«Историк Сергей Бахрушин». Исторический час с Дмитрием Володихиным - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Историк Сергей Бахрушин». Исторический час с Дмитрием Володихиным

* Поделиться

Гость программы — кандидат исторических наук, доцент исторического факультета МГУ Татьяна Агейчева.

Разговор шел о знаменитом историке 20 века Сергее Бахрушине, его трудах и благотворительном служении, а также о том, какой вклад он внёс в изучение истории нашей страны.

Ведущий: Дмитрий Володихин


Дмитрий Володихин:

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это «Светлое радио», радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И сегодня мы с вами поговорим о судьбе одного из блистательных русских историков 20-го столетия, о судьбе Сергея Владимировича Бахрушина. Сейчас этот человек несколько подзабыт, но еще десятилетия два-три назад его имя сияло на небосклоне русской исторической науки, как звезда первой величины. Да и сейчас, честно говоря, без его произведений невозможно обойтись, если ты изучаешь историю Московского государства, историю Сибири и целый ряд других вопросов. Поэтому мы обращаемся к опыту человека, который был неутомимым исследователем и блистательным знатоком русской старины. Для того, чтобы поговорить о Сергее Владимировиче Бахрушине с чувством, с толком, с расстановкой, мы пригласили к нам в гости замечательного специалиста по истории исторической науки кандидата исторических наук, доцента исторического факультета МГУ Татьяну Владимировну Агейчеву. Здравствуйте.

Татьяна Агейчева:

— Здравствуйте.

Дмитрий Володихин:

— Ну что ж. Традиционный наш ход в таких случаях, мы обыкновенно просим дать что-то вроде визитной карточки портретируемого. Сергей Владимирович Бахрушин. Что должно в первую очередь всплывать в сознании наших радиослушателей, когда мы начинаем говорить об этом человеке, ну или если вспыхивает какая-нибудь, допустим, сетевая дискуссия на тему о нем? В двух-трех буквально фразах.

Татьяна Агейчева:

— Вы всегда такую сложную задачу определяете. Я бы сказала так, что, конечно, Сергей Владимирович Бахрушин один из ярчайших представителей отечественной науки на этапе ее становления в новых условиях исторических. Это человек, в личности и творчестве которого можно наблюдать, как преодолевался разрыв, обусловленный этими политическими изменениями, как обеспечивалась преемственная связь в развитии отечественной науки от дореволюционного, так называемого этапа, в этап советский.

Дмитрий Володихин:

— Вот вы очень вежливый человек, смотрю и не нарадуюсь на ваше умение облагородить ситуацию. Бахрушин, в сущности, чужак в чужом краю. Социально чужой советской власти, высокий профессионал, чужой тому хаосу невежества, неумения и бестолковости, который воцарился в отечественной исторической науке в 20-х — начале 30-х годов. Представьте себе, человек, который общается с фактами историческими на уровне профессора и которому присылают для того, чтобы тот выполнял определенные инструкции, человека, который знает ту же самую историческую науку на уровне нерадивого студента. Ну что тут скажешь? Ну вот в таких условиях приходилось работать. Ну давайте поговорим не только о том, как тяжело было Сергею Владимировичу и какие при этом блистательные труды он выдал в своем творчестве, но и о том, из какой среды он вырос. Среда-то в общем совершенно блистательная. Скажем так, один из образованнейших людей того времени вырос из среды, которая вообще блистала культурным багажом.

Татьяна Агейчева:

— Да, он принадлежал знаменитой купеческой фамилии. Это Бахрушины, но человек не осведомленный в вопросах развития исторической науки, тем не менее, эту фамилию хорошо знает. Знаменитый наш коллекционер Бахрушин.

Дмитрий Володихин:

— Алексей Петрович.

Татьяна Агейчева:

— Основатель музея Бахрушинского, дядя Сергея Владимировича.

Дмитрий Володихин:

— Алексей Александрович который еще театрал?

Татьяна Агейчева:

— Да, совершенно верно. Дядя. Вообще семейство, которое знаменито своей широкой, не только в связи с театром, но вообще широкой благотворительной деятельностью, например. Конечно, Сергей Владимирович родился в атмосфере очень культурной, и первые его годы жизни, в семье пребывания, связаны с пониманием культуры, образования, с пониманием ценности всех этих вопросов.

Дмитрий Володихин:

— К тому же он родился в очень благополучное время, 1882 год — мирное царствование Александра III. Стабильность, благорастворение воздусей.

Татьяна Агейчева:

— Совершенно верно. И вот это вся ситуация. Отец Сергея Владимировича инженер. Сам Сергей Владимирович в силу принадлежности к фамилии вообще-то потомственный почетный гражданин города Москвы. Так что здесь все очень благополучно складывалось на первом этапе. Он получил прекрасное начальное образование, сначала домашнее, потом в привилегированном лицее цесаревича Николая, речь шла о будущем Николае II об императоре здесь, окончил этот лицей с золотой медалью. Благополучно поступил в Московский университет, который не менее благополучно окончил в 1904 году.

Дмитрий Володихин:

— Я хотел бы добавить к этой картине буквально пару мазков. Бахрушины, собственно, семья богатейшая, на их мануфактурах работали сотни людей. Сначала кожевенное производство, потом суконное производство, недвижимость, банковское дело и большое количество других разнообразных предприятий, начинаний. То есть в Российской промышленности, в Московской в частности промышленности, Бахрушины были очень видными лицами и весьма состоятельными людьми. Тут были все условия, чтобы получать самое лучшее образование, которое только можно.

Татьяна Агейчева:

— И ему повезло не только с этими обстоятельствами начальными его образования. Но ведь и по содержанию ему тоже очень повезло. Потому что в Московском университете он слушал лекции Ключевского. В общем первый его учитель собственно Василий Осипович Ключевский. Кроме того, когда он занимался в магистратуре, готовился к профессорскому званию, он очень тесно в рамках ученых занятий общался со звездными представителями нашей науки.

Дмитрий Володихин:

— Ну например?

Татьяна Агейчева:

— С Любавским, с Готье, с Веселовским, с Богословским и так далее, то есть такой звездный состав отечественной науки рубежа веков и начала 20-го века определил и содержание, и качество, и направление научной деятельности Сергея Владимировича Бахрушина на всю его оставшуюся жизнь ученую, жизнь в науке.

Дмитрий Володихин:

— Ну и куда же они его направили?

Татьяна Агейчева:

— Во-первых, в центре внимания его изначально было становление русской государственности централизованной, русское самодержавие, это Московское царство. Это хронологический период от 15 до 17 века.

Дмитрий Володихин:

— От Ивана Великого до юного Петра.

Татьяна Агейчева:

— Совершенно верно. Но справедливости ради надо сказать, что круг-то интересов был очень широк у Бахрушина, и его иногда заносило в древнюю Русь, а иной раз и в 19-й век. Но тем не менее в основном внимание было приковано к обозначенному периоду.

Дмитрий Володихин:

— Насколько я понимаю, карьера его после окончания университета складывалась в общем успешно, то есть он остался в своей альма-матер и впоследствии преподавал там?

Татьяна Агейчева:

— Да, с 1909-го года он начал работать в Московском университете, как и положено, поначалу в должности приват-доцента. И с некоторыми перерывами, связанными с рядом внешних обстоятельств, он оставался в Московском университете до конца своей биографии.

Дмитрий Володихин:

— А внешние обстоятельства это что такое?

Татьяна Агейчева:

— А внешние обстоятельства — это революция, это печальные 18-е голодные годы. 18-19 годы, когда русские ученые очень многие, кто находился на грани выживания, а кто погиб. Кто-то от голода, кто-то от болезней. Кто-то погиб буквально от рук врагов. Это печальная история.

Дмитрий Володихин:

— Кому-то пришлось уехать.

Татьяна Агейчева:

— Кому-то пришлось уехать, да. И еще эпизод неприятный здесь это начало 20-х годов ближе к середине, когда тот же самый Бахрушин оказался уволен отовсюду.

Дмитрий Володихин:

— Ну что ж, мы, дорогие радиослушатели прервем на этой печальной ноте историю судьбы Сергея Владимировича. И поскольку сфера приложения его усилия — это Московское царство и, в частности, поработал он над биографией знаменитого царя Ивана Грозного, то сейчас в эфире прозвучит музыка из фильма Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный», увертюра, и написана она не кем-то, а Сергеем Сергеевичем Прокофьевым.

Звучит музыка

Дмитрий Володихин:

— Дорогие радиослушатели, это «Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы обсуждаем историю жизни блистательного русского историка Сергея Владимировича Бахрушина с кандидатом исторических наук, доцентом исторического факультета МГУ Татьяной Владимировной Агейчевой. Только что вы слышали мелодию и слова финальные затрагивают те, для специалистов это называется историографические дискуссии, которые проходили в советской науке 30-х годов. А до 30-х годов еще надо добраться. Пока Сергею Владимировичу дадут зацепиться за фигуру Ивана Грозного, пока он вообще найдет свое новое место в науке, пока он не выполнит счастливо программу выживания в новых невероятно тяжелых условиях, пройдет ой, как много времени. Итак, Сергей Владимирович попал, как вы сказали-то хорошо, внешние обстоятельства. Война, чума, пожар, любовь, любые беды, революция. И собственно, как же он вообще-то уцелел. Вообще человек, который абсолютно противоположен по своей социальной принадлежности советской власти, патентованный враг, и тем не менее, он не только остался жив, но и впоследствии смог свое положение более-менее восстановить. Что происходило тогда в конце 10-х начале — 20-х годов с ним, в тот период, когда ему нужно было элементарно оказаться не у расстрельной стенки?

Татьяна Агейчева:

— А вот здесь вы очень правильно, кстати, сформулировали вопрос. Для того, чтобы понять, как, с какими взглядами, с каким мировоззрением и почему выживал Бахрушин в условиях советской власти, для того, чтобы это понять, нужно обратиться к его мировоззрению и поведению в период более ранний. Это период тот, буквально революции пятого года и дальше через войну первую мировую и уже собственно к революции двигаемся.

Дмитрий Володихин:

— Двигаемся уже к революции 1917 года?

Татьяна Агейчева:

— Да, совершенно верно. Так вот здесь вот что проявляется. Во-первых, по взглядам своим Бахрушин был человеком, условно, прогрессивным. Он принимал политические новации.

Дмитрий Володихин:

— Культуру, науку, техника, демократия.

Татьяна Агейчева:

— Здесь ключевое у нас будет даже не демократия, а я бы сказала, представительство. Представительство. Когда появилась возможность, он участвовал, например, как избранный депутат в работе Московской городской Думы. Он проявлял активную политическую позицию. Его, например, исследователи науки называют очень часто либералом. Мне сложно судить о том, насколько такое определение соответствует характеру Бахрушина в связи с тем, что для меня это вообще лишенное смысла определение, какого-то наполнения конкретного.

Дмитрий Володихин:

— Ну скажем, прогрессист.

Татьяна Агейчева:

— Но тем не менее, прогрессист, да. И между прочим, он и в Московской городской Думе заседал в комитете прогрессивной группы. Так что, да, более-менее точно такое определение. Он считал, что активность гражданская принесет пользу обществу. Он через политическую деятельность в том числе занимался благотворительностью, он всегда был очень патриотичным человеком.

Дмитрий Володихин:

— Давайте здесь на секунду притормозим и посмотрим на все это года примерно из 20-го. В Думе участвовал — пулю. Либерал — пулю. Был общественно активен на другой стороне — пулю. Занимался поповской благотворительностью — десять пуль. Вот вы говорите, а все это ничего не дает советской власти для того, чтобы погладить по голове и сказать: вычеркнуть из списка.

Татьяна Агейчева:

— А вот так да не так, в очередной раз, потому что есть еще один элемент.

Дмитрий Володихин:

— А вот это, наверное, что-то новое.

Татьяна Агейчева:

— В его отношении к текущим событиям Бахрушин исходил из такой идеи, что общественное благополучие, вообще развитие государства не может осуществляться без широкого общественного компромисса. И во имя достижения этого развития, во имя социального мира разные социальные слои должны идти на компромисс по отношению друг к другу. Идея компромисса в его практике и общественно-политических его трудах присутствует на всех этапах.

Дмитрий Володихин:

— Татьяна Владимировна, еще разок. С точки зрения советской власти: ах, ты призываешь диктатуру пролетариата к компромиссу, мы тебя просто свинцовым дождем засыплем.

Татьяна Агейчева:

— И вот опять так да не так. Потому что он эту идею к самому себе обращал, в первую очередь. Он готов был идти на компромисс во имя сохранения важного, принципиального. А важное, принципиальное для него, судя по его творчеству историческому и по его карьере профессиональной, в двух моментах содержалось. Первый момент это все-таки такое общественное сотрудничество, а второй момент это возможность развиваться науке.

Дмитрий Володихин:

— То есть Сергей Владимирович Бахрушин после революции смотрит на весь этот хаос срамопоношения и говорит: все-таки науке-то надо как-то развиваться, и надо же как-то людям сотрудничать, а то совсем озвереем. Идет на поклон к советской власти, а советская власть его отовсюду увольняет. Компромисс?

Татьяна Агейчева:

— Увольняет отовсюду, это объективно очень..

Дмитрий Володихин:

— А вы сами сказали.

Татьяна Агейчева:

— Нет. Это очень короткий период его жизни, короткий.

Дмитрий Володихин:

— Это сколько?

Татьяна Агейчева:

— Ну вот давайте посчитаем. Я уже сказала, первый этап 18-19 год, там всем было одинаково плохо просто в силу общей неустроенности. И просто надо было пережить-перемочь.

Дмитрий Володихин:

— Пережили.

Татьяна Агейчева:

— И все, как могли, пережили-перемогали. Потом очень короткий период, буквально там пара, может быть, лет до середины 20-х годов, 24-25 год, когда уволили из Московского университета, но этот короткий период он тоже перемогался. Читая, например, архивные лекции, в школе работал преподавателем, подрабатывал в Государственном историческом музее, в Румянцевской библиотеке, сотрудничал в журналах, то есть он тоже перемогал.

Дмитрий Володихин:

— То есть опять же, высокий профессионал, который находится в Московском университете по праву, потому что он высокий профессионал, отличный преподаватель, ученый, идет на компромисс с новой властью. Сначала ему с ней просто плохо, а потом она его увольняет, новая власть, таков, видимо, компромисс. И он начинает жить по принципу: помогите мне, кто и сколько можете, а я вам лекцию прочитаю, или опишу архив, в котором вы сами не разбираетесь, а я хотя бы знаю, что делать. Компромисс что-то пока не вырисовывается. Но даже при таком раскладе странно, что он все еще не отправился к расстрельной стенке. Видимо, вел себя очень тихо и смиренно.

Татьяна Агейчева:

— В организации науки тоже происходили очень серьезные изменения, это тоже надо было пережить. Дмитрий Михайлович, знаете, мне думается, что вы передергиваете.

Дмитрий Володихин:

— А я правду говорю.

Татьяна Агейчева:

— Но передергиваете.

Дмитрий Володихин:

— Нет, это начало 20-х годов.

Татьяна Агейчева:

— Потому что вы рассуждаете, как человек 21 века. А есть у нас такой грешок, что мы все пупы земли.

Дмитрий Володихин:

— Не знаю, не знаю, я родился в 69-м году при советской власти, я еще ее помню.

Татьяна Агейчева:

— Но это не мешает развитию некоторых индивидуальных свойств. Тем не менее, у нас несколько иные представления о нашем статусе индивидуальном внутри общества, в рамках общества. Мне думается, что надо как-то давать возможность людям предшествующих эпох, оставлять им эту возможность — мыслит иначе. О себе мыслить иначе. Понимаете, человек выживал, для начала выживал, он был частью своего народа, он выживал вместе со всем своим народом, вместе со всей страной.

Дмитрий Володихин:

— Если народ выживает, это ж плохо, он должен жить, а не выживать.

Татьяна Агейчева:

— Так чего ж хорошего, но пережить надо было этот период.

Дмитрий Володихин:

— Ну конечно, кто ж ему не дал нормально пережить. Вопрос такой: а за что его уволили? Он идет на компромисс, он смиренен, он готов с этой властью мириться, она его мучает, терзает, ладно я как-нибудь перетерплю со всем народом, весь народ терзаем. Понятно. Но она его все равно увольняет, выбрасывает, лишает куска хлеба. За что? За то, что он купеческий сын, или за то, что он последний раз не двенадцать раз поклонился, а только одиннадцать?

Татьяна Агейчева:

— Дмитрий Михайлович, это вопрос к власти, ко мне или к Бахрушину?

Дмитрий Володихин:

— Я думаю, что к вам.

Татьяна Агейчева:

— Про власть?

Дмитрий Володихин:

— А причина, за что его уволили?

Татьяна Агейчева:

— Ну потому что перестраивались структуры научные. Вы же прекрасно помните эту ситуацию, когда исторический факультеты отменяются в университетах, когда факультеты общественных наук приходят им на смену, когда чистые историки не нужны, а нужны историки партии.

Дмитрий Володихин:

— Пламенные пропагандисты.

Татьяна Агейчева:

— Пламенные пропагандисты и так далее.

Дмитрий Володихин:

— А что ж мы об этом мы не говорим? В общем о чем можно сказать, в какой-то момент традиционная историческая наука была с хрустом разрушена, а специалистов выгнали, людям преподавать и заниматься наукой не дали. Пришли пропагаторы. Пропагаторы несколько лет занимались ерундой. В это время профессионалы должны были как-то устраивать свою жизнь, потому что им угробили карьеру и фактически поставили перед шансом, что они никогда не вернутся в науку. Некоторые потом вернулись совершенно в другой ситуации, а некоторые нет, так и сгинули. Ну вот собственно, наверное, вопрос-то мой откуда. Ну так и что с ним дальше, вот он пережил как-то?

Татьяна Агейчева:

— Скоро выяснилось, что без профессионалов двигаться вперед трудновато.

Дмитрий Володихин:

— Не так скоро, как хотелось бы.

Татьяна Агейчева:

— И нужно было прежде, чем поменять кадры на сто процентов, эти новые кадры подготовить, и вот возникал вопрос, а кто собственно будет этим заниматься. Ну, институт красной профессуры не очень справлялся, поэтому классически образованные ученые все-таки оказались востребованы на тех же самых ФОНах, то есть факультетах общественных наук, где работали семинары, открывались соответствующие направления, которые (ФОНы) в конце концов объединялись в ассоциацию и отстраивали сами себя. И понятно, что и Бахрушин наш вернулся в университет.

Дмитрий Володихин:

— То есть я опять же попытаюсь расшифровать все это. Институт красной профессуры, это в общем-то неучи учат неучей. ФОНы это место, где советская власть со скрипом согласилась: ну, ладно, надо же кому-то из тех, кто хоть что-то знает и умеет передавать свои знания, мы этих людей не любим, мы их в грош не ставим, мы им платим копейку, мы никогда не выскажем им ни на ползолотника уважения, но надо их терпеть, потому что других-то нет. И таким образом дают возможность выжить нескольким десяткам отличных специалистов, которых терпели, и которые были как Бахрушин. Из стадии голодного выживания их перевели в стадию полуголодного выживания в ФОНах.

Татьяна Агейчева:

— Возвращаясь к теме компромисса, со стороны Бахрушина компромисс в чем заключался? Он согласился, и не только он, а и огромное количество историков-профессионалов, участвовать в ритуалах.

Дмитрий Володихин:

— Пионеров принимал. Пионеров нет?

Татьяна Агейчева:

— В терминологии марксистской, например, с обращением к авторитету классиков марксизма-ленинизма, когда нужно было доказать свою точку зрения. То есть точка зрения доказывается по существу, но при этом ритуал исполняется, что моя точка зрения находится в полном соответствии с идеями Маркса-Энгельса-Ленина.

Дмитрий Володихин:

— То есть это наука похожа на рождественскую елку, на которой вместо игрушек висят портреты Маркса-Энгельса-Ленина.

Татьяна Агейчева:

— Ну вот кого ни возьмите для этого периода, и таких серьезных мастодонтов научных, того же Платонова, например, у всех это присутствует. Как иначе?

Дмитрий Володихин:

— Да, правда, готов с вами согласиться. А в этом замечательном фильме комедийном «Особенности национальной охоты» великая фраза: «Захочешь жить, еще не так раскорячишься». Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это «Светлое радио», радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы ненадолго уходим из эфира, чтобы буквально через минуту продолжить наш диалог.

Дмитрий Володихин:

— Дорогие радиослушатели, это «Светлое радио», радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный специалист, профессионал высшей пробы, кандидат исторических наук, доцент исторического факультета МГУ Татьяна Владимировна Агейчева, и мы ведем беседу о судьбе и научных трудах одного из блистательных русских историков 20-го века Сергея Владимировича Бахрушина. Ну вот он попал на работу в Фон. Фон, по-моему, Московского университета, да?

Татьяна Агейчева:

— Совершенно верно.

Дмитрий Володихин:

— И, казалось бы, дали вздохнуть. Недолго, несколько лет он счастливо поработал в этом ФОНе, но потом советская власть решила: нет, все эти ритуалы, компромиссы, это до поры до времени, пора добить, и...

Татьяна Агейчева:

— Но это не так недолго было, как вы обозначили.

Дмитрий Володихин:

— Три-четыре года.

Татьяна Агейчева:

— Ну, почему? В 24 году он, здесь еще надо вспомнить, что в ассоциации РАНИОН он работал с 24-го года, в институте истории, учрежденном в рамках этой ассоциации. В 27-м году он стал профессором МГУ и до...

Дмитрий Володихин:

— Строго говоря, профессором ФОН МГУ.

Татьяна Агейчева:

— Ну да. Ну, правда нет, соглашусь не так долго. В 30-м году был арестован, совершенно верно, по академическому делу, которое мы с вами неоднократно упоминали.

Дмитрий Володихин:

— А человек-то подумал: может быть, здесь можно жить? На тебе молотком по голове, поживешь ты у нас.

Татьяна Агейчева:

— Он проходил по этому делу, в 31-м году был отправлен в ссылку в Семипалатинск.

Дмитрий Володихин:

— А вот буквально несколько слов, что за дело? Это ведь тоже очень симптоматично, по кому ударили в конце 20-х начале — 30-х годов?

Татьяна Агейчева:

— Ну вообще ядро этого дела это академическая история, оно так и называется «академическое». Академия наук и отделение истории, которым руководил Платонов, костью в горле, конечно, стояло у новой...

Дмитрий Володихин:

— Революционной власти.

Татьяна Агейчева:

— ...революционной власти, потому что академия наук сохраняла внутренние принципы, внутреннюю логику существования, активно сопротивлялась внедрению в свои ряды...

Дмитрий Володихин:

— Пламенных пропагаторов.

Татьяна Агейчева:

— ...как раз по идеологическим мотивам. И к 30-м годам как раз для советской власти назрел тот период, когда первая партия специалистов, которые могли бы заменить, как казалось, представителей старой школы...

Дмитрий Володихин:

— Теоретически.

Татьяна Агейчева:

— ...вроде бы как уже была подготовлена.

Дмитрий Володихин:

— При том рядом со стариками они все равно были...

Татьяна Агейчева:

— Маловразумительны они были.

Дмитрий Володихин:

— ...как плохо испеченный блин рядом с праздничным куличом.

Татьяна Агейчева:

— Именно так. Более того, вот эта вся молодежь пользовалась знаниями стариков.

Дмитрий Володихин:

— Но их ненавидела.

Татьяна Агейчева:

— Трансформировала эти знания в свои труды, забывая о тех, от кого она их получила. Так что здесь история не простая, история интересная. Так вот это академическое дело было сфабриковано, прежде всего, против академиков, против Платонова. Академия была обвинена в том, что в недрах ее созрел политический союз, такой монархический, нацеленный на свержение советской власти и физическое устранение ее лидеров.

Дмитрий Володихин:

— Дорогие радиослушатели, вы представьте себе, седобородые деды, профессора и академики, видимо купив на барахолке пулемет, идут свергать советскую власть. Но некоторые при этом опираются на тросточки, некоторые забыли дома выпить таблетки и чувствуют себя нехорошо, у некоторых трясутся руки, но они опаснейшие враги советской власти.

Татьяна Агейчева:

— В это дело были включены представители разных поколений. Старшее поколение, да, это люди, которым было глубоко за 60, к 70. Среди них Платонов, и Любавский и Лихачев. Вот это все, опять же повторю, мастодонты русской исторической науки, классической русской исторической науки.

Дмитрий Володихин:

— Да и Бахрушин тоже сорок восемь, тоже не мальчик.

Татьяна Агейчева:

— Но он следующее поколение, скажем так. И вот их последовательно, эти поколения включали в эту мясорубку. Да, он тоже попал в это академическое дело, результат — ссылка. Но что спасло Бахрушина? Ветры новые повеяли.

Дмитрий Володихин:

— Мы не будем торопиться с ветрами. Тут проблема вся в том, что кроме Академии наук тогда получили архивисты, славяноведы, краеведы, представители разнообразных независимых любительских кружков и ассоциаций, которые хотели как-то собираться и по-человечески без советской власти не казенно обсуждать исторические вопросы, их всех повырубили. Фактически огромное количество специалистов старой школы вымели в ссылку, на лесоповал. Правда, расстрельных дел почти не было. Здесь можно сказать, что советская власть сама понимала, что эти люди, ну, нигде не заговорщики, и поэтому хотя бы жизни им оставила. Вот за что ей горячее спасибо. Но тем не менее, два года в Семипалатинске, насколько я понимаю, человек был оторван от возможности заниматься своим делом, оторван от науки, оторван от преподавания?

Татьяна Агейчева:

— Нет, не был.

Дмитрий Володихин:

— Что у него там было?

Татьяна Агейчева:

— Он в Семипалатинске работал в библиотеке, в местном пединституте.

Дмитрий Володихин:

— Хоть это, слава Богу.

Татьяна Агейчева:

— В местном геологическом институте.

Дмитрий Володихин:

— Историк.

Татьяна Агейчева:

— Да, преподавал историю и, более того, занимался очень активно историей Сибири.

Дмитрий Володихин:

— Где живет, то и изучает.

Татьяна Агейчева:

— В конечном итоге это оформилось в очень серьезное направление его научной деятельности. Собственно историей Сибири он начал интересоваться еще до ссылки, но чтобы это приобрело серьезные масштабы, это оттуда.

Дмитрий Володихин:

— Ну что ж, нет худа без добра. Настоящий сильный человек, хороший профессионал везде найдет себе, каким образом ему открыть новые горизонты творчества. Слава Богу, сильный был человек, такая крепкая купеческая кость, так просто не сломаешь. Но и в общем ветра-то подули не быстро, подули они очень своеобразно. У нас как бы начинается закрытие страницы пролетарского интернационализма и открытие страницы советского патриотизма, который был гораздо лучше, но тоже достаточно требователен к ученым. Для старых профессионалов это было спасение, но спасение, обставленное довольно серьезными условиями.

Татьяна Агейчева:

— В 33-м году его досрочно освободили. Он получил возможность вернуться в Москву. У нас есть момент коренного перелома здесь, это 1934 год, когда были возвращены, во-первых, факультеты исторические, а во-вторых, курс истории гражданской отечественной был возвращен в школы и вообще в систему образования. И понятно, что потребовались в этих новых обстоятельствах, в этих условиях новые специалисты, которые могли бы писать новые учебники и налаживать процесс образовательный в связи с новой поставленной задачей.

Дмитрий Володихин:

— А зачем это власть новую задачу поставила, в связи с чем?

Татьяна Агейчева:

— Ну, здесь мы говорим с вами о понимании, которое пришло в связи, например, с приходом фашистов в Германии, с пониманием, что страна-то в общем одна, и никакой пролетарский интернационализм, когда случится неизбежное столкновение, не поможет.

Дмитрий Володихин:

— Иными словами, дыхание войны коснулось правительства, оно подумало: Боже мой, что-то пролетарии всех стран не откликаются, давайте растить у себя патриотов, которые в случае войны будут помнить, что у них в этой стране корни, что у них история, культура, которую надо защищать, которая имеет ценность.

Татьяна Агейчева:

— Получила развитие патриотическая тема, идея преемственности истории, ее неразрывности.

Дмитрий Володихин:

— Нет, опять же, худа без добра и добра без худа, потому что война-то будет, и эта идейная подготовка дала в 41-45 году свои плоды. Но а в общем для нас важно, что не только Сергея Владимировича, но еще море старых специалистов, которые не были расстреляны и которые не умерли от довольно скверных условий существования на лесоповале и в ссылке. А про одного из них не буду называть фамилию, говорили, что он страшно разжирел и со стола после каждой трапезы собирал крошки и отправлял в рот, потому что тогда, когда он свое отсиживал, голодал страшно, на всю жизнь эту язву получил, свою психику. Ну что ж, Сергей Владимирович возвращается, возвращается на место тех недоучек, которые когда-то выперли его в ходе академического дела. Здесь, знаете ли, не гоже плясать на костях. Потому что и недоучек жаль, они не справились, но с ними поступили так жестоко, что не хочется даже думать. Если среди стариков расстрельное дело было одно может на 20-30, то из тех, кого осудили, освобождая места, выжил один на 20, на 30. Остальных поставили к стенке. Но тоже ведь люди и тоже ведь жалко. Какими бы они неучами ни были, но ведь люди же, жалко же. Ну, давайте посмотрим на то, какие горизонты открыли перед Бахрушиным после того, как он освободился.

Татьяна Агейчева:

— Здесь реанимировались структуры научные, и Бахрушин в них встраивался. Он вернулся в Московский университет, стал научным сотрудником института истории Академии наук СССР, собственно, начинается здесь его академическая карьера. Я уже говорила, что он участвует в деле рецензирования новых учебников по отечественной истории, он включается в коллективную работу по написанию трудов вообще по истории, по истории дипломатии русской и так далее. И очень активно занимается собственной научной деятельностью, развивая те направления, в которых он работал всегда.

Дмитрий Володихин:

— Вот здесь мы на секунду прервемся, дорогие радиослушатели, думается, будет правильным, если сейчас прозвучит мелодия, которая очень хорошо вписывается в направление трудов Сергея Владимировича, ведь он же изучал Сибирь и много трудов по ее истории оставил. Так пускай же прозвучит «Славное море, священный Байкал» в исполнении Марка Решетина.

Звучит песня

Дмитрий Володихин:

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это «Светлое радио», радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях известный историк, кандидат исторических наук, доцент исторического факультета МГУ Татьяна Владимировна Агейчева. И мы приступаем, пожалуй, к главному периоду в жизни Сергея Владимировича Бахрушина. Тут возможности, которые перед ним открылись, принесли ему необыкновенный творческий взлет. Но давайте не забывать, сейчас вы послушали песню «Славное море, священный Байкал», это ведь песня беглого каторжника, и в начальстве Сергея Владимировича было некоторое количество беглых каторжников, даже больше чем хотелось бы, в его высшем начальстве. Итак, труды Сергея Владимировича, которые, наконец-то, ему дали написать. Ему 53 года, он пока еще не сделал ни одного крупного труда. Жизнь была такая, что попробуй напиши, а написал, попробуй опубликуй, а сейчас ситуация изменилась.

Татьяна Агейчева:

— До начала войны, надо это отметить, действительно, Бахрушин работает в жанре статей большей частью, крупных серьезных монографий у него не появляется. Но количество этих работ говорит о серьезной проработке тем, которыми он занимался. Здесь можно несколько тем выявить, которые все были востребованы логикой текущей жизни в том числе. Например, центральная тема его творчества это социально-экономические сюжеты развития русской государственности того периода, который мы с вами уже обозначили, 15-17 век. Эти социально-экономические вопросы, собственно, разрабатывались уже и Ключевским и Платоновым. Здесь Сергей Владимирович двигался дальше, но новые оттенки, что называется, приобрело это движение и этот интерес. Потому что в 30-е годы внутри этой патриотической тенденции, которая оформилась в нашем государстве в целом, отдельно еще стоял вопрос о темпах развития, то есть о состоятельности вообще русской государственности и самостоятельности со всех точек зрения, и с социально-экономической в том числе. И поэтому на богатейшем материале источников, на введении новых источников в оборот он доказывал очень важные вещи, что темпы развития были такими, каковы они и должны быть по логике вещей.

Дмитрий Володихин:

— Достаточно высокие.

Татьяна Агейчева:

— Да. Что никакого принципиального отставания от других стран в нашей развитии не присутствовало, и он включал один очень серьезный момент — народное творчество, хозяйственное.

Дмитрий Володихин:

— Экономическое.

Татьяна Агейчева:

— Экономическое, да, которое формировало очень самостоятельную картину социально-экономического развития. Целый ряд статей у него на эту тему есть. Это и «Промышленные предприятия русских торговых людей в 17 веке», это и, например, «Торговля Ярославля», он занимался этим вопросом, и «Торги Никитина в Сибири» и масса еще подобного рода работ. Забегая немножко вперед, скажу, что уже после войны у него появился обобщающий труд, монография, весь предшествующий этап был обобщен в монографии под названием «Очерки по истории ремесла, торговли городов русского централизованного государства 16 — начала 17 века».

Дмитрий Володихин:

Вот какая забавная штука, потомок людей, которые занимались купеческим и промышленным делом, посадский человек, как говорили в старину, написал о своих.

Татьяна Агейчева:

— И он все сводил к вопросу о самостоятельном в хороших темпах развитии всероссийского рынка, развитии хозяйственной специализации регионов и так далее. Здесь я бы хотела отметить один важный момент. Я начала говорить о привлечении новых источников. Дело в том, что работал помимо традиционных источников, которые уже были введены в оборот, еще и с монастырскими материалами хозяйственными, которые давали возможность показать оттенки социально-экономических отношений и вообще реконструировать саму картинку этих отношений в лицах, в конкретных очень исторических явлениях. Поэтому он здесь очень серьезный шаг сделал вперед в реконструкции нашей исторической действительности.

Дмитрий Володихин:

— Насколько я понимаю, он проявил определенную смелость, когда настаивал, чтобы в учебники включали правильность выбора христианства и Крещения Руси в 10-м веке. Это ведь с его подачи впоследствии стали писать, что христианство позволило влиться в строй культурных высоко цивилизованных народов, что было объединителем Руси. А времена-то были безбожные, мог бы за эти слова и поплатиться.

Татьяна Агейчева:

— Вот он впервые позволил себе громко об этом заявить в 1937 году, опубликовав в «Историке марксисте», между прочим, статью «К вопросу о Крещении Руси», где обосновывал эти сюжеты таким образом, что принятие христианства было прогрессивным явлением в нашей истории. Да, он вынужден был опять соблюсти ритуал, оговорив прогрессивность события моментом времени, он говорил: «на тот исторический момент», но он прописал принятие христианства, легализовал этот момент в русской историографии. И собственно с того момента все, кто занимался русской историей, в любом учебнике читали о том, что такое прогрессивное событие произошло.

Дмитрий Володихин:

— «На тот момент».

Татьяна Агейчева:

— Принятие христианство прогрессивное, оно определило дальнейшее развитие во многом.

Дмитрий Володихин:

— А мог бы, 37-й год все-таки, если бы его чуть-чуть не правильно поняли, отправиться бы уже не в ссылку и не на лесоповал, требовалась определенная смелость. Но помимо работ по ремеслу, торговли, посадскому населению, работ о Крещении на Руси, он ведь остался в науке еще и автором известной работы об Иване Грозном.

Татьяна Агейчева:

— Эта работа вообще-то уже военного периода, в виде монографии была издана научно-популярного характера. Работа «Иван Грозный» впервые была опубликована в 1942 году, и потом продублирована в 1945 году, где, кстати, вот он развивал идею компромисса, исследуя Избранную Раду Ивана Грозного, интерпретируя значение Ивана Грозного в русской истории. При этом он сводил в одну систему такие элементы, как объективное социально-экономическое и политическое развитие государства в обстоятельствах внешнего окружения с деятельностью отдельно взятого человека, личной волей. И вот он, сводя эти сюжеты воедино, приходил к выводу об обусловленности исторических процессов и о том, что все сводится в конечном итоге в один вектор развития.

Дмитрий Володихин:

— Иван Грозный может быть тысячу раз самодержец, но есть социально-экономическая почва, на которой он что-то может, а что-то никак нем может, потому что она обуславливает его ресурсы.

Татьяна Агейчева:

— И в конце концов действует в интересах развития государства.

Дмитрий Володихин:

— Да с точки зрения Бахрушина, да. Бахрушин в очень сложной ситуации эту книгу писал. Дело не только в том, что война, дело еще и в том, что на двадцать лет раньше вышли блистательные популярные монографии с тем же названием «Иван Грозный», Роберт Юрьевич Виппер и Сергей Федорович Платонов, двух великих корифеев нашей науки. Бахрушин должен был сделать так же или лучше. Ну что сказать, в каких-то вопросах он достаточно достойно сделал свою работу, как минимум, она сравнима с книгами этих двух звезд.

Татьяна Агейчева:

— Здесь еще надо добавить, что в 45 и в 46 году последовательно появились тоже посвященные Ивану Грозному его работы «Избранная Рада Ивана Грозного», это статья в исторических записках была, и еще одна работа «Самодержавие Ивана Грозного». Это все в одном русле были написаны работы.

Дмитрий Володихин:

— Ну и насколько я понимаю, его прежние работы по Сибири, то, что он еще в Семипалатинске начинал, начали выходить уже в виде серьезных научных трудов?

Татьяна Агейчева:

— Да. И здесь тоже круг проблем очень широкий по Сибири. Здесь были вопросы собственно истории сибирских народов — остяков, вогулов, сибирских татар и так далее, целый ряд статей, очень широкий охват был. Где Бахрушин исследовал вопросов собственно истории этих народов, их хозяйство, их социальная организация. Но другой сюжет, не менее важный, это, конечно, освоение территории Сибири, открытие торговых путей, движение наших первопроходцев казаков в Сибирь. Здесь что важно? Целый спектр экономических вопросов обсуждался. Это развитие ремесла, продвижение торговли, те же самые торговые пути, то есть социально-экономические вопросы и, кроме того, через эти сюжеты открывались вопросы исторической географии, например, которые очень пополнили в целом нашу историческую географию.

Дмитрий Володихин:

— Я так понимаю Сергея Владимировича, как специалиста, который был достаточно высокого полета птицей, более или менее берегли, и он получил высокий статус в науке.

Татьяна Агейчева:

— Да, и об этом статусе свидетельствует полученная им, например, в 41 году Сталинская премия в составе коллектива авторов, но тем не менее. За большой труд по истории дипломатии. Об этом свидетельствует полученный им в 45-м году орден Трудового Красного Знамени. О высоком его статусе свидетельствует избрание его в 45-м году академиком Академии педагогических наук РСФСР. И наконец, раньше, в 39-м году избрание членом-корреспондентом Академии наук СССР. Но и кроме того, профессор Московского университета. В институте истории он заведовал сектором истории феодализма, то есть занимал руководящие должности, и можно считать, что он организатор советской науки.

Дмитрий Володихин:

— Иными словами, советская власть долгое время больно била этого человека, потом присмотрелась: о, да он может быть полезен, приставила к делу, восхитилась и дала ему все, что может дать. Поучительная история. Дорогие радиослушатели, к сожалению, время нашей передачи подходит к концу, пришло время резюмировать. Судьба Сергея Владимировича Бахрушина очень поучительна. Человек, который вышел из среды, богатой культурно и материально, человек, который много трудился, честно заработал свой статус в науке, в новых условиях все потерял, и в общем мог лишиться жизни от голода, и во всяком случае были все шансы карьеру не продолжить. Но крепок русский человек и он выстоял. Все пережил: и лишения работы и ссылку, и когда он вернулся домой, ему оставалось до конца жизни семнадцать лет, 1950 год. В эти семнадцать лет он вбил точно тысячу гвоздей в маленькую дощечку, все, что он мечтал написать, все, что написать раньше не имел возможности, все, что он хотел сделать и все, что он сделать все-таки успел. Посмотрите на этого человека, это ведь очень достойный пример для подражания. Вопреки тяжелым жизненным условиям он все-таки не сломался, нашел в себе силы распрямиться и делать свое дело, как надо. Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что сегодня у нас в гостях был кандидат исторических наук, доцент исторического факультета МГУ Татьяна Владимировна Агейчева. И от вашего имени я поблагодарю ее за роль экскурсовода по судьбе Сергей Владимировича Бахрушина, и мне остается сказать вам: благодарю вас за внимание. До свиданья.

Татьяна Агейчева:

— Всего доброго.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем