«Искусство светское и церковное». Протоиерей Владислав Провоторов

Гостем нового выпуска «Светлого вечера» стал протоиерей Владислав Провоторов — настоятель Благовещенского храма села Павловская-Слобода, почётный член Российской академии художеств и член Союза художников России. Он рассказал о своём творческом пути и размышлял о том, как искусство вплетается в жизнь верующего человека.

Отец Владислав подчеркнул, что заниматься искусством для человека, имеющего творческий потенциал и таланты от Бога, — естественно и правильно. Он отметил, что церковное и светское искусство на протяжении веков находили точки соприкосновения. По его мнению, творчество, основанное на глубоком духовном поиске, способно выражать искренние чувства и сохранять христианские ценности.

Особое внимание в разговоре уделили теме взаимодействия светского и церковного искусства в XX веке. Отец Владислав рассказал, как в советское время социалистический реализм стал единственно признанным направлением искусства, и как художники сталкивались с идеологическим давлением, стремясь сохранить искренность самовыражения.

Протоиерей Владислав поделился своим взглядом на светское искусство и подчеркнул, что оно может быть полезным для верующего человека, если в нём выражена живая духовная основа. «Творчество связано с духовным состоянием человека. Если художник искренне верующий, это отражается в его работах», — отметил он.

Этот выпуск «Светлого вечера» — размышление о месте искусства в духовной жизни и о том, как современный человек может найти баланс между верой и творчеством.

---

Марина Борисова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова. Сегодня этот час «Светлого вечера» с нами проведет настоятель Благовещенского храма села Павловская Слобода, почетный член Российской академии художеств, член Союза художников России протоиерей Владислав Провоторов. Добрый вечер, отец Владислав.

Протоиерей Владислав Провоторов

— Добрый вечер, друзья, добрый вечер.

Марина Борисова

— Я не случайно вспомнила ваши регалии как художника. Мне хотелось бы сегодня предложить вам тему, которая связана с осмыслением художественного творчества. Поскольку у нас до сих пор достаточное количество людей в церкви довольно скептически относятся к творчеству как к занятию, как к призванию, как даже служению. Предполагается, что есть церковное искусство и этого достаточно. А светское искусство — это все от лукавого, всё проникнуто тщеславием, всё это слишком соблазнительно, негоже верующему человеку заниматься этой ерундой. Поскольку вы художник, вам, как говорится, и карты в руки. Кому же и объяснить смысл художественного творчества для христианина, как не человеку, который достаточное количество лет отдал как раз художественному творчеству.

Протоиерей Владислав Провоторов

— Вопрос ясен. Тут достаточно жесткая постановка и, на мой взгляд, несправедливая. Лишать человека возможности что-то делать, опираясь на те способности и таланты, которые Господь ему даровал, заниматься поиском, опираться на колоссальную культуру всего человечества, использовать в творческом смысле переосмысление, использовать это колоссальное богатство. Мне представляется это не очень правильно, и не очень даже умно. Потому что такие крайности не приводят к какому-то положительному результату. Да, есть церковное искусство и есть светское искусство, и было время в истории человечества, когда они находились в одном лоне. Всегда была какая-то часть того, что делал художник в широком смысле — архитектор, музыкант, скульптор — основная, если в исторической ретроспективе посмотреть, в основном все усилия направлялись на то, чтобы реализоваться как творческая некая сущность, славящая высшее начало. Причем, естественно, художник всегда был связан с заказчиком. Заказчиком выступала то, что мы называем Церковь христианская, в различные периоды были различные духовные культы, практики. Тот же Египет, Ассирия, какие-то более древние языческие культы. Но всегда в какой-то степени была и светская часть, просто она подчинялась основному направлению, то, что мы называем искусство. Потом в силу развития, усложнения социума и потенциала творческого появилась возможность в большей степени говорить о каких-то вещах, идеях, связанных с тем, что мы называем мирская жизнь, светская жизнь. Это во всех направлениях — это и театр, архитектура, живопись, скульптура, музыка. Постольку поскольку мы являемся частью огромного пространства европейской культуры, нисколько не умаляю свойственную нам особенность видения, понимания, как может выразиться художник, то мы в такой же связи с такими изменениями в европейской культуре воспринимали ее и реализовывались не только в церковном искусстве, но и в светском. Можно говорить о петровском времени, и 19-й век, и 20-й век. Это понятно, как эта ситуация сложилась. Повторюсь, отрицать возможность человеку, имеющему творческий потенциал, таланты от Бога, что-то делать, наверное, не стоит. Самый яркий пример у нас — Александр Сергеевич Пушкин. Что с ним делать тогда, если мы займем такую позицию? Ликвидировать его? Вообще убрать из сознания, истории? Это невозможно. И таких людей очень много, тот же Моцарт, Бетховен. Что касается Возрождения, опять-таки на мой взгляд, это немножко однозначно и схематично, которое рассматривают как обращение через античность в первую очередь к человеку, к его чувствам, эмоциям, страстям — это вообще-то трактовка советского искусствоведения. Может быть, кто-то со мной не согласится, но я могу сейчас сравнивать то, что пишут современные искусствоведы о Возрождении, и то, что написано и мы можем в любой библиотеке это взять. Что тогда была идеологическая установка войти в эту среду церковного искусства и найти там смыслы, которые по сути отвергали самое главное, ради чего... Тот же Боттичелли «Мадонна Магнификат». Как писали наши искусствоведы? Что это изображение юной матери, которая пропитана вся счастьем материнства, обретением чуда, которое являет собой ребенок. Но ведь не это самое главное, самое лавное, что она держит на руках Спасителя мира. Это Ее прославление, но уже в системе не Византийской иконографии, а некоего подобия видимого мира. Хотя это только подобие, это не реалистичность, которая потом пришла в искусство и подменила собой некое условное, потому что это реальность. Но это не реальность, это представление художника. Есть такой художник Кривелли. Думаю, что он не так широко известен, но он очень сильный. Это абсолютно всё придуманное, хотя там и лики и руки, но это всё придумано, в реальности этого нет. Поэтому такое отношение к искусству, это немножко оттуда из того нашего недавнего прошлого. Оно, конечно, на мой взгляд, неверно. Возрождение дало нам огромное количество великолепных памятников живописи, архитектуры, скульптуры, музыки, и это практически всё в себе несло, прежде всего, сознание христианское. То есть это христианское искусство высочайшего уровня. Мы можем здесь говорить о том, что это католический мир, у нас с католиками есть принципиальные догматические расхождения, но всё это перекрывает тот талант, который откуда? От Бога. Господь дает эти таланты, и эти таланты трудом и тщанием как результат приносят такие шедевры великолепные.

Марина Борисова

— Протоиерей Владислав Провоторов, настоятель Благовещенского храма в селе Павловская Слобода, проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». Мы говорим о художественном творчестве в жизни христианина, и в частности о светском художественном творчестве. Мне хочется привести цитату из письма моей подруги, художницы. Письмо это давнишнее, относится еще к 80-м годам прошлого века, тогда не было компьютеров, не было возможности писать в телефоне, в чате, поэтому писали просто на листе бумаги и посылали всё это по почте. Поэтому это сохранилось и это можно прочитать до сих пор. Она в одном из писем мне написала: «Вычитала у Гиппиус: „Чувство прекрасного редко бывало у меня. Это совсем не сентиментальное чувство, оно захватывает и зовет вперед, а мне это трудно, я люблю тихое умиление, воспоминания, когда так сладко болит сердце и в душе глубокая тишина“. Вот, все хотят щекотать душу эмоциями. И желательно под пальмой и на берегу теплого моря или на каком-нибудь альпийском лугу. Действительно, не в горы же лезть для обострения восприятия. Там холодно, ветер, трудно дышать. Вот только они как назло торчат перед глазами и дразнят, может все-таки попробовать? Слабо? И уже знаешь, что полезешь, проклиная собственное упрямство и глупость, сетуя на то, что жизнь так ничему и не научила». Это человек, который пытался для себя лично найти этот самый вопрос, эту золотую середину, поскольку уж она занималась как раз живописью, понять, зачем она занимается этим, зачем тратит на это свою жизнь. На самом деле среди моих друзей той поры было какое-то количество людей, которые действительно очень сильно мучились этим вопросом и не всегда находили на него ответ. Пытались получить благословение на то, чтобы заняться иконописью, но далеко не у всех это получалось. Человеческих страданий вокруг этого было достаточно много, и я их видела собственными глазами. Почему так трудно найти даже свое собственное место в этом?

Протоиерей Владислав Провоторов

— Вопрос интересный. Мне надо попытаться тут найти и для меня ответ, который бы более-менее устроил аудиторию. Я начну немножко с другой стороны. Мы живем в эпоху постмодерна. Грубо говоря, это винегрет, всё перемешали. И когда в центре Лондона стоит початок всем известный, который абсолютно игнорирует историю, стиль. У нас тоже, кстати.

Марина Борисова

— У нас, да, на Дзержинке тоже стоит початок.

Протоиерей Владислав Провоторов

— Ну, это еще более-менее, переносный. Но не все знают, что на месте огромного этого комплекса новой Третьяковской галереи на набережной один из ведущих архитекторов хотел поставить апельсин. Это постмодерн. Смотрите, что происходит. 19-й век принес потрясающие по своей силе, уровню исполнения, смыслу произведения. К Наполеону можно по-разному относиться, это все-таки человек, который пришел в Россию и принес нам очень много горя, сжег Москву, хотя он отрицает, говорит, что сами русские сожгли — известный конный портрет Наполеона. Хорошо, идем дальше. «Свобода на баррикадах», «Плот за рекой», у нас Гибель Помпеи такого же уровня. Это произведения, которые могли быть созданы, если человек, которому пришло бы это голову, вот так он домыслил бы, если бы не было определенной подготовки. На что я хотел бы обратить внимание. У нас этот вопрос, особенно в сфере художественной, живописной, отошел, как-то его отодвинули. Никого не хочу обидеть, немножко даже посмеяться, когда человек, иногда даже не очень здоровый, но который умеет из тюбика выдавливать краску, выдавил из нескольких тюбиков, размазал всё это. Я сам свидетель таких шедевров, когда проходили выставки на Малой Грузинской, приходили ребята и приносили. Мы говорим: это даже не лепет. А знаете, что он отвечал? Я так вижу.

Марина Борисова

— Да, это очень популярно.

Протоиерей Владислав Провоторов

— Я так вижу. Но поскольку у нас была широкое пространство, вешали. Но один, действительно, нас не то что в тупик поставил, даже немножко вывел из себя. Автор тоже, пошел на помойку, нашел спинку от деревянной кровати, сейчас таких кроватей не делают, она не очень широкая, и на этой спинке он что-то изобразил. Причем, у этой спинки остались ножки, какое-то завершение. И так же: я так вижу. Это одна крайность. Вторая крайность, после того, как у нас произошла вот эта катастрофа в России, мы не находились в безвоздушном пространстве, всё связано, что касается сферы творческой. Мы знаем, что у нас был Серебряный век великолепный, до этого наши великие художники 19-го века. Тем не менее, в конце 19-го века начинается мировой процесс — мировой в смысле европейской культуры — пересмотра классического искусства. Появился «Салон независимых». Я много читал на эту тему, всё это преподносилось как глоток свежего воздуха, как — надоели эти все огромные картины с коричневыми фонами, с какими-то классическими постановками, а на самом деле с прекрасно нарисованными, скомпонованными композициями, продуманными. Сейчас мы к этому возвращаемся. Эти огромные произведения по уровню сделанности, по идее представляют сейчас большую ценность для моего восприятия. Этот процесс — появляются у нас импрессионисты, не у нас, в Европе, постимпрессионисты — начинает и нас задевать. Но в России этот период, поскольку национальное наше ощущение, и творческое, и пространство отличается от европейского, у нас возникает этот русский стиль. То есть мы обращаемся к Византии, чего в Западной Европе не было, и через Византию опять... Кстати, если кто не знает, у нас византологи были высочайшего мирового уровня. Конец 19 — начало 20-го возникает Императорское Палестинское Общество. Россия обращает внимание на Палестину, там покупается, все знают Капустина, земли, которые потом, как говорят злые языки, Никита Сергеевич за апельсины продал. Идет с одной стороны влияние европейское на искусство, с другой стороны, идет мощное возрождение через обращение к византийскому искусству. И в архитектуре у нас русский стиль, его советское искусствоведение называло эклектикой.

Марина Борисова

— Он назывался псевдорусский стиль.

Протоиерей Владислав Провоторов

— Да, псевдо, значит где-то, русский стиль, наверное, в Кандинском был в большей степени? Возвращаясь к идее того, как формируется пространство, где появляются произведения достойные. Опять-таки Пушкина вспомнить, где он учился? В лицее. А если бы он не учился, а просто: я так вижу или я так слышу? Он получил блестящее образование. Беда пространства живописцев, скульпторов, графиков заключается в том, что огромный провал классического образования до сих пор ощущается. Хочу напомнить, что когда при Елизавете, дочери Петра, была организована академия художеств, то каким образом решили проблему? Просто пригласили самых лучших педагогов из Европы, и через пять лет у нас академия была на самом высоком уровне, это видно по произведениям, которые пошли, которые у нас в музеях находятся. Возвращаясь к пути, который проходила наше изобразительное искусство, мы видим, что деструкция, разрушение после 17-го года задела и искусство изобразительное. Там надо было всё разломать. Церковное искусство должно быть просто дискредитировано и уничтожено. Но что-то надо поставить вместо этого, и появились вот эти Татлины. Простите, пусть на меня кто-нибудь поругается, но я никогда Татлина рядом с Брюлловым не поставлю, никогда, или Малевич, вы меня простите. Не надо создавать «голого короля». Это очень скромный художник со скромными возможностями, а уж его политическая деятельность, когда он стал комиссаром... Что такое комиссар в то время? На бедре в деревянной кобуре револьвер, из которого он может выстрелить в любого, так, грубо говоря. Было разрушено классическое искусство, какие-то остатки, которые в своем духовном смысле несли понимание того, что происходит. Скажем Филонов, великолепнейший художник, который, кстати, кто не знает, умер от голода в Ленинграде. Можно среди космистов найти кого-то. Но по сути это пустыня, в которой остались где-то какие-то островочки. А что происходит дальше? Иосиф Виссарионович, человек был образованный, очень умный, дальновидный, понимает, что на этих треугольничках, кружочках далеко не уедешь. Начинает создаваться система союзов, начинает создаваться система образовательных учреждений, которые, прежде всего опираясь на какое-то подобие классического образования, формировали будущих художников в рамках жесткой идеологии. А это по сути смерть, потому что как бы тебя не учили рисунку и композиции, но если тебе говорят так, так и так, ты должен прежде всего славить то общество, тот путь, по которому оно идет к светлому будущему, это приводило к тому, что художники, это не только в живописи, просто теряли самое главное. То есть талант оставался, умение было, но самое главное...

Марина Борисова

— Протоиерей Владислав Провоторов, настоятель Благовещенского храма села Павловская Слобода, проводит с нами этот «Светлый вечер». В студии Марина Борисова. Мы ненадолго прервемся и вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь.

Марина Борисова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, протоиерей Владислав Провоторов, настоятель Благовещенского храма села Павловская Слобода. Мы говорим о творчестве и о сложных судьбах изобразительного искусства в нашей стране, в особенности в 20-м веке. Как вам кажется, если социалистический реализм — сейчас я думаю, половина нашей аудитории не поймет даже, о чем мы говорим — как единственно признанный и дозволенный вариант художественного творчества в Советском Союзе выродился в соц-арт Комара и Меламида, каким образом эти странные хитросплетения судеб изобразительного искусства в 20-м веке повлияли в принципе на отношение к художественному творчеству? Меня всегда поражало, как всё перепутано, в особенности в Советском Союзе, было. Если атеист Илья Эренбург сделал всё от него зависящее, чтобы ЮНЕСКО объявило, по-моему, 58-й или 59-й год годом Андрея Рублева, благодаря чему, наконец, был открыт музей Рублева в Москве. Открыть его приняли решение еще, по-моему, при Сталине, еще в начале 50-х, но так и не могли собраться до тех пор, пока ни произошла такая странная метаморфоза. Этим проникнуто всё, что касается творчества в 20-м веке в СССР. Всё перепутано, всё необъяснимо. В результате-то что, что мы получили на выходе? Соцреализм превратился в соц-арт, а во что превратилось академическое искусство?

Протоиерей Владислав Провоторов

— Я не совсем с вами соглашусь, что всё перепутано. Такой пример. У нас храмы все закрывали тысячами, уничтожали, сносили. Но если посмотреть на карту Москвы сверху, вы увидите. Вот Новослободская, храм Пимена, вот Комсомольская — Никола в Хамовниках, Павелецкая, Таганская. На каждом луче стоит храм, который можно было бы снести и закрыть. Это как на чайнике есть дырочка, как клапан с точки зрения выпуска пара. Потом с точки зрения некой демонстрации, что у нас Церковь отделена, никто не запрещал. Так же и во всем остальном. Я считаю, что с Рублевым понятно, что это престижная вещь для любого государства, которое обращает на это внимание и поднимает его престиж международный. Скажем, это чисто рекламная акция. Никоим образом это не перепутано, потому что я прекрасно помню, как жестко контролировалось всё, что касалось не то что свободы творчества, но желания человека, который мыслит, хочет, может, понимает, как сделать то, что привлечет многих и многих, то есть выразиться. Это достаточно контролировалось, подменялось, как я говорил, такими «произведениями» в кавычках, которые несли в себе смыслы просто мертвые. Там всё работало. Конечно, сейчас наши слушатели, даже не половина, а может быть, больше, две трети, эту ситуацию вряд ли могут себе представить при нашей нынешней свободе, даже, может быть, чрезмерной. Та свобода, которая в интернет пространстве, уже переходит границы, за которой становится опасной, потому что у нас у телефонов дети, у нас у телефонов доверчивые люди, когда нам говорят, что на триста миллиардов обокрали народ, вот вам интернет. Даже я могу сказать, иногда слышу от прихожан какие-то вещи странные. Я говорю, а где вы это нашли? В интернете. Я говорю: ну, будьте осторожны. У нас есть в интернете прекрасные наши современные и богословы и проповедники, избирайте то, что вам хотелось бы посмотреть. Я хочу эту мысль свою закончить по поводу образования. У меня дочь скрипачка. она прошла все... В 6 лет она взяла скрипку, в 25 лет она закончила аспирантуру, концертировала. Потом время пришлось на 90-е годы, надо было выживать. Играть в ресторане, понимаете, это не тот уровень. Я не музыкант, но когда я встретился с педагогом ее, Кирилл Михайлович Семенцов, он преподавал в ЦМШ, а дочка училась в Гнесинке, он говорит: я прежде всего знакомлюсь с родителями, потому что мы с вами будем работать вместе. Вы, говорит, должны понимать, что вырастить музыканта в немузыкальной семье невозможно. Но попробуем, и он взял на себя роль практически родителя. И самые сложные были первые годы, азы. Я хочу сказать, что если бы такая школа, которую проходит музыкант наш современный, была у нас, у художников, были бы другие результаты. Там без этого нельзя. Если он научится брать несколько аккордов, придет музыкант, сядет, начнет что-то делать, скажут: ну, простите, это все немножко по-другому. Он скажет: а я так слышу. С позором будет изгнан.

Марина Борисова

— Кстати, уже на другом уровне, на другой ступеньке мастерства у музыкантов бывают удивительные метаморфозы. Я сейчас слушала вас и вспомнила, как Шостакович, не помню, о каком именно произведении шла речь, когда дал партитуру, чтобы ее исполнила Мария Юдина, знаменитая пианистка, он послушал и сказал: я вообще-то совершенно другое написал, но ты, пожалуйста, играй именно так.

Протоиерей Владислав Провоторов

— Да, да. Ваше замечание ни в коей степени не подвергает сомнению то, что я говорил. Потому что Юдина — это высочайшего уровня, талантливейшая пианистка. Это мое мнение, поймите, мне могут художники возразить, что не надо сковывать нас, должна быть свобода. Хочу сказать: мои дорогие, если у кого-то какие-то сомнения, откройте монографии Леонардо или Рафаэля, Боттичелли, это условие для того, чтобы выразить то, что тебя волнует. Практически мы все в смысле переживаний, эмоций, каких-то представлений, которые разнятся в силу нашего культурного и образовательного уровня, но мы все одинаковые. Поэтому истинное произведение, в котором ты смог выразить, опираясь на образование, мастерство, становится доступным и понятным для других. А когда ты просто себя выражаешь, появляются толковники, которые могут, как же я люблю этих ребят, которые такие прекрасные эссе пишут на любую тему. Поймать муху, раздавить ее, вставить в хорошую рамочку, и я могу представить, если дать задание какому-нибудь достаточно образованному, изысканному искусствоведу, он напишет великолепное эссе.

Марина Борисова

— Но ведь тут для того, чтобы было какое-то соответствие замаха и исполнения, может быть, нужно поглубже поискать причину? Опять, слушая вас, припомнила тоже фразу из письма одного из своих друзей-художников. Он писал: «Рождаемся-то мы все талантливыми, в каждом ребенке есть крупица Моцарта, просто если потенция ноль, то в одном спит десять нулей, а в другом один. Только если к нулю приписать единицу, а к десяти нулям ничего, десять все равно больше десяти нулей, и даже бесконечного числа нулей». Есть возможность чему-то научиться, а есть дар Божий.

Протоиерей Владислав Провоторов

— На мой взгляд, одно другому не противоречит. Более того, имея дар Божий, как драгоценный камень, есть огранка, есть просто нашли камушек, а когда его огранишь, талант ограненный совершено по-другому, приносит другие плоды. Бывают очень талантливые люди не образованные, скажем Ван Гог, но он один был, не надо из него делать систему, Ван Гог был один. Или Гоген. Когда, к сожалению, это становится в сознании многих, в том числе искусствоведов и художников, как некий путь, по которому могут идти многие, это серьезная ошибка.

Марина Борисова

— Протоиерей Владислав Провоторов, настоятель Благовещенского храма села Павловская Слобода, проводит сегодня с нами этот «Светлый вечер». Мы говорим о понимании творчества, о том, что дает верующему человеку светское творчество и какое именно светское творчество может быть полезно верующему человеку. Что смущает очень многих? То, что светское искусство, помимо того, что человек может прийти, сказать, я так вижу, и представить публике абсолютный абсурд, при этом он ни за что не отвечает. Это одна сторона медали. Но есть другая сторона медали, есть сознательное богохульство, есть художественно выраженный протест против Бога. Более того, поскольку все-таки творчество — занятие очень опасное в том плане, что человек творческий очень уязвим для тщеславия, для гордости, результаты, плоды такого творчества не всегда прочитываются, они могут влиять исподволь. Вы говорите, что есть много толкователей художественного произведения, есть много людей, готовых написать удивительно содержательное эссе по поводу не всегда достоянного оригинала. Но понять, насколько отравлено то, что тебе предлагают в качестве образца художественного творчества, очень трудно. Поэтому и такое ригористическое отрицание популярно, потому что легче тогда совсем всё отринуть.

Протоиерей Владислав Провоторов

— Я понял, постараюсь сформулировать, тема очень сложная, она нас сейчас приведет к духовному состоянию человека. Художник тоже такой же, как и мы с вами, он религиозен, людей нерелигиозных нет, все религиозны. Другое дело, в какой степени он понимает, где верх, где низ, право, лево, в какой степени он вообще христианин, в какой степени он понимает, что является продуктом христианской культуры. Не индуистской, не китайской, хотя он, может быть, в Китай съездил несколько раз и в Индию. Он генетически по своему коду христианин. Но бесы никуда не делись, к сожалению, в нашем мире современном существуют сатанисты, существуют сектанты, которые отрицают Христа, отрицают Церковь. Я бы так сказал, что творческое высказывание любого художника связано с его духовным состоянием, только так. Здесь, как святые говорят, различайте духов, какого ты духа. Если ты не в состоянии это различать, это прежде всего твоя проблема. Значит, тебе надо больше смотреть, больше думать, больше молиться, больше воцерковляться. Через Христа, через веру ты будешь различать этих всех замаскированных кем-то сущностей, которые присутствуют. Я бы не сказал, что это проблема творческая, это проблема восприятия каждого человека. Она не может служить причиной для изгнания светского искусства. Я еще раз хочу сказать, всегда были крайние точки зрения, крайнее благочестие, которое исключает светское искусство. Да, я считаю, что в храмах есть грань, которую не надо переходить, потому что даже религиозная живопись... У нас храм 17-го века, я старался все это время, которое там настоятельствую, если икона приходила в наш храм, чтобы это была икона хотя бы конца 19-го века, ну, хотя бы, лучше пораньше. Как вы знаете, иконы 17-го века достаточно ценятся, в этом отношении мне понятно. Но когда в современные храмы допускается такая живопись, которая уже уходит очень далеко от традиции, конечно, это не очень здорово. А что касается такой опасности, когда человек по неведению или по своему лукавству пытается через свои произведения внести какую-то смуту в душу человека, потому что всё, что от бесов, это всё перепутано, смутно, тревожно и очень страшно, то тогда, я еще раз хочу сказать, тебе надо серьезно заниматься своей духовной жизнью. Для нас, православных, у нас же всё на своих местах: храм, духовник, богослужение. То есть для нас такое мерило, эталон того, что должно самым главным быть в творчестве — это, конечно, вера. Но опять-таки здесь не надо всё упрощать, не обязательно это в изобразительном смысле несет образы христианские. Левитан православный художник? Православный. Его не только пейзажи, где присутствуют храмы православные, но и без них настолько пропитаны ощущением нашей русской природы, ощущением православного человека. Это преображает как нас, так и природа тоже преображается, то есть у нас такое взаимодействие. Я бы сказал, что здесь опять, начни с себя. Если ты попал в руки какого-то нехорошего человека, доверился ему, значит, у тебя не хватает критического понимания, не хватает возможности и способности разобраться, надо как-то поднимать свой уровень. Несколько слов хочу сказать. Для меня живопись всегда была возможностью серьезно высказаться. Не просто цветочек, пейзажик, портретик, это всё в пространстве живописном, как некие жанры, существует, существовало и будет существовать. Но так же, как в театре можно поставить какой-то скетч, разыграть, а можно поставить драму эпическую. Живопись дает такие возможности. В свое время, когда мы на Малой Грузинке затевали эти выставки, мы это сознание того зрителя приводили в некое недоумение, когда он приходил и видел огромную работу, была у меня работа «Видение пророку Иезекиилю». Если кто не знает, эта паремия читается в Великий Пяток, там видение пророку Иезекиилю заключается в том, что он стоит перед полем мертвых костей, которые постепенно по слову Божию, по Божию благословению начинают восставать и облекаться жилами, мышцами, плотью, а потом в них входит и дух. Ну, представьте, она была написана, наверное, в начале 80-х. Когда люди приходили на выставку, они говорили: что это такое, зачем это? Разве живопись должна этим заниматься? Это непонятное, может быть, неизвестное.

Марина Борисова

— Я сейчас слушаю вас и думаю, а что же говорили Верещагину с его апофеозом войны.

Протоиерей Владислав Провоторов

— Его ругали, если кто не знает, ему даже, по-моему, Александр III сказал что-то по этому поводу, недавно я читал, попалось, такие не совсем справедливые слова. Но постольку, поскольку он был монарх, который эту политику проводил, по сути, мы шли на юг, в Среднюю Азию, для него это было выражение некоего критического отношения. Если еще немножко поулыбаться, представьте залы на Малой Грузинке, они не очень выставочные, подвал, душно, народу много. У нас был такой еще художник, Гордеев, он такой бытописатель, очень напоминал своими работами карикатуры из «Крокодила». И вот он сделал такую работу зрителю на Малой Грузинке, написал там какие-то работы серьезные, сложные. Стоит тетенькатакая, а раньше... Сейчас не знают, что такое авоська?

Марина Борисова

— Думаю, что нет.

Протоиерей Владислав Провоторов

— Авоська — это такой мешочек, который сплетен из веревочек, ячеечка сантиметра 3 на 3, чтобы не проваливалось туда кусок колбасы или сыра. И вот стоит тетенька с такой авоськой. Если кто не знает, раньше кур продавали вместе с головой и с лапами. У нее из этой авоськи висит голова... можно сказать мертвой курицы?

Марина Борисова

— Да.

Протоиерей Владислав Провоторов

— Мертвой, такая синяя, с глазами открытыми, и лапы желтые торчат, которые приходилось потом отрубать и котам или собакам скармливать. Этот контраст. Понимаете, о чем я хочу сказать? С одной стороны, у нас было огромное стремление, мы получили возможность бесцензурных выставок, никто мне не мог сказать: не пиши «Видение пророка Даниила», а напиши стан 500 на каком-нибудь металлургическом комбинате. Поэтому у зрителей был интерес, они видели что-то необычное. Но зритель оставался зрителем, вот такой с авоськой, из которой курица торчала. Мы тогда еще начали постепенное открытие зрителю возможностей, в данном случае изобразительного искусства. Потому что это было новизной. Там еще такой момент был. Мы же не были в составе творческого Союза, творческий Союз нас не брал, они считали, что это конформисты или просто леваки, или бунтари.

Марина Борисова

— Да, да. А это был выставочный зал профкома графиков.

Протоиерей Владислав Провоторов

— Да, да. Они, во-первых, не очень образованные, не очень здоровые и с ними опасно дело иметь. Но когда на выставку приходил... По нашим данным, мы подсчитывали, выставка работала месяц, и каждый день проходило несколько тысяч, то есть вся Москва приходила. До сих пор я сталкиваюсь с этими людьми. Приходили и члены Союза, один из них, я знал там ребят, говорит: я бы многое отдал за то, чтобы на наши выставки приходило такое же количество людей.

Марина Борисова

— И даже с авоськами.

Протоиерей Владислав Провоторов

— Да. Это было время чистого, абсолютно некоммерческого показа различных работ. Сейчас можно уже сравнивать с тем, что потом уже пошло.

Марина Борисова

— Поскольку есть такая теория, что всё развивается по спирали, будем надеяться, что впереди нас ждет такое же очередное возрождение. Спасибо огромное за эту беседу. Протоиерей Владислав Провоторов, настоятель Благовещенского храма села Павловская Слобода, был сегодня с нами в этот «Светлый вечер». С вами была Марина Борисова. До свиданья. До новых встреч.

Протоиерей Владислав Провоторов

— Спасибо.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «ГИМ и Новодевичий монастырь». Марина Чистякова
• «Богоявленский женский монастырь в Угличе». Игуменья Антонина (Злотникова), Светлана Максимова
• «Адмирал Андрей Августович Эбергард». Константин Залесский

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов