. Помните апостола Павла, да? Всё, что люблю и хочу, не делаю, а всю мерзость и гадость, да, которую не хочу – всю делаю. Вот когда я понял, что я делаю мерзость и гадость, и у меня нету сил с этим никак бороться – тогда приходит Бог. Он и нужен нам – Христос – для того, чтобы помочь нам с этим всем как-то справиться. И тогда я начинаю ходить в храм – но не просто, чтобы купить машину, и «за это я поставлю свечку, а Ты мне купи машину». Я тогда начинаю разбираться с собой – и начинается настоящее христианство. Я начинаю исповедовать свои грехи – озвучивать их, я начинаю причащаться… И вот я начинаю вот это всё, всё-всё – это только начинается. По факту – чтоб полюбить себя, и чтоб через это научиться любить второго, а через это полюбить там и третьего. И там уже – Христос. И это – путь на всю жизнь. И теперь берем процентность, да, вот эту – есть такая удручающая процентовка: из 100% проблематичных людей только 30% пытаются с этим что-то сделать. В любой нише: толстые, алкоголики, там… низкооплачиваемая работа, маленькое жилье – уберем проблематику – только 30% пытается что-то сделать. И только у 5% что-то получается! 

А. Митрофанова 

– Я, кстати, знаю эту статистику… 

Прот. Александр 

– Вот и получается 95 – те, кто едет в метро. Тогда вопрос: «А почему ты этим не занимаешься?» – «Ну, вот так»… 

А. Ананьев 

– Давным-давно, я помню, слышал… Даже не услышал, а прочитал в блоге у поэтессы Верочки Полозковой прекрасную фразу, которую запомнил. Она написала: «Счастье – это просто. Чтобы быть счастливым, нужно решить быть счастливым. Проблема в том, что это – непростое решение». Я полюбил эту фразу, но не понял ее. А вот сейчас я, выслушав Вас, начинаю понимать, что, в общем, по большому счету, так и есть. Если ты – в тех процентах проблемных людей, ты можешь решить оказаться в тех 30 процентах и, предприняв усилия – хотя не всё, наверное, от нас зависит…  

Прот. Александр 

– Не всё, но всё же…  

А. Ананьев 

– Не всё, но всё же – с Божией помощью оказаться в тех 5 процентах, которые решили… 

Прот. Александр 

– У нас есть бонус – у нас есть Бог.   

А. Ананьев 

– У нас есть Бог, да… 

А. Митрофанова 

– Понимаете, у меня вот… Меня не оставляет мысль о том, что нам Господь дает какое-то безграничное количество возможностей.  

Прот. Александр 

– Да… 

А. Митрофанова 

– Вопрос в том, каков спектр нашего зрения – насколько он широк. Ведь чем он шире, тем больше мы эти возможности можем видеть. А он у нас бывает очень нередко там… У нас могут быть шоры на глазах, у нас зрение может быть затуманено какими-то тараканами, которые ползают у нас в голове, и мы начинаем с ними там выяснять отношения и прочее, вместо того, чтобы ясными глазами смотреть вперед… Множество других может быть причин, по которым у нас… Ну, как сказать… Мы как пони бегаем по кругу и не видим, что достаточно просто остановиться и соскочить с этой карусельки – и всё! И ты уже по другим правилам можешь жить. Собственно, по тем правилам, которые ты сам себе можешь выбрать, обосновать в своей собственной жизни, стать в конце концов для себя самого хозяином жизни, а не заложником ситуации вечным. Вот мне кажется, что… Не знаю, отец Александр, Вы меня поправьте, да, наверное… 

Прот. Александр 

– Мне кажется, что не так… 

А. Митрофанова 

– А как тогда? 

Прот. Александр 

– Вот я перефразирую эту фразу у поэтессы: «Счастье – это очень просто. Но очень дорого». 

А. Митрофанова 

– А цена вопроса тогда? 

Прот. Александр 

– А вот цена вопроса… Мы платим всего лишь двумя вещами: либо деньгами, либо отношениями. Ну, либо тем и другим вместе. Вот представьте: я, допустим, сейчас работаю на какой-то работе. Почему я на ней работаю? Потому что так получилось, что был в физико-математической школе; нас всех гурьбой отправили, там, в институт; в институте было распределение. Я сейчас, в принципе – начальник отдела, я получаю там, допустим, 250 тысяч, вот… Я – уважаемый человек, всё классно… Но я понимаю, что я выгораю, потому что это не моё. Но у меня уже – трое детей и ипотека. И если я сейчас вдруг понял, что я – садовник, или, допустим, священник, или я, допустим – писатель, то я тут-то умею «монетизировать» ситуацию, а там – не умею. То есть – как я буду деньги зарабатывать? Я такой красивый сейчас нарисуюсь перед женой и скажу: «Знаешь, я – садовник». Она скажет: «Это всё круто, дорогой, но у нас каждый месяц – 50 тысяч ипотека, и детям нужно еще. Поэтому ты вот… давай-ка вот выпей немножечко, и дальше пойдем вкалывать». 

А. Митрофанова 

– «Угомонись»… 

Прот. Александр 

– Да – «угомонись». То есть, если я сейчас вдруг выберу свое счастье, я лишусь денег – это раз, и я лишусь отношений со своей женой, и с мамой, может быть, которая… 

А. Митрофанова 

– Что же делать? 

Прот. Александр 

– А вот всё очень просто! Счастье – это просто. Только дорого. 

А. Ананьев 

– Какая-то была старая шутка: «Дорогая, а если я брошу свою высокооплачиваемую работу и стану счастливым садовником, ты будешь меня любить по-прежнему?». – «Конечно, буду. Я буду тебя любить и сильно буду скучать». (смеются) Неожиданно… 

А. Митрофанова 

– Мне кажется, это всё просто не настолько… Нам пора завершать программу, да – но в моем сознании нет трагической картины бытия. Я понимаю, что у Бога всего много, понимаете… 

Прот. Александр 

– Конечно – надо только взять. 

А. Митрофанова 

– Да! Только сформулировать себе сначала, чего ты хочешь… 

Прот. Александр 

– Да… 

А. Митрофанова 

– И всё будет… 

А. Ананьев 

– Неожиданно серьезным, жестким, хлестким даже получился разговор. Мы с Вашей помощью, отец Александр, охватили гораздо больше, чем просто мобильный телефон в руках наших детей. Спасибо Вам большое! 

А. Митрофанова 

– По-моему, только-только начали к корням подбираться… 

А. Ананьев 

– А вот подробнее об этом поговорить можно на страничке отца Александра в инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) – otche.pro. Обязательно присоединяйтесь! Мы с Аллой Митрофановой уже там. Сегодня мы беседовали о главном с настоятелем храма «Неупиваемая чаша» в Санкт-Петербурге протоиереем Александром Гавриловым. Спасибо, отец Александр! 

А. Митрофанова 

– Спасибо! 

Прот. Александр 

– Спасибо большое! 

А. Ананьев 

– С вами была Алла Митрофанова… 

А. Митрофанова 

– Александр Ананьев… До свидания! 

А. Ананьев 

– До новых встреч!